Журнал О. И. Сенковского "Библиотека для чтения" 1834-1856 годов и формирование массовой журналистики в России Щербакова Галина Ивановна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1 . «Библиотека для чтения»: концепция издания 53

1 . О.И. Сенковский: личность и творческий путь 53

2. Программа издания 66

3. Ценовая и тиражная политика «Библиотеки для чтения» 87

4. Экономические основы управления творческим процессом в «Библиотеке для чтения» 101

5. Редакторская политика в отношении писателей и сотрудников 111

6. «Библиотека» и читатели 119

7. «Библиотека для чтения» и цензура 133

Глава 2. Реализация программы «Библиотеки для чтения» в структуре журнала 163

1. Роль и функции отдела «Русская словесность» в структуре «Библиотеки для чтения» 164

2. Влияние журнальной конкуренции на изменение структуры «Библиотеки для чтения» 178

3. Женская тема в «Библиотеке для чтения» как реализация редакционной политики 186

4. Влияние журнала на беллетристику Сенковского 192

5. Специфика организации повествования в журнальной беллетристике Сенковского 211

6. Сквозная тематика как способ создания контекстуального единства 232

Глава 3. Просветительская программа журнала и способы ее осуществления 243

1. Проблемно-тематические направления отделов «Науки и художества» «Промышленность и сельское хозяйство» 245

2. Идейно-творческая программа «Библиотеки для чтения» 264

3. Своеобразие критической позиции «Библиотеки для чтения» 276

4. Отдел «Литературная летопись»: способы и методика функционирования 285

5. «Смесь» как микромодель журнала 327

6. Некоторые тенденции модификации структуры русского энциклопедического журнала 344

Глава 4. Журнал «Библиотека для чтения» в общественно- литературной ситуации середины 1850-х годов 349

1. Влияние «мрачного семилетия» на «Библиотеку для чтения» 350

2. Разногласия в редакционном коллективе 357

3. А. В. Дружинин - редактор «Библиотеки для чтения» 377

Заключение 390

Библиография 399

• . О.И. Сенковский: личность и творческий путь
• Роль и функции отдела «Русская словесность» в структуре «Библиотеки для чтения»
• Проблемно-тематические направления отделов «Науки и художества» «Промышленность и сельское хозяйство»
• Влияние «мрачного семилетия» на «Библиотеку для чтения»

Введение к работе

Актуальность темы диссертационной работы обусловлена тем, что в последнее время отмечается повышение доли массовой прессы в информационном пространстве России. Ее преобладание в масс-медиа расценивается наукой как результат глобальных социокультурных сдвигов и эволюции массового общества на протяжении последнего века, а также как следствие тех социальных, политических и экономических изменений, которые произошли в нашей стране в последние два десятилетия. Множество работ, посвященных изучению массово-коммуникационных процессов, объясняют их воздействием постиндустриального («информационного») общества, с его ускоренным темпом развития цивилизации, его воздействием на психологию человека, указывают на опасность нивелирования человеческой личности, утрату индивидуальности, которая до сего момента была главной ценностью культуры. Явление «массовизации» впервые начало изучаться в работах французских социологов Г. Лебона, Г. Тарда, из которых затем сформировалось целое научное направление, изучающее соотношение толпы и элит, прогнозирующее развитие человеческой цивилизации¹, давшее в своих исследованиях, посвященных феномену «человека-массы», культурологический и философский анализ конфликта «толпа-элита». Несмотря на то, что массовой культуре как явлению хотя и самостоятельному, но в значительной степени родственному массовой журналистике, уделено большое количество исследований², происхождение массовой журналистики является пока малоизученной областью. Современные ученые и журналисты-практики столкнулись со множеством нерешенных проблем, в частности - отсутствием точного определения

¹ См. Московичи С. Век толп: Исторический трактат по психологии масс / С. Московичи. - М., 1998. Лебон
Г. Психология толп. - М., 1998; Лотман Ю.М. Культура и взрыв. - М., 1992; Ортега-и-Гассет X. Восстание
масс. - М., 2002; Тоффлер А. Футурошок. — СПб., 1997.

² Землянова Л.М. Зарубежная коммуникативистика в преддверии информационного общества: Толковый
слов, терминов и концепций. - М., 1999; Сорокин П. Человек - Цивилизация - Общество. - М., 1992;
Теплиц К. Все для всех: Массовая культура и современный человек.- М., 1996; Эволюционные изменения в
буржуазной западной культуре.- Киев, 1889.

5
понятия «массовая журналистика», для чего необходимо предпринять ее
генетический и системный анализ. Исторические корни явлений,

наблюдаемых в современном мире, способны помочь подобрать более подходящий инструментарий для методологических построений, направленных на объяснение, моделирование, прогнозирование протекающих сегодня процессов.

Русская культура, столь богатая и разнообразная, могла себе позволить не замечать многих писателей из тех, которые принято называть «писателями второго или третьего рядов». Долгое время предметом изучения было творчество только писателей, получивших мировое признание. Однако именно подобные произведения, обычно значительно опередившие свою эпоху, всегда составляли высокую культуру, первоначально понятую и принятую немногими. Наука, обращая все свое внимание только на образцы, на шедевры, гораздо менее занималась тем, как предыдущая литературная или журналистская практика готовила почву для выдающихся явлений. Еще менее она обращала внимание, как достижения выдающихся деятелей культуры осмыслялись и перерабатывались в творчестве их последователей и воспринимались читательской массой. Таким образом, изучение взаимодействия журналистики с массовой культурой, зарождение массовой журналистики как предпосылки становления и проводника распространения массовой культуры является важной задачей современной науки. Признавая, что среди основных функций журналистики постоянными считаются информационные, коммуникативные, ценностно-ориентирующие и рекреационные, следует отметить, что степень значимости каждой из них меняется в зависимости от общественного самочувствия, которое определяется тем, насколько удовлетворены жизненные потребности, каково качество жизни, какие возможности имеются для самовыражение личности, как складывается взаимодействие общества с государственными институтами, каково взаимоотношение производственных сил и производственных отношений. Не последнюю роль играет и то, на какой

стадии развития находится общественный организм: на стадии восхождения или спада. Все эти факторы влияют на преобладание того или иного типа культуры: высокой или массовой. Вышеназванный комплекс проблем обусловил тему нашего исследования: «Журнал О. И. Сенковского «Библиотека для чтения» (1834-1856 гг.) и формирование массовой журналистики в России».

История русской журналистики изучена неравномерно, что, впрочем, свойственно многим гуманитарным наукам, которые вначале обращают свое внимание на яркие, крупные явления и переломные моменты. История русской журналистики как предмет научного исследования в силу исторических причин до последнего времени имела периодизацию, опирающуюся на три этапа освободительного движения в России. Было бы неправильным полностью отрицать такой подход к изучению проблем развития и становления журналистики, однако только социально-политическое детерминирование всех направлений и тенденций зачастую ведёт к тому, что основной целью является изучение общественно-политического вектора изданий как выразителей идеологии определённых классов. Между тем, по нашему мнению, назрела необходимость изучения журналистики как социокультурного явления, в значительной степени обусловленного внутренними, имманентными законами, присущими ей, как специфической сфере человеческого творчества, назначением которого является отражение окружающего мира и фиксация его наиболее значимых примет для последующего осмысления и изучения, а также распространение знаний, в которых общество наиболее нуждается в каждый данный исторический момент.

Не отвергая совершенно важности изучения политических, экономических и даже эстетических факторов развития журналистики, мы считали нужным ввести их в более широкий культурный контекст, в котором большое значение имеют такие социальные явления, как рост гражданских прав и экономических возможностей членов общества, распространение

7 образования в широких народных массах, развитие литературы и искусства.

История русской журналистики изучена неравномерно, что, впрочем, свойственно многим гуманитарным наукам, которые вначале обращают свое внимание на яркие, крупные явления и переломные моменты. Такие явления и эпохи можно сравнить с ролью перипетий в литературном сюжете, которые занимают большую часть действия, но всегда затмеваются кульминацией. Довольно давно 1830-е годы были определены как переходный период - это признают историки литературы, отмечающие напряженную борьбу между романтизмом и реализмом, историки музыки и живописи, отмечающие нарастание реалистических тенденций и усиление народности в искусстве. Для историков общественной мысли этот период ознаменован духовным кризисом общества, вызванным поражением декабристов. Однако внешне незаметные процессы в духовной и социальной жизни общества готовили всплеск общественной энергии некоторое время спустя. В это время в один узел были завязаны разработка проектов социальных и экономических реформ, проблемы образования и просвещения, философские и эстетические искания. Наиболее активно вели себя творческие личности в тех сферах деятельности, которые были меньше были привязаны к политико-экономическим отношениям в обществе и допускали полет духа в условиях внешней несвободы и строгой регламентированности.

Именно в это время, опираясь на истоки русской духовной культуры и опыт европейской цивилизации, русская литература и искусство устремились по собственному пути, не исключавшему, но и не повторявшему искания европейской мысли. Началась эпоха открытий, удивляющих Европу как созвучностью общемировым тенденциям, так и особым ракурсом восприятия жизни, истории, человеческой души. С этого момента русское искусство и литература оцениваются во всем мире как исключительный вклад в человеческую цивилизацию. Спустя 30-40 лет начинается взлет отечественной науки. Сходные процессы проходили и в отечественной журналистике. В начавшийся в Европе и Америке период массовизации

8 прессы она вступила почти одновременно с ними и независимо от них. И американская «пенни-пресс», и газета «Пресс» Эмиля Жирардена зародились в середине 1830-х годов, когда и в России появился журнал А. Ф. Смирдина и О. И. Сенковского. Безусловно, эти явления были обусловлены становлением информационного рынка - приметы более высокой стадии общественного развития. Усложнение производственных, торговых и экономических условий диктовало вовлечение в коммуникационные процессы большего количества индивидуумов, представлявших разные социальные группы, а значит, информация переставала быть привилегией избранных. Сходные процессы шли в разных странах, хотя и проистекали из различных исторических источников, аккумулировали иной общественный опыт. Однако эти процессы имели не только внешнее сходство, а являлись выражением определенной тенденции: информационный рынок требовал развития, что приводило к расширению читательского круга, иногда это приводило к упрощению уровня подачи информации и интерпретации жизненного материала.

Синхронизация развития журналистики свидетельствует о наличии неких всеобщих законов ее развития, которые диктуют прохождение одних и тех же циклов с примерно одинаковой ритмичностью вне зависимости от национальной, социально-политической специфики. В России первой половины XIX века, в отличие от западных стран, не было и еще не могло быть публичных форм политической борьбы, также не могли разные социальные группы использовать прессу как трибуну для выражения интересов. Эти социальные группы стремились к публичности, поэтому их взгляды выражались через декларацию философских, эстетических, этических и других принципов, опосредованно выражавших их позицию. Но в силу слабой осознанности социальными общностями собственных интересов такая журналистика была обречена на малые тиражи и слабое общественное воздействие, а также слабую обратную связь. В условиях, когда внутри общества еще не накопилась достаточная сумма знаний,

9 достаточных для осознания своих потребностей и прав, не могла произойти дифференциация по важнейшим вопросам жизнеустройства и ее публичное выражение и обсуждение. Поэтому массовая журналистика 1830-х годов стала играть другую роль и выбрала просветительско-развлекательное направление, пытаясь сочетать сразу две основные функции журналистики, а также сформировать у своей аудитории привычку к чтению. Такая установка была благодарно воспринята аудиторией, что выразилось в высоких тиражах «Библиотеки для чтения». В свете вышесказанного, мы считаем, что актуальность нашей работы проистекает из потребности изучения практики русской журналистики 1830-1850-хх годов, в первую очередь «Библиотеки для чтения», как издания, изначально сориентированного на массовую аудиторию. Для этого редакция разработала программу, в которой просветительская направленность успешно синтезировалась с развлекательной. На наш взгляд, развлекательная функция была избрана редакцией как наиболее действенная форма активизации познавательных устремлений читательской аудитории.

Научная новизна данного исследования тесно связана с заявленной выше проблематикой. Во-первых, несмотря на давний интерес критиков, ученых, историков и филологов, и самих журналистов к изучению истории журналистики, ее картина на сегодняшний день представляет, скорее, галерею портретов, нежели панораму. Причем, в этой галерее не хватает весьма важных звеньев, из-за чего нарушается историческая перспектива, а само движение печати представлено дискретно, не видна связь между отдельными звеньями этого процесса. Если литературоведение относительно давно занимается проблемами преемственности в литературе,³ а культурология исследует результаты взаимодействия различных культур, то в науке о журналистике проблеме преемственности, наследования и влияния уделяется

³ Основоположником этого направления в литературоведении считается А. С. Бушмин, написавший исследование «Преемственность в литературе». (М., 1968.) Но эта проблема и ранее была в центре внимания сравнительной поэтики - научной школы, созданной братьями Александром и Алексеем Николаевичами Веселовскими. Литературное ученичество как неизбежный этап реализации преемственности изучали пушкинисты (В. М. Жирмундский, Б.Н. Томашевский), лермонтоведы (Д. Е. Максимов, Б. Т. Удодов); влиянию Н. В. Гоголя на натуральную школу и русский реализм посвящены десятки работ.

10 мало внимания. В результате создается впечатление, что каждый новый крупный издатель, редактор или публицист начинал свою деятельность как бы с чистого листа. Вклад в расширение социальных, культурных и познавательных возможностей журналистики, открытие ею новых приемов взаимодействия с аудиторией, новых тематических горизонтов признавалось только за журналами прогрессивной, то есть демократической ориентации, тогда как в деятельности остальных подчеркивались негативные идейные моменты, и на их профессиональные достижения не обращалось внимания. Целое направление русской журналистики осталось не изученным, хотя оно оказало сильное воздействие на развитие той ветви русской печати, которую называют демократической. Недаром одним из самых упоминаемых Белинским имен деятелей прессы того времени является имя Сенковского и издаваемого им журнала.

Для изучения результатов воздействия «Библиотеки» на развитие русской журналистики необходимо тщательное изучение ее программы, принципов отбора тем и проблем для освещения в журнале, правил организации структуры издания, использования тех или иных жанров, взаимодействия журнальных отделов и отдельных произведений. Кроме того, нуждается в изучении практика привлечения сотрудников и законы управления редакционным коллективом, те правила и нормы работы в журнале, которые были разработаны в «Библиотеке». Тем самым будет подвергнуто проверке давнее утверждение о бесплодности деятельности Сенковского как редактора и журналиста, не оставившего после себя ни школы, ни учеников. Казалось, эта проблема восстановления репутации давно забытого журналиста не имеет в настоящее время даже чисто академического интереса, однако, учитывая низкую степень разработки проблемы преемственности в науке о журналистике, надо признать актуальность подобных работ. Забытых имен тех, кто строил фундамент русской журналистики, закладывал базу жанровой системы, разрабатывал модели взаимодействия с аудиторией, учился направлять ее развитие, при этом

учитывая интересы, еще очень много, и долг современных исследователей -восстановить картину развития русской прессы во всей полноте, что позволит понять и многие процессы, происходящие в современных масс-медиа.

Во-вторых, до последнего времени в тени оставались чисто профессиональные моменты, в первую очередь, изучение периодических изданий с точки зрения формы и типологии. Это стало следствием чрезмерно идеологизированного подхода к истории журналистики, обусловившего преимущественный интерес к вопросам полемики между изданиями, изучению деятельности цензуры, организации средств информации, их политической подоплёки и т. д., то есть к содержательной стороне журналистики. В результате, совершенно не изученной сферой в журналистике является проблема организации журнального пространства, взаимодействие частей формы, то есть отделов, рубрик, материалов внутри отделов и рубрик и т.д. Именно на эту сторону редакторского творчества мы обратим внимание в своем труде.

Научная новизна настоящего исследования проявляется в комплексном изучении журнала как одной из форм периодической печати. В теории журналистики наиболее разработанной сферой является типология печати, большой вклад в разработку которой внесли ученые Ростовского университета⁴. Литературоведение уже давно занимается проблемами макро-и микроконтекста, оно, как смежная и старшая наука по анализу текста, также не сразу пришло к необходимости изучения литературной формы. Вопрос об изучении журнала как крупной формы был поставлен тогда же B.C. Шкловским⁵, за истекшее время свой вклад в разработку теории журнального контекста внесли В.Э Боград, М.В. Теплинский и Б.И.Есин, но пока ее нельзя назвать решенной, так как только изучение огромного

Типология периодических изданий. - Ростов н / Д, 1984; Типология журналистики. Вопросы методологии и истории // Под ред. Е.А.Корнилова. - Ростов н /Д, 1987; Акопов А.И. Отечественные специальные журналы (1765-1917).-Ростов-на-Дону,1986; его же. Периодические издания.- Ростов-на-Дону, 1999; его же. Некоторые вопросы журналистики: История, теория, практика.- Ростов-на-Дону,2002.

Шкловский В.Б. Журнал как литературная форма// Гамбургский счет.- Л., 1928.

12 эмпирического материала русской журналистики позволит проявить некоторые закономерности возникновения метатекста в печатном органе. В связи с этим особый интерес представляет изучение опыта организации журнального контекста в «Библиотеке для чтения», редактор которой поразил современников, по их собственному признанию, удивительной стройностью и гармонией содержания, единством стиля, благодаря чему журнал едва ли не впервые в России обрел собственную, отчетливо различаемую физиономию. На наш взгляд, чрезвычайно актуальным является использование в журналистике понятия «контекст», чаще изучаемого в литературе и лингвистике. Нельзя сказать, что проблемами изучения контекста в журналистике вообще не занимались. Начало такому подходу к явлениям журналистики положили В.Э.Боград и М.В.Теплинский . Оно продолжено трудами В.Б. Смирнова .

В диссертации путем анализа микро- и макроконтекста журнала «Библиотека для чтения» выявляются редакторские принципы Сенковского, которые были направлены на формирование журнала как цельного и единого метатекста. Еще одним аспектом научной новизны нашего исследования является изучение способов организации, привлечения и поддержания читательского внимания, рассмотрение приемов, применяемых редактором. В литературоведении чаще занимались влиянием художника на читателя, чем вопросами ориентированности творческой мысли художника на читательское восприятие. К работам этого плана можно отнести монографии В.В. Прозорова, который писал об образе читателя, существующем в сознании писателя и так или иначе влияющем на его творчество, и Е.Г. Елиной, которая сделала интересный анализ того, как литературная критика 1920-х годов, изучая пролетарского читателя, одновременно направляла его

⁶ Теплинский М. В. «Отечественные записки» (1868-1884): История журнала. Литературная критика. -
Южно-Сахалинск, 1966; Боград В. Э. Журнал "Отечественные записки" 1839-1848. Указатель содержания. -
М, 1985; Боград В. Э. Журнал "Отечественные записки" 1868-1884. Указатель содержания.- М., 1968; Боград
В. Э. Журнал "Современник" 1847-1866. Указатель содержания.- М.;Л., 1959.

⁷ Смирнов В. Б. Литературная история «Отечественных записок» 1868-1884.- Пермь, 1974; Смирнов В. Б.
«Отечественные записки» и русская литература 70-80-х годовХГХ в.- Волгоград, 1998.

сознание и использовала для литературной борьбы . В истории журналистики давно назрела необходимость исследований того, как запросы читательской аудитории формировали или модифицировали концепцию печатного издания, так как это позволит выявить законы воздействия и взаимодействия журнального текста с сознанием читательской аудитории, добавит знаний о причинах увеличения или падения популярности изданий и других малоизученных сторонах функционирования прессы, которые окажутся полезными не только историкам журналистики, но и ее практикам. Еще одним важным аспектом научной новизны данной работы является проблема взаимодействия литературы и журналистики. Она весьма значительна и многогранна. У этой проблемы уже есть немалая предыстория, связанная с изучением взаимоотношений писателя и редактора. Таких примеров история русской журналистики знает немало. Этой теме посвящены исследования В. Е. Евгеньева-Максимова, Н. П. Емельянова В. И. Кулешова, Н. Н. Мостовской, В. С. Нечаевой, М. В. Теплинского, ,⁹ и многих других исследователей. Но это только один аспект проблемы, гораздо реже изучались те случаи, когда писатель одновременно был редактором периодического издания. По каким законам тогда осуществлялся творческий процесс, как предстоящая журнальная или газетная публикация влияла на выбор темы, стиль изложения и прочие элементы творческого процесса. Однако исследований на тему немного. В. Каверин в бытность свою участником ОПОЯза, в 1926 г. поставил очень плодотворную проблему влияния фельетона как исключительно журнального жанра на модификацию жанров в «Библиотеке для чтения», но, к сожалению, не развил ее в

Прозоров В. В. Читатель и литературный процесс- Саратов, 1980; Елина Е. Г. Литературная критика и общественное сознание в советской России 1920-х годов.- Саратов, 1994.

⁹ Кулешов В. И. «Отечественные записки» и литература 40-х годов XIX века. - М., 1959; Евгеньев-Максимов В. Е. «Современник» в 40-50 гг.: От Белинского до Чернышевского.- Л., 1934; Евгеньев-Максимов В. Е. «Современник» при Чернышевском и Добролюбове.- Л., 1936; Емельянов Н.П. «Отечественные записки» Н.А. Некрасова (1868-1877).- Л., 1977; Нечаева В. С. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских «Эпоха». - М., 1975; Мостовская Н. Н. Тургенев и русская журналистика его времени.- Л., 1985.

14 исследовании о Бароне Брамбеусе¹⁰.

В связи с тем, что в своем исследовании мы постараемся отойти от традиции рассматривать журналистику с идеологических позиций, мы изучим историю появления литературного мифа о «журнальном триумвирате» и причины его устойчивости, несмотря на многочисленные опровержения этой версии в XIX и XX веках. По нашему мнению, эта версия тесно связана с так называемым «торговым направлением» в журналистике,

(

т. е. процессами коммерциализации в сфере духовного творчества, которые стали набирать силу в 1830-е годы, в связи с вытеснением феодального уклада экономики буржуазным. С критикой этого направления первыми выступили С. П. Шевырев и Н. В. Гоголь в 1835-1836 гг., они задали тон в позднейшем восприятии этого явления деятелями литературной критики, особенно тех ее направлений, которые по идеологическим соображениям противостояли проникновению в Россию капиталистического уклада¹¹. Со временем стал складываться иной, не эмоционально-оценочный, а научный подход, который рассматривал проникновение товарно-денежных отношений в литературно-журнальную сферу как историческую закономерность. Научный интерес стали вызывать тиражи, гонорары, влияние этих факторов на темпы творческого процесса, профессионализация литературного труда и такие ее негативные последствия, как дилетантство и графомания, плагиат и разного рода компиляторство, наконец, как итог - увеличение объемов печатной продукции при снижении ее качества. Эти вопросы стали предметом специального рассмотрения только на заре советской исторической науки , затем они вышли из сферы исследовательских

¹⁰ Каверин В. Барон Брамбеус. М., 1966.

¹¹ Гоголь Н. В. Движение журнальной литературы в 1834 и 1835 году.// Современник:1836-1837: Избранные
страницы. - М., 1988; Скабичевский A.M. Очерки истории русской цензуры (1700-1863) - Спб.,1892.
Шевырев СП. Словесность и торговля// Московский наблюдатель.- Ш5.-.Т.1.

¹² Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция: Книжная лавка Смирдина. M, 1929; Зильбер
(В.Каверин) Сенковский (Барон Брамбеус) //Русская проза. -Л., 1926; Ипполит И. О. И. Сенковский-
журналист// Проблемы газетоведения: Сборник I. -М., 1930. С. 131-140; Эйхенбаум Б.М. Литература и
литературный быт // На литературном посту.-1927.- № 9.- С.47-52.

15 интересов по идеологическим мотивам, возвращение к ним наметилось только в самое последнее время в связи с процессами коммерциализации в современной журналистике России¹³.

Практическая значимость нашего исследования предполагает использование его результатов при создании истории русской журналистики, в преподавании истории журналистики, литературной критики и литературы, что позволит иначе, более широко, объективно и многоаспектно показать процесс развития русской журналистики и воздействующие на него факторы, а также в большей степени учитывать роль читателя на формирование системы прессы. Использование данных нашего исследования позволит формировать у студентов более фундаментальные представления об исторических, культурологических, социальных и собственно журналистских процессах. Собранные в данном исследовании факты помогут дальнейшему осуществлению научного поиска в направлении, намеченном автором. Изучение богатого наследия О.И. Сенковского - одного из самых изобретательных русских редакторов - может помочь практикам современной журналистики творчески переосмыслить и применить его приемы организации журнального пространства, наладить взаимодействие с читателем путем применения элементов игры, создания литературных масок и других приемов, активизирующих читательское восприятие.

Объектом нашего исследования является журнал «Библиотека для чтения» как явление отечественной прессы, ознаменовавшее зарождение массовой журналистики в России, а также социальные, культурные, причины, обусловившие потребность в новом типе журналистики. Мы рассмотрим константные и изменяющиеся признаки «Библиотеки для чтения» за более чем двадцать лет ее издания, типологические особенности, жанрово-стилевую структуру, специфику функционирования данного издания, а также влияние на модификацию редакционной программы

¹³ Журналистика - Предпринимательство - Просвещение/Под ред. проф. Г. В. Жиркова.- СПб., 2001; Громова Л. П. А. А. Краевский - редактор и издатель.- СПб., 2001. Зарождению буржуазных отношений в журналистике и их влиянию ни творческий процесс было посвящено заседание секции истории русской журналистики на ежегодной научной конференции на факультете журналистики в СПбГУ в 1999 году.

деятельности других периодических изданий. Все это позволит выявить, как заявленная программа соотносилась с реальной, какими были приоритеты издания и насколько они вписывались в национальные культурные тенденции.

Предметом нашего рассмотрения является так называемый "толстый" журнал энциклопедического типа "Библиотека для чтения". Оперируя в работе понятиями микро- и макроконтекста, мы изучим взаимодействие литературных текстов как внутри одного номера, отдела, рубрики, так и взаимосвязь статей в разных томах, т.е. принципы реализации журнальной программы на горизонтальных и вертикальных срезах. Необходимо выяснить, как сказывались на содержании «Библиотеки для чтения» искания литературно-эстетической и научной мысли, какое место журнал занимал в процессе духовного развития русского общества. Кроме того, предметом нашего исследования будет изучение влияния журнального контекста на читательское восприятие и способы активизации и направления внимания аудитории.

Журнал Сенковского стал ответом на читательский запрос, удовлетворил потребности нового слоя читателей, еще не обладавших развитым интеллектом и вкусом, но уже ощутивших духовный голод. Сенковский первым уловил всеобщее стремление к чтению, интуитивно угадал уровень потребностей и предложил чтение, которое, развлекая, воспитывало и исподволь приучало к потреблению духовной пищи, за что современники его часто упрекали в потакании «провинциальным вкусам».

Цели и задачи исследования проистекают из актуальности предмета диссертационного исследования и степени его изученности. Основной целью является системно-комплексное рассмотрение «Библиотеки для чтения» в 1834-1856гг., то есть за время редакторства О.И. Сенковского, что позволит установить черты «физиономии журнала», выявить причины эволюции журнальной формы и границы ее устойчивости в меняющемся социально-политическом и культурном контекстах. Также в диссертации

17 предпринимается исследование способа организации журнального пространства и налаживания смысловых связей между статьями единичного номера, а также тематические и проблемные переклички между отделами журнала и их повторяемость на протяжении нескольких номеров или даже лет, что позволит сделать репрезентативные выводы о журнальной политике редактора. Диссертант ставит задачей выявление способов ориентации журнального текста на духовные запросы и литературные вкусы читательской аудитории, а также цели и методы воздействия на сознание своей аудиторной группы. Все вышеперечисленные цели позволят выявить диалектический процесс взаимодействия и взаимовлияния зарождения и распространения массового чтения, массовой журналистики и массовой культуры в России первой половины XIX века. Для достижения этого потребовалось решение целого ряда задач:

выявить творческий замысел Сенковского как директора-распорядителя и редактора «Библиотеки для чтения», образ его деятельности как редактора по построению профессиональных отношений с авторами, сотрудниками, идейными противниками и конкурентами; - изучить его мировоззренческие приоритеты через анализ тематических и проблемных доминант, отраженных в содержании журнала, через его жанровые предпочтения, манеру повествования в беллетристических, критических и публицистических материалах; определить роль структурных элементов издания, границы их видоизменения под воздействием внутрижурнальных и внешних факторов, систему литературных и публицистических жанров, учитывая при этом, что «Библиотека для чтения» была своеобразным рецидивом персональной журналистики, вызванным как характером редактора, так и задачами, которые он ставил перед собой, улавливая общую тенденцию развития европейской и русской журналистики;

18 рассмотреть художественные и публицистические тексты Сенковского для выявления той манеры, которую он считал наиболее подходящей для своего издания, что позволит установить причины правки, которой, кстати, он подвергал статьи далеко не всех сотрудников;

изучить объекты полемических выступлений «Библиотеки для чтения» и методы ведения полемики, которые помогали обойти ранее принятые обязательства никогда не вдаваться в публичное выяснение отношений с противниками и конкурентами, функции иронии, мистификации, конвергенцию жанров и других приемов; исследовать цензурную политику по отношению к журналу как представителю массовой журналистики и методы противодействия им редактора;

изучить последний этап жизни журнала под редакцией Сенковского, выяснить причины разногласий в редколлегии, их влияние на падение популярности издания; - раскрыть взаимодействие ориентации на массовость с установкой на энциклопедизм журнала и отражение тенденции в тематическом планировании, проблемной направленности, в языке и стиле издания;

выявить место «Библиотеки для чтения» в истории русской

журналистики, влияние ее открытий и опыта на последующие

издания.

Методика исследования обусловлена его комплексным характером.

Для изучения тех факторов, под влиянием которых журналистика тяготела к

охвату все более широкой аудитории, мы применяли историко-генетический

метод. Для сопоставления разных точек зрения и подходов к явлениям

культуры, а также для сопоставления разных моделей журналистики,

которые циркулировали в 1830-е годы в литературной среде, мы применяли

сравнительный метод. Для выявления устойчивых характеристик действий

19 Сенковского как редактора, писателя, литературного критика нами использовался типологический метод. При анализе отделов словесности нами использовался историко-филологический метод. Чтобы охарактеризовать совокупные черты читателя этого периода и учесть все факторы, воздействующие на формирование читательского поведения, нами использовались сравнительно-типологические методы. Исходя из современной классификации методологии журналистских исследований Б.И.Есина.¹⁴, можно сказать, что наша работа сочетает описательно-хронологический принцип и принцип изучения журнала с точки зрения общественного направления.

Источники нашей работы состоят из нескольких групп. К первой группе следует отнести комплекты журнала «Библиотека для чтения» за период с 1834 по 1848 гг., то есть время, когда Сенковский был его и фактическим, и юридическим редактором. К этой группе также относятся публикации в других периодических изданиях указанного периода, где освещались интересующие нас проблемы. Это газета Ф. Булгарина «Северная пчела»; обращение к ней продиктовано следующими причинами: во-первых, желанием изучить de visu оценки современных изданий и, особенно, «Библиотеки для чтения», а во-вторых, собрать данные о фактах реальной жизни, в условиях которой функционировала журналистика, то есть представить историко-реальный контекст обитания читателя и журналиста в первой половине XIX века. Также мы исследовали другие периодические издания, одновременно с «Библиотекой для чтения», чтобы сравнить принципы организации изданий: наименование, порядок и объем отделов, наличие постоянной авторской группы, тематику и жанровую палитру отделов словесности, круг проблем, рассматриваемых в остальных отделах. Таким образом, нами просмотрены журналы «Телескоп», «Московский наблюдатель», «Отечественные записки», «Москвитянин», особое внимание было обращено на номера, где располагались материалы, характеризующие

¹⁴ Есин Б.И. О методологии историко-журналистских исследований//Методика исследований периодической печати.- М., 1977. -С.4.

20 «Библиотеку для чтения». Кроме того, мы просмотрели все выступления Сенковского в газете «Сын отечества»(1856-1857 гг.) и выяснили, что и в своих фельетонах этой поры он сохраняет просветительские настроения и по-прежнему обращается к читателю с проблематикой поистине энциклопедического размаха.

Вторая группа источников - это исторические и литературные документы писателей, журналистов и их современников, которые содержат сведения или оценки событий и людей, так или иначе связанных с литературно-журнальным процессом, например, круга литераторов, близких журналу «Библиотека для чтения»: А. В. Дружинина, А. В. Старчевского, А. В. Никитенко, Е. Н. Ахматовой, А. П. Милюкова, Н. А. Полевого и других участников литературно-журнального процесса того времени. Эта группа распадается, в свою очередь, на две подгруппы - неопубликованные и опубликованные источники. К последним относятся письма О. И. Сенковского и его сотрудников, воспоминания и дневники, например, Е.Н. Ахматовой, П. В. Анненкова, В. П. Бурнашева, Н. И. Греча, А. П. Милюкова, А. В. Никитенко, О. А. Пржеславского (Ципринуса), А. А. Сенковской и др.; заявления, донесения и прочие свидетельства об эпохе 1830-1840-х годов, опубликованные на протяжении XIX (большей частью) и XX веков в таких журналах, как «Русский Архив», «Русская старина», «Исторический вестник» со второй половины 1870-х годов и до конца века; в XX в. архивные материалы печатались «Литературном наследстве» и других изданиях. С неопубликованными источниками мы работали в Рукописном отделе Пушкинского Дома (ИР ЛИ) РАН, Рукописном отделе Российской Национальной библиотеки, в Государственном архиве литературы и искусства, в Российском государственном историческом архиве, в областном архиве Саратовской области¹⁵. В научных оборот вводится более двадцати

¹⁵ Архивы Министерства народного просвещения и Санкт-Петербургского цензурного комитета, архив журнала «Русская старина», личные фонды Е. Н. Ахматовой, П. Н. Быкова, Ф. В. Булгарина, П. А. Вяземского, В. П. Гаевского, Г. П. Данилевского, П. Я. Дашкова, А. В. Дружинина, М. Н. Загоскина, А. А. Краевского, А. В. Никитенко, А. С. Норова, Н. А. Полевого, А. А. Смирдина, О. И. Сенковского, А. В. Старчевского, С. П. Шевырева, С. Н. Шубинского и др.

21 ранее не опубликованных документов. Работа производилась в таких библиотеках, как Российская государственная библиотека, Российская национальная библиотека, Библиотека Академии наук, Научная библиотека Саратовского государственного университета, которая располагает крупнейшим собранием периодических изданий XVIII и XIX веков, Саратовская областная научная библиотека, Научная библиотека им. М. Горького Московского государственного университета и др.

Диссертация апробирована на кафедрах журналистики Санкт-Петербургского ГУ, Воронежского ГУ, Саратовского ГУ, Тольяттинского ГУ, Волжского университета им. В. Н. Татищева (г. Тольятти), отдельные ее части были доложены в виде докладов и сообщений на ряде научных конференций международного, российского, регионального уровней в Воронеже, Москве, Санкт-Петербурге, Саратове, Тольятти, а также в виде публикаций в научных журналах и сборниках¹⁶, в монографии «Споры о массовой журналистике», изданной в Москве в 2004 году, а также в монографии «Журнал О. И. Сенковского «Библиотека для чтения» (1834-1856гг.) и формирование массовой журналистики в России», опубликованной в издательстве СПбГУ в 2005г. Материалы диссертации были апробированы при чтении курсов «История отечественной журналистики», «Основы творческой деятельности журналиста», спецкурсов и в работе спецсеминаров.

Структура диссертации: Работа состоит из введения, четырех глав и заключения. В первой главе рассматривается концепция издания и те факторы, которые определяют суть концепции: цель издания, его тип, круг сотрудников, целевая аудитория, ценовая и тиражная политика редакции. Во второй главе рассматриваются материалы двух первых литературно-художественных отделов журнала, представляющих определенное единство в структуре издания. В третьей главе рассматриваются отделы, в которых публиковались публицистические, документальные, критические,

Некоторые публикации приведены в Библиографии в конце работы.

22 информационные материалы, что позволяет понять как осуществлялась редакторская политика в построении микро и макроконтекста, как достигалось впечатление цельности номера, как реализовывались концептуальные редакторские установки в каждом отдельном случае. В четвертой главе рассматривается последний период существования «Библиотеки» под редакцией Сенковского, которому никто из исследователей до сих пор не уделял внимания. Мы постарались определить объективные и субъективные причины, приведшие к упадку и закрытию «Библиотеки для чтения», утрате ею своей аудитории, а значит, и своего характера массового издания. В заключении подводятся итоги исследования и намечаются перспективы, которые связаны как с более детальным изучением отдельных сторон функционирования «Библиотеки» в журнальном пространстве середины XIX века, так и с укрупнением масштаба исследования: вписыванием журнала Сенковского в тенденции развития европейской журналистики.

История изучения журнала Сенковского «Библиотека для чтения»

Потребность в исследовании какой-либо научной проблемы возникает как из актуальности самой проблемы, так и в связи с внутренними законами развития науки, которая всегда стремится расширить поле познанного. История русской журналистики изучена неравномерно и неполно. Во-первых, сама журналистика - относительно молодое историческое явление, во-вторых, поскольку она тесно связана с идеологической борьбой в обществе, то ее история довольно долго рассматривалась исключительно с точки зрения проявления в ней идеологических моментов, причем нельзя сказать, что этот фактор действовал только в советский период развития науки о журналистике. Его влияние заметно и во второй половине XIX века, когда началось систематическое освоение процесса развития русской журналистики. Повышение внимания к истории прессы стимулировал

23 двухсотлетний юбилей русской журналистики, который отмечался в 1903 году. К этому времени журналистика стала важной общественной силой в стране, у которой было немалое влияние как на общественное сознание, так и на власть.

В этот период появились работы, итожащие прошлое журналистики, отмечается стремление проследить некие общие закономерности ее развития. К работам такого плана относятся исследования К. К. Арсеньева, М. К. Лемке и Н. А. Энгельгардта.¹⁷ Почти все они в той или иной степени затрагивали условия, в которых развивалась журналистика, вот почему все они, помимо прессы, касались и цензуры. Еще одной причиной такого внимания в этот период к институту ограничения свободы прессы было явно выраженное желание общества к отмене всех запретов и обретению долгожданной свободы слова, которая стала реальностью для многих европейских стран, чему русские литераторы и журналисты могли быть непосредственными свидетелями. Это желание будет реализовано в 1905 году в октябрьском Манифесте, даровавшем свободу слова.

Показательно, что все названные исследователи увязывали достижения журналистики не только с воздействием цензуры, но и с сознательностью устремлений и степенью активности общества. Например, М. К. Лемке, анализируя истоки развития русской сатирической журналистики, пишет: «Сатирик не есть творец новых идей, а только своеобразный их выразитель, популяризатор, проводник в массу. Следовательно, сатирическая журналистика- сама по себе уже доказательство наличности определенных идеалов среди общества». Лемке приводит очень выразительные строки из правительственного отчета о развитии русской журналистики в 1863-1864 гг. Замечательно, констатирует Лемке, что при первом появлении и сухая поэзия Розенгейма и вычурные стихи Бенедиктова встретили одинаково

¹⁷ Энгельгардт Н.А. Очерк истории русской цензуры в связи с развитием русской печати (1703-1903). СПб.,1904; Лемке М.К. Николаевские жандармы и литература 1826-1855 гг. По подлинным делам III отделения собственной Е.В. канцелярии. СПб., 1909; его же. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX в. СПб., 1904.

24 благосклонный прием, что, на его взгляд, является доказательством того, что «причины успеха заключались не в таланте поэтов, а в настроениях публики, которая в тот момент требовала не поэзии, а протеста и обличения»¹⁸.

Энгельгардт особенное внимание обратил на цензуру 1830-1840-х гг., приводя примеры того, как под ее пресс попадали даже такие благонамеренные журналисты, как Ф. Булгарин. Например, тщательно разбирается эпизод с публикацией в «Северной пчеле» фельетона о рвачестве извозчиков в Царском Селе, за что редактор получил строгий выговор. Но и цензуре было сделано замечание, потому что «каждому скромному желанию лучшего, каждой уместной жалобе на неисполнение закона или установленного порядка, каждому злоупотреблению указаны у нас надлежащие пути»,- цитировал Энгельгардт официальный документ в связи со злополучным фельетоном. Ученый обращает внимание на стремление власти отстранить общество от участия в обсуждении проблем, затрагивающих его интересы. Составляя своеобразный мартиролог русской журналистики, Энгельгардт с нарочитым недоумением пишет: «Читая постановления николаевской цензуры, можно подумать, что страна переполнена бушующей мыслью, громадная, мощная литература и журналистика, полчища писателей владеют умами, направляя общественное мнение». Но при всем том, делает он вывод: «Литературы и прессы как органа мышления страны и общества, как обширного, постоянного учреждения, отвечающего мощной потребности массы читателей, владеющего армией работников, не было. Общее число подписчиков - десять тысяч, половина - у «Библиотеки», четверть - у «Пчелы», а остальное принадлежало худосочным газетам и журналам»¹⁹. По мнению историка, в России цензура возникла раньше литературы и ее самовластие опиралось на невежество общества.

Лемке. Указ соч. С. 19. Энгельгардт. Указ соч. С. 130-132.

25 В начале XX века русская наука создала замечательные предпосылки для изучения истории журналистики, вплоть до 1914 года вырабатываются принципы анализа и зарождаются научные методики, совмещающие традиции гуманитарных наук, особенно исторической и филологической, с учетом специфики предмета исследования, которая проявлялась в привлечении социологических методов и методов психологии. Мы уже обращали внимание на то, что исследователи журналистики не могли обойти проблему читательской психологии. Н.И. Рубакин сделал попытку совместить приемы социологии, психологии и создать новое научное направление библиопсихологию, которое изучало специфику читательского восприятия печатного текста и выясняло факторы, определяющие умственные и духовные запросы общества. Это направление уже заявило о себе не только научными трудами своего основоположника, но и его продолжателей, например, А. Мезьер²⁰.

Первая мировая война и последующая за ней революция прервали многие научные начинания, но совершенно остановить развитие научной мысли было невозможно. Изыскания конца 1920-х годов явно демонстрируют преемственность с научным поиском почти десятилетней давности, хотя довольно заметными становятся и другие тенденции. Например, в исследовании, предпринятом группой ученых, симпатизировавших ОПОЯЗу, наряду в интересом к форме журнала как такового заметно стремление учесть воздействие материальных и экономических факторов на развитие журналистики, хотя воздействие

* 21

последних расценивается излишне прямолинейно . Та же самая тенденция заметна в другом исследовании, опубликованном в знаменитом сборнике формальной школы: «Русская проза», вышедшем в Ленинграде в 1926 г., где вышла первая работа В. Каверина «Сенковский (Барон Брамбеус)». Вскоре

²⁰ Мезиер А. Читатель и книга: Психология читательства// Северные записки.-1913.-№8.

²¹ Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция: Книжная лавка Смирдина. M, 1929;
Зильбер(В.Каверин) Сенковский(Барон Брамбеус)//Русская проза.- Л., 1926.

26 обозначилось еще одно плодотворное научное направление, до сих пор не реализованное, заявленное в статье В.Б. Шкловского «Журнал как

литературная форма» .

В послевоенный период было закончено большое число научных трудов, подводивших итог многочисленным изысканиям разных ученых в области истории журналистики. Примерами такого рода обобщений стали книги Н. И. Мордовченко «Белинский и русская литература его времени» (1950), А. Г. Дементьева «Очерки по истории русской журналистики 1840-1850-х гг.»(1951). Большим научным событием стал выход в 1950 г. первого тома коллективной монографии «Очерки по истории русской журналистики и критики», который стал выдающимся этапом в развитии данного научного направления. Для работы над монографией были привлечены ведущие ученые той поры, например, раздел, посвященный Сенковскому, был написан Л. Я. Гинзбург. «Очерки» дали широкую панораму развития русской журналистики, в них введен в научный оборот тот документальный и исследовательский материал, который был наработан к тому времени советской исторической наукой, но в значительной степени рассеян по малотиражным или труднодоступным источникам. Концептуальное осмысление этого материала ярко показало как достижения предыдущего этапа развития науки о журналистике, так и выявило проблематику, на которую до тех пор ученые обращали меньше внимания.

Учитывая время появления первого тома этого исследования, нужно отдать дань уважения коллективу ученых, которым практически во всех отделах удалось выдержать тон настоящего научного исследования, спокойного и вдумчивого. Но избежать некоторых идеологических штампов, особенно в отношении к тем деятелям, которые по ряду причин оказывались объектами критики со стороны «прогрессивных писателей, критиков или журналистов», оказалось невозможно. Тем не менее «Очерки» стали

²² Гамбургский счет. - Л., 1928.

27 надежным основанием для следующих научных разысканий, а также своеобразным эталоном научного анализа в сфере журналистики.

Следующий этап в развитии истории журналистики как научной дисциплины приходится, на наш взгляд, на 1950-1980-е гг. В это время расширяется поле исследования. Предметом научного анализа становятся не только крупные явления журналистики, как, например, издания революционно-демократического лагеря, но и издания, оппонирующие им. Внимание исследователей обращается на изучение сотрудничества писателей с журналами, на влияние журнального направления на их творчество, больше внимания уделяется полемике между изданиями и выявлению ее причин. Не исчезает, но постепенно стирается чрезмерная идеологизированность в подходе к явлениям и деятелям журналистики. В целом, в этот период можно отметить тенденцию к фронтальному изучению процесса развития журналистики, хотя до абсолютной изученности оставалось еще далеко. По-прежнему сохранялась тенденция к изучению тех периодов, в которых действовали крупные личности, так, благодаря трудам В.Г. Березиной , стала основательно проработанной первая половина XIX века, хотя в подходе исследователя по-прежнему была заметна тенденция к приоритету идеологической составляющей в оценке явлений журналистики, с одной стороны, и к их излишней поляризации. В результате нарушалось представление о процессуальности, так как преемственные связи между периодическими изданиями, почти всегда не зависящие от их идейной направленности, не входили в предмет исследования. Не изученным продолжало оставаться взаимовлияние изданий различной ориентации в сфере жанровых новаций, в области организации журнального пространства или оформления издания и других составляющих периодического издания. По-прежнему мало внимания уделялось тем изданиям, за которыми

Березина В.Г. Русская журналистика первой четверти 19 века.- Л., 1965; Ее же. Русская журналистика второй четверти XIX века (1826-1839).- Л., 1965; Ее же. Русская журналистика второй четверти XIX века (1840-е годы).- Л., 1969; Ее же. Белинский и вопросы истории русской журналистики.- Л., 1973; Ее же. Этюды о Белинском - журналисте и критике. - Спб., 1991.

28 закрепился штамп реакционного, например, изданиям пресловутого триумвирата или славянофильской журналистике.

Вторая половина XIX века оказалась менее изучена. Число журналов и особенно газет в этот период столь велико, что требует коллективных усилий. Итоговое исследование могло бы опираться только на предварительный анализ отдельных изданий. Именно по этому пути устремилась научная мысль в данный временной отрезок. Появляется значительное количество трудов, посвященных описанию одного журнала. Подобные исследования были осуществлены в 1930-е годы В.Е. Евгеньевым-Максимовым: это своеобразная серия, посвященная журналу «Современник» и его разным периодам. Ученый ввел в научный оборот и систематизировал значительный документальный, мемуарный и эпистолярный материалы. Его труды были важным этапом не только в изучении революционно-демократической журналистики, но и в становлении методики подобного рода исследований²⁴. Тем не менее, уже в 1951 году А.Г. Дементьев утверждал, что эти книги устарели, не уточняя, в чем именно. Новые исследования, посвященные монографическому описанию журнала, появляются в промежуток 1960-1980-х гг., каждое из них строится с опорой на методику ранее вышедших исследований, кое в чем они полемичны по отношению друг другу. Некоторые из них вписывают журнал в широкий контекст, который, в свою очередь, диктует избирательный подход к журнальному материалу. Например, В.И. Кулешов в монографии «Отечественные записки» и литература 40-х годов XIX в.» рассматривает журнал в качестве организатора литературного процесса, изучает формирование литературно-эстетических принципов Белинского, их воплощение в журнале, а также их воздействие на формирование натуральной школы и реализма. Вот почему из всей гаммы тем и проблем,

Евгеньев-Максимов В. Е. «Современник» в 40-50 гг.: От Белинского до Чернышевского.- Л., 1934; «Современник» при Чернышевском и Добролюбове.- Л., 1936.

29 поднятых в «Отечественных записках», преимущественно изучаются те, которые поднимались в отделах словесности и литературной критики.

Другим примером является исследование М. В. Теплинского «Отечественные записки»: 1868-1884. Здесь гораздо меньше обращается внимания на собственно беллетристические отделы, как, впрочем, и остальные. Основное внимание ученого сосредоточено на осуществлении редакционной политики издания, проводимой редакторами. Автор подробно анализирует предысторию издания, причины, обусловившие решения Некрасова о сотрудничестве с одними литераторами и отказе от сотрудничества с другими. Также внимательно рассматриваются причины, по которым правительство дало согласие на возобновление издания под редакцией Некрасова, разногласия в Цензурном комитете, на которых умело играл редактор, чтобы вести издание вопреки все более жестким требованиям; особенность редакторского почерка Некрасова и Салтыкова-Щедрина, который проявлялся в их действиях относительно идеологии народничества, в отношении к арестованным или высланным сотрудникам, их связи с народническим революционным подпольем. В гораздо меньшей мере в книге анализируется литературно-эстетическая программа журнала, разбираются художественные произведения популярных авторов, зато говорится о создании вокруг журнала целой беллетристической школы, хотя ее принципы очерчены лишь контурно.

Еще одно направление в монографическом описании журнала представляют исследования В. С. Нечаевой о журналах братьев Достоевских или монография Л. Э. Варустина о «Русском слове».²⁵ Они в определенной манере воспроизводят модель исследования, в свое время предложенную В. Е. Евгеньевым-Максимовым. Здесь много внимания уделяется биографическим аспектам, отношениям редакторов с писателями, публицистами и политическими деятелями, тщательно прописывается

²⁵ Нечаева В. С. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских «Время»: 1861-1863.- М., 1972; Ее же. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских «Эпоха»: 1864-1865.- М., 1972. Варустин Л. Э. Журнал «Русское слово» (1859-1866).- Л., 1966.

идеологический аспект издания, однако он не доминирует над остальной проблематикой. На наш взгляд, это весьма гармоничная и добротная методика, только в связи с расширением круга источников, включаемых сегодня в исследование, такая модель осуществима, на наш взгляд, для тех журналов, время издания которых не было длительным.

Еще одну разновидность исследований журналов можно назвать тематической, в ней все совокупное богатство журнала разбирается под определенным углом зрения. Особенно много исследований, которые за основу берут идейную составляющую и рассматривают политическую, философскую программу периодического изданий, анализируя те произведения, где она особенно выразительно проявилась, а также уделяя большое внимание полемике, у которой происходило наиболее явное обнаружение позиций обеих сторон. К таким исследованиям относятся, например, монография Ф. Ф. Кузнецова о публицистах «Русского слова», В. С. Твардовской о «Русском вестнике» или Е. Л. Рудницкой о русской революционно-демократической печати²⁶. В других случаях в качестве доминирующего предмета изучения избирается один аспект: литературный цензурный, беллетристический или литературно-критический.

Конец 1980-х годов в науке ознаменован введением нового материала в историю журналистики, что было обусловлено начавшей перестройкой, снявшей идеологические запреты на важные эпизоды истории журналистики. Новые возможности интерпретации фактического материала, так же как и расширение фактических данных, вызвали появление многих обобщающих исследований, в том числе и новых версий учебников по курсу истории журналистики, как например, переработанного учебника Б. И. Есина «История русской журналистики» (1703-1917) и учебника, созданного

Рудницкая Е. Л. Русская революционная мысль: Демократическая печать(1864-1873)-. М.,1984; Твардовская В. С. Идеология пореформенного самодержавия: М. Н. Катков и его издания.- М., 1978; Кузнецов Ф. Ф. Публицисты 1860-х гг. Круг «Русского слова».- М., 1980.

31 группой признанных научных авторитетов под редакцией Л. П. Громовой²⁷. На наш взгляд, учебники журналистики логично завершают некоторые целые периоды работы научной мысли, обобщая сделанное, устанавливая внутренние и внешние связи между разрозненными, на первый взгляд, явлениями, выявляя тенденции как внутри изучаемых временных отрезков, так и в научной методике и методологии, указывая и закрепляя определенные стандарты исследований, делая всеобщим достоянием до того разрозненные данные научных разысканий. В отношении последнего труда, изданного под эгидой Санкт-Петербургского университета, мы совершенно согласны с оценкой, данной А.И. Акоповым . Это, действительно, важный этап в развитии науки об истории журналистики, который ознаменован не только расширением поля исследования и отходом от установившихся стереотипов, но и стремлением выработать новую методологию науки, адекватную ее предмету, учитывающую его специфику. В учебнике прослеживается тенденция поиска новых принципов периодизации истории журналистики, основанных на внутренних законах развития, а не на насильственном привязывании ее к этапам освободительного движения, как это осуществлялось на протяжении двадцатого века.

Еще одним значительным достижением последних лет стал труд Г. В. Жиркова «История цензуры в России XIX-XX вв.». Исследования, подобного ему, почти век не появлялось в науке о русской журналистике. Как мы отмечали ранее, рубеж XIX и XX веков стал отмечен далеко не единичными фактами исследований воздействия цензуры на процесс развития прессы и выработку сначала в писательских кругах, а потом в обществе потребности в свободе слова. Одним из первых исследований на эту тему стала работа А. Скабичевского, публициста «Отечественных записок», вышедшая едва ли не десятилетие спустя после отмены предварительной цензуры. Затем в начале

²⁷ Есин История русской журналистики (1703-1917).- M, 2000; История русской журналистики XVIII-XIX
вв./ Под ред. Л. П. Громовой.- СПб., 2003.

²⁸ Акопов А.И. Новый учебник по истории русской журналистики// Акценты: Альманах-.2003.-Вып.5-6.- С
88-92.

32 XX века подряд появились две работы о цензуре - это уже упоминавшиеся исследования М. К. Лемке и Н. А. Энгельгардта. А далее исследования приостановились сначала из-за войны, а затем из-за установившегося контроля за свободным словом в Советском Союзе, так как власть опасалась слишком прозрачных аналогий с собственными действиями, нередко еще более жестокими в отношении прессы и литературы. Большинство ученых, писавших об ограничениях или преследованиях со стороны царской цензуры в XIX веке, как правило, ссылались на Лемке, который по частоте цитации приближался если не к Марксу, то к Энгельсу. История ограничений XX века представляла собой абсолютную terra incognita. Исследование Г. В. Жиркова восполнило вакуум знаний, и при том, что ученый ввел значительный объем новой информации в картину действий цензуры XIX века (например, объективно осветил вклад выдающихся русских писателей в регулирование цензурой границ допустимой свободы слова), но для исследователей советской журналистики и литературы это исследование имеет неоценимое значение. Работа по изучению истории цензуры систематически ведется в Санкт-Петербургском университете, о чем свидетельствует монография «У мысли стоя на часах...Цензоры России и цензура». Авторы попытались оспорить устойчивый стереотип относительно односторонне негативной

оценки действий цензуры .

Другим значительным источником научных материалов, повлиявших на выработку концепции нашего исследования, являются труды, посвященные журналу «Библиотека для чтения» и его редактору - О. И. Сенковскому. Попытка охарактеризовать специфику этого издания была предпринята еще современной ему критикой. Белинский и Шевырев, Гоголь и Одоевский - вот неполный перечень тех, кто пытался не просто уловить особенность нового явления в русской журналистике, которым, по общему признанию, был этот журнал, но и развеять в глазах публики его авторитет.

² У мысли стоя на часах...Цензоры России и цензура/ Д. А. Бадалян, В. Г. Березина, Л. П. Громова и др.;/ Под ред. Г. В. Жиркова. - СПб., 2000.

33 Начавшиеся споры о позиции издания, об уровне его публикаций, о редакторской политике Сенковского и о размерах его литературного дарования, о направленности его идеологии нисколько не повредили «Библиотеке» в глазах подписчиков. Дискуссия вокруг журнала продолжилась и позднее, в другое десятилетие, несмотря на то, что сам Сенковский почти уже сошел с журнальной арены. Однако его деятельность, как и провозглашенные им принципы, продолжали тревожить журналистов и литературных критиков, наблюдавших их жизнеспособность, но не желавших смириться с тем, что журналистика утрачивает свою цельность и значительная ее часть устремляется в другое русло, не проповедуя и просвещая, а развлекая и просвещая. Большинство критиков «Библиотеки для чтения» не хотели признавать просветительский элемент, если он не был облечен в традиционно проповедническую или даже пропагандистскую форму.

Формирование принципов массовой журналистики вызывало резкое неприятие. Многим казалось, что облегчение формы, отсутствие надлежащей серьезности или даже возвышенности в манере общения автора с читателем, введение элемента развлекательности и иронии вызовет у публики неверное представление о ценности получаемой информации, девальвирует ее значение и, тем самым, подорвет уважение к другим изданиям, отучит публику от серьезной духовной работы. Второй пункт обвинения, также часто адресованный Сенковскому как редактору «Библиотеки», проистекал из неопределенности идейной, культурной, эстетической, просветительской программы журнала. Упреки в безыдейности, в приспособленчестве часто раздавались в адрес «Библиотеки», которая, действительно, не торопилась обнаружить свои убеждения, наоборот, часто приводя взаимоисключающие суждения и оставляя читателя в недоумении насчет выбора правильного варианта.

Для русской журналистики, сориентированной на продолжение проповеднических принципов, была непонятна и неприемлема такая тактика,

34 которую называли то уклончивой, то даже продажной. Анализ наиболее часто встречавшихся претензий к «Библиотеке» будет дан в соответствующих главах нашего исследования, а сейчас мы остановимся на начальном этапе научного изучения деятельности Сенковского. Особняком стоит статья П. Савельева, предваряющая посмертное собрание сочинений Сенковского. Близкая по духу статье А. В. Дружинина, она написана в другой манере. Ее автор - ученый, университетский преподаватель, ученик Сенковского по восточному факультету, его преемник в науке, но отнюдь не в журналистике. Именно Савельеву выпала доля (а может быть, честь!) стать автором вступительной статьи к единственному до сих пор собранию сочинений Сенковского. Ко времени подготовки издания стало обозримой картина разнообразных сведений об ярчайшей фигуре прошлого, взявший псевдоним Барона Брамбеуса. Однако Савельев писал не как публицист, поэтому тональность его статьи отличается синтезом сдержанной симпатии, объективности, стремления к взвешенным оценкам, а также отсутствием полемической заряженности. Примечательно, что Сенковский, променявший научную карьеру на журналистскую, беспристрастного суждения дождется только от представителей того лагеря, который он покинул, а не того, к которому пристал. От самого названия статьи Савельева веет духом эпичности: «О жизни и трудах О.И. Сенковского».

Ещё одним критико-биографическим очерком было исследование Е. Соловьёва (Андреевича), которое он предпринял по заказу Ф. Павленкова, издававшего «Биографическую библиотеку» - прообраз будущей серии «ЖЗЛ». Соловьёв не ограничился изучением довольно обширной базы источников. Вполне в духе господствующей тогда в филологической науке психологической школы, он пытается учесть все детали воспитания и окружения Сенковского в детстве и юности, для того чтобы вылепить его психологический портрет, а потом с помощью преобладающих черт характера объяснить творчество, деятельность, отношение с людьми, конфликты и т.д. Признавая, что в 1830 - е годы Сенковский был

35 единственным критиком, которого читали, к мнению которого прислушивались, Соловьев видит огромную разницу между ним и Белинским. Прежде всего, он отличает в редакторе «Библиотека для чтения» природный дар сатирика и высоко развитый холодный, «беспощадный» ум, легко вскрывавший человеческие пороки под любыми покровами. Эти способности обусловили его характер: «В отношении его к людям, особенно русским людям и русской публике, заметно барское, аристократическое презрение, даже дерзость. Это презрение умного, образованного и гордого человека, несомненно проникнутого чувством собственного достоинства, к тёмной массе пошлого люда. Ненавидеть это ничтожество нечего, плакать тоже, остаётся только смеяться»,- реконструирует Соловьёв ход мыслей своего героя. Из этого психологического этюда вытекает вывод насчёт причин несходства двух критиков 1830-х годов: «Сенковский был в десять раз образованнее, но Белинский носил в груди благородное, смелое сердце, в нем таились муки и надежды современности, он воспитывал стремления и умел возбуждать их. Белинский - это жизнь души. Сенковский - умен, умен, как Мефистофель, но оставляет при бесплодном, бессодержательном смехе. Белинский - боец, Сенковский - наблюдатель». Этими психологическими причинами автор объясняет неспособность Сенковского как критика уловить еще скрытое временем движение духовных сил русского общества. Вот почему он не вел русскую публику к тем целям, которые он мог яснее видеть в силу образованности, а наоборот, пошел у нее на поводу,- делает вывод Соловьев.

Вообще, следует признать, что идеологический момент был очень силен в русской дореволюционной критике и литературоведении, чем в определенной степени объясняется его преобладание и в советской науке, унаследовавшей эти традиции, чтобы еще сильнее акцентировать не просто идеологический, но классовый подход, обернувшийся вульгарно-социологической интерпретацией явлений культуры. Нам представляется

Соловьев Е.А. О.И. Сенковский, его жизнь и литературная деятельность.- Спб, 1891.- С. 23.

36 очень плодотворным один момент в истории русской гуманитарной науки, а именно конец 1920-х гг., когда поиски новых научных горизонтов и методов в значительной мере опирались на традиции дореволюционной науки. В это время социальные потрясения вызвали интерес к социологическим аспектам культурных явлений, который еще не исказился вульгарным марксизмом. На пересечении таких разных научных методов, как культурно-исторический и психологический, унаследованных от дореволюционной филологии, формального метода, рожденного благодаря литературным экспериментам начала XX века, и социологическому методу появились очень интересные исследования. К ним, на наш взгляд, относятся труды, имеющие непосредственное отношение к теме нашего исследования, а именно книга «Словесность и коммерция: Книжная лавка Смирдина».³¹ Авторы взяли широкий пласт историко-культурного материала и в том числе деятельность тех авторов, которых традиция связывала с ориентацией на коммерческий успех и на удовлетворение читательского запроса.

Немалое внимание они уделили и Булгарину, и Сенковскому, не объединяя их, однако, в триумвират. При всем богатстве приводимого в книге фактического материала она имеет не вполне научный характер, в ней слишком много предположений, приводимых литературных слухов и сплетен, что, впрочем, искупается широтой поставленных проблем. Авторы пишут о вкусах массовой аудитории без осуждающей интонации: «Успех «Ивана Выжигина» был не случаен. Он был в России одним из первых романов, в которых сюжетная конструкция западноевропейского плутовского романа сочеталась с материалами, взятыми из русского быта. Современники ощущали «Ивана Выжигина» в качестве первого русского романа»³². Авторы отмечают, что в 1830-е годы интерес читателей переключился с переводных романов именно на русские произведения с русскими героями.

³¹ Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. Книжная лавка А.Ф. Смирдина.- М, 1929.

³² Там же. С. 228.

37 Много места авторы уделяют дискуссии о проникновении «торгового элемента» в творческую сферу, анализируют доводы противников нового направления, таких как С. Шевырев, П. Вяземский, В. Одоевский, Н. Гоголь. Также они рассмотрели аспекты внедрения журнала на тогдашний информационный рынок, способы его позиционирования, затронули редакторские принципы Сенковского. При этом они заняли твердую позицию относительно обвинений в редакторском деспотизме, по их мнению, это был необходимый этап в становлении журнала: «Как редактор Сенковский в противовес прежним дилетантам журнального дела стремился утвердить единый журнальный стиль, журнальный ансамбль. Он понимал, что эпоха требует осознания журнала как литературной формы (напомним, что последние слова - точное воспроизведение названия статьи Б. Шкловского -Г. ГЦ.), понимал, что статья, написанная для журнала должна быть не статьей вообще, а входить одним из компонентов в журнальное целое. Отсюда его утверждение жесткой диктатуры редакторского пера»³³.

Более того, именно Сенковского авторы называют настоящим новатором в области журнальной формы, чьи уроки были усвоены его последователями, независимо от того, признавали или нет они его своим учителем. По мнению исследователей, именно новаторство заставило Сенковского преувеличить и ужесточить редакторские принципы, проводимые им в журнале, в результате «в борьбе за новые журнальные нормы он часто переходил границы литературно-бытовых канонов»³⁴. Сенковский не был единственным героем этого исследования, много внимания уделялось в нем и Смирдину; всесторонне изучались коммерческие журнальные и книжно-издательские проекты 1830-х гг. Новаторство книги состоит в том, что в ней впервые без всяких оговорок, без оглядок на идейную составляющую признается значение Сенковского в истории журналистики именно благодаря формальному методу, который позволил им

³³ Там же. С. 330.

³⁴ Там же. С.335.

38 освободиться от идеологических стереотипов. Кроме того, они рассматривали новые тенденции в журналистике и книгоиздательской практике не с позиций осуждения стремления предпринимателей к выгоде, а как проекцию читательского запроса. В анализе причин, вызвавших повышение тяги к чтению представителей разночинцев, они излишне прямолинейны, объясняя их с точки зрения классовой борьбы, в частности, борьбы третьего сословия за свои права, но если не утрировать этот принцип, то с ним можно согласиться.

Наряду с этим исследованием многообещающим началом была статья В. Каверина о Бароне Брамбеусе, в которой он выдвинул гипотезу о роли фельетона как не просто жанра, а своеобразного приема, который помог обеспечить единство разнородных материалов через общую стилистику повествования. Вышеупомянутые исследователи подхватили заявленную Кавериным идею и предложили свое обоснование функций фельетона в «Библиотеке для чтения». По их предположению, «конструктивным моментом в фельетоне Сенковский избирал отстраняющую маску рассказчика. Использовал для этого несовпадение быта программной темы фельетона и темы транспонирующей. Маска рассказчика создавала для литературного использования псевдонима естественную мотивировку. В результате псевдоним Брамбеуса стал связываться с определенным стилем»³⁵.

При всей конструктивности предложенных Т. Грицем, В. Трениным и М. Никитиным соображений относительно фельетона, они только развивали идею, заявленную двумя годами раньше Кавериным. Его статья неслучайно была опубликована в сборнике статей «Русская проза», вышедшем под редакцией двух ведущих формалистов: Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума. Специфика подходов авторов сборника декларировалась во вступительной статье Эйхенбаума: «Пока историко-литературная наука строилась на основе индивидуально-психологических или культурно-исторических обобщений, у

Там же. С.336.

39 нее, естественно, не было никаких оснований для изучения «второстепенных писателей, для работы над конкретными деталями литературной эволюции. Эволюционный процесс, динамика форм и стилей, борьба литературных школ - все это оставалось в стороне... Идиллические картины мирной преемственности, благополучные переходы от одного гения к другому, благоразумное движение «от романтизма к реализму» наивные схемы подобного рода приводили к торжеству полных собраний сочинений над первоисточниками и журнальными материалами, учебников - над научными исследованиями» . Каверин делом выразил свою поддержку принципам, заявленным Эйхенбаумом. В основу методики его исследования легли именно первоисточники и журнальные материалы. Он решительно выводит Сенковского из пресловутого триумвирата, доказывая неосновательность этой версии, и предполагает, что на формирование этого стереотипа сильно повлияли оценки, сделанные в свое время Белинским. При этом автор подчеркивает, что нельзя было полагаться на суждения критика, который был «в тридцатые годы литературным врагом Сенковского». Развивая тезис Эйхенбаума, Каверин утверждает, что отношения Сенковского с Гоголем, Белинским и Полевым «могут быть поняты только в контексте борьбы литературных направлений 1830-х гг.».

«Соответствие журнальной теории и журнальной практики, - по мнению Каверина,- делало «Библиотеку для чтения», которую считали беспринципным изданием, журналом в высшей степени принципиальным»³⁷. Сенковский принес в жертву принципам организации журнального пространства добрые отношения с писателями. Каверин наметил множество перспективных направлений в изучении редакторских принципов Сенковского и трансформации старых литературных жанров в контексте журнала. Не все из них реализованы и поныне.

Эйхенбаум Б. Вступительная статья// Русская проза./Сб. под ред. Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова. -Л., 1926.- Сб. ³⁷ Там же. С. 179.

40 Заинтересованное отношение формалистов к Сенковскому заставило повнимательнее на него взглянуть и представителя враждебного формализму научного направления - вульгарного социологизма - И. Ипполита. В своей статье, критикуя вышеупомянутые книги, он соглашается с оппонентами в главном: «В истории русской журналистики, которая когда-нибудь будет написана, О. И. Сенковскому отведут главу. Он вполне ее заслужил, эту ненаписанную главу»³⁸. Автор не согласен с тем, что «торговая сторона становится первостепенным фактором взаимоотношений литературных группировок», по его мнению, не дележ книжного рынка вызывал страстные обличения противостоящих групп, а идеологические моменты - и в этом с ним нельзя не согласиться. К сожалению, Ипполит слишком тесно связывает идеологию с классовым происхождением, сужая возможности обобщения.

Наступившая в 1930-е годы пора идеологических догматов совершенно
прекратила исследование явлений, не совпадавших с революционно-
демократической направленностью. Обращение к деятельности Сенковского
в следующий раз произошло в фундаментальном труде - «Очерках по
истории русской журналистики и критики», подготовка которого началась
еще в предвоенный период, но из-за войны издание увидело свет только в
1950 году. Статья о Сенковском и его журнале в этом труде принадлежит
перу Л. Я. Гинзбург. Время издания совершенно не способствовало
объективности позиции ученого. Анализ статьи Л. Я. Гинзбург
демонстрирует любопытные следы вмешательства идеологии в
исследовательский текст. Приводя факты, свидетельства,

предопределяющие, казалось бы, один вывод, исследовательница, тем не менее делает другой, не переламывая устоявшегося мифа. Было бы невероятным в пору борьбы с космополитизмом поднимать на щит настоящего космополита, каким был Сенковский.

Следующее серьезное обращение к творчеству Сенковского состоялось в 1966 году и по сей день остается самым полным исследованием биографии

³⁸ Ипполит И. О. И. Сенковский - журналист// Проблемы газетоведения. Сб. I.- М., 1930.- С. 131.

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ₄₁ ВНБЛИОТВКА

журналиста и самым продуктивным трудом по числу намеченных перспектив. Но и самому автору не удалось в некоторых отношениях продвинуться дальше постановки проблемы, например, насчет связей Сенковского с декабристами или установлению факта влияния Сенковского на Писарева. Во многом это объясняется тем, что сорок лет, разделявшие первое и заключительное исследование, Каверин преимущественно занимался писательской деятельностью. Возможно, это предопределило некоторую беллетризацию повествования и преобладающую сосредоточенность на биографических аспектах. Им был освоен огромный документальный материал. Он существенно дополнил данные об отношениях Сенковского с польским обществом шубравцев, которых ранее лишь слегка касался Соловьев, и на основании этого материала вывел доказательство о генезисе своеобразного стиля Сенковского.

Каверин внимательно исследовал причины, приведшие к разрыву писателя со своей польской родиной и проанализировал, чем были вызваны обвинения в предательстве, выдвинутые против Сенковского деятелями польского освободительного движения. Польский след писатель отыскал в практически неизвестных до него сведениях об инспекции Сенковским белорусских училищ, после которой недоверие к нему со стороны жандармского управления еще более усилилось. Каверин тщательнейшим образом изучил взаимоотношения редактора «Библиотеки» со своим мнимым союзником и привел целый перечень доносов и печатных обвинений со стороны Булгарина в адрес Сенковского. И хотя собственные выводы Каверина по этому вопросу могли бы быть более весомыми, он поступил по-иному: он заставил говорить факты, придерживаясь принципа: «Умному достаточно». Почти весь немногочисленный сохранившийся архив Сенковского был опубликован Кавериным в его книге и тем самым стал доступен истолкованию тех исследователей, которые не могли работать с первоисточниками, сосредоточенными, главным образом, в Петербургских архивохранилищах.

42 Гораздо меньше продвинулся Каверин в изучении специфики стилевой манеры Сенковского, в основном он остановился на ранее выдвинутых тезисах, несколько расширив лишь само поле исследования за счет введения анализа полузабытых художественных произведений писателя. Плодотворные планы по изучению влияния фельетонной манеры на стиль журнала также остались нереализованными. Современный исследователь не может не восхищаться объемом освоенных документальных материалов, но и нельзя не заметить некоторых натянутых доказательств, построенных на анахронизмах, на слишком вольной иногда трактовке высказываний писателя или его оппонентов, обо всем этом мы будем говорить в соответствующих разделах нашего исследования. Но в целом следует признать, что еще немалое число работ понадобится, чтобы закрыть те лакуны в изучении «Библиотеки для чтения» и ее редактора, и огромная заслуга Каверина, в том, что он указал путь к разрешению этих проблем и постарался освободить Сенковского от устаревшего и несправедливого ярлыка.

К сожалению, следует констатировать, что названная выше книга долгое время опять оставалась единственной и не вызвала цепную реакцию научного поиска. Среди немногочисленных исследований, посвященных в это время Сенковскому, следует назвать монографию В. Д. Морозова о романтической критике, в которой есть раздел о нем.³⁹. При всем значении самого факта обращения к этой проблеме оно не объяснило явных противоречий в суждениях критика «Библиотеки», если их толковать лишь исходя из тезиса о романтической основе эстетической концепции. Для автора вышеназванной работы свойственно стремление рассматривать литературную критику Сенковского изолированно от остального его творчества, в том числе литературного и публицистического. Затем следует еще один почти десятилетний перерыв в изучении беллетриста и публициста, пока не наступает перестройка, и ее общее раскрепощающее воздействие, в том числе, стремление к переоценке ценностей не сказалось на внимании

Морозов В.Д. Русская романтическая критика 20-30-х годов XIX века.- Томск, 1978.

43 исследователей и к Сенковскому. Прежде всего на рубеже 1989 и 1990 годов были после более чем векового перерыва переизданы художественные произведения писателя, которые оказались интересны современному читателю, судя по срокам, в которые разошелся тираж. Оба издания были снабжены вступительными статьями, которые не просто ввели современного читателя с историко-литературный контекст, но и стали новым этапом в прочтении текста. Во многом это произошло потому, что современное литературоведение наработало определенный багаж в интерпретации текста, и на произведения Сенковского, наконец, были спроецированы методы анализа, в которых идеологическая составляющая не является главной. Особенно, на наш взгляд, интересной в научном отношении является статья В. Кошелева и А. Новикова «..Закусившая удила насмешка»⁴⁰. Авторы включают беллетристику Брамбеуса в литературную традицию, чего ранее никто не делал, и сразу становится очевидным, что Сенковский далеко не во всем обособленно стоял в русской литературе. Во-первых, они отмечают, что сама литературная маска была довольно распространенным приемом в 1830-е годы, о чем свидетельствует объемный перечень псевдонимов, использовавшихся тогда в литературе.

Авторы высоко оценивают адекватность псевдонима созданному образу: «Шутливо - литературное «говорящее имя» и титул - намек на внелитературную данность. Это непременно барон: лицо с необязательным титулом, «барон» неопределенного рода занятий, личность свободная от дел и условностей. Это, наконец, Брамбеус - лубочное имя, в нем что-то есть от материализовавшегося каламбура»⁴¹. Авторы выражают вполне справедливое предположение, что только под маской Сенковский мог выразить свое непростое отношение к миру. Они развивают утверждение Каверина, что «Сенковский-писатель и Сенковский-редактор так и не представили в обликах своих некой необходимой гармоничности. Если, например, для

⁴⁰ Кошелев В. А., Новиков А. Е. «..Закусившая удила насмешка..»// Сенковский О. И. Сочинения Барона
Брамбеуса.-М.,1989.

⁴¹ Там же. С.9.

44 Некрасова журнал «Современник» был таким же деянием, как и его стихи, то Сенковский так и не воспринял работу в журнале, как общественно значимое дело»⁴². С этим утверждением трудно согласиться, но такова особенность данной статьи: отойдя от стереотипа в оценке беллетристики Сенковского, авторы не смогли этого сделать в характеристике журнальной деятельности писателя.

Другим, по нашему мнению, удачным моментом статьи является наблюдение о сложности жанровых форм у Сенковского, которые включают множество элементов: мистификации и пародии, фельетона и собственно повести, авторы отмечают особую атмосферу литературности, присущую беллетристике Сенковского. Мы совершенно согласны с этим утверждением. Более того, оно подтверждается нашими собственными наблюдениями не только над текстами беллетристических произведений, но мы отмечали этот прием и в литературной критике, и в статьях и корреспонденциях, помещенных в «Смеси» и в научных рецензиях. Также научную ценность имеют соображения авторов относительно способов и результатов применения фельетона: «Сенковский превращал обыденное повествование в ироническое, вкрапливая в него едкие намеки на реалии современной жизни. Игра в сюжете порождает и другую игру: автор играет с читателем. «Маска» становится основным конструктивным элементом повествования: именно она позволяет автору выделывать самые замысловатые фигуры фельетонного пилотажа»⁴³. Разбираемая статья демонстрирует, насколько продуктивным может применение к творчеству Сенковского современных методов интерпретации текста, какие интересные перспективы открывает, если удается расшифровывать многослойность текстов и понять, что же хотел сказать Сенковский, вкладывая те или другие суждения в уста своего литературного двойника.

⁴² Там же. С. 13.

⁴³ Там же. С. 18.

45 Данью новым временам, открывшим дорогу к пересмотру стереотипов, в том числе, непредубежденному подходу к деятельности Сенковского, стала кандидатская диссертация Л. В. Голубцовой, защищенная на кафедре журналистики МГУ в 1993 году на тему «Библиотека для чтения» как тип издания». Это было первое после В. Каверина монографическое исследование журнала, и уже в одном этом заключается большое значение этой работы. Очень интересным представляется желание исследовательницы изучить опыт «Библиотеки» для использования его в совершенствовании способов общения современных журналов с аудиторией. Внимательно разобрано содержание отделов, впервые так подробно рассмотрен отдел «Промышленность и сельского хозяйства», который до того немногочисленные исследователи совсем обходили вниманием. Однако далеко не со всеми положениями диссертации можно согласиться: Л. В. Голубцова настолько высоко расценивает содержание упомянутого отдела, что начинает анализ структуры журнала именно с него, при этом утрачивается представление о реальной значимости материалов журнала, заложенной в них редактором, что предопределило их особый порядок. Во-вторых, нам кажется спорным вывод автора, что «Библиотеку» следует относить к типу журналов для семейного чтения. В этой характеристике Л. В. Голубцова опирается на широко известную цитату В. Г. Белинского относительно «семейства степного помещика», ожидающего журнала. Нам кажется, определение журнала как энциклопедического гораздо ближе к замыслу редактора, предполагавшего, что журнал будет выполнять скорее просветительские, чем воспитательные функции.

Еще одним обращением к критике Сенковского стала кандидатская диссертация А. В. Шароновой «Литературная критика О. И. Сенковского, редактора «Библиотеки для чтения» (1834-1848 гг.)», защищенная в ИР ЛИ РАН в 2000 году, - серьезное, вдумчивое научное исследование, лишенное как предвзятости, так и излишнего пиетета перед объектом изучения. В нем делается попытка определить особенности критического метода

46 Сенковского, для чего автор внимательнейшим образом отыскивает суждения Сенковского, не склонного теоретизировать, на страницах его многочисленных статей. Думается, серьезной заслугой А. В. Шароновой следует считать приложение теории романтической иронии к критическому методу О.И. Сенковского, что многое проясняет в его подходе к анализу литературного произведения.

Отмечая многочисленные достоинства работы, хотелось бы остановиться и на тех сторонах, которые на наш взгляд, заслуживали большего внимания автора. Во-первых, нет разграничения между Сенковским и Бароном Брамбеусом, тогда как редактор «Библиотеки для чтения» ставил разные подписи отнюдь не для мнимого увеличения числа авторов, в чем были уверены некоторые простодушные современники, а по принципиальным соображениям, и это убедительно доказал В. Каверин. Во-вторых, критический опыт Сенковского мало вписан в контекст эпохи, безусловно, речь не идет о сосредоточении внимания исследователя на взаимоотношениях разных критиков той поры, но было необходимо, на наш взгляд, определить важнейшие проблемы критики того времени, ее искания и открытия. И это в значительной степени помогло бы выявить и оригинальность Сенковского, и его связь с исторической эпохой. В-третьих, совершенно справедливо ставя вопрос о необходимости рассматривать критический метод редактора «Библиотеки для чтения» в свете теории романтической иронии, А. В. Шаронова не упоминает о причинах этой близости: имело ли место объективное совпадение или же Сенковский был знаком с трудами немецких романтиков и об этом в его статьях есть хотя бы косвенные упоминания. Все это было бы тем более интересно, что в литературе о Сенковском укрепилось представление о нем, как о гонителе немецкой идеалистической философии. Много внимание уделено изучению литературно-эстетических взглядов и их конкретному приложению Сенковским к литературным явлениям своего времени. А. В. Шаронова выделяет самые значимые для критика аспекты, объясняет его позицию,

47 апеллируя при этом к системе его взглядов на историю, законы развития культуры, его представления об искусстве и литературе. В связи с этим встает вопрос, в какой период критической деятельности Сенковского у него возникает требование типизации, отмеченное А. В. Шароновой, в какой связи с новациями Белинского именно в этой сфере оно находится и как сочетается с развитием мировой эстетической мысли того времени.

Кроме указанных работ, на которых базировалась методология нашего собственного исследования, мы привлекли большой пласт научных трудов, посвященных аспектам, пограничным тематике нашего исследования, то есть истории, социологии, истории культуры, литературоведению, в частности, истории литературы и литературной критики. Чрезвычайно важными для нас в методологическом аспекте были труды Б. Н. Миронова, петербургского историка, за чьей деятельностью было интересно наблюдать на протяжении последних десяти - пятнадцати лет. Ученый разработал собственный метод исследования, сочетающий исторический, статистический и социологические подходы. Внушительным итогом этой работы стала фундаментальная монография «Социальная история России»⁴⁴. Ученый еще раньше предложил преодолеть традиционные упреки к гуманитарным наукам за счет введения в исследования количественных характеристик. Он считает, что такое сложное явление, как «русская культура» можно расчленить на несколько аспектов, которые можно выразить количественно: грамотность, образование, процент грамотности, тиражи, цены, распространение, а также количественная оценка тематического содержания печатной продукции - все это расскажет историку об интересах людей»⁴⁵. Он утверждает, что «перевод количественных данных в качественные и обратно, осуществляемый путем подсчета, статистического измерения и расчленения качественного понятия на элементы, поддающиеся количественному измерению» - все это позволяет не просто

⁴⁴ Миронов Б. Н. История и социология.- Л., 1984; Миронов Б. Н. Русский город в 1740-1860 годах.- Л.,
1990; Миронов Б. Н. Социальная история России: В 2 т.- СПб., 2000.

⁴⁵ Миронов Б. Н. История в цифрах.- Л., 1991.- С. 12.

48 объективизировать данные гуманитарных наук, но и сделать последние более выразительными и репрезентативными.

Еще одной группой научных трудов, которые были очень важны для нас как в содержательном, так и в методологическом смыслах, это исследования по истории культуры, например труды П. Н. Милюкова, как классика в этой сфере, и труды Ю.М. Лотмана, как новатора, применившего впервые в этой сфере семиотический подход. В области истории образования оказалось, что не так уж много специальных исследований последнего времени, посвященных развитию русской системы образования, поэтому помимо указанных в библиографии трудов дореволюционных ученых, мы опирались на исследование И. М. Богданова, на данные, содержащиеся в трудах Л. А. Булгаковой и В. Лейкиной-Свирской⁴⁶, а также статистику, приведенную в вышеупомянутой книге Б. Н. Миронова «Социальная история России», где сконцентрирован огромный документальный и фактический материал.

Следующая группа чрезвычайно важных для нас исследований посвящена проблемам книгоиздания и книготорговли, а также проблемам изучения читательской аудитории. Относительно книгоиздания и распространения книги мы базировались на двух группах материалов -критические статьи и публицистические выступления деятелей русской литературы и воспоминания деятелей русского просвещения, наконец, третья, особая группа - это итоговые труды отечественных ученых, среди которых - большая группа авторов, публиковавших свои исследования в регулярных до начала 1990-х годов выпусков трудов ученых Ленинградского института культуры, а также исследования известного специалиста в сфере истории книжной торговли - А. А. Говорова⁴⁷.

Лейкина-Свирская В. П. Интеллигенция в России во второй половине 19 века.- М., 1971. Булгакова Л. А. Социальные корни русской интеллигенции.- Л., 1987. Богданов И. М. Грамотность и образование в дореволюционной России и в СССР: Историко-статистические очерки-. М., 1964.

⁴⁷ Говоров А. А. История книжной торговли в СССР. - М., 1976; История книги /Под ред. А. А.Говорова и Т. Г. Куприяновой,- М., 2001.

49 Затем мы должны отметить как весьма существенные для решения поставленных перед данным исследованием задач группу трудов, посвященных истории читателя и его психологии. Основоположниками в этой сфере по праву можно считать Н. И. Рубакина, А. И. Белецкого. Изучение читательского поведения поклонников художественной литературы началось гораздо раньше, чем аудитории прессы. Историко-теоретическим аспектам изучения читателя посвящены труды А. Блюма, В. Прозорова, И. Баренбаума,

А. Рейтблата, Е. Елиной. и других авторов. Хотя возможности разработки данной темы далеко не исчерпаны, тем не менее методика и методология исследований обретает отчетливые очертания. В истории журналистики интерес к читателю пока ограничивается чисто количественной стороной, а именно, указанием тиражей, но объяснений причин их повышения или понижения, попыток изучения вкуса аудитории пока в науке о журналистике немного. Возможно, это объясняется относительной молодостью науки, ее пограничным характером, присущим всем молодым явлениям, носящим синтетический характер, какова и есть сама журналистика.

Тем не менее, наука постепенно осознает границы своего предмета, разрабатывает методологию, что-то заимствуя или приспосабливая из смежных исследовательских областей, что-то разрабатывая самостоятельно. Появляются научные школы, осуществляется выпуск научных трудов, в том числе периодических изданий, обеспечивающих непрерывность научной дискуссии. Так что систематическое исследование построения отношений средства массовой информации с аудиторией непременно станет предметом научного изучения, тем более, что сходное изучение очень напряженно ведут практики современной журналистики, пытаясь установить баланс отношений с публикой. Возможно, научные исследований на историческом материале

Баренбаум И. Е. История книги.- М., 1984; История русского читателя -.Л., 1973.-Вып. 1; Прозоров В. В. Читатель и литературный процесс- Саратов, 1975; Рейтблат А. От Бовы к Бальмонту: Очерки по истории чтения в России во второй половине XIX века.- М., 1991; Шюккинг Л. Социология литературного вкуса. -Л, 1928; Елина Е .Г. Литературная критика и общественное сознание в Советской России 1920-х годов. -Саратов, 1994.

50 окажут существенную поддержку и журналистам-практикам, если удастся установить некоторые закономерности.

И, наконец, мы должны сказать о тех исследованиях, которые поднимают проблемы научной методики и методологии. Факультет журналистики МГУ в 1970-1980 годы подготовил ряд изданий, посвященных методике историко-журналистского исследования. Именно так называлась статья Б.И. Есина, опубликованная в сборнике «Методика изучения периодической печати» .⁴⁹Ее автор, обращаясь к этой проблеме, ссылается на мнение саратовского ученого, известного исследователя творчества Салтыкова-Щедрина, Е. И. Покусаева, сказавшего еще в 1967 году, что методология и методика изучения коллективных органов общественно-литературной мысли разработана весьма слабо»⁵⁰. Б. И. Есин выделяет три основных типа историко-журналистских исследований. Первый -описательно-хронологический, в качестве примера он приводит монографию Евгеньева-Максимова о «Современнике». Приметами этого типа является обращение к внешней истории издания, описание содержания по рубрикам или даже одной из них по годам. Второй тип - проблемно-тематический, когда одна общественно-значимая проблема прослеживается в материалах издания на протяжении ряда лет. Третий тип заключается преимущественно в выявлении общественно-политического направления издания. Далее ученый отмечает важный недостаток современных исследований о журналистике, которые редко носят комплексный характер, например, они «подчинены выявлению литературной программы, позиции издания в литературной борьбе и литературном процессе, но при этом в поле зрения исследователей редко попадают специфические журналистские качества: редко исследуется читатель, действенность печати, типологические особенности журнала или газеты, при этом редко вообще учитывается тип издания». В заключение ученый формулирует основные задачи методологии и методики

⁴⁹ Есин Б.И. О методике историко-журналистского исследования//Методика изучения периодической
печати.-М., 1977.-С. 3-9.

⁵⁰ Вопросы литературы.-1967.-.№9.-С. 47.

⁵¹ Есин Б.И. Указ соч. - Сб.

51 журналистики: «Сложность и разнообразие методик обусловлены сложностью самого предмета журналистики, вобравшей в себя очень много и подчинившей это многое воздействию на "аудиторию. Поэтому специфика метода изучения журналистики может быть выявлена в исследованиях, учитывающих аудиторную детерминированность печати. Ни наука, ни художественная литература не имеют такой прямой от нее зависимости». В следующем сборнике: «Методика изучения и преподавания истории русской журналистики на факультетах журналистики»⁵² была представлена целая серия статей по конкретным аспектам методики исследования, например, о методах изучения читательской аудитории, о методике исследования одного номера в системе годового комплекта, о методике работы над архивными источниками по журналистике и др., то есть была предложена методика почти по всем направлениям ранее намеченным Есиным в упоминавшей выше статье. Такие исследования в сочетании с самими работами, в которых предложенная методика осуществлена, представляют значительный вклад в науку в целом, потому что они повышают как уровень работ, так и степень сознательности ученого, выбравшего такое направление исследования.

Другим центром разработки методики журналистских исследований является труды сотрудников факультета журналистики Ленинградского/ Санкт-Петербургского университета, например, А. Ф. Бережного , В. П. Таловова⁵⁴, Л. П. Громовой⁵⁵ и др. Например, в последнем по времени издании, посвященном истории русской журналистики, неотложные задачи, которые ставили перед собой авторы нового учебника, звучат как очередные задачи науки истории журналистики: «Изменившиеся социально-политические и экономические условия развития нашей страны предопределили новые методологические и методические подходы в

⁵² Методика изучения и преподавания истории русской журналистики на факультетах журналистики.- М.,
1987.

⁵³ Бережной А. Ф. О некоторых итогах и проблемах журналистского образования и журналистской науки в
университетах нашей страны./УЖурналистика, наука, образование, практика.- Л., 1971.

⁵⁴ Таловов В. П. Журналистское образование в СССР.- Л., 1990.

⁵⁵ Громова Л. П. А. И. Герцен и русская журналистика его времени.- СПб., 1994; А. А. Краевский - редактор
и издатель.- СПб., 2001; Введение.//История русской журналистики XVIII-XIX в. СПб., 2003.

52 изучении отечественной истории, в том числе и прошлого прессы. ...Авторы стремились избежать догматического подхода, идеологической заданности и дидактической назидательности в оценке явлений прошлого, старались показать содержание и характер русской журналистики на разных этапах ее развития во всем многообразии ее проявлений...»⁵⁶. Своеобразными методическими рекомендациями являются, конечно, сами исследования, выполненные на высоком научном уровне.

Подводя итоги нашему историографическому экскурсу, следует признать: наука о журналистике достаточно интенсивно развивается, что проявляется в ее рефлексии, стремлении разработать свою историю, выработать методику и методологию, а также в том, что она установила внутри себя некоторые эталоны, которые устремлены как в прошлое и представляют собой некую классику жанра, так и нацелены в будущее и являются своеобразными векторами, указывающими современной научной мысли ее грядущие пути.

Там же. С. 5.

. О.И. Сенковский: личность и творческий путь

История развития русской журналистики свершалась по тем же законам, которые управляют информационными потребностями человечества в целом. Журналистика проходила те же стадии от рукописной газеты - к печатной, от календарей - к периодическим изданиям, от научно-популярных журналов - к энциклопедическим, а затем общественно-литературным. Так же, как и в Европе, журналистика, зародившись в России в виде газеты, затем длительный период отдавала предпочтение журнальной форме. Точно так же журналистика от выражения интересов элиты развивалась в сторону охвата интересов большей человеческой массы и предпосылкой к этому становилось распространение образования сначала в привилегированных, а затем в средних кругах общества. Наличие определенных законов развития журналистики как социального института не отменяет важности национальных факторов, корректирующих общие закономерности. История русской журналистики свидетельствует, что существовало множество причин, придавших ей неповторимые черты, позволяющие говорить об особом пути русской прессы и особых личностных качествах ее деятелей, о более тесной связи с литературой, о меньшей политизированности на ранних стадиях, в том числе из-за отсутствия религиозных войн, о многовековом периоде господства в сознании общества коллективного «мы», о слишком затяжном периоде натурального и феодального хозяйства и прочих факторах. В другие сроки, с другой временной динамикой и другим ритмом смены производственных и культурных циклов русская журналистика выходила к тем же ключевым моментам, которые были присущи и мировой модели журналистики. Каждый из этих моментов продуцировал зарождение определенных типов изданий, отвечающих на информационные запросы общества, так как появление новых типов всегда свидетельствовало о неких тектонических сдвигах в общественном укладе. Потребность в новых типах издания рождала потребность в личностях, творцах определенного склада характера, с той или иной (в зависимости от потребностей общества) доминантой мышления поведения, образа действия. История находила нужных ей людей, где бы они ни родились и отправляла их туда, где они в данный момент были необходимы.

Юлиан Йозеф Сенковский родился 19 (31) марта 1800 года, в канун нового века. Место рождения - имение Антоколон в пригороде университетского Вильно, с его интернациональным населением, с его древней историей, что во многом определило склад мышления будущего литератора. Отец, обедневший польский дворянин, оставил семью, когда мальчику было два года. Все детские годы прошли в доме его дяди по материнской линии, профессора Виленского университета. Успехи юного Юлиуса в учебе, семейный культ науки и университетских занятий, блистательная память, склонность к изучению языков - все, казалось, предопределяло судьбу молодого поляка, но он сам ее круто изменил. Кружок шубравцев, как убедительно показал в своем исследовании В. Каверин1, оказал большое влияние на духовное созревание юного Сенковского, привив любовь к печатному слову, сформировав убеждение в возможности слова, просвещающего и обличающего, способного совершенствовать окружающий мир.

Неизвестно, как сложилась бы жизнь Сенковского, если бы обстоятельствам не суждено было вырвать его из провинциальной ограниченности. Двухлетнее путешествие по Востоку, задуманное местными магнатами с целью то ли установления, то ли восстановления польско-турецких связей, привело молодого востоковеда к другим результатам. Его ум познал новую сторону истории: возвеличивание и падение народов и империй, обращение в прах религий и архитектурных колоссов, растворение друг в друге целых народов при ассимиляции их культур. Повзрослевший ум молодого ученого прошел искус чрезмерной специализации и устремился к широким обобщениям, к отысканию закономерностей в смене времен и народов. Замкнутость и безысходность былых шубравских интересов становится для него очевидной на фоне монументальной картины развития человеческой цивилизации. Новое понимание истории привело его не в Вильно, а в Петербург, где ощутимо бился пульс молодой русской интеллигенции, ожидающей и готовящей кардинальные общественные перемены в России. Используя терминологию Л. Н. Гумилева2, можно сказать, что Петербург был тогда средоточием пассионарной энергии, и Сенковский, как страстная и энергичная личность, устремился к нему.

Конец 1821 года, когда молодой путешественник приехал в Петербург, еще не был высшей точкой кипения декабристского движения. Это была та степень развития событий, когда безрезультатность действий еще не видна, будучи укрытой туманом иллюзий. Все в обществе было пропитано вольнодумством. Для одних, преданных идеалам просвещения и прогресса, оно было истинной целью, для других - модной маской, скрывающей пустоту. И все же молчаливое большинство образованного общества склонялось в те дни к поддержке идей декабристов, которые сконцентрировали в себе настоящие потребности России. Сенковский познакомился с декабристами с помощью земляка Фаддея Булгарина, который тогда еще не забыл, что является сыном польского повстанца, соратника Костюшко.

Роль и функции отдела «Русская словесность» в структуре «Библиотеки для чтения»

В журнале Сенковского беллетристика занимала первые позиции, номер открывался русской словесностью, затем располагался отдел «Иностранной словесности». Такой порядок отражал преимущественный интерес небольшой по численности российской читательской аудитории к литературе. «Повести, повести, все требуют повестей. Без повести книжка журнала есть то же, что был бы в обществе человек без сапог и галстука», - писал о таком положении дел на читательском рынке Белинский в статье «О русской повес-ти и повестях г. Гоголя» . Однако, несмотря на почетное первое место, словесность не играла ведущей роли в общем содержании журнала. На это обратили внимание многие современники, например, А. Дружинин и П. Савельев. Об этом писал с упреком и Белинский, полагая, что такое положение дел вызвано нехваткой эстетического чувства у редактора. На наш взгляд, отношение Сенковского к отделу словесности постепенно изменялось. На первых порах, в 1834 и 1835 гг. редактор «Библиотеки для чтения» действовал вполне в русле сложившейся традиции и старался привлечь в журнал «первостатейных» литераторов, и это ему удалось. Не зря «Библиотека» гордо заявляла, что она собрала под своей обложкой лучших современных писателей. Приведем данные по первым двум годам издания первого номера вплоть до сени 1835 г. печатался А.С. Пушкин. Здесь были опубликованы «Пиковая дама», три сказки: «О золотой рыбке», «О золотом петушке», «О мертвой царевне и семи богатырях», отрывки из «Медного всадника», «Песни западных славян», «Кирджали», более двадцати пяти лирических произведений, среди которых такие шедевры, как «Элегия» и «Красавица». Здесь же Пушкин напечатал два найденных им исторических документа, относившихся к пугачевскому бунту. Эта публикация играла серьезную роль в последующих издательских планах Пушкина, она не просто отражала один из эпизодов творческого процесса поэта, но и готовила общественное мнение к знакомству с трудом Пушкина в совершенно новой сфере - в документальной прозе. Напомним, что при всем безусловном признании гения Пушкина в поэзии его обращение к прозе не получило однозначного одобрения. Критика писала об упадке дарования3, даже Белинский в ранний период своей критической деятельности не был готов оценить те перемены, которые произошли в мировоззрении и художественном методе поэта4, все более стремительно опережавшем сознание современников. Зная о том, какой авторитет «Библиотека для чтения» имеет у публики, Пушкин счел правильным использовать журнал для того, чтобы заранее подогреть читательский интерес.

По объему и числу публикаций Пушкин стоял на первом месте в «Библиотеке для чтения» в первые два года. Отзывы Сенковского всегда были восторженными, например, по поводу поэмы «Анджело», кстати, раскритикованной Белинским. «Библиотека» писала: «Это целая поэма, и одно из прекраснейших произведений этого огромного, разнообразного и всегда необыкновенного дара. «Анджело» читается в первый раз с удовольствием, во второй, в третий раз, уверяю вас, с восхищением. Я знаю, очень знаю, что теперь в моде у известного класса читателей находить более и более недостатков в новейших творениях нашего поэта (.). «Анджело заставляет нас думать, что священный огонь опять объял душу нашего поэта, что радужное его пламя вновь начинает возвышаться над горизонтом, и что скоро мы будем свидетелями одного из тех могущественнейших и великолепнейших сияний, какие один только Пушкин в состоянии производить на Севере»5. Статья подписана инициалами О. С, что является дополнительной данью уважения поэту, так как Сенковский ставил свою подпись в исключительных случаях.

После открытия «Современника» имя поэта продолжало упоминаться, а вот его редакторская деятельность замалчивалась, за исключением одного случая, о котором мы скажем особо в третьей главе данного исследования, там, где речь пойдет о литературно-критических отделах журнала «Библиотека для чтения». Некрологическая статья о поэте была написана Н. Полевым, по просьбе О.И. Сенковского и опубликована в мартовском номере журнала за 1837 год. Но и затем имя Пушкина нередко упоминалось на страницах «Библиотеки» с неизменной симпатией, хотя воззрение Сенковского на судьбы творческого наследия поэта отличались своеобразием. Например, рассуждая о необходимости предавать гласности незаконченные произведения и черновые наброски поэта, Сенковский писал: «Пушкин всегда будет великим русским поэтом. Настоящая беда то, что он был великий поэт. Эти великие поэты - самые несчастные люди на земле: починив перо, они не могут написать ни одной строчки, ни одной буквы на лоскутке бумаги для пробы пера, без того, чтобы после их смерти этой строчки или этой буквы не напечатали бы в собрании сочинений». Далее журналист рассуждает о том, зачем современникам поэта нужен такой публичной доступ в творческую лабораторию, допуская, что все стадии работы над рукописью могут быть интересными позднейшим литературным исследователям, он, тем не менее, противопоставляет им долг современников перед памятью поэта: «Мы - не алчные антикварии в отношении к великим поэтам, с которыми мы жили: мы ходим молиться на их могилу, печаль наша еще не угасла, и мы обязаны к ним, по крайней мере, тем уважением, без которого нет печали»6. Искренняя скорбь и глубокое уважение слышится в этом признании, контрастирующем с позднее установившимся мифом о травле поэта «Библиотекой».

Проблемно-тематические направления отделов «Науки и художества» «Промышленность и сельское хозяйство»

Некоторые исследователи называют ключевым отделом журнала «Промышленность и сельское хозяйство»4, на наш взгляд, упомянутый отдел не имел бы такого значения, если бы ему не предшествовали «Науки и художества». При всей склонности Сенковского к прагматизму, он не был голым эмпириком, высоко чтил науку и ее достижения, вот почему научный отдел не просто предварял «хозяйственную энциклопедию», а ставил ее на солидную научную базу. Научный отдел формировал мировоззрение, без которого любые практические советы, не могли быть высокоэффективными.

Все статьи, напечатанные в этом отделе, можно разбить на несколько групп. Первая и едва ли не самая большая - это статьи по истории. Мы сейчас не будем давать характеристику исторической концепции редактора «Библиотеки», отложив ее до анализа статей, появившихся в отделе «Критика», где он более развернуто высказывал ее в отзывах на труды современных ему историков. Вторая большая группа материалов носила культурологический аспект: они выдают пристальный интерес Сенковского к периодам так называемых цивилизационных сломов - тех рубежных моментов в развитии человечества, когда новые тенденции неожиданно выходили на поверхность и история человечества меняла направление развития. К таким периодам он относил рубеж античности и раннего средневековья, затем культурное столкновение европейской и восточной, точнее, арабской цивилизаций в период крестовых походов. Следующий важный этап, которому он уделял большое внимание - это эпоха Реформации в Европе, противостояние католиков и протестантов и, наконец, это французская революция конца XVIII века, наполеоновская империя и их влияние на культуру современной Франции. Статьи по названным выше проблемам печатались также и в отделе «Критики», что позволяло усилить воздействие тех идей, которые Сенков-ский как автор и редактор формировал в научном отделе. Еще одной сквозной проблемой для этого отдела было изучение столкновения разных циви-лизационных центров и судьбы культур стран Азии, Африки, Северной Америки. Эта тема также развивалась в других отделах, чаще всего в отделе «Критика» и «Смесь», что способствовало впечатлению единства журнального номера, а также закрепляло в сознании читателей полученную информацию.

В журнале «Библиотека для чтения» не было постоянного отдела «Жизнь замечательных людей», но эта рубрика как бы растворялась в постоянном обращении к этой теме в отделах «Науки и художества», «Критика», «Смесь», а до 1839 года и в «Иностранной словесности». Приведем далеко не полный перечень имен, которым журнал посвящал статьи или рецензии: Байрон, Бэкон, Галлей, Колумб, Кювье, Мирабо, Т. Мор, Наполеон, Ньютон, Паскаль, Э. Роттердамский, Франклин, Т. Юнг. Эти статьи можно назвать своеобразной энциклопедией, где постоянно доказывалось величие и возможности человеческого ума. Надо отметить, что при всем уважении и восхищении, которое вызывали у Сенковского великие ученые, мыслители и политические деятели, он никогда не впадал в безусловную апологию и не скрывал ни их слабостей, ни просчетов или заблуждений, ни даже их преступлений. В его повествование иногда вплетались иронические или шутливые ноты, он давал объяснение какому-либо поступку героя с точки зрения здравого смысла. Часто Сенковский сознательно шел на такой прием, дабы избежать излишней пафосности или чрезмерной драматизации повествования.

Белинский неоднократно критиковал Сенковского за это, упрекая за сознательное принижение значения крупных исторических персон в угоду толпе, не любящей все, превосходящее ее разумение5. На наш взгляд, у Сенковского были другие мотивы. Приведем для примера несколько критико биографических очерков. В восьмом томе в третьем отделе была напечатана статья о «Записках» Мирабо, опубликованных его племянником. Примечательно вступление к ней, которое показывает, какие задачи ставил перед собой Сенковский и как автор, и как редактор: «Большей части наших читателей эти исторические документы могут показаться сухими и утомительными, и многие из наших соотечественников, вероятно, будут нам благодарны за предоставление им в сжатом и разнообразном виде того, что в подобном собрании частных и семейных мелочей может содержаться нового и в особенности занимательного».

Сенковский берет на себя функцию своеобразного проводника в мир знаний, который умело направляет внимание читателя и старается избавить его от всего непонятного и утомительного. Ясно, что при такой позиции встает вопрос, в какой степени можно доверять проводнику делать выводы за умственно неокрепшего спутника - поручителем Сенковского в этом является его отношение к истории. Вначале Сенковский анализирует семейную обстановку и характер старшего Мирабо, создавшего атмосферу жестокого подавления личности, диктаторского контроля за всеми действиями сына, так как отец был уверен в порочности человеческой природы вообще. С нескрываемым отвращением автор статьи описывает невыносимую семейную обстановку, а затем делает вывод, что жестокость отца породила ответную жестокость сына, которая, однако, не была направлена непосредственно на отца, но спроецирована на монархию, как наивысший символ патриархальной власти. Семейный деспотизм породил революционера - таков многозначительный вывод Сенковского.

Влияние «мрачного семилетия» на «Библиотеку для чтения»

Историк цензуры и публицист Н. А. Энгельгардт, характеризуя последствия семилетней реакции, писал: «Читая постановления николаевской цензуры можно было подумать, что страна переполнена бушующей мыслью, громадная, мощная литература и журналистика, полчища писателей владеют умами, направляют общественное мнение», а между тем немногие грамотные крестьяне, мещане и купцы предпочитают патриотическую литературу. В столицах есть кружки, но не более трехсот человек, в провинции помещичьи усадьбы - центры, где читали один журнал на всех - «Библиотеку»1.

Не было издания, которое в этот период не потеряло бы часть своих читателей. Тиражи трех ведущих журналов: «Библиотека для чтения», «Отечественных записок» и «Современника» почти сравнялись и были меньше трех тысяч. Редактором «Библиотеки» продолжал оставаться О. И. Сенков-ский, с 1834 года то деливший с сотрудниками, то единовластно вершивший редакторские функции. «Библиотека для чтения» была изначально задумана как коммерческое предприятие, сориентированное на прибыль и успех, но и этот любимец публики в период политических репрессий не устоял, не сохранил большинство подписчиков и не удержал место самого популярного издания России. Хотя внешние обстоятельства этого периода были одинаковы для всех изданий, причины, обусловившие динамику отношений с публикой каждого из них, были разными. Наивысший пик популярности «Библиотека» пережила в 1834-1838 годы, когда количество ее подписчиков увеличивалось на тысячу почти каждый год. Сенковскому удалось найти в то время верный тон диалога с аудиторией, который вполне соответствовал духовным запросам русской публики (в том числе провинциальной) 1830-х годов и наиболее адекватно отражал умонастроение самого редактора. К тому же в обществе в это время происходили социальные сдвиги. Их результаты стали вполне ощутимы через двадцать лет: на историческую арену исподволь прокладывал себе дорогу демократический читатель, имевший еще не определившиеся вкусы и интересы. Именно ему как нельзя более подходил энциклопедизм журнала Сенковского, поднимавший общий образовательный уровень и способствовавший последующему социальному выбору читателя.

Программа журнала не походила на программы других изданий прежде всего отсутствием пропагандистского начала. Сенковский ничего не собирался прививать, воспитывать, единственной его целью было постепенное умственное образование русского общества, которое в данный момент он считал слишком молодым и не способным к усвоению серьезных идей. Наблюдения над ходом европейской прессы привели его к убеждению, что жизнь журнала определяется популярностью, которой можно достичь, чутко улавливая настроения публики и безошибочно предлагая ей информацию, имеющую вкус новизны и занимательности.

Духовное развитие русского общества, отразившееся в значительных сдвигах в системе ценностей, стало результатом просветительской деятельности не одного поколения русских литераторов, в том числе и самого Сенковского. Оказавшись в плену ранее выработанных стереотипов, Сенковский продолжал утверждать, по воспоминаниям А. П. Милюкова, что русской публике чужды серьезные идеи. Эти слова мемуариста вполне отчетливо рисуют странное положение журналиста, не знающего настоящих сегодняшних проблем читателя. Ведь общественная жизнь 1847 года, когда состоялся этот разговор, была наполнена спорами, страстями, борьбой различных партий. В это время появлялись новые таланты, открывались новые издания. Все это могло дать представление Сенковскому об изменившейся ситуации, если бы он смог увидеть перемены и поверить в увиденное. Следующий, 1848 год, казалось бы, как нельзя лучше подтвердил скептические прогнозы редактора «Библиотеки», но эсе равно даже семилетней реакции не удалось остановить ни процесса духовного взросления русского общества, ни движения литературы и журналистики.

О том, насколько Сенковский после 1848 года удалился от активного участия в редактировании журнала и определения его направления, свидетельствуют такие материалы начала 1850-х гг., как переписка Е. Н. Ахматовой с А. В. Дружининым, воспоминания А. В. Старчевского, письма русских литераторов того времени. В этот период литературная звезда О. И. Сенков-ского клонилась к закату. Годы его популярности, славы и материального успеха остались в прошлом. Он охладевал к своему детищу - «Библиотеке» -хотя по-прежнему много для нее работал: писал, переводил, редактировал, выписывал журналы. Прежний двадцатичасовой режим работы был ему уже не по силам: сказывались годы, давали о себе знать болезни, а главное, усилилось ощущение, что жизнь проходит мимо, что он потерял золотую жилу того куража и вдохновения, которые бодрили его лучше кофе и табака в бессонные ночи, заполненные работой.

Похожие диссертации на Журнал О. И. Сенковского "Библиотека для чтения" 1834-1856 годов и формирование массовой журналистики в России

Парламентская журналистика как фактор формирования открытости представительной власти в РоссииФёдоров Игорь Николаевич

Качественная пресса как фактор формирования имиджа РоссииТоропова, Екатерина Анатольевна

Система деловых журналов в РоссииГоликова Лидия Борисовна

Журнал "Библиотека для чтения" О.И. Сенковского в контексте русской журналистики 1-й половины XIX векаТабакарь Юлия Ивановна

Образ Германии в русских энциклопедических журналах 1820–1830-x годов (на материале "московского телеграфа", "телескопа" и "библиотеки для чтения")Дубовер Михаил Анатольевич

Трансформация журналистики России в условиях становления отрасли СМИИваницкий, Валерий Людвигович

Онлайновая журналистика в России: становление, тенденции и перспективы развития Кихтан Валентина Вениаминовна

Ювенильная журналистика в России: исторические и функциональные особенностиКосолапова Диана Игоревна

Концепт "свой/чужой" в журналистике и литературе России и Франции на рубеже XX-XXI вв.Петрова Мария Леонидовна

Современные тенденции и перспективы развития круглосуточной новостной телевизионной журналистики (на примере телеканала "Россия 24")Алиева Марьян Магомедовна