Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Социальный статус женщины в скифском обществе
1.1. Социальная структура скифского общества 20
1.2. Структура семьи скифов 33
1.3. Положение женщины в скифском обществе 40
1.4. Влияние греческой цивилизации на скифское общество 45
Глава 2. Общественное положение женщины в савромато-сарматском социуме 48
2.1. Савроматки - воительницы 48
2.2. Положение женщины в сарматском обществе 56
2.3. Амазонки - миф или реальность 65
Глава 3. Социальный статус женщины: аланы. Осетины
3.1. Аланское общество (V - XV вв.) 78
3.2. Положение женщины в обществе осетин 85
Глава 4. Религиозные воззрения и социальный статус женщины у осетин и их предков 117
4.1. Скифы 118
4.2. Сарматы 124
4.3. Аланы. Осетины 129
Заключение 143
Библиография 146
Список сокращений
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Мир людей как система включает в себя множество взаимосвязанных структурных звеньев. Первичные, а возможно, и главные среди них - это мужская и женская половины человечества. Каждая из них формирует свой собственный мир. Эти миры противопоставлены один другому, но невозможны друг без друга. Только их органичное сочетание делает человеческое общество целостным и жизнестойким.
Со временем возникла идея о том, что женщина принципиально чужда созерцательной деятельности и, следовательно, является средоточием нравственно-отрицательных качеств. «Эту идею мы находим в «Законах Ману», в рассуждениях конфуцианцев и законников, в учениях Демокрита, Платона, Аристотеля, где утверждалось подчиненное положение женщины. И здесь исключение составляют лишь римские историки, хотя их проповедь «равенства» имела пассивно-созерцательный характер, и эпикурейцы. О добродетелях женщин писали Лукиан и Плутарх. Связано это с тем, что в Риме женщина занимала гораздо более почетное место в общественной жизни, нежели в Древней Греции и тем более Древнем Востоке»[232,с.215]. «Женщина как субъект отсутствует в мужской истории: и в том смысле, что женщины, как правило, редко бывают там, где принимаются решения о войне, мире и тому подобных событиях «большой истории», и в том, что исторические источники фиксируют в основном мужской «взгляд» на историю. С другой стороны, как отмечают исследователи, женщины для «устной истории», действительно, привилегированные свидетели: поскольку традиционное деление мира на «мужской» (мир политики, социальной жизни и общественно значимого труда) и «женский» (мир дома и семьи) довольно ясно проступает в подобных исследованиях, постольку закономерной представляется и модальность
свидетельских показаний: мужчины репрезентируют в своих воспоминаниях «социальный порядок», мир должного и всеобщего, в то время как женщины свое прошлое описывают в очень эмоциональных, чувственных, личных, почти интимных тонах, пропускают события внешнего мира сквозь фильтр личного восприятия» [219, с. 41].
Все историки отмечали как отличительную черту алан и их предков савроматов (сыновей скифов и амазонок, согласно легенде, записанной Геродотом) то, что женщинам они отводили почетное место в обществе. И скифы, по крайней мере, в своей мифологии, по-видимому, отдавали немалую дань женским образам [137, с.55-56].
В данной работе рассматривается социальный статус женщины в традиционном обществе осетин и их ираноязычных предков. Исследование приобретает актуальность ввиду того, что многие историки древности, сообщения которых являются основным источником информации о данных племенах, в своих работах уделяют очень незначительное внимание положению женщин в социуме, а некоторые избегают этой темы вообще. Однако ни одно общество не может состоять только из мужчин, также как и только из женщин. И если о скифянках и о сарматках, благодаря Геродоту и некоторым другим авторам, нам хоть что-то известно, то аланки «выпали» из поля зрения историков, т.к. нет практически никаких сведений об их социальном статусе. Можно предположить, что что-то было унаследовано от них впоследствии осетинами, т.к. последние являются их прямыми потомками.
Историю формирования и эволюции социальных институтов нельзя отделить от этнической культуры народа. Традиции, созданные далекими предками, бережно сохранялись и передавались последующим поколениям.
Сейчас общепризнанна теория, согласно которой осетины свое происхождение ведут от ираноязычных скифов и' сарматов. Последние отождествляются с аланами, непосредственными предками осетин. Но и скифы, заселившие Северный Кавказ, пришли не на пустые земли.
Территория современной Осетии являлась центром формирования древних кобанских племен, составивших основу осетинского народа. Черты
культуры этого древнего кавказского населения ясно прослеживаются в материальной и духовной культуре осетин. Несомненно, что влияние местной кавказской культуры сказалось на жилых и хозяйственных постройках осетин, на их оборонительных сооружениях; местная этническая среда определяла и своеобразие их пищи, домашней утвари. Формирование изобразительного искусства осетин также тесно связано с кавказской средой. Установлено, что многие мотивы орнамента в осетинских вышивках характерны для предметов кобанской культуры.
Местная этническая среда оказала сильное влияние на формирование и развитие осетинского языка [71, с. 18-19].
Вторым и не менее важным компонентом в этногенезе осетин были ираноязычные племена - скифы, сарматы, а затем и аланы.
Первое вторжение скифов на Кавказ датируется, по описанию Геродота, VII в. до н.э. Это весьма убедительно обосновывается и памятниками кобанской культуры, где с VII в. до н.э. отмечается присутствие элементов скифской культуры, а также данными антропологов, установивших наличие в кобанских могильниках двух типов черепов: плоскоголовых (брахикранных -авт.) местного населения и длинноголовых (долихокранные - авт.) -ираноязычного [71, с.20].
Скифская колонизация, проходившая в VII-VI вв. до н.э., была одной из самых крупных ираноязычных волн, в значительной мере ассимилировавших местное (аборигенное) население. Она оставила глубокий след в быту осетин и других народов Западного и Восточного Кавказа.
Скифская колонизация не ограничивалась только Северным Кавказом: скифы вторгались и в пределы Закавказья через Дербентский и Дарьяльский проходы, а также Мамисонский перевал. «Из Дигории, откуда происходит основная масса находок скифского типа, легко можно попасть через вполне доступный Кион-Хохский перевал на Военно-Осетинскую дорогу, а по ней через Мамисонский перевал в Западную Грузию, где также известны многочисленные предметы скифской культуры»[83, с.64].
Конец III—II вв. до н.э. характеризуется новым крупным вторжением ираноязычных племен - сарматов на Центральный Кавказ с Дона и из Нижнего Поволжья.
По сведениям древних авторов и исследованиям современных ученых, сарматы отличались весьма близким родством со скифами, особенно по языку. Геродот писал о том, что сарматы говорят на «испорченном» скифском языке [10, IV,117]. Сарматский язык считается одним из диалектов скифского языка, относящегося наряду с осетинским к североиранской группе древних языков. Греческие и римские писатели часто упоминают сарматские племена -роксаланов, язигов, сираков, аорсов, аланорсов. «Аорсы и сираки, населявшие в основном Центральное Предкавказье, составили основу северокавказских алан» [7, с. 21]. Есть даже предположение о том, что аорсы явились предками осетин-иронцев [187,с.28].
Сарматские племена, обосновавшиеся на Западном и Восточном Кавказе, «ассимилировались среди аборигенов и в то же время сами оказали сильное влияние на их культуру и быт. Только в центральной части Северного Кавказа они удержали свое численное превосходство над местными племенами и ассимилировали их» [71, с.21].
В.И. Абаев на основании глубокого анализа данных осетинского языка пришел к выводу, что иммиграция предков осетин «на Центральный Кавказ совершалась двумя волнами, из которых первая, более ранняя, может быть условно названа «дигорской», а вторая - позднейшая - «иронской» [190, с.362].
Ассимиляция аборигенов центральной части Северного Кавказа пришлыми ираноязычными племенами признается и археологами. Е.И. Крупнов считал, что этот процесс завершился в начале нашей эры [193,с.157].
Следы скифо-сарматского пласта в этногенезе осетин удается обнаружить лингвистам, археологам и этнографам. Так установлено большое сходство со скифским языком дигорского диалекта осетинского языка [71,с.22].
В силу того, что именно в традиционной части повседневной бытовой культуры - традиционной материальной культуре, обычаях, обрядах, народном творчестве, а также в традиционно-бытовой культуре общения наиболее
наглядно проявляется этническая специфика, объектом исследования является традиционная культура осетин и их предков. В качестве предмета исследования выделяются социальные взаимодействия, позиции, права и обязанности мужчин и женщин в различных сферах жизни.
Методологической основой исследования послужили принципы историзма и системного анализа, позволяющие объективно исследовать проблему, выделять в ней главные приоритеты и делать обобщающие выводы, помогающие подтвердить теоретические предположения и наблюдения конкретными фактами и событиями, рассматривать происходящие процессы во взаимодетерминирующей связи. Рассмотрение социального статуса женщины сквозь призму менталитета, формирующегося под влиянием культурных факторов - этики, этикета, религиозных воззрений, эстетических представлений будет полезно.
Целью данной работы является комплексное исследование места и роли женщин в традиционном обществе осетин и их предков с конца VIII в. до н.э. до конца XVIII в. н.э.
Поставленная цель предполагает постановку и решение следующих задач: 1.Выявить этнические, социально-политические, экологические, географические, ментальные факторы, влиявшие на формирование традиционной культуры осетин.
2. Определить хозяйственные, обрядовые функции мужчин и женщин в
культуре жизнеобеспечения осетин и в общественном быту.
Провести сравнительный анализ правового положения мужчин и женщин.
Показать преемственность обычаев, обрядов, традиций осетин и их скифо-сармато-аланских предков.
Проследить факторы инокультурного влияния на социальный аспект традиционной культуры осетин.
Степень научной разработанности темы. Историография данной проблемы обширна.
Первые упоминания об Осетии в русских источниках относятся лишь к 1604 г. и принадлежат русским послам Михаилу Татищеву и дьяку Андрею Иванову, прошедшим тогда через Дарьяльский проход в Грузию, а затем Ыикифору Толочанову и дьяку Алексею Иевлеву: они проследовали в 1650 г. по Дигорскому ущелью в Имеретию и сообщили весьма важные сведения о населении этого района Осетии. [74, с.4]. В отличие от русских грузинские хроники об Осетии отличаются большой насыщенностью и разнообразием фактического материала. В этом отношении значительный интерес представляет труд царевича Вахушти «География Грузии», содержащий не только географическое описание Осетии конца XVII в., но и некоторые ценные сведения (о занятиях осетин, их нравах, обычаях, религиозных верованиях и т.д.).
К числу пионеров зарождающегося научного кавказоведения с полным основанием следует отнести академиков Российской Академии наук И.А. Гюльденштедта, П.-С. Палласа, Ю. Клапрота, осуществивших экспедиции на Северный Кавказ в 1770-1773, 1793-1794, 1807-1808 гг. Предположение, высказанное известным ориенталистом Ю. Клапротом, об иранском происхождении осетин и их родстве со скифами, сарматами и аланами на длительное время приковало к Осетии внимание ученого мира как в России, так и за рубежом. Кроме исследования осетинского языка труды Ю. Клапрота содержат некоторые сведения о быте осетин. В 1781 г. в Осетии побывал квартирмейстер русской армии Л. Штедер, также оставивший немало ценных сведений о быте и нравах горцев. Особого внимания заслуживает описание им северных осетин, отличающееся объективностью и разнообразием фактического материала. Следует упомянуть Г. Гордеева и его «Письма из Осетии»(1830 г.), А. Яновского и его труд «Осетия. Обозрение российских владений за Кавказом» (1836 г.), A.M. Шегрена, описавшего религиозные обряды осетин и ингушей и их соплеменников при разных случаях (1846 г.), Гагстгаузена, оставившего заметки о семейной и общественной жизни и отношениях кавказских народов (1857 г.). Эти работы содержат наиболее полные и разнообразные этнографические сведения по многим районам горной
и равнинной Осетии. Южная Осетия впервые отражена в «Письмах» Г.Гордеева, находившегося в этой стране около одиннадцати месяцев в составе экспедиционного корпуса генерала Реннепкампфа. По справедливому определению М.О. Косвена, Гордеева можно считать одним из самых ранних русских этнографов-осетиноведов [74,с.5].
Присоединение Северного Кавказа к России открыло широкие возможности для изучения материальной и духовной культуры народов региона, но сложная внешнеполитическая обстановка, порожденная войнами с наполеоновской Францией, Турцией и Ираном, существенно их ограничила. Положение усугубилось и затянувшимся на многие десятилетия антиколониальным движением горцев, получившим в научной литературе название Кавказской войны. Однако, несмотря на это, в первой половине XIX в. русскими и иностранными путешественниками и учеными, офицерами царской армии и правительственными чиновниками, словом, представителями разных направлений и течений дореволюционной историографии, создается целый ряд историко-этнографических исследований, справочников, брошюр и прочих трудов, посвященных горной Осетии. Конечно, все они были далеко не равнозначными в научном отношении и зачастую содержали тенденциозную оценку социально - экономического и культурного уровня развития осетинского народа. Тем не менее, без вклада этих первопроходцев научного кавказоведения оказался бы немыслимым в последующем прогресс в деле изучения культурного наследия наших предков.
В 1864 г. было основано Московское археологическое общество, распространившее сферу своей деятельности непосредственно на Осетию и сопредельные с нею территории.
К 60-70-м годам XIX в. относится деятельность В.Б. Пфафа, внесшего большой вклад в развитие осетинской этнографии. Собранный им в течение ряда лет почти по всей горной Осетии ценнейший материал лег в основу его работ по древней истории и этногенезу осетин, их обычному праву и общественному строю. Значительный интерес представляют его путевые записки, содержащие много важных этнографических сведений о быте осетин.
Однако исследования В.Б. Пфафа, посвященные вопросам происхождения осетин, стоят на низком научном уровне, содержат много фактических ошибок и наивных суждений [74, с.5].
Большой раздел, основанный на литературном материале и архивных источниках, отводится осетинам в труде Н.Ф. Дубровина. Несмотря на то, что эта работа носит в основном компилятивный характер, она содержит ценные сведения, характеризующие общественный и семейный уклады Осетии, религиозные представления и отчасти занятия осетин.
Среди русских авторов 70-х годов, занимавшихся осетинами, широко известно имя Д.Я. Лаврова, опубликовавшего довольно обстоятельные очерки, содержащие историко-географическое описание горной Осетии, характеристику общественного и семейного быта осетин и т.д.
Выдающимся событием в развитии осетинской этнографии было появление этнографов из среды осетин. Уже в 60-70-х годах XIX в. выросла целая плеяда осетинских этнографов: И.Г. Тхостов, А.А. Гасиев, Дж. Т. Шанаев, И.Д. Кануков, Б.Т. Гатиев, К. Такоев и др. Особого внимания заслуживают работы Б.Т. Гатиева «Суеверия и предрассудки у осетин», И.Д. Канукова «В осетинском ауле», Дж. Т. Шанаева «Свадьба у северных осетин», содержащие весьма интересный и богатый этнографический материал. Две последние работы почти целиком посвящены тагаурцам. Материалы Б.Т. Гатиева касаются только северных осетин.
В 1882-1886 гг. в экспедициях, организованных Варшавским университетом и Московским археологическим обществом, принимал участие академик В.Ф. Миллер; бывал он в Осетии и позже. Особенно велики заслуги В.Ф. Миллера в области изучения языка, фольклора, происхождения осетин, а также в области этнографии и археологии. В.Ф. Миллер исходил пешком многие районы горной Осетии и, владея в совершенстве двумя диалектами осетинского языка, собрал не только лингвистические и фольклорные данные, но и ценные этнографические сведения, касающиеся главным образом некоторых сторон духовной культуры осетин, в частности их дохристианских культов. Весь этот материал лег в основу его знаменитых «Осетинских
этюдов» и многих других работ ученого. Выполненные на высоком профессиональном уровне, описания В.Ф. Миллера и по сей день не теряют значения.
В 70 — 90-е годы XIX в. издается немало работ по истории и этнографии средневековой Осетии. Из всей массы этих публикаций мы выделили бы, не принижая вклада в кавказоведение других авторов, труды Ф.Е. Леонтовича, М.М. Ковалевского, Кл. Борисевича, В.В. Сокольского. В трудах М.М. Ковалевского, и особенно в его двухтомной монографии «Современный обычай и древний закон», нашли широкое освещение в историко-сравнительном плане обычное право осетин, их общественный строй и процесс феодализации, а также пережитки некоторых форм первобытнообщинного строя, сохранившиеся еще в быту дореволюционных осетин. Правда, рассматриваемое исследование, как и другие работы ученого, охватывает только северных осетин. С началом 1-й мировой войны все исследования древностей Осетии, по существу, прекратились и возобновились лишь с победой Великой Октябрьской социалистической революции и окончанием Гражданской войны на Северном Кавказе.
После революции, с созданием высших учебных заведений и научно-исследовательских учреждений в Осетии открылись неограниченные возможности для развития всех отраслей гуманитарных наук, особенно археологии, этнографии и фольклористики. В 1919 г. В.И. Ленин подписал декрет об организации Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК). Основатель советского государства уже тогда отчетливо понимал, что прошлое, далекое и близкое, органически входит в живую ткань единого, все усложняющегося организма мировой культуры, и каким бы скромным, фрагментарным оно ни было, его необходимо всячески оберегать. Соответственно с ленинскими идеями ГАИМК систематически организовывала экспедиции в разные области страны, в том числе и на Северный Кавказ. Эти экспедиции, осуществлявшиеся совместно с научно-исследовательскими институтами, вузами и краеведческими музеями региона, проводили целенаправленные, планомерные и углубленные археолого-этнографические
изыскания с успехом продолжавшиеся до начала Великой Отечественной войны.
Истоки научного скифоведения связаны с М.К. Ростовцевым. В 1918 году в Петрограде вышел его очерк, посвященный эллинству и иранству на юге России [112], а в 1925 году давшего критическое обозрение памятников литературных и археологических в работе «Скифия и Боспор» [113]. В 1931 году С. Семенов-Зусер издает труд, посвященный родовой организации у скифов Геродота[116]. В.В. Латышев переводит и издает в отредактированном виде известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе, что служит хорошим подспорьем для последующих исследователей [22].
В 60 - 70-е годы различные аспекты быта скифов изучали М.И. Артамонов [56], Л.А. Ельницкий [70, 71]; Н.Г. Елагина продолжила начатое Семеновым-Зусером в 40-х гг. исследование родоплеменной структуры скифского общества по материалам четвертой книги Геродота[168]. Появляется труд О.Д. Ганиной о женских захоронениях в парных погребениях скифского времени [160]. Наконец, в 1966 году А.П. Смирнов публикует труд по истории скифов, в котором одним из первых пытается рассмотреть все стороны общественной жизни данного народа, а не какой-то конкретный аспект [118].
В 80-е годы появляются новые работы историков-скифологов. Это труды Д.С. Раевского[111], изучавшего идеологию скифо-сакских племен, культурно-исторические последствия скифских походов через Кавказ; А.И. Тереножкина[216], посвятившего ряд работ проблеме общественного строя скифов; выходит в свет монография A.M. Хазанова «Социальная история скифов» [127], в которой автор, вслед за А.П. Смирновым рассматривает историю становления скифского социума. В.Б. Виноградов исследует вопросы политической истории, эволюции культур и этногенеза в своем труде «Центральный и Северо-Восточный Кавказ в скифское время (VII-IV вв. до н.э.)» [61]. Эту же тему продолжает Б.В. Техов, издав в 1980-м году книгу «Скифы и Центральный Кавказ в VII-VI вв. до н.э.» [123].
В последнем десятилетии ХХ-го века новый взгляд на происхождение скифов, основные этапы формирования скифского этноса излагает В.Ю. Мурзин [103]. Л Ю. Алексеев пытается периодизировать историю Европейской Скифии, рассматривает традицию и современное состояние [142]. М.В. Скрижинская дает анализ греческого влияния на скифский социум в работе «Скифия глазами эллинов» [117]. Проблемы социальной истории скифов лежат в основе вышедшего в свет в 2002 году труда Гутнова Ф.Х. [65].
Говоря об ученых, изучающих историю сарматских племен, следует упомянуть о Б. Гракове, издавшем в 50-е годы ряд трудов, касающихся пережитков матриархата у сарматов[162]. Над проблемой ранней истории и культуры сарматов, утверждении их политического господства в Скифии работал К.Ф. Смирнов [119]. A.M. Хазанову принадлежат исследования военного искусства сарматов [126], а также, вслед за Б. Граковым, им изучался материнский род у сарматов, а А.П. Смирнов обращался к вопросу о матриархате у сарматов [208]. Среди исследователей истории сарматов целесообразно указать и В.Е. Максименко [94], Б.Ф. Железчикова [171], Я.Б. Березина [154], которые изучали вопросы кочевничества сарматских племен, вопросы их хозяйственной деятельности. Благодаря археологическим данным, вышли в свет работы Т.А. Прохоровой [200], которая по материалам кургана 10 Кобяковского могильника осветила некоторые аспекты идеологии сармато-алан, и А.Н. Дзиговского [165], попытавшегося по данным погребального обряда восстановить социальную структуру сарматского общества. Параллели между сарматскими погребальными ритуалами и осетинской этнографией провел С.А. Яценко [226].
Многие исследователи указывали, как отличительную черту сарматских племен, высокий социальный статус женщин. Именно с ними связаны мифы о воинственных девах - амазонках. Тема амазонок интересовала и интересует многих ученых. Еще в начале XX века А. Апарин публикует сказания и предания об амазонках на Кавказе [145], тем самым продолжая мысль древних писателей, локализовавших последних именно в этом районе. М.О. Косвен, занимаясь историей проблемы матриархата, также затрагивает амазонские
мотивы [181]. Т.В. Мирошина исследовала тему амазонок у сарматов и проблему матриархата [194]. И, наконец, по следам легенды об амазонках «прошли» В.Е. Максименко и Т. Скрипник [190].
Т.Б. Тургиеву принадлежат исследования земледелия и скотоводства у алан [217, 218]. Тему дохристианских религиозных воззрений алан по археологическим материалам изучал Г.Е. Афанасьев [151]. В 2000-м году вышел в свет труд П.К. Козаева «Аланы-арии: происхождение и древнейший период», в котором автор попытался воссоздать целостную картину аланского общества: их историю, культуру, религию, мифологию, традиции и обряды [85].
В советское время исторические исследования велись в Осетии в течение многих лет такими известными учеными-кавказоведами, как Г.Ф. Чурсин [40], Е.Г. Пчелина [203], З.Н. Ванеев [58], Г.А. Кокиев [179]. При этом внимание двух первых авторов было сосредоточено исключительно на изучении южных осетин, в то время как последний, изучая историю культуры осетин, занимался исследованием памятников средневековья Северной Осетии. Выявление и изучение многих памятников кобанской, скифской и аланской культур в Северной Осетии и соседних республиках Северного Кавказа принадлежит Е.И. Крупнову, открывшему своими трудами новые страницы раннего периода истории Осетии [87,88]. Большой вклад в выявление и изучение памятников кобанской культуры внес и археолог Б. Техов. Его многолетние исследования Тлиского могильника в Южной Осетии имеют выдающееся научное значение [123].
Послевоенный период ознаменован новым этапом развития осетиноведения, появлением нового поколения этнографов-осетин Н.Ф. Такоевой [215], А.Х. Магометова [91, 92], Л.А. Чибирова [131, 132], Б.С. Кулова [185] и др., разрабатывавших отдельные разделы осетинской этнографии.
Большая работа проводилась по сбору и публикации фольклора. Силами научно-исследовательских институтов Северной и Южной Осетии было собрано и издано на осетинском и русском языках большое число сказаний о
нартах. В конце 1946 г. был впервые опубликован большой сборник (около 30 печатных листов) осетинских сказаний, в который вошли лучшие образцы эпоса (на осетинском языке). Этот текст в прозаическом переводе на русский язык был опубликован в 1948 г. Северо-Осетинским государственным издательством, а в 1949 г.- в Москве [74,с.8]. В последующие годы наряду с другими фольклорными материалами неоднократно публиковались новые тексты осетинского Нартовского эпоса. Одновременно со сбором осетинского фольклора велось и его глубокое изучение. В Осетии и за ее пределами было опубликовано значительное число статей и монографий по проблемам Нартовского эпоса. В этой связи следует упомянуть Ж. Дюмезиля и его труд «Осетинский эпос и мифология» [69]. Крупный вклад в развитие осетинской этнографии, и в частности в разработку вопросов этногенеза осетин по данным языка и фольклора, внес В.И. Абаев [45,46,47,48,136,137,139.] Предметом изучения В.И. Абаева были также дохристианские религиозные воззрения алан [138]. В 2000-м году Тменов В.Х., Бесолова Е.Б. и Гонобоблев Е.Н. издали хрестоматию «Религиозные воззрения осетин», в которую были включены оригинальные авторские разработки и значительный фактологический материал, позволяющие полнее представить всю многогранность внутреннего мира осетин с древнейших времен до наших дней [124].
Среди ученых-кавказоведов второй половины XX в. следует отметить Б.А. Калоева и его труд «Осетины»[76]. Центральное место в монографии уделяется материальной, духовной и религиозной культуре осетин.
Среди современных исследователей следует особо отметить Ю.Ю. Карпова и его труд «Женское пространство в культуре народов Кавказа» [78], в котором сделана попытка комплексного исследования положения кавказских женщин во всех социальных и религиозных сферах.
В работе проводятся параллели по народам Кавказа. При этом используются работы: Мижаев М.И. «Мифологическая и обрядовая поэзия адыгов» [97], сборники статей об адыге, их быте, физическом развитии и болезнях [50]; под редакцией Гарданова В.К. - об адыгах, балкарцах и карачаевцах [51]. Книга Гаджиевой С.Ш. об аталычестве и побратимстве в
Дагестане [62]; о Грузии пишет Жузе П. [73], Ковалевский Б.Е. [82]; об Армении - Ерицов Л.Д. [72]; о Кабарде - Крупнов Е.И. [87] и т.д.
Источниковую базу исследования составляют, прежде всего, письменные свидетельства Псевдо-Гиппократа [31], Помпея Трога [30], Гиппократа [11], Диодора Сицилийского [14], «Описание племен» Стефана Византийского [34]. Бесценным источником является «История» Геродота [10], которая содержит основные свидетельства о многих народах древности, и благодаря которой известия о них дошли до наших дней.
Источниковую базу исследования составляет, несомненно, упомянутый нами выше Нартовский эпос [26], который является вершиной народной культуры скифской древности и аланского средневековья, и истоки которого восходят к эпохе арийской общности. Сказания о героях Нартах в художественной образной форме отразили огромный период в жизни народа — от родового строя и военной демократии до катастрофы XIII - XIV вв. Нарты -поэтический псевдоним самих создателей эпоса, запечатлевших в героических сказаниях мифологию, общественные отношения и мировоззрение народа на разных этапах его истории. Самые выдающиеся Нартовские герои — Урузмаг, Хамыц, Сослан, Батраз, Ацамаз, Тотраз, Айсана. Великая женщина, мудрая ведунья и хозяйка, мать народа - Сатана, жена Урузмага. Хитрец, проказник, мастер подвохов, но и незаменимый советчик и помощник Нартов — Сырдон.
В оценке каждого из своих героев эпос исходит из строгих правил рыцарской этики. Главными качествами мужчины-воина считались храбрость в сражении, воздержанность в пище и уважение к женщине.
Нартовский эпос хранит многие сюжеты, совпадающие с описаниями скифского и аланского быта, названия стран и народов, с которыми были знакомы предки осетин. Сказания о Нартах стали хранилищем древней культуры, энциклопедией образов, сохранивших народную память о великих героях и событиях прошлого.
Источниковую базу исследования составили также и теоретические достижения современной исторической науки, а также этнографические и археологические данные, т.к. «независимо от того, носило ли общество
сословный характер или нет, инвентарь отражает не только и не столько имущественное положение умершего, сколько социальное» [218,с.108].
Наряду с письменными свидетельствами основными источниками являются археологические материалы. О них, как историческом источнике, написано немало [53, 55, 98, 113 и др.]. Важность археологических данных подчеркивает то обстоятельство, что они являются реальными остатками, поступающими в распоряжение исследователя, в то время как письменные источники - продукт третьей стороны с иными, чем у номадов, этническими и социальными представлениями [65, с. 12]. По этой причине некоторые исследователи отдают предпочтение археологическим источникам. Д. Браунд, например, пишет: «Терминология античного мира должна стоять на втором плане, за данными вещественных источников, потому что когда мы переходим из греко-римского мира на земли сарматов, мы переходим из исторического времени в доисторическое. А в доисторическом времени нашим путеводителем должна быть археология» [157, с. 173].
В реконструкции социальной истории использование археологических материалов основывается на двух допущениях: 1 Общественное положение погребенного полностью отражается в поведении членов социума во время организации похоронной церемонии; 2)погребальная процедура зависит от количественного и качественного состава лиц, признающих наличие общественных или семейно-родственных связей с умершим [53, с.5]. При этом, как признают сами археологи, на современном этапе развития науки уровень разработок распознания социальной структуры древних обществ «не может быть выше стадии первого приближения к истине»[55, с.46]. То же самое можно сказать об использовании данных археологии в реконструкции этнических процессов.
При проведении параллелей по кавказским народам источниками послужили: труд Андреева А.П., в котором повествуется о быте дагестанских народов [1]; из сообщений о Грузии особо следует упомянуть царевича Вахушти [5], Берзенова Н.Г. [3], епископа Гавриила [7], Джанашвили М.Г. [13]. Народы Кавказа освещены в трудах Галонтифонтибуса И.[8], Леонтовича Ф.Е.
[23]. Об абхазском обществе труд Векуа Л. [6], о черкесах - Хан-Гирей [38] и т.д.
Практическая значимость работы. Исследования социального статуса женщины имеют не только научно-теоретическое, но и практическое значение, поскольку они напрямую связаны с вопросами духовной культуры и принципами межличностных отношений в современном осетинском социуме. Приведенный материал и выводы нашли отражение в научных статьях автора. Они могут представлять практический интерес для историков, этнологов, преподавателей школ и других учебных заведений, интересующихся проблемами истории народов Кавказа. Также они могут быть использованы как в научных исследованиях по широкому кругу проблем, так и в учебном процессе при чтении лекций, проведении спецкурсов в высших гуманитарных и педагогических учебных заведениях.
Научная новизна работы состоит в том, что впервые в осетиноведении в результате обобщения значительных исторических, археологических, этнографических и культурных материалов, сосредоточенных в различных источниках, а также накопленных предшествующими учеными знаний автором предпринята попытка комплексного историко-этнографического исследования места и роли женщин в общественном и семейном быту осетин и их предков. При этом стереотипы и трансформации социальных отношений рассматриваются сквозь призму производственных, политических, экологических, географических, биологических, религиозных, правовых, ментальных факторов.
Поскольку в патриархальном обществе положение женщин носит проблемный характер, автором прослеживаются деструктивные и положительные процессы, влиявшие на трансформацию или консервацию данного феномена.
Территориальные и хронологические рамки исследования охватывают период от появления скифов на исторической арене (конец VIII в. до н.э.) до присоединения Осетии к России (конец XVIII в. н.э.). Этот временной срез включает последовательную смену на Северном Кавказе
скифов сарматами, которых, в свою очередь, сменили аланы. Сыгравшие свою роковую роль в истории, татаро-монголы вытеснили остатки алан с равнин в горы, где хоть и в тяжелых условиях, но аланскому народу удалось не просто выжить, но и сохранить свою культуру. Правда, отныне они именуются не аланами, а осетинами.
Внутренней гранью в данном исследовании является трансформация положения женщины у предков осетин, отголоски которой сказались в последствии на социальном положении осетинок.
Апробация работы. Основные положения и выводы исследования излагались на заседании кафедры древнего мира и средних веков СОГУ. Идеи и выводы, представленные в настоящем исследовании, высказывались на страницах печати. С материалами диссертации соискатель выступил на различных семинарах и совещаниях по актуальным проблемам отечественной истории.
Структура исследования. Поставленные автором цель и задачи исследования определили структуру работы. Она состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и литературы, списка сокращений.
Социальная структура скифского общества
Скифские племена составили целую эпоху в мировой истории. Они сыграли огромную роль в общественном развитии древних племен на огромных пространствах Восточной Европы, Западной и Центральной Азии, в Приуралье, на Северном и Среднем Урале.
Скифы принадлежат к тем народам древности, относительно истории которых мы располагаем лишь отрывочными данными греко-римских авторов и фрагментарными сообщениями восточных текстов. Черпаемые из этих источников сведения сами по себе не достаточны для воссоздания скифской истории в сколько-нибудь целостном виде, что обусловило активное привлечение исследователями археологических материалов, призванных проверить, уточнить и дополнить письменные свидетельства. Подобный комплексный подход обеспечивает, как правило, достижение важных результатов, но многие вопросы оставляет все же нерешенными, а порой создает и новые трудности, обнажая существенные неясности или противоречия в источниках и демонстрируя сложность процедуры согласования между собой разноприродных источников. Применительно к скифской проблематике такая ситуация особенно отчетливо проявляется при изучении вопроса о социальном положении женщин у скифов, на котором мы и сосредоточим внимание.
Прежде чем обращаться к существу вопроса, уточним, что в нашей работе речь идет о скифах как конкретном народе, населявшем в I- м тыс. до н. э. в Юго-Восточную Европу. Оговорка эта необходима ввиду существования восходящей еще к античным авторам традиции употреблять этноним «скифы» и в узкоконкретном значении, и в качестве обобщающего наименования большой группы народов - как родственных между собой, так и сходных лишь в хозяйственно- культурном отношении, - обитавших в древности на огромных пространствах евразийских степей и в примыкающих к ним лесостепных и горных районах [106, с.21]. Подобная многозначность этнического имени, воспринятая от древних авторов современной наукой, лишает этноисторическую терминологию необходимой четкости и способствует смешению различных по своей сути научных проблем.
Исследование раннескифской истории в отечественной науке традиционно базируется на совокупном привлечении трех категорий источников: данных античной традиции, отрывочных свидетельствах восточных текстов и археологических материалов. Приходится, однако, констатировать, что создать этим путем общепризнанную убедительную реконструкцию исторической картины до сих пор не удалось. Представляется, что это обусловлено не столько неполнотой или противоречивостью привлекаемых источников, сколько характером их интерпретации, в том числе и, прежде всего, - применяемым способом соотнесения между собой разноприродных данных [205, с.32]. Задача усложняется и тем, что многие источники освещают, в основном, политические события, уделяя незначительное (а порой, не уделяя вообще) внимание внутренним, социальным отношениям в скифском обществе.
Основным источником по истории скифов и их ближайших соседей в современной историографии принято считать четвертую книгу «Истории» Геродота «Мельпомена». Обосновано это тем, что Геродот - практически единственный историк того времени, который описывал данный народ не только со слов путешественников, но и по собственным наблюдениям. Однако, Геродот застал скифов на восьмой, из выделенных нами, заключительной, высшей ступени развития скифского общества.
Савроматки - воительницы
С того момента, когда сарматы впервые попали в поле зрения греческих авторов, и до сокрушительного поражения от гуннов, положившего конец их самостоятельному существованию, подавляющую часть этой истории сарматы находились на различных этапах эпохи классообразования. В этот заключительный период первобытной истории, характеризуемый распадом всех прежних форм коллективистских отношений, усиленной социальной дифференциацией, ростом имущественного неравенства, сложением классов, в конечном счете, появлением государства, роль войны особенно возрастает, и сарматская история не составляет исключения. Она заполнена непрерывными межплеменными столкновениями, войнами с соседями и далекими походами. Вся социальная структура и институты сарматского общества в значительной степени были связаны с войной в самых различных ее проявлениях [126, с.З].
Существуют общие для всего кочевого общества закономерности, позволяющие переносить выводы, сделанные при изучении истории одного народа, на другой, находящийся в сходных условиях, хотя и в иной хронологический период [199, с.ЗО].
Сарматские племена, насколько позволяют судить археологические данные, никогда не были очень подвижным кочевым народом [157, с. 15]. Таковыми их застают античные историки в Предкавказье.
Формирование и развитие основных социально-экономических структур и начальных форм эксплуатации в сарматском обществе было обусловлено спецификой экстенсивной кочевой экономики, мало менявшейся с течением времени, и ее ограниченными возможностями. Однотипность экологии евразийских степей, по которым кочевали сарматы, обусловила консерватизм хозяйства, который, в свою очередь, определял основные параметры социального развития. Однако, при реконструкции общественного строя сарматов нельзя не учитывать различные внешние влияния, которые испытывали сарматские племена, продвигаясь с востока на запад, и, прежде всего, влияния скифского общества, находившегося на более высоком уровне социально-экономического развития.
Сарматские племена проникли на запад Причерноморья в кон. I в. до н.э. и обитали на этой территории вплоть до сер. IV в. н.э. Они столкнулись не только с "варварским" земледельческим населением, но и с античными городами (Ольвия, Тира и др.), в результате чего эти хозяйственные, политические и культурные контакты наложили свой отпечаток и на социальную организацию сарматов.
Однако попытаемся рассмотреть период сарматской эпохи, предшествовавший их появлению на западе Причерноморья, и проследить эволюцию их социальной истории.
В VI-II вв. до н. э. все сарматские племена вступают в последнюю стадию первобытнообщинного строя - эпоху классообразования, а складывающаяся политическая организация их общества, как это нередко бывало у кочевников, принимает форму военной иерархии. Выделяется и постепенно усиливается родоплеменная знать. Война становится постоянным занятием, и общество максимально к нему приспособляется [126, с.65].
Межплеменные и межродовые столкновения, борьба за скот и пастбища, стремление к добыче становятся постоянными явлениями, столь характерными для эпохи классообразования вообще, но особенно ярко проявляющимися именно у кочевников.
Организация войска у сарматов, очевидно, основывалась на тех же принципах, что и у многих других народов, переживавших эпоху классообразования: они представляли собой народ-войско, и все взрослое население было воинами. Рост военных столкновений в жизни сарматского общества и участие в них всего взрослого населения подтверждается археологически [126, с.66]. Анализ погребального обряда дает возможность провести, в общих чертах, социальную реконструкцию общества этих кочевников.
Аланское общество (V - XV вв.)
Письменные источники об аланах в период времени V-XV вв. н. э. дают очень скудные сведения; преимущественно они касаются военных походов алан в Закавказье, борьбы с татаро-монголами и о периоде, когда Алания была под их игом. Эти сведения не освещают экономическую и социальную структуру аланского общества. В связи с этим, такие вопросы как образ жизни алан, хозяйственный уклад, условия образования в горах Северной Осетии оседлого населения, оставившего богатые могильники Чми, Балта, Даргавс, Кобан, Рутха, Кумбулта, Камунта и др., остаются невыясненными. По тем же сведениям не до конца изученным остается и такой вопрос, как социальное положение женщин-аланок, хотя "все историки отмечали как отличительную черту алан и их предков савроматов... то, что женщинам они отводили почетное место в обществе"[137, с. 115-116].
Полностью историю алан в эпоху средневековья можно выяснить лишь при использовании письменных и историко-археологических источников. Основополагающими в этом плане являются византийские, грузинские, хазарские, армянские источники, но и они лишь «рисуют внешнюю сторону жизни алан - участие их в войнах между Византией, Персией с арабами, дают представление о территориальном расселении алан, а о быте, об общественном строе, о культуре приходится судить по данным археологических раскопок»[69, с.261].
Напомним, что в результате гуннского нашествия значительная масса алан была втянута в водоворот "великого переселения народов" и приняла активное участие в политической жизни Западной Европы V в. В результате история алан оказалась связанной с европейской и мировой историей.
Аланы, жившие на Северном Кавказе, после гуннского нашествия остались на месте, освоив в последующие века горы и равнины в центральной части Северного Кавказа. По господствующему в научной литературе взгляду, они тождественны с осами (овсами) грузинских летописей и асами разных других источников, т.е. с осетинами. Согласно этому взгляду, наименования средневековая Алания и средневековая Осетия должны быть признаны идентичными [211, с.49].
Этноним «аланы» в начале своего появления (I в. н. э.) отражал политическое возвышение сарматов-аорсов Северного Прикаспия, ставших во главе сильного союза сарматских племен. С течением времени название аланы распространилось на все ираноязычные племена Восточной Европы. Соответственно, черты быта и хозяйственной деятельности, отмечавшиеся у сарматов на рубеже и в первых веках новой эры греческими и римскими писателями, характеризуют и алан - поздних сарматов (III-IV вв. н. э.).
Аланы до начала раннего средневековья были преимущественно кочевниками-скотоводами, занимавшими, главным образом, степные пространства Азиатской Сарматии [70, с. 120].
Среди ранних известий об аланах наиболее полное описание их быта мы встречаем у Аммиана Марцеллина ( IV в. н. э.), который указывает, что у них "нет (постоянных) жилищ, они не занимаются зехмледелием, питаются мясом и больше молоком, живут в своих повозках, которые покрывают кусками древесной коры и таскают по неизмеримым степям. Когда они доходят до мест, поросших травой, то располагают свои повозки в круг и питаются как звери. Как только корм весь в известном месте уничтожится, они отправляют дальше на повозках, так сказать, свое государство. На этих повозках мужчины сходятся с женщинами; там рождаются и воспитываются дети; это - их постоянные жилища, и где бы они ни кочевали, всегда они свою повозку считают своей родиной... Мужчины всякого возраста и женщины находятся при повозках с раннего детства"[100, с.548-549].
Говоря о социальном устройстве алан указанного периода, возможно предположить, что оно мало чем отличалось от общественных отношений любых кочевников. Вероятно, на данном этапе все племя являлось способным как для нападения, так и для отражения натиска врагов, ибо невозможно представить, чтобы кто-то в таких условиях жизни не мог ездить верхом и владеть оружием. Это касательно и женщин. В это время женщины продолжают участвовать в военных экспедициях, подтверждение чему мы находим в следующем: «Когда аланы в составе гуннской армии совершали набеги на Римскую империю, среди алан римляне заметили и женщин, которые сражались довольно храбро. Римлян это обстоятельство настолько заинтересовало, что им захотелось убедиться в своем предположении, с этой целью римляне среди убитых алан стали искать женщин, но кроме щитов и обуви амазонок иных следов их пребывания не обнаружили, т.к. со стародавнего времени тело убитого воина оставлять на поле брани, на поругание врагу, считается большим грехом»[15, с.58]. Это свидетельство подтверждает, что женщины-аланки были боеспособными. Нельзя оставлять тела на поругание врагу, и то, что на поле брани не было обнаружено ни одного женского тела, говорит о том, что первым делом с места сражения уносились трупы женщин-воинов. Возможно, это является свидетельством высокого социального положения женщин в аланском социуме.
Примечательна история встречи алан в V в. н. э. с покровительницей Парижа святой Женевьевой. Когда войско гуннов, в состав которого входили и войска аланского царя Кондака, во главе с Аттилой подошло к Парижу, навстречу ему вышли почтенные женщины Парижа во главе с Женевьевой. Увидя "делегацию" женщин, Кондак и все аланы спешились, - гунны же оставались сидеть на конях, - и Париж был пощажен, гунны его не разорили [217,с.195].
Естественно думать, что перемещаясь с гуннами и германскими племенами на запад и являясь составной частью этого потока, аланы сохраняли не только свою этническую индивидуальность, но и культурно-этнографические особенности, отразившиеся в верованиях, обрядах и обычаях и в материальной культуре [76, с.21]. И этот пример, возможно, раскрывает то, какие взаимоотношения были в аланском обществе между женщинами и мужчинами. Налицо уважительное отношение к женщине, что, вероятно, является свидетельством высокого социального статуса аланок.
Похожие диссертации на Социальный статус женщины в традиционном обществе осетин и их предков
