Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Обоснование исследовательской стратегии 13
1. Где искать философию науки Эрнста Маха? 13
2. Теория элементов. Цели и основные положения 28
3 Самосозерцание собственного Я. Рисунок и комментарии 41
4 Некоторые вопросы историко-научной работы Э. Маха 48
Глава 2. Философско-научная стратегия Эрнста Маха 53
1 Постановка проблемы философии науки Э. Маха 53
2 Мысленный эксперимент как ядро исследовательского метода Э. Маха 56
3 Инстинктивное знание 79
4 Целое как открытость 94
Глава 3 Некоторые вопросы критики Маха ньютоновской механики 106
1 Проблема инерции. Проблема движения. 106
2 Анализ ньютоновского «эксперимента с ведром» 116
3 К вопросу о реконструкции «маховского» понимания принципа Маха 123
Заключение 137
Список литературы 139
- Где искать философию науки Эрнста Маха?
- Самосозерцание собственного Я. Рисунок и комментарии
- Постановка проблемы философии науки Э. Маха
- Проблема инерции. Проблема движения.
Введение к работе
Стремительная динамика развития современного мира, подпитываемая возникновением новых научных парадигм и направлений исследований, глобальные изменения условий жизни, бросающие вызов человечеству в его понимании своего положения в мироздании, вновь и вновь ставят вопросы об основаниях научного предприятия, научного подхода к исследованию мира. Ушедший XX век ознаменовался целой чередой научных революций и не только научных. Позади осталась эпоха неклассической физики, теперь мы говорим уже о постнеклассическом этапе развития науки, о постмодернистском сознании.
В то же время при всей изменчивости научной картины мира, нельзя не признать, что характерной чертой научного предприятия всегда выступал своего рода синхронизм инновационности и поддержания исследовательских традиций научного поиска. Это с необходимостью ставит вопрос об актуальности изучения самой науки, науки как познавательной деятельности, что, собственно, и составляет предмет философии науки — особой относительно молодой дисциплины, сформировавшейся к началу XX века на стыке науки, истории и философии. Формирование философии науки как философской дисциплины совпадает по времени со становлением новой неклассической картины мира, созданием теорий относительности и квантовой механики. И если говорить о том влиянии, которое философия науки оказывает на науку, то, пожалуй, конец девятнадцатого века — начало века двадцатого наглядно демонстрируют, что развитие философии науки выступает одним из решающих импульсов развития самой науки. Процессы, которые происходили тогда в философии науки, оказали принципиальное влияние на последующее движение научной мысли, причем как в естественнонаучной, так и в гуманитарной сферах. Если говорить о естественных науках, то это, конечно же, трансформация понятий и методов физики. Именно трансформация методов физики и, в силу исторических обстоятельств, в первую очередь — механики, явилась одним из истоков последующей парадигмальной перестройки всего научного корпуса знаний. Одним из первых философов науки признанно считается австрийский физик и философ Эрнст Мах (1838-1916). В его творчестве органично сплелись воедино научные, исторические и философские исследования. Именно труды Эрнста Маха и особенно его «Механика» послужили источником новаторских философский и методологических идей для А. Эйнштейна при создании теорий относительности. Если оценивать успешность той или иной философской концепции по тем практическим результатам, которые она принесла, то в случае Маха мы, несомненно, должны говорить об успехе. Помимо теории относительности его имя неразрывно связано с зарождением гештальт-психологии (фон Эренфельс), системного подхода в экономике (фон Хайек), науки о принципах и организации систем (А.А. Богданов) и др.
На фоне этого выглядит чрезвычайно странным и одновременно интригующим, что собственно философия науки Э. Маха до самого последнего времени испытывала явно недостаточное внимание со стороны исследователей.
Если говорить о советском философском пространстве, то слабый интерес объясняется в первую очередь идеологическими причинами, давлением парадигмы политизированного метанаучного исследования, основы которой, в частности, берут начало в работе В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».
Однако и в западной философии интерес к философии Маха до последнего времени был относительно невысок. Возобновление интереса к философии Маха в значительной мере связано с устойчивой тенденцией современных методологических концепций к смещению акцента от формальной логики к исторической составляющей разви тия науки, к вопросам развития знания. В первую очередь изменение отношения к творчеству Маха связано именем П. Фейерабенда. В работах последнего сделана решительная попытка отделения философии науки Маха от ставших традиционными идеологем логического позитивизма.
С конца 80-х годов заметное возрастание интереса к наследию Маха отмечается и со стороны научного сообщества, в частности, в связи с развитием таких направлений исследования как экологический подход в психологии восприятия, искусственный интеллект. Вновь широко обсуждаемой темой стал так называемый принцип Маха, впервые сформулированном Эйнштейном еще в 1918 году. В связи с этим особую актуальность приобретает тема реконструкции собственно маховского понимания этого принципа. По мнению Б.Л. Альтшулера, известного физика-теоретика, «идеи Маха, принцип Маха это не только история науки, но и сама наука, актуальная сегодня»1.
В целом можно сказать, что в возросшем за последние годы интересе со стороны ученых и методологов науки к наследию Маха прослеживается своего рода специфическое проявление системного характера самой науки как становящейся системы, в процессе развития которой возникновение нового структурного уровня оказывает влияние на композицию и отношения между элементами предыдущего уровня, что, несомненно, подтверждает наличие внутринаучных оснований актуальности изучения философии науки Эрнста Маха.
Философия науки всегда была одним из приоритетных направлений отечественных философских исследований. В качестве фило-софско-теоретического основания диссертации выступали прежде всего работы И.А. Акчурина, И.С. Алексеева, В.И. Аршинова, Л.Б. Баженова, П.П. Гайденко, СВ. Илларионова, Е.А. Мамчур, А.И. Никифорова, А.П. Огурцова, Н.Ф. Овчинникова, А.А. Печенкина, В.Н. Поруса, Ю.В. Сачкова, В.А. Смирнова, З.А. Сокулер, B.C. Степина и др.2
Что же касается непосредственно философии науки Эрнста Маха, то, несмотря на то, что последние 10-15 лет характеризуются несомненным подъемом интереса к наследию Маха, до настоящего времени в отечественной философии ощущается недостаток систематических исследований по этой теме. Возрастание интереса к творчеству Маха в отечественной философской мысли несомненно связано с политическими процессами последних десятилетий, избавлением от груза идеологических клише. В аннотации к сборнику статей по материалам конференции 1998 г., посвященной 150-летию со дня рождения Эрнста Маха — к сожалению, пока единственного подобного рода отечественного издания — редакторы сборника не без гордости указывают на его уникальность: «Это первая попытка в нашей стране разносторонне и непредвзято обсудить творчество Э. Маха»3. В 1999 году вышло исследование «Теория познания Э. Маха»4, в которой рассматриваются гносеологические положения Маха в координатах столкновения стихийно-материалистического мышления с субъективно-идеалистическими философскими принципами. Несомненно следует назвать и более ранние заметные публикации отечественных исследователей. Это, конечно же, работы Ю.С. Владимирова5, опубликовавшего отрывки из «Механики» Маха еще в 70-е годы6, Вл.П. Визгина7, Н.П. Коноплевой8, Е.П. Никитина9, СР. Филоновича10 и др.
В западной философии среди современных исследователей необходимо в первую очередь указать Дж.Т. Блэкмора11, представившего в 1972 г. первое научное биографическое исследование о Махе; Дж. Холтона12, предложившего анализ философско-методологических аспектов влияния философии Маха на Эйнштейна в процессе создания теорий относительности; К. Поппера и М. Бунге, выступивших с критикой маховской аксиоматики механики; Е.Г. Захара13, предложившего анализ маховской стратегии научного исследования; Л.С. Фойера14, развивающего психо-аналитический подход к анализу истоков научной революцию начала XX века, представляя ее через призму столкновения поколений.
Одна из наиболее провокативных и в тоже время продуктивных современных интерпретаций философии науки Маха, выводящая ее за рамки позитивизма, была предложена в свое время П. Фейерабендом15. Фейерабенд снимает ареол философского учения с теории элементов, которую Мах развивает в «Анализе ощущений», и достаточно убедительно показывает, что эту теорию можно рассматривать в качестве предварительного наброска некоторой фундаментальной научной теории, описывающей мир в понятиях элементов-ощущений и отличной от какой бы то ни было позитивистской онтологии. В теории элементов Фейерабенд видит всего лишь один из возможных вариантов осуществления программы Маха по научному исследованию мира за рамками его деления на субъект и объект, а философию и методологию научного исследования Маха предлагает искать в историко-критических работах последнего, таких как «Механика», «Познание и заблуждение», «История теплоты», «Оптика» и др.
Исключительное значение для понимания влияния методологии Маха на развитие науки имеет недавнее историко-архивное исследование Г. Вольтерса16. В нем аргументировано доказывается фальсифицированность печально знаменитых выпадов Э. Маха против теории относительности А. Эйнштейна. В определенном смысле результаты работы Вольтерса можно рассматривать как своего рода «полевое» подтверждение линии Фейерабенда в отношении методологии научного исследования Э. Маха.
С начала 90-х годов прошла целая серия публикаций, проведен ряд конференций и дискуссий по вопросам, связанным со статусом, ролью и функциями так называемого мысленного эксперимента в научном и философском познании. Среди активных участников обсуждения Дж. Браун, Дж. Нортон, Т.С. Гендлер, Р. Соренсен, К. Уилкс и др.17 Ряд обсуждаемых вопросов был инициирован обращением исследователей именно к маховским идеям мысленного эксперимента.
В качестве важнейшего теоретического источника диссертации выступали современные исследования, связанные с моделями полностью реляционного описания динамических систем — так называемые теории Барбура-Бертотти18. Ряд ведущих физиков видит в этом направлении развития теоретической физики возможную перспективу решения проблемы квантования гравитационного взаимодействия, что позволило бы при определенных условиях объединить общую теорию относительности и квантовую механику. Один из пионеров этого направление современной физики Дж. Барбур в качестве идейных основ своей работы указывает именно философские идеи Эрнста Маха. В начале 90-х годов Барбуром был предложен анализ19 развития механики с античных времен до наших дней с точки зрения развития реляционных идей. Его исследования, связанные с понятием инерции и представлениями об инерции у Маха и Эйнштейна явились важнейшим методологическим базисом рассмотрения в диссертации современных попыток реконструкции собственно маховской формулировки принципа Маха.
Несомненно значение для понимании философии науки Э. Маха имеет так называемый «феноменологический подход», развиваемый в работах Дж.Дж. Гибсона20 по экологическому восприятию, а также в исследованиях Б. Смита и его коллег21. К феноменологическому направлению исследований философии Маха можно отнести так же работы X. Люббе22, Э. Шульцки23, М. Зоммера24, У. Шмица25 и др.
И, наконец, в качестве одного из принципиальных философских источников диссертации следует назвать работу Ж. Делеза о Д. Юме «Эмпиризм и субъективность»26, в которой делается попытка преодолеть неоправданно узкий подход к эмпиризму, задаваемый кантианской традицией.
Отдельные этапы развития науки реконструировались автором по трудам классиков науки: Г. Галилея27, И. Ньютона28, В. Паули29, А. Эйнштейна30 и историков науки: М. Джеммера31, А. Койре32, Дж. Коэна33, Т. Куна34, А. Пайса35, Э. Хиберта36, Дж. Хэривеля37 и др.
Основная цель диссертационного исследования состояла в том, чтобы преодолеть традиционный неоправданно узкий подход к философии и методологии науки Эрнста Маха и продемонстрировать значимость наследия Маха для современной философии и методологии науки.
Достижения поставленной цели предполагало решение следующих задач:
• раскрыть историко-критическую составляющую работ Э. Маха;
• выявить характерные методологические приемы в исследованиях Э. Маха;
• на примере критики Маха научных представлений ньютоновской механики продемонстрировать принципы его исследовательской стратегии.
Несмотря на многочисленные ссылки в научных и философских работах последних лет на работы Маха, несомненное признание его достижений в области анализа понятий классической физики, экспериментальных исследований по акустике, сверхзвуковому движению, физиологии восприятия и пр. в отечественной философии науки ощущается явный недостаток систематических исследований научно-философских представлений Эрнста Маха. Этот недостаток и призвана восполнить настоящая работа. В ней:
1. Развит подход к исследованию наследия Маха, опирающийся в первую очередь на историко-научную составляющую его работ, и показана обоснованность такой исследовательской стратегии.
2. На основе выбранной стратегии предложена формулировка основной проблемы, разработка которой осуществляется в философии науки Маха в следующем виде: «Как возможно познание на основе незавершенного опыта?» и дан анализ постановки вопроса обоснования научного знания у Маха.
3. Исходя из выбранной стратегии исследования, учитывающей особенности философской концепции Эрнста Маха, проведен анализ метода мысленного эксперимента как одного из важнейших исследовательских методов, развитых Эрнстом Махом, и выявлена его фундаментальная составляющая — инстинктивное знание.
4. Показана значимость для Маха представления о целостности. Раскрыта важнейшая характеристика этого представления в философии науки Эрнста Маха: целостность неразрывно связана с открытостью.
5. С учетом полученных представлений проведен анализ маховскои критики понятий массы и инерции в ньютоновской механики, в частности уточнены толкования представлений Ньютона и Маха об инерции. Дана критика существующих трактовок возможного маховского варианта принципа Маха.
6. Показана эвристичность различения двух понятий инерции для современной науки.
В диссертации представлен анализ важнейших положений философии науки Эрнста Маха и продемонстрирована значимость наследия Эрнста Маха для современной науки.
Где искать философию науки Эрнста Маха?
Вопрос, поставленный в заглавие а, может показаться на первый взгляд тривиальным. Эрнст Мах — признанный эмпирик, один из основателей позитивизма второй волны, создатель теории элементов, представлявший мир, состоящим из элементов-ощущений, критиковавший современную ему науку с позиций принципа экономии мышления.
Слова Рихарда Хёнигсвальда, сказанные им в 1903 году о том, что Эрнст Мах принадлежит «безусловно, к самым читаемым авторам нашего времени»38 еще десять лет назад могли вызвать удивление. Однако в наши дни интерес к Маху и в России и за рубежом вновь заметно вырос. Так лауреат нобелевской премии 2004 г.
Вопрос о философии Маха как почти сто лет тому назад становится вновь становится актуальным. Это заставляет нас обратится к истории вопроса.
В конце 90-х годов XIX века к Маху приходит широкая известность выдающегося естествоиспытателя и философа. Он получает приглашение возглавить кафедру философии индуктивных наук Венского университета. Его основные работы: «Механика», «Анализ ощущений» были опубликованы еще в 80-х годах, но теперь издаются по всему миру. Книги переводятся не только европейские языки.
В Австро-Венгрии труды Маха на первом месте по цитируемо-сти среди научных работ, а его имя становится своего рода мировоззренческим символом интеллектуальной жизни Вены. «В последние месяцы много читал Маха, — записывает в своем дневнике в 1904 г. известный австрийский критик Герман Бар — книга «Анализ ощущений», пятнадцать лет пролежавшая без внимания и за последние два года внезапно переизданная трижды, является, вероятно, книгой, которая наилучшим образом выражает наше мироощущение, жизнеощущение нового поколения. В ней исчезают все перегородки, физическое и психологическое сливаются, элемент и ощущение предстают единым целым, Я растворяется и все оказывается лишь вечным потоком, который то, кажется, останавливается, то стремится быстрее, все лишь движение звуков, цветов, теплоты, ощущений давления, пространств и времен, что у нас, на другой стороне, являет движение чувств, настроений, желаний... Много лет не читал ничего, с чем бы так немедленно и страстно я согласился, воистину облегчен но вздохнув, что наконец-то стало очевидностью все то, что мы давно уже туманно предчувствовали» .
Но буквально через два десятилетия, внезапное признание сменяется столь же решительным забвением. И хотя имя Маха остается за целым рядом явлений и эффектов в космологии, аэродинамике40 и физиологии, его философские исследования долгое время не удостаиваются серьезного внимания.
Конечно, в истории философии Мах остается одним из основоположников позитивистской традиции. В двадцатые годы в Австрии возникает неформальное научно-методологическое движение, назвавшее себя «Обществом Эрнста Маха» (больше известного как «Венский кружок»), в деятельности которого принимают участие видные ученые, логики, математики, экономисты того времени, среди них: М. Шлик, О. Нейрат, Р. Карнап, Г. Фейгль, К. Гедель и др.
Одна из задач, провозглашенных Венским кружком это развитие рациональной философии в тесном взаимодействии с естествознанием, при этом во главу угла ставились принцип верифицируемо-сти, редукция теретического описания к протокольным предложениям, отказ от какой бы то ни было метафизики. Но даже для Морица Шлика Мах оказывается излишне ригористичным позитивистом41. Тем не менее, именно логический позитивизм задал ту исследовательскую оптику, через которую в дальнейшем в основном формировался взгляд на учение Маха.
Пожалуй, наиболее характерным представлением философской позиции Эрнста Маха становится оценка, высказанная М. Планком в 1910 г. когда в процессе обмена полемическими стать ями, он заявил, что Мах представляет мир, состоящим из элементов-ощущений, при этом наука должна описывать отношения между ними наиболее экономным образом: «Нет никакой другой реальности, кроме наших ощущений, и все естествознание есть в последнем счете лишь экономическое приспособление наших мыслей к нашим ощущениям, к которому вынуждает нас борьба за существование. Граница между физическим и психическим имеет лишь практическое и условное значение, а настоящие и единственные элементы мира суть ощущения».
Постепенно складывающемуся если не негативному, то, по крайней мере, незаинтересованному отношению научного сообщества к философской концепции Маха не в последнюю очередь послужили печально известные предисловия к его уже посмертно вышедшему в 1921 г. первому тому «Оптики», а затем, в 1933 г., к очередному немецкому переизданию «Механики», в которых Мах заявлял о решительном неприятии теорий относительности, предлагаемых, в частности, А. Эйнштейном, и требовал не рассматривать себя в качестве идейного вдохновителя подобных концепций.
Самосозерцание собственного Я. Рисунок и комментарии
Выше мы нами была отмечена характерная черта теории элементов состоящая в ее естественнонаучном звучании. Остановимся на этом моменте более подробно. Для этого воспользуемся тем образом — рисунком, который предлагает нам Мах для более наглядного представления своей теории.
Что же здесь изображено? Некий господин расположился в комнате напротив открытого окна. Он прилег на кушетку, закинул ногу на ногу. Из окна его взгляду открывается сельский пейзаж. Падаю щий в комнату свет оставляет глубокие тени на складках одежды и мягкой поверхности кушетки. Вдоль стены слева видны уходящими в сильной перспективе к окну полки с книгами. Сам персонаж открывает ся нашему взгляду как бы из-за спины. Видны его ботинки, ближе брюки, лацканы расстегнутого пид жака, жилетка, манишка рубашки. Левая рука опирается на подлокот ник кушетки. Правая, - в которой он держит карандаш, - застыла в не определенном жесте. Мы видим персонаж с уровня его плеча. Нам не видна голова персонажа и не Ф Г. І. представлено его лицо, виден лишь контур носа, который ограничивает изображение справа. Левая бровь и усы, задают соответствующие границы рисунка сверху и снизу. По мере продвижения взгляда вдоль книжных полок влево изображение переходит в белую поверх ность листа. С этой стороны рисунок не имеет четкой границы, полки с книгами растворяются за спиной персонажа в более невидимом.
Следуя логике представленного рисунка, мы обнаруживаем, что глаз, из которого изображенный персонаж вглядывается в пейзаж за окном, рассматривает обстановку комнаты, должен находится в том же самом месте, из которого смотрит своим левым глазом тот, кто рисует, но, как оказывается, рисует уже не просто пейзаж и не только пейзаж, но и самого себя.
Действительно, поставив себя на место художника, я по-прежнему увижу лишь, что некий господин расположился в комнате напротив открытого окна... Но то, что теперь изображено на рисунке представляет уже мои восприятия. Это я - тот усатый господин -рассматриваю пейзаж и, обозревая внушительные ряды книг, пытаюсь, скосив глаз, заглянуть за свою голову. Мое превращение явилось результатом изменения точки наблюдения или, точнее, направленности моего внимания: с позиции внешнего наблюдателя я перешел к позиции, с которой тот, кто изображен всматривается в открывающийся за окном пейзаж.
Получается так, что, оставаясь на месте и меняя лишь направленность взгляда, можно видеть в одном и том же образе либо тело персонажа — т.е. того, кого рисует художник, либо тело самого художника.
Рисунок наполнен точками удвоения. Взять хотя бы изображение правой руки. Тонко заточенным карандашом она рисует расположившееся на кушетке тело, но одновременно сама принадлежит нарисованному персонажу. Тогда оказывается, что нарисованный персонаж рисует себя сам! Острие карандаша представляет собой суперпозицию двух возможных прочтении : в одном плане-прочтении - нарисованная рука делает набросок очередного рисунка, а в другом - рука принадлежит внешнему наблюдателю, который собственно и наносит на бумагу рассматриваемое нами изображения.
Этот необычный образ, Эрнст Маха представил в своей книге «Анализ ощущений», вышедшей в свет в Вене в 1886 году. В книге он обозначен просто как Фигура 1. Мах приводит этот рисунок в качестве «факта, лежащего в основании» положений своей «теории элементов», которая была заявлена им на предшествующих рисунку страницах «Анализа», как он выразился, в «абстрактной форме». В примечании он сообщает также, что «набросал» этот рисунок пятнадцатью годами ранее в качестве шутливого ответа на докучающие вопросы некого господина Г., в связи с книгой Х.Ф. Краузе, где было, в частности, следующее место: «Задача: Осуществить самосозерцание «своего Я». Решение: Оно осуществляется безо всякого труда»100.
Мах замечает, что хотя рисунок был всего лишь шутливой иллюстрацией этого философского «много шуму из ничего», он, в то же время, показывает, «как в действительности осуществляется самосозерцание своего Я». Другими словами, рисунок утверждает, что для того, чтобы увидеть самого себя, достаточно лишь повторить предложенную операцию.101
В самом тексте Мах предлагает следующее пояснение к рисунку. Я лежу ... на кушетке и закрываю правый глаз; моему левому глазу представляется тогда картина, изображенная на фиг.1. В рамке образованной бровями, носом и усами, появляется изображение части моего тела (Кбгрег), поскольку оно видно и окружающей его обстановки. Мое тело (Leib) отличается от всех других человеческих тел (Leibern) и тем, что всякое мое более или менее живое представление тотчас же переходит в само движение, что каждое прикосновение к нему обуславливает более заметные изменения, чем прикосновение к другим телам (Кбгрег) и, кроме того, еще тем, что оно видно здесь лишь отчасти и в особенности без головы.102
Как можно заметить, в первой фразе объяснения Мах говорит о своем теле как о некотором теле-объекте (Кбгрег), как о теле в ряду других объектов. Он отмечает лишь частичную видимость этого тела-объекта. Но разве есть тела, которые могут быть представлены нам сразу со всех сторон? Однако, принципиально важным здесь, на наш взгляд, является то, что Мах начинает свое описание с ситуации неподвижного тела.
Постановка проблемы философии науки Э. Маха
Когда мы говорим о философии и ставим вопрос о сравнении философской концепции и, например, естественнонаучной, то где мы могли бы провести различие между ними?
Можно попытаться говорить об этом в терминах глубины и всеобщности рассмотрения в философии и науке. А можно попробовать поставить вопрос в каком-то смысле поверхностный, но в то же время более операциональный, не противопоставляющий глубину философии обстоятельности науки. Попробуем подойти к этому вопросу по пути, предложенном Делезом112 в его исследовании эмпиризма Юма «Эмпиризм и субъективность».
Делез видит природу философии в том, что она начинает с проблем или вопросов и стремится скорее не столько к ответу или решению, как к созданию понятий, посредством которых данный вопрос может быть поставлен и исследован в своих предпосылках и последствиях. В этом смысле философ не задается вопросом: «является тот или иной ответ, то или иное решение плохим или, наоборот, хорошим?» «Философская теория есть тщательно разработанный вопрос и ничего более. Она показывает нам, чем являются вещи или чем они должны быть из предположения, что вопрос хороший и поставлен строго».
Обращаясь к представлениям Маха о науке, к тому, что можно было бы назвать в широком смысле его теорией науки, мы, ставя перед собой цель провести философский анализ, должны задаться вопросом о том, что можно было бы назвать проблемой для Маха, проблемой, вокруг которой он строит свою концепцию. Прежде всего, следует указать, что сам Мах позиционирует себя скорее не в качестве философа, а как человека лишь «живейшим и наивнейшим образом заинтересованного, чтобы понять рост физических идей»113.
Основная проблема, вокруг которой выстраиваются аргументы Маха, и которая, по нашему мнению, пронизывает все его работы, отчетливо артикулирована в «Механике», когда, анализируя ньютоновские положения, Мах приходит к выводу о том, что «простейшие с виду принципы механики... основаны на незавершенном и даже недоступном завершению опыте»114. Обобщая это положение, можно сформулировать проблему, вокруг которой, собственно, и строится философия науки Маха, следующим образом: «Как возможно познание на основе недоступных завершению данных опыта?»
Фактически, Мах ставит здесь вопрос об обосновании научного знания. Для классической гносеологии, как эмпирического направления, так и рационалистического, проблема обоснования знания обсуждалась через возможность сведения его к абсолютно достоверному основанию. Заметим, с самого начала, что форма, в которой Мах ставит этот вопрос, не позволяет апеллировать в качестве последнего обоснования знания к неким «мировым» элементам, ощущениям. Их в качестве данных опыта всегда будет недостаточно.
В чем же состоит своеобразие постановки вопроса об обосновании знания у Маха?
В свое время Гуссерль предложил различать в феномене науки два процесса: с одной стороны, это производство знания которое осуществляет индивидуальное сознание, некоторый индивидуализированный процесс, а, с другой — передача полученного знания другим через традицию как процесс социальный. Так, рассуждая о про блеме доказательства в геометрии, он противопоставляет социальное измерение бытия этой науки смыслу и очевидностям, открывавшихся индивидуальному сознанию прото-геометра в момент производства знания.
То, что наука является элементом социального процесса непосредственно утверждается и Махом в его представлении об экономии мышления, связанной с необходимостью выбора наиболее экономного научного описания, как непременного условия, при котором только и возможно владение знанием и передача его другим.
Принципиальное различие между Гуссерлем и Махом, как и между Махом и классической эпистемологией, автор диссертации видит в том, что Мах, пожалуй, впервые ставит вопрос о возможности обоснования знания без обращения к представлению об «интимно-индивидуальном» переживании опыта изначального знания, не рассматривая производство такого знания как проявление в той или иной форме индивидуальных познавательных способностей субъекта.
Мах, как позднее и Гуссерль, пытается восстановить утраченные смыслы изначального знания, «выпавшие в осадок», в результате работы традиции. Для него метафизическим является то, происхождение чего в ходе истории мы забыли и пафос его историко-критических исследований состоит в работе по восстановлении этой памяти.
Однако, в противоположность Гуссерлю, ищущему последние обоснования знания в изначальных смыслах, открывающихся индивидуальному сознанию, Мах обращается скорее к надиндивидуаль-ному опыту, который, по его словам, мы принимаем «в качестве дара природы и культуры», некоторому донаучному, обыденному опыту, лежащему в основании наших мыслей и действий, и не нуждающемуся в каком либо дополнительном обосновании.
Эта тема практически никогда не затрагивалась в связи с исследованиями философии науки Э. Маха. По мнению автора диссертации, она созвучна многим позднейшим обсуждениям проблемы обоснования знания, например хайдеггеровской теме «озабоченно-деятельного бытия» или витгенштейновскому деятельностному подходу к проблеме достоверности.
Проблема инерции. Проблема движения.
В этом параграфе мы обратимся к первым шагам науки Нового времени, и сфокусируем внимание на тех изменениях в представлении о движении, которые произошли при переходе от физики Аристотеля к физике Галилея.
Можно сказать, что в основе революции в физике, проведенной Галилеем и Ньютоном, лежит представление об инерциальном движении. Говоря словами А. Койре, в новой физике «движение пребывает само по себе», «оно более не является некоторым процессом», «оно есть состояние» Фактически, инерциальное движение, открытие которого связывают с именем Галилея, является сведением аристотелевского kinesis a к только лишь механическому перемещению. С этого момента физика становится наукой о движении, в отличие от аристотелевской физике покоя.
Отмечая, что аристотелевская физика была удивительно логичной и связной, Койре указывает на проблему движения у Аристотеля как на ключевую для современных естественнонаучных прочтений: «Именно в объяснении этого повседневно наблюдаемого факта, когда брошенное тело продолжает свое движение вопреки отсутствию «двигателя» — факта, явно несовместимого с его теорией, — в полной мере раскрывается гениальность Аристотеля. Феномен наблюдаемого движения брошенного с силой тела при отсутствии двигателя Аристотель объясняет реакцией окружающей среды — воздуха или воды. В теоретическом плане это гениальный ход. К несчастью (помимо того, что такое объяснение неверно по существу), это абсолютно невозможно с точки зрения здравого смысла»221. Несмот ря на апелляцию Аристотеля к таким не очень убедительным, по мнению Койре, доводам, он отмечает своеобразную строгость мышления Аристотеля: «Физик изучает реальные вещи; геометр имеет дело с абстрактными объектами. Следовательно, утверждает Аристотель, нет ничего более опасного, чем путать геометрию с физикой и применять чисто геометрический метод и рассуждение к исследованию физической реальности»222. И с этой точки зрения физика Галилея выглядит весьма уязвимой. Если в системе Аристотеля инер-циальное движение не имело обоснования, то было ли найдено такое обоснование у Галилея? Можно ли говорить о том, что движение просто-напросто было гипостазировано, и, как следствие, трудноразрешимый вопрос был снят?
Физика Аристотеля исходит из естественного восприятия мира. Примат логики восприятия над логикой объяснения не только постулируется, но и постоянно отслеживается Аристотелем. Его физика использует в качестве базовых элементов те элементарные наблюдения, с которыми мы и сейчас вряд ли станем спорить. При этом движение для Аристотеля было одной из ключевых проблем физики, через обоснование движения решался вопрос о physis. Только вопрос о движении понимался им гораздо более широко, чем только механическое перемещение, которое возникает уже в Новое время и становится основанием механического мышления классической науки. В свою очередь для Аристотеля механическое движение не выделяется среди прочих изменений состояний вещей. Его условием, «началом движения» выступала «природа» (physis)223.
Суть изменения при переходе можно увидеть в постепенном придании представлению о движении, а именно представлению о механическом движении, статуса принципа объяснения.
Рассматривая в предыдущей главе анализ Маха процесса открытия инерциального движения, совершенного Галилеем, мы показали, что анализ состоял в выявлении инстинктивного знания, на основании которого только и оказалось возможным, по мнению Маха, возникновение представления об инерциальном движении. Он полагает, что одна лишь абстракция от препятствий движению не могла бы привести к принципу инерции, у нас не было бы гарантий, что с отпадением всех препятствий движению скорость перестала бы убывать. Мышление, считает Мах, не двигается по столь гладкому логическому пути.
Важно подчеркнуть, что знание, которое было необходимо для возникновения представления об инерциальном движении, состояло в нашем безусловном признании, что «тяжелые тела падают вниз», которое с точки зрения Маха, является гораздо более фундаментальным и, в сущности, не сводится лишь к механическому представлению о движении, а, кроме того, оказывается общим и для Галилея, и для Аристотеля. В этом, кстати, на наш взгляд, в обнаружении глубинного, несводимого к механике знания, состояла для Маха одна из причин его отказа признавать за механикой фундаментальный принцип объяснения. «Разве по существу дела мы больше знаем о том, почему тело оставляет одно место и появляется в другом, чем то, как холодное тело становится теплым?»224 — задается вопросом Мах.
