Содержание к диссертации
Введение
Глава I. История изучения социально-политической структуры скифского общества.
1.1. Исследование социальной структуры 14
1.2. Анализ концепций политической организации скифов 51
Глава II. Подходы к изучению социальной организации номадов в общем кочевниковедении.
2.1. Общесоциологические подходы и понятия 65
2.2. Стадиальный подход к изучению социальной организации кочевников 71
2.3. Использование метода трудовых затрат в реконструкции социальной структуры номадов 74
2.4. Возможности формализовано-статистических методов в изучении социальных структур 77
2.5. Антропологический подход 79
Глава III. Государство и управление у кочевников.
3.1. Социально-экономическая организация кочевых обществ 85
3.2. Социально-политическая организация кочевых обществ 93
3.3. Цари и царская власть у кочевников 119
Глава IV. Социальная структура скифского общества Северного Причерноморья.
4.1. Привилегированные социальные группы 130
4.2. Жречество 172
4.3. Рядовое и зависимое население 177
Глава V. Политическая организация скифского общества Северного .Причерноморья в контексте политогенеза кочевых социумов Евразии 190
Заключение 212
Письменные источники 220
Археологические источники 222
Список литературы 224
Список сокращений 262
- Исследование социальной структуры
- Стадиальный подход к изучению социальной организации кочевников
- Социально-политическая организация кочевых обществ
Введение к работе
Актуальность темы. История кочевого мира составляет важную часть мировой истории. В течение многих столетий номады играли весомую роль в прошлом различных народов и государств. В результате становления и последующего распространения кочевничества как хозяйственно-культурного типа были освоены огромные аридные пространства Евразии. Номадами было оказано существенное влияние на темпы, направленность эволюции и ход исторического развития различных этносов и государств.
Сегодня можно с уверенностью утверждать, что номады сыграли важную роль в формировании современной этнической картины мира, а мобильная система коммуникаций кочевников занимала одно из ключевых мест в передаче политической, технологической, культурной информации, в установлении транзитных связей между локальными земледельческими цивилизациями. Кочевники внесли огромный вклад в сокровищницу мировой культуры. Их достижения в военном деле, искусстве заимствовали оседло-земледельческие народы. Все это обуславливает важность и необходимость всестороннего изучения истории кочевых обществ.
Исследование социологических проблем истории древних обществ составляет одно из основных направлений развития отечественной науки. Развитие этой линии исследования имеет крупное теоретико-философское значение. Сегодня остаются дискуссионными такие вопросы как: механизмы и формы трансформации позднеархаических обществ в ранние государственные структуры; соотношение процессов классообразования и политогенеза; соотношение цикличных и поступательных процессов в социальной эволюции; проблематика многолинейности и тупиковых ветвей общественного развития; соотношение обществ, находящихся на различных уровнях стадиальной эволюции и т.д.
Настоящая работа посвящена проблеме, актуальность которой объясняется, прежде всего, ее дискуссионностью. Это — проблема социально- политического статуса скифского общества Северного Причерноморья VI - IV веков до н.э. в контексте политогенеза кочевых социумов Евразии. Эпоха раннего железного века, которая на юге Восточной Европы приблизительно охватывает период с IX века до н.э. по IV век н.э., стала своеобразным рубежом в древней истории этого региона. Впервые на смену многим и t многим населявшим Северное Причерноморье прежде народам, безвозвратно исчезнувшие имена, которых заменяют ныне условные наименования археологических культур, на историческую арену выходят могущественные кочевые племена самоназвания которых, отложившись в десятках письменных источников, дошли до наших дней. Это — киммерийцы, скифы, савроматы, сарматы.
Проблемы социальной структуры, социально-экономического и политического развития общества скифов Северного Причерноморья давно стали предметом пристального внимания исследователей. Интерес исследователей к этой проблеме можно объяснить рядом специфических обстоятельств. Во-первых, по истории скифов имеется значительное число письменных источников, из которых можно почерпнуть очень важную информацию о социальном устройстве кочевников-скотоводов. Скифы являются едва ли не единственным древним кочевым народом Европы, о котором сохранилось так много источников. В них история скифов Северного Причерноморья представлена множеством сюжетов, изученных очень неравномерно и скрывающих уникальные возможности для отыскания места Европейской Скифии среди одновременных ей цивилизаций и культур. Во-вторых, Скифия была крупным объединением кочевников Европы. Это позволяет в некоторой степени использовать выводы по социальной истории • скифов для реконструкции общественного строя других евразийских номадов в древности. Основные принципы скифской административно-политической системы прослеживаются в той или иной степени в иных кочевых империях Евразии. Было ли это случайностью или же это следствие передачи традиций?
Анализ довольно обширной литературы, посвященной данным проблемам, показывает, что взгляды на природу скифского общества эволюционировали по мере общего развития науки, вполне определенно » отражая свойственные каждому этапу познавательные возможности. Тем не менее, единственной, наиболее полной работой, специально исследующей социальную историю скифов, до настоящего времени остается монография A.M. Хазанова «Социальная история скифов (основные проблемы развития древних кочевников евразийских степей)» (1975). Однако с момента ее опубликования в скифологии произошли изменения, подготовившие почву для возвращения к данной теме. Актуальность исследования интересующей нас проблемы определяется также значительными изменениями в методике исследования археологических источников, увеличением числа известных скифских памятников в степной части Северного Причерноморья. К настоящему времени разработаны новые программы и методы анализа погребального обряда в целях получения социологической информации. Ныне уже очевидно, что нуждаются в уточнении или же, более того критическом анализе утверждения о распространении в обществе скифов рабства и неразвитости политических отношений. Необходимо преодолеть схематизм и трафаретность в описании сущности скифской государственности, административно-управленческой системы, социальной стратификации и социальных отношений, форм и степени социально-экономической зависимости различных категорий населения, методов их эксплуатации, влияния на развитие скифского общества окружающего • населения. Автор данного исследования будет считать свой труд не напрасным, если ей удастся внести посильную лепту в решение указанных задач.
Степень разработанности проблемы. История, социально-политический строй, хозяйство скифов Северного Причерноморья не остались без внимания исследователей. Научное изучение социальной организации скифов и их социальной истории началось во второй половине XIX века. Среди работ того времени заметно выделяются «Скифские древности» А.С. Лаппо-Данилевского (Лаппо-Данилевский А.С, 1887). Различая дикость, варварство и цивилизацию, он полагал, что скифы были народом варварским, но гораздо ближе при этом к цивилизации, чем к дикости. А.С. Лаппо-Данилевский сравнивал скифов со славянами и германцами времен Цезаря и Тацита. В начале XX века М.И. Ростовцев одним из первых стал рассматривать Скифию как классовое общество со сложившейся государственностью. Он же впервые наметил путь сопоставления скифов с другими кочевниками евразийских степей (Ростовцев, 1913, с. 23; 1925). К середине XX века Скифия на основании анализа свидетельств античных авторов и исследованных многочисленных археологических памятников степи и лесостепи Северного Причерноморья, стала приниматься в качестве своеобразного эталона экономического, социально-политического и культурного развития кочевых народов скифской эпохи. Исследователи, занимавшиеся изучением сарматской, сакской, пазырыкской культур, вынуждены были в той или иной степени учитывать северопричерноморские материалы.
Основные концепции, объясняющие уровень социально-экономического развития скифского общества, которые были сформированы в предыдущее время, продолжают существовать до сих пор. Исследователи обращались к рассмотрению не только социального строя в целом, решая вопросы соотнесения скифского общества с определенной формацией, но и различных сторон общественной структуры, определявших в той или иной мере в целом характер социального строя скифов. Большинство современных исследователей, например, таких как В.Ю. Мурзин, Ю.В. Павленко (Мурзин В.Ю., Павленко Ю.В. 1989.), З.А. Джиоева (Джиоева З.А., 1997) пришли к выводу, что скифское общество уже прошло стадию родового строя и эпоху разложения первобытнообщинных отношений, как это предполагали авторы 1930-х - 1940-х годов. Скифское общество рассматривается современными исследователями в большей мере как раннеклассовое. Однако в отношении уточнения характера этого строя - военная демократия, рабовладельческое, военно-феодальное или без четко выраженных тенденций принадлежности к той или иной формационной структуре - существующие точки зрения пока еще противоречивы. В оценке политического развития общества скифов Северного Причерноморья также не наблюдается единства взглядов. Диапазон политического развития скифского общества определяется исследователями от предгосударственной до раннегосу дарственной. Исследование проблем общественного строя скифов проводилось обычно с позиций рассмотрения различных сторон социально-экономической структуры общества. Значительное место заняли вопросы хозяйственного развития скифов. Специальные исследования посвящены вопросам развития скифского ремесла, системы торговых и обменных связей, развития денежных отношений. В целом уровень экономического развития скифского общества по результатам этих исследований вполне соответствовал ступени формирования раннеклассовых обществ. Рассматривались также вопросы семейных отношений, в частности малой семьи как носителя частнособственнической тенденции.
Часть исследователей указывала на преобладание индоиранских традиций в скифском обществе над общекочевническими. Наиболее последовательно эту точку зрения отстаивал Э.А. Грантовский. В свете теории индоиранских параллелей автор представлял скифское общество статичным, неизменным на протяжении с VII до начала III века до н.э. (Грантовский Э.А., 1960).
Следует отметить, что исследование социальной структуры скифов во многом стимулировало поиск ответа на вопрос об уровне развития социальной организации кочевых обществ. В период с начала 1970-х по 1990-е годы, для которого характерно формирование методов социальной реконструкции интерпретационного уровня, можно выделить основные направления, по которым велись исследования по проблеме реконструкции социальных отношений в древних обществах:
а) стремление определить общесоциологические подходы и понятия.
б) поиски четких формулировок для основных понятий в науке, таких как «археологическая культура», «тип», «археологический факт», имевших прямое отношение к разработке новых методологических обоснований социоархеологии.
в) развитие формализованных методов обработки археологического материала для извлечения из него более достоверной исторической информации.
г) поиск новых, более объективных методов исторической интерпретации археологических источников.
С конца 1980-х годов скифская социологическая проблематика, отходит на второй план. Думается, что объяснение этому нужно искать в достигнутом на предыдущем этапе достаточно высоком уровне разработки вопросов социального развития Скифии, когда имевшиеся информационные возможности источников были отчасти исчерпаны. Сказывалась смена поколений, требовалось продолжение полевых исследований и публикация материалов, накопленных в предшествующий период. В целом для периода 1970-х - 1990-х годов характерно стремление к анализу всей общественной системы, к построению моделей с использованием данных этнографии, к специфическим способам извлечения из материала социальной информации.
В настоящее время имеются хорошие возможности систематизации всех наработок об общественных отношениях у скифов для определения социально-политического и экономического статуса их общества в контексте общего кочевниковедения.
Цели и задачи исследования. Цель данного исследования заключается в установлении социально-политического статуса скифского общества Северного Причерноморья в контексте политогенеза кочевых социумов Евразии. Она конкретизируется постановкой и реализацией следующих задач:
Изучить историю развития социальных отношений в кочевых обществах.
Выяснить происхождение основных идей и положений о природе социального строя кочевых объединений.
С использованием письменных, археологических источников и этнографических параллелей исследовать социальную структуру скифского общества.
Изучить историю формирования политических отношений в кочевых обществах и уточнить критерии для выделения кочевого государства.
Проанализировать отношения власти в скифском обществе и охарактеризовать административно-политическую систему. - Определить особенности общественного строя Скифии Северного Причерноморья в сравнительно-историческом аспекте.
Территориальные и хронологические рамки работы. Хронологические рамки исследования подсказаны конкретностью самой скифской истории, которая, исключая позднескифский период, традиционно ограничивается двумя хронологическими рубежами. В 70-х гг. VII века до н.э. собственно скифы под именем asguzaia/iskuzaia впервые упомянуты в запросе ассирийского царя Асархаддона оракулу бога Шамаша, а на рубеже IV -начала III веков до н.э. Европейская Скифия в границах от Дона до Дуная внезапно прекратила свое существование. VI - начало III века до н.э временной отрезок, на протяжении которого существовала Северопричерноморская Скифия.
Источниковая база. В первую очередь в диссертационном исследовании используются сочинения античных авторов, в которых содержатся сведения о северопричерноморских скифах. Первые и наиболее полные данные, имеющие отношение к социальной структуре и политической организации скифов приведены в четвертой книге Геродота (Скифский логос), которые могут быть отнесены ко времени не позже V века до н.э. Отдельные фрагментарные данные по исследуемой теме, по ряду моментов дополняющие сведения Геродота, содержатся в сочинениях Страбона, Диодора Сицилийского, Эфора, Помпея Трога, Полнена и некоторых других. Тексты античных авторов использовались в переводах В.В. Латышева, Г.А. Стратановского.
Другую группу составляют археологические источники. Первые сведения о раскопках на территории бывшей Скифии относятся к XVIII веку (А.П. Мельгунов, 1763 год). К настоящему времени накоплен гигантский по своему объему археологический материал, большинство из которого принадлежит погребальным комплексам, другая его часть представлена бытовыми памятниками: поселениями, городищами, из последних наибольшей известностью пользуется Каменское городище (Граков Б.Н., 1954). К настоящему времени значительная часть археологического материала по Северопричерноморской Скифии опубликована в таких изданиях как «Материалы исследования по археологии СССР», «Своды археологических источников», подготовленных А.И. Мелюковой, Н.А. Онайко, В.Г. Петренко, Л.К. Галаниной, а также в целом ряде других изданий, указанных в списке источников. Публикация археологических материалов в адаптированном для исторических исследований виде в значительной мере облегчила автору работу над этим видом источника.
Методологическая основа диссертации. В работе применяются основные методы исторического исследования: историко-генетический, историко-сравнительный, историко-системный. Большое значение для выработки методологических основ работы сыграли теоретические исследования зарубежных и отечественных этнологов-антропологов, востоковедов, археологов и историков.
Научная новизна исследования состоит в синтезе существующих в современном кочевниковедении концепций относительно социальной структуры обществ номадов, эволюции их политической организации и рассмотрении на этом широком фоне специфики сложения скифской государственности. Такой подход позволил сделать ряд новых выводов и уточнений относительно социальной и политической организации скифского общества Северного Причерноморья.
Установлено, что к IV веку до н.э. скифское общество представляло собой сложный социальный организм с многоуровневой дифференциацией. Определено порядка восьми иерархически соподчиненных прослоек скифского общества, отличающихся местом в системе производства и социальными функциями. За верхними прослойками были закреплены различного рода управленческие функции (административные; военные; культовые - верховный царь, цари составных частей царства, жрецы, начальники номов, ферапонты, дружинники). Нижние страты осуществляли производственные функции и были основной военной силой скифского объединения (пастухи, ремесленники, купцы, земледельцы, слуги, рабы). Все слои и прослойки были объединены сложной системой взаимоотношений, законов. Основная задача подобного общественного порядка -препятствовать децентрализации скифского объединения. На протяжении VI - IV веков до н.э. существовавшая политическая организация у скифов вполне справлялась с данной задачей.
Имеющиеся на сегодняшний день теоретические разработки в кочевниковедении дают основания считать, что институты государства появляются у скифов сначала их письменной истории. Однако государственная организация скифов, как кочевого народа, обладала рядом специфических черт. Во внутренних отношениях, в связи с неразвитостью форм эксплуатации зависимого населения, скифское общество ближе всего стояло к суперсложному вождеству. Во внешних же отношениях, часто связанных с данническими отношениями, скифская организация выглядела как вполне государственная с выраженным аппаратом принуждения и соответствующей иерархией.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использовать его содержание и выводы при написании обобщающих трудов по истории и археологии Северного Причерноморья и истории кочевых обществ, в лекционной и музейной работе. Обобщенные результаты исследования могут использоваться для дальнейшей разработки фундаментальных проблем кочевниковедения, в том числе для разработки спецкурсов и спецсеминаров по истории древней государственности.
Структура диссертации определена в соответствии с задачами исследования. Работа состоит из семи основных частей и имеет следующую структуру: введение, пять глав, заключение, список использованных источников и литературы.
Исследование социальной структуры
Научное изучение общественной структуры скифов уже более двух веков ведется по нескольким направлениям. Выбор той или иной линии исследования зависел от методологического инструментария исследования. Поэтому рассмотрение социальной структуры скифского общества Северного Причерноморья нам представляется возможным начать с обзора литературы, посвященной данной проблеме.
Феодальный характер общества скифов. Еще в начале XX века в своей работе «Эллинство и иранство на юге России» М.И. Ростовцев высказывался в пользу феодального характера скифского общества. В качестве «подневольных» людей, выполнявших черную работу в хозяйствах царей, князей и дружинников, он видел рабов и «крепостных». Даже в обложении данью, по мнению исследователя, сохранялся военно-иерархический, «феодальный» принцип: те или иные земли с оседлым населением уплачивали дань своим сюзеренам - различным скифским князьям и династам (Ростовцев М.И., 1918, с. 38-39).
В 1920-е годы заметным достижением скифологии стал выход первой части фундаментального труда М.И. Ростовцева «Скифия и Боспор» (Ростовцев М.И., 1925). Характеризуя социальный строй «скифской державы» как «аристократический», М.И. Ростовцев считал, что «государственная организация скифов предполагает существование особого военного класса населения, то есть особой военно-организованной аристократии». Социальная структура скифского феодального государства включала, по его представлениям, несколько компонентов: - главный царь, подчиненные ему цари трех царств, номархи и аристократия царских скифов - остальная часть царских скифов, которая группировалась вокруг аристократических лидеров в дружины и являлась для основного населения Скифии таким же господствующим классом скифов-завоевателей
- аристократия скифов-кочевников
- скифы-земледельцы с господствующим классом либо из местной аристократии, либо из аристократии скифов царских
- нескифские племена, живущие за днепровскими порогами, во главе с местной аристократией, поддавшейся влиянию скифской культуры
- подневольное и зависимое население в среде скифов царских, положение которого не конкретизировалось (Ростовцев М.И., 1925).
Выше уже было показано, что в XX веке была широко распространена концепция феодализма среди кочевниковедов. Не отрицали феодализм и у скифов. Так в начале 1970-х Д.Б. Шелов исходя из того, что показателями общественного развития скифов являлись степень развития производства и семьи предположил, что уровень скотоводческого хозяйства скифов «примерно соответствовал тому, которого достигли поздние кочевнические общества... феодальной эпохи». Совокупность письменных и археологических данных, по мнению Д.Б. Шелова, убеждала, что у скифов уже возникла малая семья. Все это позволило ученому определить, что у скифов VI - V веков до н.э. «в рамках» патриархальной общественной структуры «уже возникли и начали развиваться новые социальные элементы, ведущие затем к созданию классового общества» (Шелов Д.Б., 1972, с. 67-70). Гипотезе Д.Б. Шелова не противоречили установленные факты возникновения частной собственности, наличия имущественной дифференциации, развития обмена. Однако к данным Геродота о рабовладении в степях Северного Причерноморья он подошел критично, видя в них или проявление «рабовладельческой идеологии» самого греческого историка и его информатора, или не заслуживающие доверия сведения. На этом фоне исследователь сделал заключение, что «античные авторы» ничего не сообщали «о характере рабовладения у скифов геродотовского времени, ни о сферах использования рабского труда в скифском обществе» (Шелов Д.Б., 1972, с. 74-75). Столь же скептически Д.Б. Шелов оценил археологические материалы. «Погребения рабов», согласно мнению ученого, указывали не только на значительное распространение рабства, но и на «сравнительно не развитые формы рабовладения, при которых такие ритуальные убийства были обычны». Весь ход его рассуждений вел к выводу, что рабовладение у скифов VI - V веков до н.э. не стало стержнем социальной системы и носило патриархальный характер. Рассматривая другие формы эксплуатации, Д.Б. Шелов основную роль отводил использованию владельцами многочисленных стад труда обедневших сородичей. По словам исследователя, именно эксплуатация «их труда и давала скифской аристократии те излишки, которые обеспечивали ей роскошную жизнь» (Шелов Д.Б., 1972, с. 75). Получалось, что подобная зависимость была определяющей. Закономерно возникающий из этого факта вопрос - какой социальный строй был в таком случае у скифов - не получил логичного ответа, потому что мнение о разложении первобытного строя у скифов в VI - V веков до н.э., (Шелов Д.Б., 1972, с. 77) противоречило большинству фиксируемых автором черт скифской социальной организации. Кроме того, критику Д.Б. Шеловым сторонников развитых рабовладельческих отношений, можно обратить и против его самого, так как источники про эксплуатацию сородичей также молчат.
Родовая организация скифского общества. В начале 1930-х годов разгорелась дискуссия по вопросам общественного строя скифов между С.А. Семеновым-Зусером и В.И. Равдоникасом. С.А. Семенов-Зусер считал этноним скифы «условным» и «собирательным», за которым скрывался целый конгломерат разных элементов, так как «кочевое племя» по мере роста населения дробилось на группы и образовывало небольшие общины. По мнению исследователя, подобной общиной у скифов являлся ном, тождественный «кости» у монголов, которых со скифами объединяли аналогии в общественном строе. В позиции автора ярко проявилось влияние эволюционизма, социологическая модель которого предполагала, что в основе социальных систем номадов разных эпох лежала родовая организация. С.А. Семенов-Зусер, опираясь на сведения Геродота и других античных писателей, пришел к выводу о том, что «родовая структура, вызванная состоянием производительных сил, сохраняет свою сущность..., изменяя и усложняя ее лишь в деталях, на века и тысячелетия». В том же духе трактовались сведения о наличии у скифов рабства. Ученый полагал, что рабовладение «отмечено у всех народов с родовой организацией и нисколько не нарушает основ общественного строя» (Семенов-Зусер С.А., 1931, с. 15-19; 1947, с. ПО, 150-153).
Таким образом, различные объединения номадов от скифов до монголов изображались С.А. Семеновым-Зусером вне общественного прогресса, в статике. Подобный подход вызвал критику со стороны приверженцев стадиальной трансформации социумов. Противоположная точка зрения была изложена В.И. Равдоникасом. Являясь сторонником автохтонного принципа социокультурного развития, исследователь указывал, что если «в скифскую эпоху классов не существовало», то они возникли «в результате развития скифского общества... в сармато-готский период» (Равдоникас В.И., 1932, с. 58). В описании археологом скифов, стоявших «на стадии родоплеменного общества», не было и намека на первобытный характер их социальной системы, ибо они уже были знакомы «с резко выраженным усилением роли вождей и их дружины, с элементами рабства, с патриархальным строем семьи, с начинающейся имущественной дифференциацией» (Равдоникас В.И, 1932, с. 62).
Стадиальный подход к изучению социальной организации кочевников
В период господства марксистской методологии в истории и археологии внедряется стадиальный подход. Само развитие общества понималось как смена стадий общественного развития в определенных условиях (Генинг В.Ф., 1982, с. 184). Начиная с 1920-х годов, стали появляться работы, которые сводили развитие общества к переходу от одной стадии к другой. Признавалась жесткая последовательность смены формаций в каждом конкретном регионе, смена дородовых отношений родовыми связями, а последних государством. Теория стадиальности в своем археологическом оформлении предусматривала анализ социально-экономической структуры общества, прежде всего, с точки зрения его внутреннего развития, что было названо автохтонным развитием. В целом, ситуация, сложившаяся в отечественной археологии в 1920-х - 1930-х годах, показывает жесткую зависимость науки от постоянно изменяющихся курсов коммунистической партии. Это время можно назвать периодом поиска компромисса между достижениями старой русской археологической школы и новой, зарождающейся марксистской методологией.
Еще в середине 1920-х годов некоторые ученые активно призывали к внедрению принципов историзма в археологические изыскания. Необходимость изучения общественно-экономических формаций на основе археологических материалов отстаивалась сторонниками «истории материальной культуры» (В.И. Равдоникас, А.Я. Брюсов) в противовес, по их определению, последователям «археологического вещеведения». Однако стремление увидеть в каждом регионе отражение всемирно-исторического процесса приводило к тому, что глобальные выводы делались на малочисленном материале. Поэтому, зачастую, археологические источники выступали иллюстрацией к уже определенной социально-экономической стадии развития.
Многие археологи 1920-х - 1950-х годов избегали социальных интерпретаций, ограничиваясь при описании результатов полевых исследований фиксацией «богатых» («княжеских») и/или «бедных» («рядовых») погребений. Значительная часть ученых этого времени рассматривала социальную структуру номадных объединений как иерархию подразделений рода или более крупных институтов - племени, союза племен, орды. Кочевники считались одним из примеров родовых обществ. Сословное деление и другие атрибуты развитых социальных систем, по мнению этих авторов, если и имели место, то не оказывали существенного влияния на эволюцию народов. Другая группа социологов и историков видела в кочевничестве особую линию социогенеза, в ходе которой номады, минуя рабовладельческую стадию, переходили от родового общества к сословному государству и/или феодализму, сохраняя родовые институты (Кушнер П., 1924; 1929).
В 1930-е годы в советской археологии оформилось целое направление, получившее в историографии название «социологической школы» (Генинг В.Ф., 1982, с. 176-180; Клейн Л.С., 1993, с. 44-46). В.Ф. Генинг целью археологического познания того времени считал «исследование закономерностей социально-исторического развития отдельных обществ древности, теоретико-методологической базой которого является материалистическое понимание истории и его ядро - учение об общественных формациях» (Генинг В.Ф., 1983, с. 97; 1989, с. 19). Таким образом, работа с археологическими источниками и строившиеся на основе их изучения выводы играли подчиненную роль в сравнении с общесоциологическими представлениями автора. С.А. Балакин полагает, что с 1930-х - 1940-х годов можно говорить о начале традиционно-интуитивного этапа в советской археологии (Балакин С.А., 1984, с. 39-43). Для него характерны попытки реконструкций по отдельным элементам сложной системы погребального обряда без четкой аргументации.
Один из первых вариантов решения проблемы социальных единиц в «цепочках» могил внутри кургана, внутри могильника предложил СИ. Руденко. Исследователь полагал, что группа курганов скифской эпохи в Горном Алтае представляет собой родовые кладбища. Курганы, расположенные в цепочку, являются захоронениями одной знатной семьи (Руденко СИ., 1952, с. 153).
Однако жесткий, схематичный подход к древностям и их однозначная интерпретация, как правило, основанная на небольшом в количественном отношении материале, позволяет утверждать, что многие выводы относительно уровня социального расслоения в среде носителей той или иной археологической культуры зачастую требуют серьезного пересмотра. В особенности это касается памятников, оставленных племенами и народами, история которых никак не отражена в письменных источниках.
Социально-политическая организация кочевых обществ
Сегодня в номадологии активно обсуждается одна из ключевых проблем: могли ли кочевники самостоятельно создавать сложные политические образования? Государство как форма организации общества является органом выполнения общих для общества дел, фактором его интеграции и упорядочения. Следует отметить, что вопрос о характере государственных образований у кочевников является дискуссионным, несмотря на стремление многих исследователей его разрешить. Изучение исторической литературы позволило выявить достаточно широкий спектр мнений по этому вопросу.
Концепция о развитии кочевого общества от родоплеменного до раннеклассового уровня общественного устройства. Большинство русских ученых XIX - начала XX веков рассматривали уровень развития кочевых народов как родоплеменной. Возникновение государственности, как правило, связывалось с военными или политическими способностями вождей. Выдающийся русский ученый В.В. Радлов отмечал ментальные различия у кочевников и земледельцев, которые, по его мнению, выражались в неодинаковом восприятии таких понятий как народ, область, чиновник, собственность. Как полагал исследователь, «неравенство собственности» проявлялось в возможности богатого скотовода занимать более обширные пространства, чем бедный. Социальная организация номадов структурно включала семью, подплемя, племя, орду. Богатые скотовладельцы делили свой скот на аилы, а пасли его зависимые «клиенты». По мнению В.В. Радлова, власть хана авторитетна до тех пор, пока в ней заинтересованы различные группы общества. Для стимулирования интереса к своей персоне, для того чтобы удержать верховную власть в своих руках хан вынужден доставлять своим подданным как можно больше выгод. По своему устройству все кочевые объединения схожи, а их возникновение связано с усилением ханского рода (Радлов В.В., 1889; 1893).
Признавал существование в кочевых обществах имущественного неравенства, политической иерархии, установления государственной власти в период существования кочевых империй и В.В. Бартольд. Однако критиковал В.В. Радлова за то, что все изменения в степи он объясняет усилением и ослаблением отдельных родов. Сам В.В. Бартольд признавал деление кочевников не только на племена и родовые подразделения, но и по имущественному признаку, то есть на богатых и бедных. По мнению автора, применительно к объединениям кочевников скорее следует говорить об общественном, а не о государственном строе. Для прочного существования кочевой империи необходимо, чтобы ее глава или путем набегов или путем завоевания давал своим подданным возможность приобщаться к богатству культурных стран (Бартольд В.В., 1968).
Наряду с утверждением о господстве у кочевников родоплеменных отношений, часть авторов признавала существование у них и государственности. Еще один видный исследователь жизни номадов Н.А. Аристов связывал происхождение кочевых держав с действиями успешных в своих предприятиях военачальников, достигавших усиления своей власти посредством назначения во главе различных родов и племен своих родственников. Причиной гибели степного государства, по мнению Н.А. Аристова, становились усобицы в царствующем роде (Аристов Н.А., 1896). Другой известный русский исследователь Н.Н. Харузин признавал фомирование у кочевников государственности в двух формах: а) путем разрастания отдельного клана и подчинения ему других (тюрки, монголы); б) посредством завоевания одних обществ, другими (туареги). Государство, по его мнению, - это общество, отличающееся несколькими признаками: населением, состоящим из обособленных хозяйств, общей территорией, верховной, постоянно организованной властью. Причем государство у Н.Н. Харузина - это «родовое государство», поскольку первопричину его он усматривает в объединении нескольких экономических единиц для внеэкономических связей. В целом большинство мыслителей XVIII - начала XX веков отмечали наличие у кочевников элементов собственности, имущественного расслоения, социального неравенства.
Л.Н. Гумилев, рассматривал историю степи с точки зрения цивилизационного подхода («теории этногенеза»), но признавал предклассовую природу номадизма. Позже СИ. Вайнштейн и Ю.И. Семенов стали трактовать предклассовые общества как доклассовые, но не отрицали в перспективе достижение ими классовых отношений. Причем некоторые из них, по мнению исследователей, были «становящимися государствами». «Становящиеся государства» - это кочевые империи, которые признаются авторами как эфемерные образования, но по своей социально-экономической структуре мало, чем отличающиеся от формирующихся земледельческих государств (Вайнштейн СИ., Семенов Ю.И., 1977).
Мнения о родоплеменном характере социально-политических отношений в обществах кочевников также придерживаются К.П. Калиновская и Г.Е. Марков. Фундаментальным признаком кочевых объединений они считают племенную структуру, идеологически обоснованную легендарным генеалогическим родством (Калиновская К.П., Марков Ґ-Е., 2000). Исследователи полагают, что общественная организация номадов не повторяла социальную структуру первобытнообщинных обществ. В социальных системах номадов действуют различные виды общественных связей: кровнородственные, семейные, хозяйственные, генеалогические, военные, культурные, языковые, религиозные и т.д. Но системообразующими, по мнению К.П. Калиновской и Т.Е. Маркова, являются родственные отношения, единственно возможные в условиях подвижной жизни, дающие возможность вновь собираться общинам и племенам после столь частых в истории кочевничества военных катастроф. Как правило, считается, что весь народ или крупное племя происходят от одного прародителя. Его потомки считаются родоначальниками подразделений племен и небольших кочевых групп, вплоть до общин и отдельных семей. В случае поражения кочевой группы, наступала необходимость воссоздания общественной структуры. При этом более слабые семьи и общины включались в более крупные, присоединяя их к генеалогии своих «прародителей». Как следствие, устанавливалось генеалогическое «родство» и возникали общественные связи. При этом кочевники терминологически различали генеалогическое и кровное родство, реально существовавшее только на самых нижних ступенях племенной структуры: между близкородственными семьями, в небольших кочевых общинах. Авторы рассматривают общинно-племенную организацию номадов в двух агрегатных состояниях. Первое — общинно-кочевое, свойственное кочевникам в относительно мирное время, когда их племенная структура была аморфной, а кочевые общины были самостоятельными, автономными. Второе - военно-кочевое (включая и «кочевые империи»), когда в силу необходимости возникала временная централизация, и семьи и кочевые общины включались в более или менее строгую военную субординацию (Калиновская К.П., Марков Г.Е., 2000).
