Казахи Алтая :Этнополитические и социокультурные процессы в пограничных районах Южной Сибири XIX-XX вв. Октябрьская Ирина Вячеславовна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Казахи Алтая. Этнополитическая ситуация в Алтае-Саянском регионе и проблема формирования внешних и внутренних границ России (XVIII-XX вв.)

1.1. Этнополитическая ситуация в Алтае-Саянском регионе и «казахский вопрос» в связи с проблемой формирования государственных границ России (XVIII-XIX вв.) 40

1.2. «Казахский вопрос» в контексте административно- территориальных преобразований в Западной Сибири (XVIII- XIX вв.) 65

Глава 2. История казахских миграций в пограничной зоне Алтая и проблема социокультурной адаптации (XIX—XX вв.)

2.1. Казахи Северо-Западного Алтая: фактор седентаризации в истории миграций XIX в. 93

2.2. Казахи Юго-Восточного Алтая: история миграций и проблема социокультурной адаптации (XIX-XX вв.) 109

Глава 3. Стратегии межэтнического и межконфессионального взаимодействия в истории миграций казахов в пограничных районах Южной Сибири

3.1. Казахи Алтая: стратегии межэтнического взаимодействия сквозь призму этнического сознания 134

3.2. Ислам и православие: опыт взаимодействия в свете стратегий социокультурной адаптации казахов Алтая 158

Глава 4. Современная этнополитическая ситуация в пограничных районах Южной Сибири в связи с проблемой казахской диаспоры

4.1. Современные этнополитические процессы в трансграничной зоне Алтая 188

4.2. Казахи Алтая: проблема новых идентичностей 211

Заключение 231

Список источников 248

Список литературы 250

Список сокращений 272

Список приложений 273

Приложения 274

• Этнополитическая ситуация в Алтае-Саянском регионе и «казахский вопрос» в связи с проблемой формирования государственных границ России (XVIII-XIX вв.)
• Казахи Северо-Западного Алтая: фактор седентаризации в истории миграций XIX в.
• Казахи Алтая: стратегии межэтнического взаимодействия сквозь призму этнического сознания
• Современные этнополитические процессы в трансграничной зоне Алтая

Введение к работе

Актуальность исследования. Реструктуризация постсоветского пространства перевела проблему границ России с независимыми государствами Центральной Азии из сферы экономической географии в сферу геополитики. Принципиальное значение в развитии сотрудничества в пограничной зоне имела подписанная 6 июля 1998 г. в Москве российско-казахстанская декларация о вечной дружбе и союзничестве, ориентированная в XXI в.

В ходе российско-казахстанского диалога по вопросам юридического оформления и делимитации государственной границы 1998—2004 гг. были определены базовые понятия приграничной территории, пограничной зоны, самого приграничного сотрудничества; обозначен факт отсутствия пограничных притязаний соседних государств. Протяженность государственной границы Республики Казахстан составила 14 тыс. км; граница между Казахстаном и Россией - 7,5 тыс. км, стала самой протяженной сухопутной границей в мире [Зиновьев, 2004. С. 185-200].

В число наиболее важных в геополитическом отношении приграничных регионов Российской Федерации вошли Республика Алтай и Алтайский край, образующие ее центрально-азиатский рубеж. Эти административные образования являются частью Большого Алтая, который также объединяет Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая (СУАР КНР), Баян-Ульгийский и Ховдосский аймаки Монголии, Восточно-Казахстанскую область Республики Казахстан. Большую роль для современного российского Алтая играет развитие региональных и трансграничных форм сотрудничества в сфере экономики, культуры и межэтнических контактов в пределах алтайского макрорегиона.

В рамках открытия года России в Казахстане - 9 января 2004 г. - в Астане был подписан Договор о сотрудничестве и взаимодействии по пограничным вопросам между Россией и Казахстаном. Главы обоих государств, поручив правительствам завершить подготовку Договора о делимитации го сударственной границы, высказали единое мнение о том, что государственная граница России и Казахстана является границей дружбы, добрососедства и сотрудничества, объединяющей братские народы.

В настоящее время программы трансграничного сотрудничества под-питываются идеями евразийского союза и перспективами межрегиональной интеграции. Этнополитический фактор занимает одно из важных мест в оценке современной ситуации в макрорегионе. Особенность ситуации состоит в том, что доминирующим в полиэтничных сообществах приграничных регионов стран Большого Алтая является казахский этнос, объединенный общностью истории, обладающий при всех локальных различиях единой культурой, единым языком и единой религией. Исторический опыт миграций, экономические, культурные и этнополитические контакты казахов приграничной зоны служат основой консолидации трансграничного сообщества. Можно предположить, что его геополитические ориентации и приоритеты в перспективе будут иметь существенное влияние на развитие ситуации в этой части Центральной Азии.

Интерес официального Казахстана к казахскому сообществу Евразии воплотился в ряде межгосударственных соглашений. Развитие казахстанско-российского сотрудничества в гуманитарной сфере обозначило перспективу конструктивного взаимодействия по вопросам обеспечения прав граждан и соотечественников, проживающих на территориях двух государств; решение проблем соотечественников стало рассматриваться как часть программы стабилизации евразийского этнополитического пространства.

Был разработан проект Концепции государственной программы Республики Казахстан об оказании содействия соотечественникам на 2003-2007 гг. Поддерживая соотечественников, официальный Казахстан утверждает стандарты межэтнического сотрудничества и толерантности. Наряду с практическими шагами по укреплению межрегионального сотрудничества и развитию всесторонних контактов с казахскими общинами России, Монголии, Китая, Турции и др. государств официальные круги Казахстана поощряют программы изучения культурного достояния и исторического опыта соотечественников за пределами исторической родины. Исследование прошлого и современных проблем казахских сообществ Центральной Азии и России занимают одно из основных мест в гуманитарной науке суверенного Казахстана.

Актуальность этой проблематики определяют стратегии разработки и утверждения основ национальной политики, которые сформулированы в программных сочинениях политических лидеров Казахстана. В послании к многонациональному населению Республики 1999 г. «В потоке истории» президент Н.А. Назарбаев подчеркнул: «Самые острые вопросы нашего бытия за несколько сотен дней до третьего тысячелетия - в чем состоит наша национальная идентичность, какая модель отношений культур современного Казахстана оптимальна, какие скрепы держат наше национальное сознание, как сохранить в стремительно меняющемся мире свое национальное "Я" — ведь все это вопросы политической реальности, но ответ затаился не столько, и не только в современности, сколько в темных и прозрачных водах истории...» [Назарбаев, 1999 С. 6].

Политизация этнической истории, производной которой становится эт-нонациональная идеология, создает оси напряжения, проходящие по линиям государственных границ современного Казахстана. История и нынешнее состояние пограничных сообществ оказываются в центре внимания специалистов - ученых и практиков, ориентированных на анализ этнополитических реалий Центральной Азии XVIII-XX вв. — эпохи возникновения и трансформации гео- и этнополитических структур нового и новейшего времени.

В контексте сохранения стабильности в макрорегионе и развития двусторонних отношений Российской Федерации с Республикой Казахстан и другими государствами Центральной Азии приобретает новое звучание проблема казахов пограничной зоны Большого Алтая, где смыкаются государственные границы России, Казахстана, Монголии и Китая.

Объект и предмет исследования. Представленная к защите работа посвящена анализу этнополитической истории Алтае-Саянского региона нового и новейшего времени. Избрав в качестве объекта изучения казахов современной Республики Алтай (РА) - этнолокальные группы казахов, сложившиеся на территории северо-западного и юго-восточного Алтая к началу XX в., в качестве предметной сферы исследований автор обозначил сюжеты истории полиэтничного сообщества алтайского участка российского пограничья XIX-XX вв.

По данным переписи 1989 г., численность казахов Горного Алтая (ГААО РФ СССР) составляла 10692 чел., из них 86,5 % проживали на территории пограничных Кош-Агачского и Улаганского р-нов; 8,5 % — в Усть-Канском, Онгудайском, Шебалинском р-нах ГААО РФ (нынешней РА). Сегодня казахи являются третьим по численности народом Республики Алтай.

Процессы демаркации границ и колонизационная политика, административные и земельные реформы в Российской империи XVIII — середины XIX вв. предопределили становление казахского сообщества трансграничной зоны. В этот период казахи начали продвижение в высокогорные и степные районы Алтая. Анализ казахской миграции XIX-XX вв. и связанных с ней стратегий социокультурной адаптации и межэтнического взаимодействия казахского этноса в рамках полиэтничного сообщества Алтая занимает центральное место в работе.

Хронологические рамки работы (ее основной части) охватывают период XIX-XX вв.; при этом анализ этнической истории казахов региона опирается на характеристику этнополитической ситуации Большого Алтая XVIII-XIX вв. - того периода, когда закладывались основные тенденции развития геополитической ситуации в Центральной Азии, в полной мере реализовавшиеся уже в новейшее время.

Предметом системной оценки в рамках данной работы становятся процессы формирования и структурирования регионального полиэтничного сообщества юга Западной Сибири, частью которого является казахский этнос.

Воссоздание социально-исторического и этнополитического контекста появления казахов на Алтае имеет важное значение не только в связи с процессами делимитации российско-казахстанской границы и модернизацией стратегии взаимодействий Республики Казахстан с соотечественниками в России; анализ этнической истории локальных сообществ казахов Алтая также необходим для оценки процессов межэтнических взаимодействий в регионе с целью утверждения принципов толерантности и предотвращения тенденций этнической напряженности.

Цель и задачи исследования определяются перспективами изучения процессов формирования и структурирования регионального полиэтничного сообщества юга Западной Сибири - Русского Алтая (в традиционных этно-географических определениях) как части Большого Алтая.

Содержание работы задано соединением конкретно-исторического и ретроспективного методов анализа. Ее цель состоит в том, чтобы, восстановив этническую историю казахов пограничной зоны Алтая, оценить влияние политических, социальных и прочих факторов на самоопределение локального сообщества и дать оценку его современного состояния. В соответствии с авторской концепцией исследования выделяется ряд научно-практических задач, формирующих структуру работы:

1) дать аналитический обзор этнополитической истории алтайского региона в контексте политической и социальной истории России XVII—XIX вв.; выявить причины и специфику масштабных миграций казахов, явившихся частью этнополитической и этносоциальной истории пограничных территорий России в Центральной Азии в новое и новейшее время;

2) по возможности полно восстановить этническую историю локальных казахских сообществ Алтая, возникновение и становление которых стало результатом взаимодействия ряда факторов; среди них: процессы геополитического структурирования сфер влияния в Центральной Азии XVIII-XIX вв., административно-территориальные преобразования на границах Российской империи XIX-XX вв., а также процессы социокультурной и социально политической трансформации традиционного кочевого казахского общества XIX-XX вв.;

3) в контексте этнической истории и истории миграции выявить стратегии социокультурной адаптации казахов в иноэтничном окружении Алтая, включая стратегии межэтнического и конфессионального взаимодействия, которые в конечном счете определили стратегии самоопределения локальных сообществ казахов пограничного региона;

4) проследив этнополитическую и этносоциальную историю пограничного региона российского Алтая новейшего времени, дать оценку современного состояния казахского сообщества региона в его отношении к основному этническому массиву; определить специфику самосознания и самоопределения локальных групп российских казахов в контексте современной гео- и эт-нополитической ситуации в Центральной Азии, а также в контексте всестороннего развития межгосударственного взаимодействия России и Казахстана.

Решение конкретных задач историко-этнографического исследования, обозначенных в рамках данной работы, позволит перейти к обобщениям методологического характера, связанным с определением категорий «этническая история» и «этническая идентичность», за которыми, согласно авторской версии, стоит непрерывный процесс трансформации этноса, в единстве стратегий социокультурной адаптации и этнополитического самоопределения.

Состояние научной разработки темы исследования. Поставив задачу проследить, как в ходе реальных гео- и социально-политических процессов (демаркация и делимитация границ, административно-территориальное районирование, направленные миграции, реализация программных положений национальной политики и т.д.) происходило становление локальных этнических сообществ казахов Алтая, автор опирался на обширный фонд исторических и историко-этнографических исследований по казахской проблема тике России и Казахстана, а также на современные методологические исследования в области теории этноса, этничности и этнических миграций.

Фактологическую основу работы определили фундаментальные труды «История Сибири» (1968-1969 гг.) и «Границы Китая: история формирования» (2001 г.), а также монографии отечественных историков-востоковедов и историков Казахстана, прежде всего В.А. Моисеева, С.Г. Кляшторного, В.Я. Басина, СЕ. Толыбекова и др., посвященные этнополитической истории казахского этноса в истории центрально-азиатского региона.

В работе были также широко использованы обобщающие выводы и конкретно-историческая информация, представленные в трудах по этнополитической и социальной истории отдельных регионов Большого Алтая, в том числе . в сочинениях Н.Г. Аполловой, Н.В. Алексеенко, М.С. Муканова, Л.П. Потапова, Н.С. Модорова, Л.И. Шерстовой, Г.П. Самаева, Н.А. Майду-ровой и др.

Обширный фонд названных историко-аналитических исследований имеет огромное значение, так как позволяет воссоздать генеральную схему этнической истории и расселения казахов Среднего жуза XVIII-XX вв., определить основные векторы в развитии миграционных процессов и обозначить стратегии этносоциальной адаптации кочевников с момента их включения (на основе добровольного принятия подданства) в инфраструктуру Российского государства.

В работе также учтены исторические исследования, предпринимаемые в суверенном Казахстане; они являются составной частью государственных и международных интеграционных гуманитарных программ республики, среди которых «Казахская диаспора: проблемы и перспективы», «Казахстан в историческом пространстве Евразии: опыт государственного и социально-культурного развития», «Культурное наследие». Результатом их реализации является серия монографий по истории казахского этноса, в том числе казахов ближнего зарубежья; можно назвать работы: К. Нурпеисова «Восстановление территориальной целостности Казахстана в XX в.» (1996 г.), Г. Менде куловой «Исторические судьбы казахской диаспоры. Происхождение и развитие» (1998 г.), Р. Айдарбаевой «Казахи в Алтайском крае России (XVIII- 20-30 гг. XX в.)» (1998 г.), Э. Валиханова «Вопросы казахской государственности в XIX в.» (2001 г.), М. Абдирова «Завоевание Казахстана царской Россией и борьба казахского народа за независимость» (2002 г.) и др.

В целом, начиная с 1990-х гг. в гуманитарной науке Казахстана заметно меняются оценки исторического прошлого: отвергается цивилизационныи фактор и утверждается факт разрушения национальной казахской государственности и этнической целостности в ходе колониальной экспансии России в Казахстане и Центральной Азии. В работах ряда авторов пересматриваются сложившиеся политические и геополитические стандарты Евразии; степи Южного Урала, юг Западной Сибири, Прииртышье включаются, с подачи казахстанских авторов, в ареал традиционного расселения казахского народа; как незаконно отторгнутые и составляющие часть исконной казахской этнической территории воспринимаются сопредельные с Казахстаном земли Алтая.

В контексте сохранения стабильности в макрорегионе и развития двусторонних отношений Российской Федерации с Республикой Казахстан и другими государствами Центральной Азии проблема воссоздания истории казахов пограничной зоны Алтая приобретает новое звучание. При этом в российской гуманитарной (этнографической и исторической) науке отсутствуют исследования, посвященные данной теме. Формирование и трансформация локального казахского сообщества юга Западной Сибири, частью которого является казахский этнос, не укладывается в исторические схемы, заданные официально ангажированной наукой Казахстана, и нуждается в системной оценке.

Политизация этнической истории Центральной Азии в последние годы втягивает в академический дискурс по поводу границ, территорий и миграций специалистов, ориентированных на социально-политическую и геополитическую проблематику. Работы В.П. Зиновьева, Н.Н. Аблажей, Е.В. Карих,

И.В. Анисимовой и др. рассматривают казахские миграции сквозь призму административно-фискальных практик на границах российского государства XVIII-XX вв. «Казахский вопрос» в связи с административно-территориальным районированием Алтая поднимается в работах Н.И. Разгон. Проблемы межэтнического русско-казахского и алтайско-казахского взаимодействия в связи с изменением геополитического контекста и актуализацией пограничных миграций анализируются в работах О.В. Воронина и А.В. Быкова.

Академический свод историко-этнографических и этнографических исследований, посвященных казахам Алтая, не отличается обширностью. Формирование информационной базы, ориентированной на полиэтничное сообщество Большого Алтая, начинается с XVIII в. в рамках комплексных рекогносцировочных изысканий на окраинах Российской империи.

Выполнение работы обеспечено широким кругом литературы и источников. Формирование академического свода, посвященного полиэтничному сообществу Большого Алтая, начинается с XVII в. в рамках геолого-топографических и энциклопедических изысканий на окраинах Российской империи. В «Книге Большому Чертежу» - описании несохранившейся карты Азиатской России (1627 г.) - данные об Алтае укладываются в несколько строк: «А Бия река течет из озера Тележского, а вдоль от озеро 5 дней, а поперек день, и около тех мест кочуют многие иноземцы, саянцы, мундусы, калмыци, телеуты, ямундусы, караганцы. А от устья Бии и Катуни рек степью до Китайского царства ход есть».[Бурштейн. 2003. С. 13]

Детализация и содержательное наполнение этой схемы определили стратегию геополитических и связанных с ними академических экспедиционных практик в регионе на протяжении двух последующих столетий. Географическое и природоведческое описание Сибири, составление карты России и определение ее восточных границ входили в число приоритетных задач, выдвинутых перед академической наукой имперского периода. Маршруты экспедиций Д.Г. Мессершмидта (1720-1727 гг.) и Г.Ф.Миллера и И.Г. Гмелина (1733-1742 гг.) прошли по Западному и Юго-Западному Алтаю, по верхнему Прииртышью, по Кузнецкой и Минусинской котловинам.

Один из выдающихся энциклопедистов России, Г.Ф. Миллер, опираясь на архивные изыскания, опубликовал новые документы о включении аборигенных тюркских народов региона в состав Российского государства. Будучи приверженцем имперских стратегий, российский академик придавал большое значение изучению ареалов и границ расселения народов. В работе «Описание Томского уезда Тобольской провинции в Сибири, в нынешнем его положении в октябре 1734 г.» Г.Ф. Миллер пришел к заключению, что земли между Обью и Иртышом были заняты кочевавшими там калмыка-ми/джунгарами, бывшими правителями телеутов. [Элерт А.Х. 1988. С. 69] Этот вывод, подтвержденный впоследствии многими исследователями и путешественниками стал отправным в изучении этнополитического контекста миграций казахов в границах Большого Алтая в джунгарское и постджунгар-ское время.

Начало изучения Алтая было связано с решением прикладных задач геополитической рекогносцировки и освоения природных, прежде всего горно-рудных, ресурсов региона. Сочинение начальника горных заводов Урала и Сибири В.Н. Татищева «Общее географическое описание всей Сибири» (1736 г.) содержало сведения о границах Алтая, о его гидрографии, флоре, фауне и населении.

В 1740 г. на землях телеутских кочевий, близ д. Усть-Барнаульской был основан Барнаульский медеплавильный завод А.Н. Демидова. В 1745 г. на Алтай прибыли полки регулярных войск. И в том же году по указу Сената для обследования находящихся в пограничной зоне Российского государства - за Колывано-Воскресенской пограничной линией, местностей и народов была организована экспедиция П.И. Шелегина.

Изменение геополитической ситуации в Центральной Азии в связи с разгромом Джунгарского ханства Цинами (1755-1758 гг.) дало новый импульс в освоении окраин Российского государства. Границы Поднебесной империи вплотную приблизились к Алтайскому горно-рудному району. Донесения генерал-губернатора Сибири Ф.И. Соймонова, настаивавшего на обеспечении безопасности заводов, подтолкнули верховную власть к изданию в 1760 г. указа о строительстве крепостей и заселении русскими территорий от Усть-Каменогорска (основанного в 1720-1722 гг.) вверх по Бухтарме и до Телецкого озера, чтобы «упред к могущему с китайской стороны оных земель занятию...».[Воронин О.В. 2002. С. 172]

Задача укрепления сибирских пограничных линий была поставлена перед экспедициями майора Шанского и майора Эйдена, инженер-майора Пет-рулина, секунд-майора Поливанова 1760-1761 гг., которые прошли маршруты по рекам Бухтарме, Катуни, Чуе и их притокам, проведя рекогносцировку местности, поиск новых месторождений, описание природных и демографических ресурсов Алтая.

С 1768 г. начала работу Новая академическая экспедиция с участием академиков П. Палласа, И. Фалька, И. Георги; она имела системный характер и помимо географических, природоведческих и геолого-минералогических изысканий включала историко-этнографические описания Алтая и сопредельных территорий. Первым исследователем, углубившимся в пределы Горного Алтая, был П.И. Шангин, в 1786 г. по заданию начальника Колыва-но-Воскресенских заводов предпринявший экспедицию и нанесший на карту реки Иню, Чарыш, Коксу, Катунь, Бухтарму с их притоками, а также составивший этнографические характеристики населения региона.

В 1805 г. маршрут П.И. Шангина повторил Г.И. Спасский, обследовавший водораздел рек Катуни и Бухтармы и составивший блестящее описание коренного населения Алтая. На основе материалов, собранных к началу XIX в. Генеральный штаб составил карту Колывано-Воскресенских заводов, где были особенно подробно нанесены Северный и Западный Алтай с бассейнами рек Чарыша и Бухтармы, а Верхняя Катунь и Юго-Восточный Алтай оставались еще белыми пятнами. Комплексное изучение этих регионов было связано с формированием и демаркацией государственной границы России.

В начале XIX в. на территории Горного Алтая и в сопредельных районах Восточного Казахстана работали: земские чиновники A.M. Горохов и Г.И. Спасский (этнографические экспедиции 1803-1805 гг.), горный инженер И.П. Шангин - сын П.И. Шангина (экспедиция Колывано-Воскресенского горного округа 1816 г.), врач Ф.А. Геблер (1810-1830-е гг.), ученые К.Ф. Ле-дебург, А.А. Бунге и К.А. Мейер (экспедиция Дерптского университета 1826 г.). Дневники путешественников сохранили исчерпывающие естественнонаучные описания региона и яркие историко-этнографические очерки жизни и быта коренного населения Алтая и казахов Прииртышья. При этом, в них отсутствовали упоминания о казахских кочевьях в пределах Алтая. Границы расселения казахского этноса в дневниках 1816 г. И.П. Шангина были обозначены предельно лаконично: «Киргиз-кайсаки, на три орды издревле разделяющиеся, - писал путешественник, собственно составляют одно поколение, к которому принадлежат также Каменные, или Дикие, и Ала-таевские киргизы.

Пространство земли ими занимаемое, и границы оного: с левым берегом реки Иртыша, с Китайским владением, с Каспийским морем — с Хивою, Ташкентского, Бухарского и Коханского землями - довольно известно уже из Оренбургской топографии г. Рычкова... (связав легендарное происхождение казахов с именем Алача-хана и г. Азаретом, И.П. Шангин повествует о возвышении народа при Аргын-хане. — И. О.) ...В последствии времени счастливый успех переселил их из Бухарин, сопряженный с удивительным размножением народа; свобода, независимость в обладании многочисленных стад и всякого имения собственности, возбудили зависть в оставшихся под именем бухарцев собратиях их: кайсаков Большой и Малой Орды. Они воспрянули ото сна порабощения и, разоряя Азарет почти до основания, присоединились к переселенцам.

Сим решительным поступком подкрепив могущество и без того уже соделывавшегося страшным для мунгалов и торгоутов народа, положили

предел обитанию оных по левому берегу реки Иртыша, вытеснив в пределы Китайского владения и к Телецкому озеру, в ныне занимаемые ими места.

...Очистив общими силами левой берег Иртыша от населявших оной мунгал и торгоутов, заняли кайсаки Большой, Средней и Малой Орды места, ныне ими населенные, избрав каждая своего хана». [Шангин, 2003. С.67-71]

Экспедиции 1810-1820-х гг. в пределах Большого Алтая совпали с периодом обострения геополитической обстановки в Казахской степи. В 1817г. умер лояльный к России хан Букей, в 1819 г. умер наследовавший ему хан Вали. Эти печальные события, равно как и притязания Цинской империи на пограничные степные пространства, подтолкнули имперские власти России к принятию решения об упразднении ханской власти в Среднем жузе. «Положение о сибирских киргизах» генерал-губернатора Сибири М.М. Сперанского 1822 г. обострило внутриполитическую ситуацию в азиатских регионах России и сделало проблематичным продолжение исследований в пограничном регионе.

Академические практики возобновились лишь в середине XIX в. в связи с процессом регламентации и демаркации российско-китайской границы. Серия межгосударственных договоров России и Китая 1850-1890-х гг. определили рубежи империй.

Стабилизация ситуации в пограничных районах позволила продолжить исследования региона и населявших его народов. Экспедиции П.А. Чихачева 1842 г., Г.Е. Щуровского 1844 г., СИ. Гуляева 1860-х гг., П.П. Семенова (Тянь-Шанского) 1856 г., В.В. Радлова 1860-1870-х гг., Г.Н. Потанина 1870-1880-х гг., Н.М. Дцринцева 1880-х гг. расширяли представления о Большом Алтае. Работы П.П. Семенова-Тянь-Шанского и Г.Н. Потанина позволили подготовить переиздание «Землеведения Азии» К. Риттера, составленного по материалам Академических экспедиций в Азию.

Системные описания центрально-азиатских (сибирских) территорий второй половины XIX в. включали топографические, геолого-географические, социально-экономические и статистические изыскания, связанные с оценкой ресурсов макрорегиона, в том числе демографического и этнического потенциала. При этом исследователи нового поколения продолжали традиции академического энциклопедизма эпохи просвещения, ориентируясь на цивилизационный подход. Демократические тенденции, которые проявились в этнографических сочинениях этого периода, акцентировали колониальные аспекты российских административно-политических практик в Сибири. В центре научного дискурса находилась проблема взаимодействия аборигенного населения, русских переселенцев и Российского государства.

Иноэтничные компоненты региональной этнополитической истории не являлись объектом анализа; хотя уже в дневниках В.В. Радлова (1860 г.) содержалась информация о присутствии в Чуйской степи казахских кочевий [Радлов В.В. 1989], а в материалах Г.Н. Потанина по Северо-Западной Монголии были опубликованы фольклорные сюжеты о противостоянии алтайцев и казахов. [Потанин. 1883. С.218]

Этнополитической и социокультурной реальностью пограничной зоны казахский фактор стал благодаря прикладным изысканиям, начатым на Алтае в ходе демаркации и разметки границы и последовавших за этим административных и земельных преобразований. Военные топографы и политики-практики И. Бабков, Е. Шмурло, Р. Закржевский и др., а также географы В.В. Сапожников, В.И. Верещагин в 1880-1900-е гг., составив подробные описания горных ущелий и речных долин, прилежащих к российско-китайской границе в зоне Русского Алтая, зафиксировали многочисленные казахские аулы в пограничных урочищах, обозначили маршруты их кочевания.

С 1860-х гг. в Сибири повысился интерес к статистическим социально-демографическим и экономическим исследованиям. В 1894 г. при земельной части управления Алтайского округа было создано статистическое бюро для «обследования крестьянских хозяйств с целью поземельного устройства крестьян на Алтае» и водворения переселенцев. Его заведующим стал один из лидеров сибирского регионализма Н.М. Ядринцев, ведущим сотрудником -СП. Швецов - член Общества любителей исследования Алтая, в будущем профессор кооперативного института г. Петрограда. Тематика работ этого периода была тесно связана с реальными проблемами Саяно-Алтайского региона: массовая миграция, землеустройство коренного и пришлого населения (включая казахов), административные реформы. Заслугой статбюро стало обследование инородческого населения Бийского и Кузнецкого округов и публикация многотомного издания «Горный Алтай и его население» (1900 г.). По мере проведения землеустройства интерес Кабинета к статистике ослабевал, и в 1905 г. бюро прекратило свою работу. Тем не менее, статистико-этнографические обзоры СП. Швецова, а позже В.П. Михайлова по Горному Алтаю и Алтайскому округу Томской губернии ввели в научный оборот массовый материал, характеризующий состояние региональных полиэтничных сообществ. Впервые как этнодемографическая и этносоциальная реальность среди кочевых и оседлых инородцев Алтая в официальной статистике были обозначены локальные группы казахов региона — казахи Сарасинской инородческой управы, казахи Черно-Ануйского миссионерского стана и казахи Чуйской степи. Впоследствии казахские сообщества сел Сарасы и Черный Ануй, создавшие уникальные модели культурного синтеза в зоне взаимодействия кочевой и земледельческой традиций, никогда более не привлекали внимание исследователей. Казахское население Сарасы к середине XX в. полностью растворилось среди русского населения; казахи с. Черный Ануй стали объектом авторских исследований лишь в конце 1990-х гг. [Швецов, 1900]

Казахская тема возникла в научно-практических изысканиях в 1920-е гг., когда необходимость структурирования полиэтничного сообщества Сибири, актуализированная противостоянием времен гражданской войны, привела к созданию в рамках региональных администраций Отделов по делам национальностей; те в свою очередь образовали подотделы этнографического и экономико-правового исследования жизни туземцев.

«Наркомнац, - подчеркивал в 1922 г. Л. Сары-Сэп, заведующий Алтайским губернским отделом по делам национальностей, - мог быть выдвинут только победоносной Октябрьской революцией. Его задачи, с самого начала Октябрьского переворота, были самые разнообразные, из которых самые главные заключались в том, чтобы являться органом, регулирующим взаимоотношения между всеми национальностями и различными центральными и местными Советскими учреждениями, приспосабливая деятельность последних к бытовым особенностям каждой национальности...

Национальные подотделы являются теми рупорами, через которые передовой пролетарский авангард России говорит с самыми далекими и отсталыми народностями, будя в них сознание своего человеческого достоинства и необходимости защиты революционных завоеваний.

Таким образом, в настоящее время необходимо кроме уравнения "национального равноправия" перейти к мерам фактического уравнения национальностей, к выработке и проведению в жизнь практических мероприятий: 1 - изучению хозяйственного состояния, быта, культуры отсталых наций и народностей; 2 - развитию их культуры; 3 — политическому их просвещению; 4 - постепенному и безболезненному их приобщению к высшим формам хозяйства; 5 - налаживанию хозяйственного сотрудничества между трудящимися отсталых и передовых национальностей.

...Считаю долгом отметить то, что самой отсталой национальностью, находящейся в пределах Алтайской губернии являются тюркские племена: алтайцы и киргизы (казахи. — И. О.), а потому вся работа Губнацотдела будет вестись с наибольшим уклоном в сторону этих национальностей».

С момента создания комитетов по делам национальностей (1920-1922 гг.) и их аналитических (этнографических и др.) подотделов перед ними была поставлена задача «... установить на местах теперь приблизительно статистические данные о численности туземцев по национальностям, племенам и родам с установлением этнографических и кочевых гра-ниц».[ЦХАФ АК Ф.922 Опі. Д.15 . Л. 75]

Эта задача была актуальна в связи неудачами переписи населении Советской России 1920 г.; информационные лакуны стали очевидны при прове дении в 1921 г. Совещания туземцев Сибири в Омске (в то время - столице Сибирского края).

Результатом стала серия экспедиций в сибирских регионах при участии ведущих музейных, академических и университетских центров России, а также при участии учевбных организаций, где готовили новую политическую элиту Азии. В 1920-е гг. появились работы Л.П. Мамета, П.Я Гордиенко, посвященные этнической истории Алтая, в том числе новейшего времени. Политические реалии советской эпохи, образование Казахской автономии и размежевание границ РСФСР и КАССР 1921-1925 гг., стимулировали интерес к различным группам «казаков», среди которых оказываются казахи Алтая. Интерес к обитателям Чуйской степи был кроме прочего вызван массовыми обращениями локальной группы казахов в высшие инстанции об их присоединении к Казахстану.

В 1926-1927 гг. в рамках «Казакстанской экспедиции» АН СССР, антропологический отряд под руководством СИ. Руденко провел исследования в пограничных районах России среди казахов Алтая, Северо-Восточного и Западного Казахстана, выявив общее и особенное в их культуре. Исследования СИ. Руденко и А.Н. Самойловича конца 1920-х гг. заложили основы описания локальных групп казахов пограничья, в том числе казахов Чуйской степи. Дав краткую характеристику истории, родовой самоорганизации и этнокультурной специфики чуйских казахов, А.Н. Самойлович впервые обозначил тему этнической памяти, подчеркнул сложный характер этноистори-ческих процессов и процессов межэтнического взаимодействия в регионе. [Самойлович, 1930]

Работа А.Н. Самойловича «Казахи Кош-Агачского аймака Ойротской автономной области» стала открытием казахского сообщества на границах государства. Не случайно в период постсоветской модернизации в России 1990-х гг., сопровождавшейся ростом этнического самосознания, очерк был переиздан при поддержке администрации с. Жана-Аул Кош-Агачского р-на Республики Алтай. «Каждый из нас должен знать: язык, корни, обычаи, ис торию и традиции своего народа...» — подчеркнул в предисловии к брошюре А.Ж. Джаткамбаев, признанный лидер казахов Алтая, впоследствии возглавивший районную администрацию и Курултай казахов Республики Алтай.

Начиная с 1930-х гг. историко-этнографические разработки в СССР уступили место социально-историческим. Многообразие культур и народов страны вновь оказалось в фокусе исследовательских интересов в 1950-е гг. Возникла программа фундаментальных исследований в рамках подготовки академической серии «Народы мира» Института этнографии АН СССР; в 1963 г. в этой серии вышел двухтомник «Народы Средней Азии и Казахстана» с обширным этнографическим очерком о казахах. С этого времени исследования в области казахской этической истории и этнографии приобрели планомерный характер. Осваивая наследие российской гуманитарной (востоковедческой) науки - выдающиеся по объему и качеству обобщенного материала работы И.Г. Андреева, А.И. Левшина, В.В. Вельяминов-Зернова, Н.А. Аристова, В.В. Радлова, В.В. Бартольда, Н.М. Ядринцева, советские исследователи к 1970-1980-м гг. вышли на уровень историко-этнографических обобщений.

К 1970-м гг. относится творчество М.С. Муканова, создавшего генеральную схему этнической истории и расселения казахов Среднего жуза XVIII-XX вв. Труды выдающегося казахского историка являются фундаментальной основой для изучения миграции казахов в пограничных районах Алтая в связи с интеграцией макрорегиона в политико-экономическое пространство российского государства. [Муканов. 1974] В этот период начинается активное изучение миграций в сопредельных регионах Южной Сибири и Казахстана. Процесс освоения юга Западной Сибири и формирование поли-этничного сообщества пограничных территорий рассматривается в работах Н.Г. Аполловой и Н.В. Алексеенко.

К 1970—1980-м гг. относятся исследования СИ. Вайнштейна и А.В. Коновалова в пограничной зоне Алтая. [Вайнштейн, 1980; Коновалов, 1986] В 1986 г. в издательстве «Наука» Казахской ССР вышла монография А.В. Ко новалова «Казахи Южного Алтая (проблемы формирования этнической группы)». Итогом многолетней работы автора стало выделение казахов Алтая в особую этническую группу: «под влиянием факторов природно-географической среды, иноэтнического окружения и этнической изолированности казахи Южного Алтая, проживающие на единой территории, обладают известной спецификой в хозяйстве, материальной, духовной культуре и языке, а также специфическим этническим самосознанием, в значительной степени связанным с осознанием общности происхождения, т.е. полным комплексом этнических признаков, что позволяет считать их самостоятельной этнической группой». [Коновалов. 1986. С.141]

И хотя, предложенное автором, опиравшееся на объективистский подход и не учитывающее этнополитических практик и субъективного фактора, определение казахов Алтая как этнической группы было впоследствии опровергнуто фактом утверждения их диаспоральной (ирредентистской) идентичности, общая характеристика локального сообщества знаменовала новый этап в развитии этнографии/этнологии региона, связанный с переходом от презентации информации к ее анализу.

Наряду с традиционным историко-этнографическим направлением к 1970-м гг. в России сложилось направление, ориентированное на изучение современных этносоциальных процессов. Удачным совмещением историко-этнографических и этносоциологических исследований стали программы изучения народов Сибири, предпринятые Омской этнографической школой. Работы лидера школы Н.А. Томилова и его коллег 1970-2000-х гг. реализовали принципы комплексного подхода в изучении этноса (в том числе казахов Сибири) в сложном переплетении этногенетических, этноисторических, социальных и социокультурных процессов.

В рамках обозначенной исследовательской проблемы наибольший интерес представляют исследования, посвященные казахам Прииртышья, Н.А. Томилова, Ш.К. Ахметовой, О.М. Проваторовой (Бронниковой), Ж.А. Ермекбаева и др. Выводы, полученные коллегами, обеспечивают воз можность сравнительного анализа этносоциальных процессов в региональных сообществах казахов Западной Сибири и ориентируются на определение их в качестве этнолокальных (этнографических) групп единого казахского этноса. Проблема общего и особенного в изучении казахского этноса актуализируется в 1990-х гг. Появляется серия работ, посвященных казахской диаспоре России, среди них исследования О.Б. Наумовой, В.В. Амелина, Т.В. Полосковой и др.

При этом в отечественной исторической и этнографической литературе проблема образования казахского сообщества на территории Алтая не получила должного освещения. Отдельные аспекты были затронуты в работах по истории Сибири, Казахстана, политической истории Российской империи, истории международных отношений в Центральной Азии. Авторское сочинение, как и предшествующие ему исследования, призвано заполнить лакуны в этнической истории приграничных районов Южной Сибири, проследив специфику и основные направления миграций казахов в приграничной зоне и обозначив их этносоциальные последствия.

Источниковая база исследования. Историческая картина этнополи-тического и этнокультурного развития приграничных регионов Южной Сибири в XIX - начале XX в. восстанавливалась автором на основе объемного документального материала. В работе использованы исторические сведения, опубликованные в трудах А.П. Уманского, Г.П. Модорова, Л.И. Шерстовой, Г.П. Самаева, Н.А. Майдуровой, И.В. Анисимовой и др. Многие документы впервые вводятся в научный оборот в рамках данной работы.

Содержание работы определяют архивные документы - материалы, отложившиеся в Центре хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ АК, г. Барнаул), Государственном архиве Томской области (ГАТО, г. Томск), в фондах Архивной Службы Республики Алтай (АС РА, г. Горно-Алтайск), в Архиве ФСБ Республики Алтай (АФСБ РА, г. Горно-Алтайск), а также в Государственном архиве ВКО РК (ГА ВКО РК, г. Усть-Каменогорск).

Основой предлагаемого исследования являются статистические материалы. К ним относятся данные всероссийских (всесоюзных) переписей начиная с 1897 г., а также материалы сельскохозяйственной переписи 1916-1917 гг. (ЦХАФ АК. Ф. 233) и опубликованные статистические обзоры по Алтаю 1900-1912 гг. В освещении современного периода используются стат. материалы 1920 г., Всесоюзной переписи населения 1926 г., Всесоюзных переписей населения 1959, 1970, 1979 и 1989 гг., обобщенные в статистических обзорах Статкомитета Республики Алтай.

Очень важны для характеристики этнодемографической и социально-политической ситуации в Южной Сибири XIX — начала XX в. материалы Алтайской духовной миссии - фонд метрических книг с записями по Черно-Ануйскому миссионерскому стану 1850-1919 гг. [ЦХАФ АК. Ф. 144]. Этот вид источников широко используется в исторической демографии, но его применение в этноисторических исследованиях остается ограниченным. Введение в научный оборот метрических данных по казахам Северо-Западного Алтая представляется целесообразным в силу того, что записи о крещениях по Черно-Ануйскому стану содержат, кроме прочего, информацию об исходной приписке (округе, уезде), т.е. о местах исхода новокрещеных казахов и позволяют реконструировать отдельные этапы формирования локальных групп казахов Алтая.

Большое место в работе занимают актовые источники конца XIX - начала XX в. — делопроизводственная и фискальная документация, они отражают позиции официальных административных структур различного уровня в формировании политики в пограничных регионах [ГАТО. Ф. 3; АС РА. Ф. 19 с; Ф. Д583-ПФ; АФСБ РА. Ф. 766; ГА ВКО РК. Ф. 568]. Извлеченные из архивных фондов сведения позволяют уточнить историю появления первых казахских аулов в пределах Алтая, проследить характер взаимодействия аборигенного населения и мигрантов, причины и последствия локальных межэтнических конфликтов. Ряд документов обобщен в изданиях региональных архивов. Эти материалы позволили составить характеристику миграционных

процессов в пограничном регионе и оценить социально-демографические тенденции в развитии локальных казахских сообществ на протяжении XIX-XX вв.

Историю появления казахов в пределах Алтая, характер взаимодействия аборигенного населения и мигрантов, причины и последствия локальных межэтнических конфликтов освещают документы мемуарного и эпистолярного жанров, представленные в материалах рукописного фонда миссионеров Алтайской духовной миссии (АДМ) [ЦХАФ АК. Ф. 164]. По объему и качеству информации фонд уникален. Ежегодно миссионеры собирались на съезд, проведение которого было приурочено ко дню памяти основателя миссии архимандрита М. Глухарева (19 января по церковному календарю). Каждый был обязан привезти и прочитать «Записку» — отчет о своей деятельности за год. Лучшие «Записки» публиковались в «Томских епархиальных ведомостях» и в «Православном Благовестнике».

Сохранились годовые отчеты АДМ, а также десятки авторских неопубликованных «Записок» и дневников миссионеров. В них приводились статистические данные по станам, оценивались результаты школьной работы, давалась оценка новокрещеных (особенностей их быта, мировоззрения, отношение к иноэтничному окружению). Большинство «Записок» обладало высокой информативностью и литературными достоинствами. Эти материалы были широко использованы при подготовке работы. Впервые предметом научного анализа стали архивные материалы о деятельности антимусульманского отдела АДМ, который возник в результате распространения влияния православной церкви на приграничные районы, освоенные казахским этносом.

Этнополитические процессы 1920-1930-х гг. удалось проследить на основе материалов из фондов Государственного архива Томской области, Государственного Архива Республики Алтай, Архива ФСБ Республики Алтай, Государственного Архива ВКО, фиксирующих утверждение новых административно-политических и социальных стандартов советской власти в нацио нальных районах. Гражданская война, раскулачивание, «расказачивание» и коллективизация в пограничных районах Южной Сибири включали, помимо социальной, этническую составляющую. Поляризация сил по этническому признаку, сопровождавшая социальные преобразования, во многом определяла специфику локальной истории, закладывала конфликтные основы развития межэтнических отношений в регионе.

Данные периодической печати начала XX в. также входят в круг источников работы. Прежде всего, это публикации региональной прессы начала века. Большое значение в работе уделено современной периодике — республиканские и районные газеты Горно-Алтайской автономной области, с 1991 г. - Республики Алтай, составляют свод источников, которые содержат информацию по широкому кругу вопросов - от политики до этнографии.

Собственно этнографические источники, используемые в работе, представлены полевыми сборами автора. В авторском портфеле: нарративные материалы - персональные истории и исторические предания о появлении казахов в границах Алтая, описания обрядов и верований, локальных моделей природопользования, картография и описания родовых некрополей, генеалогии, фольклорный свод чуйских и туратинских казахов в несколько сот единиц информации (составленный при участии фольклористов и филологов СО РАН в 1997-1999 гг.), социологические материалы, полученные в ходе совместных исследований с коллегами ИЦИГ СО РАН и ИФиПр СО РАН и т.д. Положенные в основу данной работы материалы стали результатом исследований, проводившихся среди казахов Горного Алтая, Алтайского края и Восточно-Казахстанской области Республики Казахстан на протяжении 1990-х гг. Отдельные разделы работы, посвященные группе туратинских казахов, выполнялись в рамках экстренных исследований во взаимодействии с административными структурами Республики Алтай. Достоверность авторских материалов была обеспечена их корреляцией с данными официальной статистики, с архивными и историческими сюжетами. Используемый в рабо те источниковый комплекс достаточно репрезентативен и позволяет в полной мере решить поставленные диссертантом задачи.

Методология и методы исследования. Методологической основой работы является теория этноса и этнических процессов, возникшая в российской науке в рамках эволюционного социально-исторического направления в первой половине XX в., оформившаяся в трудах советских этнологов к 1970-м гг. и трансформировавшаяся под влиянием российской редакции конструктивизма к началу XXI в.

Несколько десятилетий назад термин «этнос» в России был известен лишь узкому кругу специалистов. Начиная с 1990-х гг. он прочно вошел в общественно-политический лексикон и систему законодательных актов. Проблема государственного устройства республик СНГ и новых субъектов России стала рассматриваться с позиций баланса этнических и гражданских прав, сквозь призму обеспечения этнических интересов сообществ, представленных в полиэтничных регионах постсоветского пространства.

Произошла политизация этноса. Получила распространение идеология этнического детерминизма, в ряде случаев превратившаяся в средство достижения политических целей. Этнонациональные доктрины, возникшие в постсоветских автономиях, объявили этнос главной социальной ценностью; а в современной этнологии развернулась дискуссия по поводу сущности, которая этим термином обозначается.

В советской этнографии, методология которой приобрела законченный вид благодаря трудам Ю.В. Бромлея, Р.Ф. Итса, Н.Н. Чебоксарова, С.А. Арутюнова и др., категория «этнос» рассматривалась в рамках социально-исторического процесса, глобальные тенденции которого определялись сменой общественно-политических формаций.

Согласно формуле, ставшей каноном отечественной этнографии, этнос - это исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык)

и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других подобных образований (самосознанием), фиксированным в самоназвании [Бромлей, 1983. С. 57-58].

Традиционно этнос рассматривался в двух аспектах: как культурно-языковая общность - «собственно этнический комплекс», «этникос», и как социально-политическое образование - «этносоциальный организм». В форме «этносоциального организма» объединялись этнический и социально-политический факторы; в результате концепт становился методологической основой исследований в области этнической (этнополитической) истории.

В рамках этой теоретико-методологической концепции происходило формирование отечественного направления исторической этнографии. Работы Л.П. Потапова, СИ. Вайнштейна, Н.А. Томилова, Э.Л. Львовой, а позже Л.И. Шерстовой и др. авторов, посвященные истории тюркских народов Сая-но-Алтайского региона и шире - Западной Сибири, определили основные принципы историко-этнографических исследований.

Методология этого направления была обобщена в работах Н.А. Томилова 1990-х гг. Рассматривая концепт «этнической истории», лидер омской этнографической школы, обозначил многокомпонентный характер этой глобальной категории, выделив в ее составе этнокультурную, этноязыковую, эт-нотерриториальную и др. составляющие, в том числе этносоциальную историю, под которой следует понимать не только динамику этнических свойств социальных институтов, но и историю этносоциальных организмов в целом. [Томилов, 1993. С17-27]

Анализируя понятие «этнической истории», Н.А. Томилов концептуально оформил точку зрения ряда отечественных авторов, ориентированных на расширительное толкование этого понятия в интерпретации этноистори-ческих сюжетов Сибирского и шире — Центрально-Азиатского, региона (Л.Н. Гумилев, Н.Н. Крадин, Л.И. Шерстова и многие другие). Рассматривая этническую историю в единстве этногенеза, этнического развития (этноди-намики) и этнической трансформации, исследователь обозначил ее принци пиальную непрерывность, многофакторность и универсальность, распространив этот понятие на все разновидности историко-культурных общностей - этнографических, этнических, этносоциальных. [Томилов, 1993. С.17-27]

В рамках обсуждения теоретико-методологических проблем этнической истории традиционно большое место в отечественной этнографии занимал вопрос о соотношении этнического и политического. В работах Л.Е. Куббеля 1970-1980-х гг. был сформулирован тезис о том, что на определенном хронологическом отрезке возможно слияние двух линий общественного развития - этнической и потестарно-политической. [Куббель, 1982. С. 126]

В 1976 г. СИ. Бруком и Н.Н. Чебоксаровым в академический дискурс было введено понятие «этнополитическая общность». Авторы подчеркивали, что на состояние и развитие этноса влияет степень его «этнополитического развития» - наличие или отсутствие национальной государственности (высшей формы развития этноса) и ее тип при вхождении в полиэтничные государственные образования, когда этнические процессы сменяются «национальной политикой». Общепризнано, что политическая линия развития связана со степенью консолидации этноса, отражением чего является наличие устойчивого этнического самосознания. [Брук СИ., Чебоксаров Н.Н., 1976. С. 28-31]

Проблема проявления этнического через политическое чрезвычайно остро была обозначена в рамках российской конструктивистской (функциональной) концепции, сложившейся в отечественной этнологии к 1990-м гг. Исследователи, работающие в этой парадигме (В.А. Тишков, С.Ф. Чешко, СН. Абашин и др.), акцентировали значение потестарно-политических структур, процессов, институтов и обозначили этнос как категорию вторичную, создаваемую в ходе социально-политических практик.

Лидер отечественного конструктивизма В.А. Тишков, считая возможным отказаться от российского изобретения - категории «этнос» (в 1920-е гг.

обоснованной СМ. Широкогоровым), в пользу термина «этничность»/«эт-ническая идентичность», утвердившегося в англо-американской традиции в 1970-е гг., рассматривает этническую идентичность прежде всего как форму социальной организации (социальной солидарности). По его мнению, «...этнические группы и их характеристики являются результатом исторических, экономических и политических обстоятельств и ситуативных воздействий». [Тишков, 2003. С. 105]

В широком смысле «этничность» используется как категория, обозначающая совокупность отличительных (культурных/культурно-языковых) черт, которые имеют для данной группы маркирующий характер и отличают ее от других. Полагают, что этничность формируется в контексте того социального опыта, в рамках которого происходит идентификация личности. В изучении феномена «этничности» выделяются два подхода: с одной стороны, «этничность» рассматривается как объективная данность, с другой — как продукт конструирования. Однако, как справедливо замечает ряд авторов, крайняя онтологизация, как и крайняя субъективизация этничности (равно как и этноса), недопустима.

Парадокс феномена «этничности», подчеркивает С.Ф. Чешко, с которым следует солидаризироваться, состоит в том, что этничностью можно манипулировать, но ее нельзя сфабриковать [Чешко, 1994. С. 38-39]. Этничность, с одной стороны, - это представление (которое формируется и трансформируется) о групповой солидарности, основанное на представлении об общности происхождения и общности исторических судеб, на общности интересов и культуры; но с другой - подобные представления имеют объективную основу в реальном существовании того или иного сообщества. Подобные рассуждения ставят вопрос о критериях выделения группы и возвращают исследователей к категории «этнического самосознания», введенной и обоснованной Ю.В. Бромлеем в качестве наиболее устойчивого признака этноса.

Пристрастный сравнительный анализ теоретико-методологических основ двух противостоящих в современной российской этнологии - эволюци онной и конструктивистской - теорий, осуществленный в рамках обсуждения наследия академика Ю.В. Бромлея, позволяет исследователям сгладить обозначенные противоречия.

Положение о том, что самосознание есть неотъемлемое свойство социальной группы (этноса) имеет характер универсальной константы, признанной и традиционной этнографией/этнологией и ее модернизированной (под влиянием конструктивизма) версией. Этническое самосознание рассматривается как результирующая всех атрибутов этноса (общность территории, языка, происхождения и т.п.); оно формируется под действием разнонаправленных факторов как экзогенного, так и эндогенного происхождения.

Этническое самосознание, будучи показателем уровня консолидации этноса, соответствует внутриэтнической иерархии и заключает в себе тенденцию к трансформации. Катализатором трансформации могут являться различные факторы в широком диапазоне - от религиозно-мифологической до политической сферы.

Стратегии самоопределения определяют динамику этнических (этносоциальных, этнополитических) процессов, субъектом которых является рефлексирующий этнос. Одной из форм актуализации этнического самосознания являются поиски политической самоидентификации; в свою очередь, формы политической организации активно формируют самосознание. Такой подход к изучению исторического процесса позволяет вскрыть внутренние факторы и обстоятельства изменения реальных этнополитических ситуаций и является основой сближения эволюционного и конструктивистского направлений. [Шерстова, 1999]

По мнению аналитиков, несомненным достоинством конструктивистского подхода, не отрицающего, а потенциально дополняющего социально-исторические исследования этноса, является ориентация на социологию эт-ничности, которая рассматривается как динамичное иерархическое явление в сложном переплетении системообразующих факторов. Подводя итоги дискуссии в рамках подготовки и издания в 2003 г. мемориального тома «Ака демик Ю.В. Бромлей и отечественная этнология. 1960-1990-е годы» (под редакцией В.А. Тишкова), И.Ю. Заринов подчеркнул: «этнос и этничность - не предметы этнологии или социальной/культурной антропологии, а лишь научные категории, обозначающие историко-социальную сущность, сосредоточенную в особенностях культуры людских сообществ, члены которых осознают эти особенности более всего через собственную историю и самоназвание (эндоэтноним). Предмет изучения этих наук значительно шире; он охватывает все, что связано с человеком и обществом, им созданным и формирующим его самого.

Если следовать правилам образования слов в языке, то "этничность", будучи собирательно-обобщенным существительным, обозначается термином, производным от термина "этнос" (не может быть истинности без истины и правдивости без правды). В этом смысле первичность понятия "этнос" трудно оспорить. Первично оно и хронологически, возникнув на несколько десятков лет раньше. Однако если соотносить эти термины на уровне их отражения главной стороны явления, которое они обозначают, то здесь вопрос об их первичности и вторичности не имеет смысла, ибо они взаимообусловлены». [Заринов, 2003. С. 31]

От противостояния современная российская этнология (этническая история и этнополитология) переходит к синтезу подходов. Плодотворным опытом соединения социально-исторической и конструктивистской парадигмы являются работы одного из лидеров Томской регионалистики Л.И. Шер-стовой, посвященные этнополитической истории Южной Сибири.

В представлении автора, «этнополитическая история» является частью «этногенеза» (в расширительном толковании, ставящим знак равенства между «этногенезом» и «этнической историей»); этногенез представляет собой исторический процесс становления и трансформации этносов вплоть до обретения ими устойчивого этнического самосознания; каждый из этапов этого процесса связан с конкретной формой идентификации (родовой, территориальной, социокультурной и т.д.); возможным итогом развития этноса являет ся его политическое самоопределение. На материалах истории народонаселения Южной Сибири XVII—XX вв., Л.И. Шерстова приходит к выводу о том, что этническая история (этногенез), являясь формой этнического самоопределения, имеет многокомпонентный характер; формирование административно-политических систем в реальности часто опережает сложение этнических сообществ, и тогда в развитии этноса большое значение приобретают государственные практики. [Шерстова, 1999]

Соотношение этнического и политического получает исчерпывающую теоретическую и прикладную интерпретацию в творчестве Л.И. Шерстовой. «В реальной истории, - подчеркивает исследователь, - с момента возникновения государственности эти категории взаимообуславливают одна другую, определяя отношения между народами и государствами, диктуемые помимо прочего (геополитические, экономические, социальные и др. факторы), этническим состоянием взаимодействующих народов - «национальных организмов». [Шерстова, 1999. С.9]

Проявление этнического через политическое, и наоборот, стало актуальной темой для исследований. Именно такой подход (утверждающий единство этнического и политического) является методологической основой диссертационного сочинения, посвященного этнической/этнополитической истории казахов Алтая в их взаимодействии с полиэтничным сообществом региона ХІХ-ХХ вв.

В этнополитическом и этносоциальном контексте автор интерпретирует самоопределение этноса (этничность), которое, в соответствии с современной теорией, представляет собой результирующую множества составляющих. В ходе анализа становится очевидным, что одним из мощных факторов актуализации этнического самосознания казахов пограничной зоны Алтая является миграционное движение ХІХ-ХХ вв.

Оценка передвижений казахского этноса, которые играли заметную роль в истории пограничных регионов Большого Алтая XVIII-XX вв., опирается на современные теоретические разработки в области изучения мигра ции. Выявленные демографами, социологами и этнологами на основе анализа мирового опыта типологические характеристики миграции, представляют собой инструмент описания миграционных процессов в Алтае-Саянском регионе XIX-XX вв. Содержание работы определяет изложение и анализ этно-политической истории пограничных территорий макрорегиона в связи с миграциями казахского этноса, которые имели вариативный, многофакторный, динамичный характер и определяли напряженность межэтнического взаимодействия. Оценка передвижений казахского этноса, которые играли заметную роль в истории пограничных регионов Большого Алтая XVIII-XX вв., опирается на современные теоретические разработки в области изучения миграции.

Как отмечают исследователи, ни одно понятие в демографии не имеет столько различных трактовок как «миграция». Один из ведущих демографов России В.А. Ионцев выделяет 36 различных определений миграции, принятых в отечественной науке и 27 - известных в зарубежной литературе. Им разработана интегральная классификация миграции, под которой в самом общем виде понимается пространственное перемещение населения, ведущее к его территориальному перераспределению. Важное значение в определении миграции имеет классификация причин, среди которых доминируют экономические и социальные, но выделяются также политические, этнические, религиозные, экологические и т.д. [Ионцев, 1999. С. 19]

Современные авторы выделяют два типа миграции в зависимости от характера пересекаемых границ: внешнюю и внутреннюю. Внешней называется миграция, при которой пересекаются границы; она в свою очередь подразделяется на меж- и внутриконтинентальную (межгосударственную); особым видом внешней миграции является миграция нелегальная. По отношению к данной стране внешнюю миграцию подразделяют на эмиграцию, иммиграцию и реэмиграцию (репатриацию). Внутренняя миграция предполагает перемещение в пределах одной страны между административными рай онами и населенными пунктами; она может быть внутрирегиональной и межрегиональной. [Ионцев, 1999. С. 33-35, Рязанцев. 2001. С. 11-13]

По отношению к миграции некоторые исследователи употребляют термины: «переселение», «заселение», «колонизация»; колонизация является особым видом миграции, в результате которой происходит «заселение пустующих земель в пределах, либо за пределами страны».

В зависимости от времени пребывания в месте въезда миграции разделяются на возвратные (временные) и безвозвратные (постоянные). Постоянные (долгосрочные) миграции связаны с изменением места жительства на срок более года и зачастую со сменой гражданства. Временные миграции предполагают переселение на определенный ограниченный срок; их разделяют на: - периодические (годичные), в том числе маятниковые приграничные миграции; - радиальные миграции из центра региона на периферию и обратно; - параллельные, которые связаны технологиями эксплуатации территорий (например, сезонные перекочевки по стандартам кочевого отгонного скотоводства).

По формам миграции разделяют на организованные (планируемые) и неорганизованные (стихийные). Организованная миграция осуществляется с помощью государства или различных общественных структур. По отношению к миграционной политике используют понятия «активной» и «пассивной санации»; активная заключается в проведении целенаправленной политики государства по проведению организованного переселения, пассивная направлена на предоставление мест приложения труда в зонах вселения. [Рязанцев. 2001.С.11-13]

Процесс миграции разделяют на три стадии или фазы: процесс формирования территориальной подвижности населения и принятия решений; реализация миграционной активности (переселение); адаптация, или приживаемость мигрантов на новом месте. Стратегии приживаемости (термин возник в ходе переселенческого движения в России XIX-XX вв.), включая приспособление человека к новым условиям и изменение условий в соответствии с по требностями человека, заключаются в превращении мигранта в новосела, а новосела в старожила; по разным оценкам, этот период занимает от 3-5 до 10 лет. [Рязанцев, 2001. С. 17]

На стадии адаптации, также как в период формирования и реализации миграционных установок, большую роль играет этнический фактор (этническая миграция предполагает представительство различных национальностей в миграционных потоках), который может быть выражен через «показатель этнической комфортности». По определению СВ. Рязанцева, показатель этнической комфортности «представляет собой соотношение объективных (этнический состав, межнациональные отношения, этническое разделение труда, языковая ситуация пр.) и субъективных этнических составляющих миграции (этническое самосознание, этнические стереотипы, прошлые этнические травмы, стремление на этническую родину и пр.)». [Рязанцев. 2001. С. 27]

Этнический дискомфорт под воздействием экономического и социально-политического фактора легко перерастает в общественные фобии и оборачивается ростом интолерантных и миграционных стратегий.

Этнический комфорт, определяя степень привлекательности определенного этнотерриториального сообщества, предполагает характерную для данного региона исторически выработанную модель оптимальной «межэтнической (культурной) дистанции»; она не препятствует межгрупповому взаимодействию, но в то же время обеспечивает целостность и эффективное воспроизводство этнических идентичностей.

Именно миграция актуализирует проблему дистанций и границ в межэтническом взаимодействии. По мнению Фредерика Барта, чья работа «Ethnic Groups and Boundaries» (1970 г.) стала основой концептуального переосмысления этничности, этническое сообщество может быть идентифицировано исходя из тех границ, которыми оно себя обозначает, а не из специфики меняющей свое содержание культуры, находящейся в пределах этих границ. Факт постоянной дихотомии между сообществом и «внешними» контрагентами позволяют определить его вполне достоверно. В этом смысле

этничность представляет собой стратегию отграничения в ходе создания и трансмиссии этнических границ; это реальный способ выражения групповой идентичности, который связывает членов группы - «нас», чтобы подчеркнуть отличие от «них». Этот подход активно используется в миграционных исследованиях, которые демонстрируют актуализацию этничности в ходе социальных практик и процессов, сопровождающих миграцию и формирующих этнические границы.

В контексте развития миграции выделяются различные типы межэтнических взаимодействий. В первом случае имеет место этническая близость (языковая и культурная) переселенцев и коренных жителей (именно такая модель имела место в Чуйской степи в ходе проникновения казахов в зону обитания теленгитов); во втором - их этническая разнородность (эта модель была реализована в ходе освоения казахами степного и предгорного Алтая при взаимодействии с русским этносом). Негативные социально-психологические и социокультурные последствия возможны в обоих случаях, так как миграция прежде всего проявляется в росте нагрузки на социально-экономическую и социо-культурную сферу, что приводит к росту конкуренции, оценка которой в массовом сознании неизбежно преломляется сквозь призму этносоциальных и межэтнических отношений. Подобные заключения имеют большое значение для анализа этнической (этнополитической) истории Южной Сибири нового и новейшего времени, результатом которой является формирование казахского сообщества региона с характерными для него формами этнической идентичности.

Этническая идентичность, по Ф. Барту, образуется в результате взаимодействия групп; в зависимости от контекста выбираются специфические черты (культурные образы), которые наделяются символическими смыслами и используются для конструирования границ этнической принадлежности. Это понимание этнической идентичности также актуально при изучении ди-аспоральных стратегий.

Категория «диаспоры» занимает одно из центральных мест в изучении этнополитических реалий постсоветского пространства. Среди множества определений диаспоры, диссертант ориентируется на классическое, рассматривающее это явление как результат переселения части этноса, сохраняющего память о местах исхода и базовую идентичность. Для диаспоры характерны: множественная самоидентификация, предполагающая наличие этнокультурной связи и со страной проживания, и с этнической родиной; существование институтов, призванных обеспечить сохранение и развитие диаспоры (в том числе международного характера); наличие стратегии взаимоотношений с государственными институтами как страны проживания, так и титульного государства. Данное определение имеет функциональный характер и позволяет рассматривать диаспору как динамичное образование, различным стадиям развития которого соответствует определенный уровень идентичности. [Полоскова, 1998; Вишневский, 2000; Попков, 2002 и др.]

В приложении к истории казахов Алтая представляется возможным заключить, что на современном этапе диаспоральное сознание становится основной формой самосознания локального сообщества, прошедшего длительный путь развития от групп-изолятов конца XIX в. к этнолокальной группе казахского этноса, существующей в границах диаспоры начала XXI в.

Освоение методологии современных исследований этноса и этнических миграций, этнической и диаспоральной истории является основой авторской концепции, определяющей содержание данной работы. Методики, использованные в работе, заданы сочетанием историко-этнографического и конструктивистского подходов с элементами этносоциологического и политологического анализа. Большое место в работе занимают исторические реконструкции, основой которых являются архивные изыскания. В целом комплексный подход, избранный автором, позволяет восстановить этническую (этнополи-тическую) историю казахов Алтая XIX-XX вв., пограничное положение которых по отношению к внешним и внутренним границам России, а также сложные стратегии межэтнического взаимодействия в пограничных районах

Южной Сибири определяют специфику региональных этнополитических процессов.

Научная новизна и практическая значимость исследования. Новизна и научная значимость избранной темы обусловлена как ее недостаточной разработанностью, так и возможностью применения результатов исследования в управлении региональными этнополитическими и социальными процессами.

В рамках данной работы этническая история казахов Алтая впервые рассматривается как многофакторный процесс, в котором соединяются геополитические, социально-экономические и социокультурные составляющие. Предпринимается попытка сравнительного диахронного изучения локальных групп казахов Алтая - чуйских, сарасинских и черно-ануйских/туратинских казахов; при этом сарасинские и черно-ануйские (крещеные) казахи как этническая реальность выделяются впервые.

Введение в научный оборот оригинальных архивных и полевых материалов позволяет реконструировать многие ранее неизвестные страницы истории казахов Алтая, в том числе: историю казахской Сарасы XIX в., историю крещеных казахов Северо-Западного Алтая и образования «антиисламской миссии» АДМ во второй половине XIX в., историю массовых миграций казахов на Алтай конца XIX в. и казахский исход вследствие «казахского геноцида» в Монголии 1913 г. и т.д.

Воссоздание социально-исторического и этнополитического контекста появления казахов на Алтае имеет важное значение не только в связи с процессами делимитации российско-казахстанской границы и модернизацией стратегии взаимодействий Республики Казахстан с соотечественниками в России; анализ этнической истории локальных сообществ казахов Алтая также необходим для оценки процессов межэтнических взаимодействий в регионе с целью утверждения принципов толерантности и предотвращения тенденций этнической напряженности. Это придает работе общественно-политическую актуальность и практическую значимость. Результаты поле вых и аналитических исследований автора использованы при подготовке музейных экспозиций в селах Джазатор и Жана-Аул Кош-Агачского р-на Республики Алтай. Аналитические заключения по современному состоянию ту-ратинских/черно-ануйских казахов Усть-Канского р-на Республики Алтай переданы в районную и республиканскую администрации.

Апробация исследования. Работа, посвященная этнополитической истории пограничных регионов Южной Сибири, стала результатом многолетних исследований автора. Она подготовлена и обсуждена в секторе исторической этнологии и мониторинга при участи специалистов кафедры регионо-ведения Томского политехнического университета. Материалы диссертации представлены в серии публикаций в рецензируемых журналах, сборниках и коллективных монографиях, апробированы на региональных, общероссийских и международных семинарах и конференциях.

Структура исследования. В целом диссертация соединяет обширный информационный свод с аналитическим подходом; в ней представлены теоретическая и научно-прикладная составляющие. Диссертация построена по проблемно-хронологическому принципу и состоит из введения, 4 глав, заключения, списка источников и литературы и приложения. В исследовании представлена как общая оценка динамики этнополитических и социокультурных процессов в регионе, так и анализ системы социокультурных ценностей и стереотипов, присущих этническому сообществу казахов, формирующемуся в пограничной зоне Южной Сибири.

Этнополитическая ситуация в Алтае-Саянском регионе и «казахский вопрос» в связи с проблемой формирования государственных границ России (XVIII-XIX вв.)

Полагают, что в отечественных документах термин «граница» начал употребляться с первой половины XIV в. Внешние границы России формировались в процессе расширения политического пространства по мере того, как все новые и новые территории включались в политико-экономическую инфраструктуру государства.

Разгром дружиной Ермака отрядов хана Кучума и последовавшее за этим крушение Сибирского ханства открывало Российскому государству путь к продвижению в Сибирь. Ряд городов-крепостей, основанных на Тоболе, Иртыше, Томи в конце XVI - начале XVII в., стали опорными пунктами российского военно-политического присутствия и административно-фискального влияния в Западной Сибири. Внутриполитические стратегии России, как полагают исследователи, основывались на идеологии преемственности - сибирские земли были унаследованы государством от побежденного Сибирского ханства, которое являлось частью Золотой орды; ее земли также перешли к России как к победителю и наследнику Золотой Орды. [Пайпс, 1993. С. 105]

Границы России в XVI-XVII вв. отодвигались все дальше на восток. В Сибири, по мнению исследователей, они не столько обозначали уже сложившиеся административно-экономические и этнополитические районы, сколько активно формировали их, хотя долгое время оставались нечеткими и неопределенными. [Ремнев, 1997 ] Укрепление восточных рубежей России началось в XVII в. Основные тенденции в формировании границы определили Нерчинский (1689 г.), Буринский и Кяхтинский (1727 г.) российско-китайские договоры.

Этнополитическая и административная карта Сибири активно менялась в соответствии с решением военно-политических, административных и политико-экономических задач. Цель российского продвижения на восток на первых этапах, как подчеркивают историки-сибиреведы, состояла не в том, чтобы обеспечить умножение земель и расширение территории государства, а в том, чтобы создать систему налогообложения и подвести под ясак максимальное количество аборигенного населения освоенных регионов Сибири, тем самым расширить возможности российского (в том числе пушного) экспорта и упрочить финансовое положение государства. [Шерстова, 1999. С. 100-107]

Выход в азиатские пределы стал для Российского государства началом формирования системы внутренних колоний. На протяжении XVII-XIX вв. российская администрация как на центральном, так и на региональном уровнях предлагала различные стратегии взаимодействия с населением окраинных территорий. Суть «евразийской политики» в России определяло восприятие иноэтничного населения, прежде всего как «государевых подданных», этносоциальные и этнокультурные характеристики которых не имели существенного значения.

Чрезвычайно интенсивным в XVII в. было продвижение России на юг Сибири. Первые достоверные сведения о коренных народах Алтае-Саянского региона российские власти получили из челобитной князя томских татар-еуштинцев Тояна в 1602—1603 гг., где были названы чаты, телеуты (белые калмыки), джунгары (черные калмыки), енисейские кыргызы, кузнецы и др. В их среде действовала административно-фискальная система, сформированная в рамках Джунгарии, Кучумова ханства, енисейско-кыргызских и телеутских потестарных образований. Перспективы российской экспансии в этом контексте во многом зависели от выработки адекватных моделей взаимоотношений с аборигенными сообществами Сибири. Аутентичные администра тивно-политические практики тюркоязычных и монголоязычных кочевых народов региона включали, согласно традиции, институты навязанного вассалитета, данничества, непосредственного завоевания с последующим установлением суперстратификации, одним из проявлений которой в Сибири к XVII в. был институт кыштымства (вассалитета, предполагавшего уплату дани сюзерену и в случае необходимости выставление ополчения). «Обязательства, возникавшие между кыштымами и их повелителями, — подчеркивал автор работ по этнополитической истории Алтае-Саянского региона О.В. Воронин, — были взаимными: первые платили дань и выставляли вспомогательное войско, вторые обеспечивали охрану своих кыштымов и заботились о поддержании мира на их территории. Это обстоятельство открывало возможность мирного признания кыштымами своей зависимости и обуславливало заинтересованность в подчинении более сильному в данный период времени соседу, способному лучше ограждать их земли от вторжений врагов. Отношения господства и подчинения прочно укрепились между этническими группами Сибири».[Воронин, 2002. С. 41]

Накануне вступления России в пределы Алтае-Саянского региона приоритетные «права кыштымского держания» принадлежали политическим объединениям енисейских киргизов и телеутов. Возникла задача фискальной и политической переориентации уже зависимого, обложенного податью (ясаком, алманом) населения. На начальных этапах административно-политические стратегии Российского государства в Сибири были сориентированы на традиционные для Центральной Азии институты: присяга — шерть, взятие почетных заложников — аманатов; несение тягла (налога) - ясака. [Шерстова, 1999. С. 103]

Казахи Северо-Западного Алтая: фактор седентаризации в истории миграций XIX в.

В XVIII в. Россия активно утверждала военно-политическое и экономическое присутствие в пограничных регионах Южной Сибири. В стратегиях освоения пограничья особое место занимал «казахский вопрос». Вопреки протестам правления Колывано-Воскресенского округа и командования Сибирских пограничных линий к концу XVIII в. казахам было предоставлено право свободных перекочевок в Сибири. Постепенно аулы Среднего жуза освоили степные пространства юга Западной Сибири. Началось образование локальных групп казахского этноса.

В XVIII в. социокультурные установки Российского государства по отношению к кочевникам-казахам отличались вариативностью. Наряду с практикой изоляционизма в 1730-1760-е гг. в России обозначились перспективы седентаризации в казахских степях. Крестьянская и промысловая колонизация азиатских регионов и связанный с ней кризис кочевой экономики определяли задачи государственной политики по переводу кочевников на оседлость. Практические шаги в этом направлении были предприняты в начале XIX в. по отношению к казахским сообществам Оренбуржья и Сибири.

И хотя правление Колывано-Воскресенских заводов отказалось от выполнения указа Сената от 23 мая 1808 г., по которому Оренбургскому и Томскому губернаторам предписывалось принимать киргизов (казахов. -И. О.) в казенные селения, процесс продвижения казахов в зону земледельческого пояса усиливался. Уже в начале XIX в. вдоль казачьих линий, в предгорных районах Алтая, на границах кочевой и земледельческой культур формировалась буферная зона.

В 1820—1830-е гг. казахи, не имея разрешения военных и заводских властей, осваивали степи Бийского округа и земли линейного казачьего войска. В Главном управлении Западной Сибири положение казахских переселенцев характеризовалось как «неопределенное». Это было связано с отсутствием четкого административного подчинения кочевников, вышедших из-под надзора округов Пограничного Управления, к которым они были приписаны (оно существовало до 1854 г., когда были созданы Область сибирских киргизов и Семипалатинская область).

Ослабление контроля со стороны властей провоцировало социально-экономические конфликты и вело к росту межэтнической напряженности. По данным фискальных служб, кочевники - казахи, представляли опасность для лесных наделов горного ведомства, осложняли ситуацию на соляных промыслах Алтая; травили крестьянские поля и сенокосы, угоняли лошадей; крестьяне в ответ прибегали к жестокому самосуду. Несмотря на все усилия, практика их выдворения за пределы горного округа была неэффективной.

В степной и в предгорной зонах Алтая шло формирование и структурирования полиэтничного сообщества. В начале XIX в. в результате процессов седентерезации и аккультурации по стандартам крестьянской культуры здесь образовался, в определении Л.И. Шерстовой, «переходной этнический массив», представленный оседлыми и крещеными инородцами, сохранявшими своеобразный внешний облик, некоторые этнокультурные особенности и язык [Шерстова, 1999. С. 356-357].

В 1835 г. население предгорного Алтая было объединено в новые податные единицы - оседлые инородческие управы: Сарасинскую, Быстрян-скую и Кокшинскую. В отечественных историко-этнографических исследованиях со времен В.В. Радлова и Н.А. Аристова их происхождение связывают с телеутами. Анализ документальных материалов свидетельствует, что в формировании сообщества оседлых инородцев алтайских предгорий участвовали различные этнические компоненты. Инородческие управы носили по-лиэтничный характер: в Быстрянской преобладали телеуты, Кокшинскую об разовали кузнецкие телеуты, в постджунгарское время переселившиеся на свободные земли правобережья Катуни; заметную роль в формировании Са-расинской инородной управы играли киргизы (казахи. — И. О.).

Сарасинская управа, административно выделившаяся из Смоленской крестьянской волости, объединила инородцев крайнего юга волостной территории. Рассматривая историю ее народонаселения, Л.И. Шерстова предполагает наличие в нем киргизского компонента — енисейских кыргызов, некогда угнанных в Джунгарию, затем вернувшихся в Прииртышье и оттуда (уже крещеными) - в сибирские степи. Не исключая возможности реэмиграции кыргызов и их присутствия в предгорном Алтае, подчеркнем казахскую доминанту в этнической структуре Сарасинской инородческой управы [Шерстова, 1999. С. 357].

Согласно устной традиции, зафиксированной в начале XX в., сами са-расинцы так передавали свое прошлое: «В начале XIX столетия "в голодные годы" выехали из-за Иртыша в русские селения киргизы рода "копёкъ" (казахи. - И. О.) и нанимались на работу у крестьян различных волостей Алтайского округа; а в частности у крестьян села Алтайского, Смоленского, д. Каменки и других, расположенных к северу от калмыцких стойбищ. Сжившись с русским населением, часть их крестились в Улале, Алтайском, в Красном яру на Иртыше и проч., крестьяне выдавали за них своих дочерей и киргизы понемногу "русели" и сделались оседлым населением. Ясачной комиссией часть их была переведена в оседлое состояние и образован улус Са-расинский, так как до того они не принадлежали ни к какому местному обществу инородцев - оседлых или кочевых, тогда же образована Сарасинская инородная управа. Было решено стянуть сюда всех киргиз, проживающих по крестьянским селениям, почему их переселяли в Сарасу принудительно, помимо желания самих киргиз. Всего на реч. Каменке в теперешнем селении Сарасинском было водворено 24 ревизских души киргиз. Впоследствии к ним присоединились телеуты, переселившиеся из улуса Бачатского Кузнецкого уезда, но часть их, именно телеут Шабраков со своими родственника ми - всего десять семей — через некоторое время выселились в глубь Алтая, в стойбища, где образовали совместно с новокрещеными инородцами селение Мыюту, принадлежащую и в настоящее время к Сарасинской управе» [Швецов, 1900. С. 6-7].

Когда в 1834-1835 г. в Томской губернии проводилась восьмая народная перепись, Бийский земский суд информировал Казенную палату, что «по скаскам 7 народной переписи (1816 г.) соросинские инородцы не значатся», поскольку основано «село Соросинское... уже после 7 ревизии из киргиз крещеных», пришедших «из разных мест, принадлежащих к Усть-Каменогорскому округу», прежде всего с Бухтармы [Шерстова, 1999. С. 356-357].

Накануне восьмой переписи к Сарасинской инородной управе были приписаны 20 деревень и сел, среди которых наиболее значимыми в истории освоения региона являлись Мыюта, Чепош, Анос, Чемал, Едиган, Большая Черга, Манжерок, Абай. В 1830 г. в с. Сарасинском насчитывалось 64 мужчины и 65 женщин. При обмежевании 1858 г. население его составляло 112 мужчин и 140 женщин; все они назывались старожилами, фактически приравнивая себя к русским первопоселенцам. [Шерстова, 1999. С. 356-357]

Казахи Алтая: стратегии межэтнического взаимодействия сквозь призму этнического сознания

Межнациональные контакты в пограничных районах Южной Сибири традиционно имели очень сложный характер. Их контекст определяла историческая память этносов, опыт векового сосуществования, характер социально-экономических и политических процессов на границах России и в сопредельных Центрально-Азиатских регионах.

Историческое сознание этноса представляет собой многомерное пространство. Существуя на стыке реальности и вымысла, академических и фольклорных стандартов, историческая память прямо и непосредственно включается в систему этнополитического сознания. Она является важным фактором конструирования этнических стратегий, в том числе в сфере межэтнических коммуникаций. Объясняя и оправдывая этнополитическую реальность, прошлое существует в настоящем и проецируется в будущее в качестве системы координат - набора положительных и отрицательных образов, которые используются в оценке исторических событий.

Анализ этой сферы этноисторического сознания становится особенно актуальным для стран постсоветской Центральной Азии, где в последнее десятилетие идет активная реинтепретация этнической истории. Ссылаясь на опыт и практики международного сообщества, идеологи национального возрождения, подчеркивают, что от исторического подхода к прошлому зависит мобилизация этнического сообщества по отношению к будущему.

Представления о прошлом могут изменяться под влиянием внешних социально и политически значимых факторов, но историческая память в целом обладает инерционной устойчивостью, заменяя дискурсы догмой, необходимой для самосохранения этноса. Этническое сообщество обращается к прошлому, отыскивая в нем аналогии с настоящим. Исторический параллелизм и инверсии позволяют структурировать центральную зону культуры этноса, которая, по заключению СВ. Лурье, определяется соотношением категорий «добра» и «зла», преломленных сквозь призму представлений о «своем» и «чужом» [Лурье, 1997. С. 220-228, 363-366].

В устной традиции хронология событий и перечень исторических деятелей трансформируются, подчинясь стратегии самоутверждения этноса. Легенды в эмоциональной форме фиксируют память этноса, априорно разделяя события и персонажи на «хорошие» и «плохие». Одних этническая память, облеченная в фольклорную форму, обрекает на забвение или проклятие, других канонизирует, превращая в национальных героев [Октябрьская 1999. С. 638-642; Октябрьская, 2000. С. 515-518; Октябрьская, 2003. С. 56-61].

Значительный пласт исторического фольклора народов Алтая связан с событиями XVIII в. Это время этнополитических союзов и территориальных захватов; войны составляют основное его содержание. В XVIII в. закладываются основы геополитических моделей новейшего времени. Главными действующими лицами в сложной политической борьбе становятся Джунгарское и Казахские ханства, Российская и Цинская империи. Политическое противостояние определяет пафос фольклорной героической традиции народов -участников борьбы.

В XVIII в. Алтай оказывается в зоне интересов Казахских и Джунгар-ских ханств и Цинской империи. Становление казахских ханств в XV XVI вв. сопровождается вооруженными столкновениями с джунгарами (ой ратами/калмыками/калмаками); конфликты продолжаются вплоть до начала XVII в.

После образования Джунгарского ханства в 1635 г. борьба казахов с джунгарами перерастает в изнурительные войны; порой казахи терпят сокрушительные поражения - особенно в конце XVII - начале XVIII в. [Кляш торный, Султанов. 1992. С. 305-312]. Втянутыми в военное противостоянии оказываются и подданные Джунгарии народы Алтая.

В казахской традиции события «Актабан шубырынды» — времени великого бедствия - джунгарского нашествия в казахские степи начала XVIII в. (1723-1727 гг.), являются основой формирования эпико-героической темы. Политические и интеллектуальные лидеры времен казахско-джунгарского противостояния - хан Аблай, Богенбай, Толе-бий, Кабамбай. Малайсары, Джапак, Олжабай, Баян, Джанатай, Байгозы, являются национальными героями казахов. Их имена вошли в девизы родов, сохранились в устных преданиях [Моисеев, 2001. С. 23].

Исследователи не раз отмечали значение фольклорно-исторической традиции в формировании и воспроизведении образа «мы» у казахов: «народные сказания, - писал В.В. Радлов, - являются достоянием и выражением самого духа киргизского (казахского. - И. О.) народа, а потому повсеместно распространены в народе и пользуются всеобщим признанием» [Радлов, 1989. С. 323]. Традиционно популярными в казахской среде были исторические легенды, актуализирующие идею этнического единства, которая рассматривалась в неразрывной связи с единством политическим. Этногенети-ческие предания казахов укрепляли историческую направленность общеэтнической формы идентичности. Содержание этих преданий во многом определялось темой казахско-калмыцкого противостояния.

Современные этнополитические процессы в трансграничной зоне Алтая

Оценивая современную этнополитическую ситуацию в трансграничном регионе, необходимо обозначить ее сложность и многогранность, вызванную действием как объективных (экономических, политических и пр.), так и субъективных (идеологических, этнокультурных и пр.) факторов. Особое значение при характеристике этнополитической ситуации имеет геополитическое положение региона и заинтересованность политической обстановкой в нем сопредельных государств. Существенным для оценки является расстановка политических сил в регионе и характер их связей между собой и Центром. Значительное влияние на развитие ситуации оказывают также взаимоотношения между различными группами интересов, в том числе конфессиональных и национальных.

Этнополитические процессы, протекающие на данный момент, в трансграничной зоне Алтая оказались обусловлены особым характером взаимодействия населяющих эту территорию этнических групп, экономическими и культурными связями между ними. Разворачиваясь в этносоциальном пространстве Алтая, с его историческими, культурными, национальными и прочими особенностями, этнополитические процессы на Алтае приняли особую форму под влиянием казахской диаспоры. Следует отметить, что основы современной этнополитической ситуации на Алтае закладывались еще в середине XIX в.

С момента включения Сибири в экономическое и политико-правовое пространство Российского государства ее полиэтничное сообщество формировалось и структурировалось в рамках развития широкомасштабной стихийной и организованной миграции.

Частью этого глобального процесса стала история освоения казахами пограничных районов Южной Сибири, которая насчитывает около полутора веков. Демаркация границы, административные и земельные реформы в Российской державе середины XIX в. вызвали активные миграционные процессы кочевых сообществ на окраинах государства. В этот период началось продвижение в высокогорные районы Алтая казахского этноса. Особенно интенсивным переселение стало в последней трети XIX - начале XX в. Урегулирование «казахского вопроса» было неразрывно связано с решением проблем государственных и административных границ и реализацией программ колониального освоения пограничных территорий.

На протяжении XVTII-XIX вв. государство поддерживало переселение из внутренних российских регионов на окраины. Закрепление мигрантов на новых местах жительства и освоение сибирских земель решало геополитические и экономические задачи России. Сибирские территории представляли собой чересполосицу миграционных и аборигенных сообществ; каждый из миграционных потоков вносил свой вклад в образование полиэтничного сообщества Сибири.

При этом на протяжении практически всего имперского и советского периода российской истории действовал принцип асимметрии государственного устройства и управления сибирскими территориями, формирующий разностатусные позиции территорий и этносоциальных групп.

Формировавшаяся система выделения территорий, была основана на приоритетных формах эксплуатации ресурсов: кабинетные земли, государственный земельный фонд, переселенческий фонд, что предопределяло различия в статусах этносоциальных групп и территорий.

Статус российского мигранта был задан положениями общероссийского законодательства и рядом преференций в поземельном устройстве и налогообложении. Кочевники-казахи, осваивавшие пограничные регионы, занимали обособленное положение в административно-территориальном устройстве сибирских провинций, в силу неопределенности гражданского статуса.

Устав о сибирских киргизах 1822 г. подчеркивал автономность этой этнической общности.

По отношению к аборигенному населению применялись нормы колониального права с учетом особенностей внутреннего российского колониализма. Согласно Устава 1822 г., сибирские инородцы включались в административно-политическую структуру Российской империи и выступали в качестве особого сословия с потенциальной свободой перехода в другие категории: оседлые народы приравнивались к основному податному населению; для кочевых и бродячих сохранялись традиции родовой организации и управления. Выделение инородцев в особую, юридически оформленную, группу при сохранении традиционных форм самоорганизации через систему политико-правовых механизмов являлось фактором этнической консолидации.

В ходе освоения Сибири принципы конфигурирования и управления уже созданными административно-территориальными единицами базировались на основе законодательного параллелизма в управлении миграционными и аборигенными сообществами. Огромные территории, заселенные поли-этничным, поликультурным аморфным сообществом мигрантов и коренного населения, ставили перед государством задачу укрепления единого административно-правового пространства.

Вторая половина XIX в. в России была отмечена усилением тенденций централизации и унитаризации во взаимоотношениях с полиэтничным сообществом окраин, совпадавшая с унификацией системы регионального управления.

Административно-территориальные преобразования в Сибири 1890-х -начала 1900-х гг. были связаны с развитием переселенческого движения и предполагали нивелировку статусных различий этнических сообществ. Процесс унификации совпал с ростом движений за национальное самоопределение коренных народов региона, переживающих период национальных мобилизаций. Смена политических режимов и социально-экономические преобра зования в России XX в. определили тенденции дальнейшего развития этно-политических процессов в сибирских регионах.

В 1917 г., с признанием советским руководством права наций на самоопределение в качестве «государственно-образующего» принципа, процесс национальной стратификации у народов Сибири вступил в новую стадию. В ходе структурирования национальных и социальных статусов народонаселения СССР произошла легитимизация этнических иерархий, закрепившая на долгое время статусные позиции советских «национальностей».

После ликвидации СССР, когда в постсоветском пространстве получили развитие процессы суверенизации, Российская Федерация, сохранившая, практически без изменений традиционный советский принцип национально-территориального устройства, стала зоной активных этнополитических процессов. В ходе политических преобразований двадцать один народ России обрел независимость в рамках новой Федерации. На всем постсоветском пространстве возобладала концепция национального самоопределения, базовым понятием которой является определение нации как высшего типа этнической общности и основы для легитимизации государственности.

Для многих народов России и, прежде всего для сибирских этносов, переживших территориальную экспансию, колониальные методы управления и культурную унификацию, этнонациональная парадигма являлась средством восстановления коллективного достоинства и сохранения этнического «я», средством достижения экономической самостоятельности и социальной справедливости. Однако создание национальных автономий в регионах с многонациональным населением закрепило этнополитическую стратификацию - разделение народов на доминирующий этнос и «нетитульные» меньшинства.