Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Адопция, ее причины и цели 20
Адопция при обрядах детского цикла 20
Родство с повитухой 20
Родство с кормилицей 31
Аталычество 40
Адопция при обрядах свадебного цикла 91
Помещение в «другой дом» 91
Снятие покрывала 101
Другие виды адопции 105
Индивидуальное усыновление : 107
Коллективное усыновление 114
ГЛАВА 2. Побратимство, его причины и цели 115
Побратимство 115
Индивидуальное побратимство (посестримство, побратимство-посестримство) 119
Коллективное побратимство (присяжные братства) 135
Патронат 143
Заключение 145
- Родство с кормилицей
- Снятие покрывала
- Индивидуальное побратимство (посестримство, побратимство-посестримство)
- Коллективное побратимство (присяжные братства)
Введение к работе
Постановка проблемы и актуальность исследования
Диссертация посвящена исследованию форм искусственного родства у карачаевцев в XIX - XX вв.
Актуальность выбранной нами темы обусловлена двумя причинами: научной и практической. Первая из них - это попытка приблизиться к пониманию феномена искусственного родства, его эволюции и роли в истории человечества. В этой связи особый интерес вызывают его функциональные особенности и формы проявления в различных историко-культурных областях и отдельных этнических средах на различных этапах человеческой истории. Пока мы не обладаем ни единой обобщающей монографией, посвященной искусственному родству на Северном Кавказе. Составить же объективную целостную картину по данной проблеме на основе научного анализа вряд ли возможно без тщательного изучения всех ее компонентов. Среди народов Северного Кавказа наименее изучена в этом плане система искусственного родства у карачаевцев, хотя и сегодня еще живы некоторые традиции его установления. Разнообразно обрядовое оформление, терминология и глубина возникающих при этом связей. Значимость работы определяется также пополнением новыми данными банка этнографических сведений о карачаевцах.
Вторая причина заключается в возможности практического применения полученных знаний в реальной жизни. Мы не раз являлись свидетелями того, как в новейшей истории России и зарубежных стран в силу тех или иных причин возрождались некоторые традиционные общественные институты, присущие прошлому. Примером, подтверждающим сказанное, могут служить попытки возрождения в некоторых северокавказских субъектах Российской Федерации института совета старейшин, кровной мести и др. Также можно отметить и тот факт, что в Карачае, не- смотря на некоторые изменения в обрядовом оформлении, в силу потребности в искусственном родстве из-за сложных жизненных обстоятельств советского и постсоветского времени частично возрождены институты усыновления и побратимства.
Таким образом, изучение вопросов, связанных с функционированием искусственного родства, может служить основой для понимания многих проблем внутри- и межэтнического общения народов в постсоветской России. Результаты исследования позволят глубже разобраться в некоторых социальных явлениях современной жизни. Возможно также включение данных об искусственном родстве как части национальной культуры в курсы краеведения и истории культуры народов КЧР.
Объект и предмет исследования.
Объектом исследования являются карачаевцы, проживающие преимущественно в сельских районах Карачаево-Черкесской Республики и на сопредельных территориях Ставропольского края. Основные полевые исследования проводились в населенных пунктах Большого и Малого Карачая, а также в ауле Мирный Ставропольского края и г. Кисловодске.
Предмет исследования составляет искусственное родство у карачаевцев. Под искусственным родством (варианты: фиктивное родство, псевдородство, квазиродство) мы понимаем разновидность социального родства, строящегося по модели кровного родства и воспринимаемого как реальное. Искусственное родство выступает в формах адопции, побратимства и т.д. Применительно к карачаевцам правомерно говорить также о патронате, как об одной из конечных стадий казуальных форм искусственного родства. Подтверждением этого вывода служат некоторые сходные черты, и в частности терминология, свойственная патронату.
Хронологические рамки.
Хронологически исследование охватывает XIX - XX вв. - период наиболее важнейших политических и социально-экономических преобразований в Карачае.
Начало XIX в. характеризовалось политической независимостью Ка-рачая и сохранением его самобытной культуры: традиционных институтов власти, сословной иерархии, традиций. Завоевание в 1828 г. Карачая и его последующая интеграция в общероссийское политическое и экономическое пространство привнесли огромные изменения в общественную и культурную жизнь горцев. Крестьянская реформа 60-х гг. XIX в. сделала эти изменения необратимыми. Постепенно видоизменялись и к концу века ушли в прошлое такие традиционные институты, как аталычество, патронат и др.
Начало нового века было ознаменовано крушением политического строя в России и внедрением в горскую жизнь новой системы социальных взаимоотношений. Потрясения XX в. (Гражданская война и коллективизация, Отечественная война и депортация 1943 - 1957 гг., развал СССР и реформы постсоветской России) обусловили реституцию некоторых полузабытых и, казалось бы, безвозвратно ушедших в прошлое форм искусственного родства, например, таких как индивидуальное побратимство.
В силу характера источников, которые не всегда точно указывают на время существования тех или иных обычаев искусственного родства и их трансформаций, в работе используются следующие условные обозначения основных хронологических периодов: древность - охватывает 14 -18 вв., прошлое - 19 - начало 20 вв., наше время - со второй половины 20 в. по настоящий момент.
Цель и задачи работы.
Исследование ставит целью описать бытовавшие у карачаевцев формы искусственного родства, а также попытаться выявить их генезис и дальнейшую эволюцию. Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие задачи: реконструировать существовавшие в прошлом у карачаевцев формы искусственного родства и их виды; проанализировать материалы по искусственному родству у соседних народов и выявить степень соотношения эндогенных и экзогенных форм и видов искусственного родства у карачаевцев; сгруппировать карачаевские формы искусственного родства в соответствии с общепринятой в отечественной науке классификацией (адопция, побратимство (посестримство), патронат; казуальные и ока-зиональные формы и т.д.) описать обычаи и обряды установления искусственного родства, выявить его причины, инициаторов и участников; выявить современные формы и обряды установления искусственного родства у карачаевцев, причины устойчивости некоторых традиций и реституции древних обычаев.
Методы исследования.
В ходе работы применялись самые разнообразные методы. Базовым явился исторический подход к изучению искусственного родства как разновидности социального родства, широко распространенного в позднепервобытных и раннеклассовых обществах.
Основу исследования составляет сравнительно-исторический подход, реализуемый с помощью структурно-функционального и комплексного методов, позволяющих изучить заявленную проблему наиболее полно. Эти методы дают возможность проследить генезис, сродство и конвергенцию, выявить природные, исторические и другие факторы. Кроме того использована методика полной и частичной вертикальной трансформации культурных традиций. Автор пользовался также методами полевого исследования: стационарные исследования, которые проводились в населенных пунктах Карачаево-Черкесии и Ставрополья.
Научная новизна исследования.
Изучение искусственного родства у карачаевцев носило, как уже отмечалось, спорадический характер и в целом исследовано слабо. Наиболее разработанным можно считать лишь один из его аспектов - обычай свадебного скрывания в «другом доме». Настоящая работа представляет собой первую попытку комплексного исследования всех видов и форм искусственного родства у карачаевцев, выявления эндогенных и экзогенных аспектов данной проблемы. В работе впервые описаны виды искусственного родства (например, повивальное родство, побратимство-посестримство, посестримство, патронат) и способы его установления у карачаевцев (например, путем «разрывания стебелька», жертвоприношения, клятвы огнем и т.д.), не представленные в отечественном и зарубежном кавказоведении, а также разработана концепция карачаевских присяжных (фамильных) братств.
В дальнейшем представляется также необходимым организация полевой экспедиции в Балкарию и создание на основе этого обобщающей работы по искусственному родству у карачаевцев и балкарцев.
Источники и литература.
Диссертационное исследование в значительной мере основано на полевых материалах, собранных нами в 1997 - 1998 гг. Полностью на результаты полевых исследований опирается характеристика повивального родства, патроната и современного побратимства, литературные сведения по которым полностью отсутствуют. Минимум данных в письменных источниках содержится по коллективному побратимству1, хотя многие исследователи отмечали «клановую» структуру карачаевского общества и описывали обряд «таякъ тюбюнден ётюу» («прохождение под палкой») -наиболее распространенную форму карачаевской присяги - которым чаще всего и оформлялось коллективное побратимство. Также не удалось обнаружить нам подтверждений в архивных и литературных источниках обычаям побратимства-посестримства, посестримства и покровительства у карачаевцев. Нигде не отмечены такие способы установления искусственного родства у карачаевцев, как породнение путем жертвоприношения, совместного вкушения пищи, клятвы огнем, «разрывания стебелька», обмена оружием, папахами и пр., смешения крови (вариант: питие жидкости с добавленными в нее каплями крови) побратимов, объявления о заключении побратимства (посестримства) и, наконец, породнение вследствие исполнения обета, данного в критической ситуации. Единственным источником, таким образом, являются материалы полевых экспедиций.
Исследованию форм искусственного родства горских народов Северного Кавказа посвящено значительное количество работ. Особое внимание привлекало аталычество - наиболее яркий и крупный обычай данной группы. Ему посвящены работы целого ряда отечественных и отчасти зарубежных ученых. Многие общественные и политические деятели прошлого также не обошли стороной этот необычный институт воспитания детей вне родной семьи. Всю массу материалов по северокавказскому искусственному родству можно разделить на несколько групп. Первые из 1 Под коллективным побратимством или присяжными братствами в Карачае диссертант, вслед за первым профессиональным карачаевским историком И. Тамбиевым, рассматривает в первую очередь наиболее широкие квазипатронимические структуры карачаевцев - къаум (от арабск. ^аум - люди, народ, соплеменники [АРУС, 1982. С. 737-738]) - более известные в современной этнографической науке как «кланы», а также отдельные внекаумные союзы карачаевских фамилий. Впервые термин «клан» по отношению к карачаевским каумам применил в 20-х годах XX в. А.Н. Дьячков-Тарасов, в последующем он использовался в работах таких ученых как Е.Н. Студенецкая, В.П. Невская, И.М. Шаманов, КМ. Текеев и др. Всего насчитывается около 10 каумов: Карча, Адурхай, Будиян, Науруз, Трам, Ша-тибек, Кустос, Чибиш, Залиш и др. них носят чисто описательный характер и составлены преимущественно путешественниками и миссионерами. В другую группу могут быть включены докладные записки военных и гражданских чиновников. И, наконец, последнее - это научные исследования. Однако, несмотря на огромное количество материалов, до сих пор нет крупной обобщающей монографии по аталычеству. Из работ, посвященных разработке проблем искусственного родства и его отдельных аспектов, следует назвать труды М.О. Косвена ш В.К. Гарданова, концепция которых во многом устарела, а из современных, лишь А.И. Першица, Я.С. Смирновой и С.Ш. Гаджиевой.
Для лучшего понимания феномена искусственного родства мы использовали также некоторые исследования, касающиеся отдельных аспектов воспитательства, усыновления и побратимства у кельтских, славянских, монгольских, тюркских и др. народов и прежде всего у народов Кавказа.
На существование обычаев принятия в братство, усыновления и удочерения еще в древнехурритском обществе указано в «Истории древнего Востока» под редакцией Г.М. Бонгард-Левина [История древнего Востока, 1988].
В статье Е.А Рыдзевской «О пережитках матриархата у скандинавов по данным древнесеверной литературы» [Рыдзевская, 1937], а также в работе А.А. Смирнова «Исландские саги. Ирландский эпос» [Смирнов, 1973] мы находим характеристику воспитательства, побратимства и усыновления у кельтов. Авторы особо отмечают, что связь, устанавливаемая между молочными братьями, иногда глубже и прочнее кровного родства. Л.Н. Могдалевский в монографии «Очерк истории и воспитания с древних времен до наших дней», изданной в конце 60-х гг. XIX в. затрагивает обычай воспитательства у древних германцев [Могдалевский, 2000]. В ряде работ В.К. Гарданова подвергнуты анализу древнерусские формы аталычества [Гарданов, 1959; 1960; 1961; 1973]. Роль аталыка на Руси исполняли дядьки, а аталычек - кормиличицы. Функциональная сопоставимость дядек и аталыков подтверждается еще и тем, что позже многие историки и этнографы - исследователи кавказского аталычества для характеристики роли аталыка пользовались термином «дядька» [В. Бакунин, Хан-Гирей, В. Швецов и др.]. Воспитательство («храненчество») было широко распространено в прошлом у болгар [Косвен, 1948]. Цель «храненчества» заключалась в воспитании и последующей женитьбе воспитанника («хра-ненника»). Отношения родства вытекали из факта кормления.
Сведения по интересующей нас проблеме касательно бурят, эвенков и якутов содержатся в сборнике «Обычное право народов Сибири», составленном В.В. Карловым [Карлов, 1997]. Народы Сибири широко практиковали отдачу детей - девочек и мальчиков - на воспитание. Часто приемные родители женили и выдавали замуж своих воспитанников и воспитанниц.
Аналогичные карачаевскому «кровному братству» обряды существовали у албанцев. Побратимство здесь оформлялось питьем крови вступающих в отношения побратимства, на что указывается в 704 «Памятников обычного права албанцев османского времени» [Иванова, 1994].
О функционировании и социальной роли коллективного побратимства («братство по кораблю») у рабов, перевозимых на Новый Свет на одном и том же корабле, говорит в статье «Братство по кораблю» А.Д. Дридзо [Дридзо, 1995]. О родстве «по кормлению» как некой специфике океанийской модели родства пишет Н.А. Бутинов [Бутинов, 1995].
Находясь на разных исторических этапах в вассальной зависимости от различных тюркских политических систем (Хазарский каганат, Крымское ханство, Турция и т.д.), народы Северного Кавказа испытали сильнейшее влияние тюркской культуры. В этой связи особенно интересно проследить соотношение эндогенных и экзогенных причин существования некоторых форм искусственного родства и в том числе аталычества у горцев Кавказа. Это тем более интересно применительно к карачаевцам, если учитывать их принадлежность к тюркскому миру.
На существование обычая воспитательства у древних булгар, согласно которому ребенок до наступления совершеннолетия воспитывался у своего деда, указывал в 922 г. арабский историк Ибн-Фадлан [Ковалевский, 1956]. Интересные сведения о роли атабеков и аталыков у тюрков Поволжья, Средней и Малой Азии мы находим в «Исламской энциклопедии», выпущенной в Стамбуле в 1936 г. Здесь же следует упомянуть и о работе А.А. Семенова «Бухарский трактат о чинах и званиях и об обязанностях носителей их в средневековой Бухаре», в которой упоминаются должности атабеков и аталыков в Бухарском ханстве [Семенов, 1948]. В работе А.А. Новосельского «Борьба Московского государства с татарами в XVII веке» содержатся ценные сведения об аталыческих связях ногайских мурз с крымскими ханами [Новосельский, 1948]. На существование обычая воспитательства у башкир указано в статье П. Назарова [Назаров, 1890].
Сведения о роли патронимической организации у казахов и принятии в нее отдельных людей и групп можно почерпнуть в работах А.Н. Харузина [Харузин, 1889] и П.П. Румянцева [Румянцев, 1910]. Редкий материал по повивальному родству и побратимству у казахов содержится в статье в сборнике документов по обычному праву тюрков Центральной Азии, составленном А.А, Никишенковым [Никишенков, 2000], и статье X. Аргынбаева «Семейно-брачные отношения» [Аргынбаев, 1995]. В работе Г.Е. Маркова «Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественной организации» [Марков, 1976] имеются аналогичные сведения о туркменах. На существование у гагаузов обычая первого кормления, согласно которому первое кормление ребенка совершала не мать, а какая-нибудь посторонняя женщина, указано в работе В.А. Мошкова [Мошков, 1900].
Наиболее ранним упоминанием об аталычестве на Северном Кавказе являются, видимо, сведения арабского ученого Ибн Халдуна, относящиеся к 1227 г., в которых он упоминает малолетнего государя Дербента и его атабека (воспитателя и опекуна) Аль-Асада [Гаджиева, 1995]. Несомненную ценность имеют сведения об искусственном родстве, имеющиеся в общих трудах по Кавказу таких ученых, как Ф.И. Леонтович [Леонтович, 1884], В. Швецов [Швецов, 1855], М.М. Ковалевский [Ковалевский, 1890], A.M. Ладыженскийий [Ладыженскийий, 1928] и др.
Кроме того, в диссертационном исследовании использованы отчасти отдельные работы по кабардинцам [Хан-Гирей, 1842; Ногмов, 1861; Тор-нау. 1865; Бгажноков, 1986; Мафедзев, 1986; Кажаров, 1994 и др.], ногайцам [Керейтов, 1979; Гаджиева, 1979; Гаджиева, 1995], и, конечно, кумыкам [Гаджиева, 1995], осетинам [Кокиев, 1885; Чурсин, 1924; Дзад-зиев, 1984; Калоев, 1971; Дзуцев, 1998] и балкарцам [Миллер, Ковалевский, 1884; Тульчинский, 1903; Абаев, 1911; Кабардино-русские отношения, 1957; Азаматов, 1967; Мусукаев, 1978; Малкондуев, 1986 и др.], чья традиционная обрядность максимально близка карачаевской.
Имеющиеся в нашем распоряжении литературные источники мы нашли целесообразным характеризовать в хронологическом порядке. Это позволило, с одной стороны, четко проследить генезис и основные тенденции в изучении этнографии карачаево-балкарцев и, в частности, институтов искусственного родства, с другой - обойтись без многократных повторений авторов и источников, неизбежных в случае тематического структурирования историографии.
Сведения об аталычестве и свадебном скрывании в «другом доме» (по терминологии М.О. Косвена) у карачаевцев впервые были собраны в конце 1843 - начале 1844 годов начальником центра Кавказской линии кн. Голицыным и опубликованы в 1882 г. в сводной работе Ф.И. Леонтовича «Адаты кавказских горцев» [Леонтович, 1882]. Ф.И. Леонтович, будучи специалистом высокого уровня и обладая обширными материалами по карачаевскому и балкарскому адатному праву, не разделяет их, а, напротив, говорит о едином культурном пласте, подчеркивая, что «нижеследующий обряд один у всех» [Леонтович, 1882. С. 273]. Материалы «Адатов» показывают, что в первой половине XIX в. аталычество у карачаево-балкарцев было широко распространено и носило исключительно сословный характер.
В документе от 1867 г., представляющем собой подробную перепись населения Баксанского ущелья, содержатся сведения о карачаево-балкарских аталыческих связях [Волкова, 1989. С. 184-185; Анчабадзе, Волкова, 1993. С. 45]. Данный документ также подтверждает вывод той части ученых, которые утверждают, что аталычество развилось в институт отношений патроната-клиентеллы и вассалитета-сюзеренитета [Кокиев, 1929; Першиц, 1979; Першиц, Трайде, 1986; Смирнова, 1983 и др.]. Данной позиции придерживается и автор данной работы.
Во второй четверти XIX в. Карачай посетил Г. Петров. По итогам своей поездки он в 1880 г. опубликовал статью «Верховья Кубани - Кара-чай», в которой также указывается на сословную составляющую института аталычества [Петров, 1880. С. 132-133]. В 1886 г. свои впечатления о быте аула Хасаут, населенном «горскими татарами, которые лет тридцать назад выселились сюда из Кабарды и Карачая», оставили И.И. Иванюков и М.М. Ковалевский [Иванюков, Ковалевский, 1886]. В данной работе содержатся ценные сведения об аталычестве и усыновлении, присяге на прочерченном в центре круга кресте, «братстве по оружию» у карачаевцев, а также «родстве» связанном с «другим домом».
В 1892 г. вышла статья В.Я. Тепцова, где содержится информация о свадебном скрывании (в том числе невест) в «другом доме», в роли хозяев которого может выступить также семья аталыка, и о возникающих при этом родственных отношениях [Тепцов, 1892. С. 177]. В конце XIX - на- чале XX вв. выходят две работы Б.В. Миллера, в которых содержится информация по интересующим нас вопросам. В статье «В Карачае», опубликованной в 1899 г. в журнале «Этнографическое обозрение», наиболее ценно замечание, что у карачаевцев аталычество «практикуется среди высших сословий: биев и узденей» [Миллер, 1899. С. 396], которое также является подтверждением нашей позиции. Во второй работе, опубликованной в 1902 г. в том же журнале под названием «Из области обычного права карачаевцев», дается подробная характеристика социальной организации карачаевского общества и обычая усыновления кровника.
Значительный интерес представляет статья И.С. Щукина «Материалы для изучения карачаевцев» [Щукин, 1913], в которой описан наиболее широко распространенный в Карачае обряд принятия присяги "прохождение под палкой", которым оформлялось усыновление, индивидуальное и коллективное побратимство и т.п. Здесь же говорится об экзогамии в карачаевских присяжных братствах - каумах и принятии в их состав новых членов, о роли в патронимической организации карачаевцев потенциальных родственников: повитухи и человека, снимавшего с лица невесты свадебную вуаль.
Ценные сведения об аталычестве, «палочной» присяге и «палочном» усыновлении, как о способе включения в состав патронимии новых членов, приводятся в книге видного государственного деятеля 1920 - 1930-х гг. У.Д. Алиева «Карачай» [Алиев, 1927]. Важно, что автор сам был свидетелем совершения в начале века обряда коллективной «палочной» присяги жителями а. Карт-Джурт.
В 1928 г. в «Записках Северо-Кавказского краевого горского НИИ» была опубликована статья А.Н. Дьячкова-Тарасова, в которой упоминается порядок включения в состав присяжных братств (он неверно характеризует их термином «клан») чужака посредством «палочного» усыновления его семейной общиной, входящей в данное братство [Дьячков-Тарасов, 1928].
В 1930 г. Г.Ф. Чурсин упоминает о бытовании у карачаевцев обряда усыновления «сосанием груди женщины (прикосновением губами к обнаженной груди женщины)» [Чурсин, 1930].
В 1931 г. из под пера Ислама Тамбиева - первого профессионального карачаевского историка - вышла статья под названием «О родах и сослов-но-феодальных отношениях в дореволюционном Карачае и об их фальсификации» с критикой некоторых положений У. Д. Алиева и А.Н. Дьячкова-Тарасова [Тамбиев, 1932]. В ней содержится ценная информация о карачаевских присяжных братствах (он ошибочно характеризует их термином «фратрия»), которые, как указывает автор, назывались «"антлы-карнаш" - "клятвенное братство"» и «"таяк-карнаш" - "палочное братство"», - «Будиян», «Науруз», «Трам» и др. [Тамбиев, 1931. С. 92]. Спустя год выходит другая его статья - «Рабство и феодализм в дореволюционном Карачае» [Тамбиев, 1932]. Здесь приводится терминология аталычества, а также высказывается точка зрения, что аталычество в Карачае выступало в качестве своего рода феодальной повинности.
Репрессии 1930-х годов, война и депортация затормозили дальнейшее изучение истории и этнографии Карачая. После длительного перерыва в 1957 году появляется работа историка Х.О. Лайпанова «К истории карачаевцев и балкарцев», в которой приводится предание об усыновлении Карчой «знатного свана Отарова» [Лайпанов, 1957. С. 12].
Значительный интерес представляют труды В.П. Невской. В работе «Социально-экономическое развитие Карачая в XIX в. (Дореформенный период)» она приводит сведения о роли и функции института аталычества в Карачае, карачаево-кабардинских аталыческих связях, усыновлении патронимией новых членов, о составе кланов и др. [Невская, 1960]. В работе «Карачай в пореформенный период» В.П. Невская говорит об аталычестве 2 Согласно преданиям, Карча - предводитель отряда крымских тюрков, мигрировавших на Кавказ и основавших здесь раннефеодальное государство «Карачай»; основатель княжеского присяжного братства «Къарча къаум». как о форме «феодальной ренты» [Невская, 1964], а в статье "Пережитки родовой общины и семейная община у карачаевцев в XIX веке" касается обычая принятия в род чужаков посредством вступления в отношения «палочного братства» [Невская, 1970].
В монографии «Осетины» Б.А. Калоев говорит о тюркских корнях кавказского аталычества [Калоев, 1967], отмечая при этом, что проводником его на Северном Кавказе были карачаево-балкарцы. Эта теория в последствии была поддержана и развита целым рядом ученых - филологов, этнографом, и археологов: Я.С. Смирновой [Смирнова, 1983], В.М. Батчаевым и СИ. Ванштейном [Батчаев, Ванштейн, 1984], И.М. Мизиевым [Мизиев, 1991], Х.Х. Биджиевым [Биджиев, 1993] и др.
Заслуживает внимания коллективная монография «Карачаевцы», подготовленная в 1978 г., в которой рассматриваются вопросы «палочной» присяги и принятия в род, аталычества, свадебного скрывания в «другом доме» и мн. др. [Карачаевцы, 1978]. В том же году была опубликована статья Я.С. Смирновой «Избегание и процесс его отмирания у народов Северного Кавказа» [Смирнова, 1978], в которой есть пункты и по карачаевцам. В монографии «Семья и семейный быт народов Северного Кавказа XIX - первая половина XX века» ею приводятся данные по аталы-честву и обычаю первого кормления у карачаевцев, развита теория Б.А. Калоева о генезисе аталычества на Северном Кавказе [Смирнова, 1983. С. 102].
В 1984 г. опубликована статья В.М. Батчаева и СИ. Вайнштейна «К проблеме кочевнического комплекса в традиционной культуре горцев Кавказа (Балкария и Карачай)» с доводами в пользу тюркского происхождения аталычества [Батчаев, Вайнштейн, 1984].
В 1988 г. в Кабардино-Балкарии вышел труд М.Ч. Кудаева «Карачаево-балкарский свадебный обряд», в котором содержатся интересные сведения о статусе человека, снимавшего вуаль с лица невесты, усынов- ленного, аталыка, «другого дома» в патронимической организации карачаевцев и балкарцев. Кроме того, в работе приведен уникальный материал об обычае установления побратимства (побратимства-посестримства, посест-римства) посредством питья напитка и исполнения ритуального танца «Ант» - «Клятва» [Кудаев, 1988. С. 21]. В том же году под редакцией Я.С. Смирновой вышел сборник научных трудов этнографов Карачаево-Черкесии, посвященный эволюции свадебной обрядности у народов республики [СЭПКР, 1988]. В сборнике мы почерпнули некоторые данные, касающиеся брачных ограничений у карачаевцев и обычая промежуточного поселения жениха в «другом доме» по состоянию на момент издания книги.
Н.Г. Волкова в статье «Этнокультурные контакты народов горного Кавказа в общественном быту (XIX - начало XX века)» приводит примеры аталыческих связей карачаевцев с кабардинцами и балкарцами, подтвержденные интересными архивными данными, рассматривает некоторые аспекты усыновления и побратимства у карачаевцев [Волкова, 1989].
Значительным вкладом в изучение системы искусственного родства у народов Северного Кавказа стала статья Я.С. Смирновой «Искусственное родство у народов Северного Кавказа: формы и эволюция» [Смирнова, 1989]. Практически это единственная работа, в которой на основе обобщения всех имевшихся на тот момент литературных сведений по искусственному родству у народов Северного Кавказа , дополненных обширным полевым материалом, собранным автором в течение 1959-1980 гг. во всех северокавказских субъектах Федерации и некоторыми архивными данными, разработана новая типология форм искусственного родства: казуальные, обусловленные осознанным желанием, а потому связанные со специальными обрядами, ритуалами, и оказиональные, вытекающие «по 3 В работу не вошли материалы по искусственному родству у народов Дагестана (за исключением ногайцев), который, впрочем, рассматривается многими как особый субрегион Кавказа. случаю» жизненного цикла как вторичное явление. В работе содержатся данные по адопции при обрядах детского (прием родов, первое кормление, аталычество) и свадебного («другой дом») циклов, казуальной адопции (усыновление кровника, усыновление ребенка) и побратимству у карачаевцев.
В 1991 г. были опубликованы монографии М. Ч. Джуртубаева «Древние верования балкарцев и карачаевцев» [Джуртубаев, 1991], где содержатся интересные сведения о почитании растений, «палочной» присяге и побратимстве, культе огня, и И. М. Мизиева «Очерки истории и культуры Балкарии и Карачая XIII - XVIII вв.» [Мизиев, 1991], в которой есть материалы по «молочному» родству (и в том числе аталычеству), культу огня и священных деревьев у карачаевцев и балкарцев.
В 1993 г. вышла монография X. X. Биджиева «Тюрки Северного Кавказа», в которой также рассматриваются вопросы генезиса аталычества на Северном Кавказе [Биджиев, 1993]. По утверждению автора, данный институт, скорее всего, заимствован от раннесредневековых тюрков.
Значительный этнографический материал, не исследованный ранее этнографами-кавказоведами, содержится в монографии М.Д. Каракетова «Из традиционной обрядово-культовой жизни карачаевцев», опубликованной в 1995 г. [Каракетов, 1995]. Автор* приводит уникальный материал по «палочному» побратимству, собранный им в ходе этнографических экспедиций в Карачае в конце 1980 - начале 1990-х годов, исследует природу и функциональное предназначение клятвенного посоха «англы таякъ» или «джик-эллей таякъ» в обрядово-культовой жизни карачаевцев.
В кратком биографическом справочнике «Известные люди Карачаево-Черкесии», составленном в 1997 г. Р. Т. Хатуевым, приведен пример аталыческих отношений карачаевских первостепенных узденей Алиевых с кабардинскими князьями Атажукиными [Хатуев, 1997].
Интересные сведения об аталычестве, усыновлении и «другом доме» находятся в работе Ю.А. Борлакова «Адеб. Намыс. Адет», изданной в 1998 г. в Черкесске [Борлаков, 1998].
Незначительные материалы по аталычеству и побратимству у карачаевцев и балкарцев содержатся также в работах И.М. Мизиева «История карачаево-балкарского народа с древнейших времен до присоединения к России» [Мизиев, 1999], Р. Т. Хатуева «Карачай и Балкария до второй половины XIX века: власть и общество» [Хатуев, 1999] и М.Д. Каракетова «Миф и функционирование религиозного культа в заговорно-заклинательном ритуале карачаевцев и балкарцев» [Каракетов, 1999].
Сведения о промежуточном поселении жениха и обряде снятия покрывала с головы невесты в карачаево-балкарской диаспоре в Турции приводятся З.Б. Кипкеевой в монографии «Карачаево-балкарская диаспора в Турции», опубликованной в 2000 г. [Кипкеева, 2000].
Карачаевскую терминологию искусственного родства мы почерпнули в «Карачаево-балкарско-русском словаре», составленном С. А. Гочияевой и Х.И. Суюнчевым и изданном в 1989 г. [Гочияева, Суюнчев, 1989], в статья К.А. Салпагаровой «Некоторые термины родства в карачаево-балкарском языке», в которой дана подробная характеристика терминологии родства и в том числе «по обычаю аталычества и братания» [Салпагарова, 1988. С. 72-74], а также в материалах Нартского эпоса [Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев, 1991] и в текстах старинных карачаевских зикров4 {зикирле, реже зикир назмула) [Зикирле, 1991]. Помимо этого в диссертационной работе использованы статья Х.Х. Малкондуева «К вопросу об эволюции историзма балкаро-карачаевского героико-исторического песенного фольклора», в которой упоминается о 4 Зикирле (от арабск. зикр - упоминание, память [АкимушкинД991. С. 77]) - религиозные поэмы-песни; особенно популярна практика рецитации зикиров (зикир айтыу, зикир этиу) среди старшего поколения карачаевцев [Узденов, 1998. С.44; п/м 1997-1998 гг.]. бытовании в прошлом песни «Таякъ къарнашла» - «Палочные братья» [Малкондуев, 1988].
Обзор литературы по теме диссертационного исследования свидетельствует о том, что вопросы, касающиеся форм искусственного родства, бытовавших у карачаевцев, так или иначе затрагивались многими учеными, но до сих пор практически не изучены. Изучение искусственного родства у карачаевцев носило спорадический характер. В перечисленных работах освещаются лишь частные аспекты, которым уделено внимание в данной диссертации в контексте целостной картины системы искусственного родства у карачаевцев. Некоторые важные аспекты темы данной диссертации, особенно связанные с современностью, ранее совершенно не разрабатывались. Настоящая диссертационная работа представляет собой первую попытку составить на основе имеющихся литературных данных и полевого материала, собранного автором, возможно полную картину искусственного родства у карачаевцев и систематизировать все его формы и виды.
Родство с кормилицей
Молочное родство было известно всем народам Кавказа, однако обычай первого кормления с последующим установлением искусственного родства с кормилицей на Северо-Западном Кавказе практиковался лишь у ногайцев [Керейтов, 1979; Гаджиева, 1979], карачаево-балкарцев [Ланге, 1903. № 301; Мусукаев, 1978; Шаманов, Невская, 1978; Смирнова, 1989. Вып. 9.] и осетин. Относительно осетинской версии его бытования мнения исследователей расходятся: одни не отмечают [Магометов, 1968. С. 154; Калоев, 1967. С. 196] или вообще говорят об отсутствии обычая установления искусственного родства с кормилицей [Смирнова, 1989. Вып. 9. С. 218], другие, напротив, подтверждают его существование [Дзадзиев, 1984. С. 174]. «Тотчас по рождении его [новорожденного. - М.Б.] кормили грудью какой-нибудь другой женщины, — писал А.Х. Магометов об осетинах, — говоря, что молоко матери еще не годится для питания» [Магометов, 1968. С. 154]. «Очевидная иррациональность такого объяснения, — заключает из сказанного Я.С. Смирнова [1989. Вып. 9. С. 218], — позволяет предположить в нем редукцию некогда рационального обычая, ведшего к породнению. Вместе с тем не исключено и другое истолкование, по которому отсутствие у осетин разумного объяснения интересующего нас обычая связано с заимствованием его у кавказских тюрков».12
В Карачае после того как киндик ана перевязывала и отсекала пуповину, аначы купала новорожденного {джанъы туугъан) в теплой воде и, завернув в мягкую материю, передавала в руки третьей женщины — молочной матери {сют ана), специально приглашенной к этому моменту для совершения обряда первого кормления [Шаманов, 1974. С. 83; Шаманов, Невская, 1978. С. 256; п/м 1997]. При этом сют ана следовало дать новорожденному правую грудь (онъ эмчек) [п/м 1997 г.: Эриккенланы Лидия]. Выбор в пользу правой груди, во-первых, имеет чисто практическое объяснение -она полнее левой (а традиционный этикет требовал демонстрации подчерк 12 Этого же мнения придерживается также Х.В. Дзуцев [Дзуцев, 2000. С. 175]. В этой связи интересно отметить, что почти идентичный этому обычай существовал у бендерских гагаузов. Согласно местной традиции, мать ребенка могла кормить его лишь на третьи сутки после родов, и все это время за ним ухаживала кормилица [Мошков, 1900. № 1]. нуто уважительного отношения сторон) и, во-вторых, обуславливался представлениями о магических преимуществах молока правой груди (онъ13 эмчек). Здесь мы наблюдаем одно из проявлений главного принципа традиционной космологии - представление о бинарно-оппозиционной структуре мира, включающей такие антитезы, как: верх - низ, правое - левое, почетное - непочетное и т.д. [Хатуев, 1999. С. 108-109]. Человек, как часть микрокосмоса, также двусоставен из симметрично противоположных частей: правой -«почетной» и потому освященной стороны и левой - непочетной.
В качестве сют ана у карачаевцев, как правило, чаще всего выступала одна из невесток атаула или тукума [Смирнова, 1983. С. 68; Смирнова, 1989. Вып. 9. С. 218] (интересно, что и у осетин, по утверждению А.Б. Дзадзиева, «в большинстве случаев кормилицей ребенка была родственница, имевшая грудных детей» [Дзадзиев, 1984. С. 174]) и редко подруга матери ребенка или просто добрая соседка [Шаманов, 1974. С. 83; Шаманов, Невская, 1978. С. 256; п/м 1997].
Снятие покрывала
По истечении нескольких дней [Грабовский, 1869. С. 16], иногда недель или даже месяцев после свадьбы [Щукин, 1913. С. 61] проводился обряд снятия покрывала с головы невесты «ау». Иногда этот обряд косвенно называют еще «экинчи юйге киргеилик» - «вход [невесты] во второй дом», подразумевая под первым домом комнату для новобрачных (отоу), а под вторым - родительский «большой дом» («уллу юй»). Все предыдущее время новобрачная соблюдает обычай избегания - «не имеет права ни говорить со свекром и свекровью [тил тутаргъа], ни показывать им свое лицо [бет ачаргьа] так же, как и новобрачный избегает встречи с родителями своей жены» [Щукин, 1913. С.61]. Интеграция новой семьи в карачаевское общество происходила как бы в два этапа. В первый день «новобрачный делает угощение для мужчин ... кормит и поит их, а на другой день после этого угощает всех аульных женщин и девушек»
[Грабовский, 1869. С. 16]. Именно «этот получаемый для угощения женщин день называется аувалгангюн [ шу алгъан кюн» - «день снятия покрывала»] и играет весьма важную роль в свадебной процедуре: в этот день снимают с новобрачной покрывало и с этого времени она остается навсегда с открытым лицом и если случается, что закрывает его иногда после, то это делается лишь при посещении какими-нибудь особенно важными гостями» [Грабовский, 1869. С. 17]. Женщины приходили на торжество с небольшими дарами и угощениями: пирогами {хычын, бёрек), бузой (боза) и т.д., более состоятельные приносили с собою «одного барана, котел пива или бузы». Исключение составляли жены князей, которые «здесь не бывают, так как они вообще никуда не показываются» [Грабовский, 1869. С. 16-17].
Новобрачной заплетали две косы (одну косу носили девицы), надевали на голову легкий «нижний» платок (ич джаулукъ) и набрасывали сверху два больших платка или шали, закрывающих лицо (ау джаулукъ) [Щукин, 1913. С. 62; Кудаев, 1988. С. 60]. Обычай закрывать лицо объясняется в народе по-разному. Одни считают, что это делалось для того, чтобы невесту не сглазили, другие - чтобы она не стеснялась, третьи -чтобы не знала обратной дороги и т.д. [Кудаев, 1988. С. 61].
Когда невеста была готова, ее под пение родственниками жениха «Орайды» кто-нибудь из доверенных жениха - близкий родственник или друг - вводил под руку в «большой дом», стелили под ноги шкуру с длинной и мягкой шерстью вверх и подводил к очагу [Кудаев, 1988. С. 60; п/м 1997 г.]. В момент снятия покрывала в очаге [от орун] должен был гореть огонь - символ жизненного начала. Развести его приглашали «самого счастливого человека в ауле» [Мусукаев, 1975. С. 51] - как правило, многодетную мать [Кудаев, 1988. С. 60] «В сакле ее встречают родители мужа: свекровь - с пирогами, свекор - с ковшом бузы» [Щукин, 1913. С. 62]. Старший из числа родственников жениха произносил пожелание, что бы «жизнь молодоженов была мягкой (благополучной), как эта [лежащая под ногами невесты] шерсть» [Кудаев, 1988. С. 60] и передавал заздравную чашу старшему представителю родственников невесты. Тот также произносил тост-пожелание, затем чаша с «медовым напитком» передавалась «в круг присутствующих, причем первый глоток должен сделать кто-либо из подростков, а затем ковш переходит ко всем более и более старшим при этом высказываются всевозможные пожелания благополучия молодым, после чего начинается угощение гостей» [Щукин, 1913. С. 62]. На голову невесты сыпали «зерно злаковых культур, конфеты, монеты, орехи. Зерно
- чтобы в доме молодоженов всегда было изобилие, монеты - чтобы имелись деньги, орехи - чтобы здоровье их было крепким, конфеты - чтобы жизнь сладкой» [Кудаев, 1988. С. 60]. После этого приступали непосредственно к самому обряду «снятия покрывала». Чаще всего человек, которому предстояло снять покрывало, был известен заранее, так как это был «близкий друг жениха», который выводил невесту из ее дома и привозил в дом жениха [Кудаев, 1988. С. 20]. «Когда нужно приступить к этой церемонии
- «открытию» лица новобрачной, - писал Н.Ф. Грабовский, - муж заранее выбирает кого-нибудь из своих ближайших приятелей и поручает это дело ему; последний отправляется в саклю новобрачной и там, палкою, обмотанною с конца шелковою материей, сбрасывает покрывало» [Грабовский, 1869. С. 17]. В других случаях им мог быть кто-либо из родственников жениха. «Кому-либо из родственников, - читаем в «Материалах...» И.С. Щукина, - с кем хотят как бы покумиться, поручается снять с головы молодой покрывала, что он и делает кончиком кинжала» [Щукин, 1913. С. 62]. Помимо приведенных выше способов снятия покрывала (кинжалом и палочкой обмотанной шелковой материей) существовали и другие способы: рукояткой плетки, небольшим флажком или просто рукой [Кудаев, 1988. С. 61], но всегда при этом - только правой рукой [п/м 1997 г.].
По окончании обряда покрывала следовало подарить бабушкам жениха, иначе «покрывало, сняв с молодой, бросали на девушек. Женщина, которой дарили покрывало трижды обнимала новобрачную, желая ей счастья, мира, покоя» [Кудаев, 1988. С. 61].
Человек, «исполнивший этот обряд, становится родственником новобрачных» и его статус приближался к статусу аталыка [Грабовский, 1869. С. 17]. Браки между членами семей жениха и человека, снявшего покрывало с невесты, не разрешались, «так как он считался как бы братом жениха» [Кудаев, 1988. С. 20].
Обычай снятия покрывала с головы невесты существует и в настоящее время. Однако несколько изменилось его оформление и отчасти действующие лица. Обычно «снятие покрывала, преподнесение подарков невесты членам семьи жениха [берене] и привоз утвари для дома молодоженов [юй кереги] осуществляются на третий день свадьбы, - сообщает Ю.А. Борлаков, -... Голову невесты накрывают несколькими дорогими платками и под пение "Орайды" ("Орайду" всегда исполняют родственники жениха) выводят из комнаты молодоженов [отоу] и вводят в "большой дом" \уллу юй] .... Этот обряд называют вхождением [невесты] во второй дом. Здесь [в большом доме] собираются старики - мужчины и женщины, чтобы увидеть лицо невесты. Здесь же ее ожидают и те, кто будут снимать с головы невесты платки... Невесту вводят в комнату и поворачивают лицом к старикам. На голову ей сыплют конфеты, орехи, деньги, пшено. Они символизируют "сладкую" жизнь с домочадцами, соседями и односельчанами мужа, материальный достаток, многодетность и т.д.
Индивидуальное побратимство (посестримство, побратимство-посестримство)
Из наиболее известных способов индивидуального братания у народов Северного Кавказа прежде всего следует назвать братанье кровью. Аналогичный обряд побратимства бытовал у многих народов мира. Так, в обычном праве албанцев говорится, что побратимство «совершается через питие крови друг друга, [и] навсегда запрещает брак между побратимами, между их домами и очагами» [Иванова, 1994. С. 143]. Данный вид побратимства под названием «кровного братства» (къан къарнагилыкъ бытовал и у карачаевцев. Это сугубо мужская форма побратимства [п/м 1998 г.: Семенланы Хабиб]. Известны два способа его заключения: чаще всего побратимы надрезают либо запястья, либо указательные пальцы, либо основания больших пальцев и соединяют их, как бы объединяя этим и свою кровь; второй способ заключается в том, что побратимы выпивают жидкость с добавленными в нее каплями крови (в редких случаях кровь просто слизывали с рук [п/м 1998 г.: Габийланы Апалистан]) [п/м 1997 г.]. Иногда оба эти способа исполняются вместе. Во всех случаях «основанием для заключения "кровного братства" служит именно объединение крови братающихся и клятва Кораном и Аллахом не иметь по отношению друг к другу злых мыслей и намерений, быть настоящими братьями и верными друзьями!» [п/м 1998 г.: Чагъарланы Рабият]. Интересно, что из всех видов побратимства (ант или ант(лы) къарнагилыкъ) «кровный» ант оказался наиболее жизнеспособным и сохранился в практически неизменном виде и во второй половине XX в. Так, в 1954 году «кровное братство» было заключено между карачаевцем Сеит-Баталом Джанибековым и ингушом Алимханом Дуровым. Свой ант они оформили следующим образом: в присутствии своих товарищей они надрезали правые запястья и капнули кровь в бокал с вином, затем соединили надрезанные запястья и произнесли клятву: «Клянемся быть такими же близкими и преданными друг другу, как родные братья! Клянемся всегда и во всем выручать друг друга! Клянемся быть вместе и в радости, и в горе!». После этого они по очереди отпили из бокала [п/м 1997 г.: Боташланы Эльдар]. По сведениям информаторов, иногда «"кровный" ант заключается рукопожатием. Мужчины, не разнимая рук, произносят клятву: "Мы клянемся быть братьями, словно дети одной матери, и во век не разлучаться!", а затем какой-нибудь авторитетный тамада - свидетель заключения анта разнимает их руки» [п/м 1998 г.: Ёзденланы Алимат]. Так, в 1992 г. Заурбек Тамбиев (1973 г.р.) заключил "кровный" ант со своим другом. Надрезав основания больших пальцев левых рук, они сомкнули их в рукопожатии и произнесли слова клятвы: «Клянемся быть с этого момента братьями! Клянемся везде и во всем выручать друг друга! (и т.д.)», после чего обнялись правою рукою [п/м 1998 г.: Тамбийлени Заурбек]. По утверждению информаторов «кровный» ант наиболее священен и нерушим, для его заключения не требуется ничьего свидетельства, вследствие чего к такой форме анта прибегают, как правило, люди, не желающие афишировать свои отношения [п/м 1997 г.]. Часть информаторов отмечают, что главным критерием при заключении анта является религиозная принадлежность братающихся. «Если гяур [иноверец] примет ислам, - говорит информатор Айшат Джаммаева 1901 г.р., - то с ним можно заключить ант, какой бы он не был национальности. После этого они до самой смерти живут слаще родных братьев, делясь пищей, одеждой, кровом и т.д.» [п/м 1997 г.: Джаммаланы Айшат].
Другим распространенным и сохранившимся до наших дней способом присяги у карачаевцев является заклание жертвенного животного {къурманлыкъ). Аналогичные обряды также имеют глубокие исторические корни. У скифов была известна клятва на шкуре жертвенного быка. Д.Д. Фрэзер отмечал, что братающиеся, наступая «правой ногой на шкуру, тем самым объединяли себя в одно существо с животным и друг с другом; все они, таким образом, связывались узами общей крови, служившей залогом х взаимной верности» [Фрэзер, 1985. С. 186].
Коллективное побратимство (присяжные братства)
История присяжных братств не ограничивается рамками одного лишь Кавказского региона, но напротив имеет широкую зону распространения, будучи характерен для раннеклассовых обществ. Так в у кельтов в присяжные братства входили целые племена, которые считали себя происходящими от общего мифического предка [Смирнов, 1973. С. 553]. На другом конце Света - у арабов также широко бытовал «ухуввы» - обычай побратимства. «Обычно, - пишет Е.А. Беляев, - какое-нибудь малочисленное (и вследствие этого маломощное, захудалое) племя посылало в соседнее сильное племя одного или нескольких своих членов; те всячески старались вступить в отношения побратимства с кем-либо из этого племени. Если это удавалось, маломощное племя приобретало могущественного союзника и защитника. Ведь если два человека из разных племен становились "братьями", их племена тоже как бы вступали в родственные отношения со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями» [Беляев, 1966. С. 77-78] и т.д.
Наиболее исследована в кавказоведческой науке история присяжных братств у адыгских народов. Одним из первых, кто охарактеризовал наиболее широкие патронимические организации адыгов - «тлеух» как «союзы присяжных братьев» был в 1829 г. Г.В. Новицкий. Основанием для этого утверждения явился факт принятия в состав адыгских «братств» (тлеух) (причем, как «демократических» так и «аристократических племен» [Васильков, 1901. Вып. 29. С. 80-81]) пришельцев посредством коллективного братания с ними или усыновления одной из фамилий (ачих), входящих в этот союз. В состав «братства» или могущественной фамилии могли войти не только отдельные люди, но также целые семьи или даже небольшие патронимии. «Союз сей, - писал Г.В. Новицкий, -увеличивает народонаселение в горах. Всякой беглец, бродяга, преследуемый законами, находит верное убежище у адыхе, преимущественно у абадзехов, шапсугов и натухайцев, которые почти все составлены из подобных людей. Беглец, который предполагает поселиться в горах, немедленно по прибытии должен просить покровительства и объявить свое намерение принять их обряды; в сем случае он делается безопасным, приводится к присяге и дает обязательство вести себя сообразно с обычаями адехе. В заключение присяги вступающий в число присяжных братьев прикладывает челу Алкоран (последний обычай принадлежит адехе магометанского вероисповедания). С сего времени он равняется со всеми коренными жителями, права его и собственность обеспечиваются, и он принимается всеми как товарищ и брат» [Новицкий, 1829. № 24].
Все члены «братства» считали себя происходящими от общего корня и потому кровными родственниками. Браки внутри одного «братства» «рассматривались, - по словам Джемса Белля, наблюдавшего эти порядки в Черкесии в 1837-1839 гг., - как кровосмешение и наказывались тем, что топили обоих», и, хотя в позднее смертная казнь была заменена крупным штрафом, нарушители экзогамии, опасаясь за свою жизнь, часто были вынуждены покинуть свою родину [Гарданов, 1964. № 2. С.31]. Так, Белль был очевидцем того, как один из натухайцев, опасаясь мести, был вынужден бежать после того, как женился на женщине из своего «братства» [Гарданов, 1964. № 2. С.31].
По мнению Хан-Гирея, «братства» у абадзехов базировались не столько на кровном родстве, сколько на «соприсяжничестве», а включение посторонних лиц в их состав обуславливались необходимостью увеличения численности «братства». «Эта необходимость, - писал Хан-Гирей, -вероятно родила у них [адыгов] обычный устав соприсяжного собратства, которое заключается в следующем. Человека, переходящего к ним из другого племени по каким бы то ни было обстоятельствам, какого бы он ни был рода или звания, с семейством или без семейства, должно принимать в сочлены того рода, к которому беглый явится, и водворять его, дав ему для этого необходимое вспомоществование, приводя, причем, к присяге, состоящей в том, чтобы быть верным новому своему обществу и исполнять основные того рода или фамилии условия» [Хан-Гирей, 1992. С. 200].
