Колониальный раздел Африки и позиция России (Вторая половина XIX в. - 1914 г.) Яковлева Елена Васильевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Россия и Африка (предыстория отношений) в XV - первой половине XIX вв 47

1. Конфессиональные и торгово-экономические контакты в XV- XVIII вв 47

2. Первые российские колониальные проекты (юг Африки и о. Мадагаскар) 59

3. Российские научно-исследовательские экспедиции в Африке в 20-60-е годы XIX в 68

Глава II. Россия и государства Африки: международные отношения и колониальный раздел континента (вторая половина XIX в. - 1914 г.) 82

1. Целевые установки и особенности политики России в Африке (общая характеристика) 82

2. Берлинская конференция держав (1884-1885 гг.) и позиция России. 92

3. Позиция России в борьбе Англии и Германии за юго-запад Африки 99

4. Россия и англо-бурская война (1899-1902 гг.) 107

Глава III. Русско-эфиопские отношения в 80-е годы XIX в. - 1914 г . 130

1. Экспедиция Н.И. Ашинова (1888-1889 гг.): организация, участники, итоги 130

2. Колониальный проект правительства и деятельность В.Ф. Машкова (1889-1891 гг.) 159

3. Секретная военно-политическая миссия Н.С. Леонтьева в Эфиопии в 90-е гг. XIX в 173

4. Первое российское дипломатическое представительство в Эфиопии 185

з Глава IV. Русско-марокканские отношения во второй половине XIX в. - 1914 г 207

1. Россия и Марокко: от консульских к дипломатическим отношениям (вторая половина XIX в. - 1906 г.) 207

2. Международное положение и русско-марокканские отношения в 1906 - 1914 гг 229

Заключение 240

Ссылки и примечания 257

Список источников и литературы 299

• Конфессиональные и торгово-экономические контакты в XV- XVIII вв
• Целевые установки и особенности политики России в Африке (общая характеристика)
• Экспедиция Н.И. Ашинова (1888-1889 гг.): организация, участники, итоги
• Россия и Марокко: от консульских к дипломатическим отношениям (вторая половина XIX в. - 1906 г.)

Введение к работе

Актуальность темы. История колониального раздела Африки - важная часть истории международных отношений во второй половине XIX - начале XX вв. Отношения России с африканскими государствами, колониальное проникновение в Эфиопию и попытки основания опорных стратегических центров в прибрежных районах являются составной частью интеграционных процессов, которые, видоизменившись в XX в., получили свое продолжение в процессах деколонизации Африки.

Известно, что исторические аспекты международных отношений сохраняют значение в политике и политологии. В условиях «холодной войны» и биполярного мира, борьбы за геополитические приоритеты история колониального раздела Африки в XIX в. различно интерпретировалась на политических «полюсах» мира. В эпоху глобализации исторические предпосылки имеют актуальное научное и общественно-политическое значение. Они связаны и с постсоветским периодом в истории отечественной государственности (эволюция геополитики), и с решением широкого круга проблем суверенными африканскими государствами, и с меняющейся расстановкой сил в мире. Многие тенденции развития оказывается возможным установить, только обратившись к историческому прошлому международных отношений.

Африканские проблемы оказали непосредственное влияние на развитие англо-русских и русско-германских отношений, на становление Антанты. Формирование военно-политических союзов в конце XIX в. отразило весь спектр международных отношений и межгосударственных конфликтов, включая африканский регион, обусловило влияние колониального раздела Африки на внешнеполитическое развитие России. Африканский вектор российской внешней политики имеет непосредственное отношение к эволюции внешнеполитического курса, в целом, а также отражает процесс развития национально-государственного и массового сознания россиян.

Таким образом, контакты между Россией, с одной стороны, африканскими народами и государствами, с другой, на фоне колониального раздела континента имеют непосредственное отношение к российской истории, истории народов и государств Африки, истории международных отношений во второй половине XIX - начале XX вв. Изучение международных отношений как системного целого, невозможно без исследования частных проблем, какими и являются взаимоотношения между Россией и народами и государствами Африки. Воссоздание истории международных отношений в период, предшествовавший первую мировую войну, закономерно предполагает изучение африканского вектора в российской внешней политике. Рассмотрение данной проблемы позволяет уточнить и расширить наши представления об интеграционных процессах, истоках многих современных проблем в современных контактах между Западом и Востоком.

Научная актуальность проблемы дополняется ее общественно-политической значимостью. Определение содержания и масштаба участия царской России в межгосударственных отношениях в период колониального раздела Африки имеет актуальное значение для развития двусторонних отношений между Россией и африканскими государствами. В свою очередь, данные контакты имеют общее международно-политическое значение. Глобализация мира и интеграционные процессы сохраняют многие черты некогда биполярного мира и потому актуальны. Продолжительный период колониальной зависимости и сложный процесс деколонизации, нерешенность многих современных проблем африканских государств и сохраняющаяся напряженность в различных структурах международных отношений - все это обращает историка, экономиста, политолога к колониальному прошлому Африки и государствам, которые некогда принимали участие в разделе колоний и сфер влияния на континенте.

Преемственность имперской политики от царской России до Советского Союза в Африке очевидна для многих историков и политологов. «Империя Кремля» - это геополитический термин, который подразумевает не только

6 вхождение в состав Советского Союза Средней Азии, Прибалтики и других регионов, но и целенаправленную политику по созданию стратегических плацдармов в Эфиопии, Мозамбике, Намибии и др. Западные политологи всегда видели в этом преемственность - от царизма до большевизма.

Таким образом, изучение взаимоотношений между Россией, с одной стороны, народами и государствами Африки, с другой, актуально, так как позволяет углубить наши представления о состоянии и направлениях эволюции международных отношений. Преемственность их развития от конца XIX в. до начала XXI в., способствует более полному и объективному пониманию процесса деколонизации, участия в нем России, а также оказывает помощь в определении современных закономерностей и проблем в системе международных отношений.

Предметом исследования стали взаимоотношения между Россией и государствами Африки с учетом противоречий и динамики развития международных отношений второй половины XIX в. - 1914 г.

Хронологические рамки диссертации охватывают период со второй половины XIX в. до 1914 г. Это был завершающий период в колониальном разделе Африки, когда, во-первых, обострилась борьба западных держав за сферы влияния на континенте и в других регионах мира, а во-вторых, активизировалась внешняя политика царизма. Именно в это время в Петербурге оформились различные военно-политические проекты, связанные с участием России в колониальном разделе африканского континента.

Территориальные рамки исследования включают в себя те регионы и государства Африки, которые являлись объектом внешней политики России и приняли участие в формировании системы международных отношений во второй половине XIX - 10-е годы XX вв., причем, приоритетное внимание уделялось Эфиопии, Марокко, Южной Африке.

Историография. В отечественной историографии была проделана большая научно-исследовательская работа по изучению взаимоотношений .между Россией, с одной стороны, народами и государствами Африки, с другой.

В то же время до настоящего времени отсутствуют обобщающие труды по данной проблеме.

Дореволюционная российская историография признавала наличие у царизма, представлявшего «великую державу», национально-государственных интересов в различных регионах земного шара, в том числе в Африке. Историки и публицисты четко обозначили проблемы, связанные с созданием российских колониальных и стратегических плацдармов на африканском континенте. Подобно другим западным державам, Россия аргументировала внешнеполитическую и колониальную экспансию распространением «культуры» и «цивилизаторской миссией».

Особенность российской дореволюционной историографии состояла в том, что она, отражая интересы и умонастроения российского общества и составлявших его страт, процесс формирования внешнеполитического курса российского правительства являлась одновременно политологией. Поэтому дореволюционные исследования имеют, в определенной мере, значение источников. Содержание и выводы исследователей политизировались по вполне объективным причинам. Сращивание историографии и политологии получило впоследствии продолжение в советской исторической науке, когда речь шла о «бескорыстной» и «братской помощи» независимым государствам Африки.

Первые исследования по общей теме «Россия и Африка» были предприняты в конце XIX - начале XX вв. Исторические публикации, авторами которых были Ю.Л. Елец, К.А. Скальковский, И.И. Защук, посвящались важным для царизма стратегическим регионам Африки¹. В этих исследованиях российская африканистика сделала большой шаг вперед.

К.А. Скальковский² предпринял первую в отечественной историографии попытку определить место России в колониальном разделе Африки и роль африканского вектора во внешнеполитическом курсе Российской империи. Его исследование было написано на основе материалов, главным образом, российской прессы. В то же время его книга не укладывается в каноны

публицистического жанра. Четверть века работы в редакции иностранного
отдела «Санкт-Петербургских ведомостей» и «Нового времени», широкий
кругозор, способности политического аналитика позволили

К.А. Скальковскому достаточно подробно и глубоко осветить многие вопросы, связанные с российским внедрением в Африку, поставить важные для историка проблемы. Он констатировал, что Россия имела колониальные интересы в Африке и отстаивала их дипломатическими и военными средствами. К.А. Скальковский отмечал, что африканское побережье Красного и Средиземного морей имело для России, прежде всего, стратегическое значение «на случай морской войны»³.

Классические традиции российской историографии, которая во многих отношениях базировалась на методологии позитивизма, отразили поддержку официального внешнеполитического курса российского правительства в Африке. Особый интерес К.А. Скальковского к Эфиопии объяснялся тем, что эфиопский вектор являлся одним из главных направлений внешней политики России в Африке. В частности, российский исследователь писал: «в Красном море... мы имеем вдесятеро более интересов, чем Италия»⁴. Вполне очевидно, что он выступал сторонником российских приоритетов в Эфиопии, которые предполагал отстаивать, преодолевая колониальный экспансионизм других государств. При этом делался акцент на конфессиональную общность российской и абиссинской церквей.

Вторым и не менее важным вектором К.А. Скальковский определил Марокко⁵. Огромное международно-политическое значение марокканского вопроса предполагало участие царизма в его разрешении и достижении приоритетов, как в Африке, так и в других регионах мира. Автор указывал также и на торговые интересы России в Африке, ссылаясь при этом на активную деятельность российских предпринимателей.

В монографии Ю.Л. Ельца исследовался абиссинский политический режим, а личность и деятельность негуса Менелика II оценивались в контексте межимпериалистических противоречий держав. Ю.Л. Елец обратился к

наиболее значимым эпизодам в истории русско-эфиопских отношений, дал оценку военной и дипломатической миссии российского представителя Н.С. Леонтьева. Автор сознательно не акцентировал внимания на том, что Н.С. Леонтьев был официальным представителем российского военного министерства, а интерес царизма к Восточной Африке имел колониально-политический характер. Данное умолчание вполне уместно по политическим соображениям и только дополнительно подтверждает наличие у российского правительства вполне конкретных военных и дипломатических целей в северовосточной Африке. Историк одним из первых установил системную зависимость между политикой России в Эфиопии и обострением англо-русских противоречий в Средней Азии в конце XIX в.

Офицер российской академии Генерального штаба И.И. Защук⁷ изучал военно-исторические аспекты германской политики в Африке. Он определил дополнительные стратегические и политические возможности России в связи с обострением англо-германского колониального антагонизма. Как военный, автор понимал важность создания морских российских баз в Африке по мере становления стабильных мировых торговых и стратегических коммуникаций. В то же время И.И. Защук не являлся сторонником российской колониальной политики в Африке по европейской модели (захват обширных территорий, колониальная бюрократия и т.д.). Частная проблема в истории международных отношений (германские колонии) получила в его небольшой публикации развернутую военно-политическую оценку с точки зрения колониальной политики России в Африке и других регионах мира. И.И. Защук видел главную причину интереса царизма к Африке в возможности использовать обострение противоречий между европейскими державами по африканским делам для укрепления и расширения русского влияния, как в Европе, так и за ее пределами.

Таким образом, дореволюционная историография исходила из принципов имперского мировоззрения и обосновала правомерность российского колониально-политического внедрения в Африку, равно как и в

другие регионы мира. В качестве наиболее перспективных африканских колониальных плацдармов были определены Эфиопия и Марокко. Российские авторы установили нерасторжимую связь между марокканским и Восточным вопросом для российской внешней политики. Российские историки, политологи, военные специалисты положили начало изучению африканского вектора во внешней политике России, а также влияния борьбы держав за раздел Африки на внешнеполитическую доктрину и формирование внешнеполитического курса царского правительства. Они исследовали широкий спектр конфессиональных, культурных, торгово-экономических, дипломатических, военных отношений России с африканскими государствами в конце XIX - начале XX вв. Аналитические оценки совмещались с описанием африканской экзотики, действий российских чиновников и авантюристов в Африке, вниманием к колониально-политической деятельности западных держав. Историческая наука, сомкнувшись с политологией, обусловила интерес к африканскому вектору в российском внешнеполитическом курсе как «разменной монете», которую использовали для обеспечения приоритетных интересов Российской империи, в частности, на Дальнем Востоке, в Средней Азии, Европе.

Дореволюционная историография России о политике царизма в Африке отразила объективные реальности своего исторического времени. В ней вполне органично и одновременно противоречиво совместились российская имперская идея, связанная с военно-политическим и территориальным ростом, и интеграционные процессы мирового значения конца XIX - начала XX вв. Состоялось становление официальной линии в российской африканистике. Это не исключало различных мнений, которые были связаны с борьбой внутри российского правительства и в общественно-политических кругах за «оптимальный» внешнеполитический курс (прогерманский или профранцузский, позиции министерства иностранных дел и военного министерства). Поэтому точка зрения К.А. Скальковского в оценке перспектив политики России в Африке не совпадает с мнением И.И. Защука.

11 Выводы историков исходили из методологических принципов позитивизма, а также цивилизационной модели истории. Под влиянием западной историографии и колониальной политики в российской африканистике оформилась идея «цивилизаторства» по отношению к африканским народам, а также противопоставления российской «помощи» африканцам «корыстной» и «негуманной» колониальной политике государств Западной Европы. Важную роль сыграли воззрения Н.Я. Данилевского, который исходил из деления народов на «исторические и «неисторические»

(«этнографический материал») .

Октябрьская революция 1917 г. обозначила рубеж и одновременно преемственность в развитии отечественной историографии. Началось переосмысление (нередко резко критическое) внешней политики царизма и историографии данного периода, четко обозначился методологический перелом. В течение короткого времени состоялся переход от «буржуазной» методологии позитивизма к «правильному», то есть марксистскому пониманию истории. Вне сомнения, важную роль сыграло утверждение марксистско-ленинской теории по национально-колониальному вопросу, что имело самое непосредственное отношение к африканистике, к истории отношений между Россией и африканскими странами.

Утверждение марксистской методологии привело к установлению партийно-государственного и методологического контроля над развитием исторической науки, к ее политизации. Разоблачение «империализма» и «экспансионизма» царской России в 20-30-е годы (в частности, инициативы по изданию документов «Красного архива») определило традиции и новизну научных подходов к изучению истории Африки и международных отношений. Показательно сохранение приоритетного интереса к Эфиопии, что отражало историографические тенденции дооктябрьского периода. В данный период появились работы Г. Крейтнера, И Левина, П. Лисовского по истории Эфиопии и русско-эфиопских отношений⁹.

Разоблачение «империалистической» и «экспансионистской» внешней политики царизма во многом обусловило четкость и однозначность оценок деятельности российских представителей в Эфиопии. В то же время методологическая категоричность исключила национально-государственный российский аспект и его место в общей системе межгосударственных отношений в конце XIX - начале XX вв. Так, Г. Крейтнер утверждал, что Россия являлась империалистической державой и участвовала в борьбе держав за колониальный раздел Эфиопии. По мнению автора, «царское правительство интересовалось Абиссинией как удобным местом, откуда можно было нанести чувствительный удар Англии»¹⁰, т.е. он определил африканский аспект англорусских противоречий. Г. Крейтнер на документальной основе доказал факт причастности российского правительства к организации экспедиции Н.И. Ашинова в Эфиопию. Офицера Н. С. Леонтьева, который в течение нескольких лет находился при абиссинском негусе, он совершенно справедливо называл «агентом русского правительства» . Аналогичными были авторский подход и оценки другого советского историка - И. Левина¹², который утверждал, что экспедиция Н.И. Ашинова была инспирирована российскими правящими кругами. Была показана роль Александра III в колониальном проекте по созданию российской колонии на побережье Красного моря.

П. Лисовский считал царскую Россию одним из участников колониальной борьбы империалистических держав за северо-восточную Африку, за колониальный раздел и передел мира. Он отмечал, что «Абиссиния являлась не только крупнейшей ставкой в борьбе держав за морские коммуникационные пути, весьма велико было ее значение и с точки зрения проблемы сухопутных трансафриканских путей»¹ .

Иная историографическая тенденция формировалась в советской науке относительно позиции России в Магрибе и Марокко. Характерно, что данная тенденция получила обобщающий смысл. Первые публикации о русско-марокканских отношениях появились в 30-е годы. Ю. Ратиане в статье «Агадирский кризис и позиция России»¹⁴ оценивал общие закономерности в

политике европейских держав в Марокко и утверждал, что «Россия не имела никаких собственных интересов ни в Марокко, ни вообще в Африке» и «выступала только как союзница Франции»¹⁵. Учитывая предвоенный характер публикации, такой подход представляется совершено закономерным по политическим причинам. Однако такая интерпретация политики России в Африке фальсифицировала реальную расстановку сил на африканском континенте в конце XIX - начале XX вв.

В 40-е гг. в отечественной африканистике наблюдался историографический перерыв. Он связан с изменением проблемно-тематических приоритетов, а также с теоретико-методологической эволюцией. Победа марксистской методологии в ее сталинском варианте исключила многие вопросы, связанные с экспансией и милитаризмом царской России. Политика «пролетарского интернационализма» являлась во многом продолжением имперского внешнеполитического курса царизма. Это обусловило проблемную переориентацию советской историографии: военно-политическая тема уступила место культурологической, конфессиональной, этнологической тематике. Исследования по внешней политике России в Африке практически исчезла со страниц советских научных изданий. Оформлялся и ранее имевший место историко-методологический подход, основанный на отсутствии колониальных целей, альтруизме и «дружелюбии» России, ее правительства и конкретных представителей по отношению к странам и народам африканского континента. Военно-политические интересы России в Африке игнорировались, поскольку создавали представление о преемственности политики царской и советской России.

В то же время очевидным преимуществом, шагом вперед советской историографии стал стабильный интерес к историческому прошлому африканских народов, которые из объекта колониальной экспансии западных держав превращались в самостоятельный и политически активный субъект международных отношений. Сюжеты из истории русско-африканских отношений были затронуты в трудах Б.А. Вальской, М.П. Забродской и

И.И. Бабкова¹⁶. Показательно, что в названия монографий были вынесены исключительно культурологические и научно-исследовательские аспекты деятельности официальных, в том числе военных, представителей царской России.

Авторы подробно осветили деятельность российских исследователей в изучении географии, этнографии, флоры и фауны, экономического и стратегического потенциала Африки. И.И. Бабков описал в своей работе африканские экспедиции Е.П. Ковалевского, В.В. Юнкера и А.В. Елисеева. Он утверждал, что «в отличие от подавляющего большинства западно-европейских путешественников, Ковалевский, Юнкер и Елисеев не выполняли никаких колонизаторских заданий» . М.П. Забродская, описывая экспедиции русских путешественников в Эфиопии, даже не упоминала имени Н.И. Ашинова, экспедиции которого явно не вписывались в научно-исследовательскую деятельность России в Африке. Аналогичным образом, Б.А. Вальская акцентировала внимание только на научной деятельности Е.П. Ковалевского в Восточном Судане и Эфиопии, не упоминая о том, что он был профессиональным дипломатом и выполнял в Африке конкретные поручения российского правительства.

Большой вклад в изучение конфессиональных и культурологических аспектов в истории русско-эфиопских отношений внесла М.В. Райт. В своей

1 Я.

работе «Русские экспедиции в Эфиопию и их этнографические материалы» она, используя новые архивные материалы, подробно описала деятельность российских ученых в Эфиопии во второй половине XIX в., установила хронологию экспедиций, их вклад в изучение этнографии и лингвистики.

Вне сомнения, при работе с источниками, в том числе архивными, М.В. Райт не могла не видеть политических и военных сюжетов, которые и составляли основу «научных» российских экспедиций в Африке. Через подчеркнуто культурологический и этнологический аспекты русско-эфиопских отношений, безусловно, видна более широкая тематика. М.В. Райт ненавязчиво обратила внимание на то, что «Эфиопия - единственная африканская страна, к

которой проявляли непосредственный интерес господствующие классы дореволюционной России»¹⁹. Данное рассуждение не могло получить продолжения, так как требовало четкого определения места России в борьбе держав за раздел колоний и сфер влияния в мире. В результате появилась новая историографическая трактовка деятельности Н.И. Ашинова в Восточной Африке. В 50-е годы М.В. Райт писала о колониальном российском первопроходце как о представителе торгово-промышленных кругов Нижнего Новгорода, которые финансировали его деятельность по созданию русского поселения в Африке. Тем самым, ашиновская экспедиция утрачивала значение одного из векторов во внешней политике России.

В 50-е годы XX в. в советской историографии продолжилось исследование русско-марокканских отношений. Б.М. Данциг и В.И. Жиленко своей статьей о культурных и дипломатических контактах между Россией и Марокко в правление Екатерины II , в известной степени, возродили интерес советских африканистов к истории колониальной борьбы за Магриб. На основании архивных материалов, историки пришли к заключению, что Россия и Марокко в конце XVIII в., после переговоров, заключили официальный двусторонний договор о сотрудничестве и взаимопомощи.

Таким образом, в отечественной африканистике шел процесс накопления конкретно-исторического материала, вводились в научный оборот новые источники, обозначились основные регионы и проблемы исследований. Методологические каноны, с одной стороны, выступали препятствующим фактором для расширения проблематики исследования отношений между Россией и африканскими государствами. С другой стороны, марксистские положения по национально-колониальной теории объективно способствовали углубленному изучению истории народов и государств Африки. Изучение истории Эфиопии и Марокко неизбежно затрагивало различные аспекты истории отношений с Россией.

Переломным моментом в отечественной историографии стал I960 год -«год Африки». Обретение независимости бывшими британскими,

16 французскими, бельгийскими колониями сопровождалось бескорыстной (но всегда ли бескорыстной?) помощью СССР африканским странам. Таким путем были созданы советские стратегические плацдармы в Эфиопии, Гвинее-Биссау, Анголе. «Год Африки» способствовал углублению историографического интереса к африканской теме. В то же время развитие военно-политических контактов между СССР и африканскими странами в биполярном мире, поддержка организацией Варшавского договора и СЭВ молодых независимых государств и национально-освободительного движения было обусловлено геостратегическими и геополитическими интересами СССР и стран социалистического лагеря. Это объясняет жесткие методологические и тематические границы советской историографии вплоть до середины 80-х годов.

Термин «российская колониальная политика» практически исчез со страниц научных изданий. Уместно говорить о концептуальном возврате к дореволюционной историографии, ее тезисам о «помощи» и «цивилизаторской миссии» России африканских народам и государствам, «антигуманном» и «экспансионистском» отношении Запада к проблемам африканских народов. Геополитические цели СССР в Африке совместились с марксистско-ленинскими методологическими принципами, оказав огромное влияние на африканистику и изучение внешней политики России и международных отношений во второй половине XIX - начале XX вв. Наличие политической конъюнктуры неизбежно вело к сохранению «белых пятен» в истории взаимоотношений России со странами и народами Африки, но также способствовало углубленному исследованию их исторического прошлого. Распад колониальной системы способствовал изучению истории ее становления и региональных особенностей.

В 60-е годы изучение отношений между Россией и государствами Африки отчасти интенсифицировалось. Изучались конкретные регионы. Была проделана огромная работа по исследованию русско-эфиопских отношений. Значительно расширилось общее информационное поле. Большую роль в этом

сыграли В.А. Трофимов, И.И. Васин, Д.Р. Вобликов . Монографии посвящались суверенитету Эфиопии на различных этапах ее истории, а также борьбе держав (Англии, Франции, Италии) за колониальные приоритеты в Восточной Африке. Россия как бы «исключалась» из международных отношений в регионе. Однако на страницах исследований позиция России неизменно присутствовала, определялась авторами более или менее подробно.

В монографии Д.Р. Вобликова изложена марксистская (советская) версия истории борьбы эфиопского народа за независимость против британских, французских, итальянских колонизаторов. По мнению автора, существенную роль в срыве империалистических планов западных держав в отношении Эфиопии сыграла поддержка, оказанная эфиопскому народу Россией. Д.Р. Вобликов отмечал, что «царское правительство... проводило в отношении Эфиопии политику благожелательного нейтралитета»²³. Такого же мнения придерживались В.А. Трофимов и И.И. Васин. Они также указывали на принципиальное отличие «гуманных» внешнеполитических целей России в Африке от агрессивной колониальной политики западных держав. Выводы И.И. Васина, Д.Р. Вобликова, В.А. Трофимова должны были исключить даже намек на существование преемственности между внешней политикой царской России и СССР в Африке.

Иным был профессионально-исторический взгляд Ф.А. Ротштейна на политику западных держав и России в Эфиопии, в других регионах Африки. Автор создал обширную панораму истории международных отношений в конце XIX в.²⁴. Историк рассматривал Россию в качестве косвенного участника колониального раздел. Ф.А. Ротштейн акцентировал внимание на том, что в организации экспедиции Н.И. Ашинова принимали активное участие обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев, морской министр И.А. Шестаков, начальник Главной царской квартиры, генерал О.Б. Рихтер и сам Александр III. Ф.А. Ротштейн не являлся сторонником точки зрения, согласно которой царизм имел реальные колониальные интересы в Африке. Но историк однозначно определил место Восточной Африки для России в международных отношениях

в конце XIX - начале XX вв. Он констатировал колониально-политический характер деятельности российских представителей, отрицая наличие в России колониальных проектов западного типа. Предметом изучения стала у Ф.А. Ротштейна также позиция царского правительства и общества по отношению к англо-бурской войне (1899-1902 гг.). Автор утверждал, что царизм стремился использовать войну между англичанами и бурами для российского территориально-политического расширения в Средней Азии и на Ближнем Востоке.

Отдельные, хотя и очень короткие по содержанию, сюжеты об отношениях между Россией и африканскими государствами присутствуют в обобщающих трудах и монографиях отечественных историков (В.И. Бовыкина,

/ус

И.В. Бестужева) . Они проливают дополнительный свет на формирование африканского вектора во внешней политике России во второй половине XIX -начале XX вв. и важны для понимания внешнеполитической концепции царизма, в целом.

В рассматриваемый период времени активизировались также региональные исследования. Публикация Н.С. Луцкой об истории русско-марокканских отношений в конце XIX в. была основана на новых архивных документах и позволила во многом по-новому увидеть не только содержание двусторонних отношений, но также Восточный вопрос. В статье была установлена связь между российским дипломатическим присутствием в Марокко и всем комплексом международно-политических проблем в Средиземноморье. Выводы Н.С. Луцкой отчасти противоречивы. Отмечая, что «Россия не имела корыстных интересов в Марокко», Н.С. Луцкая, в то же время, утверждала, что российское правительство стремилось «воспользоваться Марокко как разменной монетой в своей внешней политике» . Подчеркивалось, что Россия видела в Марокко не колониальную и стратегическую цель, но «средство, умелое и своевременное использование которым могло бы сослужить хорошую службу» .

В 70-80-е годы российская африканистика продолжала развиваться. Стабильно сохранялась традиция по изучению русско-эфиопских отношений. Характерно, что появление новых тем и проблем, связанных с изучением политики России в Африке, проходило достаточно необычным для исторической науки путем. Популяризация профессионально-исторических знаний приводила к появлению новых областей исследования, обращала к «белым пятнам», к «забытым» темам. Показательно, что в популярной книге Ю. Давыдова «Судьба Усольцева»²⁹, посвященной, в частности, Н.И. Ашинову, автор ссылался на архивные материалы. Отсутствие специальных исторических трудов, объективно освещающих весь круг проблем о русско-эфиопских отношениях, привело к попыткам исторической романистики заполнить существующие пробелы. На основе архивных материалов Ю. Давыдов утверждал, что Н.И. Ашинов, В.Ф. Машков, Н.С. Леонтьев выполняли в Африке конфиденциальные поручения российского правительства. Но главным для Ю. Давыдова стало стремление обосновать утопизм и иллюзорность народнической общинной теории (поселенческий проект «Новая Москва»). Внешнеполитический аспект деятельности российских экспедиций в Африке остался за пределами публикации.

Среди научных исследований 70-х годов по истории русско-эфиопских отношений следует отметить также монографию И.И. Васина . На широкой источниковой базе автор показал борьбу Англии, Франции, Италии за Эфиопию. Он считал, что политика России в Эфиопии в конце XIX в. принципиально отличалась от политики западных держав. Предполагалось, что русский царизм совершенно бескорыстно заботился о сохранении независимости Эфиопии, а политическая деятельность российских представителей имела исключительно дипломатический смысл. И хотя интерпретация истории русско-эфиопских отношений И.И. Васиным ограничивалась сложившейся в советской историографии традицией, материалы об экспедициях В.Ф. Машкова и миссии П.М. Власова в Эфиопии не рассматривались только с культурологической точки зрения. А вот экспедиции

Н.И. Ашинова историк не уделил должного внимания, учитывая, что она явно выходила за границы «дружелюбной политики» России.

Тем самым, политизированное историческое мышление хотя и сохраняло свое значение, но объективно начало постепенно размываться в результате накопления конкретно-исторических фактов, расширения источниковой базы.

Подтверждением тому стали монографии и статьи А. Бартницкого, И. Мантель-Нечко, А.А. Ханова³¹. А. Бартницкий, И. Мантель-Нечко отмечали, что «Россия в конце XIX в. проявляла огромный интерес к Эфиопии»³². Последующей российской историографии предстояло наполнить это высказывание конкретным содержанием и аналитическими выводами. Многие акценты, причем вполне обоснованно, сместились к изучению системы взаимосвязей в международных отношениях в конце XIX в. Историки считали англо-русский антагонизм в Средней Азии и на Ближнем Востоке главным фактором, побуждавшим российское правительство устанавливать и поддерживать отношения с Эфиопией. Так, А.А. Ханов писал в своей монографии, что правящие круги России «видели в Эфиопии удобный рычаг для воздействия на Англию» . Вне сомнения, такой подход имел под собой основание, но внедрение царизма в Восточную Африку не ограничивалось «дипломатическими играми».

В 70-е годы в публикациях А.Б. Давидсона и В.А. Макрушина³⁴ появились новые сюжеты о политике России в Южной Африке. Историю проникновения русских эмигрантов на юг Африки авторы начинали с попытки Петра I основаться на Мадагаскаре. А.Б. Давидсон и В.А. Макрушин изучали русские экспедиции в Южной Африке в XVIII - XIX вв. (Н. Полубояринова, Ю.Ф. Лисянского, Г.С. Лебедева, В.М. Головнина, И.А. Гончарова и др.). Историки фактически признали наличие стратегического интереса России к югу африканского континента и морским коммуникациям в Индийском океане.

В 70-е годы в советской историографии предпринимались попытки обобщения материалов по истории колониальной политики и международных отношений в конце XIX - начале XX вв. Это закономерно ставило вопрос о

позиции царской России. В коллективной работе М.Б. Горнунга, Ю.Г. Липец, И.Н. Олейникова рассматривается история географических открытий и исследований в Африке. Авторы дали краткую хронологию истории взаимоотношений между Россией и государствами Африки, начиная с XV в. Советские историки избегали обращаться к военно-политическим аспектам этих отношений, секретные российские миссии называли «путешествиями любознательных людей» . Показательно, что экспедицию Н.И. Ашинова историки даже не упомянули.

Перестройка положила начало новым отношениям между исторической наукой и властью. «Новое политическое мышление» неизбежно изменило сложившиеся стереотипы исторического мышления, оказало влияние и на африканистику. Началось переосмысление истории. С конца 80 - начала 90-х годов исследования по истории политики царской России в Африке активизировались. «Прорывом» в отечественной историографии можно считать монографию Е.В. Чистяковой , которая стала первой попыткой систематизации и анализа взаимоотношений между Россией и государствами Африки. Методологические новации сопровождались сохранением многих стереотипов профессионального мышления 60-70-х годов. Так, Е.В. Чистякова утверждала, что Россия никогда не участвовала в колониальной борьбе за раздел Африки. Такого же мнения придерживались и составители последнего энциклопедического справочника «Африка» .

Важное место среди трудов отечественных африканистов по истории Эфиопии занимают работы Г.В. Цыпкина и B.C. Ягья , содержащие ценный фактический материал по истории, экономике, культуре, политике Эфиопии в новое и новейшее время. Выбор хронологического периода определяет преемственность внешней политики Эфиопии, России и Запада от XIX к XX вв. Г.В. Цыпкин, как и многие советские историки, исходил из того, что Россия не являлась колониальной державой и потому не имела колониальных интересов в Эфиопии.

Важным событием в отечественной африканистике стало также издание монографии Т.Л. Мусатовой «Россия - Марокко: далекое и близкое прошлое»⁴⁰, где на обширном архивном материале были подробно освещены малоизвестные страницы истории двусторонних отношений и связанных с ними международных событий. Внимание российского правительства к марокканскому побережью Т.Л. Мусатова объясняла его заинтересованностью в расширении влияния в Гибралтарском проливе, что, в свою очередь, имело непосредственное отношение к Восточному вопросу. Автор считала, что у России отсутствовали в Марокко торговые и экономические интересы, и миссия российских дипломатов в этом регионе была только наблюдательной. Т.Л. Мусатова сделала вывод, что Россия не принимала участия в «дележе» Марокко, учиненном Францией, Англией, Германией, Испанией и Италией.

В результате предпринятого историографического обзора можно сделать вывод о том, что в отечественной историографии сложились два различных подхода к освещению взаимоотношений между Россией и государствами Африки. В первом случае, преобладают сюжеты культурологической, конфессиональной и этнологической тематики. «Мирная» политика России противопоставляется «колониальной экспансии» Англии, Франции, Германии, Италии. Некоторые исследователи вообще избегают обращаться к геополитическим интересам России в Африке или упоминают о них вскользь. Такая интерпретация истории русско-африканских отношений советскими историками объяснялась и объясняется идеологическими и политическими причинами. Строительство социализма в Африке и создание здесь советских стратегических плацдармов, в частности, в Эфиопии, закономерно обусловило уход от тематики, которая позволяла связать в единое геополитическое целое политику царского и советского правительства в Африке, обосновать преемственность в африканском векторе внешней политики России.

Второй историографический подход связан с восприятием России как одного из участников колониального раздела мира. Историки исходят из наличия геополитических и колониальных интересов царизма в Африке. Речь

идет о приобретении опорных военно-морских баз для российского флота или других колониальных проектах. При этом обращается внимание на расхождения по колониальным африканским вопросам между военным министерством и министерством иностранных дел. Историографические корни такой интерпретации уходят в 20-е годы. Данный подход в отечественной историографии первоначально был представлен Г. Крейтнером, П. Лисовским, И. Левиным, Ф.А. Ротштейном и другими. Его окончательное становление относится к 90-м годам и связано с общими процессами эволюции профессионального исторического мышления, методологическими новациями, расширением информационного пространства.

В 90-е годы расширяется тематика по изучению внешней политики России в Африке. Открылись ранее недоступные для историка фонды многих архивов. Были преодолены табу времен холодной войны и биполярного мира предшествующего историографического периода. «Империя Кремля», по выражению известного историка А. Авторханова, стала изучаться в преемственности от царской к советской России.

Исследования А.В. Хренкова способствовали расширению тематического интереса и возможностей исторического анализа при изучении двусторонних отношений между Россией и африканскими странами. В монографии историк рассмотрел историю русско-эфиопских отношений от их конфессионально-культурных истоков до Октябрьской революции⁴¹. А.В. Хренков установил основные этапы и ключевые события в русско-эфиопских отношениях, закономерности их становления и развития. Привлечение новых документов позволило автору осветить малоизвестные эпизоды, связанные с африканским направлением в российской внешней политике, а также влиянием на данный процесс международной обстановки и внутриполитических проблем в Эфиопии. Впервые системно были рассмотрены экспедиции В.Ф. Машкова, Н.И. Ашинова, Н.С. Леонтьева⁴².

Историк обозначил, по его собственному выражению, «политическую подоплеку» того, что долгое время считалось «ашиновской авантюрой»,

причастность к ней морского министра И.А. Шестакова, обер-прокурора Синода П.К. Победоносцева, консула в Каире М.А. Хитрово⁴³. Таким образом, А.В. Хренков убедительно доказал, что ашиновская экспедиция представляла собой типичный для своего времени колониальный проект. Историк показал, что миссия В.Ф. Машкова в Эфиопию также была подготовлена в правительстве (прежде всего, военным министерством во главе с П.С. Вановским) и преследовала разведывательно-рекогносцировочные цели. А.В. Хренков пришел к выводу о том, что экспедиция В.Ф. Машкова была «пробным шагом российского правительства в отношении Эфиопии»⁴⁴.

Одна из публикаций А.В. Хренкова была посвящена деятельности в Африке российского офицера Н.С. Леонтьева. Историк признал, что Н.С. Леонтьев пользовался «покровительством при дворе и в военном министерстве России⁴⁵. Автор считал, что именно это министерство активно проводило курс на военно-политическое внедрение в Эфиопию, что, впрочем, не помешало историку назвать официального представителя России «авантюристом».

Цели российского правительства в Восточной Африке А.В. Хренков объяснил стремлением «создать известные затруднения для Великобритании в осуществлении ее имперских планов в отношении Персии, Средней Азии и Туркестана, на которые претендовала сама Россия»⁴⁶. Российскую цель А.В. Хренков видел не в создании российского стратегического плацдарма в Африке, но в сохранении независимости Эфиопии, как препятствия для реализации британских колониальных проектов и достижении внешнеполитических целей царизма в других регионах мира.

Данные выводы построены на российской историографической традиции предшествующего периода. А.В. Хренков рассматривал политику России по отношению к Эфиопии в контексте борьбы держав за Африку, раздел колоний и сфер влияния, т.е. по ленинской теории империализма. Отчасти это позволило уточнить место африканского вектора в российской внешней политике, в международных отношениях. В то же время значительная часть конкретно-

исторического материала осталась не объясненной. Понятия «колониальная политика», в ее традиционном смысле (захват территорий, создание структур управления, поселенческое общество и др.), автор не распространял на Россию. Типологию колониальной политики царизма по западному варианту А.В. Хренков считал невозможной. Такой подход стал причиной противоречий в авторской концепции российской политики в Эфиопии. С одной стороны, А.В. Хренков признавал факт участия российского правительства в организации африканских экспедиций Н.И. Ашинова, Н.С. Леонтьева, В.Ф. Машкова. С другой стороны, историк назвал их «частными, действующими на собственный страх и риск». Факт финансирования правительством религиозных, дипломатических и военных миссий в Восточной Африке А.В. Хренков не считал колониально-политической деятельностью. Это явно противоречило четкой позиции российских военных, которые полагали жизненно необходимым создание стратегических плацдармов для флота в различных регионах мира. Опираясь на позицию консервативных кругов в министерстве иностранных дел, А.В. Хренков достаточно произвольно распространил ее на российское правительство и финансово-промышленные капитал, в целом.

Проблемы, связанные с политикой России в Эфиопии, нашли отражение также в диссертационном исследовании СВ. Григорьевой - «Русские частные и государственные инициативы в отношении Эфиопии 80-90-е гг. XIX в.»⁴⁷. В отличие от А.В. Хренкова, автор обратилась к типологическому сходству политики России и западных держав в Африке, главным образом, на материалах экспедиции Н.И. Ашинова, а интерес царизма к Эфиопии определила через ее стратегическое значение. В то же время СВ. Григорьева считала действия Н.И. Ашинова «спланированным внешнеполитическим шагом очень влиятельной политической группировки»⁴⁸, но не правительственной акцией (хотя в числе организаторов были названы имена К.П. Победоносцева и И.А. Шестакова.). В этом отчетливо видны мифологемы отечественного исторического мышления, в котором не сложилось представления о

типологическом сходстве колониальной политики т.н. великих держав во второй половине XIX - начале XX вв. В то же время авторская позиция относительно двойственности ашиновской экспедиции (авантюра частных лиц и одновременно участие членов правительства) свидетельствовала о начавшейся эволюции в оценках российской внешней политики.

Одновременно в отечественной историографии была поставлена важная проблема, связанная с расхождениями между позициями военного министерства и министерства иностранных дел России относительно приоритетных векторов и средств, используемых во внешней политике. Специальный раздел кандидатской диссертации А.В. Кузнецовой⁴⁹, посвященной деятельности российского военного теоретика и разведчика М.И. Венюкова, на примере его деятельности в Африке ставит вопрос о различной интерпретации одних и тех же исторических фактов. А.В. Кузнецова считает, что М.И. Венюков, выражая мнение военного министерства, полагал необходимым колониальное присутствие России в Африке, выступал сторонником создания военно-морских баз на восточно-африканском побережье. Появление новой региональной сферы геополитических интересов России А.В. Кузнецова объясняет ростом военно-морской мощи России и обострением борьбы между западными державами в конце XIX в., особенно обострением англо-русских противоречий.

Представляет интерес также публикация Н.П. Подгорновой⁵⁰ о русско-марокканских отношениях в XVIII - начале XX вв. Исследовательница считает, что Россию не следует считать участницей колониального раздела Африки по причине отсутствия у царизма проектов по захвату конкретных территорий на континенте. Царизму отводиться роль стабилизирующего фактора в средиземноморском регионе. Тем не менее, Н.П. Подгорнова исходит из того, что «развитие связей России с Африкой, включая Марокко, вписывалось в рамки геополитики Российской империи»⁵¹. Подобная двойственность при определении сущности российской политики в Магрибе связана с очевидным кризисом марксистско-ленинской теории по национально-колониальному

вопросу и начавшимся процессом методологической ломки и концептуальных заимствований, с перестройкой отечественного профессионально-исторического мышления.

Рост интереса современной исторической науки к политике царской России в Африке прослеживается также в статье А.Б. Давидсона и И.И. Филатовой, посвященной англо-бурской войне 1899-1902 гг.⁵². Авторы назвали Трансвааль «болевой точкой в глобальной британской политике»⁵³, а англо-русские отношения рассматривали с точки зрения общей расстановки сил в международных отношениях в конце XIX - начале XX вв. Здесь прослеживается связь концепции А.Б. Давидсона и И.И. Филатовой с мнением Ф.А. Ротштейна.

Сюжеты, связанные с политикой России в Намибии, в частности, русско-германские и англо германские отношения освещены в статьях Е.Ю. Пуховской⁵⁴. Историк делает вывод о том, что намибийский полигон интересовал Россию с точки зрения обострения англо-германских отношений и открывавшихся для царизма дополнительных возможностей для территориально-политического расширения в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Расширение региональных исследований позволило шире и глубже представить масштабы политики России в Африке и участие африканского вектора российской внешней политики в формировании международных отношений.

Таким образом, российская историография прошла в своем развитии четыре периода. Первый из них завершился в 1917 г. Дореволюционная историография имела своей методологической основой позитивизм. Заметное влияние оказывали также принципы цивилизационной теории истории. В начале XX в. интерес российских историков к проблемам колониального раздела Африки и определению позиции России заметно вырос. В историографии отразилась борьба мнений в российском правительстве и обществе относительно целесообразности участия царизма в борьбе держав за африканские территории.

В 20-30-е годы в отечественной историографии утвердилась методология марксизма (второй период). Если в первое десятилетие «империалистическая» и «экспансионистская» политика царизма являлась предметом «разоблачений», то в дальнейшем, по мере развития советской государственности, критический настрой постепенно ослабевал. Африканская тема исследовалась преимущественно в международно-политическом контексте.

После перерыва в 40-е годы интерес советских историков к политике царской России в Африке постепенно возрождался. Особенность третьего историографического периода состояла в исследовании преимущественно культурологической и конфессиональной тематики и уходе от военно-политических сюжетов. В 50-70-е годы понятие «колониальная политика» применительно к деятельности российских религиозных, дипломатических и военных миссий не использовалось. Марксистская теория по национально-колониальному вопросу жестко определяла тематику исторических исследований и интерпретацию исторических событий. «Год Африки» и создание социалистических (геополитических) плацдармов в Африке дополнительно регламентировали исторические исследования.

«Новое политическое мышление» и начало перестройки положило начало четвертому периоду в развитии отечественной историографии. Началась эволюция методологических подходов к изучению внешней и колониальной политики России, рос интерес к африканскому вектору. Заметно увеличилось число статей, монографических исследований и обобщающих трудов, в которых затрагивались различные, в том числе и военно-политические сюжеты, по данной проблематике. Падение «железного занавеса» дало возможность профессиональным историкам познакомиться с научными и политологическими подходами западной историографии.

Западная историография неизменно проявляла большой интерес к деятельности православного духовенства, ученых, дипломатов и офицеров в различных регионах Африки. Интерпретация их деятельности как колониальной политики России принципиально отличалась от оценок в

российской историографии. В зарубежной историографии однозначно определена преемственность «имперской» политики: от царизма до большевизма, а затем и Советского Союза. Строительства социализма в Эфиопии и Гвинее-Биссау, попытки по созданию геополитического плацдарма СССР в Намибии и Мозамбике оцениваются западными историками и политологами как продолжение экспансионистского курса царской России.

Одними из первых к данной тематике обратились французские историки Лависс и Рамбо. В «Истории XIX в.»⁵⁵ они подробно изложили ход и результаты экспедиции Н.И. Ашинова в Эфиопию. Тем самым, было доказано наличие колониально-политических интересов у русского царизма в Африке. Показательно, что Лависс и Рамбо обратились не только к деятельности чиновников из «верхнего эшелона власти», но и показали участие провинциальной бюрократии и промышленников в организации вторжения в Восточную Африку. Экспедиция Н.И. Ашинова однозначно оценивалась как неудавшаяся попытка российского колониального вторжения в Африку⁵⁶. По мнению историков, интересы франко-русских союзнических отношений на исходной стадии формирования Антанты вынудили российское правительство

«отречься от всякой солидарности с Ашиновым» .

Ашиновская экспедиция 1888-1889 гг. всегда привлекала главное и пристальное внимание западной исторической науки. Она стала одним из

объектов исследования в монографии британского историка К. Джесмана . Ученый трактовал деятельность Н.И. Ашинова в Восточной Африке как переход России к активизации колониальной политики в Африке. Авторская точка зрения была обоснована многочисленными ссылками на дипломатические источники британского и эфиопского происхождения. К. Джесман видел главного инициатора вторжения в Африку в российском военном министерстве. Действия российского правительства в Эфиопии рассматривались британским историком как составная часть борьбы за колониальный раздел континента.

Другой британский историк, Р. Гринфильд в своей монографии «Эфиопия: новая политическая история»⁵⁹ включил Россию в число держав, которые вступили в борьбу за создание колониального плацдарма в Эфиопии.

Особый историографический интерес представляет исследование Э.Т. Уилсона «Россия и Черная Африка перед второй мировой войной», изданное в Лондоне в 1974 г.⁶⁰. Автор привлек широкий круг разнообразных материалов французского, британского, немецкого и российского происхождения. Историк рассмотрел политику России в Африке, начиная с 1700 г., отметил тенденцию к росту интереса царизма к континенту. По его мнению, это отчетливо проявилось к концу XIX в., когда четко обозначился африканский вектор во внешнеполитическом курсе царизма. Э.Т. Уилсон полагал, что конечной целью российского правительства было создание колоний в Африке, а средства и методы, которые при этом использовались, полностью совпадали с западным вариантом колонизации африканских территорий.

Аналогичной точки зрения придерживались С. Проути и Э. Розенфельд, которые истоки российского колониального присутствия в Эфиопии видели в деятельности российского правительства и лично Александра III⁶¹. Историки сделали вывод о неуклонном наращивании военно-политического присутствия России в регионе и на континенте на рубеже ХІХ-ХХ вв.

Региональные и частные сюжеты из истории колониальной политики России в Эфиопии в конце XIX - начале XX вв., ее влияние на международные и двусторонние отношения рассмотрены также в монографическом следовании С. Рубенсона⁶². Историк рассмотрел внешнеполитическое положение Эфиопии в условиях интенсивно протекавшего колониального раздела Африки и отметил, что русско-эфиопские отношения были «более сердечные и искренние»⁶³, чем взаимоотношения Эфиопии с другими западными государствами. Историк сделал акцент на том, что Россия в конце XIX в. не признавала итальянского протектората над Эфиопией. С. Рубинсон считал, что это является очевидным свидетельством заинтересованности царской России в сохранении и упрочении своих позиций в Эфиопии.

В целом, интерес британской историографии к данной теме был обусловлен изучением англо-русских отношений и противоречий, формированием Антанты и новой международно-политической расстановкой сил накануне первой мировой войны.

Английский историк Ф. Парсонс⁶⁴, в отличие от своих коллег, большее внимание уделил изучению русско-марокканских отношений в рубежные десятилетия конца XIX в. Автор исходил из того, что политика России в Марокко не была самостоятельной, но подчинялась внешнеполитическому курсу союзнической Франции на фоне нарастания франко-германских и русско-германских противоречий.

Изучение истории международных отношений побудило обратиться
известного американского историка Е. Андерсона⁶⁵ к истории «марокканских
кризисов», которые, как известно, предшествовали первой мировой войне.
Ученый определил степень заинтересованности и уровень участия российского
правительства в разрешении кризисов, а также источники интереса царизма к
Магрибу. Е. Андерсон считал, что в конце XIX - начале XX вв. «марокканская
проблема была политическим барометром Европы»⁶⁶, в связи с чем Марокко
привлекало внимание всех великих держав, в том числе и России.
Колониально-политическая деятельность царского правительства

рассматривалась историком совместно с аналогичной деятельностью других держав. По мнению Е. Андерсона, позиция России в марокканском вопросе во многом объяснялась франко-русскими союзническими отношениями, включая финансовую зависимость России от Франции.

Большинство трудов по истории двусторонних и международных отношений, которые издавались в 30-80-е годы на Западе, включает в себя африканский вектор внешней политики России (Э. Улендорф, С. Нивен, С. Панкхурст, Дж. Маркакис, М. Абн-Насер, Д Линг и др.) . Необходимо заметить, что отношения России с народами и государствами Африки упоминаются в этих работах лишь в связи с освещением важнейших событий истории африканских стран.

Обращение к западной историографии, тематике и методологии ее исследований необходимо для более глубокого понимания широкого круга проблем, связанных с политикой России в Африке и историей международных отношений во второй половине XIX - начале XX вв.

Подводя итог историографическому обзору, следует отметить, что отечественная и зарубежная историческая наука внесла огромный вклад в изучение истории отношений между Россией, с одной стороны, и народами и государствами Африки, с другой. Статьи и монографии, справочные издания и обобщающие труды, научно-популярные публикации и исторические романы отразили становление и развитие в отечественной африканистике интереса к внешней политике России в Африке.

В тоже время комплексный анализ и реконструкция в общеисторическом контексте тенденций, закономерностей, последовательности исторических событий в рамках данной проблемы до настоящего времени отсутствует. «Белые пятна», мифологемы, псевдонаучные и искусственно политизированные трактовки исторических событий деформируют наши представления о содержании истории, о главных и второстепенных векторов в российской внешней политике во второй половине XIX - начале XX вв. Эволюция методологических подходов, интеграция новых концептуальных идей, расширение тематики в отечественной историографии способствует уточнению многих представлений о внешней политике России и типологических характеристиках колониальной политики, которая сыграла важную роль в истории международных отношений накануне первой мировой войны. Применение термина «колониальная политика» применительно к России открывает новые перспективы для научного познания истории современного интегрированного мира, позволяет конструктивно строить отношения с западными и африканскими государствами и народами.

Цель и задачи работы определены с учетом достижений отечественной и западной историографии в изучении международных отношений и внешней политики России во второй половине XIX в. - 1914 г., истории народов и

государств Африки. Цель диссертационного исследования состоит в системной реконструкции и комплексном анализе отношений между Россией, с одной стороны, народами и государствами Африки, с другой.

В соответствии с целью исследования поставлены следующие задачи:

- рассмотреть предысторию отношений между Россией и африканскими
странами в XV-XVIII вв. (конфессиональные, торгово-экономические,
дипломатические, военно-политические, научно-культурные) с точки зрения
последующего развития и эволюции данных отношений;

проанализировать содержание и масштаб участия России в колониальном разделе Африке в связи с развитием геополитической и внешнеполитической доктрины царизма, а также с учетом эволюции международных отношений на рубеже XIX - XX вв.;

- установить влияние африканского вектора внешней политики России на
позиции царизма в Средней Азии, на Ближнем и Дальнем Востоке, в
средиземноморском регионе (Восточный вопрос) и других регионах мира, на
двусторонние отношения с Францией, Англией, Германией, Италией;

- определить основные центры и регионы российского внедрения в
Африку в конце XIX - начале XX вв.:

обозначить основные периоды и ключевые эпизоды в истории русско-эфиопских отношений, их содержание, а также целевые установки внешней политики российского правительства в Восточной Африке, с учетом ее эволюции;

осветить основные периоды русско-марокканских отношений, включая предысторию их установления, в связи с завершением колониального раздела Африки и ростом актуальности Восточного вопроса накануне первой мировой войны;

дать оценку малоизвестным и дискуссионным проблемам в российской и западной историографии (деятельность Н.И.Ашинова, В.Ф.Машкова и Н.С. Леонтьева и других колониальных первопроходцев, позиция правящих кругов России по отношению к возможностям и перспективам колониального

внедрения в Африку, расхождение мнений среди российских военных и дипломатов относительно сроков и методов в создании российских стратегических плацдармов в Африке);

установить позицию России в англо-бурской войне 1899-1902 гг., с точки зрения новых внешнеполитических перспектив для российской дипломатии и колониального раздела Африки:

дать общую типологическую характеристику российской внешней политике в Африке, с точки зрения ее колониально-политического смысла.

Методология исследования. Цель и задачи диссертационного исследования основаны на принципах историзма и системного подхода. Принцип историзма был использован для выявления хронологической последовательности событий, рассмотрения исторических явлений во взаимосвязи и развитии, а также с учетом изменений конкретной обстановки в регионе и мире на изучаемом отрезке истории. Применение системного анализа позволило оценить международные события в их общеисторическом значении с учетом страноведческой конкретики. Кроме того, системный подход позволил определить общие тенденции и закономерности международных отношений во второй половине XIX - начале XX вв.

Обращение автора диссертации к методологии марксизма вполне закономерно вследствие наличия связи между экономическими и внешнеполитическими интересами России. При написании диссертации учитывались разработки марксизма о колониальной политике и национально-освободительном движении. Идентификация колониализма, как одного из признаков империализма, связана с вывозом товаров и капитала, закономерно обострившим борьбу держав за территории. Моделирование истории, как совокупности цивилизаций, с присущим ей интересом к конфессиональному и ментальному факторам позволило расширить теоретическое и информационное пространство исследования.

Применение сравнительно-исторического метода помогло выявить степень влияния тех или иных международных событий на политику России в

Африке, определить уровень взаимного влияния стран и виды связей между ними. В диссертации был проведен компаративный анализ политики России с колониальной политикой западных держав в Африке. Научная значимость данного метода состоит также и в возможности сопоставления изменений во взаимоотношениях между Россией и народами и государствами Африки на разных этапах их развития.

В диссертационном исследовании использовались классификационный и проблемно-хронологический методы. Практическое использование в диссертации научных возможностей различных методологий помогло решению поставленных задач и способствовало разностороннему анализу политики России в Африке, а также оказали огромную помощь в работе с источниками и при разработке концепции диссертации.

Источниковая база диссертации представлена архивными материалами, опубликованными документами, мемуарной литературой, путевыми заметками, дневниками, прессой и публицистикой. Ряд источников впервые вводится в научный оборот, другие - интерпретируются в контексте проблем, исследуемых в диссертации.

К первой группе источников относятся документы из Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), Российского государственного Военно-исторического архива (РГВИА), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива военно-морского флота (РГАВМФ).

В фондах АВПРИ («Политархив», «Канцелярия министерства иностранных дел», Отчеты министерства иностранных дел», «Посольство в Берлине», № 154, № 139, № 159) хранятся телеграммы, письма, докладные записки, отчеты, «всеподданнейшие доклады», инструкции официального Петербурга, донесения российских дипломатов из Берлина, Лондона, Парижа, Рима. Ценнейшим источником являются секретные инструкции военного и морского министерств, министерства иностранных дел российским путешественникам и дипломатическим представителям России в Африке,

«всеподданнейшие доклады» высших государственных чиновников России (В.Н. Ламздорфа, М.Н. Муравьева, А.П. Извольского, Н.К. Гирса, П.С. Ванновского, И.А. Шестакова и др.), годовые отчеты министерства иностранных дел. Эти и другие документы отражают процесс становления африканского вектора во внешнеполитическом курсе России в конце XIX -начале XX вв., а также разногласия между министерствами и входящими в их состав структурами по различным вопросам внешней политики. Они позволяют определить причины интереса российского правительства к африканским государствам и народам, обозначить приоритеты политики царизма в Эфиопии и Марокко, реконструировать взаимоотношения между Россией и африканскими правительствами и их лидерами, а также международные отношения в конце XIX - начале XX вв. Переписка министерства иностранных дел с военным и морским министерствами содержит дополнительную информацию о содержании противоречий в российских правящих кругах относительно политики России в Африке.

Донесения русских послов из Парижа, Лондона, Берлина позволяют выяснить реакцию западных держав на политику России в Африке, установить связь между европейской и колониальной политикой западных держав, в частности место африканского региона в становлении англо-русского антагонизма. Ценные, нередко уникальные сведения содержатся в донесениях, докладных и аналитических записках дипломатов и путешественников, в частности, П.М. Власова, В.Ф. Машкова, В.Р. Бахерахта, С.А. Лихачева, К.Н. Лишина, П.С. Боткина, Е.В. Саблина и мн. др. Эти материалы потребовали тщательного изучения, так как дают подробные представление о содержании и направлениях политики России в Африке.

В частности, в исследовании русско-марокканских отношений большую помощь оказали донесения российского министра-резидента в Марокко В.Р. Бахерахта, которые позволили определить расстановку внешнеполитических векторов в российском правительстве, а также связь марокканской проблемы с Восточным вопросом.

Среди материалов ГАРФ, которые освещают различные стороны деятельности российского правительства и предпринимательских кругов в Африке, особый интерес представляет трехтомное дело департамента полиции об экспедиции Н.И. Ашинова. (Ф. 102. Оп. 92. Д. 598.) Долгое время эти документы оставались закрытыми для историков. «Дело» дает возможность реконструировать ход ашиновскои экспедиции и содержит свидетельства о причастности к ней правительственных чиновников и лично Александра III. Эти материалы позволяют идентифицировать «ашиновскую авантюру» как первую попытку реализации африканского колониального проекта.

Фонды РГВИА содержат разнообразную по содержанию и происхождению информацию о позиции России в англо-бурской войне 1899-1902 гг., о деятельности в Эфиопии и на юге Африки санитарных отрядов Российского Красного Креста, об исследовательских и военных экспедициях В.Ф. Машкова, А.К. Булатовича, Н.И. Ашинова, Н.С. Леонтьева и др.. Документы свидетельствуют о правительственных инициативах по колониальному внедрению в Африку, о деятельности конкретных правительственных чиновников и колониальных первопроходцев, о проектах военного руководства России по созданию опорно-стратегических баз на африканском побережье и их реализации, об отношениях с африканскими государствами и их политическими лидерами. В частности, материалы РГВИА не только подтверждают, что в организации экспедиции В.Ф. Машкова в Африку участвовали военное министерство, министерство иностранных дел, Св. Синод, но и освещают расхождения между первоначальным проектом и колониально-политическими действиями российского первопроходца.

Большое значение для исследования представляли архивные документы, содержащие анализ экономических ресурсов, торговли, потребительских возможностей африканских регионов. Данные материалы фиксировали интерес представителей финансово-промышленных и торговых кругов России к Эфиопии, Марокко и югу Африки, которые рассматривались в качестве

перспективных источников сырья и рынков сбыта для российской промышленности.

В фондах РГА ВМФ находятся материалы, отражающие внимание российского правительства к Юго-Западной Африке (отчет о посещении российским корветом «Скобелев» Намибии в 1885 г.). Эти документы дают представления о позиции России по отношению к германской экспансии в Африке, о мнении российских офицеров и дипломатов на колониальную политику, о наличии российских колониальных проектов относительно Юго-Западной Африки.

Архивные материалы составили основу диссертационного исследования.
Они свидетельствуют о наличии глубокого, системного, стабильного и
целенаправленного интереса российского правительства и

предпринимательских кругов к Африке, ее регионам, государствам и народам, стремлении к созданию российских колониальных и военно-морских плацдармов на континенте. Данные материалы отражают сложную и противоречивую эволюцию внешнеполитического курса России в Африке, а также ее место в международных отношениях в конце XIX - начале XX вв.

Вторая группа источников включает в себя опубликованные документы по истории международных отношений. Сборники консульских донесений, изданные в России в 1898-1906 гг. дают разнообразные сведения о деятельности российского правительства в Африке и африканских сюжетах в истории западной дипломатии, включая Россию. Донесения российских дипломатов, в частности П.М. Власова, А.А. Орлова, С.А. Лихачева из Марокко и Эфиопии содержат информацию о внутриполитическом положении, экономике африканских стран, возможностях развития торгово-экономических отношений с Россией, политике западных держав в Марокко и Эфиопии. Они отражают характер и степень заинтересованности российского правительства и предпринимательских кругов в событиях, происходящих на африканском континенте в конце XIX - начале XX вв.

В 30-е годы были опубликованы документы, разоблачающие экспансионистские цели политики царизма в Африке. В частности, материалы «Красного архива» раскрывают подробности одного из колониальных проектов времен Николая II, связанного с приобретением территорий на юге Африки (проект бурского генерала Ф.Я. Жубера-Пинаара). В сборнике документов «Реформы Петра I»⁶⁹ содержатся материалы, освещающие неудавшуюся попытку Петра I основать на о. Мадагаскар военно-морскую базу для российского флота. Данные документы свидетельствуют о первом проявлении политико-стратегического интереса в России к Африке.

После 30-х годов публикация документов о российской политике в Африке надолго прекратилась. Это объяснялось вполне объективными причинами, связанными с наличием геоэкономических и геостратегических интересов СССР в Африке, а также имперским типом советской государственности. Перестройка сделала доступными многие архивные фонды для российских историков. В 90-е годы началась публикация архивных материалов, касающихся политики царизма в Африке. «Прорывом» в этом отношении стал сборник документов "Россия и Африка" . Этот сборник имел особое значение при работе над темой исследования. Он включает в себя документальные свидетельства о взаимоотношениях России с Эфиопией и Южной Африкой с XVIII в. по 1917 г. Публикуемые в сборнике документы позволяют делать выводы о характере, содержании, приоритетных направлениях русско-эфиопских отношений, политики России на юге Африки. Ценнейшими источниками являются переписка между департаментами министерства иностранных дел, донесения российского представителя в Эфиопии П.М. Власова, офицера А.К. Булатовича и др. Документы, касающиеся экспедиции Н.И. Ашинова, дают возможность выяснить ее характер, организаторов. Материалы сборника об англо-бурской войне 1899-1902 гг. показывают причины интереса России к Южной Африке, как в региональном значении, так и в системе международных отношений. Развернутый анализ внешнеполитических возможностей России в связи с

военными действиями на африканском юге дан в записке заместителя министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа, рассматривавшего колониальный раздел Африки между западными державами как один из главных «инструментов» российской дипломатии.

Опубликованные в сборнике "Российско-эфиопские отношения в конце

XIX - начале XX вв." документы дают представления о различных периодах и
содержании двусторонних отношений и их международно-политическом

аспекте . Они уточняют детали в исторических сюжетах о деятельности в Эфиопии Н.И. Ашинова, В.Ф. Машкова, Н.С. Леонтьева, П.М. Власова, А.К. Булатовича, С.А. Лихачева. Материалы сборника позволяют проследить процесс подчинения Эфиопии иностранными державами, определить место и роль России в этом процессе. Ценные сведения представлены в переписке российского консула в Каире М.А. Хитрово с министром иностранных дел Н.К. Гирсом, в отчетах В.Ф. Машкова, Н.И, Ащинова, А.К. Булатовича, Н.С. Леонтьева, в инструкциях министерства иностранных дел российскому представителю в Эфиопии П.М. Власову.

Сборник документов "Россия - Марокко: история связей двух стран в документах и материалах (1777-1916 гг.)" включает в себя воспоминания русских путешественников, побывавших в Марокко (Н.С. Скуратова, В.П. Боткина, А.Н. Демидова, А. Сумарокова, В.И. Немировича-Данченко), а

также официальные документы, освещающие политику России в Марокко . Особенно важны материалы об установлении первых контактов между Россией и Марокко, о появлении и деятельности российского генерального консульства в Марокко, о внутриполитическом положении в Марокко в конце XIX - начале

XX вв., о политике западноевропейских держав в этой стране, о перспективах
развития российско-марокканской торговли. Донесения российских министров-
резидентов в Марокко В.Р. Бахерахта, П.С. Боткина, других сотрудников
генерального консульства, инструкции министерства иностранных дел
отражают основные направления российской политики в Марокко и попытки
России установить свое влияние в данном регионе.

РОССИЙСКАЯ
¹ ГОСУДАРСТВЕННАЯ
і ВИйЛИОТеКА 1 ^Ц1

Обширные и разнообразные сведения об англо-бурской войне 1899-1902 гг, которая на рубеже веков стала эпицентром международных отношений, содержатся в сборнике документов "Англо-бурская война 1899-1902 гг." . Материалы и воспоминания очевидцев, представленные в этом сборнике, свидетельствуют о том, что российское правительство и лично Николай II внимательно следили за событиями в Южной Африке. Российское министерство иностранных дел стремилось получать полные сведения о военном, экономическом и внутриполитическом положении Англии, ее колониальной политике, перспективах африканских колоний. С этой точки зрения, особую ценность имеют приведенные в сборнике донесения российского посла в Великобритании Е.Е. Стааля, российских военных агентов - полковника П.А. Стаховича, подполковника В.И. Ромейко-Гурко, поручика А.Е. Едрихина. Документы определяют влияние англо-бурской войны 1899-1902 гг. на политику России в Африке.

Опубликованные документы дают возможность составить цельное представление об истории взаимоотношений между Россией и народами и государствами Африки, содержат обширный конкретно-исторический материал.

Третью группу источников составили мемуары, публицистика, переписка государственных и политических деятелей России. Характеристика источников данного типа дает общую картину внешней политики России, включая ее африканский вектор. Переписка обер-прокурора Св. Синода К.П. Победоносцева с нижегородским губернатором Н.Н. Барановым и Александром III раскрывает истоки так называемой «ашиновской авантюры» и причастность к ней правящих кругов России⁷⁴. Источник подробно показывает цели русского царизма в организации экспедиции Н.И. Ашинова в Восточную Африку.

Дневники советника министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа определяют состав организаторов ашиновской экспедиции: К.П. Победоносцев,

И.А. Шестаков, О.Б. Рихтер, Н.М. Баранов, Александр III . Другим источником, подтверждающим причастность и уровень участия российского

правительства во вторжении в Восточную Африку, являются материалы государственного секретаря А.А. Половцова . Воспоминания крупного железнодорожного предпринимателя В.А. Панаева также содержат подробные описания и детали, показывают роль в деятельности Н.И. Ашинова российского консула в Каире М.А. Хитрово, издателя газеты "Московские ведомости"

М.Н. Каткова и полковника Донского войска И.А. Дукмасова . Таким образом, мемуары и публицистика дают обширный и разнообразный по сюжетам и интерпретации материал, который позволяет реконструировать обстановку в России в конце XIX - начале XX вв., реакцию различных правительственных структур и сословий на активную внешнюю политику России, имперское колониально-политическое мышление.

Четвертая группа источников представлена африканскими путевыми заметками, отчетами и другими свидетельствами российских путешественников, офицеров, писателей, журналистов (В.П. Боткина, Е.П. Ковалевского, А.В. Елисеева, В.В. Юнкера, М.И. Венюкова, А.К. Булатовича, Л.К. Артамонова, П.Н. Краснова, Н.С. Гумилева и др.). Особый интерес представляют свидетельства ученых и офицеров, выполнявших в Африке официальные поручения российского правительства, занимавшихся сбором

разведывательной информации. Так, отчет Е.П. Ковалевского свидетельствует о том, что российский путешественник, находясь в Эфиопии, выяснял возможности установления дипломатических и торговых отношений с африканскими странами, расположенными на побережье Красного моря, их стратегический потенциал.

Важным источником являются дневники П.Н. Краснова, возглавившего конвой российской миссии в Эфиопию в 1898 г.⁷⁹. П.Н. Краснов больше известен нам как деятель «белого» движения, чем как публицист и путешественник, который талантливо описал свои поездки в Эфиопию. Дневники П.Н. Краснова получили большую известность в конце XIX в. и дважды переиздавались. Они дают информацию о русско-французских отношениях, событиях итало-эфиопской войны, политической жизни Эфиопии.

Историко-географический очерк "Абиссиния" В.Ф. Федорова (псевдоним В.Ф. Машкова), содержит сведения о целях его экспедиций в Эфиопию⁸⁰. Большой интерес представляет последний раздел, в котором дана авторская характеристика политического положения современной ему Эфиопии и ее взаимоотношений с европейскими государствами, включая Россию. В.Ф. Машков дал развернутую программу действий России в Эфиопии.

А.К. Булатович, участник дипломатической миссии П.М. Власова в Эфиопии, в своей книге разъясняет цели и задачи политики колониальных

о 1

держав, в том числе и России, в Африке и, в частности, в Эфиопии . Мнение А.К. Булатовича относительно деятельности России и ее перспектив в Эфиопии отразило типичные для колониальной эры российские цивилизаторские иллюзии, а также обострение англо-русского антагонизма.

Союз русской православной церкви и государства, исторически сложившийся в России, обусловил единство внешнеполитических и конфессиональных целей. Убедительным доказательством тому являются материалы, автором которых является архимандрит Порфирий Успенский, глава русской православной миссии в Иерусалиме. Он сформулировал основополагающие принципы будущей политики России в Эфиопии . П. Успенский, обладая способностями дальновидного политика, смог высоко оценить стратегическое и торговое значение Суэцкого канала и возраставшее, в связи с этим, значение портов Красного моря и Эфиопии. Его аналитические обзоры и выводы обращены не только к конфессиональным проблемам, но также к колониальному опыту западных держав и к перспективам российской колониальной политики в Африке.

«Отчет» российского офицера Л.К. Артамонова подробно повествует о Фашодском кризисе, который в конце XIX в. оказался в центре внимания западных держав . Кроме этого, в книге дан этнографический и географический обзор Эфиопии. Для российского правительства представляли интерес сведения о населении, природе и минеральных ресурсах Африки. Автор писал о планах России установить свое влияние в Эфиопии.

Показательно, что «Отчет» Л.К. Артамонова, подготовленный к печати, в конце XIX в. издан не был. Его опубликовали лишь в 1979 г. Российское правительство скрывало цели своей политики в Африке.

Статьи офицера российского Генерального штаба, известного военного чиновника М.И. Венюкова позволяют реконструировать внешнюю политику России и международные отношения в конце XIX - начале XX вв.⁸⁴. В них изложены идеи и проекты, связанные с участием царизма в колониальном разделе Африки, а также дана оценка политики и противоречий между западными державами (Англией, Францией, Германией, Италией) по колониальным вопросам. Материалы М.И. Венюкова выявляют расхождения мнений в военном министерстве и министерстве иностранных дел по вопросам внешней политики России в Африке, дают оценку перспектив экономического развития и стратегического значения Марокко и Эфиопии для России.

В конце XIX - начале XX вв. Африку посещали не только военные, но и поэты, писатели, художники. Их воспоминания и свидетельства об африканских странах также являются интересными и ценными источниками⁸⁵. Они помогают воссоздать многие события, происходившие в Африке в конце XIX - начале XX вв. и отражают ставший многосторонним интерес России к Африке.

К пятой группе источников относятся материалы российской периодической печати конца XIX - начала XX вв. «Московские ведомости», «Новое время», «Вестник Европы», «Русская мысль», «Русский вестник», «Русский архив», «Наблюдатель», «Русское обозрение» и другие периодические органы фиксировали растущий и стабильный интерес правительства, предпринимательских кругов, общественности России к Африке. Анализ источников этой группы определил суть геополитических интересов царизма к африканскому континенту. Российские газеты и журналы постоянно помещали на своих страницах информацию о событиях, происходящих на африканском континенте, колониальной политике западных держав и России. Отбор информации и ее интерпретация различными

периодическими изданиями отражали особенности отношения к африканской теме различных слоев российского общества. «Московские ведомости», «Новое время», «Наблюдатель», выражавшие мнение радикальных российских кругов, отстаивали идею геополитического расширения России и откровенно призывали к проведению активной колониальной политики в Африке. Напротив, редакция «Вестника Европы», отражая официальную позицию министерства иностранных дел России, выступала за «осторожные» политико-дипломатические действия в Африке. Изучение российской прессы позволяет сделать выводы о том, российскому ментальному и политическому сознанию была присуща мысль о создании стратегического плацдарма на африканском континенте.

Таким образом, комплекс использованных источников дает возможность решить поставленные цель и задачи исследования, реконструировать взаимоотношения между Россией и народами и государствами Африки во второй половине XIX в. - 1914 г.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые в отечественной историографии предпринята попытка системного и целостного изучения взаимоотношений между Россией, с одной стороны, народами и государствами Африки, с другой, во второй половине XIX в. - 1914 г. В единую систему сведены и проанализированы материалы по истории международных и двусторонних отношений. Подробно рассмотрены частные и государственные российские колониальные инициативы по установлению и развитию русско-эфиопских и русско-марокканских отношений, а также влияние африканского вектора на внешнеполитический курс России, на двусторонние отношения с западными странами. В диссертации обозначена авторская позиция по поводу дискуссионных проблем в отечественной и западной историографии, связанных с конкретными мероприятиями царизма в Африке и определением их типологической сущности. Деятельность российских ученых, офицеров, христианских миссионеров, путешественников рассматривается как деятельность первопроходцев, которые объективно

представляли колониальный авангард. С колониально-политических позиций оцениваются также дипломатические и военные мероприятия царского правительства, с учетом принципиальных отличий, которые существовали при сравнении с действиями Англии, Франции, Германии и Италии в Африке. Анализ взаимоотношений России с африканскими народами и государствами расширяет и уточняет наши представления о российской внешнеполитической концепции и содержании международных отношений во второй половине XIX в.-1914 г.

Практическая значимость исследования заключается в том, что ее конкретно-исторические материалы и выводы могут быть использованы при написании монографий и обобщающих работ по истории внешней политики России и международных отношений во второй половине XIX в. - 1914 г., при сравнительно-историческом анализе германской, британской, французской, российской политики в Африке. Диссертационное исследование предоставляет обширный материал для изучения российской геополитической теории, определения основных векторов внешней политики царизма.

Ряд материалов диссертации может быть использован при написании учебников, учебных пособий по истории Отечества, стран Европы, Азии и Африки, международных отношений. Приводимые в диссертации конкретно-исторические сведения могут быть полезны в учебном процессе: при разработке курсов лекций и семинаров, спецкурсов и спецсеминаров по истории России и международных отношений, а также при подготовке и написании дипломных и курсовых работ.

Апробация работы. Диссертация была подготовлена на кафедре всемирной истории Иркутского государственного педагогического университета. Основные положения и результаты исследования были изложены в опубликованных статьях, сообщениях, тезисах и докладах на международных и региональных конференциях в г. Иркутске.

Конфессиональные и торгово-экономические контакты в XV- XVIII вв

Со времен античности Африка была включена в межцивилизационные контакты, мировые интеграционные процессы. Африканские народы и государства поддерживали связь с Европой, арабами, турками-сельджуками. С XV в. европейская экспансия на африканский материк приобретает систематический характер. Начинается захват территорий. К мировому интеграционному процессу подключилась и Россия.

Уже в XV в. между Россией и Африкой начали формироваться устойчивые конфессиональные, научные, политические и культурные контакты. Русская православная церковь поддерживала связь с коптами в Египте и монофизитами в Эфиопии, что способствовало большей стабильности христианства, например, в Восточной Африке. Именно с конфессиональных контактов и начались русско-эфиопские отношения. Это становилось основой для расширения контактов и военно-политического внедрения России в Африку. Развитие двусторонних русско-эфиопских отношений, деятельность российского правительства и частных лиц в других регионах Африки происходило по общей модели западной колонизации и в то же время имело свои особенности.

Первые сведения об Африке и африканцах на Руси были связаны с библейской историей. Автор «Повести временных лет» (XII в.) слово «Африка» упомянул в летописи дважды. Особенно подробными в ХП-ХШ вв. были сведения о Магрибе и Восточной Африке. Источником информации об африканских странах являлась Византия, так как Африка была практически неизвестна в Европе. Первое упоминание об Египте и Эфиопии в русских источниках содержатся в «Толковой Палее» - богословском трактате конца XII - начала XIII вв. Сведения об этих государствах попали в «Толковую Палею», по-видимому, или из хроники Георгия Амартола (IX в.), или из «Христианской топографии» Козьмы Индипоплова (V в.). Таким образом, информация о народах и государствах Африки в XII-XIII вв. на Руси только начинала оформляться.

По мере развития русского паломнического движения в Иерусалим с середины XV в., сведения об африканском материке в России стали более подробными и систематическими. Паломники в своих «хожениях» повествовали об Египте и Эфиопии. И хотя эти сведения были во многих отношениях поверхностны и не могли существенно расширить представления наших соотечественников о далеком континенте, но они способствовали постепенному росту интереса к Африке. Одним из ранних памятников такого рода, в котором говорится об Египте, является «Хождение архимандрита Агрефения обители св. Богородицы». Автор указывал пройденные расстояния в днях: от Газы до Египта - 12 дней пути, от Египта до Александрии - 6 дней, а до Синайской горы - 15 дней. Поскольку паломники являлись духовными лицами, постольку основное внимание они уделяли описаниям христианских святынь и церквей.

В отечественной историографии отсутствует единое мнение относительно того, действительно ли побывал в Африке знаменитый русский путешественник из Твери Афанасий Никитин. Хотя в «Хождениях за три моря» и присутствует «африканская» тема, но следует учитывать, что понятия «Азия» и «Африка» в географических представлениях европейцев и россиян в это время нередко совпадали. В то же время не исключено, что в 1472 г. на обратном пути на Русь из Индии А. Никитин сделал вынужденную остановку на сомалийском побережье. Вот как рассказывал об этом сам путешественник: «И плыл я в таве по морю месяц и не видел ничего, только на другой месяц увидел Ефиопские горы. ..Ив этой Ефиопской земле был пять дней»1.

Известно, что в XV в. в Египте побывал и официальный представитель Русского государства Михаил Григорьев - казначей великого князя Ивана III (1462-1505). От этого посещения Африки осталось описание Каира. Дворец султана русский дипломат сравнил с Московским Кремлем. Это первое свидетельство официального контакта между Россией и Африкой. Русско-византийские отношения, упрочненные в правление Ивана III на основе династического брака, способствовали росту внешнеполитической активности России в тех регионах, где действовала Византия.

Первым, точно известным русским путешественником в Африку стал купец Василий Позняков, который побывал в Египте в 1559 г. По возвращении в Москву, в 1561 г., он представил подробный отчет, но авторство (по невыясненным причинам) в дальнейшем было приписано московскому дьяку Трифону Коробейникову. Его личность и деятельность также представляют политический и конфессиональный интерес, так как он посетил Африку по поручению Ивана Грозного (1533-1584). Цель его миссии вполне соответствовала духу времени: дьяк должен был замаливать в Александрии грехи российского монарха.

В XVII в. состоялись два русских путешествия в Африку - казанского купца Василия Яковлевича Гагары (1634-1637 гг.) и духовного писателя Арсения Суханова (1651-1652 г.). Василий Гагара побывал в Египте и Нубии. Его воображение поразили пирамиды, каирский водопровод и инкубатор. Факт интереса казанского купечества к Африке в лице Василия Гагары вполне объясним, так как Казань в то время являлась крупным торговым центром России. Арсений Суханов в своей книге «Проскинитари», написанной по канонам видных византийских путешественников, отмечал все, что связано с судоходством. Оценивая торговую ситуацию, он писал, что «дороже всего в Египте дрова и всякое дерево», которыми, как он подчеркивал, богата Россия . Таким образом, к середине XVII в. конфессиональные контакты получили продолжение в оформлении прагматического интереса российских предпринимательских кругов к возможностям торгово-экономического сотрудничества между Россией и африканскими государствами.

В конце XVII - начале XVIII вв. движение русских паломников и светских лиц в Африку активизировалось. Известны странствия Ивана Лукьянова (1701 г.), Макария и Сильвестра (1704 г.), Андрея Игнатьева (1707 г.), Василия Григоровича-Барского (1723-1747 гг.) и других представителей русского православного духовенства. Их «хожения» не ограничивались религиозной информацией и содержали подробные сведения о судоходстве по Нилу, развитии африканской торговли. Практика «хожений» российского православного духовенства с XVII в. свидетельствовала о том, что большинство их было инспирировано российским правительством.

Целевые установки и особенности политики России в Африке (общая характеристика)

Во второй половине XIX в. колониальная экспансия западных держав в Африке активизировалась. Именно тогда Африка впервые в мировой истории выступила на авансцену европейской политики. Можно утверждать, что, наряду с восточно-азиатскими вопросами, раздел Африки за время от 1881 г. до 1912 г. составил важнейшее содержание той эпохи. «Положение Африки, которую европейцы рвут теперь на части, оказывается вполне исключительным. Этот материк делается настоящею добычею Европы; он рассматривается как бесхозное хозяйство, ошибочно попавшее в руки бесправных дикарей», - писала в 80-е годы XIX в. редакция "Вестника Европы" .

Пробуждение интереса к африканскому материку западных держав объяснялось, прежде всего, экономическими причинами. Новые потребности капитализма дали толчок колониальной экспансии. Африка могла стать для европейских стран хорошим рынком сбыта, источником сырья, а также сферой вложения капитала. Машинный век уготовил африканскому континенту новую роль в развитии Европы. Усилилась конкуренция между колониальными державами. Особенно четко эта тенденция проявилась в конце XIX в., когда растущие потребности экономики западных держав привели к империалистической агрессии в Африке. Именно здесь столкнулись колониальные интересы Франции, Англии, Германии и Италии. Россия не могла остаться в стороне от этой борьбы. В «Русском вестнике» в 1884 г. сообщалось, что «Россия, по-видимому, не имеет своих интересов в Африке, но только, по-видимому: для великой державы всемирного значения везде есть свои интересы, которые непременно в чем-нибудь окажутся»2. В Африке имелись «свободные», то есть не занятые ни одной западной державой территории (Эфиопия, Либерия, Марокко). К тому же, Франция, Англия, Германия и Италия еще не произвели официального разграничения своих владений на африканском материке. Все это создавало условия для российского колониального внедрения в Африку. «Мы живем в век пара и электричества, и не так еще давно Кавказ был дальше от Москвы, чем ныне Африка от Петербурга», - замечали «Московские ведомости», отражая мнение колониально-радикального лагеря в российском правительстве3.

Во второй половине XIX в. расширился спектр направлений российской внешней политики. В условиях колониального соперничества при завершении раздела мира Россия, как одна из великих держав, также активизировала свою внешнеполитическую деятельность в различных направлениях, включая Африку. Особенно активно российское правительство, как известно, действовало в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Но в системе международных отношений и эволюции двусторонних, например, англорусских отношений, Африка играла значительную роль в формировании внешнеполитического курса России. Во второй половине XIX в. в России выросли экономические, политические и общественные силы, которые считали, что Россия должна принять непосредственное участие в разделе африканского континента.

В российских правящих кругах отсутствовала единая точка зрения относительно возможностей, регионов, конкретных мероприятий африканской политики России. В российской дипломатии по вопросам вешней политики шла борьба двух группировок - проанглийской и прогерманской, борьба за выбор "оптимального" внешнеполитического курса России (союз с Великобританией или союз с Германией). В то время как сторонники сближения с Германией видели в Африке возможность воздействия на Англию, проанглийские круги считали нецелесообразным распыление сил и активности на африканский вектор во внешней политике России. В тоже время среди сторонников африканской политики также отсутствовало единство. Существовало два возможных направления участия России в колониальном разделе Африки, вокруг которых и велись дебаты между министерством иностранных дел, с одной стороны, военным и морским министерствами, с другой. Военное и морское министерства России проводили курс на стратегическое присутствие и закрепление на африканском побережье. Это означало колониальную экспансию и ставило перед министерством иностранных дел задачи, решение которых оно считало нецелесообразным, с точки зрения целей внешней политики в Европе и Азии. Министерство иностранных дел рассматривало Африку как удобное средство для решения задач внешней политики России в других регионах мира.

В конце XIX в. по мере развития колониальной политики мир становился экономически и политически единым. Особое значение приобретали транспортно-коммуникативное обеспечение, связь России с осваиваемыми территориями, прежде всего с Дальним Востоком. В условиях отсутствия железных дорог, связывающих центр России с Дальним Востоком, наиболее оптимальным становился морской путь вдоль африканского побережья. Сдерживающим фактором являлось отсутствие на побережье Африки опорно-стратегических баз для заправки русских судов углем и пресной водой. Российское правительство стремилось обеспечить военно-морской флот собственными портами на пути из Одессы во Владивосток, чтобы не зависеть от западных стран. Русско-японская война 1904-1905 гг. подтвердила, насколько это было действительно важно, когда Англия отказалась в портах своих колоний заправлять эскадру З.П. Рожественского углем. В военном и морском министерствах предвидели это и понимали необходимость учреждения опорных баз на африканском побережье.

Таким образом, в 80-е годы XIX в. сложился интерес русских военных ведомств к Африке. Предполагаемыми регионами российского внедрения являлись, в частности, побережье Красного моря, Средиземноморье, а также юг и юго-запад Африки. Российские суда по приказу военного и морского министерств неоднократно посещали многие бухты на африканском материке и проводили исследования на возможность устройства в них российских опорно-стратегических баз.

Так, в январе 1885 г. на юго-запад Африки с разведывательными целями был направлен корвет «Скобелев». По приказу управляющего морским министерством И.А. Шестакова, капитан корвета В. Благодарев должен был осмотреть германские колонии на юго-западном берегу Африки, чтобы «составить описание их по таким частям, на которые должно быть обращено внимание командира крейсера во время войны»4. О предпринятой военной экспедиции И.А. Шестаков информировал министра иностранных дел Н.К. Гирса5. Задание морского министерства капитан В. Благодарев выполнил. Он составил рапорт, в котором дал подробное описание побережья юго-западной Африки и прилегающего водного пространства Атлантического океана, со сведениями, необходимыми для мореходства, а также с точки зрения стратегического значения побережья. О бухте Ангра-Пекена В. Благодарев писал как о важном стратегическом пункте, который имеет значение не только для Германии, но также в качестве опорного пункта для ее союзников, «не желающих или не могущих идти через английские владения»6. Ухудшение отношений России с Англией при благоприятном развитии русско-германских отношений способно было обеспечить российский военный флот опорными базами на юго-западном побережье Африки. К рапорту В. Благодарева прилагалась также записка штурмана корвета К. Плансона, где определялось значение колоний на юго-западе Африки. В. Плансон считал, что они дают «возможность торговых сношений с республиками боэров (буров - Е.Я.), которые теперь отрезаны от моря и находятся... в полной зависимости от англичан...»7. Рапорт и записка были поданы в Главный Морской Штаб под грифом «Секретно».

Экспедиция Н.И. Ашинова (1888-1889 гг.): организация, участники, итоги

К середине XIX в. Абиссиния, богатая природными ресурсами и занимавшая важное стратегическое положение на стыке двух континентов, на морских коммуникациях из Европы в Азию, стала частью колониальных проектов европейских государств. Эти проекты предусматривали обеспечение стратегических и торгово-экономических позиций на побережье Красного моря, включая путь из Европы на Дальний Восток. С открытием в 1869 г. Суэцкого канала Абиссиния приобрела еще более важное торговое и стратегическое значение в политике западных держав, была вовлечена в международные отношения. Это было замечено в России: «с открытием Суэцкого канала Красное море сделалось международным, вернее европейским, и Абиссиния по ее положению как самостоятельное государство, признанное играть очень важную роль в политической жизни того народа, который сумеет сделать ее своей союзницей»1. В борьбе за захват территории этого региона наиболее активное участие приняли Англия, Франция, Италия и Россия.

Англия и Франция рассматривали Абиссинию как плацдарм для завоевания Египта и Судана. В горах Абиссинии берут начало важнейшие притоки Нила, имеющие большое значение для экономики Судана и Египта. «Тот, кто контролирует Абиссинию... будет контролировать Африку», -писала немецкая газета2. Таким образом, геополитическое значение Абиссинии не ограничивалось ее границами и распространялось на всю северо-восточную Африку.

Во Франции существовал проект расширения африканских колоний от Конго до Сомали через Центральную Африку, включая Абиссинию. Это противоречило аналогичному британскому проекту по созданию «Срединной Африки», простиравшейся от Каира до Капштада. В ее состав также предполагалось включить Абиссинию. Италия, в свою очередь, рассчитывала создать колониальную империю от Средиземного моря до Индийского океана.

Причины экономического, политического и военного характера способствовали активизации колониальной политики западных держав в отношении Абиссинии. Колониальное внедрение предполагало средства и методы, отработанные в других регионах Африки: политические договора, военное «сотрудничество», провоцирование внутренних конфессиональных и этнологических конфликтов, поставки европейских товаров. Одновременно контакт двух цивилизаций протекал и в мирных формах (деятельность миссионеров, врачей, ученых и др.). Однако определяющее значение в конце XIX в. имели политические цели, которым подчинилась миссионерская, научная и другие виды деятельности представителей западных стран. Абиссинский негус справедливо замечал французскому дипломату: «Вы, европейцы, имеете обыкновение проникнуть в свободную, но слабую страну, сначала через миссионеров, за которыми следует купец, и за каковыми в последнюю очередь появляется солдат...» .

Борьба за раздел северо-восточной Африки между европейскими державами привлекла внимание России к Абиссинии. В российских политических кругах опасались усиления влияния Англии и Италии в районе Красного моря. Кратчайший морской путь из европейской части России на Дальний Восток оказался под контролем Англии. Принималась во внимание и оккупация Египта в 1881 г. Редакция газеты «Московские ведомости» выражала уверенность в том, что «Россия имеет всякий повод, а также и возможность сделать Англии шах -и - мат на ее пути в Индию» . Речь шла не только об абиссинском военно-морском плацдарме, но и о нарастании англорусских противоречий.

Геополитические интересы царизма в Африке постепенно оформлялись и конкретизировались. «Как ни велико расстояние от русских пределов до Красного моря, но море это, без сомнения, находится в сфере русских интересов...Мудрено нам отказаться от интересов своих в Красном море, когда мы призваны к участию даже и в делах Египта», - отмечалось в «Иностранном обозрении» «Московских ведомостей» в 1885 г А Россия также нуждалась в обеспечении безопасности движения российских военных судов из Средиземного моря в мировой океан. Российские газеты и стоящие за ними политические круги указывали на важность Абиссинии для усиления российских позиций на побережье Красного моря и в Восточной Африке, в целом.

Российское правительство не исключало возможности «приобретения» в конце XIX в. одного из «заливов Красного моря или Аденского залива для учреждения там русского порта, как опорного пункта для пароходных сношений с Приморской областью и на случай морской войны»6. В конце XIX в. российские суда по приказу военного и морского министерств неоднократно посещали бухты на побережье Красного моря на предмет возможности устройства в них опорно-стратегических баз7.

Германия, с которой у России в первой половине 80-х гг. XIX в. отношения были более чем дружественные, приветствовала намерение России приобрести опорный пункт на восточном побережье Африки. Глава германского правительства О. Бисмарк обратил внимание официального Петербурга на то, что «если Италия пренебрегла трактатом 1857 г. и нарушила целостность Оттоманской империи», то «Россия могла бы, может быть, воспользоваться этим и занять... какой-нибудь другой пункт на Красном море близ Абиссинии»8. Речь идет о занятии итальянцами порта Массауа, являвшегося до 1868 г. турецким владением.

Немецкая газета «Рейхсботе» прямо высказывалась за установление русского протектората в Абиссинии, которая могла бы стать «стражем южных ворот Красного моря как держава нейтральная и непритязательная в политических сферах»9. Скрытый смысл такой поддержки состоял в попытке ослабить позиции русско-французского союза через столкновение интересов двух держав на африканском континенте, а также путем создания нового очага межгосударственных противоречий в Африке расширить германские колонии на континенте.

Российское правительство нашло в этой ситуации удобный случай осуществить планы по приобретению плацдарма в Африке. Об этом свидетельствует, в частности, статья В.Попова в журнале «Наблюдатель». Автор писал, что русская общественность поддерживает политику правительства и верит, что Россия может «утвердиться в Абиссинии, завязать с ней торговые отношения, обратить ее в православие и, с помощью абиссинской армии, оказывать давление на политику Англии, Турции, Италии»10. Выгодное географическое положение, богатые природные ресурсы, перспективы получения Абиссинией выхода к морю - эти обстоятельства объясняли интерес к африканскому государству в России. В Отчете министерства иностранных дел за 1884 г. указывалось, что «единственный вопрос, нуждающийся в обсуждении, это то, насколько наши интересы могут быть затронуты иностранными колониями на Красном море, особенно в Абиссинии»11.

Таким образом, к середине 80-х гг. XIX в. «эфиопский вопрос» стал одним из ключевых вопросов колониальной политики западных держав в Африке. В России формировалось мнение о том, что тот, «кто станет располагать силами Абиссинии в союзе с ней, тот будет господствовать над Красным морем и даже до некоторой степени держать ключ от Египта»12.

Генеральный консул в Египте М.А. Хитрово призывал российское правительство безотлагательно установить отношения с абиссинским негусом Йоханнысом IV. В «Записке об Абиссинии», специально составленной для министерства иностранных дел, российский дипломат отмечал выгодное положение Абиссинии относительно Красного моря и Суэцкого канала13. М.А. Хитрово считал, что вовлечение Абиссинии в сферу российского политического влияния «могло бы сделаться весьма серьезным подспорьем для нашей общей политики...»14. По его мнению, «Абиссинии принадлежит значительная роль в наступающей цивилизации африканского материка» 5. Консул предлагал оказать поддержку Абиссинии в борьбе за порт Масссауа, дающей ей выход в Красное море. В будущем, считал М.А.Хитрово, Россия могла бы получить от Абиссинии «благонадежный угольный склад и прекрасную стоянку в Чермном (Красном - Е.Я.) море»16.

Россия и Марокко: от консульских к дипломатическим отношениям (вторая половина XIX в. - 1906 г.)

Во второй половине XIX в. обострилась борьба европейских держав за преобладание в Марокко. Геополитическое положение африканского государства, его важное стратегическое положение на берегу Гибралтарского пролива, на главном морском пути из Южной Европы в Америку, из стран Западной и Северной Европы на Ближний Восток и далее в Южную и Юго-Восточную Азию, а также богатые природные ресурсы обусловили стабильность интереса западных держав к завоеванию здесь торгово-экономических и военных плацдармов. Европейская и колониальная политика западных держав сомкнулись. Средиземное море, разделяющее европейский и африканский континенты, в конце XIX в. геополитически соединило их в сложной системе межгосударственных отношений.

Актуальный для России Восточный вопрос и политика западных держав в Магрибе (Марокко) оказались тесно связанными. Российское правительство рассматривало марокканский вопрос как часть проблемы в борьбе за преобладание в Средиземноморье. Россия была заинтересована в обеспечении свободного выхода в Средиземное море и Атлантический океан. Российские интересы в регионе неизбежно пришли в противоречие с аналогичными интересами Франции, Англии, Германии. Перспективы России в Марокко рассматривались также с точки зрения финансово-промышленных и торгово-экономических интересов.

Интерес передовой интеллигенции и представителей политических кругов России к Марокко постепенно оформлялся и конкретизировался. Вне сомнения, стратегическая важность государства, расположенного на стыке Европы и Африки, превалировала над торгово-экономическим значением страны. Во второй половине XIX в. число россиян, посетивших Северную Африку, медленно, но неуклонно росло. С середины XIX в. здесь побывали писатель-публицист В.П. Боткин, представитель известного клана русских горнопромышленников А.Н. Демидов, писатель и путешественник А. Сумароков. В 1881-1882 гг. в Марокко совершил поездку член Русского Географического Общества К.А.Вяземский, который первым побывал во внутренних, малоизвестных районах Марокко. Путешествовал по Марокко и известный русский писатель и журналист В.И. Немирович-Данченко.

Кроме Марокко, формировался интерес к Магрибу, в целом. В середине XIX в. по Алжиру и Тунису путешествовал врач А.А. Рафалович. Ценный вклад в изучение Северной Африки внесло путешествие по Алжиру натуралиста Э.И. Эйхвальда. В 1860 г. побывал в Алжире и член Русского Географического Общества А.И. Макшеев, который прогнозировал, что «со временем не только Франция, но и вся западная Европа будет получать хлеб не из Америки и не из России, а из Африки...»1. Столь категоричный и экзотичный прогноз в полной мере отразил рост внимания Европы и европейцев к африканскому северу. В связи с этим россияне подробно изучали возможности и перспективы местного рынка в странах Магриба.

Интересовалось Алжиром и российское военное министерство. В частности, в 1874 г. в Алжире побывал капитан Генерального Штаба А.Н. Куропаткин. Ему предписывалось изучение стратегических возможностей Алжира. С 70-х гг. XIX в. и до начала первой мировой войны пребывание российских военных и гражданских лиц в Магрибе стало обычным явлением.

В 1873-1874 гг. в Тунисе побывал известный русский путешественник В.В. Юнкер. В 1877 - 1878 гг. по Алжиру и Тунису совершил поездку П.А. Чихачев. Книга П.А. Чихачева «Испания, Алжир и Тунис», изданная после его возвращения, по мнению «Русского вестника», появилась «как нельзя более кстати в настоящую минуту, когда обострившиеся отношения Франции и Италии по вопросу о Тунисе придают особый интерес подробному ознакомлению с прибрежьем Средиземного моря» . Мнение «Русского вестника» отражало позицию российского правительства, которое не исключало возможности активной внешней политики России в странах Магриба.

К 80-м гг. XIX в. относятся широко известные путешествия по Северной Африке исследователя А.В. Елисеева. Об Алжире А.В. Елисеев писал, что эта «прекрасная страна - лучшая из колоний французов» . Путешествия А.В. Елисеева, несомненно, носили политический и разведывательный характер. Однако, как сам впоследствии вспоминал русский путешественник, во избежание неприятностей со стороны западных держав и местных жителей, А.В. Елисеев «принял на себя вид путешествующего с целью разыскания лечебных трав... Благодаря этой невинной, пущенной вперед лжи, я обеспечил себе путь в Африку»4.

Своими красочными путевыми впечатлениями русские путешественники способствовали росту интереса российского общества к экзотическому «краю золотого заката». Постепенно в России накапливались знания и формировались представления о далеком Магрибе. Однако особый интерес Россия, начиная с XVII в., проявляла к Марокко. Внимание в России к Марокко усилилось в 60-е гг. XIX в. в связи с испано-марокканской войной (1859 - 1860 гг.). Об этом свидетельствует популярность марокканской темы в российской прессе5. Российские военно-политические круги, причем не только близкие к правительству, были обеспокоены активизацией колониальной политики Франции, Испании и Англии в Магрибе. Финансово-промышленная буржуазия России также претендовала на участие в разделе колониальных сфер влияния в северо-западном регионе Африки. Во второй половине XIX в. темпы социально-экономического развития России и российского капитализма ускорились, что повлияло на формирование внешнеполитической имперской концепции, на международные отношения. После отмены крепостного права стала ощущаться узость внутреннего рынка, заметно активизировалась внешняя торговля.

Стабилизация отношений с Турцией и положения на Балканах создала предпосылки для развития и юридического закрепления русско-марокканских связей. Российские дипломаты уже в начале XIX в. указывали на необходимость установления дипломатических связей с Марокко, учреждения там российского дипломатического представительства. В 1816 г. посол России в Лондоне Х.А. Ливен послал в министерство иностранных дел записку некоего X. Кэйхилла, прожившего 11 лет в Марокко, о целесообразности установления официальных дипломатических отношений между Россией и Марокко. Он предлагал создать в Марокко российское консульство. Х.А. Ливен считал, что «изложенный проект представляет значительный интерес для нашего департамента коммерции» . Предложение российского посла вызвало интерес, о нем доложили Александру I, однако проект по финансовым причинам остался не реализован.

Похожие диссертации на Колониальный раздел Африки и позиция России (Вторая половина XIX в. - 1914 г.)

Проблема Урянхайского края в политике России, Китая, МонголииВасиленко Виктория Александровна

"Ирландский вопрос" и общественно-политическая мысль Англии и России второй половины XIX - начала XX вв.Чернов Сергей Константинович

М. И. Венюков: международные отношения и внешняя политика России : Вторая половина XIX - начало XX вв.Кузнецова Анна Васильевна

Проблема нового мирового порядка в отношениях Великобритании и России в первой половине XIX векаОрлов Александр Анатольевич

Межгосударственные отношения России и Китая во второй половине XIX в.Темников, Евгений Геннадьевич

Османская империя и Россия в Западном Закавказье в первой половине XIX века (Картлия-Кахетия-Имеретия-Мегрелия-Гурия-Ахалцихский Пашалык) Хайри Чапраз

Немецкая публицистика и формирование образа России в общественном мнении Германии в первой половине XIX века Заиченко Ольга Викторовна

Отношения между сопредельными территориями России и Китая на Амуре во второй половине XIX - начале XX вв.Тимофеев Олег Анатольевич

Югославянская идея в контексте словенской национальной политики. Словенско-хорватское сближение (60-е годы XIX в - 1914 г.)Легенькова Елена Александровна

Позиция правительства и общественности Великобритании в отношении колониальной политики Германии в Африке, 1884-1890 гг.Галкина Ольга Игоревна