Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Историография и источники с. 11
1.1 История изучения погребальных камер в Восточной Европе: Обзор отечественной историографии (Приложение № 3) с. 11-32
1.2 История изучения погребальных камер эпохи викингов в Северной Европе: Обзор зарубежной историографии с. 32-40
1.3 Погребальные камеры Древней Руси: проблема и дискуссия с. 40
1.3.1 Критерии выделения камер с. 40-48
1.3.2 Перечень древнерусских погребальных камер с. 48-51
1.3.3 Погребальные камеры с недостаточной или с недостоверной информацией об обряде захоронения с. 51 -57
Глава II. Топография и география могильников с камерными погребениями с. 58
2.1 География распространение обряда погребения в камерах с. 58-60
2.2 Топография и структура древнерусских могильников с погребальными камерами с. 60-68
Глава III. Конструкции и погребальный обряд с. 69
3.1 Способ сооружения камер с. 70-71
3.1.1 Столбовая техника строительства камер с. 71 -72
3.1.2 Срубная техника строительства камер с. 72-74
3.1.2.1 Верхнее перекрытие и пол с. 74-78
3.1.3 Камеры иной конструкции с.78-79
3.1.4 Камеры с захоронением коня с. 79-83
3.1.5 Итог: способ сооружения камер с. 83-86
3.2 Внутреннее устройство и членение камер с. 86-89
3.3 Размеры камерных могил с. 89-93
3.4 Ориентировка камерных захоронений и положение тел умерших с. 94-97
3.5 Пол и возраст погребенных с. 97-103
3.6 Положение погребального инвентаря с.103-107
3.7 Внешние формы погребального сооружения с. 107
3.7.1 Курганы, ровики, кострища с. 107-109
3.7.2 Камерные погребения и церкви. (Приложение № 4) с. 109
3.7.3 «Домики мёртвых» и срубные погребальные конструкции в средневековых некрополях Восточной Европы и Карелии с. 109-112
3.7.4 Ограбленные погребальные камеры с. 112-116
3.8 Выводы с. 116-117
Глава IV. Инвентарь и хронология с. 118
4.1 Методика изучения. Метод подсчета предметов инвентаря с. 118-121
4.2 Число предметов инвентаря с. 121-122
4.3 Категории инвентаря с. 123
4.3.1 Инвентарь мужских погребений с. 123-177
4.3.2 Инвентарь женских погребений с. 177-194
4.3.3 Наборы и комбинации инвентаряЧюгребениях с. 194-196
4.3.4 Фаунистический комплекс погребений с. 196-199
4.3.5. Особенности вещевого набора камерных погребений с. 199-200
4.4 Проблемы хронологии и датировки погребального обряда с. 200-216
Глава V. Происхождение обряда древнерусских погребальных камер с. 217
5.1 Распространение камерного обряда захоронения в эпоху викингов с. 217-224
5.2 Камерные погребения и проблема христианизации Древней Руси: Христиане или язычники. Pro et contra с. 224-226
5.3 Социальная характеристика погребенных в камерах с. 226-235
5.4 Детские погребения в камерах: дополнительные характеристики обряда с. 235-246
5.5 Погребальный ритуал камер и религия Древней Руси с. 246-253
Заключение с.254-259
Список литературы с. 260-288
Архивные источники с. 289-291
Список сокращений с. 292-293
Приложения:
- История изучения погребальных камер эпохи викингов в Северной Европе: Обзор зарубежной историографии
- Топография и структура древнерусских могильников с погребальными камерами
- «Домики мёртвых» и срубные погребальные конструкции в средневековых некрополях Восточной Европы и Карелии
- Детские погребения в камерах: дополнительные характеристики обряда
Введение к работе
Во второй половине XX столетия отечественные историки неоднократно возвращались к вопросу появления и формирования в Восточной Европе древнерусского государства и древнерусского общества. Представители нескольких научных школ подходят к этому вопросу с диаметрально противоположных позиций, предлагая реконструкции форм социальной организации Древней Руси от феодальных до рабовладельческих и дофеодальных, варварских «вождеств» (Свердлов, 1996). Дискуссия, периодически возобновляющаяся в отечественной науке, связана с тем огромным значением, которое придается историками тем социальным структурам и формам организации, с которых начинается процесс организации Древней Руси. В этих обсуждениях именно начальный этап государственного строительства в IX-X вв. является основополагающим периодом для создания всех социальных структур Древней Руси Х-ХШ вв. Ограниченный круг письменных памятников X - XI вв. до сих пор не позволяет ни одному историческому направлению выдвинуть наиболее аргументированную реконструкцию этого процесса. В сложившейся ситуации главным, и постоянно пополняющимся, источником для реконструкции социальных процессов, проходивших в древнерусском обществе, становятся памятники археологии. Среди них одними из самых информативных, следует признать древнерусские погребальные памятники. Именно материалы захоронений дают возможность реконструировать социальные, культурные и духовные изменения, происходившие в древнерусском обществе в течение X столетия. Именно древнерусские погребения могут служить тем своеобразным репером, позволяющим обозначить период появления древнерусского общества с собственной материальной культурой, религиозными и социальными особенностями, отличающими его от окружавших народов. В то же время до превращения в полноценный исторический источник археологические материалы требуют предварительной, специальной обработки.
Научное изучение древнерусских погребальных памятников продолжается уже почти полтора столетия. За этот период выявлен основной фонд источников и очерчен круг археологических памятников, связанных с образованием Древней Руси. Благодаря работам отечественных исследователей в научный оборот были введены такие известные некрополи как Плакун, Гнёздово, Шестовица, Тимерево, Михайловское, Киевский и Черниговский могильники и ряд других ранних древнерусских могильников. Эти древнейшие некрополи связаны с первыми древнерусскими городами, такими как: Ладога, Новгород, Псков, Суздаль, Смоленск, Киев и Чернигов. Для того, чтобы отличать эти памятники от других, более поздних древнерусских погребальных памятников, в отечественной историографии для их обозначения закрепился термин «дружинные» могильники, «дружинные» погребения. В первую очередь, он связан с многочисленными находками вооружения и снаряжения всадников, которые отечественные исследователи долгое время считали отличительными признаками, исключительно, древнерусской дружинной прослойки. Вместе с тем, после многолетних исследований было выяснено, что разнообразие инвентаря и находки оружия могут быть связаны как с полиэтничным составом коллективов, которые оставили эти кладбища, так и с их конфессиональной неоднородностью. В связи с этим, термин «дружинные» погребения и «дружинные» могильники перестал удовлетворять многих современных исследователей. Он уже не являлся объективным обозначением той группы, которая возвела курганы в этих некрополях. Большинство исследователей отмечают, что отличительной чертой этих, в своем большинстве, городских кладбищ является многообразие погребальных ритуалов. В составе так называемых дружинных некрополей есть «большие» курганы, различные виды сожжений, как совершенные на месте, так и на стороне, есть как сожжения, помещенные в глиняный горшок, так и рассыпанные по дневной поверхности. Этим многообразием погребальных обрядов «дружинные» могильники отличаются от большинства сельских некрополей Восточной Европы. Впервые на древнерусской территории именно в «дружинных» могильниках, ещё в до—христианский период появляются захоронения по обряду трупоположения. Без сомнения в этих могильниках хоронили представителей элиты формирующегося древнерусского общества. Возможно, среди погребенных могли быть и представители княжеской дружины, но у исследователей пока отсутствуют четкие материальные индикаторы этой социальной группы. Поэтому в качестве более нейтрального, позволяющего расширить рамки социальных реконструкций, обозначения нами выбран термин «элитарные». Элита -отборная, лучшая часть чего-либо, лучшая часть общества. При исследовании человеческого общества под элитой подразумевают ту часть или те части общества, которые непосредственно участвуют в управлении или распределении различных благ внутри общества.
В качестве объекта исследования нами выбрана та часть погребений древнерусской элиты, на примере которой можно наиболее полно изучать складывающуюся древнерусскую культуру. Наглядно этот процесс можно рассмотреть на примере захоронений по обряду трупоположения. Однако далеко не все первые древнерусские трупоположения являются захоронениями элиты. К числу элитарных в отечественной археологии, традиционно, относят погребения в деревянных погребальных камерах или, как их ещё называют, в «срубных» гробницах. Они привлекли внимание археологов уже с конца XIX в. Однако вокруг этих ярких памятников до сих пор продолжается дискуссия. Нерешенными остаются вопросы о культурной и этнической принадлежности захоронений в камерах, не изучены проблемы связанные с особенностями обряда и хронологией древнерусских погребальных камер.
За последние десятилетия число этих погребений пополнилось десятками новых находок. В свою очередь, в Северной Европе опубликованы многочисленные аналогии этим ярким захоронениям. В работах А.-С.Грэслунд и С.Айзеншмидт был подведен итог изучению камер в Скандинавии. Исследовательницы собрали и изучили весь существующий фонд датских и шведских захоронений в камерах эпохи викингов. Неизученным остается фонд древнерусских захоронений. Поэтому на новом этапе исследований перед отечественными исследователями встает задача выявления и обработки накопленных материалов, соотнесение его с погребальными традициями исследуемого периода, выявление происхождения древнерусских камер, «срубных» или «погребальных гробниц». Собранные материалы на примере древнерусских «срубных гробниц» или камер позволяют впервые, в таком объеме, выявить культурные истоки древнерусской элиты, реконструировать культуру и погребальные традиции верхушки древнерусского общества.
Географические рамки нашего исследования ограничены древнерусскими памятниками и территориями с древнерусской культурой. Поэтому следует сразу же оговорить, что за рамками работы остались проблемы, связанные с распространением погребений, имитирующих жилища, или так называемые «домики мертвых». Эта погребальная традиция существовала в Восточной Европе в различные хронологические периоды на территориях, заселенных финно-уграми. Данная тема слишком обширна и требует своего отдельного изучения. Погребения, которые рассматриваются в этой работе, относятся только к кругу древнерусских памятников.
Главными задачами исследования становится выявление среди первых древнерусских трупоположений захоронений в деревянных погребальных камерах, изучение особенностей погребального ритуала и создание научной выборки всех доступных погребений данного типа. В рамках этой задачи важным становится выяснение общих черт обряда и, на их базе, общих, универсальных критериев отбора древнерусских камер. В последнее время это становится актуальным из-за той быстроты, с которой отечественные исследователи увеличивают группу этих захоронений. Собственно, задачи пополнения и отбора источниковедческой базы становится одной из важнейших задач исследования. Это связано с тем, что уже предпринимались попытки исследовать погребальный обряд древнерусских камер. Каждый новый исследователь стремился максимально расширить источниковедческую базу камер. Часто подобное расширение происходило за счет материалов, не относящихся к данному погребальному обряду. В свою очередь, это «размывало» как сам источник исследований, так и добавляло множество посторонних деталей, которые не позволяли синтезировать материалы ранних древнерусских захоронений, выявить их особенности. Поэтому важным этапом становится анализ всех черт, присущих этой группе захоронений,и, в дальнейшем, синтез наиболее важных из них. На основе обобщения общих, сохранившихся и зафиксированных археологами черт погребального обряда древнерусских камер, мы попытаемся реконструировать их погребальный ритуал. Параллельно должны быть рассмотрены отдельные аспекты материальной культуры, которые характеризуют группу людей захороненных в камерах. После решения вопросов историографии и анализа источника особое внимание будет уделено социальной реконструкции того места, которое занимали в древнерусском обществе их создатели и похороненные в них.
Цели исследования ограничивают территориальные рамки исследования границами распространения древнерусской культуры и древнерусского государства, главным образом X - XI вв. Так как главным источником анализа в работе стали захоронения из так называемых древнерусских «дружинных» некрополей, связанных с формированием древнерусской народности и древнерусской культуры. Так главным объектом исследования стали ранние древнерусские памятники, то за рамками исследования остались памятники небольших этнических групп, находящиеся на границах Древней Руси X - XI вв. Главным образом, это относится к могильникам Юго-Восточного Приладожья, Карелии и западных районов Новгородской земли, которые в этот период были заселены финно-угорскими племенами и формально находились за пределами древнерусских территорий.
Главными источниками исследования стали вещественные, археологические памятники. Работа базируется на материалах из полевых археологических отчетов, хранящихся в научно-отраслевом архиве ИА РАН, рукописном и фотоархиве ИИМК РАН, научном архиве ИА НАНУ, материалах их архива главного антиквара в Стокгольмском историческом музее, полевых материалах Старокиевской экспедиции ИА НАНУ и Гнёздовской экспедиции МГУ. Во время подготовки работы использовались археологические материалы, хранящиеся в фондах Государственного Эрмитажа, Государственного Исторического музея, Черниговского областного краеведческого музея, Киевского государственного исторического музея. В исследовании так/же использовались памятники, известные по публикации, и так --же отдельные вещи из комплексов, опубликованные в каталогах выставок. Основой работы стали каталоги, насчитывающие 105 комплексов из 13 древнерусских некрополей.
Методика исследования основана на комплексном источниковедческом подходе. Опыт исследования различных погребальных памятников демонстрирует, что археологизированное, древнее захоронение вовсе не идентично погребению в момент его совершения. Следовательно, оно не может служить в качестве прямого источника для дальнейшего исследования. Поэтому историческим и другим реконструкциям, опирающимся на находки из погребений, должен предшествовать всесторонний анализ и затем, по возможности, наиболее полное восстановление облика первоначально погребального памятника и погребального обряда. Главное внимание в этом анализе памятников уделено поиску общих закономерностей в сохранившихся остатках погребального ритуала. Эти общие особенности, которые объединяют различные захоронения, связаны, как с конструкциями, так и с набором погребального инвентаря. В том числе их можно систематизировать, исследовав позы умерших, размещение вещей в могиле и тому подобное. В связи с этим, при изучении погребальных камер применялись различные методы: картографический, планиграфический и стратиграфический. При выяснении временных рамок бытования погребальных камер в Восточной Европе особое внимание было уделено предметам с высокими датирующими возможностями.
Научная новизна работы. В исследовании впервые на древнерусском материале обобщены погребения, относящиеся к числу погребальных камер. Впервые в полном объеме исследован погребальный обряд древнерусских захоронений в камерах и весь комплекс погребального инвентаря.
Основные положения работы изложены в 15 публикациях. Главные положения исследования были изложены автором в докладах, а также в выступлениях автора на заседаниях отдела славяно-финской археологии ИИМК РАН и на конференциях в Институте археологии РАН, в Государственном историческом музее, в Новгородском государственном музее-заповеднике и Староладожском музее-заповеднике. Всего 12 докладов. Например, 24 ноября 1999 г на конференции «125 лет изучения Гнёздовского археологического комплекса» (Древнерусские камерные погребения эпохи викингов и Гнёздово); 29.01.2003 в Новгородском государственном музее-заповеднике на XVII научной конференции "Новгород и Новгородская земля. История и археология ("Связи Новгорода и Швеции в XI-X1I вв. (по находкам поясной гарнитуры); на международной конференции (организаторы: СПБГУ-Эрмитаж-ИИМК): 27 ноября 2003 г., посвященной 100-тию со дня рождения М.К.Каргера ("Историографические заметки о подготовке монографии "Древней Киев"(по материалам рукописного архива ИИМК РАН); на 2-й ежегодной московской конференции группы средневековой археологии евразийских степей Института Археологии РАН «Восточные древности в истории России. Эпоха средневековья» (Древнерусские кафтаны «восточного» типа (мода, происхождение, хронология )28.04.2004 г.
Отдельные положения работы опубликованы в 15 статьях и тезисах докладов. Главные выводы диссертации были доложены на заседании Отдела славяно-финской археологии РАН (1998-2003), на конференциях в Институте археологии РАН, в Государственном историческом музее, в Новгородском государственном музее-заповеднике и Староладожском музее-заповеднике. Всего 12 докладов.
За возможность ознакомиться с документацией и планами захоронений из Центральной, Лесной и Днепровской курганных групп Гнёздова и возможность использовать их в своей работе я благодарю руководителя Гнёздовской экспедиции МГУ к.ист.наук Т.А.Пушкину. Также мне хотелось выразить свою благодарность Ю.Э.Жарнову который позволил мне ознакомиться с текстом своей диссертации, посвященной погребальным обрядам могильника Гнёздово.
Особо я бы хотел высказать свою признательность своему научному руководителю чл.-корр. РАН, д.и.н. Е.Н.Носову, который на разных этапах подготовки работы помогал мне своими научными рекомендациями и осуществлял общее руководство моей работой. Также мне хочется особо поблагодарить его за возможность ознакомиться с полевой документацией и находками исследованного им в 1971 г. захоронения в могильнике Плакун в Старой Ладоге, изучение которого впервые открыло для меня тему моей будущей работы. Мне хотелось бы высказать свое отдельное спасибо моим киевским коллегам В.Н.Зоценко, Г.Ю.Ивакину, В.Козюбе и Ф.А.Андрощуку, которые помогали мне в изучении киевских и, в целом, украинских материалов.
Особая сердечная благодарность доктору стокгольмского университета Ингмару Янссону за поддержку в изучении скандинавских погребальных камер и реализацию проекта Шведского Института.
Отдельную сердечную благодарность я хочу высказать всем сотрудникам библиотек и архивов Санкт-Петербурга, Москвы и Киева, которые помогали мне во время работы над историографией. Особенно я благодарен всему коллективу и отдельным сотрудникам библиотеки ИИМК РАН: Л.М.Всевиову, М.Е.Мазуренко, Р.Ш.Левиной, О.Н.Сажиной, без многолетней и сердечной поддержки которых эта работа не смогла бы состояться.
Мне так -же хочется отметить роль сотрудников отдела славяно-финской археологии ИИМК РАН во главе с д.и.н. А.Н.Кирпичниковым. В течение многих лет они оказывали поддержку в моих исследованиях, советом и практической помощью помогали мне приблизить завершение этого исследования.
История изучения погребальных камер эпохи викингов в Северной Европе: Обзор зарубежной историографии
Изучение погребальных камер в России проходило почти параллельно или с небольшим отставанием от аналогичных исследований в Северной Европе. Этот феномен можно объяснить схожим и одновременным процессом формирования научных археологических структур и музеев, как в самой России, так и в скандинавских странах. В Скандинавии первое погребение в камере эпохи викингов было открыто в Дании уже в 1820 г. Это знаменитое погребение в Северном кургане из местечка Еллинге (Jelling). Благодаря почти идеальной сохранности дерева исследователи - датские антиквары Магнусен и Томсен сразу же определили тип погребения, как камеру-склеп. Огромное погребальное сооружение в Еллинге было воздвигнуто для датского короля Горма Старого и его жены Тюры их сыном Харальдом около 960-х гг. X столетия. Впоследствии, датский король и первый креститель Дании - Харальд Синезубый вскрыл могилу и перезахоронил останки родителей уже по христианскому обряду (Krogh, 1982; Eisenschmidt, 1994. P. 14).7 Следующими, по времени, важными открытиями в Дании стали погребения из могильника Сёллестед (1861) и Бьёррингхой-Маммен (1868), где были найдены комплексы богатейших находок. Одно из двух - погребение из Маммен дало название, как художественному стилю викингов, так и стало обозначением целой эпохи в скандинавской истории.
Первоначально значительное число богатых воинских погребений в деревянных камерах эпохи викингов открывали археологи-дилетанты, которые редко тщательно изучали конструкции могил и не занимались тщательной фиксацией деталей деревянных конструкций или расположением погребального инвентаря. В Скандинавии в конце XIX -начале XX вв. шел интенсивный процесс внедрения новой агро технологии, в связи с чем осваивались новые, ранее пустовавшие земли. На таких, неиспользовавшихся средневековыми крестьянами, участках часто располагались могильники эпохи викингов. Поэтому в этот период при строительных и мелиоративных работах был найден целый ряд богатых захоронений, которые только впоследствии определили как захоронения в погребальных камерах. Так, например, одно такое погребение нашли в местечке Шагон в провинции Вёстерманланд в Швеции (Sagan, Sala), где вместе с останками женщины археологи открыли в могиле различную деревянную утварь (Almgren, 1907. Р. 10-17).
Однако самое значительное число камерных погребений обнаружил шведский зоолог и археолог Ялмар Столпе (Hjalmar Stolpe) во время целенаправленных и хорошо подготовленных раскопок. В 1871-1893 гг. он исследовал 1100 захоронений в крупнейшем некрополе викингов на острове Бьёрко, на озере Меларен (Швеция). Среди исследованных сожжений и трупоположений примерно 100 трупоположений он назвал в своих полевых дневниках захоронениями в камерах (Graslund, 1980. Р. 2-6; Eisenschmidt, 1994. Р. 14). Можно сказать, что это были первые масштабные научные раскопки скандинавского могильника эпохи викингов в Европе. Благодаря обширным публикациям в прессе, эти раскопки стали хорошо известны как в Северной Европе, так и в Германии, где способствовали расширению исследований памятников эпохи викингов.
При раскопках курганов Я.Столпе, геолог по образованию, тщательно фиксировал конструкции погребений, остатки умерших и погребальный инвентарь. В Архиве государственного антиквара в Стокгольмском историческом музее сохранились чертежи Я.Столпе, вьшолненные цветной тушью на в ручную расчерченной миллиметровой бумаге. Предметы из разных материалов обозначались на плане разными цветами, кости человека рисовались с хорошим знанием анатомии. Долгое время раскопки Я.Столпе оставались лучшим примером тщательной археологической фиксации. Однако результаты работ этого археолога были изданы только в 1943 г. другим известным шведским исследователем - Хольгером Арбманом. В течение нескольких лет он тщательно разбирал комплексы из раскопок Я.Столпе и изучал его дневники. Итогом этой работы стали два тома монографии «Бирка», в которой он опубликовал материалы более тысячи захоронений. Среди них было издано и около 100 камер (Arbman, 1940-1943).
Впечатляющие открытия Я.Столпе в Бирке подтолкнули германских исследователей к первым раскопкам в хорошо сохранившемся городе викингов Хедебю, в провинции Шлезвиг-Гольштейн. Рядом с валом средневекового города Ф.Кнорр обнаружил погребение под большим курганом. В нем он раскрыл остатки корабля, а под ним - обширное помещение с захоронением трех мужчин. На основании найденных деревянных конструкций Ф.Кнорр обозначил тип сооружения как погребение в камере с ладьей. Камера была сооружена в глубокой могильной яме, а над ней находился корабль с принесенными в жертву животными (Кпогг, 1911; Mtiller-Wille, 1976а). Богатый инвентарь, конструкция могилы, а также письменные свидетельства позволили интерпретировать это захоронение как королевскую усыпальницу одного из датских монархов.
Следующие масштабные исследования могильников эпохи викингов и их публикации связаны с периодом 1920-1930 гг. Как в Швеции, так и в Дании в эти годы принимаются постановления о государственном обследовании памятников археологии. К этой масштабной работе привлекают археологов-профессионалов из университетов. Начинается систематическое изучение регионов Скандинавии, в лучшую сторону изменяются методы фиксации и раскопок. Эти процессы отразились, в том числе, и на открытии камерных захоронений эпохи викингов. Так, например, в 1930 и 1931 гг. было раскопано десять погребальных камер под культурными напластованиями датского города викингов - Хедебю. Открытые камеры принадлежали к древнейшему могильнику города и располагались компактной группой под постройками X в. В 1937-1938 гг. состоялись раскопки шести датских камер в могильнике Сюдебраруп в Шлезвиге. Эти захоронения, а так же ряд других камер подробно опубликовал германский исследователь Е.Анер. Данный исследователь придавал важное значение тщательной фиксации конструкции погребальных сооружений и оставил подробные чертежи захоронений (Апег, 1952а; Апег, 1952b). В 1933 г. в шведской провинции Уппланд Х.Арбман исследовал богатое воинское захоронение из могильника в Лонгтора. В нем вместе с мужчиной в погребальной камере находились две верховые лошади и разнообразный набор оружия. Х.Арбман отметил параллели между этим захоронением и погребальными камерами Бирки, Дании и камерами из могильника Шестовица на Украине (Arbman, 1936. Р. 89).
В 1932 г. другой шведский исследователь Э.Флодерус открыл четыре погребения в больших погребальных ямах в могильнике Хов в провинции Вёстерётланд (Швеция). Из-за особенностей грунта, в могильных ямах не сохранились деревянные конструкции и кости. Однако чертежи и полевой отчет, хранящийся в Стокгольмском государственном музее, позволили нам подробно рассмотреть материалы этих погребений (Floderus, 1932). В могилах №27, 32, 39 шведский археолог зафиксировал невысокую земляную ступеньку, а на них остатки конской упряжи и зубы лошади. В могиле №26 сохранился меч, остатки щита и многочисленного инвентаря. От лошади, которая лежала в ногах покойника, остались только зубы. Остальные кости истлели. Земляные ступеньки из могильника Хов уже были известны по захоронениям в камерах могильника Бирки, где они служили местом для захоронения коня. Подобная характерная деталь погребальной конструкции и сравнение её с уже известными конструкциями камер Бирки послужили дополнительным, наряду с погребальным инвентарем и размерами могил, аргументом для отнесения обширных грунтовых захоронений из могильника Хов к числу погребальных камер. (Floderus, 1938. Р. 360-364).
Топография и структура древнерусских могильников с погребальными камерами
На территории Древней Руси камерные захоронения сейчас известны в семи пунктах, где они распределены по нескольким курганным группам (Рис. 31). Однако, за редким исключением, большинство этих могильников исследованы далеко не полностью. Подобное состояние источников несколько ограничивает наши выводы о положении камер в раннесредневековых некрополях и их соотношении с другими типами древнерусских погребений. Но, даже частично раскопанные могильники позволяют сделать некоторые предварительные наблюдения о топографии камер. Большинство древнерусских захоронений в камерах связаны с крупными курганными могильниками, которые насчитывали сотни погребений. Подавляющее число этих могильников являлись кладбищами первых русских городов или крупных торгово-ремесленных центров, таких как Тимерёво или Шестовицы.
Одно из самых значительных скоплений камерных могил зафиксировано в Киеве на территории Старокиевских гор. Эти погребения оказались раскиданы на значительном расстоянии друг от друга на площади около 100 га., от Десятинной церкви на севере и до Софийского собора на юге. Большинство из них найдено во время раскопок разных лет в районе улиц Владимирская и Большая Житомирская (Каргер, 1958. С. 127-134). Рассматривая материалы раннесредневековых погребений, некоторые исследователи предположили, что в X в. на месте Верхнего Киева располагалось единое курганное поле центрального киевского кладбища или могильник I (по М.К.Каргеру) (Каргер, 1958. С. 134; Боровський, Архипова, 1993. С. 208). После строительства укреплений городской некрополь №1 оказался разделен и, частично, уничтожен. Некоторое число погребений X в. оказалось в черте фортификаций «города Владимира», а часть - «города Ярослава».3 Следует отметить, что все же большая часть киевских камер найдена в пределах стен «города Владимира», который подвергся наиболее интенсивным раскопкам. Там же, вокруг Десятинной церкви, концентрируется самая компактная группа, состоящая из пяти раскопанных камер. Эта же группа (Каталог I №2-5, 7) занимает самое удобное, центральное место в предполагаемой «старой» части могильника (рис. 8).4 Вероятнее всего, киевский некрополь расширься ох современного Андреевского спуска по направлению к Софийскому собору и далее на юг и юго-запад. В тоже время, камеры вокруг Десятинной не могут датироваться ранее второй-третьей четверти Хв., то есть они не могли принадлежать к первоначальному ядру могильника. Однако эти могилы оказались на участке, который жители древнерусского Киева должны были освоить в первую очередь. Подобный факт заставляет нас предположить, что эта группа погребений преднамеренно была воздвигнута на лучшем и, по-видимому, древнейшем участке некрополя. К северу и к востоку от собора были также открыты трупоположения в ямах с разнообразным инвентарем второй половины X, которые могли быть сооружены одновременно с камерами (Толочко, Боровський, 1979. С. 8-9; Килиевич, 1982. С. 143-150; Боровьский, Калюк, 1993. С. 9-10; Боровьский, Архипова, 1993. С. 206-209). Раскопки в «городе Владимира» показали, что почти все открытые во время археологических раскопок камеры окружены трупоположениями в ямах. Это и камеры около Десятинной, и на бывшей усадьбе Трубецкого, и камеры, обнаруженные на Житомирской улице. Это означает, что группа трупоположений, которую иногда называют «первым христианским кладбищем» Киева не является исключением, также как погребения у Михайловского Златоверхого собора.
Компактное скопление из трёх камер в Киеве обнаружено рядом с Михайловским Златоверхим собором, уже за пределами «города Владимира» на отдельном естественном всхолмлении (рис. 10). Эти камеры располагались на краю некрополя в окружении трупоположений в ямах и погребений по обряду сожжения. Открытые позже других, они стали пограничными и самыми поздними подобными погребениями (рис. 10). В остальных случаях камеры были расположены в десятках и сотнях метрах друг от друга, не образуя компактных групп (рис. 8). По-видимому, такую концентрацию камерных погребений в пределах «города Владимира» можно объяснить не только тем, что эта часть древнего Киева оказалась подвергнута наиболее масштабным раскопкам (Килиевич, 1982. С. 15-21, рис. 7). Эта концентрация, вероятно, связана с особым значением этой части могильника для киевской элиты. В связи с этим следует отметить, что на территории могильника, который расположен в пределах валов «города Владимира», из 13 камер 12 принадлежали богатым захоронениям мужчин-воинов (по-видимому, 3 из них сопровождались захоронениями женщин-«рабынь») и только одно погребение №123 около Десятинной принадлежало женщине. В тоже время 4 камеры с одиночными захоронениями женщин обнаружены за пределами валов около Софии и Михайловского Златоверхого собора. Конечно же камерные погребения в Киеве не были изолированы от остальных захоронений. Так, например, рядом с камерами у Михайловского Златоверхого собора находились как погребения, совершенные по обряду кремации, так и ингумации (Ивакін, Козюба, 2003. С. 38-45). К северу и югу от Десятинной церкви, вокруг камер, были обнаружены трупоположения в деревянных гробах X в. и даже остатки сожжений. Всего на всей площади предполагаемого некрополя исследовано не менее 150 древнерусских погребений X в. Наиболее вероятно, что те пустые пространства, которые расположены между древнерусскими трупоположениями X в. в древности были заполнены курганами, содержащими погребения по обряду сожжения. До строительства «города Владимира» это курганное поле должно было напоминать Гнёздово и, по-видимому, многие курганы сохранялись ещё в XIX столетии (Толочко, 1978. С. 60). Но, на мой взгляд, даже в этом случае камерные гробницы у Десятинной церкви и Михайловского Златоверхого собора занимают одни из лучших и наиболее возвышенных участков древнего могильника.
Второй крупный древнерусский могильник с камерами и ближайший к Киеву -Шестовицкий археологический комплекс, который находится на правом берегу реки Десны, притоке Днепра, в 12-15 км. к юго-западу от Чернигова (рис. 14). Основная часть раннесредневековых курганов расположена в урочище Коровель в пойме Десны рядом со старицей Коровель к западу от поселения и городища X в (Бліфельд, 1977. С. 5-9; Коваленко, 2001. С. 176-181,184).5 Шестовицкие курганы были вытянуты по линии север-юг по небольшим песчаным грядам в 50-150 м. друг от друга, параллельно мысу Коровель. Скорее всего, эти группы представляют собой единый некрополь, исследования которого могут быть, вероятно, ещё может быть не закончены. Во всех трех частях могильника в урочище Коровель есть как сожжения, так и ингумации. Также во всех трёх группах найдены захоронения в камерах. Самое значительное их число, состоящее из семи захоронений (Каталог I №22-29), обнаружено в группе I (рис. 13, 15). Большинство шестовицких камер расположено достаточно бессистемно среди других погребений, но камеры № 21, 36, 41, 42 по нумерации Д.И.Блифельда (Каталог I № 22-25) с двумя парными и двумя мужскими захоронениями, по-видимому, образуют небольшую группу. Эта группа хорошо заметна на плане погребений, составленном Д.И.Блифельдом после раскопок Шестовиц (рис. 15). Любопытно, что все четыре погребения являются захоронениями вооруженных мужчин.
«Домики мёртвых» и срубные погребальные конструкции в средневековых некрополях Восточной Европы и Карелии
Почти одновременно с камерами на территории средневековой Северной и Восточной Европы сосуществуют другие типы погребальных по сооружений, которые внешне подражают жилым домам. Такие погребальные сооружения в историографии традиционно называют «домиками мёртвых». В Скандинавии, на севере Швеции и в Лапландии, такие сооружения с двухскатной крышей, которая возвышалась над поверхностью земли, существовали вплоть до XVII- начала XX столетия (Jeppesen, 1986: 27, 29; по Eisenschmidt, 1994: 40). По-видимому, в лапландской этнографии долго сохранялись те древние финно-угорские традиции, которые угасли на более южных территориях. Так, например, многочисленные погребальные сооружения, которые называют «домиками мёртвых» известны в районах Юго-Восточного Приладожья и Карелии. Они представляли собой деревянные, часто срубные, сооружения, внутри которых находились различные захоронения по обряду сожжения. Эти конструкции располагались на поверхности земли как в открытом, незасыпанном виде, так и под курганными насыпями. Одним из первых назвал подобные погребальные сооружения «домиками мертвых» В.А.Назаренко, который иссследовал погребальный обряд средневекового финно-угорского населения Юго-Восточного Приладожья (Назаренко В.А., Назаренко В.Ю, 1988. С. 38-41). Такие срубные сооружения зафиксированы у раннесредневековых финно-угорских групп Прионежья, Приладожья и Молого-Шекснинского междуречья (Башенькин, 1985. С. 77-81; Башенькин, 1995. С. 8-12; Богуславский, 1995. С. 22-23; Назаренко, 1987. С. 181; Nazarenko, 1990. Р. 137-140). Погребальные сооружения, внешне напоминющие срубы, были открыты в средневековых могильниках Верхнего Поволжья, где такие захоронения по обряду кремации иногда называют «камерами». Например, в своих работах, петербургские исследователи И.В.Дубов и В.Н.Седых обозначают термином «срубньге» некоторые погребения из могильника Тимерёво в Ярославской области, совершенные по обряду кремации на поверхности материка (Кирпичников, Дубов, Лебедев, 1986. С. 209, 212; Дубов, Седых, 1993. С. 146, 148-149). Вероятно, эти погребения корректнее отнести к числу хорошо известных «домиков мёртвых».
Помимо финно-угров, идея создания погребального сооружения, напоминающего дом, существовала у многих племен Восточной Европы. Обзоры подобных сооружений даны в работах Х.Цоль-Адамиковой и З.Д.Бессарабовой. Последний обзор подобных типов погребальных сооружений приведен в работе Н.В.Хвощинскои (Хвощинская, 2004. С. 147-150). На Северо-Западе России, в регионе плотно заселенном группами финно-угров, традиция погребальных «домиков» переживает даже эпоху кремации и продолжается после X-XI вв. Так, например, в могильнике Залахтовье, расположенном на восточном берегу Чудского озера, Н.В.Хвощинская открыла могильные сооружения в ямах со следами перекрытий. Эти погребения, которые Н.В.Хвощинская «полыми», были созданы в XI-XII вв. местным фик гким или, скорее, эстонским населением, которое сохранило древние традиции. Н.В.Хвощинская высказала предположение, что «полые» могилы Залахтовья связаны с финно-угорской традицией «домиков мёртвых» (Хвощинская, 2004. С. 41-43, 45, 48152-153). В тот же древнерусский период, подобные могилы с трупоположениями возводились в Юго-Восточном Приладожье, на землях Заволоческой чуди и в районе Белозерья (Кочкуркина, 1973. С. 18, 61; Назаренко, Овсянников, Рябинин, 1990. С. 95; Рябинин, 1997. С. 141; Макаров, 1997. С. 112). Отличительной особенностью этих финно-угорских погребений было то, что первый венец сруба или деревянной рамы, моделирующая дом, находилась на поверхности земли, под курганной насыпью (Schvindt, 1893. С. 203-204; Равдоникас, 1934. С. 5, 20, рис.25). Единичные сооружения с такими конструкциями известны даже в некоторых древнерусских некрополях. Так, например, в Пскове археологи открыли в городском могильнике древнерусское трупоположение, сооруженное на дневной поверхности, внутри низкой деревянной рамы (Колосова, Харлашов, 1983). Вероятнее всего, это единичное погребение было связано с традициями западного финнского населения округи Пскова.
На мой взгляд, большинство этих сооружений имеют принципиальные различия в конструкциях и особенностях самого обряда с традициями североевропейских камерых сооружений эпохи викингов. Если рассмотреть хронологию этих захоронений, то можно обнаружить, что все трупоположения в «домиках мертвых» сооружены после исчезновения традициии «классических» камер X в. Во-вторых, большинство подобных трупоположений и сожжений были возведены на дневной поверхности, в то время как камеры помещались на дне могильной ямы. В третьих, деревянные рамы «домиков мёртвых» или срубы в один венец следует считать очень условной им итацией срубного дома. Эти намогильные сооружения служили только «моделью» в погребальном обряде перехода. Во многом эти обряды различаются именно степенью условности в отражении бытовых реалий. В то время как, скандинавские и древнерусские камеры, вплоть до деталей, часто являлись достаточно точной копией жилого дома, в финно-угорском погребальном обряде ограничивались одной-двумя деталями дома. В тоже время, определенная доля условности есть и в погребальных камерах. Например, в некоторых курганах Приладожья в ценре курганного пространства устанавливали очаг и ставили котел. Ничего подобного в погребальных камерах не наблюдается. Котлы и котсровые принадлежности в них отсуствуют. Но, есть предметы из пиршественного набора. Безусловно, за этими сохранившимися элементами обряда скрывается неизвестный нам ритуал и религиозные представления. Реализация этих различных религиозных представлений, воплощенная в «домиках мертвых» и погребальных камерах разительно отличается друг от друга.
Значительно различается и набор инвентаря из большинства «домиков мёртвых» и погребальных камер. За всеми этими деталями обряда, на мой взгляд, кроются не связанные между собой религиозные системы и совершенно различные представления о путешествии в загробный мир, существовавшие у этих народов. В четвертых, различается та социальная и религиозная среда, в которой формируются эти две, внешен) похожие, погребальные традиции. «Домики мертвых» - это погребальный обряд традиционных сельских общин с сильными родовыми связями, с иерархией возрастных и половых различий. Погребальные камеры существуют в городских некрополях с их многонациональными и много конфессиональными общинами. Поэтому, на мой взгляд, не всегда корректно использовать для сравнения погребальные сооружения, называемые «домикми мёртвых», и погребальные камеры с трупоположениями эпохи викингов. В пятых, географические районы распространения финно-угорских «домиков мёртвых» и скандинавских погребальных камер не соприкасались вплоть до конца X в. Впервые эти две погребальныетрадиции могли соприкоснуться не ранее начала X в. в округе Старой Ладоги и Пскова.
В некоторых случаях исследователям древнерусских погребальных камер во время раскопок удалось проследить такое интересное явление, как ограбленные захоронения. В погребальных традициях некоторых народов ритуальное ограбление могил предков являлось частью погребального обряда. Следы таких «ритуальных» проникновений в могилу ислледователи обнаруживают в средневековых катакомбах Северного Кавказа и захоронениях Салтово-Маяцкой культуры (Плетнёва, 2000. С.38). В.С.Флеров,первым обратил внимание на массовый характер проникновений в салтово-маяцкие захоронения. Он предположил существование особого обряда, обусловленного страхом «салтовского» населения перед своими умершими и направленного на обезвреживание покойников (Флеров, 1998). О.О.Жиронкина и Ю.И.Цитковская на материалах Нетайловского могильника высказали предположение о существовании у части населения Салтово-Маяцкой культуры другого обычая, связанного с нарушением целостности захоронения. древнерусских камер? Можно ли проследить общие черты между ограбленными погребальными камерами древнерусских и салтово-маяцких некрополей?
Детские погребения в камерах: дополнительные характеристики обряда
Можно утверждать, что мужчины, погребенные в камерах, скорее всего, были лично свободны (в ПВЛ есть указания на то, что часть дружинников могли быть бывшими рабами? Например, угрин - отрок князя Бориса) и, скорее всего, не принадлежали к непосредственному - личному окружению князя. На «свободный» статус погребенных в камерах указывает наличие разнообразного имущества, личной движимой собственности, которая частично отложилась в инвентаре погребения, наличие в нём лошадей и рабов. Ещё А.Е.Пресняков отмечал особое правовое и экономическое положение княжеского дружинника в раннесредневековом варварском обществе. В варварских правдах англосаксов, лангобардов, у западных и южных славян дружинник зачастую получал оружие, одежду и коня у своего князя. После смерти дружинника все полученное от князя, и даже часть приобретенного за время службы, должно было быть возвращено господину (Пресняков, 1993. С. 187-190). Указание на подобное положение древнерусского дружинника в X в. можно обнаружить в некоторых статьях ПВЛ. Например, в рассказе о гибели князя Игоря Старого в Древлянской земле. Дружина требовала от князя оружия и «порты» -одежду, которую тот должен был им выдать за службу. Требовала от него личная -«молодшая» дружина, которая наиболее тесно была связана с князем, и с которой тот второй раз отправился к древлянам. Трудно представить, что таких зависимых людей хоронили с большим количеством оружия и с достаточно дорогим конём и тем более с рабыней, то есть предметами,которые при жизни им лично не принадлежали. Обряд- знаковое действие, в нём не может быть незначительных вещей. Инвентарь подчёркивает статус погребенного, его роль в обществе, его социальные функции, которые он продолжит исполнять в загробном мире. Невозможно представить, что лично зависимых людей хоронили с такой пышностью и укладывали к ним в погребения вещи, лично им не принадлежавшие. Наиболее последовательно интерпретировал погребения в камерах, как погребения королевских и княжеских дружинников, Г.С.Лебедев, который ссылался в своих работах на камеры могильника Бирка. Против такой, по её мнению слишком «узкой» социальной интерпретации погребений в камерах и статуса погребенных в них людей выступили А.-С.Грэслунд и Ю.Э.Жарнов. Они считают, что в камерах хоронили преуспевших в международной торговле скандинавов и членов их семей, то есть представителей новой и достаточно не многочисленной прослойки, которая жила в городах (Graslund, 1980. Р. 79-82, 86; Жарнов, 1991. С. 217-218). Конечно же эти люди входили в тот круг, который зависел от князя, но это не были зависимые люди. Скорее это были «вожди» небольших отрядов, главы семей и торговых групп, верхушка той социальной страты, которую в X в. называли Русь.
Важным для реконструкции статуса погребенных является топографическое расположение могил. Практически все древнерусские и шведские, а так же значительная часть датских погребальных камер связаны с могильниками первых торговых городов. В X в. этот обрял практически не распространялся за пределы складывающихся городских общин. Анализ инвентаря показывает, что в камерах хоронили состоятельных, но далеко не самых важных членов общества. Для древнерусской верхушки существовал свой собственный погребальный обряд - большие «королевские» курганы типа Черной Могилы и Гульбища. Они демонстрируют иной, более значительный уровень трудозатрат и «пышности» погребального ритуала, чем погребальные камеры (Петрухин, 1998. С.361-369). Существует определенное противопоставление обряда погребальных камер традиционным ритуалам сельских родовых общин. Это заметно как по материалам Средней Швеции, так и Восточной Европы, где господствуют малоинвентарные захоронения по обряду сожжения. Высокий статус погребенных в подземных камерных склепах подтверждают письменные источники. Например, арабский путешественник Ибн-Фадлан, посетивший Верхнюю Волгу в 921-922 гг. Описывая похороны знатного руса, упоминает характерную часть этого обряда, когда знатного покойника помещали в специальную яму. В связи с этим Ибн-Фадлан пишет: «И вот они положили его в могиле и покрыли ее крышей над ним на десять дней, пока не закончили кройки его (погребальных - К.М.) одежд и их сшивания» Перед совершением погребального обряда «...они прибыли к его могиле, они удалили в сторону землю с дерева и удалили в сторону (это) дерево и извлекли его (мертвого) в в изаре (покрывале, плаще) в котором он умер». Вместе с покойником в могильной яме, под деревянным перекрытием находилась заупокойная пища и лютня для развлечения (Крачковский, 1939. С. 80-81; Ковалевский, 1956. С. 143-144). Сообщение Ибн-Фадлана подтверждается в труде Ибн Русте, составленном в 903-913 гг. Практически дословно это же описание похорон воспроизводится Гардизи. В переводе Д.А.Хвольсона текст таков: Когда умирает у них (русов) кто-либо из знатных, то вьйшывают ему могилу в виде большого дома, кладут его туда и вместе с ним кладут в ту же могилу как одежду его, так и браслеты золотые, которые он носил, далее опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Нако нц кладут в могилу живую и любимую жену покойника. Затем отверстие могилы закладывается и жена умирает в заключении» (Заходер, 1967. С. 100-101). Арабские авторы особо отмечают, что подобный погребальный обряд практиковался на похоронах именно знатных и богатых русов.
Среди богатых погребений в камерах археологам стали известны несколько не совсем обычных захоронений. В них оказались детские погребения. Необычно то, что этих детей похоронили вместе с таким же многочисленным погребальным инвентарем и по тому же обряду, по которому хоронили взрослых мужчин-воинов и богатых домохозяек. В эпоху, предшествующую принятию христианства, жизнь ребенка не имела такого значения для родового общества, как жизнь и смерть взрослого. В голодные годы родители часто были вынуждены продавать своих детей в рабство или даже, как в Исландии, убивать младенцев (Романов, 1966. С. 187). До момента инициации или до достижения физической зрелости дети зачастую не считались полноправными членами семьи или рода. После принятия христианства совершеннолетними начинали считать с 15 лет, но венчать могли и в 8, и в 12 лет (Романов, 1966. 188). В византийских источниках есть упоминания о том, что воины из армии Святослава приносили младенцев в жертву своим языческим богам (Диакон, 1988. 78). Подобные факты известны как по скандинавским сагам, так и по другим средневековым источникам. Неполноправное положение детей в варварском раннесредневековом обществе находит своеобразное отражение в погребальном обряде. Маленьких покойников хоронили или в тесных земляных ямах без гробов и сопроводительного инвентаря, или в скромных безынвентарных сожжениях.
