Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Учение о непротивлении злу насилием Л.Н. Толстого 11
Учение о человеке 14
Открытие истинного блага и преодоление смерти 17
Бог и любовь 27
Относительность понятия зла 33
О насилии 34
Заключение 40
Глава II. Восприятие философии ненасилия Л.Н. Толстого в Японии 42
Япония на заре модернизации 43
Знакомство японцев с Толстым 47
Развитие антивоенной идеи в Японии 49
Идея ненасилия в период русско-японской войны 52
Период Первой Мировой войны 72
Период Второй Мировой войны 76
Заключение 85
Глава III. Сравнение учения Л.Н. Толстого о непротивлении с идеей ненасилия Д. Икеды, основанной на буддизме 87
Поиски истины Икеды в молодости 89
Смерть и вечность жизни 92
Понятие кармы и отношение к жизни 99
Закон вселенной и учение милосердия 109
Общность философии Л.Н. Толстого иученияД. Икеды 115
Заключение 118
Список использованной литературы
- Учение о человеке
- Открытие истинного блага и преодоление смерти
- Япония на заре модернизации
- Поиски истины Икеды в молодости
Введение к работе
Актуальность темы исследования. С наступлением XXI века перед человечеством встала задача определить дальнейшее направление своего развития, создать образ нового тысячелетия. Для разработки концепций нового века необходимо еще раз проанализировать век минувший, оценить наши достижения и ошибки, и на основе этого наметить ориентиры и перспективы ближайшего и дальнейшего будущего.
XX век был веком войн и насилия. Хотя война и насилие всегда имели место в человеческой истории, именно в XX столетии мы стали очевидцами невиданных масштабов мегасмерти. В результате изобретения ядерного оружия человечество впервые за всю свою историю оказалось на грани антропогенной катастрофы. Такая ситуация, на наш взгляд, явилась результатом вопиющего дисбаланса между беспрецедентно быстрым технологическим развитием и нравственной отсталостью человечества.
Вторая Мировая война, которая не имела себе равных по масштабам насилия, стала трагическим уроком для будущих поколений. Этот урок наглядно предстает, например, в Мемориальном музее жертв атомной бомбардировки в г. Хиросима на фотографиях, запечатлевших город, мгновенно превращенный в пепел, или темную тень человека, испарившегося за один миг.
Однако и спустя полвека судьба человечества все еще продолжает зависеть от ядерной кнопки. Вооружения совершенствуются, и нет никакой надежной нравственной гарантии от взаимоуничтожения. Современная цивилизация, управляемая рыночными механизмами, как будто умышленно не задается вопросом о нравственной цене технического прогресса. В частности, значительная часть японского общества ориентирована лишь на то, чтобы поддерживать уровень собственной материальной обеспеченности «не ниже, чем у соседей». Они как будто нарочно не обращают внимание на духовный вакуум, образовавшийся в высоко технологизированном обществе или, если и замечают, то, находясь в стремительном потоке развития цивилизации, не в состоянии осмыслить его.
В таких условиях внимательное исследование «жизнеучения» Л.Н. Толстого, предлагающего подходы к решению вставших перед
нами сегодня вопросов, как никогда приобретает актуальность. Толстовская концепция непротивления представляет собой целостное учение о жизни, непреходящее значение которого, по нашему мнению, состоит в создании системы общечеловеческих духовных ценностей. Именно с этой точки зрения особую важность приобретает рассмотрение влияния толстовского учения на другие народы, в данном случае - на японский народ. Общечеловеческие духовные ценности должны быть приемлемы повсеместно и вызывать симпатию у любого народа, преодолевая все специфические национальные преграды, такие как особенности менталитета, истории, традиций, обычаев той или иной страны.
Вышеизложенное и обуславливает актуальность темы, выбранной нами для диссертационного исследования: «Учение Л.Н. Толстого о непротивлении злу и его влияние на общественную мысль в Японии».
Целью данной работы является, во-первых, анализ учения Л.Н. Толстого о непротивлении злу не просто как морального императива, но как целостного и практически ориентированного жизнеучения, исходящего из самобытного понимания феномена жизни, предложенного русским мыслителем. Учение Л.Н. Толстого реконструируется сквозь призму таких категорий, как Бог, любовь, благо, смерть; выявляется своеобразие и оригинальность предложенного русским мыслителем жизнеучения.
Вторая цель настоящего исследования - анализ восприятия и творческого осмысления учения русского философа в японской общественной мысли на протяжении трех периодов: эпоха Мэйдзи -эпоха модернизации японского общества (1868-1911), Первая и Вторая мировые войны. При этом диссертация не ограничивается простым хронологическим описанием этапов проникновения идей Л.Н. Толстого в Японию, но уделяет главное внимание выявлению наиболее характерных аспектов его духовного влияния на японскую общественную мысль. Специфика этапов восприятия идей русского мыслителя о непротивлении злу рассматривается в контексте масштабных процессов социально-политической и культурно-идеологической трансформации японского общества с середины XIX века до настоящего времени. Главное внимание уделяется вы-
явлению влияния учения Л.Н. Толстого на разработку японскими мыслителями и социальными практиками проблем ненасилия, войны и мира, отношение к воинской повинности. В диссертации также предпринимается анализ учения о ненасилии современного японского буддийского мыслителя Д. Икеды и его восприятие жизне-учения Л.Н. Толстого.
Диссертационное исследование построено на философско-религиозных трудах и художественных произведениях главным образом позднего периода творчества Л.Н. Толстого («Исповедь», «В чем моя вера?», «О жизни», «Царство божие внутри вас», «Путь жизни», «Закон насилия и закон любви», «Одумайтесь!»; «Война и мир», «Анна Каренина», письма и дневники мыслителя); философских и публицистических сочинениях его японских интерпретаторов и последователей (Утимура Кандзо, братья Сохо и Рока Току-томи, Исида Мицудзи, Китамикадо Дзиро, Дайсаку Икеда, др.); материалах японской периодической печати периода русско-японской, Первой и Второй мировых войн.
Методы исследования. В исследовании используются методы лингвистического и семантического анализа текстов, историко-культурного анализа феноменов интеллектуальной жизни, методы сравнительного анализа однопорядковых культурных явлений в Японии и России. Используется комплексный подход к пониманию философии Л.Н. Толстого, предложенный, в частности, в трудах А.А. Гусейнова и Е.Д. Мелешко, в основе которого лежит рассмотрение этического учения мыслителя в контексте его основных мировоззренческих установок, жизненных исканий и реальных поступков. При анализе восприятия идей Л.Н. Толстого в Японии используется хронология, разработанная Т. Янаги и К. Хоккио.
Степень разработанности темы. Диссертация опирается на богатую традицию исследований философского наследия Л.Н, Толстого. К вопросам миропонимания и «жизнеучения» мыслителя обращались в своих трудах Андрей Белый, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, СИ. Гессен, С.А. Левицкий, В.В. Зеньковский, И.А. Ильин, Д.С. Мережковский, архиепископ Иоанн Сан-Фран-цисский, М.М. Дунаев, Лев Шестов, B.C. Соловьев и другие. Но хотя уже у современников Л.Н. Толстого его религиозно-философские
воззрения, в частности, учение о непротивлении злу, получили неоднозначную оценку, всеми признавалось непритворное стремление к истине, присущее русскому мыслителю. Так, СИ. Гессен, анализируя этапы формирования учения Л.Н. Толстого, видит его заслугу в том, что «он, не нашедший, а всегда только искавший Бога, более других сделал для возрождения подлинного религиозного чувства и подлинного религиозного философствования»1. По С.Н. Булгакову, в лице Л.Н. Толстого представлено «христианство воинствующее»2. А «добро» Л.Н. Толстого расценивается Львом Шестовым лишь как «средство украсить жизнь» с указанием на необходимость поиска блага более высокого - нахождение Бога3. В.С.Соловьев в «Трех разговорах» указывает на прямо противоположный эффект непротивления злу насилием, аргументируя это тем, что непротивленческое добро способно лишь вызвать зависть насилующего4. Н.А. Бердяев видит в русской революции «своеобразное торжество толстовства» , а для Д. Мережковского «толстовское христианство есть удаление или бегство со всех естественных исторических путей человечества в область отвлеченную, противоестественную, проти во-историческую» . Особое место в критике непротивленческого учения Л.Н. Толстого занимает работа «О сопротивлении злу силою» И.А. Ильина, который вводит различение насилия и застав-ления.
Иное понимание и оценка толстовского учения представлено у Андрея Белого. Он определяет непротивление как «фактическое противление ... как переход "фиктивной" пассивности к очень "фак-тической" активности» .
В советский период отношение к фигуре Л.Н. Толстого в значительной степени определялось идеологией марксизма-ленинизма.
1 Гессен СИ. Лев Толстой как мыслитель //Избр. соч. М: РОССПЭН, і 999. С. 575
2 Булгаков С.Н. Тихие думы. М: Республика, 1996. С. 156.
Лев Шестов. Добро в учении гр. Толстого и Ф. Нитше//Апофеоз беспочвенности. М.: ACT, 2000. С. 306-307.
4 Владимир Соловьев. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со
включением краткой повести об антихристе и с приложениями // Спор о справедливо
сти. М.: Эксмо-пресс, 1999. С. 532-536.
5 Бердяев Н.А. Духи русской революции//Из глубины. М.: Изд-во Московского ун
та/СП «Ост-Вест Корпорейшен», 1990. С. 79.
6 Мережковский Д. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М.: Республика, 1995.
С.247.
1 Андрей Белый. Душа самосознающая. М.: Канон+ ОИ «Реабилитация», 1999. С. 295.
Наиболее показательной в этом плане является статья В.И. Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции» и ряд других работ.
На фоне кардинального изменения социально-политической ситуации в России в 90-е годы XX века возникает особый интерес к учению Л.Н. Толстого о непротивлении злу. Основные его аспекты всесторонне исследованы в работах А.А. Гусейнова8, Е.Д. Ме-лешко , И.А. Белой и, М.Л. Клюзовой ' и ряда других российских исследователей.
Проблема влияния религиозно-философских идей Л.Н. Толстого, в частности - учения о непротивлении злу, на общественную мысль Японии в российской историографии практически никогда не ставилась. В качестве попыток постановки этой проблемы можно отметить работу А.И. Шифмана «Лев Толстой и Восток»12, один из разделов которой содержит обзорный материал о связях Л.Н. Толстого с Японией.
Что касается японской историографии, то после перевода романа «Война и мир» на японский язык в 1886 г. в Японии стали активно издаваться публицистические и художественные произведения Л.Н. Толстого, а также исследования о нем. Начальный период знакомства японцев с философским наследием русского мыслителя характеризуется работами преимущественно ознакомительного характера. В 1890 г. выходит статья М. Уэмура «Граф Толстой», которая фактически впервые знакомит японскую общественность с философией жизни Л.Н. Толстого. В первой половине 90-х гг. XIX в. журнал «Кокумин но томо» (Друзья народа), учрежденный Сохо Токутоми, публикует цикл статей о Л.Н. Толстом братьев То-кутоми («Колосс русской литературы-граф Толстой», 1890; «Мнение графа Толстого о питье и курении», «Толстой в России» 1894; «Рай в этом мире (Новое Евангелие Толстого)», 1894; «О религиозной морали графа Толстого», 1894; «О мировоззрении гос-
г Гусейнов А.А. Великие моралисты. М.: Республика, 1995. С. 196-231. 9 Мелешко Е.Д. Философия непротивления Л.Н. Толстого. Тула: ТГПУ им. Л.Н.Толстого, 1999.
шБелая И.А. Проблема сознания жизни в моральном мировоззрении Л.Н.Толстого. Автореферат диссертации на соискание уч. степени канд. филос. наук. Нижний Новгород, 2000.
Клюзова М.Л. Этический рационализм Л.Н. Толстого. Автореферат диссертации на соискание уч. степени канд. филос. наук. Тула, 2000. 13 Изд. «Наука», Москва, 1971 г. Данная книга переведена на японский язык.
подина Толстого», 1894; «О так называемой религии графа Толстого», 1895), а также фрагменты произведений русского философа. С 1893 г. журнал православной семинарии «Синкай» (Море души) публикует серию очерков, критикующих взгляды Л.Н. Толстого с позиции православной церкви. В последующие годы к личности русского мыслителя и его религиозно-философским взглядам обращаются Т. Маруяма («Евангелие графа Толстого», 1893), М. Кониси («Толстой в России», «О мировоззрении Толстого», 1894; «Религия и мораль», 1896), М. Уэмура («Точка опоры Толстого», 1894), И. Абэ («Религия графа Толстого», 1895; «Отлучение Толстого», 1901), О. Мори («Толстой», 1899), К. Миядзаки («О ценности антивоенного учения графа Толстого», 1904), Р. Утида («Веха исследований Толстого», 1906).
Очередной всплеск интереса к личности и учению Л.Н. Толстого приходится на период Первой Мировой войны. С 1916 г. начинает публиковаться журнал «Торусутои Кэнкю» (Исследование Л.Н. Толстого), с котором сотрудничают М. Сома, Р. Утида, X. Хомма, С. Мусянокодзи, М. Исида, И. Абэ, М. Такаги, Й. Такасима, К. Хироцу, Т. Нисимия, К. Като, А, Като, К. Нагата, и другие исследователи. В отличие от первого периода, когда к учению Л.Н. Толстого обращались главным образом для решения проблем войны и мира и насущных социальных проблем японского общества, переживавшего эпоху модернизации, данный период характеризуется преимущественным вниманием к предложенным русским мыслителям путям нравственного спасения индивида. Для большинства авторов журнала, стоявших на разных интеллектуальных позициях (христианской, буддистской, социалистической), толстовское жизнеучение предстает как совокупность нравственных норм, требующих безусловного исполнения, и анализируется в тесной связи с жизнью самого Л.Н. Толстого. При этом основное внимание было сосредоточено на вопросе об исполнимости учения, сформулированного русским мыслителем. И хотя многие авторы отрицательно отвечали на этот вопрос, их публикации свидетельствуют о сильном духовном влиянии, которое оказывал Л.Н. Толстой на японскую интеллигенцию.
Интерес к религиозно-философскому наследию русского мыслителя не ослабевал в Японии и позднее. В 30-е годы XX века опубликована работа М. Кониси «Рассказы о Толстом» (1936). В 1947 г. вышел в свет публицистический труд С. Хонда «О войне и мире» (переиздан с дополнениями в 1960 и 1988 гг.). Двумя годами позднее было опубликовано «Исследование Л.Н. Толстого» С. Нобори, а в 1963 г. вышла одноименная работа X. Окадзава. О восприятии творчества Л.Н. Толстого в японском обществе и о его влиянии на общественную мысль страны в журнале «Исследования Л.Н. Толстого» продолжали публиковать свои статьи Р. Утида, Т. Нисимия, И. Абэ. Последние десятилетия XX века были ознаменованы одноименными монографическими исследованиями К. Хоккио («Толстой в Японии», 1972) и Т. Янаги в («Толстой и Япония», 1998) . Обе работы представляет собой подробный обзор истории восприятия феномена Л.Н. Толстого в Японии.
Однако, несмотря на наличие значительной традиции изучения религиозно-философского учения Л.Н. Толстого, а также его литературного творчества, в японской историографии так и не было предпринято систематического исследования о влиянии учения о непротивлении злу на общественную мысль Японии, о преломлении идей Л.Н. Толстого в интеллектуальной жизни страны. Заполнить этот пробел и призвано настоящее диссертационное исследование.
Научная новизна исследования определяется следующими моментами:
Осуществлен комплексный анализ духовного влияния Л.Н. Толстого на японскую общественную мысль.
Впервые был поставлен вопрос о созвучности религиозно-философского учения Л.Н. Толстого реалиям духовной жизни современной Японии, в частности, учению о ненасилии Д. Икеды. Настоящая работа позволяет проследить духовную связь между русским мыслителем и японскими гуманистами сегодняшнего дня.
Предпринята попытка исследовать проблему формирования системы общечеловеческих ценностей на основе взаимодействия
13 «Толстой и японские литературные круги», 1916; «Толстой в Японии», 1918; «Как я рассматриваю проникновение мысли Толстого в Японию?», 1917. Издательский отдел Университета Васэда.
двух различных культурных и религиозных традиций на примере христианского гуманизма Л.Н. Толстого и буддийской гуманистической идеи японского народа, принадлежащего к другой цивилизации и имеющего свои специфические традиции и нравственные устои.
4. Впервые в русскоязычной историко-философской литературе дан анализ такого явления, как «толстовство» в Японии. В диссертации также вводится в научный оборот и детально анализируется целый корпус ранее неизвестных в России памятников японской философской и общественной мысли.
Теоретическая и практическая значимость работы. Основные результаты и фактический материал диссертации могут быть использованы в качестве материала для курсов «Философия», «Этика», «История японской философии и общественной мысли», «История русской философии».
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были изложены в ряде научных публикаций. Ключевые идеи были представлены на семинарах и научных симпозиумах в рамках гуманистического миротворческого движения под эгидой международной общественной буддийской организации «Сока Гак-кай Интернэшнл».
Учение о человеке
Смысл жизни, который искал Л.Н. Толстой, включает в себя онтологический и телеологический моменты, требует ответа на вопросы: «что я такое?»18 и «зачем жить?». Вопрос «что я такое?» можно перефразировать как «что такое человек?». С древних времен ему давали разные определения: «живое существо, наделенное духом, разумом» (Аристотель), «животное, производящее орудия» (Б. Франклин), «первый вольноотпущенник природа» (И. Гердер)19. Эпоха Возрождения стала апофеозом восхваления автономии человека, его безграничных творческих возможностей. Однако развитие гуманизма Нового времени породило опасность низвержения всего до уровня, соответствующего ограниченному росту человека. Об этой опасности говорил Ф. Ницше: «Горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя. Смотрите! Я показываю вам последнего человека.
"Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что такое звезда?", - так вопрошает последний человек и моргает.
Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех» .
Антропоцентризм вместо того, чтобы оценить лучшее в человеке, оказался на деле прокрустовым ложем. Сократовскому девизу «познать самого себя» надлежит стать тем отправным пунктом, к которому мы должны возвращаться все снова и снова. Говоря о разнообразных, взаимоисключающих ответах на вопрос «что такое человек?», А.А. Гусейнов справедливо говорит: «само их взаимоисключающее многообразие является выражением некоторых отличительных особенностей человеческого бытия»21.
Если лаконично выразить суть понимания Л.Н. Толстым человека, то он считает его причастным одновременно и миру бога, и миру дьявола. Мыслитель признает в человеке божественное начало (подробнее об этом в следующем параграфе-МЭ.), являющееся залогом бесконечного духовного совершенствования и в то же время животное начало, предполагающее возможность бездонного нравственного падения, и призывает к подчинению животной личности разумному сознанию22. По мнению Д. Мережковского, ограниченность точки зрения Толстого состояла в том, что он видел «только верхнюю, исключительно будто бы христианскую бездну духа, закрывая глаза на нижнюю, исключительно будто бы языче-скую бездну плоти»" . Но Толстой стремился вверх именно потому, что он ясно видел нижнюю бездну и знал, что внизу нет дна, то есть нет предела падению, точно также, как нет предела полету в высоту. В повести «Отец Сергий» писатель во всей полноте описал ситуацию сосуществования и борьбы бога и дьявола в герое, который считался святым.
Понимание человека Толстым характеризуется целостностным отношением к нему и жизни. Его учение «больше, чем философская система, религиозная концепция, этическая программа или какая-либо иная локальная доктрина. Это - жизнеучение». Включая в себя этическое и онтологическое основания, оно предлагает нам «логически безупречный вывод» о жизни человека . Эта «безупречность» вывода воспринимается некоторыми критиками как «наивная рационализация»25. Андрей Белый писал по поводу рациональности Л.Н. Толстого: «он, зная "телесным нутром" транспарант-ность "телес " подстилаемых бездною духа, вполне изживает и чувством своим этот факт, сознает и рассудком - откуда, что, как; тут-то корень и кажущейся "рациональности" мер, им предложенных»26. Е.Д. Мелешко объясняет потребность Толстого в использовании логической аргументации следующим образом: 1) необходимостью устранения ряда недоразумений, предрассудков, предубеждений, ложных представлений и т. п.; 2) необходимостью вести полемику по вопросу непротивления, в которую Толстой невольно оказался втянутым; 3) тем, что обращение к аргументам разума продиктовано некоторыми особенностями самого учения Толстого и прежде всего его пониманием заповеди непротивления как идеала и правила жизни одновременно"7. В дополнение к третьему пункту нельзя не отметить у писателя стремление к объяснению истины не просто религиозным пафосом, а именно разумными, доходчивыми для всех людей аргументами. Такой подход у русского писателя наблюдается неслучайно, поскольку он уверен в наличии одной истины, общей для всех религий. А для того, чтобы извлечь ее из разных религиозных учений, необходима логическая аргументация. В своем дневнике писатель отмечает: «Нужнейшая наука -религиоведение. Сравнение всех религий показало бы, в чем общая всем религиозная истина, и что — случайные наросты»" . Вместе с тем, нельзя не чувствовать жажду Толстого соединиться со всеми людьми разных народов, социальных сословий и поколений, поделиться с ними своим духовным опытом, своими мыслями.
Будучи по своей структуре целостным, жизнеучение Толстого включает в себя как этическую, так и онтологическую составляющие. По замечанию И.А. Белой, «С самого начала этика Л.Н. Толстого выступает не просто как его понимание человеческой нравственности, но как онтологическое начало, "встроенное" в саму структуру человеческого бытия и заданное человеку для обнаруже-ния, осознания и исполнения» . Обладая глубоким аналитическим умом, русский мыслитель пытался дойти до предельного познания человеческого бытия, что последовательно излагается в труде «О жизни».
Жизнь наполняется смыслом тогда, когда выясняется, в чем заключается благо, к которому она стремится всем своим существом. И смысл жизни приобретается в вечности, после преодоления смерти. В следующем параграфе мы рассмотрим, как Толстой решает эти основополагающие вопросы.
«Жизнь есть стремление к благу», - утверждает Толстой . Об этом говорят все мудрецы мира, все люди. Хотя простота формулировка несколько нас озадачивает, но все же мы затрудняемся иначе сформулировать определение жизни. Во всяком случае, едва ли кто-нибудь станет утверждать, что жизнь есть стремление к беде или несчастью. Главный вопрос заключается в том, в чем именно состоит истинное благо. В работе «О жизни» Толстой говорит о невозможности личного блага, аргументируя это тремя причинами: «во-первых, борьба ищущих личного блага существ между собой; во-вторых, обман наслаждения, приводящий к трате жизни, к пресыщению, к страданиям, и в-третьих - смерть» .
Каждый человек стремится к счастью. Но когда он желает этого только для себя, то есть, говоря словами Толстого, когда он живет как животная личность, жизнь других существ, окружающих его, представляется ему только одним из условий его существования. И такой человек желает другим добра не потому, чтобы они были счастливы, а потому, что их благо является условием его собственного блага . Но если оглянуться вокруг, то и другие желают блага только для себя, даже готовы построить свое счастье на чужом несчастии. И тогда становится понятно, что нелегко получить благо для себя, что оно с легкостью может быть отнято другими. Стремление к достижению блага со временем может превратиться в страдание, за молодостью и зрелостью наступает старость, а за ней -неизбежная смерть, которая уничтожает все блага. Несмотря на то, что моя жизнь уже закончилась, жизнь других не кончается, и мир продолжает жить без «меня». Как же так? - задается вопросом Толстой. Если достигнутые при жизни блага уничтожаются смертью, то какой смысл имеет стремление к счастью? Испокон веков человек стремился к счастью, которое не может быть уничтожено ни борьбой за выживание, ни смертью. Мудрецы переносили решение этой проблемы в сферу духа, ибо только духовные блага не могут уничтожить ни неожиданные повороты судьбы, ни сама смерть.
Открытие истинного блага и преодоление смерти
Вопрос «почему» обращен к основанию, на котором зиждется жизнь. Это трудный вопрос, а реальная жизнь требует от человека быстрых решений, не оставляя времени на поиск ответа. Человеку необходимы конкретные правила, нормы поведения, поэтому он принимает за основу те принципы, которые приняты в обществе. Живя таким образом, ему кажется, что хотя он сам не знает смысла жизни, его, наверное, другие знают. Суета жизни поглощает человека, и он вынужден подчиниться общественным нормам, не понимая их смысл. Это, в конце концов, приводит к раздвоению личности, к тому, что человек колеблется между двумя своими «я», одно из которых говорит, что надо продолжать жить как и прежде, а другое настаивает на бессмысленности жизни. Такая безысходность и неразрешимые противоречия ведут в конечном итоге к самоубийству. Жизнь и смерть - две стороны одной монеты. Без решения вопроса о смерти не возможно постичь смысл жизни. Жизнь происходит в пределах конечности - во времени и пространстве, в то время как смерть выходит за эти границы. И чтобы решить этот вопрос необходимо найти точку соприкосновения конечности и бесконечности.
Толстой утверждает, что «истинная человеческая жизнь протекает вне времени и пространства» э. Он сравнивает человеческую жизнь с момента рождения до смерти с одним днем, с момента пробуждения и до ухода ко сну. В рамках его миропонимания, жизнь без начала и конца пребывает или в состоянии пробуждения, или в состоянии сна. Истинная жизнь существует только в той точке, где сходятся будущее с прошедшим: «Прошлого уже нет, а будущее еще не пришло» . Нам только кажется, что время существует, хотя на самом деле его нет. Толстой поясняет свое понимание времени с помощью примера: «Время - это только приспособление, посредством которого мы постепенно видим то, что действительно есть и что всегда цельно. Глаз не видит шара всего сразу, хотя шар существует весь сразу Для того чтобы глаз видел шар, нужно, чтобы шар вертелся перед глазом, который смотрит на него. Так и мир развертывается, или как-будто развертывается перед глазами людей во времени» .
Тело и временное сознание уничтожается плотской смертью, но основу жизни уничтожить невозможно. Это Толстой и называет особенным отношением к миру. Понимание Толстым того, как осуществляется в человеке соединение начала уничтожимого -телесного - с началом неуничтожимым - духовным, можно обобщить следующим образом. Клетки, составляющие тело человека, периодически обновляются, и со временем начинают стареть. Внешность человека кардинально меняется, и порой мы с трудом устанавливаем идентичность человека, имея две его фотографии, снятые, например, в возрасте 3-х и 50-ти лет. Но каким бы разным ни казался нам этот человек на разных фотографиях, все же мы не говорим, что он раздвоился. Значит, есть нечто неизменное, что не дает ему раздвоиться. Толстой называет это нечто сознанием. Но даже сознание не только не постоянно, но прекращает свою работу во время сна. И, тем не менее, мы знаем, что «я», которое было до сна, осталось тем же «я» и после сна. Это говорит о том, что есть какое-то неизменное, постоянное сознание, которое связывает постоянно обновляющиеся клетки тела и ряд временных сознаний. Вот это постоянное «я», считает Толстой, которое устанавливает свое отношение к миру, существующее вечно, вне времени и пространства, не уничтожается.
Страх смерти возникает из-за того, что люди боятся потерять во время плотской смерти свое особенное я, которое, как они ошибочно думают, уничтожается вместе с телом38. На самом же деле это особенное я не начинается с рождением и не прекращается после плотской смерти; но люди принимают видимое временное я за настоящее, которое существует вечно. Нельзя не констатировать тот факт, что Толстой и в наше время не перестает оказывать большого влияния, что свидетельствует о его духовной силе, которую не уничтожила плотская смерть. И Христос продолжает оказывать влияние на миллионы людей даже спустя две тысячи лет после его смерти. Духовное воздействие давно умершего Христа, по мнению Толстого, не может рассматриваться как следствие его жизни, подобно тому, как нельзя сказать, что желудь, проросший и ставший дубом, умер39.
Таким образом, Толстой утверждает вечное существование жизни - настоящего я. «Смерть - это изменение той оболочки, с которой соединен наш дух. Не надо смешивать оболочку с тем, что вложено в нее»40. Если считать, что жизнь человека представляет собой движение вещества, переходящего в личное животное сознание, потом в разумное, и что наступает пора его уничтожения с последовательным ослабеванием сначала разумного, а затем и животного сознания, и переходом его в мертвое вещество, то разумное сознание человеком мира представляется чем-то случайным, лишним, преходящим, а животное отношение к миру может продолжать свое существование в своей породе. А мысль о продолжении только животного существования в своей породе не может удовлетворить человека .
Вот по этой причине, по мнению Толстого, и возникает страх смерти. И чтобы заглушить этот страх одни люди осознанно принимают животное сознание за разумное, другие же убеждают себя в том, что существует воскресение жизни в плоти и вечная жизнь. Но если мы предполагаем, что у жизни есть начало, то мы можем предположить, что она имеет и конец. «Человек познает вечность жизни только тогда, когда понимает, что он был всегда, есть и будет». Толстой образно объясняет вечность жизни, уподобляя ее вечному движению, которое в этой жизни можно постичь на примере волны .
Для Толстого жизнь никогда не начиналась и не кончалась, смерть не является страшной участью, а, напротив, радостным долгожданным моментом; «...и подойдя к гробовой черте, я должен сделать над собой усилие, чтобы не желать плотской смерти, т.е. рождения к новой жизни, и верю, что всякий добрый поступок только увеличит благо моей вечной жизни, а всякий дурной поступок уменьшит его»43, В этих словах раскрывается понимание Толстым закона воздаяния, который пронизывает всю нашу жизнь, и эти слова никак не могут отождествляться с отрицанием жизни или склонностью к уходу из нее. Толстовское понимание смерти коренным образом меняет устоявшееся у человечества представление о ней как о горестном конце бытия.
Япония на заре модернизации
С конца XIX до начала XX в, Япония переживала беспрецедентные за всю свою историю перемены. В 1868 г. после двухсотлетней самоизоляции в эпоху феодализма в Японии произошла реставрация Мэйдзи, что ознаменовало собой начало модернизации страны. В момент открытия границ, Япония, которая с XVII в. жила в полном отрыве от остального мира, вынуждена была признать свое отставание от западных цивилизованных государств в экономической сфере и в области развития институтов государственной власти. Для людей, завоевавших власть в стране, первостепенной задачей было быстрое внедрение достижений западной цивилизации с целью недопущения колонизации Японии более развитыми странами. Тем более что одной из тенденций международной политики того времени было активное стремление европейских стран к захвату азиатских территорий. Провоцировались войны, шла колонизация в Индии, Китае и других странах Азии, Японии угрожала такая же участь. Стране восходящего солнца, бывшей в то время слабым государством, приходилось соглашаться на несправедливые, ущемляющие интересы японцев договора со странами Европы. Главной задачей государственного строительства стал быстрый переход к современной политической и экономической системам. Для защиты отечества, прежде всего, было необходимо общенациональное монолитное единство. А для обеспечения единства народа требовалось найти ядро, которое позволило бы народу сплотиться. Что же явилось таким ядром?
Первая стадия модернизации страны проходила в поиске духовного начала, могущего послужить общенациональному объединению. Правительство эпохи Мэйдзи, образованное в 1868 г., представляло собой олигархию, состоящую из небольшого числа представителей бывших кланов, видело путь к объединению народа в модели тоталитарного государства во главе с императором. В то же время представители интеллигенции, знакомые с демократическими идеями Запада, выступали за другой путь развития. И это обусловило возникновение либерально-демократического движения во второй половине 70-х гг. XIX столетия, которое в итоге вынудило правительство к принятию конституции и созданию парламента. Особенность данного движения заключается в том, что оно формировалось в тот переходный период, когда у самого правительства не было четко разработанной программы по созданию государственных институтов. В результате обе стороны претендовали на роль создателей системы молодого государства. В либерально-демократическом движении доминировали сторонники английской модели политической системы, выступавшие за принятие конституции и введение совместного управления императора и народа и учреждение двухпалатного парламента. Но выдвигались и идеи создания однопалатного парламента и гарантии широкого круга прав человека вплоть до права на сопротивление и революцию; последнее - под влиянием идей французской революции, американского движения за независимость и русских народников.
Хотя либерально-демократическое движение внесло немалый вклад в модернизацию государства, оно не смогло до конца выстоять под натиском преследований и давления властей. Правительство, тем временем, разрабатывало имперскую идеологию, подкрепляемую древней национальной религией синто, важным элементом которой было обожествление императорской власти. Принятая конституция ставила народ в рабское подчинение главе государства, который был объявлен национальным богом (после поражения Японии на Второй Мировой войне ему пришлось заявить об отрицании своей божественности). Свобода вероисповедания обеспечивалась в той мере, в которой она не нарушала порядок государства и не мешала подданному выполнять свои обязанности. Кроме того, правительство, обеспокоенное опасностью возобновления демократического движения, предприняло широкомасштабную идеологизацию школьного образования. В 1890 г. был обнародован императорский «Манифест об образовании», который провозглашал божественное происхождение японской нации, во главе которой стоял бог-император, олицетворявший государственность. Этот манифест, возведенный в ранг морального закона, подчеркивал обязанность подданного в случае опасности для государства самоотверженно служить во имя императора (отдать свою жизнь ради него).
Таким образом, с конца 1880-х гг. после первого этапа модернизации, когда в Японии интенсивно внедрялись достижения западной цивилизации, национализм постепенно получает все большее распространение
Характеризуя наиболее характерные черты образа мышления, присущего японцам на всех этапах истории, можно сказать следующее: японская нация более склонна к прагматическому действию, нежели к метафизическому размышлению об истине. Главной целью жизни этого народа традиционно считалось служение своей общине, клану или группе. В каждой группе межличностные отношения формируются по патриархальному, или, точнее, семейному принципу, при этом отношения между господином и подданными, вышестоящим и нижестоящим носили в достаточной степени эмоциональный характер. Поэтому высшей добродетелью считалось самоотверженное служение своему господину2. На этой нравственной почве после реставрации Мэйдзи начинает формироваться новое государство, в основе которого лежат мо-нархическо-семейные отношения между императором и народом. Император считается отцом народа и одновременно национальным богом, а подданные - его детьми, призванными со всей преданностью и самоотверженностью служить главе государства.
В период феодализма японцам было присуще развитое чувство принадлежности к своему клану, но в их сознании еще отсутствовало понятие «государства»; последнее стало формироваться лишь после реставрации Мэйдзи, чему способствовало и либерально-демократическое движение, возникшее во второй половине 70-х гг. XIX в., а также победа в японо-китайской войне 1894 г. Одним из результатов японо-китайской войны явилось становление Японии как империалистической державы.
Поиски истины Икеды в молодости
Дайсаку Икеда родился в 1928 г. в семье, которая занималась обработкой морских водорослей. В юности Икеда, отличавшийся от рождения слабым здоровьем и углубленный в себя, интересовался литературой и философией. Его молодые годы совпали с периодом милитаризации Японии. Во время Второй Мировой войны юному Икеде, болевшему туберкулезом, но не имевшему возможности лечиться, приходилось работать на военном заводе. По окончании войны, в разрушенной Японии произошли глобальные изменения в идеологии. Рухнула милитаристско-националистическая идеология, а американские оккупационные силы начали демократизацию страны, что заставило японцев в значительной степени отказаться от своей традиционной системы ценностей. Если раньше смыслом жизни японского народа было служение богу-императору, святому отечеству, ради которого народ, лишенный свободы слова и вероисповедания, обязан был жертвовать своей жизнью, то после войны людям стали говорить об императоре-человеке и власти народа. Эти перемены в области идеологии повлияли на сферу образования и воспитания детей и молодежи. Во время войны задача школы состояла в том, чтобы воспитать патриотически настроенных подданных, готовых пожертвовать всем ради государственных интересов. С началом процессов демократизации коренным образом было изменено направление образования и воспитания детей. Это произошло настолько быстро, что школьникам, для которых не успевали выпускать новые учебники, приходилось использовать старые, и под диктовку учителя зачеркивать тушью изложение, относящееся к старой идеологии.
Икеда, спустя много лет, пишет о тех чувствах, которые он испытывал в то время: «Нельзя сказать, что во время войны я желал поражения Японии. Но мне просто хотелось, чтобы война скорее закончилась. Естественно, во мне было и особое, жертвенное чувство патриотизма, которое внушалось нам с детства... После войны я вообще перестал во что-либо верить, то же происходило с моими сверстниками. Молодежь, видевшая свое призвание в беззаветном служении обожествленному императору, оказалась разочарованной в своих идеалах и не понимала чем заполнить тот духовный вакуум, который образовался после войны. ...Мировая трагедия оставила жестокие следы в моей жизни - наш дом и хозяйство были разрушены, старший брат погиб на фронте» 1.
Икеда искал духовную опору и смысл жизни. Его мучительные поиски истины в молодости описаны в стихах, написанных им в возрасте 19 лет. В них он пишет о беседе со своим другом, который решил принять христианскую веру: «Друг стремится к дальнему божьему царству, а мой путь проходит в другой стороне...»4.
После начала управления Японией американскими оккупационными силами, христианство впервые получает определенную популярность среди японцев. Но Икеда не питал симпатии к идее поиска счастья в далеком нереальном мире, куда стремился его друг. Поэтому та христианская идея, которая проповедовала царство божье в загробной жизни, казалось ему неприемлемой.
В таком состоянии пребывал Икеда, когда он встретил своего учителя Тода Джосэй и вступил в Сока Гаккай. Нельзя утверждать, что обретение веры будущим лидером этой организации произошло в результате изучения буддизма, поскольку понятие религии было чуждым для молодежи того времени, разочарованной во всем традиционном, гем более буддизм, давно укоренившийся и закостеневший в Японии. Икеда интуитивно почувствовал в Д. Тода того человека, который способен был ответить на все его вопросы и разрешить сомнения, и именно это побудило Икеду вступить в Сока Гаккай. Для молодого искателя истины двухлетнее пребывание То-ды в тюрьме за неповиновение милитаристским властям стало убедительным аргументом в пользу доверия к нему. Во время их первой встречи Икеда задал Тода три вопроса: что такое истинный путь жизни, кого можно считать настоящим патриотом и об императорском правлении. Отвечая на первый вопрос, Тода сказал: истинный путь жизни можно найти только в том учении, которое правдиво разъясняет вопрос жизни и смерти. Не понимая этого, человек неизбежно впадает в мизантропию и равнодушие по отношению к жизни, начинает искать удовлетворения жизнью в погоне за получением сиюминутных удовольствий или, возможно, даже приходит к самоубийству. Он заверил своего будущего преемника в том, что тот найдет все ответы в практике буддизма Ничирена. При этом Тода подчеркнул, что главное, чтобы человек жил в согласии с истинным законом жизни, а не только получал теоретическое знания о нем5.
Еще с момента возникновения буддизма как религиозного учения, проповедям Шакьямуни был присущ акцент на практическое действие, что находит свое отражение и в учении Ничирена, и в идеях Сока Гаккай. Такой, своего рода прагматический подход, напоминает постоянное стремление Толстого к действию: «Я понял, что для того, чтобы понять смысл жизни, надо прежде всего, чтобы жизнь была не бессмысленна и зла, а потом уже-разум для того, чтобы понять ее» . И не удивительно, что Икеда, в то время увлеченно читавший русского классика, без колебаний решил учиться у Тоды, посоветовавшего ему попытаться постичь истину через буддийскую практику милосердия.
Говоря о важности практического служения людям для буддистов, Икеда приводит пример Шакьямуни, который, увидев больного, лично стал ухаживать за ним. После этого основатель буддизма сказал ученикам, что «служить страждущему человеку-все равно, что служить Будде» . Однако, по мере развития и распространения буддизма после смерти Шакьямуни появились различные буддийские школы, разные толкования, в результате чего сегодня можно разделить буддизм на два основных направления-хинаяна, или «малая колесница», преследующая цель спасения лишь тех подвижников, которые всю свою жизнь посвятили целиком делу спасения, и махаяна, или «большая колесница», направленная на спасение всех людей Первое учение усматривает высший идеал в полном уничтожении всех страстей человека, в результате чего можно достичь нирваны, но только после жизни, являющей собой источник человеческих влечений. А буддизм махаяны предполагает возможность достижения состояния нирваны без прекращения бытия, постоянно переходящего то в активное состояние - фазу жизни, то в пассивное - фазу смерти.
Икеда уделяет большое внимание вопросу смерти, потому что, по его убеждению, без решения данного вопроса человек не может понять жизнь и ее смысл. По этому поводу он в нескольких своих выступлениях и статьях цитирует слова Толстого: «Ничего нет вернее смерти, того, что она придет для всех нас. Смерть вернее, чем завтрашний день, чем наступление ночи после дня, чем зима после лета. Отчего же мы готовимся к завтрашнему дню, к ночи, к зиме, а не готовимся к смерти?» .
Обращаясь к словам Толстого о том, что необходимо использовать свою жизнь не только на то, чтобы становиться ученее, богаче, знатнее, а, главным образом, чтобы становиться все добрее и добрее, Икеда подчеркивает важность решения вопроса смерти для достижения блага и мира в человеческом обществе. Многие люди, по его словам, забывают, что все - слава и почести, завоеванные в этом мире, все, кроме постоянно совершенствуемой души, есть иллюзия. Счастье, мир и цивилизация, создаваемые без знания о жизни и смерти, подобны замку, построенному на песке. Но выводом, вытекающим из такого понимания, должен быть не уход от жизни, а искание не иллюзорного, реального блага.
Похожие диссертации на Учение Л. Н. Толстого о непротивлении злу и его влияние на общественную мысль в Японии
