Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Роль институтов президентства и канцлерства Веймарской республики в организации советского внешнеполитического направления 28
1.1. Веймарская республика и Советский Союз: факторы восприятия. Внешнеполитические концепты веймарских президентов 28
1.2. Канцлеры и их видение проблем развития германо-советских взаимоотношений 54
Глава 2. Стратегии взаимоотношений с Советским Союзом в МИД Веймарской республики 73
2.1. Германо-советское взаимодействие в программах министров иностранных дел 73
2.2. Концептотворчество в Восточном отделе МИД 109
2.3. Роль московского посольства в определении советского направления веймарской внешней политики 132
Глава 3. Рейхсвер и его роль в развитии германо-советских отношений в веймарский период 153
3.1. Просоветская тенденция в рейхсвере 153
3.2. Антисоветские и прозападные стратегии в рейхсвере 183
Заключение 207
Список использованных источников и литературы 219
- Веймарская республика и Советский Союз: факторы восприятия. Внешнеполитические концепты веймарских президентов
- Германо-советское взаимодействие в программах министров иностранных дел
- Просоветская тенденция в рейхсвере
Введение к работе
Пожалуй, ни одно государство в мире не прошло настолько сложный, противоречивый путь развития в XX в., как это случилось с Германией и Россией. Судьбы двух наций, двух стран неразрывно связаны и переплетены так, что собственная эволюция часто являлась не столько следствием внутриполитических конфликтов и обстоятельств, сколько отражением взаимных контактов, результатом заимствования или отторжения чужого опыта развития.
Несомненно, наиболее актуальным в плане психологической близости к современному этапу российско-германских взаимоотношений является период между окончанием Первой мировой войны и приходом к власти А. Гитлера, время существования Веймарской республики в Германии. Он стал наиболее сложным и многозначным с точки зрения эмоционального фона контактов и общих особенностей взаимодействия. И Веймарская республика, и Советская Россия (впоследствии Советский Союз) образовались в результате революционных процессов в обществе. То же с известной степенью допущения можно сказать и об объединенной Германии и современной России. Более или менее радикально изменилось внутреннее устройство, баланс целей и интересов, что обусловило и необходимость поиска новых векторов внешнеполитического развития.
В 1920-х гг. присутствовали и другие факторы. Решающее влияние оказали и итоги войны, крайне неблагоприятные в смысле приобретения каких-либо преференций не только для Германии, но для Советской России. Оба государства являлись в прямом смысле «париями» в международных отношениях, хотя по своему социально-экономическому потенциалу, мобилизационным возможностям населения, истории, наконец, они, безусловно, принадлежали к числу великих держав. «Общность судеб», как обозначил эту особенность послевоенного положения двух государств знаменитый «красный граф», первый посол Веймарской республики в СССР Ульрих фон Брокдорф-Ранцау, заставила политические элиты обеих стран обратить пристальное внимание на возможности более тесного вз аимод ействия.
Эти, а также множество других факторов позволили сформироваться в 1919 - начале 1930-х гг. ряду зачастую противоположных друг другу внешнеполитических концепций, планов взаимодействия Веймарской республики с Советской Россией. Под концепцией подразумевается определенная программа, имеющая относительно четкую взаимосвязанную последовательность действий, отражающих характер собственного понимания существующих условий взаимодействия; обладающая более-менее длительным периодом стабильного существования (не менее года); отраженная в нарративных источниках, обеспечивающих ее трансляцию на сравнительно широкую аудиторию, являющуюся носителем и дальнейшим преобразователем концепции. Для отражения особенностей функционирования концепций, укоренения их в интеллектуальном поле Веймарской республики в работе используется понятие «стратегии». Под стратегией подразумевается концепция, реализуемая на практике, возведенная в ранг внешнеполитической доктрины государства.
Нельзя забывать о прикладном, практическом значении научных опытов такого рода. Каждая попытка проникнуть глубже в вопросы взаимовосприятия народов, или отдельных их представителей, в механизмы внешнеполитической деятельности, стимулирует поиск понимания современного межнационального и межгосударственного взаимодействия в отдельные периоды истории. Это как нельзя более актуально в случае с германской и российской нацией, особенно в XX веке. Один из современных немецких политиков по этому поводу выразился вполне определенно: «Даже если образ другого часто складывается у общественности на основании горького опыта двух ужасающих войн и предрассудков времен Холодной войны, оба наших народа все же относятся друг к другу с симпатией и уважением... Относительно истории уже это одно является чудом. На этом фундаменте мы можем и должны строить»1. Безусловно, существует и научная необходимость в исследовании, в котором всесторонне анализируется весь комплекс мнений, взглядов на развитие германо-советских отношений в 1920-е гг. и формируемых на их основе внешнеполитических программ, а также освещается реализация подобных планов, раскрываются механизмы признания концепций, трансформации их в стратегию, то есть официальный внешнеполитический курс государства, факторы, обусловившие такое признание, уделяется внимание переосмыслению некоторых штампов, существовавших как в советской историографии, так и в современной исследовательской литературе, как отечественной, так и зарубежной.
Можно спорить о том, чем является внешняя политика — реализацией концепций, создаваемых представителями исполнительной власти, отображением социально-экономических процессов в государстве или продуктом социального консенсуса, как ее позиционировали некоторые веймарские политики - но не о природе представлений о внешней политике у отдельных личностей. Безусловно, доктрины внешней политики Германии, которые формировали веймарские политики - это результат восприятия ими действительности, то есть сочетание «внешнего» (международная обстановка; внутриполитическая ситуация; интеллектуальные процессы в обществе, идеи других политиков) и «внутреннего» (психологический мир политика, особенности мышления и менталитета, обусловливавшие восприятие «внешнего»). Особенный интерес представляют системы мышления носителей власти2.
В качестве объекта исследования в диссертационной работе избраны представители исполнительной власти Веймарской республики, в первую очередь президенты, канцлеры, министры иностранных дел и чиновники аппарата МИД, а также представители рейхсвера. Предметом исследования стали концепции германо-советского взаимодействия, которые формировались представителями исполнительной власти Веймарской республики.
Пожалуй, только национал-социалистический этап развития германской государственности нашел большее освещение в мировой германистике. Хотя особенностям взаимовосприятия немцев и русских, внешнеполитическим концепциям и образам, возникавшим в отдельных стратах, например, в управленческой среде посвящено ограниченное количество работ, имеется мощный историографический пласт по советско-германским взаимоотношениям, по отдельным персоналиям, по факторам взаимодействия внешней и внутренней политики Веймарской республики.
Биографии и взгляды отдельных персоналий, так или иначе связанных с обеспечением германо-советских взаимоотношений начали испытывать на себе пристальное внимание исследователей уже в веймарский период. В дальнейшем этот интерес только усиливался. Причины следует искать в продолжающемся мощном влиянии на германскую историческую школу, особенно первой половины XX века, традиций ранкеанизма, с его идеями о роли великих деятелей в истории, что вызывало критику со стороны историков марксистского направления, основное внимание уделявших изучению социально-экономических законов, оперировавших массовыми, классовыми интересами и критиковавших категории индивидуального3.
Все заметные политические фигуры Веймарской республики нашли своих биографов и исследователей, изучавших отдельные аспекты их деятельности4. Для целей данного исследования наиболее перспективными представляются попытки исследования мировоззрения и мировосприятия веймарских политиков, дающие возможность проанализировать степень вторичности их взглядов и концепций, сопричастность их к глобальному массиву идей, существовавшему в Веймарской республике.
Необходимо выделить ряд персоналий, вокруг взглядов которых велась и ведется наиболее напряженная дискуссия. Эти политики сыграли важнейшую роль не только в истории германо-советских взаимоотношений 1920-х гг., но и оказали решающее влияние на существование и развитие Веймарской республики в целом.
Существует более двадцати биографий Г. Штреземана, которые начали создаваться уже со второй половины 1920-х годов. В сотни раз больше исследований, которые касались какого-либо одного аспекта деятельности политика5. Если в национал-социалистическую эпоху Г. Штреземан оценивался негативно, как слабый политик, сторонник «политики выполнения», отдававший страну на произвол держав - победительниц6, то все изменилось сразу после Второй мировой войны. Как следствие поиска исторических основ для идеологического обеспечения западноевропейской интеграции, для преодоления национал-социалистических тенденций сформировался идеализированный образ Г. Штреземана как общеевропейски мыслящего государственного деятеля, подготовившего европейскую интеграцию. На это влияла обстановка разгоравшейся Холодной войны, и Г. Штреземан позиционировался как один из идеологов антибольшевизма7.
Остается сомнительным, насколько «европейскими» можно назвать те действия, которые предпринимал Г. Штреземан на внешнеполитической арене. Национальное и даже националистическое мышление никогда не было так развито, как в межвоенный период, и все проекты внешне направленные на интеграцию и достижение равенства (наиболее ярким примером является Лига Наций), на самом деле являлись средством реализации государственных потенций, проникновения в закрытые «имперские» рынки, подавления внешнеполитических конкурентов. В то же время нельзя утверждать, что идеологи европейского единения не были искренни, что дает возможность и в настоящее время представлять того же Г. Штреземана как провозвестника европейской интеграции8.
Для отечественной историографии в настоящее время характерно отсутствие твердой позиции по отношению к внешнеполитической деятельности Г. Штреземана. Общий характер выводов — в русле европейской, и в первую очередь британской историографии штреземановской политики, основным представителем которой в настоящее время является Д. Райт9.
Фигурой, наиболее тесно связанной с обеспечением германо-советского взаимодействия в 1922-1928 гг., является У. фон Брокдорф-Ранцау. Уже первого его биографа, Э. Штерн-Рубарта, поражало то, с какой страстью Ранцау отдавался делу развития отношений с Советским Союзом, оставаясь при этом убежденным антикоммунистом. Однако Рубарт не пошел дальше признания мировоззрения «путника между двумя мирами» неотьемлимой частью мышления Ранцау10. К сожалению, последующие исследователи л деятельности первого посла Германии в СССР, так и не смогли ответить на вопрос, что же обусловило складывание внешнеполитической программы У. Брокдорфа-Ранцау, ответив весьма обстоятельно на другой - о роли его концепции в складывании внешнеполитической стратегии 1920-х годов11.
Автор лучшего на сегодняшний день исследования деятельности В. Ратенау К. Шёльцель находит у министра идеи конвергенции экономических систем западного капитализма и восточного большевизма, в которых Германии отводилась роль «моста» . Наиболее полный, развернутый анализ внешнеполитической концепции Й. Вирта провел У. Хёрстер-Филиппс . В целом заметно, что автор пристрастно относится к герою книги, усматривая руку и волю Вирта даже там, где ее и не было.
Огромный историографический пласт сложился по вопросу политической деятельности обоих президентов Веймарской республики, по их роли в формировании веймарских внешнеполитических стратегий.
Деятельность и взгляды Ф. Эберта и П. фон Гинденбурга нашли разное освещение в историографии. В силу своих взглядов на природу президентской власти Ф. Эберт уделял больше внимания внутригосударственным задачам, соответственно, эти аспекты больше освящались и в историографии. Способствовали этому и позиции Фонда Фридриха Эберта, основной задачей которого его многолетний председатель г; Альфред Hay провозгласил исследование социал-демократии, ее места в политической системе республики14. Этой же цели служит и архив Фридриха -Эберта в Бонне, содержащий обширный источниковый массив по деятельности СДПГ в Веймарской республике. Отечественное эбертоведение наиболее развито в воронежской германистике, однако и здесь В. А. Артемов, Е. В. Кардашова уделяли основное внимание внутриполитической деятельности Ф. Эберта15.
Напротив, в случае с П. фон Гинденбургом, за исключением исследования на примере его прихода к власти степени укорененности республиканского сознания у граждан Веймарской Германии, вопросов участия Гинденбурга в приходе к власти национал-социалистов, внешнеполитический аспект является одним из наиболее разработанных. Пресловутый «взгляд Аргуса»16, которым президент неусыпно следил за германской внешней политикой, всегда привлекал внимание историков. Часть историков усматривала данное обстоятельство в менталитете фельдмаршала, не позволявшем ему выпустить или отдать доверенным лицам ни одну из нитей веймарской политики17. Другая точка зрения, идущая еще от современников П. фон Гинденбурга, сосредотачивается на конституционной системе Веймарской республики, предоставившей президенту широчайшие возможности для внешнеполитической деятельности, которые Ф. Эберт просто не использовал. Отмечается и авторитет Гинденбурга в среде политических управленцев, облегчавший реализацию его внешнеполитических идей18.
Для советской историографии и, соответственно, историков ГДР характерен негативный взгляд на фигуру П. фон Гинденбурга, как на одного из главных виновников прихода к власти А. Гитлера, реакционера и реваншиста, «проводника германского империализма и милитаризма», спровоцировавшего и ускорившего агонию республики19.
Существует мощный пласт исследований роли армии в веймарском обществе, во внешней политике, взглядов представителей военно-политической элиты Германии, в том числе и на секретное военно-техническое сотрудничество рейхсвера РККА в 1920-е годы, на возможности германо-советского геополитического союза.
Со второй половины 1960-х гг., когда кризис в германской историографии рейхсвера, связанный с «комплексом вины», не позволявшим объективно анализировать объект исследования, был в известной степени преодолен, начался новый этап в развитии данного направления20. В 1970-е г.г. вспыхнул интерес к военно-технической кооперации рейхсвера и РККА. Интерес присутствовал перманентно, но ранее секретное сотрудничество преподносилось как глобальная угроза европейской безопасности, как акт, заложивший основы германо-советского договора 1939 года21.
Уже Р.-Д. Мюллер в работе «Врата к мировой державе: значение Советского Союза для немецкой экономической и военной политики в межвоенный период»22, сконцентрировался на экономических взаимоотношениях двух государств, представляя кооперацию вооруженных сил как естественный процесс поиска усиления в условиях внешней (контроль великих держав) и внутренней (экономическая нестабильность, конституционные ограничения) стесненности.
В позднейшее время в ФРГ вышел ряд работ по различным аспектам германо-советского сотрудничества. Если Д. Дретц ограничился лишь кратким комментарием к публикуемым им источникам, сделав, впрочем, весьма важное замечание, что совместная работа рейхсвера и РККА никоим образом не могла ускорить крах республики , то М. Цайдлер в ряде публикации осветил широкий круг вопросов, сосредоточившись на внешнеполитических концепциях начальника армии генерала X. фон Секта, анализируя прагматические стратегии военных, по его мнению, первых, кто перешел к пониманию германо-советских взаимоотношений как целевого партнерства, а не «общности судеб».
Появился ряд работ и по деятельности отдельных представителей военно-политической элиты Веймарской республики - О. Гесслера25, X. фон Секта , К. фон Шляйхера , В. Грёнера" , Э. Людендорфа , Г. Носке многих других.
В советской историографии секретное сотрудничество РККА и рейхсвера никак не освещалось - оно было политическим табу, хотя, разумеется, не являлось тайной для историков - германистов. Бурный поток публикаций, иногда сомнительных с точки зрения научного качества и объективности, открылся с начала 1990-х годов. Основной вклад в изучение проблемы секретной военно-технической кооперации внесли военные историки. Если Э. С. Гаме осветил конкретный аспект разработки химического оружия и средств защиты31, а С. В. Ермаченков - в первую очередь вопросы взаимодействия и ВМФ СССР32, то С. А. Горлов исследовал такие моменты, как деятельность школ рейхсвера в Советском Союзе, обучение красных командиров в Германии . Автор видит в военно-политическом сотрудничестве Веймарской Германии и Советской России прагматический, и даже циничный альянс, в котором каждая из сторон преследовала собственные цели.
В то же время необходимо заметить, что отечественные авторы практически не касались темы взаимовосприятия представителей военных элит Веймарской Германии и Советского Союза, трактуя отношения в первую очередь в рамках политической истории, большее внимание, уделяя советской стороне, что легко объясняется в первую очередь характером и направленностью использованных российских архивных источников.
Наиболее освещены в мировой историографии дипломатическая история Веймарской Германии и СССР, их взаимоотношения с третьими странами, а также отдельные аспекты германо-советского взаимодействия в период 1919-1932 годов. Можно выделить три историографических парадигмы, сложившихся по вопросу германо-советских взаимоотношений.
Первая точка зрения, нашла особенно широкое распространение в национал-социалистическую эпоху у историков, враждебных режиму, и во второй половине XX века, на гребне Холодной войны, у историков -противников советской модели, считавших Советский Союз «империей зла».
Согласно ей, германо-советские взаимоотношения веймарского периода трактуется как «дьявольский пакт»34, «самоубийственный альянс»35, «нечестивый союз»36. В основном это течение развивалось в англоязычной историографии веймарской внешней политики. Немецкие историки и отечественные германисты отмечались в нем спорадически: первые — в основном в конце 1940 - 1950-х гг., отражая реакцию на национал-социализм, характерную для западногерманского общества, вторые - в начале 1990-х гг., рефлексируя на примере взаимоотношений Германии и СССР о законах внутреннего и внешнего развития коммунистического общества - всегда с негативным оттенком.
Практически все критики германо-советских взаимоотношений отмечали их циничность37. Очень часто авторы данного направления являлись сторонниками западноевропейской интеграции в рамках Лиги Наций, считали ее нереализованной альтернативой событиям 1930-х гг., приведших к войне38. Подвергалось критике и геополитическое смысловое наполнение германо-советского союза39.
Еще одна историографическая парадигма представлена в марксистской историографии ленинским тезисом об идее так называемого «мирного сосуществования». Согласно этому направлению Рапалльский договор и вообще германо-советские взаимоотношения являются отражением планомерной борьбы ленинской дипломатии за «мир во всем мире»40. Исследователи данного направления, а вклад в его развитие внесли практически все советские историки дипломатии и германисты, концентрировались на советско-германских договорах, действительно не содержавших никаких секретных договоренностей, угрожавших европейской безопасности41. Рассматривали советско-германские взаимоотношения с позиций «мирного сосуществования» и историки ГДР, марксисты других стран: А. Андерле42, Ф. Кляйн43, О. Винцер44.
К числу несомненных заслуг историков этого направления необходимо отметить введение в научный оборот широчайшего массива источников. В то же время подбор источников, их характер несколько тенденциозны: авторы вообще не касаются военно-технической кооперации, стимулирование революции внутри Германии со стороны руководства Советского Союза объясняют практически исключительно «пролетарской борьбой за мир».
К представителям третьего течения можно отнести историков, рассматривающих процесс германо-советского взаимодействия до 1933 г. как закономерный этап во взаимоотношениях государств, детерминированный особенностями внутриполитического развития, международной обстановкой, ментально-культурными факторами, и не стремятся навесить на них позитивные или негативные ярлыки.
Это историографическое направление испытало на себе опосредованное влияние первых двух традиций, для него характерна эклектичность. X. Клюмпен, подчеркивая, что отношения с Советским Союзом дали немцам в глазах мира субъективное и объективное право на относительно равный диалог с великими державами, приведший к позитивно оцениваемым автором Локарнским соглашениям, в то же время находит в «советском козыре» перманентный источник для поддержания в силе идей ревизии и реванша45. Б. Мартин также видит в «особых отношениях» с Советским Союзом отражение великодержавных амбиций веймарских властных элит, не приведшее, однако, к сколько-нибудь значительным последствиям46. В. Конце полагает, что советско-германские взаимоотношения в период 1919-1932 гг. представляли собой объективное взаимодействие двух соседских наций, при этом вектор взаимодействия был направлен против западных держав, подрывая мировую политическую "систему47.
В современной отечественной историографии также преобладает точка зрения, что германо-советское взаимодействие, при всех его негативных моментах, было объективным отражением ситуации, существовавшей в обоих государствах. Особая роль придается поиску новых возможностей внешнеполитического развития на основе новых идеологий48.
В мировой историографии существует крайне мало исследований, посвященных собственно внешнеполитическим концепциям представителей исполнительной власти относительно германо-советских взаимоотношений. Можно выделить только работу «Русское отделение МИД Веймарской республики» . Ее автор И. Зюттерлин поставил комплекс вопросов: персональная структура Восточного отдела МИД и посольства в Москве; способы получения информации; концепции, создаваемые сотрудниками отдела, взаимоотношения между сотрудниками посольства и берлинскими чиновниками МИД. В то же время в работе И. Зюттерлин заложены и пределы роста, которые и пытается развить данное диссертационное исследование: взаимодействие мидовских концепций с альтернативными доктринами других политических центров Веймарской республики, место воззрений дипломатов в комплексе представлений по взаимоотношениям с Советским Союзом, существовавшем в Веймарской республике.
Представления политической элиты о Советском Союзе затрагивали в своих работах А. Вагнер50, П. Крюгер51, П. Воровски52, Ю. Заруцки53.
Этим же аспектам, но в глобальном понимании восприятия Советского Союза во всем немецком обществе, посвящена работа Д. О Салливан54. Автор анализирует стереотипы восприятия СССР, существовавшие в веймарском обществе, используя традиционные для исследований такого типа источники, в первую очередь прессу.
В силу вынужденной краткости, в данный обзор не вошли историографические пласты, посвященные особенностям социальной структуры республики, роли рейхсвера во внешней политике Германии, рекрутированию элит и роли дворянства, последствиям Ноябрьской революции, функционированию политической системы Веймарской Германии, конституционным нормам, обусловившим возможности участия во внешней политике представителей различных организаций исполнительной власти, хотя они также использовались при написании диссертационного исследования.
Историографические лакуны определили и основную цель исследования: изучить существовавшие в среде исполнительной власти Веймарской республики концепции развития германо-советских взаимоотношений, а также использование концепций в реальной внешней политике по отношению к Советскому Союзу. Реализация поставленной цели требует достижения следующих задач:
изучить место исполнительной власти в политико-конституционной системе Веймарской республики, выявить те ее структуры, которые обладали возможностью участия во внешнеполитической деятельности.
проанализировать степень влияния восприятия Советского Союза, сложившихся образов советских лидеров и большевизма на внешнеполитическую концептуализацию в различных структурах исполнительной власти Германии в 1919 — 1932 годах. Установить объективно-рассудочный и эмоционально-чувственный компоненты в доктринах взаимоотношений Германии и СССР.
исследовать роль контрагента, то, какие аспекты политики Советского Союза по отношению к Германии влияли на взгляды представителей веймарской политической элиты, и каким образом.
выяснить, какие концепции стали стратегиями. Выявить факторы, обусловившие данное обстоятельство.
определить функциональную роль и значимость внешнеполитических программ представителей исполнительной власти в глобальном массиве идей и мнений по поводу отношений с Советским Союзом, существовавших во властной элите Веймарской республике.
Методологические основы исследования определялись, исходя из содержания избранной проблематики. Решение поставленной проблемы требует применения комплекса научных методов и принципов, важнейшими из которых являются историзм и объективность. Под принципом историзма следует понимать рассмотрение отдельных явлений и фактов в развитии и взаимосвязи, с учетом конкретно-исторической обстановки. Реализация принципа объективности связана с возможно полным учетом подходов к изучаемой проблеме, беспристрастным освещением и анализом фактов.
Приоритетными научными методами в данном исследовании следует считать общенаучные методы анализа, синтеза, классификации, методы исторического анализа (описательный, сравнительно-исторический, логический). Представлен проблемно-хронологический метод, позволивший компоновать материал в хронологической последовательности, в то же время, выделяя для анализа наиболее важные закономерности и тенденции. Использовался системно - структурный метод, позволивший выделить восприятие СССР политической элитой из общей структуры массового сознания и дифференцировать впоследствии по характеру отношения.
Исполнительная власть в Веймарской Германии также дифференцировалась как различные структуры, являвшиеся центрами концептотворчества. Содержание создаваемых в отдельной структуре внешнеполитических доктрин анализировалось как отдельный феномен внешнеполитического прогнозирования, а также как элемент глобального идейного поля, существовавшего в Веймарской республике. При изучении проблем восприятия,- стереотипов использовался междисциплинарный подход - привлечение достижений в этой сфере социологов и психологов.
При подготовке работы был использован обширный корпус источников. В первую очередь, это материалы Политического архива Министерства иностранных дел Германии, фонды первого министра иностранных дел посткайзеровской Германии, первого посла Веймарской республики в Советском Союзе У. фон Брокдорфа-Ранцау55. В них содержится информация о связях посла с представителями Восточного отдела МИД в Берлине, в частности, обширная переписка Ранцау с его личным другом Аго фон Мальцаном, в которой можно почерпнуть сведения не только о взглядах самого посла, но и других персоналий, так или иначе связанных с формированием веймарской линии германо-советских взаимоотношений. Отдельные письма или заметки У. Брокдорфа-Ранцау опубликованы в различных сборниках документов по внешней политике Веймарской республики, материалы некоторых фондов использовались в последнее время некоторыми немецкими исследователями56, но большая их часть до сих пор не затрагивалась.
У. Брокдорф-Ранцау придавал большое значение фиксации информации, стремился, чтобы каждый его поступок, каждый акт дипломатической деятельности был документально зафиксирован. Отдельно необходимо отметить фонды, раскрывающие взгляды У. Брокдорфа-Ранцау на секретное военно-техническое сотрудничество двух стран . В частности, переписка посла и министра рейхсвера О. Гесслера демонстрирует уничижительное отношение посла не только к самой кооперации внутренних сил Веймарской республики и СССР, но и, в первую очередь, к возможностям представителей рейхсвера обеспечивать эти контакты. Отдельный фонд содержит корреспонденцию посла с наркоминделом Г. В. Чичериным . Чрезвычайно обширную подборку документов актового характера дают такие сборники документов, как «Акты немецкой внешней политики»59, «Акты государственной канцелярии»60. Приведенные в них служебные записки дипломатов, министров, протоколы заседаний кабинета министров, телеграммы, письма и другие документы, демонстрирующие информационную связь между Берлином и московским посольством, позволяют уверенно выявить существовавший в среде исполнительной власти комплекс мнений по вопросам германо-советских взаимоотношений.
Использованы и материалы, помещенные в сборники «Документы внешней политики СССР»61, а также «Советско-германские отношения»62.
Определенное представление о взаимоотношениях Германии и Советского Союза в 1920-е гг. дают и некоторые другие сборники документов, использованные при написании работы 3.
В то же время в источниках по деятельности Коминтерна, в том числе и по вопросам отношения к этой деятельности представителей веймарской политической элиты, нет недостатка. Особенно заметны в общей массе сборников по истории Мировой революции многотомные «Документы мировой революции»64 и российское издание «Коминтерн и идея мировой революции», вышедшее в 1998 г. под редакцией Я. С. Драбкина65.
Одним из основных источников по теме стали мемуары и воспоминания представителей политической элиты Веймарской Германии, а также их книги, опубликованные в интересующий нас период. В них содержится обширная информация по внешнеполитическим представлениям авторов, особенностям их восприятия ими советской действительности и советско-германских отношений.
При изучении внешнеполитических концепций, существовавших в дипломатической среде, анализировались воспоминания сотрудников МИД, так или иначе связанных с формированием советского направления германской внешней политики: X. фон Дирксена и Р. Надольны,66 Г. Хильгера , О. Бройтигама , Ф. фон Твардовски , К. Виденфельда , В. Блюхера71, М. Шлезингера72, П. Шмидта73 и многих других.
Одни из главных действующих лиц германо-советских взаимоотношений веймарского периода У. Брокдорф-Ранцау и Г. Штреземан не оставили воспоминаний, так как скоропостижно скончались в конце 1920 х годов. Но уже при их жизни публиковались сборники их произведений, речей и т.п. Поток публикаций только вырос после смерти авторов74. Немалый интерес для осмысления внешнеполитической концепции В. Ратенау представляют его произведения, а также дневниковые записи . Также использовались произведения других представителей веймарской дипломатической элиты: Ф. Розена , П. Шеффера , О. Траутманна , К. Виденфельда79, М. Шлезингера80, У. Раушера81, В. фон Райнбабена82, Б. Руланда83, Ю. Куртиуса84.
Для прояснения внешнеполитических представлений президента Ф. Эберта использовано собрание, подготовленное его сыном85. Отношение к внешней политике второго президента республики Пауля фон Гинденбурга исследовалось по ряду его сочинений, в том числе «Из моей жизни» . Весьма информативны воспоминания друга фельдмаршала Н. Фогеля, описывавшего личностные особенности Гинденбурга, его частная жизнь, а также взгляды президента на внутреннюю и внешнюю политику . Использовался и составленный В. Хубачем в середине 1960-х гг. сборник документов «Гинденбург и государство», содержащий архивные документы и представляющий наиболее полное собрание документов по месту П. фон Гинденбурга в политической системе Веймарской республики .
Большую ценность представляют и воспоминания государственного секретаря О. Майсснера . Основным недостатком книги является ее тотальная обезличенность - О. Майсснер избегает собственных оценок веймарской внешней политики. Более откровенны и публицистичны воспоминания и заметки сотрудников Государственной канцелярии -X. Пюндера90, В. Цехлина91 и, в особенности, М. фон Штокхаузена, освещающего запутанный баланс мнений и идей, существовавших среди веймарских чиновников по вопросам взаимоотношений с СССР92.
Оставили воспоминания и некоторые канцлеры. Мемуары X. Брюнинга93 видный немецкий историк В. Руге назвал «более хорошими, чем любое исследование»94. В отличие от Брюнинга X. Лютер95 не избежал пристрастных оценок, что особенно ярко проявилось в представленном им од , образе Г. Штреземана. Первый канцлер республиканской Германии Ф. Шейдеманн в своих произведениях и мемуарах сосредоточился на внутренней политике, при этом демонстрируя, что в первые годы республики внутренняя и внешняя политика были неотделимы друг от друга, более того, международная обстановка часто определяла положение дел внутри страны96. Основным источником по выяснению роли Й. Вирта в заключении рапалльского договора, его внешнеполитической концепции служат изданные еще в веймарский период собрания речей, записок, документов за авторством канцлера97.
Особый характер носят произведения и мемуары представителей рейхсвера. Военные в целом гораздо острее восприняли и поражение Германии в Первой мировой войне, и некоторую девальвацию собственного статуса в Веймарской республике. В большинстве воспоминаний генералов совершались попытки показать собственную роль в возможно более позитивном свете. В то же время все произведения отражают негативное отношение авторов не только к большевизму, но и вообще к социал-демократии, как к «предателям, воткнувшим нож в спину государству», ренегатам, спровоцировавшим революцию. Особой ненавистью к большевизму и Советскому государству проникнуты произведения Э. Людендорфа98, М. Бауэра99, М. Хоффмана100, в некоторой степени адмирала фон Тирпица 1.
Наибольшую эволюцию претерпели взгляды X. фон Секта, в 1915 г. демонстрировавшего негативное отношение к русским, а впоследствии ставшем одним из убежденных сторонников не только военно-политической кооперации, но и глобального геополитического союза Веймарской Германии и Советского Союза102. Более взвешены и академичны воспоминания многолетнего министра рейхсвера О. Гесслера , а также его приемника В. Грёнера104. О. Гесслер избегает прямых оценок германо-советских взаимоотношений, В. Грёнер же, известный своим негативным отношением к большевизму в 1918-1919 гг.105, в своих воспоминаниях уже более лоялен к советскому руководству и возможностям советской политики. Содержат обширный массив информации о германо-советском военном сотрудничестве в 1920 гг., об отношении представителей рейхсвера к большевизму воспоминания Э. Кёстринга106, И. фон Штюльпнагеля107, А. Хойзингера108, изданные записки и дневниковые записи Э. ван ден Берга109, Г. Бёма110, В. фон Лееба111, X. Р. Берндорфа112, документы, изданные в сборнике «Начинания эры Секта»113.
Также важное место при изучении внешнеполитических воззрений представителей исполнительной власти Веймарской республики находят произведения иностранных дипломатов, политиков-современников, участников общественной жизни республики, а также некоторые работы представителей советского руководства114. Они представляют собой сложный конгломерат идей и образов, мнений и воззрений на внешнюю политику Веймарской Германии и Советского Союза, отношения и личных оценок действующих лиц германо-советских взаимоотношений в 1919-1932 годах.
В качестве вспомогательного источника для исследования собирательных образов и стереотипов, связанных с СССР и существовавших в среде политиков различных направлений выступает партийная пресса. В Веймарской республике издавалось более 4000 различных ежедневных и еженедельных изданий, однако наиболее влиятельными и имевшими значительный общественный резонанс были рупор социал- демократической партии «Vorwarts»,H3flaHHe Немецкой народной партии «Deutsche Allgemeine Zeitung», а также «Berliner Tageblatt»115.
При упоминании немецких имен и фамилий по возможности использовалась аутентичная транскрипция, за исключением утвердившихся в историографии форм (А. Гитлер, П. фон Гинденбург, Ф. Шейдеманн и т. д.).
Веймарская республика и Советский Союз: факторы восприятия. Внешнеполитические концепты веймарских президентов
Взаимодействие с Советским государством, восприятие страны Советов как внешнеполитического контрагента, сложившийся образ советской партийной элиты и большевистского государства имел фундаментальное значение для развития политических идей в Веймарской республике в 1919— 1932 годах. Обоим испытавшим глобальную трансформацию государствам просто- не хватало фактологической базы, неважно каким путем -эмпирическим или теоретическим она была накоплена. Старые платформы, основанные на внешнеполитических аргументах имперского периода, потеряли актуальность, более того,, оба государства (Веймарская республика - отчасти, страна Советов- всеобъемлюще), особенно в первые годы последовательно избегали преемственности с прошлым. Поэтому- при формировании стратегий межгосударственной политики в Германии 1920-х гг. весьма заметную роль играли особенности восприятия советского государства.
Наиболее многогранными, насыщенными и четкими были образы Советской: России, существовавшие в представлениях политической элиты. Это объясняется, в том числе и тем, что они были вызваны не праздным любопытством, а настоятельной необходимостью выстраивания взаимоотношений, а значит, более пристальным наблюдением за положением дел в России. Формировавшиеся образы были менее обезличены, так как в меньшей степени базировались на стереотипах и опосредованном восприятии советской действительности, а в большем (особенно в случае с дипломатами) на имевших место личных контактах и глубоком погружении в советские реалии. Безусловно, влияли и такие личные качества представителей исполнительной власти и политической элиты в целом, как. образованность, высокая способность к рефлексии, умение мыслить государственными интересами. Это не исключало функционирования такого перцепционного механизма, как неосознанная подмена общегерманских интересов собственными, реализацию в ходе формирования внешнеполитических концептов задач своего узкого круга, нужд и чаяний определенных социальных страт. Все это приводило к тому, что представители рейхсвера видели главным направлением в германо-советских взаимоотношениях развитие вооружений и военно-политический союз, представители партий, связанных с крупным капиталом - стимуляцию внешней торговли и использование концессионных возможностей, а часть дипломатов — в давлении на державы-победительницы.
Вместе с тем все они видели в своих предложениях общенациональную, всегерманскую панацею. Это сделало предлагаемые концепты довольно разнообразными.
Восприятие Советского Союза необходимо разделить на ряд плоскостей, каждая из которых несла конкретное содержание, была особым образом эмоционально окрашена и имела определенную степень влияния на складывавшиеся образы и, в конечном счете, на стратегии германо-советских взаимоотношений.
В первую очередь это восприятие русских — не как представителей конкретной национальности, а как жителей европейского государства, конгломерата, географической общности. Идиомы «Советский Союз» и «Россия» были равнозначными. Более того, если речь шла собственно о России, то есть дореволюционном государстве, империи, обязательно требовалось пояснение - «царская Россия», «имперская Россия», тогда как при упоминании о России 1920-х, то есть Советском Союзе, подобного пояснения не требовалось.
Понятия «германо-советские» и «германо-российские» взаимоотношения классифицируются как синонимичные, причем последнее в Веймарский период употреблялось чаще.
Восприятие русских в Германии было неоднозначным. Историк и философ Дитрих Гейер указывает на «приносящую согласие [в немецкое общество] силу враждебности к России»116, а А.Г. Здравомыслов подчеркивает «амбивалентное отношение «вражды - приязни» или «ненависти - любви» и утверждает, что «русские и немцы воспринимали себя в известной степени друг через друга: быть русским - значит не быть немцем и обратно» .
Еще одним из аспектов общего восприятия советского государства было восприятие революции и большевизма. В первые годы существования советского государства, особенно в 1918-1919 гг., после событий Ноябрьской революции, спартаковского восстания восприятие большевизма в немецком обществе было чрезвычайно негативным.
Следует выделить и кросс-культурные параллели «немец - демократ» и «русский - большевик»; в результате чего советская идеология представлялась очередной вариацией варварского азиатского натиска на культурный Запад. Вместе с тем, в первые годы германо-советского взаимодействия наиболее обобщенной ассоциацией с понятием «большевизм» был «хаос», но не «диктатура» .
class2 Стратегии взаимоотношений с Советским Союзом в МИД Веймарской республикиx
Германо-советское взаимодействие в программах министров иностранных дел
Дипломатический корпус, сотрудники министерства иностранных дел всегда принадлежали к политической элите, и в эпоху второй империи больше, чем в какое-либо другое время. Тем сильнее повлияли, на персональную структуру, самовосприятие, понимание целей и задач, лежавших перед внешнеполитическим ведомством внутри- и внешнеполитические изменения в положении немецкого государства после Первой мировой войны. Основными факторами, определившими роль дипломатического корпуса в Веймарской республике, а также целеполагание, внешнеполитические приоритеты, как их видели в МИД, были следующие:
-поражение в Первой мировой войне и последовавшее 28 июня 1919 года заключение Версальского мирного договора. Лабильный компромисс различных по направленности групп и интересов, предполагавших прямо противоположные методы для достижения одной цели - ревизии мирного договора, основанный на шатком базисе Веймарской конституции, формировал поведенческие и репрезентативные функции сотрудников МИД. Они видели себя во главе государства, корпорацией, представляющей нужды и чаяния целого народа, это влияло на аналитику МИД, воспроизводство внешнеполитических концепций, в которых, как в зеркале, отражались противоречия социально- политической жизни Веймарской республики.
Еще одним негативным следствием поражения стало то, что внешняя политика и те, кто был ответственным за руководство ею, в глазах социума должны были не только улучшить внешнеполитическое положение Германии после поражения 1918 года и тем самым сохранить условия ее существования, но также поддержать довольно сильно поколебленную национальную идентичность .
-Веймарская конституция как следствие революционных процессов в обществе создала новые условия не только в социальной сфере, но изменила и властные отношения, систему управления, в которой дипломаты вынуждены были находить общий язык или же конфронтировать (на деле же лавировать, подобно абсолютному большинству представителей исполнительной власти) с всевозможными структурами и политическими группировками, представлявшими различные интересы. Положение осложнялось и тем, что, как метко заметил П. Крюгер, «как и вообще в Веймарской республике, в МИД не было всеобъемлющего, однозначного республиканского развития» .
Было и конкретное воздействие новой конституционной системы на дипломатический корпус, в частности, в вопросе отношений МИД с Парламентом (конституцией вводился специальный парламентский комитет по контролю за деятельностью МИД и внешней политикой), партиями и общественностью.
-тенденции развития индустриального общества, рекрутирование новых элит, структурные социальные изменения также решающим образом отразились на дипломатической элите Веймарской республики, при этом изменения социального состава внутри дипломатического корпуса отличались некоторым своеобразием по сравнению с социальной трансформацией в целом в государстве. Дипломаты дворянского происхождения сохранили ведущие позиции в МИД . Не будет преувеличением, что дворянство в массе своей было настроено консервативно, а великодержавные идеи и сценарии силового решения версальского вопроса были не редки, в том числе и в МИД.
С другой стороны, процессы модернизации затронули и дипломатический корпус. Буржуазный элемент преобладал в персональной структуре, и с каждым годом все больше не только количественно, но и качественно, на уровне послов, посланников и руководителей отделов МИД. Следствием постреволюционной ситуации стало повышение количества сотрудников, которые были заняты в прошлом другими видами деятельности, особенно военных. Эти процессы оказывали не только прямое влияние - подобные «пересевшие» с одного служебного места на другое приносили с собой привычные стиль и методы работы, но и опосредованно размывали контуры дипломатической самоидентификации. Менялся менталитет дипломатического сословия.
-изменения в структуре МИД, организации дипломатической деятельности. Переход от монархического строя к республиканскому неизбежно затрагивал и систему управления государством. Была проведена реформа министерства по проекту, который предложил тайный советник, впоследствии министериальдиректор (в ранге государственного секретаря) Эдмунд Шюлер, что является феноменом в немецкой истории, в которой редко реформирование государственного ведомства связывается с именем одного конкретного чиновника . Реформа Шюлера охватывала четыре больших области, которые в организационном смысле стояли недалеко друг от друга:
-объединение дипломатического и консульского карьерных путей.
-введение региональной системы, когда один отдел занимался как политическими, так и экономическими, а также любыми другими аспектами взаимоотношений с определенной группой стран.
-одновременно основывалось связанное с МИД, но относительно самостоятельное внешнеторговое представительство (позднее так называемый «Отдел 10»).
-открывался широкий доступ к дипломатической службе для людей из других видов деятельности, от экономики до науки.
Все вышеперечисленные аспекты оказали непосредственное влияние на деятельность сотрудников МИД Веймарской республики, в том числе и в смысле формирования концепций взаимоотношений с Советским Союзом и формирования образа советского государства.
С конца 1918 г. до февраля 1933 г. обязанности руководителя дипломатического ведомства исполняли 15 персоналий261. Далеко не каждый из них предложил собственную концепцию развития германо-советских взаимоотношений, по целому ряду причин. Кому-то просто не хватило времени (кабинеты, особенно в кризисное начало 1920-х гг., менялись часто), кто-то счел нужным продолжить стратегии предшественников, или принимал во внимание то видение, которое формировалось в «Русском отделе» или посольстве, кто-то просто считал советское направление второстепенным.
Просоветская тенденция в рейхсвере
Военная элита, вооруженные силы Веймарской республики были, пожалуй, наиболее пострадавшей в результате революции и бесславного окончания Первой мировой войны социальной стратой. Армия в глазах политических сил, являвшихся движущей силой революционных изменений, да и в своих собственных, была основной опорой монархии. Это влекло за собой подозрения (вполне обоснованные, хотя и далеко не для всей армии) в наличии реставрационных настроений, в том, что армия таит в себе скрытую опасность для нового государственного строя. Как писал в декабре 1918 г. Ф. Эберту начальник Генерального штаба П. фон Гинденбург, «с офицером обращаются как с парией» .
Наиболее важными в комплексе факторов, определивших положение рейхсвера в государстве и системе формирования мнений Веймарской республики были:
- влияние Версальского мирного договора, особенно ограничения пятой части мирного договора, до мелочей регламентировавшие количественный состав, организацию, время службы, доступные виды вооружения армии и флота . Негативно влияло и создание Межсоюзнической военной контрольной комиссии, воспринимаемой как еще один метод насилия и унижения рейхсверовского командования.
Одним из следствий таких тяжелых условий стало то, что восприятие держав-победительниц как «враждебного лагеря» не исчезло и в послевоенное время. Сотрудничество с врагом было бы расценено как измена стране, предательство и национальный позор . Конечно, существовало и пацифистское меньшинство, но оно бойкотировалось военным сообществом как ренегаты и изменники .
- место рейхсвера в общественно-политической жизни страны по Веймарской конституции. Исключалась любая политическая деятельность военнослужащих, членство в партиях или иных политических организациях. Этот аспект имел большое психологическое значение, рейхсвер отстранялся от легальных методов участия в общественно-политической жизни республики, недовольство подобным политическим устройством переносилось и на государство в целом . В социал-демократической среде господствовали настроения недоверия к армии и военным, последние отвечали тем же.
После отставки Ф. Носке в 1920 г. должность министра рейхсвера до 1928 г. исполнял Отто Гесслер, видевший свою роль в качестве посредника между парламентом и вооруженными силами, в смягчении противоречий между ними, что ставило его нередко под огонь критики с обеих сторон .
Тем не менее, консервативные круги республики восприняли и традиционную идеологию, связывавшую силу государства с развитием его армии и военной промышленности. Такой проницательный и эрудированный наблюдатель за социальными отношениями в Веймарской республике как Франц Карл Эндрес, описал в 1927 г. сложившуюся обстановку так: «Милитаризм - это духовная конституция многих невоенных»541.
Как и для всей Веймарской республики, для военной элиты большую роль играла внешняя политика, поиск союзников на международной арене, как одно из основных средств пересмотра Версальского договора. Одним из важнейших факторов ревизии в соображениях ряда представителей рейхсвера во главе с X. фон Сектом были взаимоотношения с СССР.
Не следует преувеличивать степень однородности представлений о важности и необходимости отношений с большевиками и советским государством у тех, кто принадлежал к военной элите германского государства. Обнаруживается существование ряда концепций с единым императивом, но различных по содержанию, и даже с разными целями и набором методов их достижения. Конечная цель такой, в общем «просоветской» концепции была единой — великая Германия, сильнейшее европейское государство. При этом часть руководства рейхсвера стремилась достичь ее за счет геополитической игры, используя союз с государством большевиков как противовес альянсу держав-победительниц, другие видели в экономическом сотрудничестве приоритетное направление, позволявшее, по их мнению, достичь сначала хозяйственно-финансовой, а затем и политической независимости от Запада, третьи делали акцент только на военно-техническом сотрудничестве, считая, что главное для униженной Германии - это создание сильной армии, которая потом сама возьмет всё, что захочет. И абсолютное большинство считало большевизм глобальной идеологической угрозой, заигрывания с ним опасными, но на данный момент необходимыми по принципу «цель оправдывает средства».
