Содержание к диссертации
Введение
Глава I. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ЭВОЛЮЦИИ ДОКТРИНЫ АВТОНОМИИ ВОЛИ В МЕЖДУНАРОДНОМ ЧАСТНОМ ПРАВЕ
1. Генезис концепции автономии воли в международном частном праве. 12
2.Коллизионно-правовая модель автономии воли 31
ГЛАВА II. АВТОНОМИЯ ВОЛИ И ОСНОВНЫЕ МЕТОДЫ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ В МЕЖДУНАРОДНОМ ЧАСТНОМ ПРАВЕ.
1. Автономия воли и коллизионно-правовой метод регулирования в международном частном праве. 65
2. Автономия воли и материально-правовое регулирование в международном частном праве. 107
Глава III. ЮРИДИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ АВТОНОМИИ ВОЛИ
1. Автономия воли и национальная правовая система. 144
2. Автономия воли и международный коммерческий арбитраж 169
БИБЛИОГРАФИЯ 196
- Генезис концепции автономии воли в международном частном праве.
- Автономия воли и коллизионно-правовой метод регулирования в международном частном праве.
- Автономия воли и национальная правовая система.
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Настоящее исследование посвящено рассмотрению проблемы юридической конструкции автономии воли в международном частном праве. Актуальность данной проблематики обусловлена следующими обстоятельствами.
Бурное развитие международной торговли и глобализация экономических связей в последние десятилетия поставили вопрос об учёте особенностей, вытекающих из международного характера коммерческого оборота, на уровне национальных правовых систем. Как отмечает Н.Г. Вилкова, «Основной принцип глобализации состоит в приобретении экономикой характера не интернациональной, а глобализированной; в значительном снижении роли государства в осуществлении транснациональной экономической деятельности и её приспособлении к потребностям мирового экономического взаимодействия)/'^ Это получило выражение, в частности, в интенсификации процессов международной унификации норм международного частного права, особенно широко и успешно развивающихся в последние десятилетия именно в сфере договорного права.
Необходимо иметь в виду наметившиеся в тот же период тенденции
(2)
«дерегламентации» , то есть уменьшения вмешательства национальных правовых систем в регулирование отношений в сфере международного коммерческого оборота. Экономической основой этой тенденции является сокращение вмешательства государства в экономические процессы в духе неолиберальных экономических теорий/ )
1 Вилкова Н.Г. Договорное право в международном обороте. М. 2002, с. 53.
2. Термин «дерегламентация» принадлежит германскому коллизионисту проф. Э. Жайме. См. Jayme Е. Identite culturelle et integration: le droit international prive postmoderne// Recueil des cours de l'Academie du droit international. La Haye. 1995. T. 251 (V). Leyde, 1996, p. 155.
3 О проникновении неолиберальной теоретической модели в правоведение см.: Kirchgassner G. Homo Oeconomicus. 2 Auf. Tubingen. 2000. Специально о возможностях данной теоретической модели в области теории договорных обязательств, см.: Okonomische Analyse von Vertragen.// Hrsg. von W.Franz, H.Hesse, H. J. Ramser, M. Stadler. Tubingen. 2000., Rochfeld J. Cause et type de contrat. Paris. 1999, p. 112-123.
Кроме того, чрезвычайно широкое развитие международных хозяйственных связей, усложнение их содержания привело к возникновению как национально-правовом, так и на международно-правовом уровне проблему выработки такой модели правового регулирования, в рамках которой оказалось бы возможным учесть максимальное число разновидностей, вариантов указанных отношений.
Основной проблемой юридической регламентации отношений, складывающихся в сфере международного коммерческого оборота, является необходимость обеспечением такого правового регулирования, которое могло бы в наиболее полно отражать отмеченные тенденции интернационализации и усложнения указанных отношений при ограничении вмешательства государства.
Первым противоречием, которое необходимо отметить в этой связи, является противоречие между тенденцией интернационализации экономических отношений и национальным происхождением правовых норм, призванных регулировать эти отношения. Основным юридическим механизмом, в рамках которого ранее решалась эта проблема, был коллизионно-правовой метод. С одной стороны, применение этого метода обеспечивало равное положение различных национальных правопорядков, «притязающих» на регулирование определённого общественного отношения, осложнённого иностранным элементом. С другой стороны, с момента определения компетентного регулировать соответствующее отношение правопорядка оно становилось эквивалентным аналогичным отношениям, лишённым иностранного элемента. Последнее обстоятельство значительно снижает регулятивный потенциал этого классического механизма правового регулирования в сфере международного коммерческого оборота с учётом отмеченной тенденции к росту специализации указанной сферы. «Разделение экономически единого пространства на национальные правопорядки становится тормозом в реализации экономических отношений между ними, а управление глобальным пространством предполагает единообразное и
адаптированное к потребностям экономики регулирования, не зависящее от национальных правовых систем».(4)
Вторым противоречием является проблема обоснования перенесения акцента в регулировании отношений в сфере международного коммерческого оборота на инициативные действия субъектов этих отношений. В рамках национального правопорядка возможность субъектов частного права своими действиями порождать юридически значимые последствия обеспечивается приданием индивидуальной воле юридического значения в соответствии с определёнными в этом правопорядке критериями. В сфере международного коммерческого оборота установление аналогичной процедуры оказывается проблематичным вследствие отсутствия возможности безошибочного определения исходного компетентного правопорядка, призванного регулировать соответствующие отношения.
Таким образом, ключевой теоретической проблемой юридической регламентации отношений в сфере международного коммерческого оборота является соотношение инициативных действий субъектов отношений, осложнённых иностранным элементом, и национальных правопорядков. Именно это соотношение и определяет юридическую конструкцию автономии воли.
Ещё одним обстоятельством, с которым связанно значение рассматриваемой проблематики, является эволюция нормативной структуры автономии воли в большинстве развитых национальных правопорядков. Основными направлениями этой эволюции являются расширение правовых возможностей субъектов международного коммерческого оборота в сфере определения содержания складывающихся между ними правоотношений, расширение сферы применения автономии воли в международном частном праве и изменения характера вмешательства национальных правопорядков в указанные отношения. Изменение нормативного содержания института вновь поставило проблему его теоретической конструкции.
4. Вилкова Н.Ґ- Договорное право в международном обороте. М. 2002, с. 54.
Степень разработанности проблемы. Первым в отечественной юридической литературе специальным исследованием теоретической конструкции автономии воли в международном частном праве является статья А.А. Рубанова «Автономия воли в международном частном праве как теоретическая проблема»(Советский ежегодник международного права. 1986 - М. 1987). В этой работе были подробно проанализированы выдвигавшиеся в зарубежной юридической литературе теоретические модели автономии воли и предложено собственная теоретическая модель института, сформулированная автором с учётом новейших тенденций в правовом регулировании автономии воли.
Особенности применения института автономии воли в международном коммерческом арбитраже были исследованы в диссертации Д.К. Мосс «Автономия воли в практике международного коммерческого арбитража» (М. 1996). Важность этого исследования с точки зрения эволюции теоретической конструкции автономии воли определяется прежде всего сильным влиянием, которое оказывает практика международного коммерческого арбитража на развитие правового регулирования общественных отношений, осложнённым иностранным элементом.
Попытки построения теоретической модели автономии воли на базе коллизионно-правового метода были предприняты в диссертационном исследовании Н.В. Тригубович «Автономия воли в международном частном праве»(Саратов 1999).
В иностранной (главным образом, европейской) юридической литературе проблема юридической конструкции автономии воли подверглась всестороннему рассмотрению в специальных исследованиях А. Батиффоля, А. Викки, Ф. Вишера, Ф. Гамилльшега, П. Гото, X. Григера Наона, Ж.-М. Жакке, К. Жиальдино, М. Жулиано, П. Зайлера, М. Калеба, В. Кассира, О. Ландо, Г. Майера, Р. Мозера, П. Найя, К. X. Нимейера, Ж.-П. Нибуаэ, М. Пака, С. Стояновича, К. Ферри, В. Хаудека, В. Эзе. и д.р.
Цель исследования состоит в попытке определения юридической природы автономии воли в международном частном праве, учитывая современные тенденции развития юридической конструкции автономии воли в развитых национальных правопорядках. Анализ указанной проблемы позволяет определить место института автономии воли в ряду характерных для международного частного права способов регулирования общественных отношений, осложненным иностранным элементом.
Предметом исследования являются теоретические концепции автономии воли, выдвинутые в юридической литературе, действующие нормативные акты, положения международных конвенций, решения национальных судов, национальных и международных коммерческих арбитражных судов, закрепляющих законодательную конструкцию автономии воли.
Основными вопросами, подлежащими рассмотрению в рамках настоящего исследования, являются определение связи института автономии воли и национальных правовых систем изучение механизма, с помощью которого субъектам отношений в сфере международного коммерческого оборота предоставляется возможность своими действиями определять юридическое содержание этих отношений.
В рамках настоящей работы не рассматривается проблема сферы действия автономии воли в международном частном праве. В этом вопросе за исходное взято положение, согласно которому основной сферой применения рассматриваемого института является область договорных обязательств, осложнённых иностранным элементом.
Вопрос об ограничениях автономии воли в международном частном праве является предметом специального рассмотрения лишь в той мере, в какой указанные ограничения влияют на определение теоретической конструкции автономии воли.
Теоретическую и методологическую основу исследования составляют логический, исторический, структурный и сравнительно-правовой методы. В ходе исследования автор опирался на теоретические подходы, отражённые в
трудах таких видных отечественных и зарубежных правоведов как: Р. Аго, А. Батиффоль, М.М. Богуславский, Н.Г. Вилкова, Б. Гольдман, Ф. Деби-Жерар, Р.Де Нова, А.Н. Жильцов, Э. Жайме, И.С. Зыкин, В.П. Звеков, Ф. Кан, Г. Кегель, П. Лагард, П. Лалив, Л.А. Лунц, И. Луссуарн, А.Л. Маковский, П. Мэйер, П.Х. Нейгауз, Ж.-П. Нибуаэ, Б. Оди, А. Пилле, А.А. Рубанов, П. Фушар, К. Хеллер, Э. Цительманн, А. Эренцвейг и другие.
Научная новизна. В итоге проведённого исследования сформулирована теоретическая конструкция автономии воли в международном частном праве, основанная на несводимости автономии воли к норме национального правопорядка, санкционирующей её, при признании национально-правовой природы международного частного права. Проведённое исследование позволило сформулировать и обосновать следующие основные положения и выводы, выносимые на защиту.
Институт автономии воли не относится к юридическим конструкциям, в рамках которых реализуется правовое регулирование общественных отношений, осложнённых иностранным элементом, с помощью коллизионного метода. Автономия воли обладает правонаделительным характером, что не совместимо с выражающей коллизионный метод «классификационной» функцией, сводящейся к отнесению каждого общественного отношения с иностранным элементом к определённому национальному правопорядку.
Юридическая конструкция автономии воли в международном частном праве основывается на специальном материально-правовом регулировании закона суда, в рамках которого обеспечивается перенесение основной регулятивной нагрузки на инициативные действия субъектов общественных отношений, осложнённых иностранным элементом и входящих в сферу действия института автономии воли. При этом материально-правовое регулирование выполняет функцию обеспечения
господства волевого начала. Таким образом, представляется возможным говорить об институте автономии воли как об особом способе правового-регулирования общественных отношений, осложнённым иностранным элементом.
3 Институт автономии воли в международном частном праве исторически не мог базироваться на коллизионно-правовой логике: выбор права, основанный на изъявлении субъектами воли, в принципе не может быть «локализован» объективно в рамках какого-либо правопорядка. В качестве модели автономии воли был избран принцип свободы договора, что объясняется не столько его большим совершенством в юридико-техническом отношении, сколько внутренним единством интересов, получающих выражение в институтах свободы договора и автономии воли. В то же время, выделение самостоятельной теоретической модели автономии воли диктовалось, прежде всего, коллизионно-правовыми соображениями: необходимость определения права, применимого к материальным отношениям в определенной сфере. Однако способом разрешения этой коллизионной проблемы было материально-правовое решение. Это материально-правовое решение специально формулировалось с учетом специфики его объекта (т.е. с учетом наличия в материально-правовом отношении иностранного элемента. Другими словами, институт автономии воли возник как специфический материально-правовой способ разрешения коллизии, связанной с наличием в отношении иностранного элемента.
Коллизионно-правовая модель автономии воли сформировалась как попытка найти нормативный источник автономии воли непосредственно в коллизионной норме lege fori. В результате «наложения» коллизионно-правовой модели на правонаделительный институт юридически значимая воля превратилась в фактор локализации правоотношения. Следствием этого явилось характеризующие коллизонно-правовую теорию автономии воли противоречие между направленностью юридически значимой воли сторон на
достижение материально-правового результата и специфической задачей коллизионно-правового механизма, состоящей в локализации общественного элемента, осложнённого иностранным элементом.
Основой особого правового режима, в рамках которого функционирует автономия воли, является своеобразное «негативное» регулирование национального правопорядка, которое заключается в устранении юридической обязательности норм внутреннего права закона суда, регулирующих группу общественных отношений, подчиненных институту автономии воли. Второй составной частью этого механизма является квалификация совместной воли сторон отношения с «иностранным элементом» соответствующей группы в качестве юридического факта по закону суда в случае «признания» этим национальным правопорядком автономии воли. При этом признание может иметь место даже в случае, если соответствующий факт не обладает характеристиками юридической действительности с точки зрения внутреннего национального права.
Допускаемая большинством национальных правопорядков возможность кумулятивного применения правовых норм разных национальных правопорядков для регулирования одного и того же общественного отношения, осложненного иностранным элементом, приводит к фактическому признанию за сторонами соответствующего материально-правового отношения способности не только выбора правовых норм одного из объективно существующих национальных правопорядков, но и самостоятельного моделирования этого правоотношения, поскольку использование техники кумуляции приводит к такому сочетанию правовых норм, призванных регулировать соответствующее общественное отношение, которые не известны ни одному из национальных правовых порядков.
6 Особенностью действия института автономии воли в международном коммерческом арбитраже является то, что в этом случае устраняется необходимость применения не только норм гражданского права, рассчитанных на регулирование «внутренних» отношений, но и обычно применяемых в таком случае норм международного частного права, что обеспечивается в свою очередь устранением действия ряда процессуальных норм, гарантирующих судебную защиту нарушенных или оспариваемых прав. Сфера свободы субъектов в этом случае гораздо больше, нежели в случае «признания» автономии воли со стороны национальной юрисдикции. Единственной границей автономии воли в международном коммерческом арбитраже является противоречие материально-правового результата применения определенного сторонами права публичному порядку государства, где определено место нахождения арбитража или государства, где арбитражное решение подлежит исполнению.
Научная и практическая значимость исследования состоит в том, что сформулированные в нём выводы, касающиеся юридической конструкции автономии воли в международном частном праве, являются теоретическим выражением эволюции правового регулирования автономии воли в развитых национальных правопорядках в последние десятилетия. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в научно-исследовательской деятельности, преподавании международного частного права в высших учебных заведениях.
Генезис концепции автономии воли в международном частном праве
Под автономией воли в международном частном праве принято понимать предоставленную субъектам права возможность самостоятельно определять право, применимое к возникающим в процессе их деятельности отношениям, носящим стоимостной, преимущественно, имущественный характер ( . Речь, таким образом, идет не обо всех случаях, когда воля субъектов тем или иным образом влияет на определение применимого права, а лишь о тех из них, в которых воля является основным фактором определения применимого права.
Последнее обстоятельство определенным образом затрудняет установление времени возникновения учения об автономии воли. Дело в том, что обоснование той или иной формулы прикрепления (особенно в области обязательств, возникающих из договоров) фактом соответствия этой формулы разумным ожиданиям субъектов соответствующих отношений является довольно распространенным приемом, который возник в коллизионной доктрине весьма рано.
Дело существенно осложняется еще и тем обстоятельством, что четкое разграничение юридически значимой воли субъектов как основы принципа диспозитивности и различных конструкций, оперировавших с фикциями воли для обоснования того или иного юридического эффекта, довольно поздно стало достоянием научной мысли даже на уровне материально-правовой доктрины.
Все эти обстоятельства весьма отчетливо нашли выражение в теоретическом наследии французского коллизиониста Шарля Дюмулена, которому традиция почти безоговорочно отдает пальму первенства в деле формирования доктрины автономии воли. В широко известном фрагменте Дюмулен определяет применимое право в следующем случае. Супругами был установлен режим общности имущества. Соответствующий договор был заключен в области, праву которой институт общности имущества супругов был известен, между тем как часть недвижимого имущества, которая была приобретена после того, как режим общности был установлен, находилась в области, в которой этот институт не был легализован. После смерти одного из супругов его наследники оспорили тот факт, что переживший супруг является собственником недвижимости, расположенной в той области, где не был известен институт общности имущества супругов, поскольку статут, касающийся недвижимости, является реальным статутом.
При решении этого вопроса Дюмулен исходит из того, что имущественные отношения супругов определяются по праву местонахождения принадлежащей им недвижимости, поскольку иное решение не вытекает из договора. Однако само фактическое обладание всем принадлежавшим имуществом в месте жительства супругов должно рассматриваться как согласованное намерение подчинить все без исключения недвижимое имущество (независимо от его места нахождения) режиму общности. «Основной заботой Дюмулена в этом деле было устранение компетенции местных законов, регулирующих имущественный режим супругов в зависимости от места нахождения соответствующей недвижимости. Воля сторон служила, таким образом, только своеобразным «мостиком», позволяющим устранить территориализм в вопросе имущественных отношений супругов в пользу расширения компетенции личного статута супругов. Однако для того, чтобы обосновать эту трансформацию, необходимо было облачить закон в одежды договора. Закон домициля супругов подлежит применению не как выражение государственного суверенитета, а как совокупность содержащихся в договоре частноправовых норм».
В данном случае, воля сторон является лишь удобным обоснованием приоритета личного статута над территориальным, однако последствием применения такой аргументации является «контрактуализация» норм права и, соответственно, вольное или невольное придание воле решающего значения при определении применимого права. Это же подтверждают и следующие фрагменты. Проф. М.И. Брун так передает мысли французского юриста: «...Дюмулен обращается к ежедневно возникающему вопросу о предбрачном договоре (выделено авт. - СТ.), который считается заключенным не там, где стороны договорились, а в месте домициля мужа. Спорят о том, как быть, если муж впоследствии переселился с женой в другое место; утверждается, что решает последнее место, то, где супруги жили в момент смерти мужа; но это не только несправедливо, потому что муж мог бы из такого места, где ему в случае бездетной смерти жены ничего не достается, переселиться туда, где ему достается все приданное, это также неверно, потому что между сторонами существует молчаливый договор, в силу которого муж может рассчитывать только на то, что ему следует по статуту домициля, который предвидели и предполагали стороны»( . Таким образом, здесь воля сторон уже не является лишь обоснованием приоритета персонального закона, а обладает полной самостоятельностью и используется для устранения недостатков самого же персонального статута.
Автономия воли и коллизионно-правовой метод регулирования в международном частном праве
Известно, что индивидуальная воля может в рамках материального частного права выполнять в ограниченных масштабах право порождающую функцию. Это обеспечивается механизмом, в рамках которого, правопорядок придает воле субъектов частного права в определенной сфере регулирования способность порождать юридически значимые последствия в точном соответствии с ее смыслом. Существенным является вопрос о возможности существования и в сфере международного частного права аналогичного механизма, но уже применительно к разрешению коллизионной проблемы.
Юридико-техническим выражением этой проблемы является определение нормативной конструкции автономии воли и ее сопоставление с конструкцией классической коллизионной нормы. Понятие отношения с иностранным элементом играет ключевую роль в построениях коллизионно-правовой теории автономии воли. Именно наличие в соответствующем материально-правовом отношении иностранного элемента является с точки зрения коллизионно-правовой теории основанием придания соглашению о выборе применимого права коллизионно-правового действия. Действительно, именно в случаях, когда различные элементы материального правоотношения относятся к различным правопорядкам, и может возникнуть проблема определения права, применимого к этому отношению. Если же право определения применимого правопорядка признается за самими субъектами материального правоотношения, то представляется возможным признать за соглашением об определении применимого права коллизионно-правовую функцию. Таким образом, именно наличие иностранного элемента в материальном правоотношении оправдывает признание за соглашением о выборе права коллизионно-правовой функции. Функции lex fori в рамках этой модели ограничиваются лишь признанием действительности и определением границ соглашений субъектов материально-правового отношения об определении применимого права.
Вопрос о понятии «иностранного элемента» относится к числу довольно спорных проблем коллизионной доктрины. До сих пор не до конца ясно, что следует точно понимать под «иностранным элементом» в международном частном праве.
Классический поход исходит из того, что «наличие иностранного элемента в гражданско-правовом отношении может выразиться либо в том, что субъектом такого отношения является иностранный граждан или иностранное юридическое лицо; либо в том, что объектом отношения является вещь, находящаяся за границей; либо в том, что юридические факты, с которыми связаны возникновение, изменение или прекращение правоотношений, имеют место за границей»(1). Аналогичное мнение высказывает большинство отечественных коллизионистов/ Однако в целом ряде случаев такая трактовка оказывается недостаточной для отнесения соответствующих отношений к предмету международного частного права. «В частности, если иностранец - физическое лицо на территории какого-либо государства совершает бытовую сделку, последняя не будет регулироваться нормами международного частного права, а будет подлежать регулированию с помощью гражданского права данной юрисдикции».
Иными словами, понятие иностранного элемента имеет различную степень «интенсивности» в различных ситуациях. «Возьмём в качестве примера договор купли продажи автомобиля, заключённый в Нидерландах двумя подданными этого государства. Обстоятельство, что автомобиль привезён из Англии или Франции само по себе представляет «иностранный элемент», но часто это обстоятельство юридически иррелевантно»(4). Однако, если в связи с покупкой автомобиля возникнет вопрос об ответственности производителя за его недостатки, проблема иностранного элемента вновь приобретает значимость. Таким образом, понятие иностранного элемента имеет относительный характер и «не существует иначе, чем применительно» к определенному правовому вопросу, обладая различной степенью интенсивности проявления.
Автономия воли и национальная правовая система
На нынешнем этапе представляется возможным определить те юридические регулятивные механизмы, которые составляют конструкцию института автономии воли в международном частном праве. Основу этой конструкции, как видно из сказанного выше, должен составлять материально-правовой метод регулирования. Основная особенность материально-правового метода, как уже отмечалось, состоит в создании специального правового режима для регулирования определенных групп отношений, осложненных «иностранным элементом». Однако автономия воли и здесь обладает определенной спецификой.
Как уже отмечалось выше, институт автономии воли в международном частном праве представляет субъектам соответствующих его сфере действия материально-правовых отношений большие правовые возможности по сравнению с аналогичными возможностями субъектов сугубо «национальных» правоотношений того же типа. Другими словами, в сфере, в которой функционирует автономия воли, действуют особые правила, в максимальной степени учитывающие особенности отношений с «иностранным элементом». В частности, в этой сфере устраняется императивное регулирование lex fori.
Однако устранение норм, рассчитанных на регулирование «внутренних» общественных отношений, не сопровождается или сопровождается лишь в минимальной степени формулированием норм, специально рассчитанных на учет «иностранного элемента» в соответствующих общественных отношениях. В этом состоит радикальное отличие института автономии воли с точки зрения его материально-правового содержания от обычных материально-правовых норм в международном частном праве. В то время как в последних вместо устраненных норм национального правопорядка формулируются нормы того же национального правопорядка, рассчитанные на полноценное регулирование определенных групп частно-правовых отношений с иностранным элементом, в случае регулирования при помощи института автономии воли функция формулирования материально-правовых норм (путем определения компетентного правопорядка) закрепляется непосредственно за сторонами соответствующего материально-правового отношения.
Таким образом, основная функция закона суда сводится к отделению сферы действия двух групп материально-правовых предписаний одного и того же правопорядка: соответственно, предписаний, рассчитанных на регулирование общественных отношений, связанных целиком лишь с одним правопорядком, и предписаний, допускающих автономию воли при регулировании общественных отношений с "иностранным элементом". Это означает, что решающей характеристикой автономии волт как юридической конструкции является специфический механизм правонаделения, который реализуется через устранение для определенной группы отношений с «иностранным элементом» материально-правовых предписаний закона суда и предоставление сторонам этого отношения возможности самостоятельно определять правила, применимые к их взаимным отношением. Другими словами, в данном случае гораздо более выражена «негативная» (устраняющая действие определенных правил), нежели «позитивная» (формулирование особых правил) функция материального закона суда. Это означает, что именно воля становится в данном случае решающим правопорождающим фактором, а правонаделение происходит с помощью устранения действия обычно применяемых в аналогичных случаях норм национального права. На этом этапе, однако, возникает трудность теоретического порядка. В самом деле, если позитивное регулирование со стороны национального права сводится к минимуму, и основной акцент переносится на волю самих субъектов, каким образом национальный правопорядок определяет свою связь с соответствующим правоотношением? В момент предъявления в национальный суд иска, вытекающего из правоотношения с «иностранным элементом», перед национальной юрисдикцией возникает проблема квалификации соответствующего материального правоотношения. С другой стороны, именно норма закона суда предоставляет сторонам материального правоотношения возможность самостоятельно определять право, применимое к их отношению. В настоящей работе обосновывался тезис, согласно которому именно это обстоятельство является одним из основных доказательств того, что в момент «признания» соответствующего материального отношения со стороны национального правопорядка нормы именно этого правопорядка применяются к юридической оценке данного отношения. С другой стороны, неоспоримо и значение воли сторон для определения применимого права. Каким же образом в данной ситуации увязать роль lex fori и воли сторон?
