Введение к работе
Актуальность диссертационного исследования
К рассмотрению вышеупомянутых проблем можно приблизится, изучая материалы избранного источника – творчества писателей XIX Островского, Лескова и Чехова.
Цель диссертационного исследования – изучить художественные тексты как источник по этническому сознанию с помощью основных известных методов социологии, как количественных, так и качественных.
Поставленная цель определяет и основные задачи:
-
определить возможности использования художественной литературы как источника по этнологии;
-
выделить социологические методы, с помощью которых возможно такое исследование;
-
определить круг этнологических реалий, доступных такому изучению; возможности и ограничения подобных методов.
Степень разработанности проблемы.
В разное время как этнологи, так и социологи, литературоведы и другие специалисты в области общественных наук прибегали к изучению литературы с помощью социологических методов, но до сих пор не было предложено целостной системы исследования художественного текста как источника по этнологии.
В литературоведческих работах чаще всего рассматривается одна из основных и важных для филологов проблем – как личность писателя отразилась в его произведениях и как его творчество повлияло на общелитературный процесс. Этот, до известной степени, «писателецентричный» взгляд допустим, правомерен и оправдан в филологическом исследовании. Однако он недостаточен в задуманном нами этнологическом исследовании. Этнолог, занимающийся изучением конкретных народов и этнических проблем, использующий художественную литературу как этнологический источник, вправе поставить вопрос по иному, а именно – как народ и реалии народной жизни отразились в творчестве писателя.
Некоторые идеи, ведущие к такому подходу, есть как в современном литературоведении, так и в современной культурологии. В частности, филолог М. С. Макеев в своей книге «Спор о человеке в русской литературе 60 - 70 гг. Х1Х века. Литературный персонаж как познавательная модель человека.» формулирует свой подход к данному феномену совсем в духе этнологии. Близок к вышеупомянутому подход Р. М. Алейник. В своей монографии исследовательница предлагает биографический подход для рассмотрения творчества писателя. Для нее биография героя – «изображение психофизического жизненного единства» личности. Следовательно, персонаж также может представлять собою целостное единство, как и реально существующая личность.
В теоретическом литературоведении формируется два взгляда на природу художественного образа, выраженные в книгах Б. И. Бурсова и С. Г. Бочарова.Для первого из них характерен взгляд на персонаж литературы как на совокупность национальных, социальных и сословных черт; для второго – представление о том, что человек – частица модели мира, присутствующая в метатексте. И, наконец, в книге Д. С. Лихачева «Текстология», на примере памятников древнерусской литературы предпринят анализ текста в его историческом окружении. Проводимое исследователем различие между читательским и научным взглядом на художественное произведение правомерно и в нашем случае. Критическое восприятие художественного текста помогает использовать любой факт, попадающий в орбиту внимания исследователя, как факт реальности, так и плод авторского творчества.
Теоретическое литературоведение, по сути дела, вплотную подходит к постановке вопроса об «антропологии» литературного персонажа. Литературоведов интересуют не только конкретные личности, явившиеся прототипами известных литературных героев, не только сами герои, как выразители определенного собрания идей автора, а персонажи - как социальные типы. В этом плане интересна работа Е. Л. Конявской, которая приходит к выводу, что авторское самосознание, творческая биография, социальная биография и история повседневной жизни и быта чрезвычайно тесно взаимосвязаны. Более того, в ее книге сформулированы существенные теоретические положения для оценки т. н. «авторского комплекса»: совокупности, состоящей из образа автора, личности автора, авторского начала и авторской позиции. Все это вместе и дает возможность считать художественное произведение источником по социальной истории.
Наконец, сами историки, ставят вопрос о соотношении литературного образа и социальной реальности. Одной из первых к этой проблеме обратилась М. В. Нечкина. Однако в своей книге она рассматривает проблему «литературный персонаж - реальность» с точки зрения социального воздействия на читателя, а не отображения реального бытия в художественном произведении.
В самом деле, как верно отмечено литературоведом и социологом литературы В. Я. Канторовичем, литература отражает реальную жизнь, но не зеркально, а иначе, хотя сам автор не указывает, как именно.
Если проанализировать содержание любого реалистического художественного произведения, то можно увидеть, что достаточно часто основная его идея – деятельность различных людей в различных обстоятельствах и результаты этой деятельности. Восприятие жизни людей в обществе – некоей совокупности индивидов, связанных общей культурой, или ряда человеческих групп или культур, взаимодействующих между собой – как деятельности, отражает один из известных подходов в современной культурологии - С. А. Арутюнова, М. А. Маркаряна, выраженной в книге «Культура жизнеобеспечения и этнос». Если иметь в виду трудовую деятельность, то данный подход применим и в настоящем исследовании. Необходимо определить, однако, в отношении художественного произведения, какую именно деятельность мы будем рассматривать, кем эта деятельность совершается, что считать результатом этой деятельности.
Прежде всего, необходимо сделать оговорку, что деятельность персонажей литературы не является реакцией реальных людей описываемого времени в реальной обстановке, а представляет собой предполагаемые модели поведения (подмеченные автором или выражающие его точку зрения) на соответствующее поведение других лиц. Таким образом, деятельность персонажей литературы – это модель деятельности реальных людей.
Во-вторых, сам персонаж литературного произведения - это, конечно, не реальный человек, а тип, образ, претендующий на репрезентативность по отношению к реальной личности и являющийся ни чем иным, как полезной гипотезой для конкретного исторического исследования.
В третьих, отображение деятельности этих персонажей не есть достоверное и прямое описание реальности, а описание возможных ситуаций и единичных действительных случаев.
Следовательно, жизнь литературных персонажей отражена как символическая, предполагаемая деятельность, состоящая из физических действий (поступков) и коммуникативных актов (проксемических и речевых). Перед нами – художественно отраженная модель общества в данную эпоху.
Источники, подобные художественному тексту, имеют свои достоинства и недостатки. К их отрицательным сторонам относится заранее предполагаемая субъективность; зато есть и достоинство – единство композиции и замысла. Этнология имеет свои подходы к изучению реальных обществ и их самосознания по самым разным аспектам. Автор данного исследования попытается применить эти подходы по отношению к обществу «вымышленному», отраженному.
Основной исследовательский метод данной работы – историко-сравнительный. Автор, прежде всего, пытается найти аналогии этнологических реалий, упомянутых в произведениях данных писателей, в научной литературе и изданных и прокомментированных источниках описывающих быт России XIX века. С этим связано широкое использование трудов, опирающихся на конкретные этнологические материалы, исторических сведений, краеведческих описаний.
С такой целью в данной работе использованы справочники и энциклопедии, содержащие информацию об описанных в художественных произведениях городах, местностях, а также данные исторических, этностатистических исследований, мемуарные источники, описывающие быт и нравы упоминаемых сословий, или воспоминания о конкретных исторических лицах, послуживших прототипами для героев рассказов, очерков и повестей. В качестве сопоставительных источников сведений послужили книги Н. Костомарова и Д. К. Зеленина и этнографические материалы, собранные современным ученым М. Науменко, а также теоретические разработки современных психологов, культурологов и мифологов. В статье А. М. Конечного на основе письменных источников восстанавливается картина народных гуляний, которая может быть сопоставлена с описанием проведения праздников и досуга в художественных произведениях. Также в работе использованы сборники этнографических материалов с описанием фольклорных сюжетов, обрядов, обычаев и поверий, а теоретическое осмысление функционирования архаических традиций в урбанизированных и урбанизирующихся обществах может быть почерпнуто из статьи К. В. Чистова о традиционных и вторичных формах культуры. Теоретические проблемы этнологического изучения семьи достаточно полно рассмотрены в работах Я. В. Чеснова, О. А. Ганцкой, И. И. Лукина, Г. В. Старовойтовой, Т. Б. Щепанской, Л. А. Абрамяна и коллектива авторов книги «Человек в кругу семьи …». Касаясь семейной проблематики, хотелось бы отметить также статью А. Ф. Некрыловой и В. В Головина, посвященную мало разработанной в этнологии, но существенной теме реализации отцовских функций в семье. Скудость и фрагментарность полевых материалов предопределила слабую изученность этой темы в научной этнологической литературе, тогда как на данном материале эта тема может быть рассмотрена более полно. Следовательно, автору данного исследования предстоит сделать попытку приложить их теоретические разработки к своеобразному виду этнологического источника – художественному произведению.
Язык персонажей художественных произведений – совершенно особая тема. Именно с помощью языковых средств, описаний событий, способа их выражения и создается литературный образ, поэтому и имеет смысл рассмотреть вопрос о языке подробнее и попытаться определить, как язык характеризует конкретную личность в историко-этнологическом контексте. Ценным теоретическим подспорьем в этом отношении послужила книги Н. Б. Мечковская «Социальная лингвистика», «Язык и мышление», «Язык и идеология», «Язык и личность».
Проблема выраженности этнического облика через внешность давно интересовала людей не только на обыденном, но и на научном уровне. Одно из интересных исследований на эту тему – книга С. И. Ярёменко «Внешность человека в культуре», в которой рассмотрены такие важные аспекты внешности как символичность тела человека и его частей, половой диморфизм и его восприятие в различных культурах, одежда вообще как «сосуд социальных содержаний» и народный костюм - в частности. Вывод исследования опирается на материалы культурологии и истории, но в нем не рассмотрена проблема этнического образа тела в художественной литературе. Зато в статье Ю. Л. Троицкого мы имеем первоначальную теоретическую разработку для анализа описания внешности героя художественного произведения в этнологическом контексте – особенности и своеобразие изображения как конкретного – исторического, так и типического лица в литературе. Изучая материально-вещный мир в художественном произведении, автор неоднократно обращается к новейшим и наиболее полным монографическим исследованиям по русской материальной культуре.
Наконец обобщающие выводы о быте и образе жизни российского общества не могли бы быть сделаны без знакомства со статьёй Г. Е. Маркова и уже упомянутой книгой В. Я. Канторовича, в которой высказана мысль о том, что совокупность литературных образов может рассматриваться как гипотетический объект для социологических (а в нашем случае этносоциологического) исследований образа жизни данного общества в данную эпоху.
Художественная литература - один из немногих источников, для которого характерно полноценное совмещение описания и анализа. Субъективность описания в данном случае не является помехой для исследователя – эта субъективность отражает личностный взгляд писателя на проблемы общества, но данный взгляд принадлежит думающему и неравнодушному описателю.
Автор данной работы обратилась в первую очередь к определению критерия этнологического факта в литературном произведении. Он может быть трактован не только как факт реальности, но и как факт сознания и самосознания описываемого персонажа, а также как факт сознания и самосознания автора литературного произведения. В произведениях художественной литературы исследователь может обнаружить следующие типы этнологических фактов: факт-предмет (например, указание на бытование тех или иных предметов материальной культуры в среде этноса); факт-событие (например, происшествие с конкретным лицом); факт-процесс (например, политические или экономические процессы в российском обществе XIX века); факт поведенческого акта (поступок); факт сознания (общественные настроения и дебаты).
Хотя произведения вышеупомянутых авторов и не изучались этнологами комплексно, но в историографии существуют некоторые подходы к изучению этнографических реалий в литературном произведении вообще. Уже существуют подходы к изучению художественной литературы как этнологического источника, которые следует принять во внимание.
В частности, следует обратить особое внимание на статью Е. И Филипповой, так она посвящена в первую очередь теоретическим вопросам этнологического источниковедения художественной литературы. В этой работе предложен критерий пригодности литературного произведения для этнического анализа: «художественное произведение может рассматриваться как источник только в том случае, если оно создано на основе личных наблюдений автора и не является результатом изучения других источников, как обычно бывает при написании исторических романов, повестей и прочее».
Критерий достаточно жесткий, так как выдвигает на первый план исключительно личный опыт писателя, в то время как большая часть собственно этнологических источников создается не только при прямом, в том числе «включенном» наблюдении. Если, однако, принять во внимание то, что любая, даже заведомо ложная информация источника, будучи подвергнута критическому анализу может быть использована, что большая часть произведений данных авторов написана с опорой на собственный опыт, этот критерий может быть принят с нижеследующими дополнениями.
Констатируя, что художественная литература - в первую очередь источник о культуре, быте и нравах, стереотипах поведения, ценностным ориентациях, брачно-семейных отношениях и других аспектах соционормативной культуры, Е. И. Филиппова предлагает несколько процедур для анализа текста литературного произведения.
Внимательный анализ художественного текста с применением к нему соответствующих критериев делает его доступным для анализа и другими традиционными социологическими методами, которые, разумеется, требуют «адаптации» к данному источнику.
Автор данного исследования применила наиболее известные социологические методы сбора и первичной обработки этнологической информации взятого из художественного произведения, что представляет собой основу рабочего инструментария для этнологического анализа:
-
Маршрутная экспедиция.
-
Составление «переписи литературного населения».
-
Нарративный анализ текста.
-
Оценка художественного текста биографическим методом.
-
Социометрическое исследование драматического текста.
-
Исследование драматического текста методом фокус-групп.
-
Кросс-культурный анализ художественного произведения.
В первом разделе анализируется применение вышеупомянутых методик к художественному тексту.
На основе первого раздела подтверждается мысль, что литературное произведение может служить этнологическим источником. Существует как объективные критерии, так и необходимый инструментарий для получения из художественного текста этнологической информации.
С помощью данного источника возможно решить задачу анализа изменений этноса на протяжении времени. Вычленить собственно этнические перемены, впрочем, достаточно сложно, так как в целом описание обычно дается с учетом как социально-экономических, так и культурных факторов. Субъективность описания в данном случае не является помехой для исследователя – эта субъективность отражает личностный взгляд писателя на проблемы общества. Таким образом, можно констатировать, что описание российского общества по литературному произведению имеет свойства полноты и законченности, конечно, при условии наличия надлежащего инструментария и компетентной критики источника.
В первой главе «Маршрутная экспедиция: «Остров Сахалин» А. П. Чехова как этносоциальный очерк» анализируется применение методов наблюдения, традиционных для этнологии, писателем реалистом XIX века. Маршрутная экспедиция – метод, который часто он применяется также и в комплексных исследованиях на стыке наук. Идея применить этот метод к исследованию художественного текста может показаться излишней или даже вредной, так как фиксация наблюдений при данном исследовании подразумевает особую форму ведения дневника наблюдений, обеспечивающих их научную объективность (по крайней мере – стремление к ней со стороны ученого). Казалось бы, сам по себе художественный текст отрицает такую форму ведения и фиксацию наблюдений.
Применение этого метода в этнологическом изучении художественного текста возможно при экспертном заключении об особом характере конкретного художественного текста, отвечающего критериям объективности. Всем выше перечисленным критериям отвечает научный труд и художественный текст Чехова «Остров Сахалин» - образец тюремной этносоциологии конца XIX века.
Сущность маршрутной экспедиции, как полагают сами исследователи, состоит в возможности уточнения и усовершенствования теоретического аппарата этнологии в процессе непосредственного общения исследователя с этнологической реальностью, что является особенно важным, когда исследователь не принадлежит к исследуемой культуре или сообществу.
Для писателя была характерна особая позиция наблюдателя если контакт с информатором был возможен, писатель вступал в общение с ним, если же нет – пользовался доступными ему административными документами, критически анализируя их. Такое исследование ценно еще и тем, что Чехов был первым, кто изучил сахалинское население, после превращения острова в российскую тюремную колонию. Чехов очень серьезно готовился к своей поездке на Сахалин: изучил доступную ему научную литературу, долго и кропотливо разрабатывал свою систему фиксации материалов, сделавшую бы честь многим исследователям этнологам того времени. Поэтому с методологической точки зрения следует оценить исследование Чехова именно как научное.
Чехов разработал специальную систему для фиксации сахалинских данных, которая отвечает всем основным требованиям в этносоциологии: дробное и максимально подробное запись событий, единая техника ведения записей, сверка с доступными документальными источниками, сопоставления количественных и качественных данных при характеристике и интерпретации событий.
Таким образом, как результат «маршрутной экспедиции» может быть оценен текст, который основан на неформализованных интервью, доступных исследователю, но не репрезентативных данных, не статистической или, точнее квазистатистической информации, позволившей, придти заключениям и выводам, соответствующим как формальной логике исследования, так и причинно-следственным моделям.
Исследовательская роль писателя заключается в том, чтобы подвергнуть анализу и упорядочить те факты, посредством которых люди описывали свою жизнь. Как настоящий этнолог, писатель может передавать свой исследовательский опыт не в виде не структурированных впечатлений, а в виде фактов и четких теоретических конструкций, доступных количественному подсчету и научной проверке.
Во второй главе « Типология «литературного населения»: социально-демографические характеристики этноса в художественном сознании писателя (на примере творчества Н. С. Лескова)» к исследованию художественного текста применен историко-типологический метод. В классической этнологии это метод приобрел особую популярность благодаря его успешному применению для характеристики хозяйственного уклада традиционных этносов. Однако, «типологизировать» возможно не только объекты материальной культуры. Определенная типологизация явлений духовной жизни, особенно т.н. «ментальной», долгое время находилась за рамками серьёзной научной дискуссии, допустимой разве что в публицистической или научно-популярной литературе. Понятия «душа народа», «народный характер» весьма широко использовались в научном литературоведении, но не как описание некоторой объективной реальности, а как часть художественного замысла писателя, имеющая отношение к его творческому методу. Между тем, на типологизацию «литературных характеров» могут и должны быть распространены методы этносоциологического анализа, однако целью таких исследований может быть не поиск единого цельного «народного характера», а представление о том, что же об этом «характере» думает общество. Литература может и должна быть использована в качестве источника по этнокультурной саморефлексии этноса.
В самом деле, ведь именно воздействуя на эмоциональную составляющую души человека, писатель может не только ознакомить читателя со своей позицией, но и, в определенной степени, даже «навязать» своё представление об обществе, об этносе, его историческом пути и ценностях. В России литература традиционно занимала место «учительницы жизни», и потому, все вышенаписанное приобретает для русской литературы особое значение. Следовательно, российский читатель реалистической литературы мог не только «узнать себя» в типажах художественного произведения: часто читатель даже начинал «смотреть на мир» «глазами Тургенева, Чехова, Толстого». Это совершенно не удивительно, так как именно классики русской литературы в гораздо большей степени, чем представители научного сообщества, формировали национальное самосознание. Таким образом, социологическая типологизация в духе может быть осуществлена на основе художественного текста.
Социально-демографическая типологизация в художественной литературе может быть применена с определенными ограничениями и результаты его обладают значительно большей долей условности.
Можно провести своеобразную «перепись литературного населения». У такой «переписи» есть теоретические ограничения: этнолог заведомо имеет дело с «выборочной совокупностью», но производит выбор из генеральной совокупности не он, а автор художественного произведения. Таким образом, ученый исследует модель общества, а не само общество, он может всеобъемлюще исследовать альтернативные гипотезы, что повышает качество понимания феномена этничности.
Эмпирическое исследование - это анализ самого произведения и составления «анкеты» на каждого героя произведения, содержащего данные о поле, возрасте, семейном положении, сословной и профессиональной принадлежности, вероисповедании и этнической принадлежности. Образец анкеты, по которой составлялась «перепись населения» в данной работе можно увидеть в приложениях к диссертации. Сами результаты «переписи» – в Приложении 3.
Анализируя произведения Лескова, следует сразу оговориться, что такие «анкеты» могли быть составлены только на главных героев, которые описаны достаточно подробно, но и у них бывает чрезвычайно трудно точно зафиксировать возраст, не всегда удается уточнить вероисповедание и этническую принадлежность. Более того, большинство второстепенных и эпизодических героев в произведениях Н. С. Лескова, упомянуты только по одному из вышеназванных признаков, и судить можно только об их половой принадлежности. Причем следует указать, что в литературном произведении наличие таких эпизодических персонажей – часть авторского замысла, поэтому нужно учесть, что сколько-нибудь полная анкета, составленная на литературного героя, не всегда возможна и необходима и важнее, на взгляд автора этого исследования, выделить функцию эпизодического лица произведения. Тем не менее, перепись литературного населения дает представление обо всей совокупности «литературного населения» в произведениях данного автора. Именно таким социологическое исследование может быть адаптировано к изучению художественного текста.
Этнолог-исследователь художественной литературы не может, конечно, по художественному произведению более точно описать существенные социально-демографические характеристики этноса. Это и не нужно: относительно к данному времени мы имеем более представительные данные земской статистики. Несомненно то, что сделав такую «перепись», исследователь получает совсем иные, не менее важные, но более трудно доказуемые с научной точки зрения данные – данные об «удельном весе» каждой социально-демографической группы в самосознании всего этноса. Это и есть новое знание, получаемое при данном подходе.
В третьей главе «Этнические и этноконфессиональные характеристики общества в художественном сознании писателя (на примере творчества Н. С. Лескова)» историко-типологический метод применяется к анализу этноконфессионального состава литературного произведения. Такое исследование, по мнению В. Я. Канторовича, дает этнологу по крайней мере, два вида информации: об этнических стереотипах и о «национальной галерее литературных типов».
Представители этносов, описанных Лесковым, кроме, пожалуй, русских, появляются в художественном произведении не случайно, и репрезентуют отрицательный или положительный гетеростереотип. В произведениях Н. С. Лескова упоминается более 30 различных народов, но основное внимание уделено описанию русских, украинцев, евреев, немцев, цыган и некоторых других, наиболее многочисленных и\или влиятельных, экзотических этносов России. Достаточное внимание уделяется описанию народов Европы, таких как англичане и французы. Иногда писатель намеренно транслирует стереотипную точку зрения на какой-либо народ, в других случаях сама этническая принадлежность героев не указана достаточно четко. Определение иноэтничных персонажей как «дикари», «татары», «жиды», «хохлы» показывают срез общественного сознания, в котором главное разделение проходит по линии «русские-другие». Существенная связь наблюдается между этнической принадлежностью и видом деятельности. Описание этнического состава российского общества включающего в себя как народы, стоящие на первобытной стадии развития, так и народы, имеющие свою буржуазию, по рассказам и повестям Лескова позволяет сделать вывод о его (общества) существенной неоднородности.
В главе четвертой «Нарративный анализ художественного текста (на примере прозы А. П. Чехова)» тексты писателя классика рассматриваются как писательское «интервью», в основу которой положена способность людей проявлять себя в роли рассказчика, а сам рассказ рассматривается как базовая единица коммуникации, способствующая передачи лично значимой информации «объективированию субъективности».
Обратимся к научному методу нарративного интервью и укажем, что и как необходимо изменить в этой методике, чтобы применить её в качестве перспективного метода исследования художественной литературы как нового источника по этнологии.
В социологии нарративное интервью трактуется как метод, нацеленный на получение любого рода качественной информации, но, в особенности, нового, не улавливаемого другими социологическими методиками знания. Этот подход полностью применим и в исследовании художественного текста, ведь «новая» информация в тексте, несмотря на то, что она может быть «хорошо забытой старой» это, в первую очередь, субъективная оценка рассказчика, проливающая свет на его отношения к какому либо событию или явлению, являющимся в литературе, тем не менее, «узнаваемым»- то есть – социально типичным.
Для разбора и воплощения принципа нарративного интервью для анализа художественного текста автор использовала пять наиболее показательных в этом отношении произведениях Чехова – рассказах «Жена», «Рассказ незнакомого человека», «Ариадна» и повестях «Моя жизнь», «Три года».
Нарративное интервью в социологии особенно эффективно применяется при исследовании маргиналов и представителей различных сообществ, отличающихся девиантным (отклоняющимся) поведением. Однако нарратив в художественной литературе заведомо представляет собой характеристику индивидуального для оценки типического.
В таком авторском замысле есть важная для этнолога особенность: жизненный путь художественного персонажа может быть оценен и как типичный для представителя той или иной группы населения, так и как психологический нонсенс, скандал, нарушение обыденности.
Новизна этнологического знания заключается в том, что художественный нарратив в отличие от нарратива социологического дает этнологу поле для обобщений, многовариантное развитие жизненного пути личности в этносе, в отличие от унылого, одномерного, изжившего себя представления о едином «национальном характере».
Имплицитно автор художественного произведения полагает, что читатель узнает себя или своих знакомых, друзей, родных, в героях художественного произведения. Следовательно, этнолога интересует не только само изложение, но и конструирование этого образа автором – писателем и «самоконструирование» образа читателем.
Целью нарративного интервью в социологии является построение теоретической модели биографических процессов, характерных для соответствующих социальных групп. В нашем случае – это модель семейно-брачных отношений в среде интеллигенции конца 1890-х – начала 1900 гг.
В социологии чисто нарративная структура понимается как ситуационно независимая и конституируемая для самоиндификации рассказчика. Таким образом, можно создать интуитивно верную модель семейного пути интеллигента рубежа веков.
В пятой главе «Биографический метод в исследовании художественного текста (на примере творчества А. П. Чехова)» применение данного социологического метода позволяет осуществлять исследование индивидуальных этнических процессов, процессов сознания и самосознания; является изучением индивидуального пути и жизненного опыта на разных этапах жизненного цикла личности; изучает жизненный путь и субъективные переживания индивида, служит ключом к разрешению вопроса о менталитете этноса, изучая сугубо личные пласты сознания индивидов, входящих в этнос, систему авто- и гетеростереотипов, картину мира и воспринимаемые как наиболее характерные, устремления личности в той или иной культуре.
Основная особенность биографического метода в социологии – сфокусированность на сугубо личностных аспектах истории жизни человека (иногда - группы, организации) и на субъективном подходе к описанию человеческой жизни, карьеры, истории любви и т. п. Для этнолога художественный текст может дать представление о «типичной», модальной личности и особенностях ее жизни в социуме. Например, в произведениях Чехова эта сугубо личностная история – это путешествие мальчика Егорушки из родного дома в незнакомый ему еще город («Степь»), история «опрощения» провинциального интеллигента («Моя жизнь»), подведение итогов жизни заслуженного ученого («Скучная история»).
Объектом исследования при биографическом методе могут стать как биография одного персонажа, так и нескольких. Предмет исследования в данном случае – как установление того, насколько типичной для всего общества (или народа) в целом является описанная в художественном произведении ситуация, так и насколько типична в восприятии автора произведения и предполагаемой аудитории. Исследовательские гипотезы формулируются в двух плоскостях: события реальной жизни этноса и их соотношение с описанными в произведении («художественная трактовка»), сюжетообразующие события произведения и их соотнесение с историей реального народа («правда» и автостереотип в самосознании).
Соответственно, и инструментарий для такого исследования художественной литературы должен быть подобран особый: ведь исследователь не имеет возможности провести интервью с самим «респондентом», а должен получить информацию уже из готового, доступного ему нарратива путем вычленения значимых для исследования моментов. Итак, исследовательские процедуры – анализ диалогов (как прямых, так и косвенных), исследование автокомментария («включенное наблюдение» над героем произведения) и анализ всего текста в целом по нескольким значимым темам.
При подобном исследовании необходим формуляр, включающей перечень интересующих вопросов, но следует сразу отметить, что при сопоставительном анализе некоторые вопросы могут остаться без ответа. Формуляр может быть построен как по хронологическому принципу (например, детство, юность, зрелость, старость героя), так и по тематическому (взгляды на семью и брак, отношение к власти, восприятие природы, музыки, искусства и проч.). В данное исследование были включены данные, касающиеся личности в социуме, языковой и телесно-симоволической составляющей образа героя, его семейного положения, восприятия юмора, духовной, материальной, бытовой и коммуникативной культуры. В результате пилотного исследования может быть получен блок вопросов, освещение которых «обязательно», но такой вопросник – всегда компромисс между стремлением «изучить» или «смоделировать» ситуацию, уже заданную автором текста.
В шестой главе «Социометрия драматического произведения (на примере драматургии А. Н. Островского)» с помощью социометрического анализа создается объективная как качественная, так и «количественная» картина общения героев драматического произведения. Социометрия является довольно мощным аналитическим инструментом, который позволяет в короткие сроки оценить социально-психологический климат смоделированного социума, малой группы какого – либо этноса.
Теоретической базой применения метода может служить теория отечественных ученых С. А. Арутюнова и Н. Н. Чебоксарова о коммуникации (общении), как основе этнического бытия. Наиболее плотные связи, согласно их гипотезе, и образуют основу этнического единства.
В самом деле, чаще всего неформальное и наиболее плотное общение человека происходит в малой группе – семье, дружеской компании, трудовом коллективе и т.д. Если этот коллектив вдобавок моноэтничен – налицо первичная этническая коммуникативная «ячейка».
Художественный текст, на первый взгляд, не предоставляет возможностей для «интерактивного» общения исследователя с респондентами: в самом деле, персонажи художественного произведения ограничены тем текстом, который уже создал автор, писатель.
Следует проанализировать, как можно использовать их «коммуникативные потоки». В действительности, любой текст - это «мета-текст», состоящий из некоторого количества «мини-текстов»: героев, персонажей произведения и авторского текста. Такой подход, в целом, не противоречит современному анализу литературных текстов в духе структуралистской традиции. Однако применить данный способ анализа к традиционному прозаическому тексту представляется затруднительным: текст любого литературного произведения многослоен и полисемантичен, в нем трудно выделить «единицы» для количественного анализа текста, трудно получить наглядный и показательный результат с точки зрения применения социологических методов.
Совсем иначе обстоит дело с текстом драматургического произведения. Он очень органично «укладывается» в такую исследовательскую методику как социометрия. Текст драмы разделен на реплики героев самим автором пьесы. Исследователь-этнолог имеет тем самым готовые «единицы» для анализа – реплики героев. Как правило, социометрия измеряет отношения между людьми, выясняя не только взаимное «притяжение-отталкивание» людей, но и знак этого общения («положительный», либо «отрицательный»). Определить характер общения персонажей пьесы значительно легче, чем героев прозаического произведения: зачастую драматург, выводя своих героев на сцену, уже имеет некоторые определенные соображения как собственно об их характере, так и о характере общения между ними. Автор оценивает с этих позиций хорошо известную всем со школьной скамьи пьесу А. Н. Островского «Гроза» и приходит к выводам, отличающимся от традиционных литературоведческих. Выясняется, что «Гроза» - это социально-бытовая драма, показывающая внутренний, а не внешний кризис семейных устоев. В этой драме нет однозначного разведения на представителей «темного» и «светлого» царств – все герои одинаково несчастны. В своих несчастьях герои склонны обвинять себя, не ища виноватых за пределами своего круга общения. Драма Катерины – не бунт, а драма сильной личности, преступившей через свою совесть ради большой страсти и раскаивающейся в этом. Патриархальное общество испытывает глубочайший кризис, который виден в умонастроениях его основных представителей – Дикого и Кабанихи. У пьесы имеется «второй план» - история противоборства одиночки-естествоиспытателя против устойчивого обывательского сознания, подкрепленного традиционной религиозными и морально-нравственными устоями.
В седьмой главе «Изучение драматического произведения методом «фокус-групп» (на примере драматургии А. Н. Островского)» новое знание, которое можно получить с помощью исследования драматического творчества этим методом - это деконструкция социальной реальности, познание ее многомерности. Драматургия, изученная с применением социологического инструментария дает удивительный результат. Маргинальные и исключительные явления в социальной жизни общества это вовсе не нарушения нормы, а вполне закономерный «сбой социальной матрицы» в эпоху перемен. Причины, течение и последствия этого сбоя можно не только изучить и описать научно, но и сделать инструментом прогноза социальной реальности. Представляя собой избранную автором пьесы фокус – группу, герои драматического произведения являются проекцией современного писателю общества. Именно драматургия, доступная для широкого зрителя (заменявшая в XIX веке современные ТВ и интернет) и стала, одновременно, как выразителем, так и распространителем групповых норм в обществе.
Социологи выделяют различные виды групповых дискуссий: мини – группы, расширенные группы, повторные группы, сензитивные панели.
В мини – группе обычно бывает сравнительно небольшое число респондентов – 4-8 человек. Она используется тогда, когда необходимо получить четко сфокусированную, конкретную информацию. В этом случае, предмет проводимого исследования заведомо носит личностный, интимный характер. Таким критериям отвечает достаточное количество пьес Островского, например, такие как «Бедная невеста», «Бедность не порок», «Блажь». Количество действующих лиц в этих пьесах не превышает 8 –ми человек. Целью обсуждения во всех пьесах является неустроенная личная жизнь главных героев пьесы. Это сравнительно объемные драматические произведения, на каждого героя в них приходится достаточно много реплик, и мы можем получить полную, исчерпывающую информацию о жизненной позиции каждого из них. Авторская позиция также носит четко сфокусированный характер. Что касается демонстративного поведения, то расширения количества участников пьесы возможно, но обычно не входит в задачу драматурга, так как это расширение должно привести к выходу за пределы личной, персональной драмы, придать пьесе остро - социальный характер.
Как расширенные группы в драматургии Островского можно воспринимать пьесы со сравнительно большим количеством героев (8 – 12 человек), действия которых разворачиваются на протяжении нескольких лет, а то и десятилетий. Это такие пьесы как «Доходное место», «Пучина». Сплочению группы способствует, как правило, жизненные обстоятельства: герои пьесы становятся друзьями, или родственниками, начинают вместе работать, вступают в брак. Объединение в малые группы, например, в пары, происходит благодаря развитию действия самой пьесы. Некоторые герои намного больше общаются с избранными ими персонажами пьесы, так как между ними образуется личные отношения. Коллизия драматического произведения такова, что главные герои пьесы обычно не только проходят через серьёзные жизненные испытания (разрыв отношений с любимым человеком, смерть близких, долгая разлука и т.д.), но и получают новый нравственный опыт, меняются душевно.
Повторные группы можно наблюдать на примере следующих драматических произведений Островского – «Бешеные деньги», «Красавец-мужчина», «Невольницы». Особенность драматического действия этих пьес заключается в том, что главные герои встречаются наиболее часто и дискутируют наиболее интенсивно (в количественном отношении). Социальным экспериментом следует считать моделируемую одним или несколькими героями пьесы кульминационную ситуацию, в которой и можно проявить свои истинные нравственные черты. Например, в «Бешеных деньгах» обманутый муж ставит расточительную жену в ситуацию, смоделированную им бедности. В пьесе «Красавец-мужчина» с помощью нехитрой западни попадается неверный муж – волокита, гоняющийся за богатыми женщинами. В «Невольницах» скучающая жена получает серьёзный урок супружеской верности при помощи незадачливого кавалера.
Характерный пример сенситивных панелей в драматургии Островского - это пьесы «Гроза» и «Лес». Конечно, драматург не производит отбор участников, действующих лиц, по демографическому критерию, но в таких пьесах с самого начала задается конфликт между старым и новым, между младшим и старшим поколениями, между мужской и женской психологией, между неимущими и собственниками. Для драматурга важно подчеркнуть, что участники этих пьес заранее знакомы друг с другом и между ними уже сложились определенные отношения. Например, можно вспомнить конфликт Марфы Кабановой с её сыном и невесткой в «Грозе», или неуверенные и напряженные отношения Геннадия Несчастливцева со своей тетей, богатой помещицей Раисой Гурмыжской в «Лесе». Социальный эксперимент в такой импровизированной сенситивной панели происходит вокруг одной, центральной проблемы: потрясения, очищения, божьего наказания за грехи – в пьесе «Гроза», или испытание богатством и безнравственностью в пьесе «Лес». Группа распадается или переструктурируется после кульминационного события – смерти Катерины в «Грозе», ухода из дома Несчастливцева в «Лесе».
Новизна трактовки разбираемой с помощью метода фокус-групп пьесы А. Н. Островского «Лес» заключается в том, что этическая позиция писателя противопоставляется его социальному реализму: в пьесе все правдиво - больше всех выиграли дельцы – Восмибратов и Буланов и это отражение социальной действительности, как бы не оценивал этот факт Островский с этической точки зрения. Больше всех проиграли Счастливцев и Несчастливцев и в их судьбе – оценка социальной значимости интеллигенции в обществе XIX века.
В восьмой главе «Личность в контексте культуры: кросс-культурный подход к исследованию персонажа художественной литературы (на примере творчества Н. С. Лескова)» формулируются теоретические принципы кросс-культурного анализа художественного текста. Персонаж художественного произведения есть зачастую личность, вымышленная писателем, однако и вымысел, чтобы быть правдоподобным, опирается на систему социокультурных координат описываемого времени.
Можно выделить три типа, три модели, по которым обычно создаётся персонаж реалистической художественной литературы:
Обобщенный тип, показательный для данной эпохи и историко-культурной общности как наиболее массовый, часто встречающийся – некое подобие т. н. «модальной личности» (эпизодические и второстепенные персонажи);
Наиболее характерный тип, объясняемый особенностями социализации и инкультурации, а также этнопсихологическими характеристиками данной общности – типическая, т. н. «базовая личность» (персонажи, созданные по прототипу);
Реальные исторические лица, включенные в художественное повествование на основании действительных или вымышленных исторических фактов.
Персонаж художественной литературы реализуется как личность с помощью речи и внешнего облика.
Художественный текст имеет отчетливую структуру: авторская речь, диалоги и монологи. Речь персонажа, его «речевая партия» выступает как языковая составляющая образа литературного героя (историко-этнологический тип). С помощью демонстрации живой разговорной речи (её групповых, территориальных, статусных и чисто индивидуальных особенностей) формируется социально-бытовая характеристика героя.
Чётко прослеживается связь социолингвистического поведения с набором социальных ролей литературного персонажа, – т.е. один и тот же человек в разных ситуациях говорит по-разному. Кроме того, в речи выражаются разные стороны жизни и социальной психологии человека. Этническая принадлежность героя нередко показана через характерное коверкание основного языка литературного произведения – «этимологически продуктивное» искажение словарного запаса чужого языка, употребление этнически специфических, характерных для данной культуры слов, стилистическая окраска. Однако речь также – часть индивидуального стиля героя, определяемая не только групповой (социальной или этнической) принадлежностью, но и коммуникативной ситуацией, психическим типом, мировоззрением и биографией конкретного героя.
Сущность человека раскрывается не только в том как, но и в том, что он говорит. Высказывания литературного персонажа часто в большей степени, чем поступки, характеризуют этическую, ценностную систему героя. Его моральный облик в разной мере отражает ценности общественного сознания данной эпохи и ценностную систему писателя-автора. В реалистическом произведении высказывания и поступки героев часто противоречивы и неоднозначны, а их интерпретация может быть различна. Отсюда следует, что сущностью «национального характера» героя литературного произведения могут быть не реальные достоинства и недостатки, а представления писателя о том, каким должен быть характерный герой из данной социальной или этнической группы.
Литературный персонаж определяется не только внутренними качествами – духовными и психологическими. Его определяет также внешность – тело, походка, жесты. Телесно-символическая компонента героя раскрывается через портрет. Внешность персонажа литературного произведения описана, в первую очередь, как внешность мужчины или женщины и содержит в себе гендерные идеалы, стереотипы и предпочтения описываемой эпохи. Общество не только подтверждает, но и закрепляет природную дихотомию социально-культурными символами. При описании антропологических особенностей иноэтничных персонажей отмечаются их уникальные, отличительные черты. Оценка и интерпретация этих черт в связи с духовным обликом часто выражает не свойства взаимодействующих групп, а отношения между ними.
В художественном образе отражаются социальные типы людей, характерные для данного общества. Но, во-первых, эти типы разнообразны, и увидеть в них какой либо единый характер вряд ли возможно: хотя они и являются представителями одного этноса, тем не менее репрезентуют собой разные социальные типы. Их собственные характеры различны и включают в себя противоположные нравственные и психологические черты.
Во-вторых, художественные образы, особенно в реалистическом произведении, хотя и обладают этническими особенностями, но только в сочетании с общечеловеческими чертами.
В-третьих, «этнический» колорит, отличающий героев художественных произведений связан с конкретной исторической эпохой, условиями жизни и быта этноса, государства, социальным окружением, в котором находится персонаж. На персонаж художественной литературы воздействуют одновременно и этническая культура и субкультура социальной среды, кроме того, во многих из них присутствуют и индивидуальные черты.
В-четвертых, характер персонажа литературного произведения определяется и набором отрицательных, «теневых» ценностей и установок, руководствуясь которыми, человек продолжает оставаться в рамках своей культуры: противопоставление заключается в своеобразном «двойном стандарте», по которому декларируемые обществом ценности не всегда совпадают с теми, по которым оно реально живет.
Во втором разделе «Многонациональная Россия глазами русских писателей XIX века» рассматриваются практические итоги применения теоретических положений диссертации.
В главе первой «Человек в кругу семьи» автор работы анализирует взаимоотношения в кругу родных и близких, мотивы и стимулы заключения супружеских союзов, рождения и воспитания детей, их социализацию, отношение к старшему поколению.
Идея семьи для Островского одна из ключевых. Кризис в семье ставит на грань существования саму человеческую личность, может сделать из нормального человека преступника. В драматургии Островского можно увидеть примеры уже устроенной счастливой семейной жизни («Не в свои сани не садись»), семьи, благополучно переживающей острый кризис («Не так живи, как хочется»), семьи, в которой один из супругов своими личными усилиями делает неудачный брак – удачным («Бешеные деньги», «Женитьба Белугина»). Для Островского благополучие семьи – основа благополучия общества
В произведениях Лескова показан кризис семейных отношений и традиционной модели брака. Традиционная модель семьи, при которой мужчина и женщина вступали в церковный брак один раз и на всю жизнь, подразумевающая патриархальное распределение брачных ролей и многодетность уже фактически стала терять свою популярность, как в дворянских, так и в широких разночинских кругах. Кроме того, происходил не только социально-демографический кризис, но и изменение духовно-нравственных ориентиров по отношению к браку.
Описывая современную ему семью, Чехов показывает непрочность и ненадежность самого института семьи в России конца XIX – начала XX века. По мнению писателя это связано е только и не столько с крушением традиционных устоев общества, сколько с врожденной изменчивостью человеческой натуры. Сам Чехов, как сторонник холостяцкого образа жизни, ценил в отношениях с женщиной, прежде всего, новизну впечатлений и воздействие на чувственность. По его мнению, терпение и притирка характеров в браке делают человека несчастным и несвободным. Эта точка зрения была характерна для многих представителей творческой элиты круга Чехова и интеллигенции России рубежа веков. Описание семьи соответствует российским реалиями, отвечает представлениям самого писателя. Ценность описания семейных отношений Чеховым – в его глубоком понимании психологических механизмов построения отношений между людьми. Детство у Чехова – это не безоблачная невинная пора. Оно неразрывно связано и целиком и полностью зависит от мира взрослых. Особенность детского мироощущения – особенно яркое и объективное восприятие мира. Дети еще не научились обманывать себя и других и видят мир таким, какой он есть. У Чехова нет определенного семейного идеала – он воспринимает и описывает все многообразие семейных отношений и образов устройства семейного очага.
Несмотря на это на протяжении ХIХ века продолжала сохраняться ориентация на семью и заключение брака как на очень важный и существенный в статусном отношении способ самореализации личности; выполняя свои основные функции (поддержание биологической непрерывности общества, социализация и инкультурация поколений, создание и воспроизводство материальных основ жизни, рекреационная функция и функция этнического воспроизводства), семья, как часть общества, переживает глубокий кризис. В произведениях Островского, Лескова и Чехова она предстает как шаткое и непрочное образование, эволюционирующее вместе с изменением поведенческих стереотипов.
Во второй главе «Бытовая и коммуникативная культура в художественном мире писателя» раскрываются особенности социализации и инкультурации в российском обществе XIX века, бытовая и коммуникативная культура русского народа в XIX веке, отраженную в творчестве Островского, Лескова и Чехова. Ценностный мир жителя России (как правило, повествование ведется от лица русского человека и отражает его этническую картину мира) XVIII – XX веков представляет собой сложное явление, к которому можно отнести типичные черты познания, восприятия, мышления, общения, ценностей, представления о себе и об окружающих людях и народах. Эти свойства касаются как представителя дворянской элиты, так и среднего или «простого» русского человека. Затронуть весь спектр ценностных ориентаций довольно сложно, поэтому имеет смысл остановится на следующих наиболее существенных, на взгляд автора, компонентах ценностной системы, отраженных в творчестве данных писателей: отношении к власти, к труду, к знаниям, к иностранцам и нравственным нормам.
Быт у Островского показан как изменчивая категория. Островский показывает, что изменение ценностей существенно меняет психологию людей, хотя в представлении драматурга сохраняется основной костяк того, что составляет ценностную базу человека из традиционной купеческой среды. На первом месте в этой иерархии ценностей стоят вера и семья. Островский показывает двойную мораль свойственную купеческой религиозности и выступает за сохранение моральных ценностей христианства. Поддерживая традиционную модель брака, Островский обращает внимание на изменение в ней роли женщины в сторону большей самостоятельности и равноправия. Островский показывает двойственность ценностей и ценностных ориентаций в отношении таких важных для менталитета понятий как совесть, отношение к закону, к труду. Главная отличительная черта – общинность этой морали: для своей семьи, для рода и клана существует одна мораль, а для посторонних – другая. Островский поддерживает просветительские протестантские идеалы обмирщения, показывая порочность и ненадежность такой двойственной ценностной системы. Он выводит на арену нового героя, сохранившего эмоциональную связь с русской традицией, но решительно порвавшего с её косностью, заблуждениями и предрассудками. Островский выступает не против старого быта, а за этическое раскрепощение и освобождение личности. Вместе с тем, он критически рассматривает и рационалистические ценности новой эпохи, оценивая их по шкале общечеловеческих ценностей.
Ценностная система это одна из составляющих менталитета, а Х1Х век это век начала формирования в Европе концепций «национального» характера, «народного духа» в том числе и русского народа, но Лесков не склонен к обобщениям. Писатель показывает «разных» русских: например, крестьянин Голован («Несмертельный Голован»), мещанка Домна Платоновна («Воительница»), купец Сила Крылушкин («Житие одной бабы»), священник Савелий Туберозов («Соборяне») и дворянка Лиза Бахарева («Некуда»), хотя и являются русскими людьми, но, тем не менее, представляют собой разные социальные и психологические типы. Их собственные характеры различны и включают в себя противоположные нравственные и психологические черты.
В произведениях Чехова ценностная система русского народа представляется противоречивой. Сам писатель всячески устранялся от занятия какой-либо определенной позиции, предпочитая нравственному учительству объективизм. Однако, характеризуя менталитет русских в произведениях Чехова можно отметить такие его важные черты как стремление его к правде и справедливости, счастью, как земному устройству и «обустройству своей души», ведущим к достижению общей для всех цели. На этом пути русским мешают внутренняя несвобода, порожденная крепостничеством, зацикленность на материальных и житейских проблемах, бедность, грубость быта, отсутствие образования и воспитания.
Коммуникативная культура героев чеховских произведений имеет прямую проекцию на бытовые отношения. Люди, неустроенные в быту, страдают от отсутствия общения. Согласно информационной теории С. А. Арутюнова и Н. Н. Чебоксарова – основа этноса в новое и новейшее время это плотность информационных связей, постоянное и взаимопонимаемое общение. Применение этой теории к анализу художественного текста дает ответ на вопрос, почему нельзя обнаружить в творчестве Чехова никакой общей картины ментальности русского общества. Дело в том, что в это время происходит активное разрушение коммуникационных потоков, и возрастание непонимания и разобщенности, что очень хорошо показано в чеховских произведениях. Это, безусловно, до известной степени, собственно чеховский взгляд на проблему, но вместе с тем, и отражение объективных реалий того времени.
Таким образом, можно констатировать, что в художественном образе, действительно, отражаются социальные типы людей, характерные для данного общества. Однако, во-первых, эти типы разнообразны, и увидеть в них какой-либо единый характер вряд ли возможно.
Художественные образы, особенно в реалистическом произведении, хотя и обладают этническими особенностями, но только в сочетании с общечеловеческими чертами, что, собственно и позволяет выдающемуся художественному произведению стать достоянием мировой культуры.
«Этнический» колорит, отличающий героев художественных произведений, связан с конкретной исторической эпохой, условиями жизни и быта этноса, государства, социальным окружением, в котором находится персонаж. На персонаж художественной литературы воздействуют одновременно и этническая культура и субкультура социальной среды, кроме того, во многих из них присутствуют и индивидуальные черты.
Характер персонажа литературного произведения определяется также и набором отрицательных, «теневых» ценностей и установок, руководствуясь которыми, человек продолжает оставаться в рамках своей культуры: противопоставление заключается в своеобразном «двойном стандарте», по которому декларируемые обществом ценности не всегда совпадают с теми, по которым оно реально живет.
В третьей главе «Духовная культура российского общества в художественном мире писателя» рассматриваются особенности духовной культуры народов России Х1Х в., причем особое внимание уделяется четырем важных аспектам: бытовой стороне традиционных религиозных представлений, обрядах и суевериях, представляющих низовой пласт духовной культуры, фольклорном творчестве и способах проведения досуга.
В изображении духовной культуры в драматургии Островского можно проследить следующие важные черты. Островский больше описывает духовную культуру купцов, чем дворян, считая их сословием, в наибольшей степени сохранившим исконную культуру русского народа. Уделяя внимание описанию бытового православия в среде купечества, Островский отмечает, что оно тесно связано с невежеством, обрядоверием, суевериями, хотя и не осознается купцами как таковое. Культурная традиция в драматургии Островского основано на точном следовании писателя образам и сюжетам национального фольклора, который Островский считает средоточием русского национального характера. Изображение досуга в пьесах Островского отвечает традициям натуралистической школы в литературе: показана смена старых отживших форм, новыми, прогрессивными.
В ХIХ веке, веке наступающего капитализма, в изображении Лескова, разразился кризис безраздельного господства религиозного мировоззрения (как в высших, так и в низших слоях общества). Заменой ему служили разного рода суеверия и новейшие духовно-этические учения, сектантство и т.д. Суеверия, бытовавшие в крестьянской среде, были тесно связаны с системой народных бытовых знаний и представлений в целом. Возникая в среде крестьянства, они оказывали существенное влияние и на мировоззрение других сословий. Живучесть этих представлений коренилась в тесной связи с народной медициной, традиционным аграрным календарем, обрядовой жизнью. Обрядовая жизнь и устное народное творчество не только продолжали сохраняться в среде крестьянства, но в ХIХ веке стали до некоторой степени олицетворением всего «исконно народного», что и подтверждает широкое использование их Лесковым, писателем-дворянином. Функционирование народной устной культуры как культуры сельской, дополняется в это время элементами городской и профессиональной, но в быт, по большей части, входят только те элементы, которые основаны на фольклорных традициях. Проведение досуга существенно варьирует в зависимости от социального слоя и места проживания (в городе или в деревне, в столице или в провинции). В целом все-таки можно заключить, что в это время, общество в проведении досуга ориентируется на разнообразные национальные традиции: крестьянские (деревенские) и отчасти городские.
Изображая духовную культуру, Чехов обращает внимание на все её основные элементы – бытовую религию, обряды и традиции, способы проведения досуга. По мнению писателя, христианские традиции чрезвычайно сильны в русском обществе, однако, для большинства, как образованного, так и неграмотного частей общества этический смысл христианства утерян. Большое значение в жизни народа имеет обрядоверие и двоеверие. Языческие верования касаются двух самых важных сфер человеческой жизни – общения и медицинской помощи. Общение без определенных стереотипов затруднено, как показывает Чехов, потому что нет навыков эффективной коммуникации. Эта проблема даже неосознанна русским обществом как таковая – Чехов фактически является её первооткрывателем. Отвечая на вопрос, почему нет русской идеи общей для всех, Чехов указывает, что в обществе нет общего понимания и желания понять друг друга. Досуг, изображен Чеховым как монотонный, бессмысленный, он разобщает людей и сливается с буднями.
В четвертой главе «Материальная культура этноса в художественном мире писателя» основное внимание уделяется главным атрибутам материальной культуры – пище, одежде и жилищу, а также описанию вещного мира и интерьера помещения
Описывая материальную культуру, писатели акцентируют свое внимание на яркой, броской детали, характеризующей персонаж или обстановку. Иногда, это далеко не всегда относится и к иноэтничной и архаичной детали. Жилище описано схематично, но вполне достаточно для того, чтобы получить представление о его разновидностях в данную эпоху. Существенная черта, отличающая систему питания народов России в то время – регионализация меню и зависимость содержания трапезы не столько от этнических предпочтений, как от материального достатка человека. Писателями подчеркнута приверженность русских национальной кухне. В одежде социальные и этнические различия видны более отчетливо. Кроме того, на одежду влияют, разумеется, личные вкусы и мода. В художественной литературе одежда – неотъемлемая часть портрета, что говорит о ней как о важном социальном атрибуте.
В пятой главе «Пространство и время в восприятии российского общества ХIХ в» восприятие времени в произведениях Островского, Лескова и Чехова в соответствии с логикой повествования дифференцировано. Это восприятие ритуального, календарного, объективно-исторического и субъективно-личностного характера. Х1Х век показан новым веком, новой эпохой с существенными старыми пережитками. Восприятие времени напрямую связано с событийностью и хроникой, – т. е. время «кристаллизуется» в конкретных поступках и действиях людей. При восприятии пейзажа люди, принадлежащие к различным этносам, взаимодействуя друг с другом, исходят из разного перцептивного опыта, который влияет на способ восприятия внешней инокультурной среды. Критерии, созданные в одной культуре и кажущиеся в ней действенными, могут не соответствовать оценке в другой культурной ситуации. Восприятие российского пространства и времени в целом можно охарактеризовать как помещение своеобразного бытия в систему историко-культурных координат, неразрывно связанную с социально-психологической атмосферой. Это восприятие описано в полном соответствии с традициями русской реалистической литературы.
В шестой главе «Этнические аспекты юмора» отражена специфика восприятия смешного в русской культуре представителями русской интеллигенции.
Говоря о юморе в произведениях Островского, следует различать авторскую позицию и позицию героев, которые часто расходятся. Ирония и сатира самого драматурга направлены, в соответствии с его просветительскими взглядами, на разоблачение невежества и отживших жизненных норм в быту. Ирония, юмор и сатира в народном миросозерцании могут принимать иной раз жестокие и противоестественные формы, вместе с тем, Островский отмечает органическое чувство юмора, свойственное представителям простого народа при разоблачении всего неискреннего, наносного, фальшивого и показного.
Юмор Лескова социален по своему существу, зависим от социума и от культуры; кроме того, тема анекдота – борьба с пороком в скрытой форме. Анекдот у Лескова также способ объяснения тех или иных свойств этноса. Лесков видит комические стороны у каждого этноса, не выделяя какой-то один.
Этнические особенности юмора Чехова заключаются в том, что, сама по себе, манера чеховской иронии практически лишена, во всяком случае, пытается избегать сугубо этнической тематики, и направлена на адекватное изображение различных сторон русского быта конца XIX – XX века. В этнологическом смысле она является саморефлексией и самоиронией писателя, что существенно меняет мнение о том, что автостереотип должен быть сугубо положительным. Гендерный вопрос в юмористике Чехова решен через разоблачение мужских и женских стереотипов восприятия. В этом случае юмор Чехова направлен на неправильное, искаженное восприятие мужчин и женщин друг другом, сложившееся в результате устарелого воспитания. Этнический юмор не затрагивает реальных качеств изображенных народов, а высмеивает стереотипы русского обывателя об иностранцах. Очень интересен профессиональный юмор писателя, в котором объект иронии – разрыв между академической ученостью и жизненной практикой. Ученость создает иллюзию «рационального» понимания проблемы и всеведения, уже тогда подвергавшегося сомнению. Наконец, юмор Чехова направлен, прежде всего, на сферу русского быта. Основные приемы, с помощью которых Чехов показывает устаревшие формы этого быта – неожиданный конец рассказа, снижение романтического, шаблонного образа и совмещение несовместимого. Задача иронии в художественном мире Чехова – показать многообразие жизни, вырвать читателя из плена бытовых стереотипов, сформировавшихся в конце XIX века, как благодаря невежеству, так и благодаря оторванной от жизни книжной культуре.
В Заключении представлены итоговые обобщения и выводы, полученные в ходе исследования, а также намечены пути выхода рассматриваемой проблематики в более широкий контекст.
Обратившись к качественному анализу можно убедиться, что анализируя художественное произведение как этнологический источник, можно получить, в общем, целостную модель описываемого общества. Эта модель до известной степени поддается формализации, хотя статистические данные, полученные при ее изучении надо использовать очень осторожно, определив и точно оговорив критерии выборки и оценки. Изложенная выше и опробованная на материале творчества Островского, Лескова и Чехова методология и техника исследования художественной литературы как этнологического источника может себя оправдать в кросскультурном исследовании, в котором возможна также дальнейшая проверка действенности использованного инструментария.
Рассматривая в целом общество и этнос как систему, этнолог может воспользоваться художественной литературой, чтобы понять сущность и мотивы, по которым эта система действует.
На примере творчества данных авторов становиться ясно, что объектом прямых этнологических описаний для писателя-реалиста становятся не только действия, которые ощущаются пишущим как архаика (если он - представитель этой же культуры) или как экзотика (если среда иноэтнична) но и описание традиционного привычного быта что придает особую ценность этому этнологическому источнику.
Российское общество Х1Х века предстает как общество неоднородное и в социальном, и в культурном, и в этническом отношении. Поэтому проявления внешних поведенческих сторон человеческой личности и сами ее поступки так разнообразны и противоречивы.
Богатство и многообразие социокультурных типов на территории России не отрицает ее цельности как единого региона объединенного поступательными историческими процессами и «общей судьбой».
