Содержание к диссертации
Введение
Глава I: Церковно-политическая деятельность Феолипта.
1.1. Жизнь Феолипта до епископства (около 1250-1283 гг.) и возведение его на филадельфийскую кафедру 36
1.2. Церковно-политическая деятельность митрополита Феолипта при патриархах константинопольских Григории II и Иоанне XII 43
1.3. Феолипт Филадельфийский и Афанасий I Константинопольский (1289-1293,1303-1309) 50
1.4. Пастырская деятельность Феолипта как предпосылка его политической значимости 57
1.5. Деятельность Феолипта в Филадельфии 62
1.6. Церковный мир 1310 г. и отношение к нему Феолипта 66
1.7. Вывод по главе: обстоятельства, предопределившие общественную значимость идейно-политических воззрений Феолипта 77
Глава II: Письменное наследие Феолипта Филадельфийского: источниковедческие аспекты. ИЛ. Общие замечания 81
II.2. Трактаты аскетической направленности 82
Н.З. Эпистолярное наследие 91
II.4. Два трактата против арсенитов, адресованные филадельфийской пастве 92
И.5. Два увещевательных поучения к филадельфийцам и гимнографические произведения 93
Глава III: Арсенитская схизма в изображении Феолипта Филадельфийского и экклесиология Феолипта в свете его противостояния арсенитам.
III. 1. Арсенитское движение как внутриполитический фактор 97
Ш.2. Образы арсенитов в изображении Феолипта 104
Ш.З. Свидетельства Феолипта о борьбе арсенитов за власть в контексте обстоятельств Влахернского Собора 1285 г 106
Ш.4. О проблеме единства Церкви и расколах в среде самих арсенитов 108
Ш.5. Феолипт о программе арсенитов 113
Ш.6. Суть арсенитской схизмы и меры по её преодолению в изложении Феолипта 121
111.7. Непризнание Феолиптом акта 1310 г. в свете антиарсенитских трактатов: экклесиология Феолипта 128
111.8. Вывод: истоки и перспективы антиарсенитской политики Феолипта 133
Глава IV: Аскетические идеалы Феолипта и его апология исихазма 1307 года.
IV. 1. Формулировка проблемы 139
IV.2. Учение Феолипта о достоинстве первозданного человека в связи с его учением об умной молитве 142
IV.3. Сущность грехопадения в понимании Феолипта: разделение в человеческом роде, как предпосылка грехопадения 148
IV.4. «Умная молитва» по учению Феолипта 154
IV.5. Исихия как призвание 7iavxl XQIOTUXVW В произведениях Феолипта и в традиции поздневизантийского исихазма 162
IV.6. Феолипт как апологет исихазма 176
IV.7. Особенности и идейно-политическое значение феолиптова исихазма
Глава V: Социально-экономическая действительность эпохи в отражении Феолипта Филадельфийского (трудовая дидактика Феолипта).
V.I. Постановка проблемы 192
V.2. Сельскохозяйственный труд 194
V.3. Реалии ремесленного труда и трудовая дидактика 196
V.4. Торговое дело 202
V.5. Монастырь как малая социальная группа 207
Заключение 214
- Жизнь Феолипта до епископства (около 1250-1283 гг.) и возведение его на филадельфийскую кафедру
- Трактаты аскетической направленности
- Свидетельства Феолипта о борьбе арсенитов за власть в контексте обстоятельств Влахернского Собора 1285 г
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В зарубежной и в отечественной византинистике весьма актуальным представляется уяснение факта и механизмов взаимосвязи византийских социально-экономических и политических реалий с особенностями византийской духовности. Особый в этом направлении интерес может представить именно эпоха Палеологовского ренессанса, применительно к которой приходится говорить о весьма контрастном переплетении двух противоположных динамик, а именно об экономическом и политическом кризисе и, в то же время, о культурном возрождении, активизации интеллектуальной и духовной жизни. Вопрос о мере и механизмах взаимовлияния духовного и материального есть не просто один из вопросов, который закономерен и необходим в рамках «холистского подхода» к объекту исторического исследования. Это, по-видимому, один из ключевых вопросов, позволяющих понять византийское общество, усвоить именно специфические, то есть «цивилизационные особенности византийской цивилизации».
Упомянутый парадокс может быть описан; уяснить же его сущность, оставаясь в плоскости событийной истории, невозможно. Ведь истоки парадоксального сочетания противоположных динамик следует искать в противоречивости самой человеческой личности. Соответственно, наиболее обоснованной представляется персонифицировано-ориентированная стратегия подобного исследования. Этим и обусловлен интерес именно к конкретному персонажу данной эпохи, к его самосознанию, ценностям и осознанной мотивации. Впрочем, и само утверждение гуманистических ценностей и гуманитарных приоритетов требует от историка интереса не только к эпохе, но и к идеальным образам эпохи в сознании её представителей.
Помимо соответствующих методологических приоритетов, так же и фактическая сторона, то есть информативность произведений филадельфийского митрополита, придаёт актуальность нашему исследованию. Редкие ссылки, встречающиеся в том числе в современных публикациях, свидетельствуют о том, что наследие Феолипта остаётся не изученным. О комплексном анализе его наследия говорить вообще не приходится. А между тем отражение эпохи в произведениях филадельфийского митрополита позволяет существенно развить наши представления об идейно-политических, социо-психологических реалиях византийского общества. В частности, представляется возможным под новым углом зрения проанализировать арсенитское движение, сотрясавшее общество и церковь на рубеже XIII-XIV вв., значительно изменить существующий в данное время взгляд на проблему генезиса традиции поздневизантийского исихазма, движения, по сути ставшего идеологическим оплотом гибнущей империи. Действительно, и арсенитская схизма, и исихастские (паламитские) споры – явления не только лишь внутрицерковные. Так, движение арсенитов, о котором пойдёт речь, имело облик церковного раскола, но по сути – это мощная и пёстрая по социальному составу оппозиция династии Палеологов. Подобным образом и развитие доктрины и практики исихазма не ограничилось рамками монашеского сообщества, но охватило ключевые сферы политической, интеллектуальной и культурной жизни империи.
Наконец, характер политических изменений в современной России позволяет говорить и о политической злободневности поднимаемых вопросов. Действительно, разработка соответствующей тематики имеет не только научно-исторический интерес, но создаёт предпосылки к пониманию церковно-политических проблем новейшего времени. Речь – о проблемах взаимоотношения церкви и государства, расколов в самой церкви. Соотнесение проблематики XIII-XIV вв. с современностью оказывается возможным при указанном целостном подходе к византийской цивилизации, рассматриваемой нами в качестве исторической парадигмы.
Степень изученности проблемы будет представлена здесь в объёме историографии, связанной с наследием митрополита Феолипта Филадельфийского. Те немногочисленные сведения о Феолипте, которые имелись у исследователей XIX в., а именно неполный текст двух его поучений, содержащихся в сборнике «Добротолюбие», и публикации Ж.-Ф. Буассонада не могли послужить базой для научных изысканий по интересующим нас проблемам. В 1872 г. вышеназванные публикации нашли отголосок в России, где появилась первая русскоязычная статья архимандрита Арсения (Иващенко), посвященная филадельфийскому митрополиту. Исследователь опирался также на исторические повествования Пахимера и Кантакузена. Панегирические эпитеты одних источников в адрес филадельфийца и упрёки иных он принимал некритически. Впрочем, суждения учёного не столь контрастны, как оценки современников Феолипта. Например, один из замыслов Феолипта, охарактеризованный Пахимером как коварство, исследователь называет заблуждением. Весьма умеренные этические оценки типичны для этой статьи. Характеризуя воззрения митрополита, архимандрит Арсений лишь пересказывает некоторые мысли Феолипта, вошедшие в сборник «Добротолюбие».
Почин в переводе и публикации фрагментов писаний св. Феолипта принадлежит французскому исследователю С. Салавилю, который, в частности, опубликовал фрагментарный перевод одного из аскетических трактатов, первого письма Феолипта к монахине Евлогии, предпринял краткий обзор двух антиарсенитских трактатов. Эти публикации активизировали интерес к личности и письменному наследию Феолипта. Уже в 1946 г. в Богословской Католической Энциклопедии появилась достаточно информативная статья Ж. Жуйара, перечисляющая состав письменного наследия Феолипта, известного на тот момент, излагающая биографию митрополита, а также библиографию писаний, в которых в ХIV в. современники упоминали филадельфийского митрополита.
Знакомство с публикациями С. Салавиля позволило И. Мейендорфу посвятить Феолипту один из параграфов своей монографии о Григории Паламе. При скудости информации исследователь, вынося оценки, опирался на собственную научную интуицию. Следует признать, что гипотезы и проблемы, сформулированные И. Мейендорфом, опередили время. Не со всем, что высказал И. Мейендорф по поводу малоизвестного тогда Феолипта Филадельфийского, согласились другие исследователи.
Так, французский исследователь В. Лоран указал на ошибочность идентификации и датировки факта разрыва отношений между филадельфийским митрополитом и константинопольским патриархом. Если И. Мейендорф связывал соответствующие свидетельства современника Феолипта Арсения Тирского с именем патриарха Григория II, то В. Лоран полагал, что речь идёт о временах патриархов Нифонта I (1310-1314) и Иоанна XIII (1315-1319). В основе соответствующей хронологической интерпретации слов Арсения Тирского, лежало предположение В. Лорана о том, что переписка псевдо-Иоанна Хилы, изданная в 1944 г. Ж. Жуйяром, на самом деле принадлежит перу Феолипта. Вообще исследование В. Лорана посвящено преимущественно обстоятельствам разрыва канонического общения между филадельфийским митрополитом и Константинополем. Выводы французского исследователя о противоречивости поступков Феолипта представляются несколько преждевременными на то время, когда письменное наследие самого Феолипта оставалось в большей части недоступным и неизученным. Впрочем, приписывая авторству Феолипта упомянутую корреспонденцию, сам В. Лоран считал, что имеет необходимые источники для оценок действий Феолипта. В свете соответствующих писем, именно ситуация при дворе, интриги представлялись исследователю источником всей феолиптовой мотивации. Соответственно, действия Феолипта расценивались учёным как весьма противоречивые, а личность буквально «вызывала замешательство». Феолипт представлялся «человеком, у которого оппозиция в крови», персонажем, «приговоренным самим собой».
Естественно, что вышеуказанные публикации С. Салавиля, Ж. Жуйяра не могли быть не учтены в масштабных методологических и источниковедческих разработках в области эпистолографии, предпринятых в 1970-1980-х гг. В. А. Сметаниным. Благодаря ему, библиография эпистолярного наследия Феолипта, впервые появилась в русскоязычных научных изданиях.
Знакомство с вышеупомянутыми публикациями С. Салавиля и образ Феолипта подвигли Д. Константелоса к тому, чтобы «показать, что византийские мистики не отделяли себя от общества и его проблем». В этом смысле исследователь на конкретном примере св. Феолипта попытался углубить неоднократно высказывавшуюся И. Мейендорфом мысль о поздневизантийском исихазме как движении, не затворившемся в себе, но открытом для общества и его проблем. Подметив существенное, Д. Константелос это существенное несколько гипертрофировал, представив филадельфийского митрополита как некоего социального реформатора и поборника естественной морали; соответственно «мистическое богословие отцов» представляется здесь как некий «инструмент нравственных и социальных реформ». Религиозная ревность Феолипта оказалась как-то затушёванной и сведённой к естественной морали. Думается, что не всё так однозначно; не следует забывать, что активной общественной и государственной деятельности Феолипта предшествовали: отказ от принятия унии, выгодной для государственных интересов, оставление Феолиптом своей супруги и уход в монашество без ее согласия, наконец, удаление в пустыни Афона. Конечно, основная авторская идея о социальной пользе мистики не лишена смысла, однако несколько упрощает проблему.
С середины 1980-х гг. произошёл прорыв в деле публикации оригинальных текстов, принадлежащих перу филадельфийского митрополита. Особо следует сказать об изысканиях канадского исследователя Р. Синкевича, который, введя в научный оборот два антиарсенитских поучения, вскоре опубликовал 23 монашеских трактата филадельфийского митрополита. Издание было важно не только самым полным на тот момент собранием письменного наследия Феолипта, но и критическими изысканиями издателя. Тексты трактатов он предварил биографическим обзором и многосторонним анализом аскетических воззрений Феолипта. Смысловой акцент был сделан на учении об «умной» молитве и причастности Феолипта к традиции поздневизантийского исихазма. Несомненно, канадскому исследователю удалось подметить основные, характерные черты аскетики Феолипта.
Всё известное к настоящему времени наследие Феолипта опубликовал греческий исследователь И. Григоропуло. Особо примечательным является включение в это издание двух неизвестных прежде увещевательных поучений, обращенных к филадельфийцам. Из достоинств двухтомного издания, предпринятого И. Григоропуло, отметим подробное и обстоятельное изучение рукописной традиции. Сравнение источниковедческих изысканий Р. Синкевича и И. Григоропуло выявляет разность датировок целого ряда произведений Феолипта. Видно, что причиной являются, прежде всего, разные интерпретации учёными содержания самих произведений. Впрочем, греческий исследователь не вступил в полемику с Р. Синкевичем по той причине, что в процессе подготовки своего издания не был знаком с изысканиями канадского специалиста. Соответственно, вопросы о датировки произведений, содержащих, в том числе, интересную событийную информацию, остались.
Предложенный греческим исследователем обзор деятельности и учения филадельфийского митрополита представляет фактический интерес, однако является весьма некритичным. Собственно некритический подход и позволяет исследователю расширить объём сведений о Феолипте.
Нельзя не упомянуть и того факта, что греческий исследователь здесь же опубликовал и ряд источников, так или иначе связанных с деятельностью митрополита. Снабжение книги этими текстами, отражающими фон эпохи, придает ей значение ценного собрания материалов для дальнейших исследований.
Наиболее существенный вклад в исследование аскетических воззрений Феолипта внёс итальянский исследователь исихазма А. Риго. В центре его интересов было исследование именно характера и особенностей той умной молитвы, проповедником которой был Феолипт. В частности, он исследовал вербальные формулы, употребляемые Феолиптом для однофразной молитвы, впервые обратил внимание на явное отсутствие упоминаний Феолипта о психо-физической технике умной молитвы, отметил «евагрианские» черты молитвы Феолипта. А. Риго указал истоки конкретных идей филадельфийского подвижника. В этом смысле важен интерес итальянского исследователя к аскетическому наследию Никифора Исихаста, бывшего, как известно, одним из первых наставников Феолипта. Последнее представляется необходимым для воссоздания той духовной среды, в которой сформировалось учение не только Феолипта, но и Григория Паламы и прочих представителей традиции поздневизантийского исихазма. По-видимому, после статей А. Риго, вопрос о принадлежности Феолипта к традиции исихазма можно считать решённым. Впрочем, вопросы ещё остаются, и касаются они именно особенностей исихастской проповеди филадельфийского митрополита, а также места соответствующих воззрений в общем строе учения Феолипта и его деятельности.
В конце концов, все вышеописанные процессы пробудили и в России интерес к личности и писаниям филадельфийца. И здесь почин принадлежит А. И. Сидорову. Подобно А. Риго, но, по-видимому, независимо от него, он также подметил тот факт, что «основные интуиции аскетического учения Феолипта явно восходят к миросозерцанию Евагрия Понтийского». Несомненный интерес представляет статья, в которой А. И. Сидоров предложил обзор жития святого в контексте исторического фона эпохи; на основе антиарсенитских трактатов он наметил основные аспекты учения Феолипта о церкви.
Наконец, нельзя не заметить, что в российских научных кругах интерес к Феолипту был стимулирован изданием в 1997 г. на русском языке уже упомянутой монографии И. Мейендорфа, посвящённой личности и учению Григория Паламы и содержащей предварительные, но весьма существенные замечания относительно воззрений Феолипта. Имя святого митрополита стало появляться в тех или иных публикациях; высказывались суждения о его личности самого общего характера, впрочем, не имеющие научного интереса.
Приведённый обзор свидетельствует об отсутствии комплексного анализа наследия Феолипта. Не исследовалось это наследие в качестве исторического источника. О ясности относительно идейно-политических воззрений митрополита говорить вообще не приходится. В то же время имеется задел предварительных замечаний, идей и предположений, выдвинутых целым рядом исследователей. Высказанное ими представляется весьма эпизодичным и основано чаще на их научной интуиции, а не на обработке конкретного материала. Соответственно, имеется необходимость в полном объёме изучить наследие Феолипта, показать его роль в идейно-политических процессах на рубеже XIII-XIV вв.
Цель и задачи исследования. Цель диссертации – определить роль Феолипта в идейно-политических процессах эпохи, его значимость как политической фигуры. Конкретизация общего замысла позволяет сформулировать следующие задачи:
Во-первых, реконструировать обстоятельства жизни и выявить приоритеты церковно-политической деятельности Феолипта.
Во-вторых, привести в систему все те важнейшие источниковедческие данные, без которых анализ наследия Феолипта невозможен. Выявить расхождения в датировках тех или иных произведений. Скорректировать хронологические рамки написания Феолиптом поучений, содержащих весьма важную с исторической точки зрения информацию.
В-третьих, под новым углом зрения проанализировать обстоятельства, мотивы, сущность арсенитского движения. Дать характеристику отношения Феолипта к арсенитам. Определить истоки его церковно-политического ригоризма вообще, а также причины феолиптовой схизмы 1310 г. в частности. Для этого реконструировать его учение о церкви.
В-четвёртых, изменить существующий в данное время взгляд на проблему генезиса традиции поздневизантийского исихазма. Дополнить новыми фактами имеющиеся представления о вызревании паламитских споров. Для этого:
а) определить степень причастности св. Феолипта к исихастской традиции, выявить и сформулировать особенности его аскетических воззрений.
б) выяснить содержание и сущность споров, а также охарактеризовать полемизирующие стороны, описанные в поучении «О трезвении и молитве…».
в) доказать необходимость изменения датировки упомянутого поучения.
г) ввести в научный оборот новые факты, позволяющие реконструировать проблематику непосредственного преддверия паламитских споров.
В-пятых. Следует реконструировать социально-экономические воззрения Феолипта. Определить их связь с общей идейно-политической проблематикой его же письменного наследия.
Хронологические рамки исследования очерчиваются 1275-1321 гг. Нижняя хронологическая граница задаётся эпитафией Никифора Хумна, предоставляющей первую информацию именно о 25-летнем Феолипте. Некоторые сопоставления позволяют говорить именно о 1275 годе. Год смерти Феолипта неизвестен; однако последняя информация о нём относится именно к 1321 году.
Методология и методы исследования. Основу методологии нашего исследования составляет принцип историзма, предполагающий изучение идейно-политических воззрений Феолипта с учётом взаимосвязи и взаимообусловленности конкретных событий, идей и тенденций эпохи.
Религиозно-дидактический характер источников, проливающих свет на принципы и мотивы активной политической деятельности Феолипта, во многом предопределяет познавательные приоритеты нашего исследования. В деле реконструкции предмета исследования одним из основных контрагентов становится теология. Конечно, соответствующее расширение познаваемой реальности не является самоценным. Религиозные воззрения представляют интерес в качестве именно элемента системы византийского общества. В выявлении внутренних связей и закономерностей функционирования общества, понимаемого как система, и состоит системный принцип данного исследования.
Конечно, образ эпохи, воссоздаваемый с опорой на письменное наследие филадельфийского митрополита, не может претендовать на всесторонность и полноту реального положения вещей. Наряду с этим, оценочность и естественная предвзятость свидетельств Феолипта обусловливают известную меру субъективизма его воззрений. И всё же сознание исторического персонажа, будучи вторичным по отношению к отражённой в нём реальности, тем не менее является фактором обусловливающим реальность, влияющим на общественные процессы. Осознание этого влияния и понимание значимости личности в истории, делают весьма ценной персоналистически-ориентированную стратегию исследования.
В ходе работы применялись как общенаучные методы исследования (анализ, аналогия, обобщение, синтез), так и специальные. В рамках исторического подхода исследуемые проблемы преломляются под разным углом. В этом смысле следует говорить об историко-системном, историко-сравнительном, историко-генетическом, историко-типологическом методах исследования.
Источниковую базу исследования составляют все известные ныне произведения Феолипта: 23 трактата аскетической направленности, адресованных, главным образом, монашествующим; пять писем к монахине Евлогии; два трактата против арсенитов, адресованных филадельфийской пастве; два увещевательных поучения к филадельфийцам; шесть гимнографических произведений.
В контексте событийной истории наибольший интерес представляют два антиарсенитских поучения, а также аскетическое поучение «О трезвении и молитве…». Историческая ценность прочих произведений Феолипта, перечисленных здесь, может быть оценена лишь в результате целостного системного анализа и сопоставлений. Основная проблематика всех произведений филадельфийского митрополита носит преимущественно богословский характер. И именно это обстоятельство способствует уяснению как осознанной, так и подсознательной мотивации тех или иных предприятий Феолипта.
Для решения поставленных задач в нашем исследовании привлекаются произведения современников Феолипта. Следует упомянуть корреспонденцию Ирины-Евлогии (Хумн-Палеологини). Эта духовная воспитанница Феолипта, став после смерти своего мужа Иоанна Палеолога монахиней, сохранила своё политическое влияние. Интерес представляет литературная деятельность Никифора Хумна. Именно этот соратник Феолипта, занимавший одно время пост великого логофета, написал Похвальное слово в честь Феолипта.
Из использованных источников, проливающих свет на саму эпоху, в которую жил Феолипт, упомянём «Истории» Георгия Пахимера, Никифора Григоры, Георгия Акрополита, Феодора Скутариота. Помимо прочего эти историки свидетельствуют об обстоятельствах арсенитской схизмы. Привлекается и целый пласт источников, появившихся в связи с событиями арсенитской схизмы и написанных именно в апологетических целях; все их можно разделить на две группы: одни принадлежат перу сторонников дела Арсения, другие же направлены против раскольников. К первой группе следует отнести четыре трактата: Завещание патриарха Арсения, письмо Макария Писидия к Мануилу Дисипату митрополиту Фессалоникийскому, письмо монаха Каллиста к Мануилу Дисипату митрополиту Фессалоникийскому, «Слово в защиту отделившихся», которое приписывается одному из лидеров движения иеромонаху Иакинфу. Произведения, направленные против арсенитской схизмы: два сочинения монаха Мефодия, а именно его трактат «О схизме…» и письмо к патриарху Григорию II; из посланий и писем Афанасия I два непосредственно посвящены проблеме церковного раскола, и, по крайней мере, ещё в двух посланиях он касается этой темы вскользь; трактат митрополита Ефесского Иоанна Хилы. Привлечение всех этих источников и будет способствовать раскрытию поставленных задач.
Научная новизна исследования.
- Реконструирована церковно-политическая деятельность Феолипта. Выявлены приоритетные направления его церковно-политической деятельности как в столице, так и в Филадельфии. Очерчен и конкретизирован круг вопросов, сближавших филадельфийского митрополита с современными ему патриархами константинопольскими – Иоанном XII и Афанасием I и с представителями столичной политической элиты.
- Приведены в систему важнейшие источниковедческие данные, скорректированы хронологические рамки написания и адресат произведений Феолипта.
- Дополнена новыми фактами картина арсенитского движения. Выявлены обстоятельства, мотивы и сущность этого движения в понимании Феолипта и в контексте его антиарсенитской деятельности. Реконструированное учение Феолипта о церкви позволило дать новое объяснение причин и движущих мотивов прекращения Феолиптом канонического общения с патриархом константинопольским в 1310 г. Выдвинута гипотеза о том, что филадельфийский митрополит так и не восстановил канонического общения с патриархом Константинопольским.
- Установлена и обоснована причастность Феолипта к традиции поздневизантийского исихазма. Выявлены и сформулированы особенности аскетического учения Феолипта. Скорректирована датировка поучения «О трезвении и молитве». Это, в свою очередь, позволило выявить и ввести в научный оборот новые исторические факты, генетически связанные с паламитскими спорами середины XIV в.
- Определено отношение Феолипта к конкретным аспектам социально-экономической действительности византийского общества рубежа XIII-XIV вв. Выявлена связь соответствующих воззрений с общей идейно-политической проблематикой его же письменного наследия. Определены мотивы конкретных действий Феолипта, установлена его роль в идейно-политической борьбе того времени.
Практическая значимость. Материалы и выводы диссертации:
- помогают лучше понять сущность идейно-политических процессов в Византии на рубеже XIII-XIV вв.,
- могут быть использованы для последующего осмысления проблем церковно-государственных отношений и идеологических основ функционирования современного общества.,
- могут быть использованы для дальнейших разработок проблемы соотношения исторической реальности и её репрезентации в сознании современников исследуемой эпохи.
Данное исследование может быть использовано при подготовке курсов по истории Средних веков, истории Византии и специальных дисциплин направления «Религиоведение» и «Теология».
Апробация результатов исследования состоялась в 2004-2006 гг. на следующих конференциях: Научная конференция профессорско-преподавательского состава, аспирантов, соискателей ВолГУ (Волгоград, 19-25 апреля 2004 г.); Третья международная богословская научно-практическая конференция, посвящённая 80-летию со дня рождения протопресвитера Иоанна Мейендорфа (Екатеринбург, 2-3 марта 2006 г.); Богословская конференция, посвящённая пятнадцатилетию Волгоградской епархии (Волгоград, 7-8 мая 2006 г.). Основные положения работы изложены в 8 опубликованных статьях.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка источников и литературы, приложения, представляющего собой наш перевод с древнегреческого языка двух антиарсенитских поучений Феолипта и его же поучения на праздник Пятидесятницы. Последовательность расположения материала обусловлена логикой причинно-следственной взаимосвязи поставленных проблем.
Жизнь Феолипта до епископства (около 1250-1283 гг.) и возведение его на филадельфийскую кафедру
Необходимость определения общественных связей и самой социальной среды, к которой принадлежал Феолипт, делает необходимой реконструкцию биографии этого церковно-политического деятеля. Наконец, следует уяснить и политический вес исторического персонажа, идейно-политические воззрения которого, нас интересуют. Основным источником, проливающим свет на некоторые обстоятельства из жизни ещё молодого Феолипта, является «Эпитафия блаженному и святейшему Феолипту, митрополиту филадельфийскому». Впрочем, от её автора, Никифора Хумна, вознамерившегося восхвалить уже почившего филадельфийского митрополита своим высоким слогом, вряд ли следует ожидать конкретности и более-менее цельной картины. Действительно, Никифор оставляет читателей в неведении относительно ранних лет жизни будущего митрополита, являя его уже женатым и находящимся в сане диакона. Впрочем, Хумн оговаривается, что местом, как рождения, так и служения Феолипта была Никея. предполагать, что приблизительным годом рождения Феолипта является 1250.
Из-за отказа принять унию Феолипт оказался в темнице. По свидетельству Хумна будущий митрополит предстал перед императором Михаилом VIII, который пытался отвратить «исповедника» от правильного пути.5 Феолипт же, во всем проявляющий стойкость,6 тем не менее, не подвергся суровым наказаниям и вскоре был выпущен из темницы.7
На фоне отсутствия сведений об обстоятельствах пребывания Феолипта в темнице, тем не менее, имеется предположение Р. Синкевича8 о том, что именно здесь Феолипт познакомился с Никифором Исихастом. Конечно, свидетельства Григория Паламы о Никифоре как об учителе Феолипта,9 а также факт антиуниатского настроя и пребывания Никифора в константинопольской темнице почти в то же самое время, что и Феолипт, не могут служить основанием для однозначных умозаключений. Поэтому и сам канадский исследователь не настаивает на истинности своих предположений.
По-видимому, время, проведённое в темнице, способствовало переоценке Феолиптом прежних своих жизненных идеалов. Проявлением этого стал его отказ от выбранной до того супружеской стези.10 И всё - ради идеалов аскетической жизни.11 Свидетельствуя о том, сколь молода и прекрасна видом была супруга Феолипта (yuvaiKi CTUVOLKWV icaAfj то єібод...),12 Хумн, тем самым, выражает своё восхищение решимостью молодого диакона. Из повествования Эпитафии можно видеть и то, что, избирая путь монашеский, Феолипт пренебрёг мнением супруги.
Ответственность диакона Феолипта за подобный поступок прописывалась каноническими нормами,1 предполагавшими, в свою очередь извержение из диаконского сана.4 Чем мог руководствоваться диакон, совершая такое, казалось бы, противоправное действие. В историографии имеется попытка объяснения того обстоятельства, как мог Феолипт решится на столь сомнительное с точки зрения канонов предприятие. А. И. Сидоров предполагает, что «супруга первоначально согласилась на избрание [Феолиптом] иноческой стези, затем... стала убеждать его вернуться в лоно , супружеской жизни».15 Остаётся непонятным: откуда исследователь черпает поводы к соответствующей реконструкции? Для объяснения решимости Феолипта следует сослаться на тот же сборник церковного права. Канонические нормы оценивают не только поступок, но и его мотивы.16 Соответственно Никифор Хумн, руководствуясь своим панегирическим жанром, мог сослаться на особую мотивацию Феолипта. И именно эта мотивация выводила Феолипта из пределов ответственности.
Источники дают самую общую информацию об обстоятельствах монашеской жизни Феолипта. Этот период - от избрания Феолиптом монашеской стези до поставлення на филадельфийскую кафедру -продолжался восемь лет. Эпитафия Никифора Хумна умалчивает о месте восьмилетних монашеских подвигов Феолипта; зато Филофей Коккин
Книга правил святых апостолов, святых соборов... С. 12 (5-е апостольское правило 5), С. 148- свидетельствует на этот счёт о Святой горе. Эпитет «Святая гора» традиция прилагала, почти исключительно, к Афону. Тем не менее, А. Риго, исходя из отсутствия каких-либо упоминаний Никифора Хумна об Афоне или же о Святой горе, отвергает саму возможность того, что Феолипт монашествовал там. Исследователями высказывались предположения о том, что в этот период Феолипт жил и среди монахов горы Святого Авксентия,20 расположенной на восточном берегу Босфора, недалеко от Халкидона. Впрочем, доподлинно не известно, где прежде своей епископской хиротонии, подвизался Феолипт. Ясно, что призван на филадельфийскую кафедру он был именно со Святой горы.
Известны имена, по меньшей мере, двух духовных наставников Феолипта. Григорий Палама упоминает о Никифоре Исихасте. Не ясно, где и когда Феолипт испытал на себе влияние этого известного монаха. Об ином духовном учителе будущего митрополита - монахе Ниле - упоминает в своей Эпитафии Никифор Хумн. Описывая скорбь, в которой пребывал Феолипт по смерти Нила, Хумн даёт понять то, сколь значительным было влияние почившего подвижника на Феолипта.24 В историографии имеется весьма перспективное предположение относительно личности монаха Нила. Так, И. Мейендорф считал возможным отождествить его с личностью
Григорий Панама. Триады в защиту священно-безмолствующих. М., 1995. С. 160 (Триада 2.2.3). Сведения о жизни прп. Никифора весьма скудны; невелико и сохранившееся его письменное наследие (см.: Исихазм. Аннотированная библиография... С. 341).
Выше уже было упомянуто предположение Р. Синкевича о возможном знакомстве Никифора и Феолипта в константинопольской темнице (Sinkewicz R. Е. Life and Works of Theoleptos... P. 4).
24 NiKncJjoQou тои XoO vou єтитафюс;... P. 217-218. некоего Нила Италийца с горы Святого Авксентия. Высказанное о. Иоанном Мейендорфом предположение не могло и до сих пор не может быть подкреплено убедительными аргументами. Сам исследователь
ориентировался прежде всего на свидетельства Григория Паламы о Ниле Италийце и о целой плеяде иных монахов с горы Святого Авксентия, как о славных представителях исихастской традиции.25 Именно это слабообоснованное предположение и послужило основанием для суждений о горе Святого Авксентия, как об ещё одном месте монашеских подвигов Феолипта. Следует понимать то, сколь условны соответствующие измышления учёных о месте Нила Италийца и горы Святого Авксентия в жизни Феолипта. И всё же, подобная гипотеза и попытка её обосновать должны рассматриваться нами как попытка поиска хоть каких-то зацепок для реконструкции той духовной атмосферы, в которой сформировались воззрения Феолипта Филадельфийского.
Трактаты аскетической направленности
Наиболее полное собрание всех 23 аскетических трактатов содержится в двух рукописях, одна из них (Ottobonianus graecus 405) находится в Ватиканской библиотеке Святых Апостолов; вторая рукопись (Alexandrinus graecus 131) принадлежит Патриаршей библиотеке в Александрии. Обе датируются XIV веком, с особой уверенностью это можно сказать о первой. Собственно они и послужили основой для создания текстов иных рукописей, содержащих лишь некоторые из аскетических трактатов Феолипта. Рукопись из Национальной Библиотеки Marciana в Венеции содержит два трактата и датируется XIV веком; три сходные по содержанию рукописи хранятся в афонских монастырях; подобные рукописи имеются в Турине, в Национальной Библиотеке. Помимо этого имеется ряд других рукописей, составленных в более поздние времена. Принципиального интереса для восстановления первоначального текста и уяснения ряда иных вопросов, связанных с обстоятельствами составления трактатов, эти рукописи не представляют. Поэтому для уяснения всех текстологических проблем достаточно было бы обратиться к исследованию двух упомянутых исходных сборников. С достаточной долей уверенности можно предполагать, что тексты поучений, содержащихся в них, вполне адекватно отражают оригинальные мысли митропоита. В пользу этого можно было бы привести мнение Р. Синкевича по поводу некоего примечания, сделанного женской рукой на первом листе рукописи Ottobonianus graecus 405; канадский исследователь видит в этом подтверждение того, что владелицей рукописи была сама Ирина-Евлогия, духовная воспитаница Феолипта.9 Впрочем, твердо заявить об абсолютной идентичности текстов рукописей с текстами, принадлежавшими перу самого Феолипта, не представляется возможным.
Сравнение двух рукописей показывает что, Alexandrinus graecus 131 есть непосредственный список с Ottobonianus graecus 405.10 В рукописи Ватиканской библиотеки утерян один лист, содержащий заключительную часть поучения в Сыропустную Неделю, но это поучение в своей полноте обретается в Alexandrinus graecus 131. По поводу различия между двумя рукописями упомянем также очередность расположения в них трактатов. Это обстоятельство представляется принципиально важным при рассмотрении повествования Феолипта в историческом контексте; ведь от уяснения критериев, которыми руководствовались составители сборников, именно в такой последовательности расположившие трактаты, могут зависеть наши представления о времени произнесения филадельфийцем своих проповедей. Если в рукописи Патриаршей библиотеки Александрии трактаты
Достаточно полный и обстоятельный разбор рукописной традиции см.: юяаиХои I. К. Фгокщхоь ФЛаЗє фіадTOD оцоХоугтог ... А цєрод. S. 280-291. Sinkewicz R. E. Life and Works of Theoleptos... P. 23,68. 3 P. Синкевич приводит в доказательство этого пять пунктов (См.: Ibid. Р.73-74). упорядочены в соответствии с богослужебным кругом, то относительно Ottobonianus graecus 405 можно лишь предположить, что порядок трактатов здесь хронологичен. Вслед за С. Курусисом к такому мнению склонялись А.
Риго,13 Р. Синкевич,14 И. Григоропуло.15 Для целого ряда посланий и проповедей Феолипта это предположение и является, по сути, единственным основанием их датировки. Поэтому установить по годам время написания каждой проповеди представляется затруднительным и вряд ли осуществимым. Учитывая эти трудности и наличие неоднозначных мнений , современных исследователей, мне представляется удобным изложить в виде таблицы информацию об адресате и времени написания поучений с учетом различия суждений на этот счет:
Все проповеди, содержащиеся в упомянутых рукописях, так или иначе, связаны с пребыванием Феолипта в Константинополе. Причём из содержания письма, расположенного в хронологическом сборнике рукописи Ottobonianus graecus 405 первым,18 а также из повествования обширного поучения,следующего на второй позиции, видно, что они были написаны в связи с недавним монашеским постригом духовной воспитанницы Феолипта Ирины-Евлогии. Постриг состоялся вскоре (єіЮид) после смерти её мужа в начале 1307 года, о чём можно предположить исходя из их содержания
Как можно видеть из таблицы, отправным пунктом разномыслии современных исследователей является датировка трактата «О трезвении и молитве». Разрешение этой проблемы является исходным для более правильной (хотя ещё и приблизительной) датировки большинства последующих поучений Феолипта. «Слово о трезвении и молитве» следует в упомянутом константинопольском сборнике на третьей позиции, а значит можно предположить, что и оно составлено в период с 1307 по 1309 г., ведь именно в 1309 г. Феолипт уже вновь был в Филадельфии. Источники указывают, что следующие посещения митрополитом Константинополя имели место лишь в период с сентября 1317. И здесь, по-видимому, тот случай, когда отсутствие информации о посещении Феолиптом столицы в течение почти восьми лет, следует интерпретировать как исторически достоверный факт, а не как источниковедческий пробел. Ведь уже в 1310 г., то есть вскоре после возвращения в свой престольный город, он прервет отношение с Константинополем, прекратив поминать за богослужением имя патриарха Нифонта, заключившего дипломатический мир с ведущими представителями арсенитского движения
Свидетельства Феолипта о борьбе арсенитов за власть в контексте обстоятельств Влахернского Собора 1285 г
Из повествования митрополита можно заключить, что арсениты использовали все возможности, для замещения кафедр своими сторонниками. Он пишет: «[Арсениты] отвергают священство, нзвергают, насколько в их силах, достойных священников присваивают, как по некоему жребию (кЛг)род), священство себе и только себе священство прочат; таковые люди уязвлены стрелой славолюбия и корыстолюбия; они не являются ни христианами, ни монахами, ни священниками, ни архиереями... [Нынешние раскольники] суть враги, разделяющие Церковь и, как собственным жребием, завладевающие священством, изгоняющие из священства православно-верующих и ведущих праведную жизнь».
Открытым в этом повествовании остается вопрос относительно «низвержения (кабшрестк;)» «достойных священников». Какие исторические реалии лежат в основе сетований митрополита? Когда и в каких провинциях империи арсениты были столь властны, что имели возможность заменять клириков официальной церкви своими сторонниками? На наш взгляд первая, а может быть и единственная направляющая параллель - это события, связанные с Влахернским собором 1285 г., об обстоятельствах созыва которого свидетельствуют и Пахимер,41 и Григора.42 По свидетельству Пахимера, по избрании патриархом Григория Кипрского, личность которого удовлетворила обе стороны, император пошёл на целый ряд уступок арсенитам. Одной из них было восстановление в сане епископа Сардского Андроника, ревностнейшего последователя дела Арсения. Более того, именно в угоду этому арсениту во Влахерне состоялся собор, а вернее, суд над иерархами, которых арсениты считали изменниками Иоанну Ласкарису и патриарху Арсению. Безмолвное согласие нового патриарха Григория было обеспечено.43 Обеспечено было и немедленное исполнение решений Андроника Сардского, ибо именно для этой цели на соборе присутствовали представители императора в роли приставов. На места низложенных епископов собор тут же определил новых иерархов из числа последователей Арсения.
Вполне возможно, что повествование Феолипта об изгнании достойных священников тесно связано с деяниями собора 1285 г. или с его последствиями. Ведь оказавшиеся на кафедрах после Влахернского собора епископы-арсениты могли творить произвол в отношении подотчетных им священников, независимо от их участия или неучастия в унии. Да и уже на самом соборе облечённый властью Андроник Сардский мог решать судьбу не только епископов, но и некоторых священников.
Итак, повествование Феолипта позволяет несколько расширить наши представления относительно последствий Влахернского собора 1285 г. Если Григора и Пахимер свидетельствуют о бесчинствах арсенитов в ходе заседаний самого собора, то в повествовании Феолипта отражены его плоды на поместном уровне, а именно, на уровне приходов. Из слов Феолипта можно предположить что, новые епископы-арсениты, прибывшие на свои новые кафедры, изгоняли достойных пастырей и на их место поставляли своих сторонников.
Если принять это предположение, то можно внести уточнение в другой спорный вопрос о дате написания двух трактатов Феолиптом. Если Р. Синкевич определяет хронологические рамки периодом 1285-1310,44 то вышесказанное, хотя и не позволяет точно определить верхнюю дату, но дает основание передвинуть верхнюю временную границу написания второго анти-арсенитского трактата с 1310 г. существенно ближе ко времени Влахернского собора 1285 г. О проблеме единства церкви и расколах в среде самих арсенитов.
Единая церковная иерархия по учению Феолипта является главным основанием церковного единства, поэтому с особой болью он пишет о стремлениях раскольников обладать церковной властью. Автор свидетельствует, что раскольники сокрушили кости Христа и разодрали его хитон, т.е. дерзостью своею превзошли евангельских распинателей, сохранивших целостность и костей,46 и хитона.47 Древнейшая церковная письменность являет епископа Киприана Карфагенского как одного из первых церковных писателей, который уже в III в. обращался к этому евангельскому образу в контексте именно экклесиологической проблематики.48
Благочестивая форма этих сравнений интересна не только своими истоками, но тем, что выявляет вполне определённые векторы влияния Феолипта на конкретных политических персонажей эпохи. Действительно, на рубеже ХПІ-XIV вв. эти яркие экзегетические параллели, изображающие нарушенное арсенитами церковное единство, не являются самобытными и присущими лишь перу филадельфийского пастыря. И у других апологетов и государственных деятелей Византии того времени мы встречаем подобные образы, которые свидетельствует об актуальности проблемы, общей для многих современников митрополита. Так в хрисовуле императора Андроника II о примирении с арсенитами мы встречаем сходный образ церковного единства. Здесь говорится о единой церкви Христовой, «носящей хитон свой, сверху сотканный (см.: Ин. 19:26) и не допускающий никакой схизмы...», разделять этот хитон, «это значило бы дерзнуть на нечто более горькое, постыдное и дерзкое, чем то, на что дерзнули распинатели. Ведь по евангельскому речению, распинатели Христа не разорвали хитон, а (лишь) бросили жребий».49 Надо сказать, что хрисовул этот сохранился между сочинениями Никифора Хумна и, по-видимому, им и был составлен.50 Принимая же во внимание то влияние, которое оказывал митрополит на семью Хумнов, можно предположить, что образ этот возник, как следствие непосредственного влияния Феолипта.
Другой пример подобной образности, подразумевающей евангельский контекст, встречается в сочинении против арсенитов монаха Мефодия, составленном раньше написания Феолиптом двух своих трактатов.51 О схизме здесь говорится, как о «разрушении тела Церкви»; автор сочинения указывает, что в сравнении с «кажущейся строгостью» «более предпочтительными являются единомыслие и мир между православными христианами». Являть подобную строгость, значит «раскалывать прекрасное Тело Церкви Христовой».52 О том, что арсениты своими действиями разрывают тунику и плоть Христову, писал епископ Иоанн Хила.53 Наконец, подобное сравнение обретается в письменном наследии Афанасия I Константинопольского, а именно, в одном из его посланий императору Андронику II, составленном не раньше июня 1303 г. и не позже 1305 года.54 Здесь автор повествует о своём видении «раздираемого на пять кусков Честного Тела» Христова (Ьіеопа.оцє.УГ\ ; kv \ieqeoi nevxe Tfjg ayiaq, аитой OCLQKOC,).55 Далее Афанасий раскрывает смысл виденного им; первый разрыв был совершён приверженцами унии с латинянами, второй -арсенитами, третий и четвёртый - последователями александрийского и антиохийского патриархов, пятый - клиром Святой Софии.
Впрочем, на рубеже XIII-XIV вв. встречаются образы, за которыми стоит иное понимание церкви, когда не сама схизма, а именно церковь Христова сравнивается с многоголовой гидрой. В своей «Истории» Георгий
О хронологических рамках написания Мефодием трактата см.: NIKOXOTOUXOU П. Г. Пахимер уподоблял церковь «древней баснословной гидре, у которой вместо каждой срубленной головы немедленно же вырастала новая».56
В повествованиях Пахимера, как и в упомянутом письме патриарха Афанасия можно усмотреть то, что проблема церковного единства не ограничивалась лишь арсенитской схизмой, но усугублялась наличием и иных церковно-политических движений и группировок, представители которых считали себя последователями того или иного константинопольского патриарха, смещённого в недавнем прошлом. В Византии того времени о своей канонической непогрешимости заявляли не только арсениты, но и так называемые иосифляне, григориты. Именно об этом, по-видимому, и пишет Феолипт: «...[раскольник] подменяет звание Христово именами человеческими, отторгая Имя Спасителя от облечённых в него в крещении и от удостоившихся нарекаться им».57
