Государство и суд в раннесредневековой Англии Золотарев Антон Юрьевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Писаное право и правовая практика в Западной Европе раннего средневековья: теоретико-историографический аспект проблемы

Глава II. Англосаксонская государственность 83

1. Территориальная организация англосаксонского общества 83

2. Организация политической власти в англосаксонском обществе 98

3. Государство и общество: принудительные структуры для охраны правопорядка

Глава III. Судебные органы в англосаксонской Англии 143

1. Судебные инстанции 143

2. Проблема частной юрисдикции в англосаксонской Англии 165

3. Жюри присяжных, судьи и судебный вердикт: некоторые проблемы 172

Заключение 197

Принятые сокращения 201

Список источников и литературы 204

Приложения 227

• Писаное право и правовая практика в Западной Европе раннего средневековья: теоретико-историографический аспект проблемы
• Территориальная организация англосаксонского общества
• Судебные инстанции

Введение к работе

Настоящая диссертация посвящена исследованию интересной и актуальной для современной медиевистики проблемы - месту суда в социально-политической системе раннесредневекового общества на примере одного из таких обществ - англосаксонского. Актуальной эту проблему делает тот переворот во взглядах на государство, общество и право раннесредневековой эпохи, который произошел в мировой медиевистике в 1970-1990-е гг.¹

Пространственные и временные рамки диссертационного исследования определяются характером рассматриваемых вопросов и особенностями имеющихся в нашем распоряжении источников. В фокусе нашего внимания находится Англия в англосаксонский период своей истории, который длился с середины V в. по 1066 г. В ряде случаев мы обращались к истории и других стран Западной Европы (подробнее об этом ниже, в характеристике источнико-вой базы исследования). Хронологические рамки работы обусловлены временем появления первых англосаксонских письменных памятников - началом VII в. Верхнюю временную границу мы решили не привязывать строго к 1066 г., году нормандского завоевания Англии, поскольку в течение еще нескольких десятилетий государственные и судебные учреждения функционировали практически в неизменном виде. Источники, созданные в англо-нормандский период (1066-1135 гг.), помогают полнее представить себе социально-политические и судебные институты конца англосаксонской эпохи и проследить их дальнейшую судьбу.

Для написания настоящей работы мы привлекли широкий по своему происхождению, содержаниЕО и направленности материал, который позволит пролить свет на многие интересующие нас вопросы.

Принимая во внимание проблематику нашего исследования, начнем обзор источников с законодательно-нормативных памятников. Их классификация и типология вызывают определенные трудности. Ф. Либерманн в своем классическом издании законодательных текстов англосаксонского времени разделил их на две основные группы - собственно королевские законы и частные юри-

дические компиляции. Однако, как будет показано в главе I, между ними невозможно провести четкой границы, поскольку все дошедшие до нас записи законов представляют собой плод частной инициативы их составителей и не являются официальными текстами законодательных сводов или указов королей. Речь может идти лишь о том, насколько точно имеющийся в распоряжении исследователя текст воспроизводит королевскую волю, а в какой мере он отражает ее восприятие и понимание права тем, кто составил данный документ. Такой гибкий подход к классификации и типологизации законодательно-нормативных текстов был использован П. Уормальдом в источниковедческой части его исследования «Создание английского права»³. Современное состояние изучения этого вида источников настоятельно требует нового издания англосаксонских законов, однако, поскольку такового нет, мы воспользовались изданиями начала и середины XX в., лучшим из того, чем обладает сейчас наука - Ф. Либерманна, Ф. Эттенборо, Э. Робертсон, Д. Уайтлок⁴.

Отличительной особенностью англосаксонских законов является то, что, за редким исключением, все они записаны на древнеанглийском языке. С одной стороны, в этом нельзя не видеть их достоинства, благодаря которому исследователь может узнать, как на практике звучали названия тех или иных правовых понятий и учреждений; с другой - маскирует ту связь, которая, несомненно, существовала между государственно-правовыми системами англосаксов и континентальных государств, где юридические тексты составлялись исключительно на латыни. При чтении англосаксонских законов не всегда возможно понять, что перед нами: исконно английское (германское) понятие (институт) или же франкское, может быть, даже позднеантичное по своему происхождению⁵.

Другая особенность англосаксонских законодательных текстов состоит в том, что они повторяют не только иностранные образцы, но и сами себя. Из декрета в декрет, из одного кодекса в другой кочуют одни и те же нормы и правила. Поэтому исследователь должен быть очень внимателен, чтобы не принять за нововведение эхо закона столетней давности. В то же время он должен все-

гда иметь в виду, что до нас дошли отнюдь не все законодательные тексты, что первое появление в череде законодательных текстов какого-либо понятия или института не обязательно означает, что до той поры его не было. При этом часто ученые могут лишь строить догадки относительно того, какие нормы вышли из употребления, а какие продолжали действовать.

Третья черта законодательных источников, англосаксонских в особенности, - это крайняя казуистичность и партикуляризм. Они подчас содержат детальнейший перечень травм и увечий с указанием штрафов и возмещений за них, в то же время почти полностью оставляют «за кадром» целые отрасли права, например, наследственное право. Кроме того, некоторые законодательные акты предназначались лишь для ограниченных территорий⁶. В какой мере их нормы распространялись на остальную территорию страны - одна из сложных проблем, встающих перед исследователем.

Наконец, как и всякое законодательство, англосаксонское описывает действительность такой, какой она, по мнению законодателя, должна быть, а не такой, какой она была на самом деле. То, что законодательные нормы действовали, а упомянутые в законах институты существовали - это то, что следует доказать, а не постулировать.

Реконструировать административные и судебные учреждения и нормы права, опираясь лишь на одни законодательные памятники - задача крайне сложная и едва ли выполнимая. Здесь определенную помощь исследователю могут оказать не только документальные источники, о которых речь пойдет ниже, но и «неофициальные» юридические тексты, такие как «Устав лондонской гильдии мира»⁷ или «Устав о сотнях»⁸, отражающие реакцию с мест на соответствующие королевские инициативы.

Законодательно-нормативные тексты англо-нормандского периода составлены исключительно на латинском или старофранцузском языках. По-видимому, в этом заключалась одна из причин того, что исследователи довольно долго не замечали преемственности между англосаксонской и англо-

нормандской и анжуйской эпохами в истории английского государства и права. Как и англосаксонские, англо-нормандские источники этого вида делятся на официальные и неофициальные. Интересно, что последние часто носят имя короля, якобы их издавшего. Например, вплоть до XVIII в. англичане были уверены, что «Законы Эдуарда Исповедника» действовали в Англии при этом короле, и сделали их даже своего рода знаменем борьбы с абсолютизмом Стюартов. В настоящее время этот сборник представляет большой интерес как источник информации о правовых обычаях, бытовавших в XI - начале XII в. в Области Датского права, источник во многом уникальный, поскольку из этого региона Англии до нас дошло крайне мало сведений об административном устройстве и работе судов⁹. Своего рода итог развитию государства и права в англо-нормандский период подводит еще одна частная юридическая компиляция -«Законы Генриха Первого»¹⁰. Это анонимное произведение было высшим достижением английской юридической мысли эпохи, предшествовавшей формированию системы «общего права». Сравнивая его содержание с тем, что известно из англосаксонских законов, мы можем сделать определенные выводы относительно проблемы преемственности между эпохами до и после 1066 г. А благодаря систематичности изложения материала в «Законах Генриха Первого» у нас есть возможность заполнить пробелы в наших знаниях об англосаксонском периоде. Этим же целям служат и подлинные законы Вильгельма Завоевателя, Генриха I и Генриха II - небольшие (до 2 страниц в современном издании) хартии и указы¹¹.

В свете сказанного выше, едва ли не важнейшее значение для нашего исследования имеют документальные (актовые) источники. Англосаксонский актовый материал состоит из грамот (diploma, cartae), предписаний (writ), земельных кадастров и картулярных хроник.

Самые ранние из дошедших до нас грамот относятся к концу VII в.¹² До середины VIII в. они составлялись исключительно на латыни. С течением времени все большее количество грамот стали записывать полностью на древне-

английском языке; кроме того, в латинские грамоты стали включаться значительные фрагменты на «народном наречии». В настоящее время известно более 1400 англосаксонских грамот. Не все из них дошли в оригинальном виде; не мало среди них таких, подлинность которых вызывает большие сомнения. Последние мы постарались исключить из рассмотрения. Основная цель грамот -подтвердить права какого-либо человека или церковного учреждения на землю. В связи с тем, что все светские архивы англосаксонского времени погибли, за немногочисленными исключениями, дошедшие до нас грамоты так или иначе связаны с землевладельческими интересами церкви.

Для нас важны другие особенности этого вида источников. В первую очередь нас интересовали те грамоты, где зафиксированы судебные слушания. Однако, в отличие от английской практики XII и более поздних веков или континентальных placita, англосаксонские записи о судебных диспутах не были продуктом деятельности самого суда, обслуживавших его интересы писцов и нотариусов, не были составлены согласно какому-то стандартному формуляру. В Англии VIII-XI вв. это было делом самих заинтересованных лиц, которые хотели сохранить память о результатах суда в дополнение (или в противовес) коллективной бесписьменной памяти. Документ мог быть составлен через многие годы после окончания дела, как «Письмо о Фонтхилле»¹³, но чаще всего - в течение нескольких дней и часов, как было по окончании тяжбы в суде Херефордшира, когда выигравшие дело немедленно отправились в ближайшую церковь, чтобы оставить меморандум о своей победе на страницах «Евангелия»¹⁴. Церкви и монастыри помогали мирянам составлять письменные документы и служили депозитариями, где оставляли третью копию грамоты, две первых предназначались для истца и ответчика¹⁵. Но чаще духовные лица и учреждения, если они сами были участниками спора, составляли только один экземпляр и только для себя, чтобы при необходимости предъявить его как доказательство в случае повторных исков. Такие грамоты не всегда хранились на отдельных листах, а переписывались в особые сборники таких грамот - картулярии.

Таким образом, используя грамоты, необходимо всегда иметь в виду, что этот источник никак нельзя назвать объективным, поскольку он почти всегда отражал точку зрения победившей стороны. Кроме того, довольно редко мы имеем подробные описания судебных тяжб; но даже в этом случае ряд деталей, интересующих исследователя, остается «за кадром», а о значении некоторых фраз остается только догадываться.

Существует несколько генеральных изданий и каталогов англосаксонских грамот - Дж. Кембла, У. де Грея Бёрча, А. Робертсон и П. Сойера¹⁶, а также из-дания отдельных архивов . Мы пользовались преимущественно каталогом Сойера, а полные тексты документов брали из его постоянно обновляющейся онлайновой версии¹⁸.

С начала XI в. грамоты стали вытесняться предписаниями. Вероятно, этот вид документации возник еще в конце IX в., но самые ранние четкие свидетельства его существования мы имеем не ранее конца X в.¹⁹ В отличие от грамот, предписания составлялись королевскими писцами, т.е. были вполне официальными документами, правда, аутентичных экземпляров до нас дошли считанные единицы, основная масса предписаний содержится в картуляриях. Обычно предписания - это очень краткий документ, составленный по жесткому формуляру. Основная цель предписаний - проинформировать местные сообщества (шир, сотню) и местное начальство (эрла, шерифа, епископа) о королевской воле относительно привилегий, дарованных какому-то лицу, или с указанием решить какой-либо спор в суде. К сожалению, этот вид источников содержит минимум деталей о судебных слушаниях. Все предписания указаны в каталоге* П. Сойера, но мы пользовались исчерпывающим и комментированным изданием Ф. Хармер²⁰. Помимо англосаксонских, нами был использован и ряд предписаний англо-нормандских королей, опубликованных в «Regesta regum Anglo-Normannorum»²¹.

К группе источников, которые мы обозначили как земельные кадастры, относятся «Tribal Hidage», «Burghal hidage», «County Hidage» и «Книга Страш-

ного суда». Если быть точным, то первые три документа - это своего рода краткие описания этих кадастров, до наших дней, к сожалению, не сохранившихся. «Tribal Hidage»²² оценивает, сколько гайд было в каждой племенной территории в Англии VII-VIII вв. к югу от реки Хумбер; «Burghal hidage»²³ -сколько гайд было приписано к бургам Уэссекса и Мерсии (конец IX - начало X вв.); «County Hidage»²⁴ - сколько гайд было в 13 ширах (графствах) Уэссекса и Мерсии (документ датируется периодом с 1016 по 1066 гг.). Эти источники задействованы нами при рассмотрении территориальной организации англосаксонского общества. «Книга Страшного суда» - земельный кадастр в полном смысле слова. Этот обширный документ, составленный по приказу Вильгельма Завоевателя в 1086 г., дает практически исчерпывающую картину землевладения на большей части территории Англии в период с 1042 по 1086 гг. Однако в «Книге Страшного суда» нас интересовала исключительно правовая информация. Такие сведения были отобраны, опубликованы и частично проанализированы Р. Флеминг, чьей публикацией мы воспользовались²⁵.

Картулярные хроники занимают промежуточное положение между актовым материалом и нарративными текстами. Они представляют собой повествование о земельных приобретениях и потерях монастырей. Несмотря на то, что это нарратив, он основан на строгом следовании текстам монастырских картуляриев и грамот, и лишь незначительно украшен художественными средствами. В наибольшей степени мы использовали «Libellus ^Ethelwoldi episcopi» («Книжица епископа Этельвольда»). Поскольку единственное отдельное издание этого источника, вышедшее еще в XVII в., было нам недоступно, мы воспользовались «Liber Eliensis», в текст которой инкорпорирована «Libellus» . Как установлено исследователями²⁷, в основе «Libellus» лежали документы, написанные на древнеанглийском языке в период деятельности епископа Винчестера Этельвольда, покровителя аббатства Или, и Биртнота, аббата этого монастыря (конец 960-х - первая половина 980-х гг.) Эти документы, которые в большинстве своем до нас не дошли, были переведены на латынь и подвергну-

ты некоторой литературной обработке в начале XII в. Так была создана «Libellus», позднее включенная в «Liber Eliensis». Без преувеличения можно сказать, что это уникальный источник. С его помощью мы можем увидеть, как на самом деле работали судебные учреждения местного уровня, включая сотенные собрания, как на их работу влияли местные магнаты, как использовали свою власть и как ею злоупотребляли представители власти. Кроме «Libellus» нами также были использованы аналогичные по характеру, но более бедные по содержанию, материалы из хроник аббатств в Абингдоне, Рамси и Ивсхеме²⁸.

Третью группу источников составляют нарративные тексты, куда мы относим хроники и другие исторические сочинения, агиографическую литерату-

РУ-

Из английских хроник и исторических сочинений мы использовали «Англосаксонскую хронику»²⁹; «Церковную историю народа англов» Беды Достопочтенного³⁰; биографию Альфреда Великого, написанную епископом Ассером³¹; «Хронику хроник» Иоанна Вустерского³², «Историю королей» Симеона Даремского³³. Мы не будем останавливаться на их характеристике, поскольку в отечественной литературе это делалось неоднократно³⁴. Укажем лишь, чем эти источники важны именно для нашего исследования.

Во-первых, они содержат ценную информацию о территориальной и политической организации англосаксонского общества. Сопоставляя сведения, почерпнутые из сочинения Беды (охватывает VII - начало VIII вв.), «Англосаксонской хроники» и хроники Иоанна Вустерского (IX-XI вв.), можно составить картину развития административно-территориальных единиц и социально-территориальных общностей на протяжении всей англосаксонской эпохи. Те же источники могут служить для реконструкции истории политического класса англосаксонского общества и административной и политической истории Англии. «История королей» Симеона Даремского содержит ряд ценных сведений об истории отношений монархов Англосаксонского королевства и его северных провинций. Наконец, сочинение епископа Ассера нам интересно не только со-

держащимися в ней фактическими сведениями, но и тем, что оно представляет собой своего рода зерцало для государя, где отражены представления определенной части англосаксонского общества о том, каким должен быть государь, в частности, о государе как судье.

Во-вторых, в этих источниках нас интересовала информация правового характера. Не будучи многочисленной, она все же содержится в «Англосаксонской хронике», преимущественно в виде упоминаний об изгнании, объявлении вне закона и конфискации имущества королем.

Агиографическая литература, к которой мы относим «Хронику аббатства Уолтхем», Жития св. Дунстана монахов Осберна и Эадмера, «Повествование о св. Свитхуне» Вульфстана Певца, «Чудеса св. Свитхуна»³⁵, также содержит ряд интересной правовой информации, в частности, казусы.

Затронутая в нашей диссертации проблематика предполагает использование сравнительного метода исследования, сопоставления данных английских источников и современного им материала, происходящего из регионов ранне-средневековой Европы, типологически сопоставимых с Англией. В отличие от устоявшихся в отечественной медиевистике представлений, мы считаем таковой не Скандинавию, а континентальную Европу, прежде всего такие ее области как Нейстрию и Австразию. Широкое привлечение источников из названных регионов позволяет четче понять место Англии, ее государственности, ее права в ряду западноевропейских государств раннего средневековья.

С этой целью мы использовали юридические, документальные и нарративные источники, созданные в различных странах Западной Европы в VI-X вв.

Законодательно-нормативные тексты - это варварские правды (Салическая, Баварская)³⁶, законы вестготских и лангобардских королей³⁷ и капитулярии Каролингов³⁸. К текстам юридического характера мы отнесем также «Variae» Кассиодора³⁹ и «Этимологии» Исидора Севильского⁴⁰, франкские коронационные чины⁴¹. Из документальных источников во вспомогательных целях мы привлекли франкские формулы (VII-IX вв.)⁴², грамоты франкских

королей и императоров VIII-IX вв.⁴³, а также грамоты Клюнийского аббатства (X в.)⁴⁴. Использованные нами нарративные источники суть «История франков» Григория Турского⁴⁵, «Жизнь Карла Великого» Эйнхарда⁴⁶, «Лоршские анналы»⁴⁷, «История Реймской церкви» Флодоарда⁴⁸, «Чудеса св. Бенедикта» Адре-вальда из Флери⁴⁹, «История» Рихера Реймского⁵⁰.

Названные нами источники предоставляют в распоряжение исследователя богатый нормативный и фактический материал, включая ряд казусов, а также многочисленные данные, позволяющие реконструировать менталитет людей рассматриваемой эпохи в той части, которая относится к представлениям о власти, государстве и праве.

Кроме того, в нашей диссертационной работе мы использовали несколько сочинений античных авторов: «Германию» Тацита⁵¹, «Жизнь двенадцати цезарей» Светония⁵², «О царствовании Юстиниана» Агафия⁵³.

В заключение обзора источников обратимся к широко используемому нами понятию «казус». Мы бы определили казус как отдельное судебное дело, отдельную судебную тяжбу. Хотя определение это не вполне удачно, поскольку в некоторых случаях мы не знаем, имели ли место формальные судебные слушания. Нередко в источниках упоминается лишь результат неких правовых действий: например, изгнание с конфискацией земельной собственности. Казусы содержатся в последних двух группах источников - документальных и нарративных. Указатель англосаксонских казусов был составлен П. Уормальдом⁵⁴, а франкских - Р. Хюбнером⁵⁵. Как правило, одна грамота содержит один казус, но может быть, что один казус реконструируется на основе нескольких документов⁵⁶, а один акт содержит информацию о нескольких казусах⁵⁷. Как плоды правоприменительной практики казусы противостоят нормам, зафиксированным в законодательных памятниках. Собственно, рассмотрение того, насколько правовые нормы соответствовали правовой практике - одна из главных задач нашего исследования.

Оценивая в общем источниковую базу исследования, необходимо отметить, что, несмотря на довольно обширный перечень источников (имеем в виду источники англосаксонские), она неизбежно остается фрагментарной. До нас дошли далеко не все законодательные акты. Казусы довольно хорошо освещают судебную деятельность короля и уитенагемота, удовлетворительно - судов и судей среднего ранга (уровня широв), и почти ничего не сообщают о низшем звене (бургах и сотнях). В нашем распоряжении нет ни одного казуса, происходящего из района Пяти Бургов и Нортумбрии, а это почти половина территории Англии. Более-менее полную картину деятельности судов всех уровней мы можем составить лишь относительно Восточной Мерсии и Восточной Англии в краткий промежуток времени 960-980-х гг. Наконец, у нас нет ни одного казуса до середины VIII в., с середины VIII по конец IX в. их насчитывается 26 против 152 с 901 по 1060-е гг., из них 62 относятся к промежутку 975-1016 гг. (царствования Эдуарда Мученика и Этельреда И). Из почти 180 англосаксонских казусов лишь в 12 обе стороны были мирянами. «Уголовные» и «гражданские» дела в имеющемся у нас корпусе казусов представлены почти в равной мере (80:100), однако ни одного «криминального» процесса до царствования Альф-

реда Великого (871-899) не зафиксировано . Вероятно, в некоторой степени это отражает реальную картину развития королевской юстиции в Англии; тем не менее, нельзя отрицать и того, что определенный вклад в эту диспропорцию внесла неполнота нашей источниковой базы.

Однако, несмотря на все проблемы, связанные с источниками, мы считаем возможным построение на их основе не лишенной некоторой противоречивости и неполноты, но все же достаточно объективной картины административной и правовой истории Англии в раннее средневековье.

Начиная обзор научной литературы по теме нашего диссертационного исследования, отметим, что англоязычная историография не испытывает недостатка в работах самого разного характера о государстве и праве средневековой Англии. Общее число книг и статей на эту тему, написанных со времен

У. Блэкстоуна (1723-1780), одного из основателей историко-правовой науки в Англии, вряд ли удастся подсчитать. Среди них были эпохальные труды, включая сочинения самого Блэкстоуна, Г. Адамса, У. Стаббса, Ф.У. Мэйтленда, Х.М. Чедвика⁵, и более скромные, но тоже весьма достойные, работы: например, Дж. Джоллифа, С. Краймса, Б. Лайона, Г. Лойна и др.⁶⁰ Не останавливаясь на их подробной характеристике⁶¹, выскажем ряд аргументов в пользу того, что данная проблематика далеко не исчерпана. Во-первых, в абсолютном большинстве известных нам работ англосаксонский период в истории государства и права Англии рассматривается лишь постольку, поскольку он предшествует англо-нормандской и анжуйской эпохам, предшествует возникновению системы «общего права», сообщив ей некоторые элементы (в какой степени и какие именно, мнения исследователей не совпадают), и лишь в этом качестве попадает на страницы научных трудов. Во-вторых, работы, посвященные собственно судам Англии VII-XI вв., а не административной и государственной системе в целом, немногочисленны. Нам известны только две - Г. Адамса и Ф. Зинкей-сена⁶² - и обе они более чем столетней давности. К этому можно прибавить небольшой очерк А. Хардинга⁶³, написанный более 30 лет назад. Прочие исследователи, авторы как общих трудов по истории англосаксонского периода⁶⁴, так и специальных по административной истории⁶⁵, во главу угла ставят историю развития государственных учреждений, рисуя ее достаточно схематично. В нашем же исследовании мы покажем, что организация как властных структур, так и судебных органов, была далека от того, чтобы укладываться в какую-либо определенную и четкую схему. Кроме того, даже одна из самых последних работ по проблемам административной истории, принадлежащая перу Г. Лойна (не говоря уже о более ранних), к настоящему времени в значительной степени устарела в связи с теми новыми подходами к изучению раннесредневе-ковой государственности и права, которые проявили себя в науке за последние 25-30 лет.

В отечественной науке англосаксонские суды ни разу не становились предметом самостоятельного исследования. Можно отметить работу М.М. Ковалевского «История полицейской администрации и полицейского суда в английских графствах» , но она охватывает лишь небольшой аспект темы, умещающийся в нашей работе в один параграф. К.Ф. Савело и А.Г. Глебов написали ряд работ, посвященных уитенагемоту и королевской власти в Англии⁶⁷, но они рассмотрели лишь политические аспекты деятельности этих институтов. А.Г. Глебову принадлежит также разбор ряда судебных казусов⁶⁸. Описания административно-судебной структуры в целом содержатся в трудах Д.М. Пет-рушевского, диссертациях А.Г. Глебова и А.И. Суркова⁶⁹, но достаточно кратки и, на наш взгляд, страдают указанным выше схематизмом. Наше диссертационное исследование отличается от упомянутых работ большей степенью подробности, номенклатурой привлеченных источников и литературы, а также с концептуальной стороны. Например, один из наших ключевых источников -«Libellus ^Ethelwoldi episcopi» - никогда ранее отечественными исследователями не использовался.

Мы видим три больших историографических и историко-теоретических проблемы, рассмотрение которых совершило тот переворот в современной медиевистике, который нами уже упоминался. Первая - это проблема отношения норм писаного права к реальной правовой практике. Ввиду особой важности этого вопроса для темы нашего диссертационного исследования, а также по причине того, что он никаким образом ранее в отечественной историографии не затрагивался, мы вынесли его рассмотрение в отдельную главу.

Второй - это вопрос о характере раннесредневековой (и вообще средневековой) государственности. Он также заслуживает весьма обстоятельного исследования и может и должен быть предметом отдельной научной работы. Но в нашем случае мы ограничимся небольшим историографическим очерком, который наметит основные позиции, которые были и есть в исторической и политико-правовой науке по данному вопросу.

История развития представлений о феодализме и средневековом государстве - это история развития исторической науки в Европе от эпохи Просвещения до наших дней. Уже в XVIII в. в умах философов и историков сформировался негативный образ средневекового прошлого, когда феодалы отняли у народа исконные свободы (происходившие будто бы от римских civitates или от собраний свободных германцев тацитовских времен), превратив государство в частное достояние. Во Франции критика феодального прошлого сочеталось с полемикой против абсолютной монархии; не случайно именно в это время родился миф о том, что Людовик XIV якобы сказал: «Государство - это я». Научная мысль XIX в. принесла новое понимание истории средневековой Европы. Сложилось два направления в медиевистике - романистское и герма-нистское - дискуссии между которыми определяют развитие этой науки по настоящий момент. Однако, что интересно, различия между ними носили скорее оценочный, чем фундаментальный характер. И романисты, и германисты отрицали наличие в средние века представлений о «государственном», «публичном» интересе, считали, что средневековое общество было основано на личных, вас-сально-ленных связях и частноправовых нормах. Однако, если романисты (Ф. Гизо, О. Тьерри, Ж. Флак, Н.-Д. Фюстель де Куланж и др.) видели в этом проявление упадка общества, его деградации по сравнению с античной цивилизацией, то для германистов (О. Гирке, Г. Бруннер, Р. Зом и др.) Personenverbandsstaat , личная связь вождя (короля) с его народом, дружиной, вассалами (или свободных германцев между собой) была основой германской государственности и общества .

В нашу задачу не входит подробное описание взглядов и споров романистов и германистов по поводу социального и политического строя средних веков. Обобщенно их позиции к 1960-м гг. можно представить следующим образом. Германисты считали, что средневековое государство изначально представляло собой структуру, основанную на личных связях вождя (господина) и его дружины (вассалов) и слуг. Романисты придерживались мнения, что в пер-

вые века существования варварских королевств (по крайней мере, тех из них, где ощущались римские традиции) они сохраняли отдельные элементы римской имперской государственности, отдельные черты публично-правовой природы государственной власти. Лишь с углублением процессов феодализации, которое они относили к VIII в., и с последующим развалом империи Каролингов образовался «вакуум власти», который привел к тому, что государственная власть была «приватизирована» отдельными сеньорами⁷².

Отечественная историография также не осталась в стороне от дискуссий по поводу характера средневекового государства, однако работ по этой проблематике за последние 100 лет вышло немного. Хотя ни один из отечественных исследователей не говорил о себе как о германисте или романисте (часто наши медиевисты даже подчеркнуто дистанцировались от тех и других), тем не менее, вполне заметна следующая тенденция: если дореволюционные историки склонялись к романизму, то советские стояли на более или менее последовательных германистских позициях.

Так, Н.И. Кареев считал, что для истории государственности от Римской империи до феодальных сеньорий (поместий-государств) характерно возрастание в управлении «домохозяйственного частного принципа». В этом смысле и феодальные государства, и Римская империя, и деспотии Древнего Востока представляют собой один тип государственности, где смешиваются публично-правовые и частноправовые понятия. Лишь греческие полисы и римская civitas выработали полноценное понятие «публичного института»⁷³. При этом «приватизация» государства была постепенным процессом. По мнению Кареева, еще у Карла Великого «были двоякого рода подданные: те, коими он мог повелевать как король, и те, по отношению к которым у него были особые права как их сеньора; и на этой последней категории лиц, на вассалах, на верных (fideles), как они назывались, основывалось все управление государством». Однако после распада империи Каролингов феодалы превратились в деспотов, еще менее имевших в виду общественный интерес, чем древневосточные владыки, потому

что феодал прежде всего был «землевладельцем, думавшим только о себе и вовсе не понимавшим, что обладание властью есть исполнение функций общественного характера и в интересах общества»⁷⁴. Основной чертой политического строя феодализма Н.И. Кареев считал «то, что при нем государственная власть есть лишь атрибут землевладения, что ... обладание землею сообщало тому, кто был собственником земли, право государственной власти»⁷⁵.

Взгляды Д.М. Петрушевского на раннесредневековое государство отличаются некоторой противоречивостью. Напомним, что для этого русского исследователя феодализм не есть явление, свойственное только средним векам. Так, древнюю Спарту он считает «типически феодальным государством»⁷⁶, поскольку феодализм, по Петрушевскому, - это «созданная государством для своих надобностей система государственных тяглых сословий». Поэтому «феодальный порядок представляет собой не отрицание широкой государственности, а ее утверждение, и является в руках государства средством, с помощью которого оно укрепляет и упрочивает свои основы»; «по своему первоначальному смыслу и своей подлинной сущности феодализм есть государственное [курсив автора] учреждение, публично-правовой институт, создаваемый государством для своего собственного укрепления»⁷⁷. Петрушевский неоднократно подчеркивал, что делегирование магнатам некоторых государственных функций, например, права юрисдикции было не только благом для них, но и бременем, «натуральной государственной повинностью» этого класса⁷⁸. Если магнаты сами превращались в государей, то это, по мнению историка, лишь «говорит о наличности общих условий, неблагоприятных для прочности широких политических соединений при данной комбинации исторических обстоятельств, но решительно ничего не убавляет в положительном государст-венном смысле и характере феодализма» . С другой стороны, Петрушевский в ряде мест говорит о том, что в раннесредневековых государствах «королевская власть трактовалась и понималась в терминах частного [курсив автора] права и

хозяйства» .

Поскольку марксистский взгляд на историю европейского средневековья марксизм многим обязан германизму (Ф. Энгельс за основу своих рассуждений взял марковую теорию ), то и советская медиевистика стояла на тех позициях, что «частноправовые элементы государственного строя варварских королевств генетически связаны с германским общественным устройством в период завоевания новой территории для поселения. Пережитки позднеримского политического устройства и права не играли существенной роли в утверждении частноправовых элементов в раннефеодальном государстве»⁸²; а само это госу-дарство получило наименование «патримониального» , «государства-сеньории», где «публичная власть принимала форму частноправового отношения», «системы вассальных договоров», «совокупности личных отношений между определенными индивидами»; государство, в котором его правители «видели свою вотчину»⁸⁴.

Приведенные высказывания либо принадлежат А.Я. Гуревичу, либо сделаны А.Р. Корсунским на основе работ того же Гуревича о древненорвежском (в первую очередь) и англосаксонском государстве и обществе⁸⁵. Ни в коем случае не отрицая заслуг А.Я. Гуревича в изучении истории Скандинавии IX-XII вв., зададимся вопросом: насколько корректно переносить данные, полученные на норвежском материале, на реалии политической жизни варварских королевств, возникших на территории Римского государства! Причем в современной науке поставленный вопрос относится не только к королевствам вестготов, лангобардов или франков, но и к Англии⁸⁶, которая со времен работ Корсунского и Гуревича 1950-1960-х гг. в нашей историографии трактуется как типологически близкая к скандинавским странам.

Затронутая проблема заставляет нас обратиться к современной (1970-1990-е гг.) зарубежной (увы, поскольку в нашей литературе к этому вопросу более не возвращались) историографии раннесредневекового государства. В первую очередь речь идет о работах С. Рейнольде, в частности о ее книге

«Фьефы и вассалы: новая интерпретация средневековых источников» . Если в

свое время пафос «Проблем генезиса феодализма в Западной Европе» А.Я. Гу-ревича заключался в несогласии автора с тем, что модель феодализма построена в соответствии только с его локальным северофранцузским вариантом, то С. Рейнольде вообще не обнаружила этого явления, даже на его «малой родине». По мнению английской исследовательницы, вплоть до 1100 г. и даже несколько позднее нигде в Западной Европе не обнаруживается явной и недвусмысленной связи между условными формами собственности, политической властью, обязанностями службы и коммендационными ритуалами, т.е. основными элементами феодализма в его немарксистском понимании⁸⁸. Фьефы, бенефиции и прекарии с легкостью превращались в аллоды, и наоборот⁸⁹. Обязанности службы аллодистов немногим отличались от аналогичных, возложенных на бе-нефициариев⁹⁰. Отношение короля к своим fideles, vassi, vavassores, ministres и т.д. было скорее отношением государя к подданным, чем отношением вождя (сеньора) к дружинникам (вассалам): если короли могли конфисковать или пожаловать им собственность, то они это делали на тех же самых основаниях, что и главы государств в любую другую эпоху⁹¹. Клятвы политического содержания, которые в раннее средневековье произносили крупные землевладельцы (и не только они), в подавляющем большинстве были клятвами верности государю, которые подданные приносили во всех странах и во все века, либо клятвами, скреплявшими договоры более-менее равных субъектов, во всяком случае, они не были связаны со вступлением в права собственности⁹².

Если же говорить о связи крупного землевладения и политической власти, то, по мнению С. Рейнольде, оно было более опосредованным, чем принято думать. Довольно часто короли назначали графами провинций наиболее могущественных местных магнатов. Те, в силу своей должности, получали контроль над землями и доходами фиска. Несомненно, они злоупотребляли властью, чтобы увеличить свои личные поместья за счет казны и подчиненных им жителей провинции, но до поры до времени эти поползновения ограничивались королевской властью. Лишь с распадом крупных раннесредневековых государств

герцоги и графы получили верховный контроль над землей в пределах своего политического влияния, но опять-таки скорее как государи, чем сеньоры⁹³. Таким образом, в нарушение устоявшегося стереотипа можно утверждать: в Западной Европе ранних средних веков собственность сама по себе не давала власть, нередко встречалась обратная связь - власть приносила контроль над собственностью.

Мнение, что раннесредневековые короли смотрели на свое государство как на свою собственность, согласно С. Рейнольде, также следует если не пересмотреть полностью, то подвернуть существенной коррекции. Так, Меровинги довольно часто делили свое государство между собой: но это был лишь способ разделить власть в королевстве между соперниками-родственниками, а не семейную собственность, тем более что различия между королевской собственностью (фиском) и королевством в ту эпоху все же осознавались, равно как существовало и само понятие государства (res publica). Если какой-нибудь ран-несредневековый король отнимал у своего подданного землю, то не стоит видеть за этой акцией ничего иного, кроме употребления или злоупотребления монархом соответствующим правом государства. Что касается использования в управлении государством домениального аппарат короля, то в средние века в этом просто не видели никакой проблемы, поскольку публичное и частное в персоне правителя не различалось⁹⁴.

Не все исследователи целиком и полностью разделяют взгляды С. Рейнольде. Так, Дж. Нельсон настаивает на патримониальном характере государственной власти Каролингов⁹⁵, равно как и А. Хардинг, который относит появление публичной государственной власти в Западной Европе лишь к XIII в.⁹⁶ Тем не менее, нам аргументы С. Рейнольде кажутся убедительными, хотя следует все же уточнить наше понимание природы раннесредневекового государства.

Разумеется, невозможно полностью отрицать наличие у него патримониальных и частноправовых черт. Однако, смеем утверждать, раннесредневеко-

вые королевства в этом смысле не отличались от многих неограниченных монархий или государств с режимом личной власти. Патримониальные черты возможно отыскать практически в каждой из них. Вряд ли кто-нибудь будет отрицать публично-правовой характер римской императорской власти. Но властители Рима (точно также как средневековые короли) экспроприировали своих подданных, делили государство между собой; государственный аппарат, управлявший империей, был тем же самым, что ведал патримонием принцепса.

Но то, что радикально отличало королевства раннего средневековья от Римской империи (в особенности эпохи домината), восточных деспотий и от государств нового времени - это отсутствие регулярной бюрократии, армии и налогообложения. Это делало власть короля личной, персональной, но не в том смысле, что она была построена на вассально-ленных отношениях; мы имеем в виду, что ему приходилось опираться в управлении на личный контакт с подданными, и что эффективность государственной администрации часто определялись личными качествами монарха, его авторитетом и даже его удачей. Чем дальше от персоны короля находилась местность, тем слабей там ощущалась его власть. Чтобы контролировать дела государства, его главе приходилось постоянно путешествовать, но это не могло решить всех проблем. Так или иначе, король был зависим в делах администрации от согласия и сотрудничества своих подданных, в первую очередь магнатов, крупных землевладельцев, но также и всех, кто был в состоянии нести военную и полицейскую службу. Первые занимали государственные должности (графов, шерифов, посланцев, судей и т.п.), образовывали общегосударственные ассамблеи и вместе со вторыми участвовали в работе локальных ассамблей. Управление большими раннесредневе-ковыми империями было просто немыслимо без целой иерархии таких собраний, которые служили не только (а, может быть, и не столько) органами принятия коллективных решений, но и органами, обеспечивавшими их коллективное исполнение и коллективное принуждение. В их рамках персональные связи, контакты короля, его представителей, магнатов преобразовывались в

коллективное действие, которое делало раннесредневековую государственность довольно эффективной, несмотря на отсутствие или недоразвитость государственного аппарата.

И второе отличие, скорее субъективного свойства, но не менее важное. Развитие юридической науки, начавшееся в Западной Европе в XII в., привело к тому, что в ходе многочисленных диспутов между учеными-схоластами были определены различные социальные, политические и юридические категории и понятия, причем с такой точностью и тонкостью, которая не была известна даже римским юристам. Эти определения попали в юридические трактаты, оттуда в действующее законодательство и стали напрямую влиять на реальные политические, социальные отношения и отношения собственности, формировать их. До того не существовало никакой четкости в различении видов собственности, частного и публичного, никакой ясности в определении компетенции административных и политических институтов и т.д. Все это было в значительной степени ситуационно, регулировалось не столько правовыми нормами, сколько расстановкой политических сил в конкретный момент. Для исследователя эпохи сказанное имеет то значение, что применение для анализа соответствующей исторической реальности категорий, терминов, понятий, схем, которые не имеют к ней прямого отношения, но и отказаться от которых крайне сложно, если вообще возможно, требует большой осторожности, которая позволила бы избежать антиисторической модернизации прошлого.

Мы принимаем взгляды С. Рейнольде и Д.М. Петрушевского на западноевропейское государство и общество раннего средневековья с некоторыми оговорками, главная из которых заключается в том, что мы вообще не будем употреблять в диссертации термина «феодализм» и его производных, за исключением тех случаев, когда речь идет об историографических сюжетах.

Третья историографическая проблема, имеющая большое значение для нашего диссертационного исследования - это проблема континуитете в политическом развитии Англии после нормандского завоевания 1066 г.

Проблема преемственности между историей Англии до и после 1066 г. также значима и также трудноразрешима для английской историографии, как «норманнский вопрос» для русской. Уже в XVI - первой половине XIX в., в период, предшествовавший становлению истории в Англии как академической науки, наметилось большое разнообразие точек зрения на итоги нормандского завоевания: от оценки его как установившего деспотизм, поправшего исконные свободы английского народа (У. Блэкстоун), до отказа событиям 1066 г. в са-мом имени завоевания (М. Хейл) .

Предельно обобщив все многообразие точек зрения (ведь едва ли не каждый историк считал необходимым высказаться на этот счет) на нормандское завоевание, существовавших в английской исторической науке к рубежу XIX-XX вв., можно обозначить две основные позиции. Первая была наиболее четко высказана Э. Фрименом в его «Истории нормандского завоевания». Она заключалась в признании того факта, что лишь за немногими изменениями англосаксонская государственность продолжала существовать и после того, как выходцы из Северной Франции стали правящим классом Англии⁹⁸. В дальнейшем эта точка зрения была поддержана такими крупными исследователями как Ф. Стентон (с оговорками), Г. Ричардсон и Дж. Сейлз".

Однако преобладание на протяжении почти всего XX в. осталось за другой позицией, последовательно или с оговорками принятой У. Стаббсом, Ф.У. Мэйтлендом, Ф. Поллоком, Дж. Рамзаем, Ш. Пти-Дютайи¹⁰⁰ и, в более близкое к нам время - Ф. Барлоу, Д. Дугласом и Г. Берманом'⁰¹. Согласно этой точке зрения, Вильгельм Завоеватель и его преемники существенно укрепили в Англии королевскую власть, предотвратили сползание страны к раздроблению и анархии, заложили основы общего права. Норманны стали считаться носителями особого «административного гения» (термин Г. Бермана), который позволил им создать наиболее централизованные монархии средних веков в Англии, Нормандии и Сицилии.

К настоящему времени результаты, полученные в ходе изучения истории англосаксонского государства, Нормандии и нормандского завоевания, заставили практически всех исследователей отказаться от таких взглядов и встать (с теми или иными оговорками) на позиции континуитета между англосаксонской

^ 102 т-т

и англо-нормандскои и анжуйской эпохами . Причем некоторые историки пошли еще дальше, Так, У. Уоррен считает, что вторжение нормандцев привело скорее к упадку, чем к укреплению государственности: замещение англосаксов выходцами из Франции на всех уровнях административной системы (каковой процесс занял около 40 лет) вызвало утрату многих управленческих навыков, так что англо-нормандское государство на самом деле было на редкость неэффективным¹⁰³.

Таким образом, современные достижения медиевистики поставили под сомнение архаичный, примитивный характер общества и государства раннего средневековья, в частности, общества и государства англосаксонской Англии. В то же время состояние наших знаний предостерегает нас и от модернизации раннесредневековой действительности, ее анализа в тех жестких схемах, терминах и категориях, которые были выработаны европейской научной мыслью нового времени. Кроме того, как было указано выше, специального исследования по истории суда и охраны правопорядка в раннесредневековой Англии не проводилось уже довольно давно даже в зарубежной науке, не говоря уже об отечественной.

Переходя к постановке целей и задач нашего диссертационного исследования, обозначим его объект - это светские суды и мирское право англосаксонской эпохи. Церковные суды и каноническое и пенитенциальное право из нашего рассмотрения исключены. Во-первых, тема практически исчерпана в работах Т. Оакли и А. Франтцена¹⁰⁴. Во-вторых, мы считаем, что оба этих явления не оказали существенного влияния на общественное и государственное развитие англосаксонской эпохи.

Соответственно, мы формулируем цель нашего диссертационного исследования: рассмотреть судебные и правоохранительные учреждения раннесред-невековой Англии (VII-XI вв.), проанализировав их развитие, устройство, компетенцию и юрисдикцию, выявив характерные черты их работы, а также определив их место в общественной и государственной жизни англосаксонской Англии; все это мы намереваемся сделать в соответствии с тем видением теоретических проблем, связанных с историей раннесредневекового общества и государства, которые изложены во «Введении» и «Главе I». Следует отметить, что в осуществлении нашей цели мы ограничены возможностями нашей источ-никовой базы, недостатки и достоинства которой нами были обозначены.

Из поставленной цели вытекают задачи исследования:

анализ историографических подходов и историко-теоретических проблем, связанных с сущностью раннесредневекового, в частности, англосаксонского, законодательства, что позволит нам сформулировать дополнительную цель исследования: выяснить вопрос о соотношении законодательной нормы и правовой практики в англосаксонской Англии применительно к устройству и функционированию судебных и правоохранительных учреждений;

рассмотрение характерных черт англосаксонской государственности, территориальной и политической организации англосаксонского общества, общественно-административных органов охраны правопорядка;

описание судебных учреждений англосаксонского периода, их развития, состава, компетенции и функционирования; их связи с территориальной и политической организацией англосаксонского общества и государства; сопоставление законодательных норм, регламентирующих работу судебных органов, и реальной правовой практики, как она отражена в казусах;

сопоставление (разумеется, в ограниченных рамках) англосаксонской государственности и судебных институтов с типологически близкими к ним административными и судебными институтами Австразии и Нейстрии - центра

франкской державы - с целью выявления общего и особенного и взаимовлияний в административно-правовой сфере.

Следует отметить, что в нашем исследовании мы не ставили перед собой особой задачи рассмотреть социальную структуру англосаксонского общества или политическую историю Англии VII-XI вв., хотя оба этих сюжета напрямую касаются нашей темы. И то, и другое обстоятельно изложено в отечественной литературе¹⁰⁵.

При достижении и решении поставленных нами целей и задач мы использовали следующие методы: логический, сравнительный, институциональный, структурно-функциональный, ретроспективный, социально-психологический; статистический; и руководствовались следующими принципами исторического исследования: историзма, объективности.

Структура диссертации построена по проблемному принципу. Работа состоит из введения, трех глав и заключения. Она включает в себя также список источников и литературы и приложения (7 таблиц и 9 карт).

Во введении обоснованы актуальность избранной темы, выбор хронологических рамок, определены цели и задачи работы, показана ее научная новизна и значимость. Здесь же представлен историографический обзор литературы.

Первая глава диссертации «Писаное право и правовая практика в Западной Европе раннего средневековья: историко-теоретический аспект проблемы» посвящена принципиально важному для нашего исследования вопросу: отношению норм законодательства к правовой практике, использованию государством и отдельными лицами письменных документов в суде. Рассмотрение вопроса проводится на основе анализа различных точек зрения, высказанных в зарубежной медиевистике.

Вторая глава «Англосаксонская государственность», состоящая из трех параграфов, исследует формирование и развитие территориальной и политической организации англосаксонского общества, принудительных общественных структур охраны правопорядка. В центре внимания находятся вопросы конто-

нуитета с поздней античностью, личных контактов как основы функционирования государственного строя, использования административно-правового опыта франкского государства, механизмов воздействия государства на общество.

Третья глава «Судебные органы в англосаксонской Англии» состоит из трех параграфов, где рассмотрены структура, состав, компетенция и некоторые вопросы функционирования судебных органов, а на примере их работы - проблема отношения законодательных норм и правовой практики в англосаксонской Англии. Отдельное внимание уделено проблемам, связанным с частной юрисдикцией и судом присяжных.

В заключении подведены итоги исследования, сделаны выводы и обобщения, а также предложены дальнейшие направления изучения избранной проблематики.

¹ Подробнее см. с.16-25.

² Die Gesetze der Angelsachsen I Hg. von F. Liebermann. - Bd.l. Text und Ubersetzung. - Halle,
1903. См. приложение на с. 227-230.

³ Wormald P. The making of English law: King Alfred to the Twelfth century. - Vol.1: Legislation
and its limits. - Oxford, 1999.-P. 162-415. См. приложение нас. 231-234.

⁴ Die Gesetze der Angelsachsen I Hg. von F. Liebermann. - Bd.l. Text und Ubersetzung. - Halle,
1903; The laws of the earliest English kings I Ed. & transl. by F.L. Attenborough. - Cambridge,
1922; The laws of the kings of England from Edmund to Henry I / Ed. & transl. by A.J. Robertson.
- Cambridge, 1925; English historical documents. - Vol.1. 500-1042 I Ed. by D. Whitelock. - Lon
don, 1955. - P.357-439. К юридическим источникам примыкают коронационные клятвы и ко
ронационные чины, которые также были нами использованы: Die Gesetze der Angelsachsen. -
Bd.l. - S.214-216; The laws of the kings of England from Edmund to Henry I. - P.40-43; An early
version of the Anglo-Saxon coronation ceremony I Ed. by P.L. Ward II EHR. - 1942. - Vol.57. -
P.345-361; Nelson J. The earliest royal ordo: some liturgical and historical aspects II Nelson J. Poli
tics and ritual in Early Medieval Europe. - London; Ronceverte, 1986. - P.342-360.

⁵ Как показал С. Джурасински, с большой вероятностью можно утверждать, что, например,
«Правда Этельберта», первый англосаксонский судебник, была адаптацией меровингского
законодательства (Jurasinski S. The continental origins of Aethelberht's code II Philological Quar
terly. - Vol.80. - 2001. - P. 1-9).

⁶ Так, III Atr действовал только на территории Пяти Бургов. VI As («Устав лондонской гиль
дии мира») имел отношение только к прилегавшим к Лондону ширам.

⁷ Die Gesetze der Angelsachsen. - Bd.l. - S. 173-183 (VI As).

⁸ Ibid.-S. 192-194.

⁹ Нами использовано новейшее издание: Leges Edwardi Confessoris (The laws of Edward the
Confessor) II O'Brien B. God's peace and king's peace: the laws of Edward the Confessor. - Phila
delphia, 1999.-P. 158-203.

¹⁰ Использовано издание: Leges Henrici Primi I Ed. & transl. by L.J. Downer. - Oxford, 1972.

¹¹ The laws of the kings of England from Edmund to Henry I. - P.239-251, 276-293; English his
torical documents. - Vol.2. 1042 - 1189 / Ed. by D.C. Douglas & G.W. Greenway. - London, 1953.
-P.400-401, 407-413.

¹² О грамотах как источнике: Stevenson W.H. The Anglo-Saxon chancery (The Sandars lectures
in bibliography, University of Cambridge, 1898) на ; Stenton F.M.
The Latin charters of the Anglo-Saxon period. - Oxford, 1955; Keynes S. Diplomas of king AEthel-
red «the Unready», 978-1016. - Cambridge, 1980; Kelly S. Anglo-Saxon lay society and the written
word II The uses of literacy in early medieval Europe. - Cambridge, 1990. - P.36-62.

¹³ S 1445. Грамота составлена между 900 и 924 гг.; описанные в ней события имели место в
897-899 гг.

¹⁴ Robertson №78.

¹⁵ Robertson №66.

¹⁶ Kemble J.M. Codex diplomaticus aevi Saxonici. - London, 1839-1848. - Vols.1-6; Cartularium
Saxonicum: a collection of charters relating to Anglo-Saxon history I Ed. by W. de G. Birch. - Lon
don, 1885-1893. - Vols.1-3; Anglo-Saxon charters I Ed. & transl. by A.J. Robertson: 2^nd ed. - Cam
bridge, 1956 (только грамоты и их фрагменты на древнеанглийском); Anglo-Saxon charters. An
annotated list and bibliography I Ed. by P.H. Sawyer. - London, 1968.

¹⁷ Например: Charters of Rochester / Ed. by A. Campbell. - London, 1973.

¹⁹ О предписаниях как источнике: Harmer F. General introduction II Anglo-Saxon writs I Ed. &
transl. by F.E. Harmer. - Manchester, 1952; Barraclough G. The Anglo-Saxon writ II History. -
Vol.39.-1954.-P. 193-215.

²⁰ Anglo-Saxon writs I Ed. & transl. by F.E. Harmer. - Manchester, 1952.

²¹ Regesta regum Anglo-Normannorum / in 3 vols. - Vol.1. Regesta Willelmi Conquestoris et Wil-
lelmi Rufi, 1066-11001 ed. by H.W.C. Davis & R.J. Whitwell - Oxford, 1913; Vol.2. Regesta Hen
rici Primi, 1100-1135/ed. by Ch. Johnson. -Oxford, 1956.

²² Dumville D. The "Tribal Hidage": an introduction to its texts and their history II The origins of
Anglo-Saxon kingdoms I ed. by S. Basset. - London, 1989. - P.286-297.

²³ Anglo-Saxon charters I Ed. & transl. by A.J. Robertson. - Cambridge, 1956. - P.246-249.

²⁴ County Hidage II Maitland F.W. Domesday book and beyond. - Cambridge, 1897. - P.455-460.

²⁵ Fleming R. Domesday Book and the law. - Cambridge, 1998. Источник на P.89-437.

²⁶ Liber Eliensis I Ed. by E.O. Blake; foreword by D. Whitelock. - London, 1962. «Libellus
AEthelwoldi episcopi» на P.72-117.

²⁷ Whitelock D. Foreword II Liber Eliensis. - P.IX-XII; Kennedy A. Law and litigation in the "Li
bellus Aethelwoldi Episcopi"//ASE. - Vol.24. - 1995. - P. 131-133.

Chronicon monasterii de Abingdon I ed. by J. Stevenson: in 2 vols. - London, 1858; Chronicon abbatiae Rameseiensis I ed. by W.D. Macray. - London, 1886; Chronicon abbatiae de Evesham I ed. by W.D. Macray. - London, 1863.

Использовано два издания. Рукопись "А" («манускрипт Паркера») по: The Anglo-Saxon chronicle: a collaborative ed. I Gen. eds. D. Dumville and S. Keynes. - Vol.3. Ms. "A" I Ed. by J. Bateley - Cambridge, 1986; остальные рукописи (B-F) no: The Anglo-Saxon chronicle I ed. & transl. by M. Swanton. -New York, 1998.

³⁰ Оригинальный текст: Beda Venerabilis. Historia ecclesiastica gentis Anglorum II Venerabilis
Bedae opera historica I Ed. by Ch. Plummer. - T.l-2. - Oxford, 1896. Русский перевод: Беда Дос
топочтенный. Церковная история народа англов / Пер. с лат., вст. ст. и комм. В.В. Эрлихма-
на.-СПб., 2001.

³¹ Оригинальный текст: Asser's life of king Alfred I Ed. by W.H. Stevenson & D. Whitelock. -
Oxford, 1959. Русский перевод: Accep. Жизнь Альфреда Великого II Стасюлевич М.М. Исто
рия средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых: Изд-е 4-е. - Пг., 1915.-
Т.2. - С.306-337.

³² John of Worcester. The chronicle of John of Worcester I Ed. by R.R. Darlington and P. McGurk;
transl. by J. Bray and P. McGurk. - Vol.2. The annals from 450 to 1066. - Oxford, 1995.

³³ Simeon of Durham. Historia regum //EHD. - Vol.1. - P.239-254.

³⁴ Глебов А.Г. Становление и развитие раннеклассового общества в англосаксонской Брита
нии (V-IX вв.). Дисс... доктора ист. наук. - Воронеж, 1999. - С.11-14; Он же. Споры о под
линности Жизни Альфреда Великого в современной англо-американской историографии //
Источниковедение: поиски и находки. - Воронеж, 2000. - С. 183-195; Сурков А.И. Государст
венная власть и система управления в Англии X - первой половины XI вв. Дисс... канд. ист.
наук. - Воронеж, 2001. - С.4-9; Эрлихман В.В. Отец английской истории // Беда Достопоч
тенный. Церковная история народа англов. - СПб., 2001. - С.321-337.

³⁵ The Waltham Chronicle I Ed. & transl. by L. Watkiss and M. Chibnall. - Oxford, 1994; Osbern.
Vita Sancti Dunstani II Memorials of Saint Dunstan / ed. by W. Stubbs. - London, 1874. - P.69-
128; Eadmer. Vita Sancti Dunstani II Ibid. - P.162-222; Whitelock D. Wulfstan Cantor and Anglo-
Saxon law//Nordica et Anglica. - Hague, 1968. - P.83-84; Miracula Sancti Swithuni //Acta Sanc
torum. Iuiii.-T.l.-Antwerpen, 1719.-P.331-337 (как сейчас установлено, автором текста яв
ляется монах Лантфред, лшвший в конце X в.; цитируемое издание воспроизводит источник
выборочно; полная публикация была недавно осуществлена М. Лэпиджем, но она осталась
нам недоступной).

³⁶ При ссылке на «Салическую правду» мы обращаемся к сводному изданию Н.П. Грациан
ского и В.Ф. Семенова (Салическая правда. - М., 1950). В случае серьезных, имеющих прин
ципиальное значение расхождений между различными «семьями» рукописей обращаемся к
изданиям К.-А. Экхардта (см. прим. 14 Главы I). Leges Baiwariorum / ed. J. Merkel. - MGH.
LL.-Leipzig, 1925.-P. 183-496.

³⁷ Leges Visigithorum I ed. K. Zeumer. - MGH. LL. - Hannover, 1902. Шервуд E.A. Законы лан
гобардов. Обычное право древнегерманского племени. - М., 1992.

³⁸ Capitularia regum Francorum I Ed. A. Boretius et V. Krause. - MGH. LL. - T.l-2. - Hannover,
1883-1890.

³⁹ Cassiodorus Senator. Variae I Ed. T. Mommsen. - MGH. AA. - T.XII. - Berlin, 1894.

⁴⁰ Isidorus Hispalensis. Isidori Hispalensi episcopi etymologiarum sive originum libri XX I Ed. by
W.M. Lindsay: in 2 vols. - Oxford, 1911.

⁴¹ Nelson J. The earliest royal ordo: some liturgical and historical aspects II Nelson J. Politics and
ritual in Early Medieval Europe. - London; Ronceverte, 1986. - P.342-360.

⁴² Formulae Merowingici et Karolini Aevi /ed. K. Zeumer. - MGH. LL. - Hannover, 1886.

⁴³ Diplomata Karolinorum. - T.I. Pippini, Carlomanni, Caroli Magni diplomata I ed. E. MUhlbacher,
A. Dopsch, J. Lechner, M. Tangl. - MGH. DD. - Hannover, 1906; Diplomata regum Germaniae ex
stirpe Karolinorum.-ТЛИ. Arnolfi Diplomata I ed. P. Kehr.-MGH. DD.-Berlin, 1940.

⁴⁴ Bernard A., Bruel A. Recueil des chartes de l'abbaye de Cluny. - Vol.1 (802-954). - Paris, 1876.

⁴⁵ Григорий Турский. История франков І Пер., вст. ст. и комм. В.Д. Савуковой. - М., 1987.

⁴⁶ Эйнхард. Жизнь Карла Великого // Историки эпохи Каролингов / Под ред. А.И. Сидорова,
пер. М.С. Петровой. - М., 1999. - С.7-34.

⁴⁷ Annales Laureshamenses I Ed. G.H. Pertz. II MGH. SS. T.l. - Leipzig, 1925. - P.22-39.

⁴⁸ Flodoardi Historia Remensis ecclesiae I ed. J. Heller, G. Waitz. - MGH. SS. -T.XIII. - Leipzig,
1943.-P.405-599.

⁴⁹ Ex miraculis Sancti Benedicti auctore Adrevaldo Floriacensi I Ed. O. Holder-Egger. - MGH. SS. -
T.XV. - P.I. - Hannover, 1887. - P.474-497.

⁵⁰ Рихер Реймский. История I пер. и комм. А.В. Тарасовой. - М., 1997.

⁵¹ Оригинальный текст: Tacitus, Cornelius. La Germanie I Tacite; Texte etabli et trad. J. Perret. -
Paris, 1983. Русский перевод: О происхождении германцев и местоположении Германии //
Корнелий Тацит. Сочинения: в 2-х тт. / Пер. А.С. Бобович. - T.I. - М., 1993. - С.353-372.

⁵² Г. Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей / Пер. и прим. М.Л. Гаспарова. - М,,
1988.

⁵³ Агафий. О царствовании Юстиниана / Пер. и прим. М.В. Левченко. - М., 1996.

⁵⁴ Wormald P. A handlist of Anglo-Saxon lawsuits II Wormald P. Legal culture in the Early Medie
val West. - London, 1999. - P.253-287 (первое издание: ASE. - Vol.17. -1987. - P.247-281).

⁵⁵ Hiibner R. Gerichtsurkunden der frankischen Zeit: in 2 Abt. - Abt.I. Die Gerichtsurkunden aus
Deutschland und Frankreich bis zum Jahre 1000II [Anhang zu] Zeitschrift der Savigny-Stiftung fur
Rechtsgeschichte. Germanistische Abteilung. - Bd.12. - Weimar, 1891. - S. 1-І 18.

⁵⁶ Например: W 4 = S 1430 + S 1260 + S 1432; W 63 = S 896 + S 937.

⁵⁷ Например: S 1445 = W 23 + W 24 + W25 + W 26; S 877 = W 57 + W 58.

⁵⁸ Все подсчеты no: Wormald P. A handlist of Anglo-Saxon lawsuits.

⁵⁹ Blackstone W. Commentaries on laws and customs of England: in 4 vols. - Chicago, 1979 (repr.
of the 1^st ed. 1765-1769); Adams H. et al. Essays in Anglo-Saxon law. - Boston, 1876; Stubbs W.
The constitutional history of England: 4^th ed. in 3 vols. - Oxford, 1883-1884; Pollock F., Maitland
F.W. The history of English law before the time of Edward I: 2^nd ed. in 2 vols. - Cambridge, 1898;
Maitland F.W. Constitutional history of England. - Cambridge, 1911; Chadwick H.M. Studies on
Anglo-Saxon institutions. - Cambridge, 1905.

⁶⁰ Holdsworth W.S. A history of English law: in 17 vols. - London, 1903-1952; Morris W.A. The
constitutional history of England to 1216. - New York, 1930; Jollife J.E.A. The constitutional his
tory of Medieval England from the English settlement to 1485. - London, 1937; Chrimes S.B. An

introduction to the administrative history of Medieval England. - Oxford, 1952; Lyon B. A constitutional and legal history of Medieval England. - New York, I960; Harding A. A social history of English law. - Harmondsworth, 1966; Loyn H.R. The governance of Anglo-Saxon England, 500-1087.-London, 1984; etc.

⁶¹ Частично проанализированы в: Круглое Д.Ю. Проблемы политической и институциональ
ной истории раннесредневековой Англии в англо-американской историографии второй по
ловины XX - начала XXI вв. Дисс. ... к.и.н. - Воронеж, 2004.

⁶² Adams Н. The Anglo-Saxon courts of law II Adams H. et al. Essays in Anglo-Saxon Jaw. - Bos
ton, 1876. - P. 1-54; Zinkeisen F. Anglo-Saxon courts of law II Political science quarterly. - Vol. 10.
-1895.-P.132-144.

⁶³ Harding A. The law courts of Medieval England. - London, 1973. - P. 13-31.

⁶⁴ Stenton F.M. Anglo-Saxon England: 3^rd ed. - Oxford, 1971; Sawyer P.H. From Roman Britain to
Norman England. - London, 1978; Stafford P. Unification and conquest. - London, 1989; etc.

⁶⁵ См. выше прим.59-60.

⁶⁶ Ковалевский M.M. История полицейской администрации и полицейского суда в англий
ских графствах с древнейших времен до смерти Эдуарда III. - Прага, 1877. - С. 1-37.

⁶⁷ Савело К.Ф. О совете знати в донормандской Англии: по материалам VIII - начала X в. //
Проблемы отечественной и всеобщей истории. - Л., 1973. - Вып.2. - С.33-42; Она же. Ранне
феодальная Англия. - Л., 1977. - С. 108 и далее; Глебов А.Г. Представления о короле и коро
левской власти у англосаксов (по законодательным памятникам VII-IX вв.) // Право в
средневековом мире. - М., 1996. - С.208-220; Он же. К проблеме формирования органов пуб
личной власти у англосаксов в VII-IX вв.: королевский совет // СВ. - Вып.62. - М., 2001. -
С.5-11; Вып.63. - М., 2002. - С.4-10.

⁶⁸ Глебов А.Г. Англосаксонское судопроизводство и Альфред Великий: дело о поместье в
Фонтхилле // Исторические записки. - Вып. 5. - Воронеж, 2000. - С.119-128; Он же. Разреше
ние земельных споров в раннесредневековой Англии: «норма законодательства» и судебная
практика // Historia Animata. - 4.2. - М., 2004. - С.41-51.

⁶⁹ Петрушевский Д.М. Очерки из истории английского государства и общества в средние ве
ка. - М., 2003. - С.19-30, 39-51; Он же. Очерки из истории средневекового общества и госу
дарства. - СПб., 2003. - С.265-274, 285-295; Глебов А.Г. Становление и развитие
раннеклассового общества в англосаксонской Британии (V-IX вв.) /Дисс... д.и.н. - Воронеж,
1999. - С.248-303, 408-464; Сурков А.И. Государственная власть и система управления в
Англии Х-первой половины XI вв. /Дисс... к.и.н. - Воронеж, 2001.

⁷⁰ Правда, сам термин «Personenverbandsstaat» довольно поздний - автором его был Т. Майер
(1883-1972). Тем не менее, он хорошо схватывает существо взглядов германистов на природу
раннесредневекового государства.

⁷¹ Обзор историографии феодализма и феодального государства за XVI - XX вв. см. в:
Reynolds S. Fiefs and vassals: the medieval evidence reinterpreted. - Oxford, 1994. - P.3-14, 17-
34;. Idem. Kingdoms and communities in Western Europe, 900-1300: 2^nd ed. - Oxford, 1996. -
P.XIV-XL; Brown E.A.R. The tyranny of construct: feudalism and historians of Medieval Europe II
AHR. - Vol.79. - 1974. - P. 1063-1088.

⁷² См. выше прим.70, а также: Колесницкий Н.Ф. Современная немецкая буржуазная исто
риография о феодальном государстве в Германии // СВ. - Вып.18. - М., 1960. - С.138-162;
Корсунский А.Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. - М., 1963.
-С.5-14.

⁷³ Кареев Н.И. Монархии Древнего Востока и греко-римского мира. - СПб., 1913. - С.387-
388; Кареев Н.И. Поместье-государство и сословная монархия средних веков. - СПб., 1913. -
С.54-55.

⁷⁴ Кареев Н.И. Поместье-государство... - С.54-55, 113-115.

⁷⁵ Там же. - С.5.

⁷⁶ Петрушевский Д.М. Очерки из истории средневекового общества и государства. - С.425.

⁷⁷Тамже.-С426.

⁷⁸ Там же. - С.284-289, 398-399, 424. Такое положение сложилось еще в поздней Римской империи, и политический феодализм (в понимании Петрушевского) во многом был унаследован варварами от римлян.

⁷⁹Тамже.-С.426.

⁸⁰ Там же. - С.326, 371, 375,402.

⁸¹ Например: Энгельс Ф. Марка // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения: 2-е изд. - Т. 19. - С.327-
345; Он же. Франкский период // Там же. - С.495-546; Он же. Происхождение семьи, частной
собственности и государства // Там же. - Т.21. - С.23-178 (особенно с. 130-178).

⁸² Корсунский А.Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. - М.,
1963.-С.159.

⁸³ Термин «патримониальный» применительно к политическому строю был введен в широ
кий научный оборот М. Вебером (1864-1920), хотя употреблялся и до него, в частности, О.
фон Гирке (1841-1921). Таким образом, советские историки отнюдь не были чужды влиянию
«буржуазной» науки.

⁸⁴ Корсунский А.Р. Указ. соч. - С.158; Гуревич А.Я. Начало феодализма в Европе // Гуревич
А.Я. Избранные труды. - Т.1. - М.; СПб., 1999. - С.225-226. (Переиздание работы, которая в
оригинале называлась «Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе» - М., 1970).

⁸⁵ Например: Гуревич А.Я. Так называемое «отнятие одаля» Харальдом Прекрасноволосым //
Скандинавский сборник. - Т.2. - Таллин, 1957. - С.8-37.

⁸⁶ См.: Wickham С. Problems of comparing societies in early medieval Europe IITRHS. 6^th ser. -
Vol.2.-1992.-P.221-246.

⁸⁷ Reynolds S. Fiefs and vassals: the medieval evidence reinterpreted. - Oxford, 1994. См. также:
Reynolds S. Kingdoms and communities in Western Europe, 900-1300: 2^nd ed. - Oxford., 1996;
Idem. The historiography of the medieval state II Companion to historiography (Routledge compan
ion encyclopedias) I Ed. by M. Bentley. - London, 1997. - P.l 17-138. «Фьефы и вассалы» уже
становились объектом внимания отечественных историков, но под несколько иным углом
зрения (см.: Дубровский И.В. Как я понимаю феодализм? // Конструирование социального. -
М., 2001.-С. 170-182).

⁸⁸ С. Рейнольде постоянно подчеркивает, что предметом ее исследования является исключи
тельно «немарксистский феодализм», т.е. феодализм в его политическом понимании, отно
шения внутри правящего класса общества, между властью и магнатами, но не между
феодалами и крестьянами (Reynolds S. Fiefs and vassals. - Р.З).

⁸⁹ Ibid. - P.78, 103, 107-110, 135-140, 144-145, 173 etc.
⁹⁰Ibid.-P.80-81, 101, 104, 106, 131-132, 152-156, 162, 168 etc.

⁹¹ Ibid.-P.34-47, 78-81, 102-104, 157-158, 180, 384-386, 401-402 etc.

" Ibid. - P.82, 86-89, 127-130 etc.

⁹³ Reynolds S. Fiefs and vassals. - P.lll-114, 124-133; Idem. The historiography of the medieval
state. - P.124-125. См. также: Caenegem R.C. van. Government, law and society II The Cambridge
history of medieval political thought I Ed. by J.H. Burns. - Cambridge, 1988. - P. 178-179; Property
and power in the early Middle Ages I Ed. by W. Davies & P. Fouracre. - Cambridge, 1995.

⁹⁴ Reynolds S. Fiefs and vassals. - P.25-28, 53-57, 80-81; Idem. Kingdoms and communities. -
P.293, 325; Wood I. The Merovingian kingdoms. - London, 1994. - P.55-70; Innes M. State and
society in the Early Middle Ages: the Middle Rhine Valley, 400-1000. - Cambridge, 2000. - P.254-
259.

⁹⁵ Nelson J. Kingship and empire //The Cambridge history of medieval political thought. - P.220-
225. Однако Дж. Нельсон отмечает, что, не имея эксплицитно выраженных идей о государст
ве, Каролинги все же действовали так, как будто бы они отчасти осознавали свой общест
венный долг (ibid. - Р.225-226).

⁹⁶ Harding A. Medieval law and the foundations of the state. - Oxford, 2002.

⁹⁷ См.: Wormald P. The making of English law. - P.4-14. Д. Юм и Э. Берк занимали промежу
точную позицию.

⁹⁸ Freeman Е.А. The history of the Norman conquest of England: in 6 vols. - Vol.5. The effects of
the Norman Conquest. - Oxford, 1876. - P.397-460. Взгляды Фримена разделял M.M. Ковалев
ский (Ковалевский М.М. Указ. соч. - С.38).

⁹⁹ Stenton F.M. Anglo-Saxon England. - Р.680-687; Richardson H.G., Sayles G.O. The governance
of medieval England from the Conquest to Magna Carta. - Edinburgh, 1963. - P.22-41.

¹⁰⁰ Stubbs W. Op. cit. - Vol.1. - P. 196, 234, 282-283, 293-294; Pollock F., Maitland F.W. The his
tory of English law... - Vol.2. - P.559; Ramsay J.H. The foundations of England: or, twelve centu
ries of British history (B.C. 55 - A.D. 1154). - Vol.2. - London, 1898. - P.138-153; Пти-Дютайи
III. Феодальная монархия во Франции и Англии Х-ХШ вв. - СПб., 2001. - С.56-74 (первое
издание на фр. яз. - Paris, 1933). Этой же точки зрения придерживались Н.И. Кареев (Кареев
Н.И. Поместье-государство... - С.151) и, как ни странно, Д.М. Петрушевский (Петрушевский
Д.М. Очерки из истории английского государства и общества в средние века. - С.54-83).

¹⁰¹ Barlow F. The feudal kingdom of England, 1042-1216. London, 1955. - P.107-120; Дуглас Д.
Норманны: от завоеваний к достижениям. 1050-1100 гг. - СПб., 2003 (первое издание на
англ. яз. - Berkley; Los-Angeles, 1969); Berman Н. J. Law and revolution: the formation of the
Western legal tradition. - Cambridge (Mass.), 1983. - P.404-461. В советской историографии не
было работ, посвященных политическому развитию Англии в XI-XII вв., но соответствую
щие пассажи из учебной литературы говорят, что советские медиевисты разделяли эти
взгляды (см.: История средних веков / под ред. СП. Карпова. - М., 1997. - Т.1. - С.336).

¹⁰² Harvey S.P.J. Domesday Book and its predecessors IIEHR. - Vol.86. - 1971. - P.753-773; Saw
yer P.H. From Roman Britain to Norman England. - P.254; Loyn H.R. The governance of Anglo-
Saxon England. - P.175-197; Campbell J. The significance of the Anglo-Norman state in the ad
ministrative history of Western Europe II Idem. Essays in Anglo-Saxon history. - London, 1986. -
P. 171-189; Idem. The Anglo-Saxon state. - London, 2000. - P. 1-54, 201-226; Wormald P. The
making of English law... - P.19-20; Idem. Maitland and Anglo-Saxon law: beyond Domesday book
II Proceedings of British Academy. - Vol.89. -1996. - P. 1-20; Hudson J. The formation of the Eng
lish Common Law: law and society in England from the Norman Conquest to Magna Carta. - Lon
don, 1996; etc. О преемственности Каролингской и норманнской административной системы
в Нормандии см.: Мюссе Л. Варварские нашествия на Европу. Вторая волна. - СПб., 2001. -

С.255-264 (первое издание на фр. яз. - Paris, 1965); Bates D. Normandy before 1066. - London, 1982.

¹⁰³ Warren W.L. The myth of Norman administrative efficiency II TRHS. 5^th series. - Vol.34. -
1984.-P.l 13-132.

¹⁰⁴ Oakley Th.P. English penitential discipline and Anglo-Saxon law in their joint influence. - New
York; London, 1923; Frantzen A.J. The literature of penance in Anglo-Saxon England. - New
Brunswick (N.J.), 1983.

¹⁰⁵ Глебов А.Г. Англия в раннее средневековье. - Воронеж, 1998 (готовится новое издание);
Он же. Альфред Великий и Англия его времени. - Воронеж, 2003; и диссертации: Глебов
А.Г. Становление и развитие раннеклассового общества в англосаксонской Британии; Сур
ков А.И. Указ. соч.; Горелов М.М. Датское и нормандское завоевания Англии в XI в.: срав
нительный анализ. Дисс.... к.и.н. -М., 2001.

Писаное право и правовая практика в Западной Европе раннего средневековья: теоретико-историографический аспект проблемы

Проблема соотношения писаного права и правовой практики в Западной Европе раннего средневековья была поставлена в историографии лишь во второй половине XX в. Конкретные работы и концепции на этот счет различных исследователей мы рассмотрим ниже. Сейчас же отметим, что они явились своего рода реакцией на «ортодоксию» в этом вопросе, обоснованную немецкими историками государства и права и их последователями в других странах в XIX - начале XX вв. Среди них необходимо выделить имена К. фон Амиры, А. Бо-рециуса, Г. Бруннера, Г. Вайтца, В.-Э. Вильды, О. Гирке, Р. Зома, Ф. Либерман-на, К. Цоймера и др., а также первых профессиональных историков права в Англии - Ф.У. Мэйтленда и Ф. Поллока).

При всех различиях, которые существовали среди историков государства и права XIX - начала XX вв. (и их учеников и последователей в более близкое к нам время) в методологических принципах и во взглядах на право варварских королевств, они разделяли некоторые общие положения1:

1) считалось, что его записи - т.н. «варварские правды» (leges barbarorum) - были специально предназначены и реально использовались в повседневной юридической и судебной практике2; причем подразумевалось, что писаное право (lex scripta), в силу того, что оно было записано (и в силу того, что эта запись была осуществлена с санкции королевской власти), превалировало над обычаем (consuetudo), обладало большей принудительностью для сторон конфликта, чем ссылка на обычай, и могло, таким образом, изменять его3;

2) в тоже время, на основе анализа памятников писаного права делался вывод о его «архаичности», т.е. свойственности варварскому обществу4, и соответственно, о «слабости», «архаичности», варварских чертах самого раннесредневекового государства, успехи которого в регулировании судебной практики и общественных отношений зачастую признавались отрицательными5.

Следует отметить, что первое положение было для историков XIX - начала XX вв. аксиомой, которую никто не пытался доказывать или опровергать. Не было предпринято серьезных и основательных попыток сравнить судебную практику, отраженную в актовом материале и нарративных текстах, и нормы законодательства. Причем, если для территорий, входивших во Франкское государство, указатель таких казусов был составлен еще в конце XIX в.6, то для англосаксонской Англии он отсутствовал до 1987 г.7

К 1920-м гг. возможности для изучения раннесредневекового права, опирающегося на указанные положения, были исчерпаны. Вплоть до конца 1940-х гг. наблюдался определенный застой в этой области, поскольку после фундаментальных трудов Г. Бруннера, К. Амиры, Ф. Мэйтленда, Г. Вайтца сказать было просто нечего.

Оживление интереса к раннесредневековому праву произошло в конце 1940-х - 1950-х гг. в рамках проблемы, которую можно обозначить как «право, законодательство и письменная культура раннесредневековой Европы». В приведенном ниже историографическом обзоре мы не ставили перед собой задачу охватить всю литературу, посвященную проблеме практического использования и эффективности раннесредневекового законодательства. Нашей целью является дать представление о том развитии, которое прошла историография этого вопроса за последние 50 с лишним лет, о существующих концепциях и спорах вокруг этих концепций.

Одним из первых, кто поднял вопрос о соответствии законодательных норм и правовой практики в раннем средневековье, был французский историк С. Стейн. В 1947 г. он опубликовал статью, которая была посвящена Салической правде8. В ней автор пришел к выводу, что Салическая правда была подделкой9, подделкой в том смысле, что она «никогда не играла роли имеющего силу кодекса законов и не предназначалась для того своими составителями»10. По мнению С. Стейна, не существует ни одной редакции и рукописи Салической правды, которую можно было бы признать официальной или которая была бы копией таковой11. Все они были составлены частным образом «с целью прославления дел давно минувших дней (temporis acti)»12, причем скорее всего составление Салической правды произошло в правление Карла Лысого (840-877). При этом исследователь подчеркнул, что он считает Салическую правду поддельной лишь «как целое», отдельные же содержащиеся в ней нормы действительно имели силу, но этому своему качеству они были обязаны вовсе не тому, что были записаны в Салической правде, а, скорее, тому, что они попали в ее текст в силу своей значимости для современников13.

Следует отметить, что С. Стейн отнюдь не был дилетантом или недобросовестным ученым; он являлся сотрудником Национального центра научных исследований в Париже, свою точку зрения излагал весьма обстоятельно и аргументировано с опорой на оригинальные раннесредневековые рукописные тексты. Тезис Стейна о подложности Салической правды не получил поддержки в научных кругах. Однако весомость аргументации Стейна побудила сторонников «ортодоксальной» точки зрения предпринять весьма серьезные усилия для ее опровержения. Немецкому исследователю К.-А. Экхардту пришлось предпринять новое издание Салической правды14 взамен устаревших и не выдерживавших критики изданий XIX в.15 К.-А. Экхардт убедительно доказал существование нескольких редакций Салической правды, древнейшая из которых восходила ко временам короля франков Хлодвига (481-511). Но фундаментальный труд немецкого ученого, подтвердив подлинность Салической правды, не снял вопроса о применении ее в реальной практике. К.-А. Экхардт приводил в защиту подлинности Салической правды доказательства палеографического и текстологического характера, искал подтверждения ее существования в ней самой, но не в современном ей актовом и нарративном материале. Таким образом, если сомнения в существовании Салической правды с начала VI в. и официальном характере ее редакций (но не рукописей!) были развеяны, то ее применение на практике доказано не было.

В 1957 г. еще один исследователь - бельгиец Ф.Л. Гансхоф - предпринял попытку оценить практическое значение другой, по сравнению с leges bar-barorum, разновидности законодательных актов, - Каролингских капитуляриев16. Проанализировав рукописи, которые содержали капитулярии, он пришел к выводу, что использование письменности в законодательной, судебной и адми-нистративной деятельности было «маргинальным» . Не сохранилось ни одной рукописи капитулярия, которую можно было бы признать официальной. Это не означало, что их не было изначально. Но об их сохранении более заботились аббаты и епископы, чем королевская канцелярия и должностные лица. Причем первые не придавали большого значения их аутентичности, переписывая их в манускрипты-коллекции. Еще в IX в. наиболее полные собрания капитуляриев находились в распоряжении не короля и его missi dominici, на которых была возложена обязанность надзора за правосудием, а духовных лиц (аббата Анзе-гиза, аббата Люпа, епископа Гинкмара), причем коллекции эти были далеко не полными. Например, аббат Анзегиз, составлявший по своей инициативе в 827 г. коллекцию капитуляриев, даже в королевском архиве не смог найти более, чем 29 из них, хотя их было, по меньшей мере, 9018. Такое пренебрежение к письменным документам в повседневной административной практике навело Ф. Гансхофа на мысль, что оно осуществлялось преимущественно с использованием устных методов (verbum regis)19.

Территориальная организация англосаксонского общества

Основными территориально-административными структурами римской Британии были civitates (в условиях этой провинции - муниципаль-но-племенные образования) с центром - поселением городского типа. С упадком городов, аграризацией античного общества в IV-V вв. центр экономической и политической жизни переместился в виллы. Тем не менее, как показало недавнее исследование К. Дарка, британские civitates не исчезли бесследно: на их месте возникли бриттские и валлийские княжества раннего средневековья1. Но не только они: завоеватели-англосаксы тоже образовывали свои политий в границах бритто-римских civitates. Кент возник на месте civitas кантиаков (cantiaci), Восточная Англия - иценов (iceni), Эссекс - триновантов (trinovantes), Суссекс - регнов (regni), Дейра - бригантов (brigantes), Хвикке (Hwicce) - добуннов (dobunni). Весьма вероятно видеть в предшественниках общностей средних саксов катувеллаунов (catuvellauni), а средних англов - ко-риелтавов (corieltaui, coritani). Очевидно, что Линдсей является преемником племени линденсиев, чье имя сохранилось в римском названии Линкольна (Colonia Lindensium). Название англосаксонского королевства Берниции имеет явно бриттское происхождение. Несомненно, что в основе позднейшего Уэс-секса лежали civitates белгов (belgae) и дуротригов (durotriges). Границей между ними был Селвудский лес, как позднее между Восточным (Гемпшир, Уилтшир) и Западным (Дорсет, Сомерсет) Уэссексом2. Преемственность между римским, пост-римским и англосаксонским временем зафиксирована и на микроуровне: бритто-римские виллы и городки становились англосаксонскими королевскими поместьями (tun), центрами администрации и сбора ренты3. Причем, как указывает Дж. Кемпбелл, в данном случае мы имеем дело, пользуясь термином Ф. Броделя, со структурами longue duree, которые древнее, может быть, не только римского, но и кельтского времени4.

Сказанное позволяет поставить под сомнение традиционную точку зрения, что политико-административные единицы англосаксонских королевств VI-IX вв. были обязаны своим происхождением племенным образованиям германцев. Как мы видим, с самого начала истории англосаксов в Британии в основе их расселения лежал территориальный, а не племенной принцип. Если быть более точным, то можно сказать, что племенные идентичности англосаксов сформировались в рамках и на основе территорий и населения бритто-римских политико-административных структур. Сказанное легко проиллюстрировать на следующих примерах. В документе, известном под названием «Tribal Hidage»5, который называет территории и племена, платившие дань королям Мерсии, фигурируют такие этнонимы как Elmedsaete и Wreconsaete. Относительно обоих мы имеем несомненные доказательства, что они были бриттскими княжествами. Первое - Элмет - упоминается Бедой под 616 г.6, второе, возникшее на месте римского города Вирокония (Viroconium), хорошо исследовано археологически. По-видимому, таково же происхождение других образований из «Tribal Hidage», оканчивающихся на -saete: Magonsaete, Tomsaete, Arosaete, Pecsaete, Cilternsaete, Sumorsaete, Dorsaete7.

Политико-административная структура англосаксонских королевств рассматриваемой эпохи производит впечатление неупорядоченности и мозаично-сти. Территориальные подразделения сильно различались по размерам: от 300 гайд до 7000 гайд, по данным «Tribal Hidage». Разница в их статусе также трудноуловима. Латиноязычные источники называют их двумя терминами - «ге-giones» и «provinciae»8. При этом они не делают абсолютно никакой разницы между таким большим и независимым королевством как Восточная Англия9 и небольшой областью Ундл10, входившей в состав первого, между довольно крупным полусамостоятельным королевством Суррей11 и крошечной (300 гайд) областью Феппинг (Feppingum)12. Независимо от величины все эти области представляли собой исторически сложившиеся общности людей, и именно поэтому размывались очень медленно. Их идентичность поддерживалась посредством исторических мифов, религиозных культов, а также, в особенности, если это были небольшие общности, посредством общих собраний, которые проходили в течение столетий в одних и тех же местах. Хотя нарисованная картина по большей части умозрительна, ибо источники до нас не донесли каких-либо сведений о повседневной жизни таких общин в VII-IX вв., она является вполне правдоподобной. В X столетии, куда в большей степени освещенном источниками, мы встречаем ту же «provincia Undalum», на этот раз в виде восьми сотен Ундла, собиравшихся (по-видимому, регулярно) для решения разного рода пра-вовых вопросов . Эти же сотни реки Ундл представляли собой и религиозное сообщество14.

Спорной является проблема происхождения широв15, политико-административных подразделений королевства Уэссекс. Впервые слово «шир» (scire) встречается в судебнике короля Уэссекса Инэ (конец VII в.). Как отмечает А.Г. Глебов, «в древнеанглийском языке слово "scire" нередко употреблялось в значении "должность", "пост"», поэтому «невозможно категорически утверждать», что в данном законодательном памятнике речь идет о шайре в «политико-административном смысле»16. Как кажется, именно в таком смысле можно истолковать один из титулов из того же судебника Инэ: «Если кто-нибудь поймает вора или ему передадут пойманного [вора], а он его все же освободит или утаит кражу, он должен уплатить за вора его вергельд. Если он эл-дормен, он потеряет свою должность (scire), если только его не пожелает помиловать король»17. Однако другой титул из этого судебника, по нашему мнению, недвусмысленно указывает на территориальность scire: «Если кто-нибудь уйдет без разрешения от своего господина или воровским образом перейдет в другой шир и будет найден, то он должен возвратиться туда, где он жил прежде, и уплатить своему господину 60 шиллингов» . Следует указать, что оба значения слова scire не противоречат друг другу: полномочия должностного лица вполне могли иметь пространственное измерение, распространяться на определенную территорию (scir). Принимая во внимание все сказанное выше о континуитете между бритто-римскими civitates и англосаксонскими политико-административными структурами, предположение, что Уэссекс с самого начала своего существования был поделен на ширы, выглядит вполне обоснованным. Центрами этих широв были королевские поместья (tun), возникшие на месте или поблизости от римских и пост-римских вилл и городков. От их названия произошли названия соответствующих широв: Уилтон - Уилтшир (Wiltunscire), Хемвич (ныне Саутгемптон) - Гемпшир (Hamtunscire), Дорчестер - Дорсет, Сомертон - Сомерсет. В эти поместья стекалась различные подати, здесь происходили торговля и суд19. Возможно, управляющих этих поместий имел в виду король Инэ, когда предписывал управителям (scirmen) и судьям (deman) не отказывать желающим в правосудии20.

С другой стороны, нельзя не признать, что первые упоминания о конкретных ширах Уэссекса появляются в источниках лишь с середины IX в. Так, о Девоншире в «Англосаксонской хронике» впервые говорится под 851 г. 2I, о Гемпшире и Беркшире - под 860 г.22, об Уилтшире - под 897 г.23 Не претендуя на окончательное решение этой проблемы, все же укажем, что наши знания об административной истории англосаксонской эпохи могут быть искажены характером источников. «Англосаксонская хроника», как всякая летопись, освещает события исключительные, а не повседневные. История административных образований относится именно к истории повседневности. Вторая половина IX в. была насыщена событиями большой важности: борьбой Альфреда и его рода с викингами. Все упоминания в «Хронике» широв Уэссекса так или иначе связаны с боевыми действиями, персонами короля и его военачальников-элдорменов. Законодательство по своей природе призвано отражать повседневность, правда, в нормативной форме. И, как мы видели, упоминания о ширах в нем содержатся. С объединением англосаксонских земель под властью уэссексской династии вся Англия была постепенно поделена на ширы. Однако процесс устроения широв занял весьма длительное время, завершившись только при первых нормандских королях24.

По происхождению и времени появления ширы возможно разделить на несколько групп.

Первую составляют ширы Уэссекса. О происхождении Уилтшира, Гемпшира, Сомерсета и Дорсета было сказано выше. Девоншир возник на месте земель, захваченных в конце VII в. у бриттского королевства Думнония. Беркшир, по-видимому, появился позже других широв Уэссекса и получил название, по словам Ассера, от леса Беррок, «где в обилии растут самшита».

Судебные инстанции

Законы, изданные при королях Эдгаре (959-975) и Кнуте (1016-1035), подразумевают наличие в Англии некой иерархии судебных органов: на нижней ее ступени располагались суд сотенного собрания и собрания бурга, далее шел суд собрания шира, все венчал суд короля, к которому разрешалось обращаться лишь в том случае, когда все остальные возможности добиться правосудия были исчерпаны, либо с целью облегчить участь осужденного1. Однако такой вид судебные институты англосаксов приобрели далеко не сразу - лишь к X в. Более того, как будет показано ниже, даже в поздний англосаксонский период реальная картина функционирования судебной системы (если термин «система» здесь вообще применим) была намного более сложной. Как было нами показано в предыдущих параграфах, несмотря на то, что с конца IX - начала X вв. в Англии шли процессы унификации и усложнения механизма государственной власти, выстраивания иерархии внутри политико-административной структуры королевства и его политического класса, к концу англосаксонского периода они были еще далеки от своего завершения. Отношения внутри государства и общества были отношениями не между абстрактными политическими и правовыми институтами, а принимали форму межличностных связей, над которыми, к тому же, довлели самые разнообразные местные традиции. Сказанное имеет самое прямое отношение к тому, кем и как рассматривались судебные тяжбы.

В истории судебных учреждений англосаксонского периода четко выделяются два периода, границей между которыми является рубеж IX-X вв. Из законов VII в. королей Кента и Уэссекса и из «Книги законов» Альфреда Великого мы знаем, что, как и в позднейшее время, аренами для судебных разбирательств становились большие собрания народа («maethl» на кентском диалекте, gemot, folcmot - на уэссекском)2, которые часто становились судебными ad hoc, поскольку любое публичное мероприятие, например, ярмарка, могло быть использовано как подходящее место для исполнения судебных процедур3. Мы знаем, что правосудие на этих собраниях обеспечивали «должностные лица» (scirmen) и «судьи» (deman), т.е. епископы, элдормены и герефы4. О том, находились ли эти судебные органы в каких-либо иерархических отношениях между собой, законодательство не говорит ничего. Вероятно, это было отражением аморфности и неупорядоченности политико-административного устройства англосаксонских королевств до их объединения в рамках единого государства.

Законодательные памятники VII-IX вв. очень скупо говорят о суде короля и его уитанов5. Однако, если верить Тациту, то уже в его время (I-II вв. н.э.) конунги и старейшины германцев выносили свои решения вместе с собранием племени6. В начале средних веков значение короля как гаранта правосудия было еще более укреплено восприятием верхушкой варваров как римских традиций управления7, так и всего комплекса христианских представлений о должности и долге государя8. Последние, как предполагает Дж. Нельсон, проникли в Англию уже вскоре после принятия христианства. В частности, они нашли отражение в коронационных клятвах королей, где обещание поданным правосудия как их неотъемлемая часть появилось уже на рубеже VIII-IX вв.9 Конечно, короли активно вмешивались в правосудие не только потому, что клялись в этом; из своей судебной деятельности средневековые монархи извлекали массу политических и материальных выгод. Но, с другой стороны, было бы большой ошибкой недооценивать влияние представлений самих государей и общества средних веков о том, каким должен быть монарх, на то, какими они были на самом деле. Насколько мы можем судить из сочинений самого Альфреда Великого, в частности, из его «Книги законов» он очень глубоко воспринял религиозную доктрину королевской власти10. Поэтому мы вправе доверять его биографу Ассеру, который пишет, сколь много внимания тот уделял справедливости: «Он [король] показал себя как дотошный следователь справедливости приговоров, особенно потому, что заботился о бедных, ради которых, наряду с исполнением всех своих прочих обязанностей, он с удивительным рвением трудился денно и нощно... И поскольку он проницательно рассматривал почти все те приговоры во всей своей стране, которые были сделаны в его отсутствие, то всегда мог увидеть, справедливы они или нет; и если он действительно обнаруживал что-либо неправильное в судебном решении, то он с умеренной строгостью спрашивал с судей, или лично, или через своих доверенных представителей, почему они вынесли такой неверный приговор.. .»и.

В немногих дошедших до нас судебных казусах доальфредовской эпохи король предстает перед нами в окружении уитанов (которые, как мы помним, были в большинстве своем духовными лицами), вместе с ними решающим судебные тяжбы из-за земельных владений12. Однако с правления Альфреда начинается заметное расширение прерогатив королевской юстиции, правовыми основами для которого послужило введение клятвы верности королю и понятия измены государю13. Эта клятва подразумевала не только политическую лояльность, но также обещание соблюдать установленный королем «мир», т.е. правопорядок. Формулировку клятвы мы находим в декретах Эдуарда Старшего («...любить то, что он любит, и отвергать то, что он отвергает»14) и Эдмунда («чтобы все поклялись во имя Господа... в верности королю Эдмунду, так как человек должен быть верным своему господину, безо всяких оговорок и исключений, явно и тайно, и любить то, что он любит, и не желать того, что он не желает...»15), но ясно, что она существовала еще при Альфреде. Так, в первом титуле основной части «Книги законов» Альфреда сказано: «Во-первых, мы учим, что более всего необходимо, чтобы каждый человек тщательно выполнял свою клятву и свое обязательство»16. Что под «клятвой и обязательством» здесь имеются в виду не просто любые клятвы и обязательства, а некая всеобщая клятва соблюдать «мир», т.е. бороться с наиболее осуждаемыми преступлениями (например, угоном скота), становится ясно из декрета сына Альфреда короля Эдуарда Старшего (899-924): «4. Се воля моя: пусть каждый держит на своей земле наготове людей, которые могли бы повести тех, кто следует [по следам] своего [скота]... 5. А если кто пренебрежет этим и нарушит свою клятву и свое обязательство, которые дал весь народ, пусть возместит он, как учит "Книга законов"» . Наконец, кратко и емко содержание клятвы подданных английского короля раскрывается в законах Кнута (1016-1035): «И воля наша, чтобы каждый мужчина [возможен перевод «человек»] старше двенадцати лет дал клятву, что он не будет ни вором, ни соучастником в краже» . Обращает на себя внимание то обстоятельство, что такую же клятву приносили и подданные франкских королей. В 789 г. ее потребовал от жителей своего королевства Карл Великий: клясться должны все лица мужского пола старше 12 лет19. В 802 г. после императорской коронации Карл взял клятву еще раз: каждый должен был присягнуть «быть верным, как по праву должен быть [верен] человек своему господину» . Комментируя сходство между институтами клятв у франков и англосаксов, Дж. Кемпбелл пишет: «...тяжесть доказательств должна лежать на тех, кто придерживается той точки зрения, что здесь нельзя видеть каролинг ского института, перенесенного в Англию» .

Похожие диссертации на Государство и суд в раннесредневековой Англии

Крестьяне и государство в Англии, 1550 - 1640 гг.Митрофанов Владимир Петрович

Святые королевской крови в церковной проповеди Англии VIII-X вв. К истории раннесредневекового учения о государствеДенисова Екатерина Владимировна

Политика Англии и России в отношении государства Якуб-бека в Восточном Туркестане (60-70-е гг. XIX в.)Басханов, Михаил Казбекович

Теоретические проблемы апелляционного производства в судах Англии и Уэльса Кузовков Илья Алексеевич

Формирование и функционирование английской юридической терминологии в процессе становления государства и права в АнглииАвакова, Ольга Викторовна

Судебный процесс в средневековой Англии проблема соотношения юридических и ритуальных формПахалов Михаил Юльевич

Конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г.: толкование и применение национальными судами государствВикторова, Наталья Николаевна

Защита прав человека конституционными судами субъектов федеративных государствЮсупова Елена Олеговна

Конституционные суды в постсоциалистических государствах Восточной Европы (На примере Конституционного суда Республики Болгарии) Опря Ольга Владимировна

Вопросы признания и исполнения решений судов иностранных государств (На основе анализа права Франции и России) Литвинский Дмитрий Вячеславович