Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Феномен свободы в системе ценностей личности
1. Свобода и необходимость
2. Нравственная свобода
3. Моральная ответственность
4. Моральная оценка
Глава II. Трагедия свободы русской эмиграции первой волны: политический аспект
1. Непримиримые и сдавшиеся
2. «Свобода от» и «свобода для»
3. Проповедь общественного героизма
4. Нравственная оценка: момент отсчета
Глава III. Культура русского зарубежья: «сохранить и преумножить»
1. Церковь и свобода
2. Литература и свобода
Заключение.
Введение к работе
В последнее время интерес к эмиграции как историческому и социальному явлению заметно возрос. Это связано и с тем, что существовавший ранее негласный запрет на все, связанное со сведениями, касающимися жизни за рубежом, был снят, и с тем, что замалчиваемая долгое время информация о Русском Зарубежье стала доступной, и множество исследователей получили возможность ознакомиться с наследием русской эмиграции. Но, в основном, работы о русской эмиграции первой волны носят характер исторического или социологического исследования, что обусловлено вполне естественным желанием использовать опыт предшественников, обосновавшихся за рубежом для адаптации в новой среде. Однако каждая волна эмиграции имела свою цель, свою задачу и, следовательно, свои пути воплощения этой задачи на практике, то есть определенную парадигму поведения.
В связи с этим, нужно говорить о неоднозначности такого явления как эмиграция. Эмиграционные и миграционные процессы происходили всегда и во всех странах (эмиграция представляет собой вынужденное или добровольное переселение из своего отечества в другую страну по политическим, экономическим или иным причинам1), по большей части они так или иначе связаны с различного рода кризисами. XX век, который характеризуется целой чередой войн, конфликтов и кризисов, стал для России эпохой исходов2.
Исторические, политологические и социологические исследования, посвященные эмиграции, при всей своей несомненной ценности, не позволяют, тем не менее, осознать эмиграцию как единое культурное явление, сосредоточиваясь преимущественно ,на его частных сторонах. Изучение эмиграции с этической точки зрения позволяет взглянуть на это явление в целом как на конфликт различных систем ценностей. В любом государстве политическая система соответствует сложившейся системе ценностей, поскольку они взаимосвязаны. И поскольку власть не может позволить, чтобы кто-либо усомнился в моральности ее действий, эмигранты, чья система нравственных ценностей не соответствует насаждаемой властями, объявляются «предателями»3 либо неудачниками, неспособными «отречься от старого мира» (а в действительности от усвоенных нравственных ценностей). Таким образом, эмиграция оказывается представленной не как Способ самозащиты личности, ее внутренней свободы4, а как вариант агрессии, направленной против государства. Следствием этого является вводимое властями ограничение информации о данном явлении и определенный социальный заказ при его исследовании. При этом эмиграции в любом случае приписывается единственный смысл - или сугубо отрицательный, или, напротив, при смене политического режима, положительный.
Так, любые работы, выходившие с 1918 по 1986гг. и посвященные эмиграции, являются советизированным исследованием фактов и явлений5. Эмиграция в них рассматривается исключительно как предательство родины. Исследования В.Комина, Л.Шкаренкова, Ю-Мухачева, А.Афанасьева, В.Сонина и др. подтверждают это. Однако исследования постсоветского периода носят совершенно иную окраску, представляя русское зарубежье подлинной, свободной Россией, в отличие от России советской, где свобода была невозможна. И в том, и в другом случае нужно говорить о некоей мифологизации явления в целом и его результатов в частности.
Оправдание эмиграции (включая самооправдание) строилось на убеждении, что развитие культуры России возможно только вне метрополии, которая превратилась в территорию врага. Истинная же Россия - Россия Зарубежная, цель которой «спасти и сохранить» русскую культуру и систему нравственных ценностей, одним из основополагающих аспектов которой является внутренняя свобода.
В 1990-е гг. появился ряд работ, в которых русская эмиграция первой волны рассматривается более адекватно. Это исследования А.Квакина, В.Пашуто, Е.Макаренкова, Я.Шабанова, Н.Омельченко, М.Г.Вандалковской и др. Однако данные исследования посвящены либо какому-то одному аспекту феномена эмиграции, либо освещают деятельность конкретного человека. Таковы работы О.Грибенчиковой, В.Зеньковского, М.Агурского, О.Бесса, Р.Вильямс, А.Иониной. С культурологической точки зрения рассматривает феномен эмиграции первой волны О.Р.Демидова, которая приходит к важным философским выводам. Этики не обращались к этой проблематике, однако вольно или невольно все исследователи эмиграции давали этическую оценку этому явлению.
В целом к особенностям русской эмиграции первой волны исследователи относят:
1. Разнообразие социального, религиозного и этнического состава эмиграции, которое позволило назвать русских эмигрантов «обществом в изгнании» 6;
2. Сохранение «всего спектра политических взглядов и настроений дореволюционной России»;
3. Восприятие культуры как «существенной составной части ... национального самосознания»;
4. Осознание своей миссии, которая состояла в том, чтобы «сохранить, развить и приумножить русскую культуру»7.
Все вышеизложенное делает весьма актуальным обращение к рассмотрению нравственного опыта8 эмиграции, которое не только позволило бы лучше понять то, что происходило с россиянами в трудные послеоктябрьские десятилетия, но и помогло вскрыть этические основы этого явления. Объяснить, каким образом реализовывалась в эмиграции свобода. Автор в данном исследовании обращается к нравственному опыту русской эмиграции первой волны, который находил свое проявление в таких формах деятельности русского зарубежья как политика, литература и церковная деятельность.
Необходимо подчеркнуть, что внимание автора исследования сосредоточено на нравственном опыте эмиграции первой волны, поскольку принципиальным для лежащей в основе работы концепции является положение о типологической несопоставимости данного культурного феномена с предшествующими и последующими явлениями такого рода. Послереволюционная эмиграция и высылки из страны писателей и деятелей культуры из советской России несопоставимы с известными случаями добровольной или вынужденной эмиграции писателей в предшествующие и последующие эпохи. Любая эмиграция является результатом самоопределения личности. Эмиграция 1920-х гг. представляет собой единственный в современной истории массовый выезд деятелей культуры по причинам нравственного характера. Эти причины были обусловлены политикой государства, направленной на уничтожение культурного слоя населения под предлогом формирования новой культуры.
В равной степени послереволюционная эмиграция несопоставима с эмиграциями второй, третьей и последующих волн из Советского Союза и постсоветской России, поскольку эмигранты всех указанных волн преследовали различные цели, основанные на разных системах ценностей. В связи с этим уместно говорить о том, что эмиграция первой волны сформировала «государство в государстве» -Зарубежную Россию, в основе которого лежала прежняя система нравственных ценностей и прежние социальные отношения. Вследствие этого эмиграция первой волны считала своей задачей сохранение и приумножение ценностей культуры, в отличие от добровольной культурной ассимиляции эмигрантов последующих волн.
Философско-этический подход позволяет рассмотреть эмиграцию через призму понятий свобода, нравственный опыт, зависимость, нравственная свобода, необходимость, воля, своеволие, ответственность, оценка. Благодаря этому эмиграция изучается не только как социально-политический, но и как этический феномен. В сущности, этический подход позволяет перейти на качественно новый уровень изучения явления, не ограничивая его исключительно внешними проявлениями. Эмиграция как этический феномен предстает как способ противостояния власти, являясь одновременно и бунтом против власти, и бегством от нее. Эмиграция как бунт личности против навязываемых государством ценностей предполагает наличие конфликта различных ценностных систем, представленных личностью и государством. Эмиграция как бегство личности от репрессивного аппарата государства также выявляет конфронтацию систем нравственных ценностей. И в том, и в другом случае личность предстает как автономный субъект, отрицающий возможность осуществления патерналистской опеки со стороны государства по отношению к нему и не приемлющий навязываемой системы ценностей.
В самом явлении эмиграции можно выделить два аспекта проблемы, ее можно рассматривать как процесс и как результат обретения опыта свободы. Эмиграция как результат поиска свободы может быть представлен как бегство. Эмиграция как процесс поиска свободы подразумевает постоянно разворачивающуюся цепочку причин, действий и их следствий, анализа результатов и новых действий и, по сути, является, в данном случае продолжительной войной за утверждение собственной системы ценностей.
Говоря об эмиграции первой волны, можно отметить, что результатом поиска свободы был выезд за границу - действие, повлекшее за собой новое осмысление свободы и ограничений, осознание своего места в изменившемся мире и формирование тех связей и отношений, которые могли воплотить необходимую эмигрантам модель свободы. Вместе с тем, реализация свободы, то есть процесс обретения опыта свободы, оказался ограничен именно сформировавшимися ранее представлениями о свободе, что в значительной степени предопределило конфронтацию внутри самой диаспоры.
Несомненно, обретение опыта свободы возможно разными путями, для одних свобода является политическим понятием, другие в понятие «свобода» вкладывают иной смысл - свободу самовыражения, свободу творчества, для третьих свобода есть ничто иное, как произвол, то есть возможность осуществлять свою свободу любыми способами. Для эмигрантов первой волны, свобода политическая выражалась в сохранении дореволюционной многопартийности, что приводило к многочисленным конфликтам и взаимным обвинениям и, в сущности, только ослабляло эмиграцию. В зависимость от политики ставилась и свобода самовыражения. Получается, что свобода творчества, свобода духа, которая является одной из абсолютных ценностей, оказалась ограничена необходимостью не сверхвременного характера, а навязываемым партиями контролем.
Цель диссертационного исследования - рассмотреть нравственный опыт русского зарубежья во всем его многообразии в категориях философско-этического анализа и ввести указанную тематику в проблемное поле этической теории.
Объектом исследования русская эмиграция первой волны.
Предметом исследования выступает нравственный опыт эмиграции первой волны в политике, религии, художественном творчестве, рассматриваемый в аспекте понимания свободы.
Исследование нравственного опыта как этического феномена производится на основе контекстного анализа обширной группы источников разного характера и носит комплексный характер, опираясь на методы и фактические данные нескольких областей гуманитарного знания: этики, социальной философии, истории, литературы и истории культуры.
Задачи исследования:
Исследовать нравственный опыт русской эмиграции в сфере культуры (политика, церковь, литература);
Охарактеризовать систему нравственных ценностей русской эмиграции с точки зрения сложившегося в русской эмиграции понимания свободы;
Выявить содержание категории свободы в различных сферах жизни русского зарубежья;
Проанализировать соотношение внешней и внутренней свободы;
Исследовать условия реализации нравственной свободы в диаспоре;
Исследовать взгляды эмигрантов на проблему свободы в диаспоре и метрополии;
Описать модели свободы сложившиеся в эмигрантском сознании и бытии;
Определить формы моральной ответственности и выявить характер связи моральной ответственности и нравственной свободы в самосознании русской эмиграции.
Методология данного исследования задана актуальностью философско-этического анализа нравственного опыта русской эмиграции. Исследование нравственного опыта русской эмиграции как этического феномена производится на основе междисциплинарного анализа обширной группы источников разного характера. Оно выполнено в философско- культурологической, аксиологической методологии с использованием методов реконструкции, компаративистики, системного,
феменологического, герменевнического подходов.
Кроме того, для разработки положений диссертации автор опирался на многочисленные труды отечественных и зарубежных исследователей в области этики (Ортега-и-Гассет, Ф.Ницше, Г.Федотов, С.Кьеркегор, А.А.Гуссейнов, И.Л.Зеленкова), социальной философии (Л.Шестов, Н.Бердяев, И.Берлин), философии культуры (Н.Данилевский, К.Леонтьев, В.Соловьев, С.Трубецкой), Эстетики (А.П.Валицкая, О.Р.Демидова).
Исходными понятиями настоящего исследования являются понятие нравственный опыт, который определяется как процесс и результат критического осмысления действительности, базирующийся на системе нравственных ценностей, и понятие свобода, определяемое как возможность поступать в соответствии с собственной системой ценностей, не детерминированной внешними условиями.
о Актуальность и новизна исследования обусловлена примененной в диссертации философско-этической методологией анализа феномена эмиграции как опыта обретения свободы.
Философско-этическая методология позволяет проанализировать феномен эмиграции как опыт обретения свободы. Благодаря этому эмиграция изучается не только как социально-политический, но и как этический феномен. Тем самым удается глубже и точнее понять трагедию русской эмиграции первой волны.
Для анализа нравственного опыта русской эмиграции автор данного исследования обращается к изучению таких форм культуры русского зарубежья как политика, литература и церковная деятельность, поскольку именно в них наиболее проявились противоречия между внутренней и внешней свободой. Необходимо подчеркнуть, что внимание автора исследования сосредоточено на нравственном опыте эмиграции первой волны, так как принципиальным для лежащей в основе работы концепции является, положение о типологической несопоставимости данного культурного феномена с предшествующими и последующими явлениями такого рода. Послереволюционная эмиграция и высылки из страны писателей и деятелей культуры из советской России не сравнимы с известными случаями добровольной или вынужденной эмиграции писателей в предшествующие и последующие эпохи.
В диссертации обосновываются следующие положения:
5. Эмиграция первой волны представляет собой феномен поиска свободы в результате конфликта системы ценностных ориентации личности с идеологией.
6. Стремясь к достижению свободы и различая свободу внешнюю и свободу внутреннюю эмигранты объективно сумели достичь именно внешней свободы.
3. В поисках свободы эмигранты старшего поколения были ориентированы на прежнюю систему отношений и социальных ценностей.
4. Это обстоятельство привело к конфликту «отцов» и «детей», который может быть сведен к необходимости для старшего поколения воссоздать прежнюю систему отношений и нравственных ценностей внутри диаспоры.
5. Вышеозначенные факторы привели для большинства к замене ответственности перед собой - ответственностью перед группой.
Научное и практическое значение диссертации. Результаты и материалы проведенного исследования могут быть использованы при чтении лекций, проведении семинарских занятий, разработке новых курсов по этике, истории, культурологии.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на кафедре эстетики и этики Российского Государственного педагогического университета имени А.И.Герцена. По материалам исследования диссертантом опубликовано 7 работ. Основные идеи и выводы излагались в выступлениях, докладах и тезисах на следующих конференциях: Санкт-Петербургская научно-практическая конференция "Социальный кризис и социальная катастрофа", Международная научно-практическая конференция «Роль женщины в развитии высшего образования в XXI веке», международная конференция «Византийское богословие и традиция религиозно-философской мысли в России» и др.
Структура диссертации и последовательность изложения материала обусловлены логикой рассматриваемых проблем, поставленной целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
Свобода и необходимость
В системе личностных ценностей свобода занимает значимое место. Существует более ста определений понятия «свобода», большинство из которых связывает свободу с отсутствием ограничений или давления, возможностью действовать по-своему, независимо.
Можно выделить целый ряд трактовок свободы, основанных на соотношении свободы и той или иной области ее ограничения. Так, существуют концепции свободы психического по отношению к физическому (З.Фрейд); свободы сознания по отношению к физическому бытию (Ж.П.Сартр); свободы как моральной необходимости, стремления, детерминирующегося разумом к лучшему (Г.В.Лейбниц); свободы как осознанной необходимости (Б.Спиноза, И.Г.Фихте, Г.В.Ф.Гегель, К.Маркс - Ф.Энгельс - В.И.Ленин); свободы т как некоего иррационального начала, противоречащего всему рациональному (К.Ясперс, Г.Маркузе, С.Кьеркегор).
Философский энциклопедический словарь предлагает определить свободу как «способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на познание объективной необходимости».9
У В.С.Соловьева в «Чтениях о Богочеловечестве» встречаем следующее определение: «Свобода есть только один из видов необходимости... Когда противопоставляют свободу необходимости, то это противопоставление обыкновенно равняется противопоставлению внутренней и внешней необходимости».
По Н.А.Бердяеву, осуществление «целей познания без обращения к религиозному опыту» невозможно, отсюда «я ищу свободы в религии» . В свободе заключено абсолютное совершенство плана творения, т.к. именно свобода является внутренним признаком каждого существа, сотворенного Богом. Свобода, по Бердяеву, есть творчество.
Л.И.Шестов, в отличие от Бердяева, о свободе писал мало, хотя, в сущности, все, им написанное, и есть размышления о свободе. Для него свобода - это свобода индивида, «человеческого «Я» от теоретических постулатов, норм морали, дающих твердую опору и надежный ориентир для индивида, но враждебных по отношению к самой человеческой свободе. Свобода — это «возможность осуществить свою волю...»12 И высшее проявление свободы человека Шестов, так же как и Бердяев, несмотря на декларируемую несхожесть концепций, обнаруживает в творчестве.
Л.П.Карсавин видел возможность осуществления свободы «лишь в совершенном всеединстве»13, поскольку «умаленность свободы, каковая ... выражается и в самосознании личности»,14 объясняется, традиционным отождествлением свободы человека со свободой выбора и подменой свободы необходимостью.
Согласно Г.П.Федотову, свобода — это производная от культуры. Различая разные виды свободы, он выделяет свободу «личности от общества — точнее от государства и подобных ему принудительных общественных союзов»15. Свобода, таким образом, понимается как права личности.
Современный автор предлагает следующее определение: «свобода — категория, характеризующая степень обособленности, независимости одного предмета от других и противостоящая бинарной зависимости, детерминированности»16.
Свобода и зависимость представляют собой два полюса, между которыми человек, так или иначе, определяет свое место. Очевидно, что не существует ни абсолютной свободы, ни абсолютной зависимости. Крайние проявления того или другого возможны лишь гипотетически. Абсолютная свобода подразумевает совершенную независимость по отношению сразу ко всем факторам окружающего мира, что невозможно в реальности, исходя из законов физики, определяющих существование самой этой реальности. Абсолютная зависимость также невозможна, пбскольку полная зависимость любого объекта от окружающего мира, отсутствие в нем какой бы то ни было свободы и самостоятельности вообще позволяют говорить о бессмысленности выделения этого объекта в отдельную сущность.
Говорить об абсолютной свободе человека так же бессмысленно, даже в том случае, если речь идет не о физической свободе, а о свободе от общества. Человек двойственен по своей природе: с одной стороны, он является одним из элементов целого, то есть мира, или, в данном случае, общества, а с другой стороны, он сам представляет собой выделяющееся из всего мира целое. Но для того, чтобы быть частью или целым, в равной степени необходима зависимость, детерминированность какими-то факторами, связь с окружающим миром. Эта взаимозависимость обретает характер необходимости, т.к. вне связи, вне зависимости немыслима и свобода. Ограничение свободы рамками необходимости связано не только с существованием устойчивого целого, которое воспринимается индивидом как внешнее, к условиям которого он (индивид) вынужден приспосабливаться. Свобода индивида ограничивается также и внутренней необходимостью. Именно внутренняя необходимость, подверженность субъекта влиянию изнутри при одновременной независимости от влияния извне и называется свободой. О трудностях определения свободы писал Федотов, отмечая, что, когда речь идет о социальной свободе, надо говорить «об уменьшении зависимости, о возрастании самоопределения личности по отношению к обществу и прежде всего государству» . Бердяев также понимал борьбу за свободу «прежде всего не как борьбу общественную, а как борьбу личности против власти общества» . Спиноза определял свободу как такую «вещь, которая существует и действует по необходимости, вытекающей лишь из ее собственной природы»19.
Нравственная свобода
Нравственная свобода - это свобода внутренняя, то есть внутренняя независимость, позволяющая принимать то или иное решение, руководствуясь исключительно системой своих нравственных ценностей. Она проявляется не в поступках, совершенных ради возможности извлечь из них выгоду или сообразно сложившимся обстоятельствам, и не в поступках, совершенных с ориентацией на одобрение (неодобрение) опекунов. При этом в роли опекунов могут выступать как люди, мнение которых по какой-то причине является для человека значимым, так и государство в целом, представленное в виде конкретных чиновников или сложившейся под влиянием идеологии системы нравственных норм. Это способность проявлять себя неподотчетно, самостоятельно ограничивать себя в своих желаниях и их реализации, способность свободно самоопределяться в должном.
Сопоставляя внутренний идеал с окружающей действительностью, человек может прийти к выводу о несправедливости социального устройства и, соответственно, необходимости что-либо в нем изменить. Исторически известно два пути изменения действительности: революционный и эволюционный, или революция и реформация. В русской истории социальные изменения оказывались связанными с революционными преобразованиями, если речь не идет о возврате к прошлому, которое представляется «высшей точкой развития»36. Революционный путь преобразования действительности связан с непреодолимым желанием увидеть воплощение своего идеала на практике и, в определенной степени, стремлением доказать свою правоту в видении мира. Но правота, даже если она и возможна в данном случае, не является правом решать за других. И в таком случае это уже не свобода внутренняя, и не свобода вообще, а произвол - то есть воплощение своей воли и своего представления о свободе, навязывание его всем окружающим, вне зависимости от их мнения и их представлений. Как пишет И.Берлин: «Угрожая человеку преследованиями, пока он не станет вести жизнь, которую не сам выбирает; закрывая перед ним все двери, кроме одной, пусть даже она и ведет к самым лучшим вещам, а те, кто ее закрыл руководствовались самыми благими намерениями, мы погрешим против той истины, что человеку дарована своя жизнь, чтобы он прожил ее по-своему» .
Нравственную свободу можно представить как единство моральной необходимости и субъективной добровольности поведения, как способность приобретения субъектом власти над своими поступками. Говоря об эмигрантах, нужно отметить, что они строили свое поведение основываясь на своем понимании свободы и других нравственных ценностей, выполняющих роль моральной необходимости. Для их сознания насильственное разрушение большевиками старой системы ценностей, в основе которой лежали такие ключевые понятия как вера, долг, честь, совесть, ответственность за совершенное перед Богом и людьми38, представлялось катастрофой. И единственным спасением от этого бедствия являлось сохранение нравственных ценностей в себе. Основой такого сохранения могла быть только внутренняя, нравственная свобода, свобода духа, не зависимая от внешних факторов.
Вместе с этим, проявление нравственной свободы как субъективной добровольности поведения ограничено моральной необходимостью, которая представляет собой совокупность требований, предъявляемых к деятельности людей исторически определенной моральной системой39. Моральной необходимостью для людей, решившихся эмигрировать, являлись сформированные до октябрьского переворота нравственные требования, которые ограничивали, а, вернее, определяли понимание свободы как противоположности тирании и, следовательно, произволу, и, вследствие этого, влияли на поступки людей. Именно поэтому внутренняя свобода, неподчиненность власть предержащим и стала тем, чем оказалось невозможно пожертвовать: такая жертва означала бы не только признание новой власти, готовность сотрудничать с нею и подчиняться ей. Отказ от внутренней свободы оборачивался отказом от всей системы нравственных ценностей, одной из которых была самоценность личности40. В свою очередь отказ от признания самоценности личности автоматически влек за собой отказ от собственного «Я», согласие на приоритет государства, а, следовательно, на неограниченную власть последнего над индивидом.
Несомненно, среди эмигрантов оказались не только те, кто уехал из-за невозможности совмещения сложившейся у них моральной системы с тем, что принес с собой октябрьский переворот. Большой процент в эмиграции составляли люди, просто бежавшие от ужасов революции и гражданской войны, недовольные насаждаемыми повсюду новыми порядками. Однако нужно сказать, что если представлять путь обретения нравственной свободы как путь обретения независимости и способности проявлять себя неподотчетно, ограничивать себя в своих желаниях, в случае их противоречия с системой нравственных ценностей, то точкой отсчета в этом пути освобождения является стремление сохранить свое человеческое достоинство. Если человеку отказывается в признании его достоинства, то вполне естественно ожидать, что в дальнейшем такая власть не остановится и перед тем, чтобы лишить людей каких бы то ни было прав, в том числе и права на жизнь. Обесценивание человеческой жизни во время войны привело к тому, что желание сохранить нравственные ценности, составляющие основу личности, воспринималось многими как нечто несовместимое с реалиями жизни41. Но для большинства людей, решивших уехать из России, моральной необходимостью было сохранение человеческого достоинства.
Таким образом, очевидно, что опыт свободы возможен только при условии достижения индивидом моральной вменяемости, которая представляет собой не что иное, как ориентированность на нравственные ценности, выступающие в качестве абсолютной цели, стремясь к достижению которой индивид осуществляет реальные цели. Следовательно, эмиграция является не самоцелью, а лишь возможностью для человека подтвердить свою нравственную состоятельность. Ее ближайшая (то есть реальная) цель - сохранение человеческого достоинства, цель абсолютная - сохранение прежней системы нравственных ориентации, важным звеном которой является человек как личность и его свобода. Так Бердяев противопоставлял коммунизму «принцип духовной свободы, ... которой нельзя уступить ни за какие блага мира. Я противопоставлял также принцип личности как высшей ценности, ее независимости от общества и государства, от внешней среды. Это значит, что я защищал дух и духовные ценности. Коммунизм, как он себя обнаружил в русской революции, отрицал свободу, отрицал личность, отрицал дух»42.
Непримиримые и сдавшиеся
Одной из самых характерных черт русской эмиграции первой волны была чрезвычайная ее политизированность. Подобное положение объясняется тем, что эмиграция (несмотря на то, что в ней были представлены практически все социальные слои83) большей частью вобрала в себя российскую общественность, весьма активную в политическом отношении. Кроме того, большой процент в эмиграции составляли военные . Военные, в первую очередь, офицеры, на протяжении 1920-ЗОгг. разработали «целый комплекс военно-политических доктрин, направленных на свержение советского режима и восстановление в стране многих норм дореволюционной жизни... ». К тому же, нужно отметить, что чаще всего политические доктрины любых партий опирались именно на военных как на силу, способную не просто противостоять большевикам, но и навести в стране порядок, соответствующий представлениям данной партии о справедливости .
Впрочем, политическая подоплека существовала практически во всем. При этом в политическую орбиту попадали организации не только общественного или политического толка, но и такие, которые, казалось бы, должны сохранять строгий нейтралитет, придерживаясь в своих решениях каких-то иных, не политических, критериев. Здесь я имею в виду церковь, которая, подобно светским общественным институтам, действовала в соответствии с определенной политической доктриной87.
Нужно отметить, что главными причинами, вызвавшими политическую эмиграцию, были, во-первых, непризнание Октябрьской революции и, во-вторых, протест против коммунистической власти. Причем первое было лишь следствием второго, так как принятие революции было возможно при ином поведении пришедших к власти. Действительно, трудно ожидать согласия общественности с развязанным большевиками массовым террором, результатом которого общественность предполагала собственное уничтожение. При этом речь шла об уничтожении физическом (с собственным уничтожением во благо России многие могли бы согласиться, примером этому может служить не только участие в мобилизации для участия в военных действиях во время первой мировой войны, но и формирование добровольческой армии, призванной бороться с большевиками). И, самое главное, о таком уничтожении, когда люди должны перестать ощущать себя личностью, и, теряя собственную индивидуальность, превращаются в винтик в механизме государственной машины.
Разумеется, большая часть российской общественности не желала приспосабливаться к такому ограничению свободы. Многие уже понимали, что за периодом террора внешнего, связанного с необходимостью ограничения внешней свободы (в том числе, свободы слова, печати, собраний и т.д.), последуют ограничения свободы внутренней, то есть пропаганда, а затем навязывание такой системы ценностей, которая бы удовлетворяла большевиков. Однако неприятие власти и соответственно новой системы ценностей приводило не только к постоянному сравнению с недавним прошлым, но и к пониманию необходимости отстаивать собственную свободу, как внешнюю, так и внутреннюю.
Свобода, которая представляет собой внутреннюю необходимость, подверженность субъекта влиянию изнутри при одновременной независимости от влияния извне, оказалась предметом преследования со стороны властей. Поэтому единственным способом сохранения собственной личности стала борьба с этой властью.
Разумеется, эта борьба не обязательно должна была выражаться в активном сопротивлении властям, таким, как например, террористические акты, восстания, участие в боевых действиях на стороне белых армий. Как уже говорилось ранее, само неучастие в обысках, арестах, грабежах и т.п. деяниях, которые должны были служить убедительным доказательством согласия с политикой, проводимой большевиками, являлось противодействием власти. Такое сопротивление можно назвать пассивным, оно, на мой взгляд, представляло собой вариант «бегства», в отличие от «бунта». При этом лавирование, вынужденные компромиссы с новой властью , обусловленные внутренним неприятием новой системы с одновременной невозможностью (по тем или иным причинам) открытого выступления против власти, также являлись вариантом «бегства».
Церковь и свобода
В ситуации неприятия позиции другого, осуждения инакомыслия и полной зависимости от идеологической линии своей партии нравственная свобода, понимаемая как внутренняя независимость, позволяющая принимать то или иное решение, руководствуясь исключительно системой своих нравственных ценностей, теряет свое значение, превращаясь в своеволие. Своеволие является отрицательной свободой, свободой неподлинной. В этом случае речь идет об антиномии должного и своеволия и, как указывал Левицкий, «мир ценностей призывает нас следовать его высшей логике, но мир ценностей не может нарушить автономии своеволия, она может лишь изнутри преобразить темную свободу своеволия»1".
Кроме того, необходимо сказать и о том, что такая ориентация исключительно на ценности, признаваемые определенной партией, превращала высшие ценности, которые по сути своей являлись не только надличностными, но и надобщественными, в ценности именно личной или коллективной пользы, тем самым, принижая их. Тем не менее, очевидно, что ни этика корпоративная, ни этика личного самоутверждения не могут в полной мере ассоциироваться с нравственной свободой. Такая свобода есть свобода внутренняя и, прежде всего, направлена на совершенствование человека. Но поскольку свобода внутренняя предполагает большую ответственность и постоянное самопреодоление и самоотречение, такой путь представляется гораздо более трудным. Эта свобода проявляется не в поступках, совершенных ради возможности извлечь из них выгоду, или сообразно сложившимся обстоятельствам, и не в поступках, совершенных исходя из ориентации на одобрение (неодобрение) партии, выступающей в роли опекуна данной личности. Внутренняя свобода ни в коем случае не определяется факторами внешней необходимости, вне зависимости от того, какого рода это принуждение - принуждение выгоды или соответствия обстоятельствам.
Именно «принудительное начало, защищающее и охраняющее свободу» критиковал Н.Бердяев"3, говоря, что, несмотря на необходимость обязательных и принудительных основ, не допускающих хаотического распада, нельзя приковывать людей друг к другу .
В то же время С.Франк замечает, что «единство общества, общность порядка и форм жизни определяются ближайшим образом общностью человеческих потребностей, человеческой природы, и эта общность есть подлинное реальное единство, скрытое за множественностью отдельных индивидов...»"5 Из этого, казалось бы, следует, что поскольку люди хотят одного и того же (или, по крайней мере, весьма схожих вещей), они достигнут общей цели каждый своим путем. Однако в реальности мы сталкиваемся с совершенно противоположным: даже если цель представляется одинаковой, предлагаемые различные пути ее достижения становятся непреодолимым препятствием на пути взаимопонимания.
Так, для представителей русской диаспоры, высшей целью которых являлось возрождение России, многопартийность и сверхъидеологизированность оказались непреодолимым препятствием не только на пути к достижению этой высшей цели, но и к объединению, которое могло бы способствовать ее достижению. Таким образом, можно говорить о том, что помимо каких-то факторов, объединяющих людей, существуют факторы, не позволяющие в полной мере это объединение осуществить116. На это и указывал С.Франк, отмечая, что «все силы разъединяющие, силы корысти и эгоизма, также общи всем людям; именно из того, что все люди, обладая одинаковой природой и одинаковыми потребностями, хотят одного и того же - но каждый для себя самого, - и вытекает борьба между людьми, стремление не к совместной жизни, а к взаимному уничтожению»"7.
То есть возрождение России, как высшая цель, одной стороны, способствовало образованию единой русской диаспоры в странах рассеяния. Но с другой стороны, вероятно, в связи с тем, что цель представлялась надличной и надобщественной (по сути своей, действительно, высшей ценностью), и поэтому казалась скорее абстрактной, нежели действительно достижимой, эта цель не смогла объединить хотения «для себя самого» в нечто большее. Иначе говоря, политические амбиции, стремление различных партий и политических течений «к взаимному уничтожению», желание доказать свою правоту, пусть даже в ущерб общей цели помешали осуществить эту цель на практике .
Поэтому, изучая политическую ситуацию в русской эмиграции в 1920-40х гг., можно прийти к следующему выводу - эмигранты действительно обладали большим политическим потенциалом, вывезенным из страны. Практически каждая из партийных программ несла в себе какое-то рациональное зерно119. Но многочисленность партий и политических течений привела к разобщенности, поскольку многопартийная система может быть полезна только в стране с сильной властью, а не в достаточно разобщенной диаспоре. Таким образом, отсутствие единой сильной власти, подчиняющей себе все партии и способной проводить в жизнь свою линию, впрочем, учитывая предложения различных политических течений, не позволило русской эмиграции превратиться в силу, способную противодействовать власти, установившейся в России.
Кроме того, сильная власть, о которой шла речь выше, всегда рискует превратиться в тиранию, причем не столько в силу объективных причин, сколько в силу причин субъективных. При любом режиме, каким бы мягким он ни был, всегда найдутся недовольные властью, недовольные хотя бы потому, что решения, влияющие на развитие страны, принимают не они. По замечанию И.Берлина для них «отсутствие свободы... сводится к отсутствию должного признания» , которое хочется получить любым способом. При этом совершенно неважно, какой опыт управления у них есть. Именно такая ситуация сложилась в советской России в первые годы после октябрьского переворота: пришедшие к власти большевики за редким исключением сами не имели опыта, который помог бы им эффективно управлять страной, вывести ее из политического и экономического кризиса с минимальными потерями. Именно поэтому в большевистской России возникла система заложничества, по которой необходимым властям специалистам в той или иной области приходилось работать под угрозой собственного расстрела или иных карательных акций, касающихся семьи. Что же касается власти в эмиграции, то даже на объединение эмигрантов под единым монархическим началом претендовало два человека - великий князь Николай Николаевич и великий князь Кирилл Владимирович122, прочих же политических течений, предлагающих свободу России, было не счесть.
