Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Психоанализ литературы в контексте русской истории 1920-х годов 23
1. Психоаналитическое литературоведение: история, методология, типология 23
2. Психоанализ в культурной парадигме России первых десятилетий XX века 53
Глава 2. Психоанализ в советском литературоведении и критике 1920-х годов 76
1. Психоаналитическое литературоведение И.Д. Ермакова 76
2. Проблемы восприятия психоаналитического литературоведения журнальной критикой 1920-х годов 112
Глава 3. Психоанализ в литературоведении русской диаспоры в Праге 137
1. Психоанализ как прием литературной критики и литературоведения А.Л. Бема 137
2. «Литературное врачевание» Н.Е. Осипова 169
Заключение 201
Библиографический список использованной литературы 208
- Психоаналитическое литературоведение: история, методология, типология
- Психоаналитическое литературоведение И.Д. Ермакова
- Проблемы восприятия психоаналитического литературоведения журнальной критикой 1920-х годов
- Психоанализ как прием литературной критики и литературоведения А.Л. Бема
Введение к работе
В последнее время отечественная гуманитарная наука столкнулась с необходимостью переосмыслить или даже впервые открыть многие явления интеллектуальной истории России первых десятилетий XX века. Политические и культурные события новейшей истории стали предпосылкой к коррекции рационально-понятийной картины мира в современном общественном сознании. Социальные институты, участвующие в формировании мировоззренческих идеалов общества, «ищут отвечающие современному положению вещей новые концептуальные подходы и решения, которые включают как сохраняющие свое значение прежние идеи и взгляды, так и модифицированные, преобразованные представления, возникающие на базе новых обобщений, вызванных к жизни изменениями общественных реалий» . Одним из отражений этой тенденции эпохи стала постепенная реставрация и возвращение в научный обиход философских концепций, изъятых из культурной парадигмы России в период советской истории. Наряду с прочими утраченными на долгие годы страницами летописи ранней советской эпохи, отечественной гуманитарной науке предстоит также реконструировать и историю психоанализа в России, поскольку знание прошлого -необходимое условие для понимания настоящего.
Значение теории Зигмунда Фрейда в формировании культурного облика Западной Европы первых десятилетий XX века переоценить трудно. «Всякий, желающий глубже понять духовное лицо современной Европы, не может пройти мимо психоанализа: он стал слишком характерной, неизгладимой чертой современности», - писал в 1925 году один из наиболее выдающихся отечественных мыслителей XX столетия ММ. Бахтин . С момента возникновения и до сегодняшнего дня психоанализ продолжает завоевывать позиции в самых различных областях знания: философии, психологии, медицине, лингвистике, педагогике. Психоанализ литературного творчества, существующий на границе
1 Прохоров Е. Введение в теорию журналистики. - М.. 2002. С.54 : Бахтин М. Фрейдизм// Бахтин под маской. - М.. 2000. С.97
4 клинической психологии и литературоведения, в общем ряду прикладных гуманитарных дисциплин занимает далеко не последнее место.
«Критики обычно указывают на два парадокса во взаимоотношениях теории Фрейда и литературной критики, - отмечает американский литературовед Фрэнкланд Грэхам (Frankland Graham), - Первый заключается в том, что хотя Фрейд и называл себя представителем естественных наук, изредка практикующим литературоведение как любитель, его естественнонаучная репутация в наши дни нередко ставится под сомнение, в то время как достоинства его литературоведческих методов критикой широко признаются. Суть второго парадокса - в неизменном интересе литературных критиков именно к тем фрейдовским текстам, в которых непосредственно вопросов литературы он не касается» . На наш взгляд, говорить о широком признании литературоведческих заслуг Зигмунда Фрейда следует достаточно осторожно - они ставились под сомнение как современниками Фрейда, так и более поздними оппонентами его учения. Более того, Россия, хотя и является страной с сильной литературоведческой и критической традицией, в силу исторических причин освоила психоанализ в гораздо меньшей степени, чем Франция или США. Однако не будем отрицать того, что в целом востребованность творческого наследия Фрейда литературоведением, особенно литературоведением западным, сегодня можно считать фактом вполне состоявшимся. В этом отношении замечание американского литературоведа относительно интереса критиков к клиническим аспектам теории Фрейда представляется весьма справедливым. Пожалуй, на сегодняшний день не осталось ни одной работы основателя психоанализа, положения которой не были бы апробированы вне медицины. Каждый опыт применения учения Фрейда в антропологии, социологии, культурологии, или литературоведении добавлял что-то новое в копилку прикладного психоанализа, и, несомненно, должен быть учтен при воссоздании адекватной картины истории гуманитарной мысли XX столетия.
5 Frankland Graham The Literary-critical Paradigm: Sources of Freud's Hermeneutic// Freud's Literary Culture. -Cambridge. 2001. Р.П7
5 В начале 1990-х годов психоанализ после долгого периода забвения вернулся на российскую почву. В нашей стране стали возрождаться психоаналитические институты, переиздаваться труды классиков психоанализа, появилась популярная справочная литература, знакомящая читателя с основами концепции Фрейда, и периодические издания психоаналитической направленности. Однако по мере накопления материала становилось все более заметно, какое количество «пробелов» еще предстоит восполнить отечественным исследователям. Некоторые явления, о которых на страницах западных специализированных и научно-популярных изданий говорится как о хорошо известных массовой аудитории, российским специалистам еще только предстоит осмыслить.
Вхождение в русло традиции - процесс сложный, но необходимый. Нельзя отрицать, что глубокое понимание истории и теории психоанализа требуется современным ученым-гуманитариям для интерпретации процессов, трансформирующих общественное сознание в наши дни. Например, исследователь психологии журналистского творчества Е.Е. Пронина рассматривает феномен «драйв мышления», ставшего сегодня «главной парадигмой сознания» , сквозь призму учения Фрейда о способах реализации подсознательных влечений. Кроме того, в связи с тем, что в последние десятилетия в русле прикладного психоанализа сформировалась школа, занимающаяся исследованием коммуникационных процессов, без знания теории классического психоанализа становится невозможным изучение стратегий манипуляции массовым сознанием в политике и рекламе . Таким образом, реконструкция истории отечественного психоанализа представляется насущной задачей современной гуманитарной науки.
Актуальность настоящей работы определяется двумя положениями. Во-первых, систематизация и исследование методологии психоаналитического литературоведения России первых десятилетий XX века помогает поместить вновь актуализированный интерес российской научной аудитории к теории Фрейда в
Пронина Е. Психология журналистского творчества. - М.. 2002. С. 169. См.. также: Указ изд. С. 149-169.
О психоаналитических исследованиях коммуникационных парадигм, например, см.: Kuspit D. Some Contemporary Psychoanalytic Constructions// Quarterly of American Psychoanalytical Association. - 1996. Vol. 44. - P. 257-269;
Wohllen S.. Seit W. A Retrospect of Freud: Political Discourse and Mass Communication// Psychoanalytical Contemporary Thought. - 1997. Vol. 20. - P. 207-227
русло классической традиции, связь с которой в силу исторических обстоятельств
на долгие годы была прервана. Сегодня, когда психоанализ стал неотъемлемой
частью западной цивилизации, напоминающей человеку о своем существовании не
только терапевтическими сеансами в кабинете психоаналитика, но и
произведениями литературы, живописи, и даже бродвейскими мюзиклами,
представляется необычайно важным выявить специфику отечественного
психоанализа, истоки которого находятся в психоаналитическом течении первых
десятилетий XX века. Систематизация психоаналитической методологии, однажды
адаптированной русскими психоаналитиками к отечественному
литературоведению, также может способствовать более глубокому пониманию постсоветской литературы, многие образцы которой как по форме, так и по содержанию тесно связаны с психоаналитической концепцией.
Во-вторых, настоящее исследование является вкладом в решение одной из наиболее актуальных задач современности - восполнение пробелов в знании о тех эпизодах культурной истории России, которые на протяжении советской эпохи не могли получить объективного и всестороннего истолкования. В период, когда учебники истории переписываются заново, и соотечественники учатся извлекать из прошлого нашей страны новые уроки, настало время признать значение психоаналитической концепции в формировании культурного облика России 1920-х годов.
Симптоматичным представляется то обстоятельство, что авторы и составители новейших учебных пособий по литературоведению и критике либо вовсе игнорируют факт существования в России школы психоаналитического литературоведения, либо, упоминая о нем, ограничиваются общими фразами и описанием западных тенденций этого направления6. Вместе с тем, появляющиеся в последнее время на книжном рынке исследования современных отечественных психоаналитиков литературы демонстрируют насущную потребность в приобщении русскоязычных специалистов к традиции. Не имея возможности учитывать опыт и ошибки предшественников, некоторые из них и сегодня
" См.. например. Зинченко В.. Зусман В.. Кирнозе 3. Методы изучения литературы. Системный подход. - М..
2002.
7 испытывают своеобразный «азарт первооткрывателя», который зачастую уводит исследователя в сторону от здравого смысла. Ознакомление профессиональной аудитории с работами психоаналитиков-литературоведов 1920-х годов, поможет современным исследователям сделать необходимые выводы и будет способствовать сокращению объема литературоведческих работ, ссылаться на
которые можно лишь как на научный курьез .
История взаимодействия психоанализа и литературы на русской почве в настоящее время изучена весьма неполно. До недавнего времени исследования этого вопроса носили преимущественно эпизодический и бессистемный характер. Впервые основательная работа по освещению истории раннего русского психоанализа была проделана А. М. Эткиндом в работе «Эрос невозможного. История психоанализа в России» . Собранный исследователем богатый фактографический материал позволяет проследить основные вехи истории развития психоанализа в России и познакомится с биографиями наиболее видных деятелей отечественного психоаналитического течения. Однако такой аспект рецепции теории Фрейда в России, как психоаналитическое литературоведение, Эткинд не рассматривает. Точно также этот вопрос оказался не затронут в сборнике «Зигмунд Фрейд и психоанализ в России»9, предлагающем достаточно основательное исследование В.М. Лейбина, посвященное общественной деятельности русских психоаналитиков. Американский исследователь Мартин А. Миллер (Martin A. Miller), пожалуй, единственный из современных ученых пытавшийся целенаправленно уделить внимание русскому психоаналитическому литературоведению, посвятил этой проблеме главу в работе «Фрейд и большевики»10. Однако в силу ограниченного доступа автора к первоисточникам,
См.. например, истолкование символики поэмы В. Ерофеева «Москва-Петушки»: «Белобрысая дьяволица» обладает косой «от затылка до попы» <...> Эта коса - фаллический символ, то есть, любовница Венички -женщина с фаллосом». Там же: «Герой на своем пути в поисках мужественности запасается фаллическими символами - многочисленными бутылями, но использовать их он может лишь инфантильно, для удовлетворения оральных влечений». (Благовещенский Н. По ту сторону Москвы - к Петушкам// Russian Imago. - СПб. 2001. С 438). Другой современный исследователь предлагает такую интерпретацию душевных исканий героини романа Чернышевского «Что делать?»: «Вера Павловна испытывает дискомфорт и недовольство собой из-за досадной разницы: у мужчин есть пенис, а у женщин, и у нее лично, нет». (Колотаев В. Поэтика деструктивного эроса. - М.. 2001. С. 145).
8 Первая публикация: СПб.: АОЗТТ «Медуза», 1993. - 463 с. Далее цит. как: Эткинд А. Эрос невозможного
9 Указ изд.// М; Воронеж: МПСИ. 2000. - 528 с.
10 Martin A. Miller. Freud and the Bolsheviks. - New Haven & London: Yale University Press. 1998. - 231 c.
8 это исследование не носит исчерпывающего характера и может скорее претендовать лишь на постановку проблемы. Необходимость в дальнейшей разработке данной темы, а также привлечение к анализу ранее не исследованных архивных материалов и источников, определяет новизну предпринимаемого исследования.
Цель работы состоит в определении характера и степени влияния психоаналитической концепции на русскую литературную критику и литературоведение 1920-х годов. В соответствии с поставленной целью, в настоящем исследовании решаются следующие задачи;
определить круг источников, отражающих специфику русской литературной критики, связанной с психоанализом;
исследовать основные черты истории отечественного психоанализа как части культурного контекста России 1920-х годов, нашедшей отражение в средствах массовой информации;
раскрыть содержание оригинальных авторских терминов, а также специальных понятий, заимствованных русскими психоаналитиками из тезауруса клинического психоанализа и адаптированных к литературоведческому исследованию и системе средств массовой информации;
проанализировать методологию отечественных психоаналитиков и соотнести ее с западной психоаналитической традицией;
описать и систематизировать специфические методы и приемы психоаналитической интерпретации художественного текста, разработанные и применяемые русскими психоаналитиками 1920-х годов,
Объектом исследования является психоаналитическое течение в России ранней советской эпохи и его фиксация в различных СМИ. В качестве отечественного психоаналитического течения мы будем рассматривать совокупность следующих компонентов: 1) выступления отечественных психоаналитиков на страницах научных, научно-популярных, и общественно-политических изданий с материалами, касающимися теории и практики
9 психоанализа; 2) деятельность научных объединений и обществ, направленную на изучение, популяризацию, и практическое применение концепции Фрейда; 3) публикацию в сборниках или в качестве отдельных изданий работ по психоанализу отечественных ученых-клиницистов и литературоведов.
Предметом исследования в настоящей работе является русская рецепция психоанализа в приложении к интерпретации художественного текста. Исходным материалом исследования - литературно-критические и литературоведческие работы русских ученых, в которых особенности художественного текста и психологии автора анализируются с позиций теории Фрейда, а также обсуждение этих работ на страницах средств массовой информации.
Идеологический климат советской России предопределил раскол внутри русского психоанализа - некоторые русские психоаналитики в начале 1920-х годов оказались захвачены потоком, уносящим многих представителей интеллектуальной элиты за пределы Советской России. В результате Моисей Вульф и Макс Эйтинтон положили начало психоанализу в Израиле. Николай Осипов и его ученик Федор Досужков основали психоаналитическое движение в Праге. Близкий к психоанализу философ Борис Вышеславцев, высланный большевиками из страны в 1922 году, вначале работал в созданной Бердяевым в Берлине Религиозно-философской Академии, но затем увлекся идеями Фрейда и Юнга ив 1931 году опубликовал труд «Этика преображенного Эроса», в котором интерпретировал идею сублимации эротических переживаний. Таким образом, говоря о психоаналитическом литературоведении 1920-х годов, на наш взгляд, целесообразнее придерживаться не хронологического принципа, а принципа разделения русского психоанализа на метрополию и диаспору. В настоящей диссертации исследованы опыты психоаналитического литературоведения русских ученых Москвы (И.Д. Ермаков) и Праги (А.Л. Бем и Н.Е. Осипов), как представляющие собой наиболее яркие образцы применения метода Фрейда в интерпретации текстов русской классики.
Метод исследования может быть описан как системный подход, сочетающий в себе принципы сравнительно-исторического и теоретико-типологического
10 анализа, и ориентированный на сведение многообразных типов связей внутри исследуемого объекта в единую теоретическую картину.
Поскольку заключительного слова в дискуссии по вопросу «что следует считать концом эпохи 1920-х годов?» еще не сказано, определенные темой настоящей работы хронологические рамки можно считать до известной степени условными. Как отмечает Н.А. Богомолов, традиционно в хронологии советской литературы в качестве исторического рубежа указывают I Всесоюзный съезд писателей, то есть, 1934 год. Как альтернатива этой дате в новейшей литературе фигурирует «год великого перелома» - 1929. В отношении психоаналитического течения в советской России при определении рубежа эпохи 1920-х годов, на наш взгляд, уместнее ссылаться на более раннюю дату, поскольку уже к 1930-му году в Москве не существовало ни одной действующей психоаналитической структуры, а касающиеся психоанализа публикации в периодической печати носили резко выраженный характер критических нападок. К 1934 году в советской России психоанализ уже был окончательно зачислен в разряд реакционных доктрин, дополнительным свидетельством чему может считаться то обстоятельство, что в одном из докладов, прозвучавших на I Всесоюзном съезде писателей, теории Фрейда и Шпенглера упоминались как не заслуживающие внимания «давно разоблаченные маленькие и учебные философствования»12.
Однако культура диаспоры имела свою, отличную от культуры метрополии хронологию, в гораздо меньшей степени зависящую от директив вождей и политических настроений в обществе. В связи с этим, представляется возможным достаточно точно определить дату зарождения психоаналитического течения в Праге - 1921 год, когда русский эмигрант Н.Е. Осипов основал и возглавил «Русский психиатрический кружок в Праге», занимавшийся, преимущественно, вопросами психоанализа, но вряд ли можно назвать событие, знаменующее собой конец эпохи. Снижение активности психоаналитических структур в Праге произошло вскоре после смерти НЕ. Осипова в 1934 году. При разговоре о
'' Богомолов Н. Несколько размышлений по поводу двух дат в истории литературы советского периода/7 Некалендарный XX век. - Великий Новгород. 2001. С. 84.
ь Доклад В. Герасимовой// Первый Всесоюзный съезд советских писателей. 1934. Стенографический отчет. - М.. 1990. С. 262
психоаналитических опытах русских литературоведов-эмигрантов именно эту дату мы будем считать условно ограничивающей исследуемый период.
Практическая значимость диссертации определяется потенциальной возможностью применять выявленную типологию при изучении более широкого круга работ, отмеченных влиянием теории Фрейда. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы в обобщающих исследованиях по истории гуманитарной мысли XX века, а также для работы спецкурсов по истории и методологии литературной критики.
Апробация основных положений. Материалы диссертации были представлены в качестве доклада на заседании литературоведческой секции конференции «Русская филология» (Тарту, 2001), а также использованы при подготовке научных публикаций по теме диссертации. Дважды (в 2001 и 2002 гг.) работы автора диссертации были награждены грантами «Института Открытое Общество» Фонда Содействия за победу в конкурсе студенческих и аспирантских научных работ.
Структура и содержание диссертационной работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, и библиографического списка использованной литературы.
Первая глава диссертации озаглавлена «Психоанализ литературы в контексте русской истории 1920-х годов». Мировоззрению начала XX века теория Зигмунда Фрейда оказалась близка своим пафосом «неудовлетворенности культурой», попыткой предложить более полный и динамичный, чем описанный рационалистической психологией XIX века, образ человека. Психоанализ получил широкое распространение во многих странах в качестве универсального приема, применимого в различных гуманитарных науках, в том числе, и в литературоведении, которое в начале прошлого столетия активно работало над формированием своей методологии, и потому особенно чутко реагировало на новации в смежных дисциплинах.
Разумеется, для современного исследователя имя Фрейда уже не относится к разряду «вновь открываемых», а потому простое перечисление основных
12 положений психоанализа претендовать на научную новизну никак не может. Однако в силу того, что методология психоаналитического литературоведения в нашей стране пока еще не может считаться систематизированной и основательно изученной, подобное теоретическое предварение разговора о влиянии психоанализа на русскую литературную критику представляется вполне оправданным. Первый параграф первой главы посвящен исследованию истории, методологии, и типологии психоаналитического литературоведения.
На протяжении своего творческого пути Зигмунд Фрейд использовал различные методы исследования психологии творческой личности и продуктов творчества. Ранний психоанализ искал разгадку тайн творчества в «основном инстинкте» и сублимации, поздний - в компромиссе между «влечением к жизни» и «влечением к смерти». От герменевтики Фрейд на определенном этапе жизни перешел к биографическому литературоведению, а затем вновь ограничил сферу своих литературоведческих интересов анализом художественного текста. Предпринятый в настоящей диссертации обзор динамики эстетических воззрений Фрейда и выработанной им методологии позволяет составить представление о теоретической базе, на которую опирались в своих исследованиях русские психоаналитики 1920-х годов. Также в первом параграфе первой главы диссертации затронут вопрос классификации методов психоаналитического литературоведения в зависимости от предмета анализа. Кроме того, в диссертации предпринята попытка соотнесения западной типологии с материалом отечественного психоаналитического литературоведения.
Второй параграф первой главы представляет собой краткий очерк истории психоанализа в России первых десятилетий XX века. Его задача - определить специфику русской рецепции психоанализа в его генезисе, с момента появления первых психоаналитических публикаций в отечественной прессе до попыток подчинить психоанализ господствующей в советской России идеологии, повлекших за собой крах психоаналитического движения в России,
Понимание значения психоанализа для интеллектуальной истории России 1920-х годов было бы невозможным без обращения к материалам периодической
13 печати исследуемого периода. Уже на самых ранних этапах развития учения Фрейда сфера влияния психоанализа не ограничивалась клиниками и кабинетами специалистов, он проникал в повседневную жизнь, находящую отражение в СМИ. Говоря о СМИ 1920-х годов, как о системе, формирующей научное мировоззрение в массовом сознании, на наш взгляд, целесообразнее обращаться не к газетной, а к журнальной периодике. Как указьгеает И.В. Кузнецов, «о росте журнальной периодики и изданий журнального типа свидетельствует уже то, что к середине 1923 г. их общий тираж и численность превысила и количество, и общий тираж газет»13. Развитие журнальной периодики 1920-х годов имело не только количественный, но и качественный характер (Р.П. Овсепян отмечает, что «1921-1925 годы по праву могут быть названы временем массового развития журнальной периодики» ). Наиболее содержательные и обстоятельные дискуссии, касающиеся научных и мировоззренческих концепций эпохи, разворачивались на страницах общественно-политических и литературно-критических журналов.
Диапазон тем, осваиваемых новой журнальной публицистикой был достаточно широк, но некоторые из массово обсуждаемых вопросов заслуживают отдельного упоминания, поскольку являются своеобразным «индикатором» культурного климата ранней советской эпохи. На страницах журналов «Красная новь», «Молодая гвардия», «Под знаменем марксизма» и других изданий с начала 1920-х годов стали разворачиваться пространные дискуссии о возможностях государственного вмешательства в личную жизнь граждан с целью направить «основной инстинкт» в русло революционного созидания. Одновременно с этим журналы вступили в полемику о перспективах синтеза фрейдизма и марксизма в единое «материалистическое учение о духе». Несмотря на то, что для подобных дебатов российская периодика конца 1920-х - начала 1930-х годов предоставляла трибуну гораздо охотнее, чем для обсуждения эстетических вопросов психоаналитического литературоведения, предоставляемый эпохой материал позволяет говорить о сложившейся школе исследования русской литературы методами психоанализа.
'3 Кузнецов И. История отечественной журналистики (1917 - 2000). - М,. 2002. С. 111 " Овсепян Р. История новейшей отечественной журналистики. - М. 1999. С. 69
В журналах самых разных общественных и эстетических воззрений политические деятели, публицисты и литераторы наравне с психиатрами и психоаналитиками предлагали массовой аудитории научно-популярное изложение пришедшей из Европы «интеллектуальной новинки», делали прогнозы по поводу перспектив применения учения Фрейда в той или иной сфере, спорили и иронизировали. На материале периодической печати ранней советской эпохи в диссертации исследуется процесс проникновения психоаналитических идей сначала психиатрию и психологию, а затем их распространение в сфере гуманитарного знания.
Вторая глава диссертации, озаглавленная «Русская рецепция психоанализа в литературоведении и критике советской России 1920-х годов», посвящена творческому наследию психиатра и литературоведа Ивана Дмитриевича Ермакова - одной из наиболее ярких фигур отечественного психоанализа. Его авторитет в русском психоаналитическом течении был настолько велик, что отечественные психоаналитики 1920-х годов, равно как и их идейные оппоненты, высказывая суждения о прикладных аспектах психоаналитической теории, апеллировали к той рецепции теории Фрейда, которую они знали из работ Ермакова,
Несмотря на то, что в недолгий период лояльного отношения советских властей к учению Фрейда профессор Ермаков был главным администратором, участником и вдохновителем всех действовавших в Москве психоаналитических структур, а также основным переводчиком работ Фрейда на русский язык, его имя до последнего времени чаще всего звучало как пример злоупотребления фрейдизмом в отношении литературного текста. С момента появления в печати первых откликов на труды Ермакова литературоведы и психиатры дружно сходились во мнении, что малая научная его ценность исследований предопределена излишним энтузиазмом ученого по поводу перспектив использования психоанализа в литературоведении. Один из современников называл Ермакова «безудержным поклонником Фрейда в СССР»13. Другой утверждал, что литературоведческие работы Ермакова отмечены «горячностью
15 Сапир И. Фрейдизм и его марксистская оценка// Молодая гвардия. - 1925. №1 С. 127
15 первых адептов, <...> способной только компрометировать метод» . Третий осуждал Ермакова, «поющего стопроцентные дифирамбы полностью всему Фрейду без изъятия», за то, что он безоговорочно «принимает на веру всю
фрейдовскую раздвоенность, все субъективизированные понятия» . Литературоведы и критики были в своих оценках даже более резки, чем входившие в профессиональный круг Ермакова психиатры. Например, В.Я. Брюсов иронически писал: «Профессор И. Д. Ермаков <...> производит впечатление человека, безнадежно ушибленного Фрейдом»18. Эти и подобные им характеристики Ермакова определили его репутацию, как ученого, всецело находящегося под влиянием школы Фрейда и буквально следующего всем ее положениям. Критическое отношение современников Ермакова к психоанализу вообще и к психоаналитическим опытам этого ученого, в частности, привело к тому, что «многие десятилетия над психоаналитической трилогией Ермакова <...> потешались целые поколения советских гуманитариев от Андрея Белого, Л.С. Выготского и В.Б. Шкловского до ЮМ. Лотмана и МЛ. Гаспарова»19. Традиция эта не преодолена до сих пор - современный исследователь истории психоанализа в России А. М. Эткинд решительно отказывает Ермакову в «интеллектуальной смелости, которая одна только и может создать у читателя ощущение, что он присутствует при рождении нового знания о хорошо знакомых вещах» .
Между тем, прочтение работ Ермакова сквозь призму современного гуманитарного знания и постановка его творческого наследия в исторический контекст, позволяет увидеть, что потенциал исследований раннего русского психоаналитика был значительно обширнее, чем это представлялось его современникам. Не оспаривая по существу исторически сложившуюся и выражающего общую позицию критиков тезиса: «Никакой психолог не может обойтись без Фрейда, но читать труды Ермакова, обнаружившего «комплексы»
Григорьев И. Психоанализ как метод исследования художественной литературы/У Красная новь. - 1925. №7. С.221
! Залкинд А. Фрейдизм и марксизм// Красная новь. - 1924. №4. С. 156 ,в Брюсов В. Обзор изданий Пушкина и о Пушкине// Печать и революция, - 1924. №1 С. 260 19 Кацис Л.. Руднев В. Две правды о профессоре Ермакове// Логос. - 1999. - №5 (15). - С.212 "" Эткинд А. ИД. Ермаков и начало русского психоанализа// Ермаков И. Психоанализ литературы. С. 10
Пушкина и Гоголя, стоит разве что для потехи»21, мы попытаемся обозначить те элементы исследований Ермакова, в которых он отступает от определенного Фрейдом канона.
В первом разделе настоящей главы мы рассмотрим основные литературоведческие работы Ермакова, систематизируя использованные в них психоаналитические приемы. Предметом исследования станет психоаналитическая трилогия Ермакова, включающая работы о Пушкине, Гоголе, и Достоевском, созданные период с 1922 по 1925 год. Первые две части трилогии - «Этюды по психологии творчества А.С. Пушкина» и «Очерки по анализу творчества Н.В, Гоголя» впервые были опубликованы при жизни ученого. В наше время была предпринята повторная публикация этих работ под одной обложкой с третьим масштабным литературоведческим трудом Ермакова «Ф.М. Достоевский (он и его произведения)», ранее не издававшимся, и тремя небольшими эссе, написанными в конце 1930-х годов'. Задачи первого раздела главы: во-первых, определить моменты принципиального расхождения Ермакова с классическим психоанализом, опровергающие устоявшееся в критике мнение о буквальном следовании Ермакова концепции Фрейда, повлекшим за собой ее вульгаризацию, и, во-вторых, обозначить круг методологических источников, обусловивших специфику психоаналитической интерпретации текста Ермаковым.
Во втором параграфе второй главы исследуются проблемы восприятия психоаналитического литературоведения русской журнальной критикой 1920-х годов на материале критических откликов на публикацию трудов Ермакова. Появившиеся в печати отзывы на «Этюды по психологии творчества А.С. Пушкина» и «Очерки по анализу творчества Н.В. Гоголя» были подписаны именами наиболее авторитетных литературоведов и критиков 1920-х годов: В. Брюсова, Л. Гинзбург, Е. Замятина, В. Переверзева, Б. Томашевского. С позиций академического литературоведения авторы рецензий подвергли работы Ермакова резкой (хотя и не всегда беспристрастной) критике. На материале этих рецензий
_! Бицилли П. Параллели// Современные записки. - 1932. Т.48. С. 340
"" Цитируемое здесь и далее издание: Ермаков И. Психоанализ литературы. - М.: Новое литературное
обозрение. - 512 С.
17 представляется возможным выявить наиболее уязвимые стороны отечественного психоаналитического литературоведения. Таким образом, задача второго раздела -оценить значение психоаналитического литературоведения для отечественного литературно-критического процесса 1920-х годов сквозь призму восприятия исследований Ермакова периодическими изданиями советской России,
Третья глава диссертации озаглавлена «Психоанализ в литературоведении русской диаспоры в Праге». В конце 1921 года на заседании комитета по иностранным делам Национального собрания Чехословацкой Республики министр иностранных дел Э. Бенеш сформулировал концепцию чехословацкой акции помощи русским беженцам. С целью «собрать, сберечь и поддержать остаток культурных сил в эмигрантской среде»23, Чехословакия взяла на себя опеку беженцев из советской России. Приоритетным направлением акции, организованной при поддержке первого чехословацкого Президента Т.Г. Масарика и премьер-министра К. Крамаржа, с самого начала было заявлено оказание помощи русским ученым и студентам, что определило культурно-образовательный характер акции. Благодаря «русской акции» в 1920-е годы в Праге сформировалась обширная русская диаспора, среди представителей которой были лингвист Р. Якобсон, социолог П. Сорокин, историк Г. Вернадский, литературовед Д. Чижевский, экономист П. Струве, искусствовед С. Маковский, и целая плеяда известных литераторов, в которую входили А. Аверченко, В. Немирович-Данченко, С. Чириков, М. Цветаева, и другие,
Представители русской диаспоры в Праге, значительную часть которой составляли деятели культуры, искусства и образования, безусловно, были объединены общим стремлением к поддержанию национальной традиции и в изгнании. Как отмечают во вступительной статье к изданию «Публицистика русского зарубежья» И.В. Кузнецов и Е.В. Зеленина, «в эмиграции литература приобрела <...> существенное значение для сохранения «русскости» коллектива эмигрантов, поскольку язык, слово выступают как основные признаки
Памяти Т.Г. Масарика. Объединение русских эмигрантских организаций в ЧСР. Прага, (оттиск без указания года издания). С.25
18 принадлежности к определенной группе» . В Праге объединением, помогающим эмигрантам обрести национальную самоидентификацию через соприкосновение с классической русской литературой, стал образованный при Русском народном университете «Семинарии по изучению творчества Достоевского». В первом параграфе третьей главы рассматриваются психоаналитические опыты основателя и идейного вдохновителя Семинария, литературоведа Альфреда Людвиговича Бема. Второй параграф третьей главы посвящен анализу литературоведческих работ психоаналитика Николая Евграфовича Осипова.
Творческое наследие этих русских ученых, эмигрировавших в Чехословакию в начале 1920-х годов, до сих пор не оценено в полной мере на родине. Первый из них был блестящим библиографом и литературоведом, специалистом по творчеству Пушкина и Достоевского, второй - врачом-психиатром, специализировавшимся на лечении неврозов. Точкой пересечения интересов этих ученых в годы пражской эмиграции стала концепция Фрейда. Можно сказать, что Бем и Осипов в 1920-е - начале 1930-х годов пережили период взаимного влияния. Литературовед, посещавший заседания руководимого Осиповым Пражского психиатрического кружка, воспринимал психоанализ в интерпретации доктора Осипова - одного из самых увлеченных русскоязычных пропагандистов этого учения. Психоаналитик, в свою очередь, будучи участником основанного Бемом «Семинария по изучению творчества Достоевского», впитывал атмосферу филологического общества академического склада. Результатом творческого сотрудничества Бема и Осипова стало формирование уникального метода психоанализа литературы, существенно отличавшегося от практикуемого в те же годы в советской России Ермаковым. (Уточним, что сходство методологии Бема и Осипова позволяет, на наш взгляд, говорить о существовании особой, «пражской», ветви русского литературоведческого психоанализа).
В настоящей работе мы сознательно ограничимся разбором творческого наследия этих двух исследователей, как наиболее выразительно продемонстрировавших возможности применения психоанализа в отношении
~* Кузнецов И.. Зеленина Е. Во имя России// Публицистика русского зарубежья. - М.. 1999. С. 6
19 литературы, хотя одновременно с ними элементы психоаналитического исследования текста вводили в свои работы и другие пражские ученые, например, Д. Чижевский и Ф. Досужков.
Основным отличием метода пражских психоаналитиков-литературоведов от деятельности их московских коллег было строгое подчинение психоанализа филологической доминанте. Они сознательно пытались избежать ситуации, когда «литературное исследование с легкостью превращается в психопатологию, в сумбур «ущемленностей», «сублимаций», и «комплексов»", и в этом смысле полагали, что литературоведческие опыты самого Фрейда дают пример злоупотребления психоанализом. Можно сказать, что пражские ученые были в большей степени литературоведами, чем психоаналитиками. В их руках психоанализ из инструмента клинической медицины превратился в частный случай герменевтики, оставляющий литературоведу возможность истолкования текста, но исключающий постановку диагноза. Таким образом, в третьей главе диссертации на материале работ Альфреда Людвиговича Бема и Николая Евграфовича Осипова мы рассмотрим специфику пражской школы русского психоаналитического литературоведения и методологию применения психоаналитической интерпретации текста в литературно-критических статьях, опубликованных на страницах эмигрантской прессы. Большая часть работ пражских ученых исследуется и анализируется впервые.
В Заключении работы подводится итог проведенного исследования, а также определяются перспективы дальнейшего исследования предмета.
Библиографический список использованной литературы содержит свыше двухсот описаний использованных источников, которые могут быть условно разделены на четыре тематические группы. Во-первых, это работы литературоведов и психоаналитиков, опубликованные отдельными изданиями в России и за рубежом. В первую очередь, в эту группу следует включить работы Фрейда и его ближайших последователей (Г. Закса, И. Нейфельда, В. Райха, О, Ранка, КГ. Юнга и других), являющиеся методологическим основанием для
"~ Мочульский К. Бем А.Л. «Достоевский. Психоаналитические этюды»// Современные записки. Т.67. 1938. С.459
20 разысканий русских психоаналитиков. Кроме того, в эту группу входят опубликованные исследования русских ученых ИД. Ермакова («Этюды по психологии творчества АС. Пушкина», «Очерки по анализу творчества Н.В. Гоголя», «Ф.М. Достоевский. Он и его произведения» ) и АЛ. Бема («Достоевский. Психоаналитические этюды» ').
Вторую группу образуют критические и аналитические статьи, опубликованные в периодической печати России и русского зарубежья. Основное место здесь занимают научные и научно-популярные статьи, появившиеся в 1920-е годы на страницах отечественных журналов. Как отмечает М.В. Шкондин, предметом журнальной редакционной системы является «отражение текущей действительности в аналитическом, художественно-публицистическом вариантах», а одной из задач - формирование в сознании аудитории научной картины мира . Пути реализации этой задачи отчетливо прослеживаются на материале публикаций Б. Быховского, А. Воронского, А. Залкинда, И. Григорьева, А. Лурии, М. Рейснера, И. Сапира и других деятелей отечественного психоаналитического течения, предлагавших популярное переложение концепции Фрейда на страницах журналов «Красная новь», «Молодая гвардия», «Под знаменем марксизма». Благодаря этим статьям, массовая аудитория имела возможность не просто познакомится с основными положениями психоанализа, но и составить мнение по одному из наиболее актуальных вопросов 1920-х годов - возможности синтеза фрейдизма и марксизма. Отметим, что среди неспециализированных периодических изданий русского зарубежья, выступавших с критикой русской рецепции психоанализа, либо предоставлявших свои страницы русским последователям Фрейда, были цитируемые в настоящей работе журнал «Современные записки» (Париж), газеты «Возрождение» (Париж), «Руль» (Берлин»), «Меч» и «Молва» (Варшава). Специализированные журналы (такие как «Психиатрия», «Психо-неврологический вестник», «Журнал психопатологии и психоневрологии имени Корсакова» и другие
"'' Ермаков И. Психоанализ литературы. - М.: НЛО. 1999. - 512 с. (Далее цит. как: Ермаков И. Психоанализ литературы)
" Бем А. Достоевский. Психоаналитические этюды. - Берлин: Петрополис, 1938. - 190 с. (Далее цит. как: Бем А. Достоевский. Психоаналитические этюды.) Шкондин М. Система средств массовой информации как фактор общественного диалога. - М. 2002. С.67
21 отечественные издания, а также издававшийся русской диаспорой в Праге журнал «Русский врач в Чехословакии») также учтены в обзоре периодических изданий, формировавших в российском (шире - русскоязычном) обществе представление о психоанализе. Однако поскольку аудитория специализированной медицинской периодики была значительно меньше, чем аудитория общественно-политических и художественно-критических изданий, а сама теория Фрейда занимала авторов таких изданий преимущественно в прикладном медицинском аспекте, материалы психологических и психиатрических журналов упоминаются нами лишь в обзорно-перечислительном контексте,
Третья группа использованных источников представлена архивными
материалами РГАЛИ и ГАРФ. Большая часть этих материалов - рукописи
пражского архива русского психоаналитика Н.Е. Осипова. Начавший свою
научную карьеру в России, Осипов в 1921 году эмигрировал в Чехословакию, где и
создал свои основные работы по психоанализу литературного творчества. Многие
из этих работ, представляющие собой продукт осмысления теории Фрейда в
приложении к текстам русской литературы, предвосхитили положения более
поздних концепций, возникших в русле классического психоанализа. Несмотря на
то, что некоторые из исследований Осипова так и не были опубликованы, значение
работ этого ученого для психоаналитического литературоведения русской
диаспоры в Праге отрицать нельзя, поскольку они были обнародованы в качестве
докладов на заседаниях различных культурных и общественных объединений.
Кроме того, в исследовании использованы неопубликованные материалы
переписки Н.Е. Осипова и литературоведа А.Л. Бема, а также некоторые
официальные документы, касающиеся деятельности московских
психоаналитических структур.
Наконец, в последнюю группу использованных источников входят работы, позволяющие сформировать методологическую основу исследования. В первую очередь, сюда относятся книги по теории литературоведения и литературной критики таких признанных отечественных и зарубежных специалистов как ММ. Бахтин, В.Г. Белинский, В.В. Виноградов, ЛЯ. Гинзбург, ЮМ. Лотмая, Жорж
Батаи, Ролан Барт, Are Ханзен-Леве и других. Учтены также в исследовании литературоведческие работы современных ученых (например, А.К. Жолковского, А.А. Кобринского, И.П. Смирнова, Ю.К. Щеглова и других). В эту группу входят также работы отечественных и зарубежных ученых, систематизирующие или критикующие приемы психоаналитического литературоведения. Среди книг и статей этой категории необходимо отдельно отметить исследование Л. С. Выготского «Психология искусства»29, критический очерк ММ. Бахтина «Фрейдизм» , и сборник работ по психоанализу русской литературы «Russian Literature and Psychoanalysis»3 , на которые мы неоднократно ссылаемся в настоящей диссертации. Кроме того, при систематизации и обзоре материалов периодических изданий использованы книги и статьи таких специалистов теории, практики и истории периодической печати, как А.Г. Бочаров, Я.Н. Засурский, ИВ Кузнецов, Р.П. Овсепян, ЕЕ. Пронина, Е.П. Прохоров, А.А. Тертычный, М.В. Шкондин.
В Библиографическом списке использованной литературы классификация использованных в диссертационном исследовании материалов произведена по вилам изданий. В каждом разделе издания на иностранных языках приводятся после русскоязычных изданий. В первом разделе списка перечислены собрания сочинений, монографии, книги одного и более авторов, а также публикации в сборниках. Во втором разделе собраны материалы, опубликованные в газетах и журналах. В третьем разделе содержатся указания на использованные материалы архивов ГАРФ и РГАЛИ. Наконец, четвертый раздел содержит описания справочной и биобиблиографической литературы. Внутри разделов издания расположены в алфавитном порядке.
"' Выготский Л. Психология искусства. - М: Искусство. 1965 - 392 с.
?" Бахтин М. (В.Н. Волошинов) Фрейдизм. Статьи // Бахтин под маской. - М.: Лабиринт. 2000 - 640 с.
,! Russian Literature and Psychoanalysis/Ed ty Daniel Rancour-Lafarriere. Amsterdam-Philadelphia. 1989.-488p
Психоаналитическое литературоведение: история, методология, типология
Как известно, диапазон эстетических проблем, затронутых Фрейдом в работах по психоанализу, достаточно широк. Среди них — происхождение и развитие искусства, понятие творческой личности и ее отношения к обществу, природа творческой фантазии, соотношение формы и содержания художественного произведения. В работах разных лет прослеживается настойчивое стремление Фрейда к тому, чтобы психоанализ стал одним из основных методологических инструментов эстетики, и даже более широко — всего гуманитарного знания. В настоящее время общепризнанным может считаться тот факт, что распространение психоанализа в областях неклинических было неотъемлемой частью раннего развития данной области психологии. С другой стороны, апробация психоанализа в социологии, литературоведении, культурологии для Фрейда, по-видимому, означала своеобразный «возврат долгов», поскольку многие из основных идей Фрейда были заимствованы именно из неклинических источников.
Литературная классика стала для психоанализа материалом для обоснования новаторских идей наряду с освященными традицией антропологией, биологией, философией. Еще до того, как психоанализ стал использоваться для интерпретации литературы, литература была применена для объяснения психоанализа. В работах Фрейда можно встретить ссылки на произведения Софокла, Шекспира, Гете, Гофмана, Золя, Ибсена, Цвейга, и русских авторов - Достоевского, Толстого, Мережковского. Традиция вовлекать литературных героев и их авторов в психоаналитический эксперимент была продолжена последователями Фрейда. Сам основатель психоанализа считал такой подход продуктивным и выгодным как для его учения, так и для всего гуманитарного знания. «Молодая психоаналитическая наука, - писал Фрейд, - желает как бы вернуть то, что позаимствовала в самом начале своего развития у других областей знания, и надеется вернуть больше, чем в свое время получила. Однако трудность предприятия заключается в качественном подборе лиц, взявших на себя эту новую задачу. Не к чему было бы ждать, пока исследователи мифов и психологии религий, этнологи, лингвисты и т.д. начнут применять психоаналитический метод мышления к материалу своего исследования. Первые шаги во всех этих направлениях должны, безусловно, быть предприняты теми, кто до настоящего времени как психиатры и исследователи сновидений овладели психоаналитической техникой и ее результатами» . Этот призыв отца психоанализа не остался безответным, и, что особенно существенно для нас, с энтузиазмом был подхвачен в России. В 1910-1920 годы многие психоаналитики-клиницисты и психиатры избрали литературу одной из областей приложения своих знаний .
На протяжении своей творческой биографии Фрейд многократно касался проблем филогенеза и онтогенеза искусства, стремясь, во-первых, объяснить причины возникновения и место творчества в контексте культуры, и, во-вторых, определить особенности психики отдельных творческих личностей. Многие исследователи, как отечественные, так и зарубежные, нередко игнорируют первый аспект эстетической системы Фрейда, что, на наш взгляд, ведет к значительному и неоправданному упрощению всей концепции психоанализа. Однако приходится считаться с тем фактом, что проблема творческой индивидуальности действительно находилась в центре внимания основателя психоанализа, и именно ей были посвящены наиболее известные эстетически-ориентированные работы Фрейда - «Леонардо да Винчи», «Достоевский и отцеубийство», «Поэт и фантазия», которые впоследствии и послужили методологической основой психоаналитической литературной критики.
Объясняя этиологию творческих устремлений индивидуума, Фрейд, прежде всего, касается вопроса склонности личности к тому или иному типу занятий. Противоположность натур исследователя и художника, по мнению Фрейда, детерминирована особенностями детских эротических переживаний. «Компоненты сексуального наслаждения ребенка, - говорится в работе «О психоанализе», — появляются попарно, как активные и пассивные; я назову вам важнейшими представителями этой группы удовольствие от причинения боли другому лицу (садизм) и его пассивную пару - мазохизм. ... От активной страсти впоследствии ответвляется страсть к познанию, от пассивной - стремление к положению художника и артиста» .
Достаточно важное место в эстетике Зигмунда Фрейда занимает проблема соотношения фантазии и реальности. Исходя из основного принципа своего учения - «принципа удовольствия» - Фрейд весьма узко понимал природу и психологическую направленности фантазии и сна, полагая, что их задача — удовлетворение в доступной форме бессознательных устремлений. «Не забывайте того, что мы ... находим действительность вообще неудовлетворительной и поэтому ведем жизнь в мире фантазий, в котором мы стараемся сгладить недостатки реального мира, воображая себе исполнение наших желаний», — предупреждал Фрейд . Отношения между человеком и миром его фантазий, согласно психоанализу, могут быть различны. Фрейд определяет три возможные модели взаимодействия и соответственно им разделяет все человечество на три категории: энергичные люди, невротики, художники. Энергичному человеку (то есть, психически здоровой индивидуальности) удается воплотить свои фантазии в жизнь. Для невротика характерна неспособность связать мир фантазий с реальностью, что и проявляется в симптомах заболевания. Однако если личность помимо невроза обладает еще и художественным дарованием, «она может выражать свои фантазии не симптомами болезни, а художественными созданиями, избегая этим невроза и возвращаясь таким обходным путем к действительности»3. Искусство возникает как результат интенсивной борьбы двух сфер человеческой психики - сознания и бессознательного. Таким образом, для Фрейда творческая личность отличается от невротика наличием «художественного дарования», а от «энергичного человека» тем, что приходит к реальному миру «обходным путем».
Психоаналитическое литературоведение И.Д. Ермакова
Иван Дмитриевич Ермаков - фигура в истории отечественного психоанализа яркая и неоднозначная. Выпускник медицинского факультета МГУ, психиатр, он с 1913 года тесно связывал свою научную деятельность с психоанализом, которым увлекся во время научных командировок в клиниках Швейцарии и Германии. Специфика восприятия Ермаковым учения Фрейда, на наш взгляд, лучше всего отражена в написанном им предисловии к одной из русских публикаций трудов венского психоаналитика: «Психоанализ не является методом, взращенным и вскормленным в уединении научной лаборатории, оторванной от жизни и действительности; психоаналитический метод выковывался в самой гуще жизни»1. На протяжении всей своей академической деятельности Ермаков демонстрировал, что психоанализ для него — прикладная дисциплина, а не абстрактная система воззрений. В клинической практике Ермаков прибегал к психоанализу для лечения алкоголизма и заикания, в литературоведческой — для постановки максимально четких «диагнозов» писателям и их героям. Результатом такого утилитарного отношения к теории Фрейда стало формирование специфического литературоведческого метода, представлявшего собой по определению Л.Д. Троцкого, «сочетание физиологического реализма с почти беллетристическим анализом душевных явлении» .
Основатель Государственного психоаналитического института, первый президент Российского психоаналитического общества, организатор Московского психоаналитического общества исследователей художественного творчества, в недолгий период лояльного отношения советских властей к учению Фрейда, Ермаков был участником и вдохновителем всех действовавших в Москве психоаналитических структур. О том, что в профессиональной среде Ермаков был фигурой широко известной, свидетельствует факт, отраженный в отчете о деятельности Государственного Московского Психоневрологического института, в котором в начале 1920-х годов Ермаков заведовал секцией экспериментальной эстетики. В апреле 1921 года в рамках просветительской акции Института он прочел цикл публичных лекций о психологии творчества. Как зафиксировано в отчете Института, «лекции вызвали настолько большой интерес, что через неделю после объявления пришлось закрыть запись, ввиду того, что временная аудитория не могла вмещать более 200 человек»3. Ермаков также участвовал в переводах и издании западных психоаналитиков в СССР (по его инициативе и под его редакцией в 1922 - 1925 годах в серии «Психологическая и психоаналитическая библиотека» было выпущено пятнадцать работ по психоанализу), публиковался в специализированных психиатрических журналах. Научная и издательская активность Ермакова сделала его настолько известной персоналией, что, когда психоанализ уже перешел в разряд опальных доктрин, журнал «Под знаменем марксизма», уличая русских ученых в идеологических заблуждениях, писал: «Разве неизвестно, что по-русски Гуссерль читается Шпет, Фрейд, скажем, Ермаков, а Бергсон - Лосев?»4
Интересно отметить, что специфика психоаналитического литературоведения советской России, по-видимому, во многом была обусловлена личными качествами Ермакова. В настоящее время в распоряжении исследователей нет мемуарных источников, позволяющих полностью реконструировать психологический портрет самой известной фигуры раннего советского психоанализа. Ни один из современников Ермакова не оставил воспоминаний, касающихся личного опыта общения с этим ученым. Частичное объяснение этому факту содержится в воспоминаниях дочери психоаналитика, писавшей: «У отца было, как я понимаю, не очень много близких знакомых»3. Однако архивные материалы дают возможность сделать некоторые предположения, относительно характера взаимодействия Ермакова с коллегами.
В 1921 году по инициативе Ермакова под крышей руководимого им Государственного Психоаналитического Института был учрежден научный кружок по изучению психологии художественного творчества психоаналитическим методом. Деятельность этого кружка, без сомнения, представляет интерес для современных исследователей истории отечественного психоанализа.
К сожалению, сохранившиеся архивные материалы (устав кружка, расписание заседаний, краткие стенограммы) могут дать только самое общее представление об этом научном объединении. Например, можно установить, что среди прочих в кружок входили профессор литературы А. Гливенко, литератор А. Воронский, профессора искусствоведения А. Сидоров и А. Габричевский, заведующий Центральным Домом Просвещения В.А. Невский и ряд специалистов в области психологии и психиатрии. Кроме того, в планах Кружка указано, что в рамках занятий Р. Авербух готовила работу по психоанализу творчества Розанова, а Б.Фридман - по психоанализу Тургенева . Однако как именно проходили заседания и были ли предприняты попытки опубликовать представленные на них доклады -неизвестно, поскольку темы сообщений в протоколах заседаний указаны лишь в том случае, если сообщение делал сам профессор Ермаков. В качестве главного администратора всех московских психоаналитических структур, Ермаков на многие годы определил себе место самой «публичной» фигуры российского психоанализа, и его общественная и научная деятельность была несопоставима по масштабам с активностью прочих психоаналитиков.
Проблемы восприятия психоаналитического литературоведения журнальной критикой 1920-х годов
Как специфическую черту периодики исследуемого периода можно отметить, что «журнальная жизнь в 20-е годы имела как бы несколько четко обозначенных «полюсов», которые концентрировали в себе те или иные силовые линии и тенденции развития литературы»1. Публикация двух основных работ Ивана Дмитриевича Ермакова, «Этюдов по психологии творчества АС. Пушкина» и «Очерков по анализу творчества Н.В. Гоголя», вызвала в печати оживленный отклик наиболее авторитетных отечественных литературоведов. Рецензиями на психоаналитические исследования профессора Ермакова отозвались «толстые» журналы самых разных эстетических воззрений: от проповедующего эстетику новой культуры журнала «Печать и революция»» до наименее политически ангажированного журнала «Русский современник». Обстоятельство это было глубоко символично: до момента публикации работ Ермакова полемика о возможностях взаимодействие психоанализа и литературы разворачивалась преимущественно на страницах узкоспециальных психиатрических изданий, и вовлечены в нее были врачи, а не литературоведы и критики. Выход в свет психоаналитических исследований Ермакова послужил импульсом к широкому осмыслению этой проблемы людьми культуры и искусства.
Показательным для истории русской журналистики можно считать тот факт, что воззрения критиков на перспективы психоаналитического литературоведения высказывались ими исключительно в пределах журнальных разделов «Критики и библиографии». В отличие от психиатров, обычно посвящавших вопросу отдельную статью, положения которой иллюстрировались ссылками на работы Ермакова, представители гуманитарного знания использовали публикацию исследований психоаналитика как повод в целом высказать свое мнение по данной проблеме.
Разгромные рецензии на исследования Ермакова, появлявшиеся на протяжении 1924-1925 годов в журнальных разделах «Критики и библиографии» в значительной мере способствовали стимулированию интереса читающей аудитории к новому явлению в отечественном литературоведении. Поскольку авторы рецензий, анализируя работы Ермакова, и в целом высказывали свое мнение по вопросу взаимодействия теории Фрейда с методологией академического литературоведения, исследование критических откликов на предпринятый Ермаковым психоанализ творчества Пушкина и Гоголя позволяет восстановить общую картину отношения академического литературоведения 1920-х годов к психоанализу. При общей негативной оценке работ Ермакова, мнения критиков о потенциальных возможностях применения психоанализа для интерпретации художественной литературы были представлены в достаточно широком диапазоне. Одни критики категорически отрицали пользу психоаналитического литературоведения (В. Переверзев), другие сдержанно признавали, что этот метод «парадоксален, но стоит внимания» (В. Брюсов), третьи предполагали, что истинного фрейдизма в методе Ермакова «не так уж и много» (Л. Гинзбург).
При анализе критических отзывов на психоаналитические исследования Ермакова, целесообразно обращать особое внимание не на непосредственную оценку критикуемых работ, а на взгляды критиков на возможности применения психоанализа к литературе, в целом. Такой подход, на наш взгляд, позволяет определить место психоаналитического литературоведения в контексте литературно-критического процесса России 1920-х годов. Исследования врачей-психиатров, так или иначе откликнувшихся на публикацию работ Ермакова, в настоящей работе останутся за пределами нашего внимания, поскольку коллеги Ермакова анализировали его опыт с принципиально иных, чем литературоведы, позиций. Психоаналитиков-клиницистов в первую очередь интересовала возможность подкрепить положения психоанализа наблюдениями писателей. Как следствие, они высоко оценивали, например, реалистичность изображения внутреннего мира сумасшедшего у Гоголя, или картины латентной гомосексуальности, воспроизведенной в отношениях Моцарта и Сальери Пушкиным2. Литературоведческая ценность наблюдений Ермакова ими, как правило, не учитывалась.
Этим соображением определяется круг изданий, публикации которых анализируются в настоящем разделе работы. Выводы о значении психоанализа для отечественного литературоведения будут сделаны на материале анализа критических отзывов и рецензий на творчество Ермакова, помещенных в журналах «Печать и революция», «Русский современник» и «Жизнь искусства».
То обстоятельство, что ведущие отечественные критики сочли необходимым откликнуться на публикацию далеко небесспорных работ И.Д. Ермакова, представляется не случайным. Рецензии на «Этюды по психологии творчества А.С. Пушкина» и «Очерки по анализу творчества Н.В. Гоголя» Ермакова органично дополняли разворачивавшиеся на страницах журнальной периодики 1920-х годов дискуссии о соотношения «сознательного» и «подсознательного» компонентов в творческом мировоззрении писателя. Обращение к историческому контексту эпохи позволяет установить, что проблема эта выходила за рамки сугубо эстетической.
Основной тенденцией русской журналистики 1920-х годов можно назвать стремительное расширение сегмента журнальной периодики. Как указывает Р.П. Овсепян, «к началу первой пятилетки в стране издавалось свыше 1700 журналов и изданий журнального типа, общий тираж которых составил около 150 млн. экземпляров» .
Психоанализ как прием литературной критики и литературоведения А.Л. Бема
Интенсивно работавший как в России, так и за рубежом, Альфред Людвигович Бем оставил обширное творческое наследие, в настоящее время, к сожалению, мало изученное историками и теоретиками литературы. С момента отъезда Бема в эмиграцию в конце 1919 года, в России работы этого литературоведа до сих пор практически не издавались. Первая основательная публикация трудов Бема в России была осуществлена в 2001 году под редакцией С. Бочарова и И. Сурат1.
Разумеется, основная причина незаслуженного забвения кроется в том, что научная деятельность Бема, главным образом, протекала в эмиграции, и, следовательно, российские филологи имели весьма ограниченный доступ к его работам, публиковавшимся в малотиражных зарубежных изданиях. Однако восстановление исторической справедливости требует признания того факта, что роль Бема в культурной жизни русского зарубежья в 1920-1930-е годы была вполне сопоставима с ролью представителей русской диаспоры в Париже, чьи имена уже вписаны в историю отечественной культуры.
В настоящем разделе мы сознательно оставим в стороне проблему реконструкции биографии Бема, поскольку основная работа в этом направлении уже проделана, и информация об основных вехах жизненного пути этого ученого исследователям сегодня доступна в печатном виде . Разумеется, современным исследователям еще предстоит прояснить обстоятельства гибели Бема, поскольку ни одна из существующих версий в настоящее время не подтверждена документально (достоверно известно лишь, что после взятия советскими войсками Праги в 1945 году, Бем был арестован одним из первых; дальнейшая его судьба, без сомнения трагическая, неизвестна). Однако в настоящей работе мы офаничимся исследованием творческой деятельности одного десятилетия эмифантского периода жизни Бема — с января 1922 года, когда ученый после нескольких лет эмифантских скитаний по Европе нашел пристанище в Чехии, и до начала 1930-х годов, когда после смерти одного из ближайших коллег Бема, Николая Евфафовича Осипова, активность психоаналитических структур в Праге заметно снизилась.
Основным объектом исследования в настоящем разделе работы станет сборник статей Бема «Достоевский. Психоаналитические этюды» . Отметим, что хотя дата публикации сборника находится за хронологическими рамками, определенными темой данной работы, мы считаем возможным остановиться именно на этом издании, поскольку в него вошли статьи, написанные и частично опубликованные Бемом в 1920-е годы4. Специально для берлинского издания Бемом были написаны составляющие теоретическое обрамление статей введение «Психоанализ в литературе» и «Послесловие». В результате, как писал в рецензии на «Психоаналитические этюды» К. Мочульский, «получилась книга, единая по замыслу и методологической установке»3. Таким образом, хотя формально «Психоаналитические этюды» Бема датируются 1938 годом, мы будем рассматривать их в интеллектуальном контексте 1920-х годов. Такая позиция, на наш взгляд, помогает выявить связь психоаналитических воззрений Бема с его научной и издательской деятельностью, а также определить специфику литературоведческой методологии Бема.
«Разнообразие интересов А льфреда Л юдвиговича , чуткость понимания, умение схватывать сразу самую суть вопроса — были замечательны у него. Знакомство и дружба с А.Л. - одно из самых светлых воспоминаний в моей жизни» - писал о своем знакомстве с Бемом известный философ В.В. Зеньковский . Оценить значение и масштаб личности Альфреда Людвиговича Бема в контексте эпохи помогают имена людей, чьи письма составляют эпистолярный архив А.Л. Бема. Среди тех, кто состоял в творческой и дружеской переписке с пражским ученым, были Н. Лосский, В. Зеньковский, Ф. Степун, Иванов-Разумник, П. Сорокин, 3. Гиппиус, В. Иванов, А. Ремизов , и многие другие ученые и литераторы, чья деятельность определяла интеллектуальный климат русской диаспоры в Европе.
Замечательный библиограф и литературовед, чьи взгляды сформировались в атмосфере знаменитого семинара профессора С. А. Венгерова «Пушкин: история его жизни, творчества и текста», Бем, наряду с работавшим в Софии П.М. Бицилли, стал ученым-филологом академического склада, «прививавшим» российскую академическую традицию на зарубежной почве. В изданном к десятилетию Чехословацкой Республики в 1928 году статистическом сборнике «Русские в Праге» Альфред Людвигович Бем упоминается как один из наиболее выдающихся русскоязычных ученых-гуманитариев . Значение личности Бема для чешской науки подчеркивается и тем, что на протяжении четырнадцати лет он в качестве автора статей участвовал в издании самого полного и авторитетного чешского энциклопедического словаря «Отто».
Альфред Людвигович Бем был активным деятелем научной и культурной жизни Праги межвоенного периода. Он состоял в Союзе русских писателей и журналистов, был одновременно секретарем Русского педагогического бюро и политической группы «Крестьянская Россия», работал в библиографической комиссии Комитета русской книги, был одним из организаторов литературного салона «Збраславские пятницы», руководил объединением молодых литераторов «Скит поэтов», и, что для нас особенно важно, посещал Пражский психиатрический кружок, занимавшийся преимущественно вопросами психоанализа. Вся эта деятельность протекала на фоне непрерывающегося сотрудничества Бема с эмигрантской периодикой.
Наиболее изученный в настоящее время аспект литературоведческой деятельности Бема - его вклад в изучение творчества Достоевского. Высоко оценивали книги и статьи Бема о Достоевском Н. Бердяев, К. Мочульский, Н. Лосский, П. Бицилли, С. Франк, А. Кизеветтер, и другие. «Мне кажется справедливым указать на ту исключительную роль, которую в изучении Достоевского играет А.Л. Бем .. . В последние годы напечатан им ряд статей, из которых многие могут быть названы образцовыми», - писал о литературоведческой деятельности пражского ученого один из ярчайших деятелей русского зарубежья Владислав Ходасевич9.
