Содержание к диссертации
Введение
1. Понятийно-методические вопросы социологического исследования внутренней безопасности 34
1.1. К понятию внутренней безопасности: внутренняя безопасность в узком и широком смысле 35
1.1.1. Понятие внутренней безопасности в узком смысле 3 5
1.1.2. Широкое понятие внутренней безопасности и его слабые стороны 37
1.1.3. Синтез широкого и узкого понятий: внутренняя безопасность как подлежащая наблюдению реальность и как способ наблюдения реальности 40
1.1.4. Самонаблюдение общества через призму понятия внутренней безопасности - конструкция "преступной реальности" 42
1.2. Соотношение понятий преступности и внутренней безопасности 47
1.2.1. Преступность: предмет или продукт процессов криминализации? Криминализация и криминализуемое 47
1.2.2. "Внутренняя безопасность в либеральном правовом государстве" как идеологическая формула и как исторически преходящее состояние общества 55 1.2.3. Тоталитарные импликации селективности контроля над преступностью 57
1.2.4. О взаимодействии материальных и процессуальных факторов криминализации 61
1.3. Внутренняя безопасность и "преступная реальность" с точки зрения позитивизма и конструктивизма 65
1.3.1. Попытка ухода от конфликта между конструктивистскими и позитивистскими подходами 65
1.3.2. Зависимость интерпретации статистических данных о преступности от специфики конкретного предмета исследования и постановки исследовательской задачи 71
1.3.3. Статистика преступности как официальная конценция (без-)опасности и ее двойственная функциональная направленность: нагнетание паники и демонстрация достижений 74
2. Развитие статистически зарегистрированной преступности - аспект внутренней безопасности в контексте реального и постсоциализма 81
2.1. Аналитическая задача и метод: советское общество как предмет исследования, статистика преступности как источник информации о нем 81
2.1.1. Понятия реального и постсоциализма 81
2.1.1.1. Реальный І социализм 81
2.1.1.2. Постсоциализм 87
2.1.2. Представление и интерпретация статистических данных о преступности 90
2.2. Преступность в период реального социализма: 1956-85 гг 97
2.2.1. Частичный демонтаж тоталитаризма и снижение уровня преступности в 1956-65 гг 97
2.2.1.1. Волна преступности в 1956-58 гг.: результата смягчения контроля яследствие иетоталитаризации или последствия амнистиии 97
2.2.1.2. "Бедный преступностью" 1956 г. г достижение социализма е области социальной йолитити и политики безопасности? 103
2.2.2. Развитие преступности в. условиях стагнационной фазыразвития реально-социалистического общества: 1966-1985
гг ПО 2.2.2.1. 1966-1982 гг.: постепенный рост преступности в контексте "рыночногг развития яез рыночной экономики"
2.2.2.2. Учвтно-техническая я иолитическая подоплека роста уровня преступности и 1983 г 111
2.3. Развитие преступности во время и после крушения реального социализма 125
2.3.1. Снижение уровня нрестунности на раннем этане перестройки 125
2.3.2. Рост преступности в период поздней и постперестройки 128
2.3.3. Действительная или мнимая стабилизация уровня преступности во второй половине 90-х гг. XX века... 141
3. Страх перед преступностью: понятие и феноменкризисного самоощущения общества 147
3.1. К понятию страха перед преступностью 150
3.1.1. Проблемы виктимологической традиции исследования страха перед преступностью 154
3.1.1.1. Несоответствие еежду объективной безопасностью и ее субъективным восприятием 151
3.1.1.2. Разночтение понятий: попытки ререния проблемы как путь к ее усугублению 159
3.1.1.3. Психологический редукционизм: границы ысихологии и изучении страха перед преступностью как социального явления 162
3.1.2. Моральная паника как феномен субъективного восприятия социального кризиса ". 164
3.1.2.1. Альтернативные еритерии иезопасности и отношения между ними. Об иррационаллности итраха аеред дреступностью .1 164
3.1.2.1. Объяснение еоциодемографических взаимосвязей и парадокса страха перед преступностью ю сочки зр епия "ги"
потезы смещения" : : 170
3.2. Страх перед преступностью: "Структурные взаимосвязи и последствия одной проблемы" 176
3.2.1. Результаты исследования "Социальная трансформация и развитие преступности в крупных городах Восточной Европы" 176
3.2.1.1. Краткое описание есследования 176
3.2.1.2. Резу.ьтаты исследования 183
3.2.2. Страх перед преступностью - кризисное самоощущение общества в условиях трансформации 189
4. Контроль над преступностью в контексте позднего капитализма: тенденции, диагнозы и прогнозы 201
4.1. Развитие внутренней безонасности в условиях общества риска 205
4.1.1. Возрастающая неадекватность репрессии как средства решения социальных проблем 206
4.1.2. Трансгрессия уголовного права за пределы своих традиционных функций - тщетные нонытки приспособления к условиям общества риска 212
4.1.3. Ряд комментариев к снижению адекватности уголовной репрессии в качестве средства рещения социальных проблем 219
4.1.4. Границы конценции общества риска как частной парадигмы (пост)современного развития общества и его полиции 221
4.2. Признаки тенденции к частичной эрозии современных понятий демократии и правового государства 227
4.2.1. Контингентность понятий демократии и правового государства: кризис демократии или нормативная инфляция ее понятия? 227
4.2.2. Противоречия между эволюционными универсалиями 231
4.2.3. Современное понятие правового государства - преходящая форма обеспечения внутренней безонасности. Правовое государство как идеологическая формула и как реальное состояние 234
4.2.4. Признаки тоталитаризма в сфере внутренней безопасности 241
4.2.5. Тоталитарные признаки в нетоталитарных условиях 244
4.2.6. Тенденция к содержательной эрозии современного понятия правового государства 248
4.3. Уголовная политика как лучшая социальная полити ка? Симптомы становления тоталитаризма рынка 256
4.3.1. Многообразные формы проявления тенденции к репрессивно-карательному управлению 256
4.3.2. Альтернативные объяснения ренрессивной тенденции 259
4.3.3. Отказ от некарательных криминал- и социально-политических подходов 264
4.4. Карательное управление как кризис управляемости обратная сторона неолиберальной экономической по
литики 273
4.4.1. Возврат от консенсуального к принудительному модусу социального контроля - последствие экономического спада? 273
4.4.2. Миф о всеобщем благосостоянии, период процветания и карательно-репрессивная политическая культура 281
4.4.3. Репрессивная тенденция как оборотная сторона экономического роста 293
Заключение 302
А) Отношение между тремя аспектами внутренней безопасности преступностью, страхом перед преступностью и контролем над
преступностью 302
Б) Экономическая акцентуация политики как источник проблем внутренней безопасности 306
Литература
- Преступность: предмет или продукт процессов криминализации? Криминализация и криминализуемое
- Преступность в период реального социализма: 1956-85 гг
- Психологический редукционизм: границы ысихологии и изучении страха перед преступностью как социального явления
- Репрессивная тенденция как оборотная сторона экономического роста
Преступность: предмет или продукт процессов криминализации? Криминализация и криминализуемое
Такие формулы годятся для посредственного выполнения идеологических функций, эвристический же их потенциал находится в области отрицательных чисел. С представленной в данной работе точки зрения, взгляд на действительность утрачивает последние черты научности в тот момент, когда речь заходит о некоем "правильном" цивилизационном пути, служащем шаблоном для суждений об уровне развития или прогресса того или иного общества. Предельно самоуверенные и пронизанные (бес культурным высокомерием, шаблонные представления такого рода могут быть использованы лишь в идеологических целях, скажем для оправдания применения государственного насилия против стран либо режимов, определяемых как неполноценные, не(до-)цивилизованные, недемократические и т. д. Или же для развития "тонкого осязания", позволяющего вопреки всем существующим международно-правовым нормам и соглашениям различать между "добрыми" бомбардировками НАТО в Косово и "злобными", к тому же далеко выходящими за пределы политической, правовой, военной и прочей необходимости военными действиями России в Чечне (JOAS 2000: 23). в грядущее. В данной работе осуществляется попытка реконструкции и создания базы для более глубокого понимания реально-социалистического развития через призму одного из его измерений преступности реального социализма.
Через призму другого измерения - страха перед преступностью -в четвертой главе обсуждаются современные признаки ностсоциалистического развития. Целью при этом является, на базе анализа страха перед преступностью в условиях такого развития внести вклад в разработку понятия трансформации и концептуальной картины ее протекания. В пятой главе речь идет о возможностях дальнейшего развития этих процессов - в той степени, в которой конвенциональные представления и пожелания в отношении этого будущего, а также стратегия реформ определяется образом состояний и тенденций развития, обозначаемых как позднекапиталистические. Один из векторов этих тенденций должен быть реконструирован посредством анализа контроля над преступностью в позднекапиталистических обществах.
Некоторый оттенок теплоты и симпатии к социалистическому прошлому в сочетании с критической позицией в отношении противопоставляемой ему общественной системе не имеет ничего общего с ностальгическими настроениями автора. Недостатки реального социализма ему известны гораздо лучше, чем многим "критикам извне", причем из самых, что ни на есть первых рук - т. е. из собственного жизненного опыта. Это, однако, еще не является достаточным основанием для присоединения к хору критиков социализма и адвокатов капитализма и "либерально-демократического" общественного строя. Пусть пение этого хора сладкозвучно и убедительно однако же было бы слишком тривиально после победы этого строя над соперником продолжать петь псалмы его преимуществам и недостаткам проигравшей общественной системы. В первую очередь представители социальных наук могли бы употребить свое драгоценное время и интеллектуальную энергию в более целесообразном направлений нежели открытие истин, хорошо известных и без их грандиозные урттлтттт f ) ґКТ")ІтЖЯЯ ТЯ КРТЄ иСТИНЫ оНИ DPTCTCVTOT к TOTVfV же попасть под диктат очевидного (нем, Pnmat des Sichtbaren)
Апология реального социализма в данной работе имеет целью не отрицание его системных недостатков, а его "символическую деноминацию". Отправной точкой для такой попытки является предположение, что реально-социалистическое общество и его центральные ценности - коллективизм, равенство, солидарность, сплоченность и т. д. - подвергаются огульной, чрезмерной и несоразмерной с действительными пороками прежней системы критике. Вместе с тем, господствующая нынче мода предполагает завышение символического курса капиталистически-демократического общественного строя с его ценностями свободы, индивидуализма, плюрализма, личных достижений и т. д. К действительным и бесспорным преимуществам здесь добавляются продукты идеологической коммуникации: страны реальной демократии являются прогрессивными в той мере, в которой существует вера в их прогрессивность. Данная работа призвана внести вклад в преодоление отклонений политических и идеологических котировок альтернативных концепций общества от их реальной стоимости, в формирование более сбалансированной позиции в отношении альтернативных ценностей.
Третий аналитический уровень: "критика экономического разума ". Экономическая (иррационалъность как источник проблемных тенденций развития внутренней безопасности в любых социальных контекстах Предметом дальнейшего анализа является еще одно проявление завышения символического курса. Похоже, что в политической коммуникации чрезвычайно нереоценивается значение экономического роста и экономических достижений.
Фиксированность политических стратегий на экономике и усугубляемая ею неравномерность экономического развития во времени и пространстве рассматривается как один из источников проблематичных тенденций в сфере внутренней безопасности. Во времена реального социализма быстрые темпы роста достигались репрессивными методами, посредством принудительного включения рабочей силы в производственную систему. Крайним проявлением такой инклюзивной практики являлся ГУЛАГ, а более умеренным -уголовная ответственность за тунеядство. Системой этой обслуживались геополитические амбиции советского руководства и самореферентные интересы мощных военно-промышленного и карательно-репрессивного комплекса. С одной стороны в этом можно усматривать макро- или государственную преступность; с другой стороны перманентный рост микропреступности с тем же основанием можно тэяссматривать как следствие развития значительно перекошенного в пользу экономической составляющей. Поспешное внедрение р ЫНО ЧНЫХ отношений, опять же с целью ожидаемых от них экономических "успехов поддается интетэгтоетянии в качестве основы кризисных состояний постсоциалистической России. Страх перед преступностью и моральные паники как продукт субъективного восприятия и переживания этих состояний представляют собой, таким образом, опять же последствие осуществления фиксированных на экономики политических подходов. В позднекапиталистическом контексте экономический рост призван обслуживать, прежде всего, перманентно и безгранично растущие потребительские амбиции - в этом состоит условие политического успеха и шансов (пере-)избрания. Современная репрессивно-тоталитарная тенденция в демократиях западного образца служит, прежде всего, обеспечению условий для экономического роста.
Преступность в период реального социализма: 1956-85 гг
Как было показано выше, внутренняя безопасность определяется в научной дискуссии в узком и широком смысле. Оба варианта имеют свои недостатки, и применяются по преимуществу номиналистически, как будто речь идет о неких аксиоматических данностях, не подлежащих рефлексии. Впрочем, по этому поводу вряд стоит расстраиваться - в социальных науках возможность и желательность создания законченной, стройной и общеприемлемой системы понятий представляется весьма сомнительной. В частности, криминология до сих не в состоянии предложить "более или менее компактное и убедительное определение" самое себя (ALBRECHT 1993: 308). С точки зрения автора, на это не стоит надеяться и к этому не следует стремиться и в будущем - "окончательное" решение "экзистенциальных вопросов" социальных дисциплин было бы равнозначно исчерпанию их смысла и содержания, которые и состоят в вечном решении этих вопросов. К счастью для социальных дисциплин и их представителей, это весьма маловероятно. Повод для оптимизма в отношении дальнейшего существования социальных дисциплин дает пессимистическая оценка возможности решения их основных вопросов, однозначного и общезначимого определения их предмета, их самоопределения, определения их отношений с социальной практикой и решения проблемы их "практической" значимости .
Встречаются и исключения, например, рассмотрение ГИЛОМЕНОМ преступных угроз в широком контексте опасностей и рисков экзистенциального характера (GILOMEN 1995).
По мере установления социальной наукой однозначных отношений с практикой и решения ею тем самым вопроса своей практической релевантности в ней остается все меньше собственно научного. Самый наглядный пример тому дают гиперприкладные отрасли социологии - в первую очередь политический и экономический маркетинг. Далее, стремление, во что бы то ни стало изменить мир в значительной степени предопределило извращение научной сути марксизма в ходе превращения его в религиозно-политическое или идеологическое руководство по практике построения социализма. Различные по теоретической направленности, но весьма высокие по научному качеству учения Энтони ГИДЦЕНСА И АМИТАЯ Этциони об активном обществе превращались в непритязательную апологию государственного дерегулирования в процессе политического
В узком ли, в широком ли смысле, понятие внутренней безопасности представляет собой "чрезвычайно плохо определенное понятие" (GHRISTIE 1999). Речь идет о своеобразном "концептуальном оружии", вполне пригодном для политической инструментализации, однако же, не для постановки и решения научных вопросов (там же). Лучшего понимания социальной жизни можно достичь наблюдением того, как, кем и с какой целью применяется это оружие . Мало целесообразным представляется напротив применение понятия в качестве описательной категории "объектного наблюдения" (Was-Beobachtung - LUHMANN 1995: 95) для анализа социальных явлений,
Здесь не ставится задачи подведения баланса достоинств и недостатков узкого и широкого понятий и принятия решения в пользу одного из них. Оба они не являются верными либо неверными, однозначно применимыми либо неприменимыми. Данная дихотомия не является дилеммой. Столь же мало проку от трюизма о золотой середине, в которой и находится верное решение - этот трюизм подходит единственно для ответа на вопрос о том, где же скрывается все-таки правда, заданный в ответ на изречение о том, что в ногах правды нет. В исследованиях по внутренней безопасности представляется скорее целесообразным, исходить из обоих ее понятий. Более интересен вопрос не о том, предпочтительнее ли узкое или широкое понятие внутренней безопасности, а скорее о том, почему она в действительности определяется и в узком и в широком смысле, - вопрос, следует ли ее определять тем или иным образом, вряд ли подлежит окончательному и обоснованному решению. Рассмотрение проблемы параллельного существования альтернативных понятий представляется эвристически более значимым и захватывающим, нежели бесконечное предложение все новых, якобы более
консультирования одним Тони БЛЭЙРА И другим БИЛЛА КЛИНТОНА. Наконец, организационная и идейная близость криминологии к уголовно-правовой практике была общепризнанным камнем преткновения на пути признания ее статуса как научной дисциплины - одним из факторов такого признания стало как раз установление значительной рефлексивно-критической дистанции по отношению к уголовному праву.
В стадии, предваряющей непосредственное применение государственного насилия против определенных индивидов или групп, требуется определение или стилизация последних в качестве "носителей угрозы для внутренней безопасности". Эффект дефиниционного оружия "внутренняя безопасность" состоит в легитимации и идеологической или политической подготовке последующего применения прямого насилия. совершенных, дефиниций либо попытки интеграции существующих. Поиск окончательных, общезначимых и общепризнанных понятийных решений не всегда оказывается конструктивным занятием. Иногда более разумно примириться с некоторой понятийной неопределенностью и каучиться работать в ее условиях. Это означает признание легитимности обозначения различных вещей тем или иным понятием9.
Широкое понятие внутренней безопасности подразумевает предотвращение возможных ущербов либо состояние защищенности от них в самых различных сферах жизни. В частности, речь может идти о защите окружающей среды, здоровья, рабочих мест, экономического строя и демократических ценностей общества. Это понятие служит указанием на разнородность аспектов, составляющих в совокупности предмет внутренней безопасности.
Однако же каждый из этих разнородных аспектов или проблем лишь потенциально относятся к предметной сфере внутренней безопасности. Причисление их к этой сфере происходит не на основании присущих им материальных признаков, независимых от их восприятия10. Общность фактов и проблем, относимых к области внутренней безопасности, возникает на ином уровне социальной действительности. Актуальную принадлежность к этой области могут приобрести вещи, в материальном смысле не имеющие между собой ничего общего. Общим будет особое их восприятие. Специфика его состоит в том, что, исходя из него, государственное насилие выступает как адекватное средство решения той или иной проблемы - проблемы относятся к сфере внутренней безопасности по мере и в силу того, как они воспринимаются разрешимыми и подлежащими решению силовыми методами. Один из самых типичных вариантов такой интерпретации проблем - это их восприятие и представление как преступности.
Психологический редукционизм: границы ысихологии и изучении страха перед преступностью как социального явления
Одно из "антитоталитарных свершений" происходило почти по сценарию низкопробных голливудовских боевиков: "в самый наипоследний из всех последних моментов" претендент на роль продолжателя дела СТАЛИНА-ГИТЛЕРА, ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ был арестован, вскоре за этим осужден и казнен еще задолго до того, как вызванная амнистией волна преступности достигла своей наивысшей точки. Подъем мог начаться уже в 1953 г., когда массовое освобождение профессиональных воров и осужденных за тяжкие преступления явилось единоразовым высвобождением значительного криминогенного потенциала . За период времени с 1953 по 1956 гг. данные отсутствуют; динамический ряд на графике 2 (Приложение) может отражать дальнейшее продолжение и пик роста. Последний мог так долго сохранять и повышать свою динамику в силу того, что широкие массы амнистированных "мелких" или "случайных" преступников, а также политзаключенных не сразу находили легальные возможности к включению в экономическую и социальную жизнь. Эти массы не могли быть ни абсорбированы экономикой (хоть она и находилась все еще в фазе послевоенного восстановления), ни охвачены формальными и неформальными механизмами социальной поддержки. Речь идет о людях, переживших в ГУЛАГе ужасы насильственного включения (инклюзии) в производственную систему социализма, и чье положение теперь определялось процессом исключения (эксклюзии) из общественной жизни, невостребованностью, не(вос)приятия обществом. Можно себе представить, что за время отбывания длительных сроков данный контингент утратил навыки успешной социальной коммуникации, и жизнь далеко достаточно далеко вперед, чтобы быть "не узнаваемой" вышедшими на свободу. Как бы то ни было, в качестве "неумелых" преступников "по случаю и по необходимости", без навыков к изощренному совершению преступлений и сокрытию следов, они могли быть достаточно быстро и легко вновь
Речь идет о так называемых "ворах в законе" (уголовный жаргон). Их кодекс чести "воровской закон" воспрещал им какое бы то ни было участие в легальной деятельности, включая зарабатывание средств на жизнь законным путем. задерживаемы милицией, что и могло стать главной причиной роста статистически учтенной преступности (полиция и уголовное правосудие имеют тенденцию к предпочтительному и первоочередному возбуждению дел по легко поддающимся раскрытию случаям, а значит, и регистрации таких случаев - ср. ГИЛИнСКИЙ 19956).
Развитие статистического уровня преступности в 1956-60 гг. можно рассматривать также в качестве кратковременных последствий связанных с политическими переменами 1950-х гг. потрясений в репрессивно-карательном аппарате и вытекающей отсюда частичной утратой контроля над ситуацией. Для этого, однако, следовало бы предварительно доказать, что карательно-правоохранительные органы действительно играют существенную роль в поддержании контролируемости - самоочевидность этого предположения еще не освобождает от необходимости доказательства. В любом случае, гипотеза о снижении общепревентивного действия уголовно-правового контроля представляется малопригодной для объяснения роста уровня преступности. Если прежде потенциальные преступники действительно удерживались от совершения уголовно наказуемых деяний устрашающей силой кары, трудно представить себе, чтобы это общепревентивное действие столь быстро пошло на убыль. От потрясений следовало бы ожидать не дальнейшего распространения преступного поведения, а скорее снижения способности инстанций к разработке, а значит, и регистрации случаев такого поведения, и, в итоге, - снижения уровня статистически зарегистрированной преступности.
Против гипотезы о потрясениях свидетельствует также то обстоятельство, что милиция и система правосудия достаточно быстро справились с вызванной амнистией "волной преступности". Заметно это стало в конце 1950-х гг., с возвращением квоты пребывания профессиональных преступников в местах лишения свободы на обычный уровень. Снижение уровня учтенной преступности в 1959 г. можно объяснить целым рядом обстоятельств: значительные массы амнистированных политзаключенных и
В результате перечисленных процессов совершалось меньше уголовно наказуемых деяний в целом, и, в особенности - легко раскрываемых и регистрируемых деяний.
В заключение о росте учтенной преступности в 1956-58 гг. и последующем ее снижении в 1959 г. можно сказать следующее. В этом развитии существенной роли не играли ни учетно-технические, ни политические, ни идеологические, ни социальные факторы. Статистикой были зарегистрированы не процессы, локализованные в самой системе статистического учета и осуществляемые влияющими на этот учет лицами и институтами - милицией, уголовным правосудием, потерпевшими - как это столь часто имеет место в иных случаях. Столь же мало это развитие объясняется частичным демонтажем тоталитарной системы. Скорее, статистика отражает в этом случае действительные изменения ситуации с преступностью и безопасностью, а именно - вызванное амнистией повышение и последовавшее в результате усилий по задержанию амнистированных снижение частоты совершения уголовно наказуемых деяний в обществе.
Репрессивная тенденция как оборотная сторона экономического роста
Эта тенденция, известная как "синдром ПИТЕРА ШТОЙВЕЗАНТА", проявляется в отмывании нелегально созданного политического и экономического капитала и превращение вчерашних гангстеров в сегодняшних респектабельных политиков и бизнесменов46. В той степени, в которой создание легальной оболочки увенчивается успехом, растет заинтересованность в установлении и поддержании определенного порядка.
Эти соображения подводят к мысли о возможности действительной стабилизации ситуации в обществе в целом и положения дел с безопасностью в частности. В этом можно было бы, наряду с учетно-техническими и политическими факторами, усмотреть дополнительное объяснение для снижения уровня зарегистрированной преступности. Симптоматичным для этой гипотетической стабилизации представляется изменение публичного имиджа милиции. Несколько лет назад она пользовалась репутацией наименее эффективного на рынке услуг безопасности субъекта, существенно уступающего по техническим и прочим параметрам своим нелегальным и относительно легальным конкурентам. Постепенно она вновь обрела статус самого сильного и престижного (со значительным отрывом от конкурентов) субъекта оказания контрольно-защитных услуг на постсоветском новоязе обозначаемых понятием "крышевания" (КОСТЮКОВСКИЙ 2000: 54 и далеей Это развитие состоит скорее в символическом нежели в каузальном отношении с предполагаемой стабилизацией в области внутренней безопасности и частичным восстановлением крышуюшей » милиции очень компактным наглядным и исчерТьшГюшим образом символизирует ные 3 ,ные черты ноТош порядка обнаруживающего удивительно много общего сещ Недостаточно хоро бы стар Потрясения постсоциалистической трансформации можно рассматривать во взаимосвязи с понятием и процессом глобализации, который "сотрясает и разрушает даже вооруженные до зубов и тоталитарно организованные государства, перед которым капитулируют правовые режимы и рассыпаются в прах моральные принципы" (SACK 1998: 93). При этом метастазирущийся в глобальном масштабе экономический порядок захватывает и осваивает все новые, прежде лишь отчасти доступные виртуальные и физические пространства, включая контролируемые прежде иными инстанциями сферы мировой системы социализма. Восстановление "капитулировавшего" правового порядка и "распавшихся" моральных принципов в новом модифицированном виде можно теперь расценивать как проявление некоторой адаптации к изменяющейся в рамках процессов глобализации реальности Граждане и учреждения в основном преодолели перипитии и турбуленции переходного периода Возможно граждане открыли и освоили новые легальные. или менее криминализуемые пути и возможности собственного жизнеобеспечения и времяпрепровождения. Если несколько лет назад набттютталогр, массовое обратттрние от ттегаттъных к иллегальным обр нам поведения то теперь можно предположить инверГюэтогопроцессГ есно Тн З( адаптивно aKn Tlu JZ уровень преступности среди КОТОРЫХ на протяжении ряда лет растет медленее чем в старших возрастных группа Тгилингкий 1999аТ e u T L vcZm Тчем панее сплавл с пейсЗтГпГиым и cZLuZZj ZZZ чрезвычайно абстрактное объяснение стабилизации развития преступности предлагает ЛУНЕЕВ. По его мнению, общество достигло некоего "предела насыщения", "уровня сатурации" или естественной криминальной пораженности. Теперь оно имеет столько преступности, сколько, попросту выражаясь, заслуживает (ЛУНЕЕВ 1997: 25). К этим понятиям, однако, не дается никаких пояснений, в силу чего возникает ряд вопросов. Чем детерминированы сатурационные границы и естественные уровни, и в силу чего российское общество в 1993 г. заслужило вдвое больше статистически учтенной преступности, нежели в 1987 г.? Неявный ответ содержится в открытии двух тенденций глобально эпохального масштаба. Первая из них состоит в абсолютном и относительном росте преступности во всем мире приводящем к признанию за ней статуса глобальной проблемы обещающей в наступившем столетии оставить в тени такие вызовы (или достижения) цивилизации как угроза ядерного армагеддона и разрушение окружающей среды- Речь идет буквально о грядущей криминальной революции (вспоминается еще один криминал "аналитик" популярно-популистского толка СТАНИСЛАВ ГОВОРУХИН) О замещении режима легальной и легитимной власти господством криминальных сил.
Второй тенденцией охвачено также все человечество, и состоит она в отставании развития контроля над преступностью от столь ужасающего развития подлежащего контролю объекта. Последовательная демократизация без параллельного усиления "демократического контроля" служит увертюрой к объяснению первой тенденции и предлагает ответ на поставленные выше вопросы - то или иное общество заслуживает тем больше преступности, чем далее продвинулся процесс его демократизации и чем более отстает от него развитие демократического контроля над преступностью Все это относится непосредственно к постсоциалистическому развитию в России (ЛУНЕЕВ 1997: 14 и далее)
