Содержание к диссертации
Введение 3
Глава I Германская военная элита накануне Первой мировой войны 39
1.1 Сословный и возрастной состав офицерского корпуса кайзеровской Германии 39
Германская военная элита: политические взгляды
и взаимоотношения с обществом 64
Стратегические взгляды германской военной элиты: конкуренция концепций 75
Глава II. Эволюция германской военной элиты в ходе Первой мировой войны 1914-1919 гг. 92
Структурные изменения в составе германской армии
и военной элиты в ходе Великой войны - 92
Германская военная элита и власть в 1914-1918 гг. - —121
Германская военная элита в условиях военного краха
и революции 1918-1919 гг. 170
Глава III. Формирование и трансформация образа России у германской военной элиты в ходе Первой мировой войны 200
Основные составляющие образа России у германской
Эволюция образа России под влиянием
Германская военная элита и Советская Россия в 1918-1919 гг. 257
Выяснить размеры такой социальной группы, как германская военная
Установить основные тенденции эволюции германской военной элиты
Определить, как события на фронтах Великой войны повлияли на
Охарактеризовать основные стереотипы восприятия России в
Определить созданные войной факторы, в том числе новые источники
Выявить влияние Февральской и Октябрьской революций 1917 г. на
Уточнить, как повлияла обстановка 1918-1919 гг. на взгляды
Влияние германской военной элиты в Германской империи до начала военных действий в Первой мировой войне характеризуется полной независимостью от гражданских властей в военных вопросах при принципиальном дистанцировании от вмешательства во внутреннюю политику. В связи с этим германская военная элита испытывает нарастающее давление со стороны общества и вынуждена пытаться разрешить несколько противоречий: между буржуазным социальным происхождением и традиционной дворянской этикой, между особой ролью в государстве и чересчур сильным вниманием общества к военным вопросам, между задачами, которые были поставлены перед Германией гонкой вооружений и явно недостаточными размерами армии и военно-морского флота.
В ходе Великой войны состав, характер и влияние германской военной элиты в Германской империи радикально изменились. Состав этой группы пополнился за счет новых элементов, внутри элиты произошла смена поколений и существенная перегруппировка. Потребность в организации ведения тотальной войны привела к установлению в Германии военной диктатуры и крушению ее довоенной политической структуры.
Образ России, сложившийся у германской военной элиты к августу 1914 г., в ходе войны необходимо было серьезно модифицировать в связи с потребностями рассмотрения Российской империи как чрезвычайно опасного противника. Этот процесс потребовал серьезных усилий ввиду тотального недостатка информации и огромного объема нового опыта взаимодействия с русской армией и населением Российской империи, обработка и анализ которого была в условиях войны затруднена информационной блокадой, намеренной дезинформацией, требованиями цензуры военного времени.
Формирование нового образа России было еще более замедлено и искажено событиями русских революций 1917 г., последствиями переговоров в Брест-Литовске, участием германской армии в интервенции в ходе Гражданской войны. Отсутствие у германской военной и политической элит единой концепции взаимодействия с большевиками и/или другими сторонами, участвующими в Гражданской войне в России, процесс распада Российской империи привели к окончательному крушению целостного образа России и обострили потребность в создании нового образа, в первую очередь, для стратегического планирования дальнейших действий в Первой мировой войне, вступившей к весне 1918 г. в стадию развязки.
военной элиты к началу Великой войны 200
хода войны на Восточном фронте в 1914-1917 гг. 224
Заключение 274
Список использованной литературы и источников 281
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В историческом сообществе после трудов Э. Хобсбаума окончательно утвердилось мнение о том, что начало Первой мировой войны стало стартом настоящего двадцатого века, принципиально отличного от предыдущей эпохи долгого XIX века. Современные немцы также рассматривают Первую мировую войну как «первоначальную, исходную катастрофу» нынешней эпохи (Urkatastrophe des 20. Jahrhunderts), обозначившую начало последующей истории страны и мира2. Образ катастрофы настолько устойчив, что порождает попытки пересмотреть не только аргументацию или детали рассматриваемого конфликта, но и опровергнуть исходный посыл, представив Первую мировую войну в ином свете . Тем более, что в отличие от бескомпромиссной Второй мировой войны Великая война оставляла шансы на относительно взвешенное отношение к противнику и его культуре: пропагандистский угар еще не получил абсолютного преобладания над уважением к ценностям мирового культурного наследия. Кроме того, синдром виновности, тяжелое осознание ответственности за преступления гитлеровского режима сделали целые поколения немцев абсолютно невосприимчивыми к опыту Второй мировой войны и ее невоенным аспектам. Это естественным образом стимулировало повышение внимания к истории Первой мировой в последние десятилетия и обусловило осознание ее огромного значения.
На Западе, как и в Германии, парадоксальным образом очень поздно обратились к анализу и оценке действительных размеров последствий Великой войны. Следствием неоднозначных оценок произошедшей катастрофы стало специально детализированное освещение вопроса об ответственности за мировую войну. Под знаком поиска «виноватых» или опровержения позиции победившей Антанты, отраженной в 231 статье Версальского договора, прошел первый период рефлексии событий Мировой войны в германской военной и политической элите. Характерно, что для придания попыткам «оправдаться» более внушительного вида, в этот историографический процесс включились немецкие интеллектуалы, которые продолжили свою патриотическую, т.е. фактически националистическую, пропаганду и после поражения кайзеровской Германии.
Первая мировая война поставила со всей остротой вопрос о соответствии реального и официального значения той или иной элиты (военной, дипломатической, чиновничьей, буржуазной, интеллигентской) в условиях небывалой войны и сделала неизбежным перераспределение полномочий конфликтным или относительно мирным путем. Теоретический довоенный спор сторонников альтиметрического и ценностного подходов в определении принадлежности к элите быстро превратился в схватку за власть между теми, кто представлял «элиту по положению», и теми, кто осознавал свою «элитносгь по ценности». Универсальным способом окончательно освободиться от старой элиты была революция, поэтому многие, формально аполитичные, деятели рассматривали ее как возможный вариант развития карьеры.
На настоящий момент можно констатировать по-прежнему слабое внимание отечественной историографии к германской военной элите периода Первой мировой войны и к военным элитам вообще. Стойкое неприятие советской историографией элитологии и любых элитаристских подходов в изучении новой и новейшей истории сменилось в конце 80-х гг. бурным развитием этого направления, однако приоритет всегда отдавался изучению политических, иногда дипломатических, а не военных элит. Любые попытки ограничиться чисто военными аспектами в историческом исследовании на специально-военную тему, абстрагируясь от анализа социально-экономической ситуации, воспринимались «в штыки». Германская историография также достаточно слабо разрабатывала проблематику военной элиты, ограничиваясь изучением офицерского сословия без акцента на элитарность, которая воспринималась как часть традиционного места военных в «полу- абсолютистком» государстве.
Фактически период рассмотрения событий Великой войны с позиций военной элиты начался и закончился созданием и публикацией в 1919-1930-х гг. мемуаров и аналитических работ участников Первой мировой из состава германского Генерального штаба и высшего командного звена германской армии и флота. Зачастую под видом мемуаров выходили капитальные аналитические работы по тем или иным вопросам ведения войны, однако, естественно, с сильными эмоциональными оценками и пристрастным изложением материала. Уже тогда они подверглись резкой критике историками-марксистами за исключительно военный, «солдафонский» взгляд на события Великой войны при некотором игнорировании чисто политических факторов. Большинство этих работ является частью кампании по борьбе против «лжи о виновниках войны» (Кпе8зс1ш1с11йе), навязываемой миру странами Антанты. Столь яростное отстаивание невиновности правительства кайзеровской Германии и, в том числе, лично кайзера в развязывании Мировой войны во многом и стало основой для концепции «моральной преемственности» между Кайзеррейхом и Веймарской республикой.
Достаточно подробное рассмотрение событий Ноябрьской революции в Германии, ее истоков или деталей подготовки Октябрьской революции в России, влияния революционной России на Германскую империю историками обеих стран часто упускает из виду то обстоятельство, что Германию к Ноябрьской революции привели усилия тех людей, кто организовывал тотальную войну и военную диктатуру. Сама диктатура во многом стала результатом деятельности Гинденбурга и Людендорфа на русском фронте. Таким образом, Россия и «русский опыт», опыт взаимодействия с Россией и русской армией, явились одной из предпосылок будущего крушения монархии в Германии значительно ранее, чем в России начались революционные события 1917 г.
Объектом исследования является германская военная элита периода 1914-1919 гг.
Предмет исследования - эволюция германской военной элиты, ее роль в истории Германии изучаемого периода, особенности восприятия ею России в указанный период и влияние «российского опыта» германских военных на исторические судьбы как их самих, так и России и Германии.
Цель работы - анализ тенденций эволюции германской военной элиты в ходе Великой войны, изменения оценок и образа России, как основного противника германской армии, и изучение корреляции между изменением состава военной элиты Германии и эволюцией ее образа врага. Данная цель требует решения нескольких задач:
элита к 1914 г., ее состав и степень влияния в Германской империи.
в ходе Великой войны и революции 1918-1919 гг.
место германских военных в политической структуре Германской империи.
Германии к 1914 г. иих влияние на военное планирование и оценку со стороны германских военных.
информации, влиявшие на восприятие России, и принципиально новые составляющие ее образа.
процесс формирования нового образа России у германской военной элиты.
германской военной элиты относительно перспектив изучения и сотрудничества с новой Россией.
Степень научной разработанности проблемы.
Достаточно серьезное и разностороннее изучение Великой войны на Западном фронте в германской исторической науке сильно контрастирует с признаваемым собственно немецкой историографией абсолютным провалом в исследовании Восточного фронта. Предпринимаемые в последнее время попытки обобщить имеющийся материал по истории Первой мировой войны в общих работах до некоторой степени восполняют этот пробел, но не компенсируют отсутствия корпуса специальных монографий по русско- германскому противостоянию в годы Великой войны. Имеющиеся немногочисленные исследования по истории Восточного фронта концентрируются, в основном, на проблематике национальной политики и развития национально-освободительных движений в Польше и странах Прибалтики. Восточный фронт долгое время оставался загадкой и для союзников России по Антанте. Так, книга У. Черчилля о войне на русском фронте называлась «Неизвестная война», хотя, казалось бы, в силу своего служебного положения Черчилль должен был быть хорошо информирован. Естественно, что при таком состоянии изученности тема «русского опыта», трансформации «русского образа» у немецкого офицерства и военной элиты практически не раскрыта. В последнее время в зарубежной историографии наблюдается рост интереса к различным сторонам повседневной истории войны, в частности - к солдатским письмам, дневникам и другим источникам,
1 ^
отражающим фронтовые будни **. В связи с этим исследование Восточного фронта до некоторой степени удалось вывести на новый уровень, однако вопрос о мнениях и настроениях военной элиты остается открытым.
Большее внимание к образу и особенностям войны на Западе обычно оправдывается более выраженным характером окопной войны на полях Фландрии и северной Франции, якобы значительно более напряженными испытаниями для психики солдат и европейской цивилизации в целом во время боев под Верденом, Ипром, Пашендалем, на Сомме и Марне, где и была впервые реализована тотальная война. Однако эти устоявшиеся стереотипы во многом совершенно не соответствуют действительности, так как Восточный фронт также может служить источником многих характерных примеров новой, «мировой бойни». Что же касается окопов, то, по немецким наблюдениям, с первых дней войны наиболее лестные отзывы об умении обороняться и окапываться (что было абсолютно несвойственно французским и британским солдатам 1914 г.) раздаются в адрес именно русских солдат. Кайзер Вильгельм II, побывавший в мае 1916 г. на укрепленных позициях австрийских и немецких войск на Востоке, признавал, что таких великолепных оборонительных полос на Западном фронте он не видел, а Людендорф, который был на Западном фронте осенью 1916 г., считал, опираясь на свой опыт па Востоке, что на позициях во Франции много упущений, следовательно, мнение о том, что немцы в полной мере проявили себя именно против англофранцузских войск, также может быть подвергнуто сомнению. Генерал Гофман, склонный преувеличивать свою роль и роль Восточного фронта вообще, полагал, что в деле постройки долговременных укреплений на востоке дела продвигались скорее, чем на западе.
Изучение Первой мировой войны, претерпевшее значительные изменения в отечественной историографии в связи с военной и политической историей XX в., в Германии прошло еще более сложный путь. Можно согласиться с мнением Г. Крумайха о том, что парадигма изучения Великой войны в немецкой, да и в западноевропейской историографии менялась в среднем каждые 10 лет, при том, что достижения и направления исследований предыдущего периода не теряли своей актуальности. Одной из первых задач стала публикация материалов в рамках общенациональной полемики по поиску виновных в поражении Германии в войне.
Характерно, что именно в начале XX века, почти накануне мировой войны или сразу после нее вышли новые социологические труды, положившие начало направлению «элитологии». Европейскую известность получили труды итальянских социологов В. Парето, Г. Моска и затем, также переехавшего в Италию, немецкого политолога Р. Михельса. Важнейшее значение имели работы М. Вебера, который, не являясь элитаристом, тем не менее много сделал для методологии и интеграции этого направления в социологию и политологию" . Затем большой вклад в элитологию в 1920-30-е гг. внес X. Ор- тега-и-Гассет, который обосновал принцип выделения элиты из всего общества вне зависимости от сферы деятельности. Таким образом, наиболее актуальная и острая фаза историзации Первой мировой войны как феномена хронологически совпала с методологическими прорывами в элитологии, что явилось не только совпадением, но и определенной тенденцией в историографии наряду с бурно развивавшимся марксистским анализом истоков и содержания мирового конфликта. Однако исходным пунктом всегда оставалось разделение общества на господствующую элиту и остальную управляемую массу, что без серьезной критики было принято большинством ученых-гуманитариев того времени. Таким образом, даже традиционно либеральные интеллектуальные круги оказались готовы к тому, что узкая группа людей окажется в состоянии отдавать приказы «стоимостью» в миллионы жизней. Сделав необходимые выводы из теории элит и наблюдая очевидное «наращивание веса» и влияния представителей высших эшелонов власти, интеллектуалы должны были выбрать лишь сторону в будущей борьбе, но отнюдь не отрицать очевидного общественного неравенства. Поиски оснований для попадания в элиту тех или иных индивидуумов к началу XX в. привели к отождествлению с ней наиболее
богатых и наиболее влиятельных людей в государстве. При этом афоризм В.
Парето о том, что «история - это кладбище аристократий», как правило,
старались не рассматривать применительно к ситуации накануне 1914 г. Только
Р. Михельс позволил себе с помощью элитологического подхода достаточно
критически отозваться о демократии вообще и эволюции политических партий
(но не правящих режимов) того времени в сторону неизбежной олигархии.
Работы классиков элитологии, посвященные концепции и определению
элиты и ее генезиса вообще, затем были развиты последователями
«макиавеллистов». Были рассмотрены вопросы структуры элиты, ее возможная
классификация и стратификация, выделены отдельные элитарные группы
внутри высших слоев общества в зависимости от рода занятий и сделаны
теоретические предположения о конкуренции между элитами. Впоследствии
акцент исследований был смещен на процессы и взаимодействия внутри элиты
вообще, а не на ее реакции на окружающий мир и общество в целом. Несмотря
на успехи развития элитологии, в особенности в германской исторической
науке, ряд спорных вопросов и терминологическая путаница сохраняются по 00
сей день". Были предприняты разнообразные попытки переосмысления критериев элитности и смысла концепции «элита» вообще.
Официальная немецкая версия истории Первой мировой войны на суше — многотомное издание Рейхсархива «Der Weltkrieg 1914-1918», издаваемое с 1925 по 1944 г., - была написана в традициях военно-исторических трудов XIX века и, по определению, была не приспособлена для обсуждения в не-военных
кругах и критики со стороны «штатских»" . Такими же особенностями обладает
О S
и история морской войны - «Der Krieg zur See»" . Однако это направление в историографии тогда доминировало и в других странах-участницах войны, кроме, возможно, Советского Союза. Господствовала «историография
Генерального штаба»" , что отражалось на адекватности оценок произошедшего. Тиражировались историографические мифы, созданные в
угоду германским военным . Публикацией личных документов и написанием монументальных биографий видных полководцев кайзеровской Германии также занимались профессиональные военные . С приходом к власти милитариста Гинденбурга, а затем — и нацистов, осмысление Великой войны вступило в новый этап, для которого характерен не только поиск причин постигшей Германию катастрофы, но и желание не допустить тех же дипломатических ошибок, что и правительство Второго рейха в 1910-х гг., чтобы Германии не пришлось вновь сражаться против всего мира. При этом поток художественной литературы о Первой мировой войне, далеко не всегда соответствовавшей тем взглядам, которые пропагандировали правые группировки и военные, заставил заняться созданием «официальной» версии истории повседневности. Была опубликована «Schlachten des Weltkrieges» - серия воспоминаний участников боев, написанная в крайне тенденциозном и эпическом духе, прославлявшая непобедимость и геройство германских солдат и офицеров. Только некоторые из этих работ демонстрировали анализ операций и взвешенные оценки потенциала Гёрмании и ее противников. Однако, эта мемуарная серия сформировала в Германии более полное, чем в любой другой стране, восприятие Первой мировой войны, придав целостность официально конструируемой концепции истории и уроков Первой мировой войны.
Если в первые послевоенные годы наиболее заметную роль играли мемуары тех, кто, главным образом, стремился оправдать план Шлиффена и показать ошибки его исполнителей, не подвергая сомнению возможность
о I
победы Германии в войне против Антанты , то затем возобладали работы, призванные использовать опыт войны для будущего реванша. Так, В. Тренер утверждал, что пишет не для истории, а для будущего, чтобы «горячие головы» в германских правящих кругах не допустили впредь роковых ошибок. Оба этих направления носили не научный, а порой откровенно публицистический характер, поэтому впоследствии в немецкой историографии отдельно обсуждали сложный и долгий процесс «историзации» (Historisierung) Первой мировой войны, настолько актуальной она оставалась в повседневной и политической жизни Веймарской Германии. После того, как в сентябре 1939 г. война Германии против англо-французского альянса стала фактом, в нацистской идеологии и военной литературе появился мотив «продолжения Великой войны», который был окончательно воспринят при подписании капитуляции Франции героем Вердена маршалом Пэтеном в том же железнодорожном вагоне, где в ноябре 1918 г. эту унизительную процедуру прошла германская делегация. Осенью 1940 г. в Вердене и на солдатском кладбище в Лангемарке (Фландрия) прошли символические церемонии официального окончания Первой мировой войны в знак того, что теперь павшие в 1914-1918 гг. немецкие солдаты могут считаться отмщенными.
В свою очередь, недавние противники кайзеровской армии - страны Антанты - в 20-е-30-е гг. XX в. также активно интересовались лучшими сухопутными войсками Европы, пытаясь описать те особенности немецкой военной машины, которые обеспечили ее превосходство на поле боя, а затем весьма достойное сопротивление превосходящим силам противника. Зачастую эти работы содержат огромный фактический материал, обобщающий бюллетени и документацию разведки держав Антанты военных лет, однако не подкрепленный сколько-нибудь значимым анализом. Являясь незаменимым источником, этот пласт работ содержит мало полезного для концептуального восприятия германской армии и флота.
После Второй мировой войны, виновность в которой Германии немецкие историки отрицать не могли, в германской историографии появились новые направления, где вопрос об ответственности за развязывание Первой мировой уже не ставился или, по крайней мере, не являлся основным. Эпоха мировых войн окончательно была определена как «немецкая трагедия XX века»33, что явилось полным признанием невозможности какого-либо реванша в обозримом будущем, соответственно новая историография строилась на принципиальном ином подтексте, чем откровенно реваншистская историческая литература эпохи Веймарской республики. Были подняты вопросы взаимодействия военных и политиков, что впоследствии привело к рассмотрению военной истории в ином свете. Продолжилось исследование офицерского корпуса и военных структур Германской империи, во многом абстрагировавшееся от политических акцентов.
Характерные для германской исторической науки XX в. ожесточенные споры и борьба порой противоположных направлений не могли обойти стороной и проблематику, связанную с Великой войной. Особую роль в истории изучения Первой мировой войны в Германии сыграла работа гамбургского профессора Ф. Фишера «Griff nach der Weltmacht», которая в начале 60-х годов своими разоблачениями агрессивных планов правящей элиты кайзеровской Германии вызвала сенсацию в ФРГ. За этой монографией последовали работы учеников Фишера, в первую очередь И. Гайсса, сформировавшие гамбургскую школу историков Первой мировой войны и Кайзеррейха. Ее представители отстаивали концепцию виновности кайзеровской элиты в развязывании конфликта. Они активно занимались изучением влияния внутренних проблем модернизации Германии на тон внешней политики, доказывая взаимосвязь агрессивной правящей элиты и общего кризиса вильгельмовской Германии. Достаточно быстро последовали ожесточенные споры в западногерманской историографии, где по-прежнему серьезные позиции занимали сторонники версии об оборонительном для Германии характере Первой мировой войны. Это, в основном, историки старшего поколения, неоконсерваторы К. Эрдманн, Г. Шолльген, Э. Цехлин, А. Хилльгрубер. Тезис о преемственности между агрессивной политикой Кайзеррейха и нацистской Германии жестко
1 т
критиковали Г. Риттер и В. Баумгарт . В рамках полемики обе стороны вновь обратились к обработке и публикации документов эпохи Июльского кризиса и Великой войны. Особенно интересовала исследователей проблематика маневров германской и австрийской дипломатии в поисках возможности заключить сепаратный мир и расколоть коалицию Антанты. В рамках идеологического противостояния в «холодной войне» большой интерес на Западе проявлялся к сотрудничеству большевиков и кайзеровской Германии.
Некоторым компромиссом между Фишером и его противниками стало направление, исходившее из наличия в Германии глубокого внутреннего кризиса, из-за которого страна и вступила в войну. Была выдвинута концепция «двойного милитаризма», подробно разбирающая взаимосвязь внутренней политики и гонки вооружений. В настоящий момент версия о внутриполитических истоках кризиса, приведшего к вступлению Германской империи в войну 1914 г., является преобладающей, ее сторонники - Х.У. Вел ер, В. Моммзен, В. Бергхан. В рамках этого направления сформировалось мнение о том, что популистская политика Вильгельма II, направляемая А. Тирпицем, вовсе не была верхушечным процессом и ограниченной перегруппировкой в верхах, а являлась частью мощного эволюционного процесса в германском обществе.
В свою очередь, историки ГДР, и тем более СССР, давно и глубоко разрабатывавшие аспект германского реваншизма и «оголтелого германского милитаризма», отнеслись к монографии Ф. Фишера с удовлетворением, но самостоятельную научную ценность ее почти не признали, так как для марксистской историографии никаких новых концепций и открытий она не содержала. Более того, преодоление в западногерманских исследованиях исторических мифов Веймарского периода было встречено советскими историками с недоверием, как очередная уловка буржуазной историографии. Другие достижения зарубежной историографии регулярно подвергались более или менее серьезной критике. Советское рецензирование работ по военной истории всегда было сосредоточено на недостаточном, по мнению историков- марксистов, уровне внимания к империализму высших политических и экономических кругов военных держав. Таким образом, любая немарксистская работа была «виновата» главным образом в том, что она — немарксистская, причем рецензенты порой позволяли себе выражения недопустимые в истинно научной дискуссии.
Долгое время специально военная проблематика истории Первой мировой войны интереса для историков ГДР не представляла вовсе, так как не предоставляла возможности широко использовать марксистскую мето- дологику. Помимо вопроса о целях войны и их генезисе важнейшим направлением оставалось изучение специфической модели государственно- монополистического капитализма в Германии начала XX в. и деятельность немецких ультралевых. Монография Ф. Кляйна стала первой в ГДР основательной общей работой по истории «вильгельмовской эпохи», которую он впоследствии доработал. Крупный вклад в исследование германской внешней политики в начале XX в. внес Г. Хальгартен. Начало изучению советско-германских взаимоотношений в ГДР положила работа крупного партийного деятеля СЕПГ А. Нордена. Проблематике Первой мировой войны посвятил серию трудов В. Гутше. Вершиной марксистской немецкой историографии по вопросам истории Первой мировой войны стало 3-х томное издание работы того же исследователя, которое до начала 90-х гг. осталось непревзойденным по полноте и качеству в рамках отстаиваемой автором идеологии.
С 70-х годов XX в. началось активное изучение социальной истории Германии периода Первой мировой войны, влияния конфликта на индустриальное общество Кайзеррейха, его структуру и значение для бескомпромиссной схватки за мировое господство. Наиболее заметной является серия работ американского историка Д. Фельдмана, подробно анализирующего процесс экономической мобилизации в Германии и его последствия39, и его немецкого коллеги Ю. Кокка. Кроме того, недавно закончено издание фундаментального 5-томного труда Х.-У. Велера «История немецкого общества», 4-й том которого касается и истории Германии в годы Первой мировой войны. Вновь вспыхнул интерес к социальной истории офицерства, появились работы, подробно освещающие не столько профессиональную, сколько повседневную жизнь военных, нравы в их среде, социальное происхождение.
С середины 80-х гг. исследователи обратились к изучению «войны без войны», обработке материалов по повседневной жизни фронта и тыла во время Великой войны. Были опубликованы и проанализированы сотни источников, в основном - солдатские письма, дневники и фронтовые газеты периода 1914— 1918 гг. Проведено сравнение восприятия войны солдатами на фронте и жителями тыла, который в Германии считался внутренним фронтом с первых
дней конфликта . Уже изученный образ войны интеллектуалов того времени и последовавшего за ними «потерянного поколения» теперь дополнился исследованием образа войны, ставшей повсдневностыо, и переживаний обычных людей, анализируются различия в восприятии конфликта в зависимости от социального происхождения. Новый всплеск интереса произошел к истории плена и военнопленных в годы Великой войны. Новые направления в историографии позволили перейти к попыткам создания целостной «культурной истории» Первой мировой войны. На настоящий момент эта задача является приоритетной в германской историографии Великой войны. Изучение низших слоев германского общества не только не остановило изучение элит Германии, но и наоборот стимулировало обращение к специфически чертам эволюции элит. Фактически создается не только общая, но и частная история слоев германского общества в эпоху Кайзеррейха и Первой мировой войны.
Некоторым продолжением изучения Первой мировой войны с узко военной
точки зрения, явилась серия работ, посвященная анализу тактики германской
армии в 1914-1918 гг. Авторы зачастую несколько преувеличивают уровень
профессионализма германских солдат и офицеров и ставят целью своего
исследования поиск причин превосходства немцев в деле организации военной
машины Германии и предпринятых в ходе войны улучшений прикладного
характера . Предпринимались и обратные, преимущественно научно-
публицистические попытки опровергнуть «миф о военном могуществе»
Германии, показать принципиальные пороки германской стратегии и стиля 68
воины .
На фоне укрепления позиций социальной истории и антропологии войны военные историки продолжили дискуссии о специфически военной тематике, например о роли Людендорфа и Гинденбурга в Танненберге, факторах исхода битвы на Марне, ошибках Фалькенгайиа при Вердене и т.д. Исследуется также «германский стиль войны», проблемы восприятия войны как средства воздействия на иностранные державы, концепции использования вооруженных сил как «устрашающей машины» или «орудия Судного дня». Однако остаются и существенные пробелы, к примеру, нет качественного компаративного анализа стратегии и тактики ведения войны великими державами, что, в том числе, обусловлено слабым вниманием к психологии, взглядам и образу мышления военных элит. Существует ряд работ, посвященных военным и в частности - военной элите как профессиональной прослойке, с особым местом в обществе и присущим только ей способом восприятия исторического процесса и своего места в обществе Это позволило перейти от критики и обвинений в милитаризме, агрессивности, преступности некоторых военных методов к более объективному рассмотрению генезиса культа насилия на войне в XX в. Кроме того, начались попытки сравнительного анализа военных доктрин великих держав в XX в. и роли в них насилия.
В немецкой историографии последних десятилетий наметилась достаточно основательная тенденция выделять (по аналогии с знаковой для каждого немца Тридцатилетней войной) период 1914-1945 гг., как отдельную целостную эпоху катастроф и мировых войн (Weltkriegsphase) , в противовес привычной отечественному исследователю системе жесткого разграничения кайзеровского, Веймарского и нацистского периодов. Во многом на установление господства этой точки зрения повлиял факт корреляции изменений в образе обеих мировых войн в немецком общественном сознании, а также признание преемственности Первой и Второй мировых войн, когда Первая мировая рассматривалась как
предыстория и вступление ко Второй . В связи с этим был введен в оборот термин «вторая Тридцатилетняя война», как пример долгого военного конфликта, который также очень серьезно изменялся по ходу событий как в военном, религиозном, так и в политическом плане. С точки зрения геополитики и истории военного дела, подобное обособление представляется оправданным. Ведь марксистская схема жесткого разделения двух эпох в связи с Октябрьской и/или Ноябрьской революциями удовлетворяет требованиям только политической и, возможно, экономической истории. При акценте на военной истории и, тем более, при изучении взглядов военной элиты хронологические рамки следует определять согласно военно-исторической логике. По-видимому, именно этот подход к военным и политическим событиям первой половины XX в. и является идеологической основой для объединения военного, Веймарского и нацистского периодов истории Германии в единую эпоху. Преемственность германской военной элиты, ее дух, отношение к военному делу, ее кастовость являются основой для отказа от чрезмерного увлечения политическими нюансами и риторикой 1920-30-х гг.
В 90-е гг., после воссоединения Германии и открытия широкого доступа к архивам на территории бывшей ГДР, а также новых музеев истории Великой войны, произошло обращение немецкой исторической науки к теме павших и плененных в годы Первой мировой. Впервые после 20-30-х гг. был проведен серьезный статистический анализ данных по потерям воевавших армий. Крупнейшими специалистами по истории Первой мировой войны, создавшими в последние десятилетия новую редакцию официальной германской версии
Великой войны, являются В. Моммзен78, Р. Чикеринг, В. Бергхан и Г. Май. Попытки следующего поколения немецких историков создать другую версию событий 1914-1918 гг., сравнимую с предыдущей по качеству и полноте, пока
не слишком удачны . Тем не менее в последние годы вышел ряд монографий по различным аспектам истории Кайзеррейха и Первой мировой войны, которые внесли заметный вклад в историографию. Продолжает публикацию биографических исследований, посвященных кайзеру, его семье и их роли в
истории Германии, Д.Г.К. Рель . Выпускаются и капитальные общие работы по предыстории и истории Первой мировой войны, которые прочно вошли в список самой востребованной литературы по данным вопросам. Специально-военным
ОС О/"
вопросам посвящена серия трудов Д. Бальда , С. Ферстера , X. Хервига, А. Мом-
0*7 ОО
бауэр , X. Аффлербаха , Д. Шовалтера и др.
Специально темой восприятия России немцами и, в особенности, взгляда военных занимались достаточно мало как в России, так и за рубежом. Например, несмотря на существенную интенсификацию исследований изучению царской России в США и Великобритании в последние десятилетия, по-прежнему можно констатировать наличие больших лакун в англоязычной историографии истории России этого периода в целом и, тем более, в более узкой проблематике образа России в Германии. Важное место по воссозданию на Западе немецкого образа России занимают работы Г. Кёнена, Вурцера и др., во многом инициированные проектом Льва Копелева West-stliche Spigelungen («Отражения»). В частности, Г. Кёнен посвятил целую серию работ и монографий разоблачению достаточно устойчивых в Германии историографических мифов об образе Советской России, Октябрьской революции и большевизма, в том числе, о роли и степени антисемитизма в оценках немцами нового государства.
Отечественное изучение германской военной элиты, при неприятии элитологического подхода изначально велось, тем не менее, именно в этом направлении . На волне изучения важного для обороны молодой страны Советов опыта Первой мировой войны уже в 1920-х гг., а затем - еще раз в конце 1930-х - начале 1940-х гг. были предприняты серьезные усилия по переводу и переизданию важнейших работ германских военачальников и политических деятелей, в первую очередь, их мемуаров. Мемуары участников Первой мировой войны составили первый слой «буржуазной историографии» в полемике с которой проходило становление отечественной исторической науки. Попытки создать фундаментальную академическую версию истории Первой мировой войны, которая была бы сопоставима по масштабам с немецкой или британской, не предпринимались, хотя еще до 1941 г. было выпущено несколько десятков работ, посвященных как отдельным операциям, так и целым периодам Великой войны на Восточном фронте. Большая часть этих изданий носила прикладной характер, будучи скорее учебным материалом для командиров РККА, нежели научными исследованиями.
После Великой Отечественной войны последовала серия работ, разоблачавших германскую агрессию. На смену объективному стремлению выявить «заслуги» империалистов всех стран в развязывании Первой мировой войны пришло однозначное мнение о виновности в конфликте Германии. Впоследствии советские исследователи, активно сотрудничая с архивами ГДР и восточногерманскими историками, создали целую серию работ и публикаций документов, подробно разбиравших проблемы дипломатических отношений Германской и Российской империй, освещавших экспансию и «аппетиты» германского империализма. Также по-прежнему большое внимание уделялось проблемам истории рабочего движения, классовой борьбы и развитию политических партий Германии, особенно Социал-демократической и Коммунистической. В этих работах достаточно много информации о германской военной элите, проработаны многие источники по высшему эшелону немецких вооруженных сил, однако всегда как вспомогательный и тенденциозно подобранный элемент доказательства основной концепции, разоблачавшей «предательство» СДПГ и других левоцентристских партий интересов рабочего класса Германской империи.
Советская историография и историография ГДР довольно много внимания уделяли обоснованию преемственности милитаристских и реакционных взглядов и образа действий Германского Генштаба кайзеровского, веймарского, гитлеровского периодов и даже времени ФРГ, однако при этом не отказывались от собственного хронологического деления, основанного на этапах классовой борьбы, что представляется не совсем последовательным и логичным. В рамках борьбы против германского милитаризма особенный интерес вызывала разработка проблематики генезиса Первой мировой войны. При этом многотомной истории Великой войны, по аналогии с 12-томной «Историей Второй мировой войны» или 6-томной «Историей Великой Отечественной войны» так и не было создано. Тем не менее за несколько десятилетий активной работы советская историография подробно разработала проблематику влияния Октябрьской революции, Брестского мира и Гражданской войны в России на Германскую империю, были проанализированы маневры германской дипломатии в поисках сепаратного мира, освещена эволюция германских целей и оккупационной политики на Востоке в 1918 г. Тщательно исследовались признаки «господства» германских монополий над военной и политической верхушкой Кайзеррейха. Большое внимание уделялось специфическим политическим нюансам, например, для борьбы с троцкизмом, показывалось «предательское» или как минимум «ошибочное» поведение Троцкого и «левых коммунистов» в 1918 г.
Основные достижения советской историографии были отражены в работах A.A. Ахтамзяна, Бовыкина", Я.С. Драбкина, К.Б. Виноградова, A.C. Ерусалимского, Б.Д. Козенко, Ю.А. Писарева, Ф.И. Нотовича, Б.М. Туполева, И.К. Коблякова. Специально германским офицерством, преимущественно периода ранней Веймарской республики занимались Н. Фарбман и В.И. Биллик. Некоторый вклад в изучение германских военных эпохи Первой мировой войны внесла полемика конца 80-х - начала 90-х гг. относительно связей В.И. Ленина и партии большевиков с германской разведкой и командованием, и их ролью в подготовке Октябрьской революции 1917 г. В России были переизданы работы по данному вопросу историков белой эмиграции, которые пользовались преимущественно иностранными архивами, в том числе немецкими. Подготовлены новые, порой тенденциозные исследования, сборники документов.
В настоящее время изучением истории Кайзеррейха, судеб Германии в переломный этап ее развития в 1914-1922 гг., взаимодействия германской военной машины и русской армии, действий германской военной элиты на международной- арене, поисками возможности заключить сепаратный мир занимаются Н.П. Евдокимова, Г.М. Садовая, С.П. Шилов, Е.Ю. Сергеев1",
В.К. Шацилло . Проблематикой военного противостояния между Россией и Германией на Восточном фронте активно занимается С.Г. Нелипович.
Источники. Источники по исследуемой тематике могут быть разделены на несколько групп, обособленных друг от друга хронологическими, идеологическими и жанровыми рамками.
Источники по темам, связанным с историей Первой мировой войны, весьма многочисленны, публикуются с момента ее начала. За без малого столетие их введения в публицистический, а затем научный оборот они предоставляют возможность составить очень полное и подробное представление о деталях генезиса войны, трансформации целей ее участников и эволюции различных частей государственного организма и социальных слоев в каждой из великих держав участвующих в войне.
Самый ранний и наименее достоверный пласт источников составили многочисленные публицистические выступления и памфлеты известных политиков того времени, военных обозревателей и общественных деятелей. Зачастую с проблематикой Первой мировой войны связана и послевоенная публицистика, в особенности труды идеологов «консервативной революции» - О. Шпенглера, Э. Юнгера, А. Меллера ван дер Брука.
В ходе острой идеологической и методологической полемики XX столетия как в Германии, так и в России и других государствах, публикация источников тесно переплелась с этапами и тенденциями в историографии и превратилась в прикладной элемент ведения дискуссии. Начиная с осени 1917 г. публикация источников приобрела элемент историзма, превратившись (хотя бы официально) из публицистики и пропаганды в предмет внимания исследователей международных отношений. Тем не менее, в основном,
несмотря на обширность опубликованных материалов , большинство из
подборок документов страдают крайней тенденциозностью и откровенными
купюрами , что заставляет обращаться к подробному текстовому анализу для выявления достоверных фактов по интересующему аспекту, содержащихся порой в незначительном количестве. Кроме того, особенной осторожности требуют субъективные подборки документов, опубликованные в качестве обвинения или, наоборот, оправдания в рамках полемики в годы Веймарской республики.
Одну из основных групп источников составляют мемуары и воспоминания политиков, военных и деятелей культуры как Германской империи, так и других стран, в первую очередь, России. Выход в свет мемуаров виднейших военачальников Германии начался уже весной 1919 г. Вскоре в Советской России появилась серия переизданий переведенных воспоминаний с некоторыми сокращениями и обязательной марксистской критикой позиций
1 9П
авторов " . Впоследствии к чисто военным работам добавились переводы тех источников, которые были важны для политических целей большевистской пропаганды, т.е. мемуары тех деятелей, кто был близок к крупным монополиям
Германии или имел с ними очевидную политическую связь121. Данный проект
был подчинен подкреплению марксистской концепции причин, хода и итогов
Мировой войны, как неизбежного следствия экономической эволюции
капитализма в империализм **". В этом контексте свидетельства связи политиков, военных и крупнейших финансово-промышленных магнатов Германии были особенно ценны. Однако серия изданий германских источников почти не затронула воспоминания не самых заметных участников событий, чья роль казалась несущественной для обывателей, не разбиравшихся в вопросах стратегии. Для советских исследователей надолго оказались вне поля зрения офицеры германского Генштаба, которые, оставаясь в тени, сделали в годы Великой войны блестящую карьеру.
Особенности научного изучения образа противника диктуют необходимость пристального внимания именно к мемуарам, несмотря на частые
намеренные искажения фактов , вызванные желанием оправдаться post factum, или доказать причастность к тем или иным триумфам. При построении картины восприятия той или иной нации представителями другой значительно важнее особенности взгляда, нежели его достоверность, тем более что исказить базовые и неосознанные стереотипы в рамках национального и/или цивилизационного образа Другого значительно сложнее, чем факты или их последовательность. Кроме того, совместное критическое рассмотрение мемуаров представителей разных групп элит позволяет составить целостную и достаточно достоверную картину.
При работе над диссертационным исследованием были проанализированы опубликованные воспоминания видных деятелей военной, дипломатической и политической элиты Германии, а также мемуары деятелей из ее стран-союзниц и держав Антанты. Ценности мемуарам германских военных и политических деятелей, изданных в первое послевоенное десятилетие, добавляет то обстоятельство, что каждые воспоминания были этапом в развернувшейся острейшей полемике, вкладом их автора в осмысление причин катастрофы 1914-1918 гг. В связи с этим основные участники процесса для подкрепления своей точки зрения быстро обратились к публикации документов, перейдя, таким образом, если не к научной, то к научно-публицистической дискуссии. Для изучения наиболее распространенных и схематичных представлений о противнике может быть полезна художественная литература о Первой мировой войне, в частности произведения Э. Юнгера и Э.М. Ремарка.
Публикация источников, сделавшаяся наиболее интенсивной в ФРГ в годы полемики вокруг версии Ф. Фишера, а в нашей стране в ходе активного сотрудничества с историками ГДР и в результате работы с недоступными для западных ученых архивами Восточной Германии, продолжается. Новые материалы вводятся в научный оборот, при учете новых направлений в историографии (см. выше). В России создается источниковая база по истории Германии периода Первой мировой войны, лишенная чрезмерных акцентов на революционном движении, политической борьбе и развитии государственно- монополистического капитализма, хотя единых проектов масштаба, сопоставимого с изданиями XX века, на настоящий момент нет.
Архивные источники имеют достаточно большое значение, однако в исследовании востребованы были преимущественно материалы германских архивов, с которыми автор знакомился опосредованно, через публикации и новейшие монографии зарубежных ученых. Благодаря усилиям сотрудников MGFA (Militrgeschichtliches Forschungsamt) при Военном архиве во Фрайбурге (Bundesarchiv-Militrarchiv) в течение нескольких десятилетий было опубликовано заметное количество архивных материалов, мало востребованных до сего времени отечественной историографии. Для данного диссертационного исследования особый интерес представляет публикация В. Баумгарт дневников и записей о большевистской России журналиста А. Паке, генерала В. Тренера и вице-адмирала А. Хопмана, которые по разным причинам вынуждены были контактировать с большевиками и охваченной революцией
1 0Q
Россией в 1918 г. " После объединения архивных фондов военного архива в
Потсдаме бывшей ГДР и военного архива ФРГ во Фрайбурге публикации
архивных источников приобрели более объемный и целостный характер.
Активно работает над публикацией мемуаров и новых документов эпохи
Первой мировой войны военно-исторический отдел Военного архива во
Фрайбурге Militrgeschichtliches Forschungsamt (MGFA), выпускающий
собственную книжную серию (Schriftenreihe MGFA) и журнал
Militrgeschichtliche Zeitschrift (до 2000 г. Militrgeschichtliche Mitteilungen).
Среди отечественных архивов, наибольший интерес представляют фонды 1
РГВИА и АВПРИ , однако поскольку исследование фокусируется на германской стороне мирового конфликта, они имеют лишь вспомогательное значение.
Периодические издания использовались как вспомогательный источник, так как профессиональные военные и в Германии, и в других странах не имели права на открытые или регулярные выступления в печати. Пропагандистские кампании в прессе с участием отставных генералов демонстрируют уже политические убеждения и взгляды, которые действующей военной элите не импонировали, так как были несовместимы с менталитетом и системой ценностей кадрового кайзеровского офицера.
Хронологические рамки данного исследования несколько отличаются от общепринятых рамок Первой мировой войны, то есть 1 августа 1914 - 11 ноября 1918 г. По сложившейся традиции, мировые войны, в отличие от всех остальных, заканчиваются датой перемирия и/или безоговорочной капитуляции, а не днем подписания мирного договора, что является не совсем корректным13'1. Особенностью Первой мировой войны для Германии является то, что несмотря на ощущение национальной катастрофы, военная катастрофа на момент подписания перемирия в Компьене не наступила, поэтому вполне логично, что виднейшие военные деятели Германии вплоть до Версальского договора продолжали рассматривать все варианты развития переговоров, в том числе и те, которые могли привести к возобновлению военных действий. Доказательством этого является факт регулярного продления перемирия от 11 ноября 1918 г., которое первоначально было заключено на 36 дней, а затем 4
раза продлялось , причем всякии раз к концу срока перемирия гарантии его возобновления никто дать не мог. Более того, еще с первого германского предложения о перемирии в октябре 1918 г. оно рассматривалось командованием только как передышка на 2-3 месяца, после которой вряд ли
противник захочет возобновить боевые действия . Еще в мае 1919 г. германское командование обсуждало перспективы возобновления военных действий. Кроме того, с точки зрения развития военных процессов и эволюции военной элиты период с ноября 1918 г. по июль 1919 г. полностью относится к эпохе войны и регулируется логикой военной эпохи. По-видимому, произошла аналогичная российской подмена имманентного военной истории деления рубежом, взятым из истории политической: события ноября 1918 г. в Германии, совпавшие с финалом военных действий и катализировавшие подписание Компьенского перемирия, действительно отделяют кайзеровский период от Веймарского в политическом смысле, однако для военных, сохранявших свои структуры и свое профессиональное видение ситуации, до июля 1919 г. (отставка Гинденбурга) продолжался-период военного времени. Строго говоря, война на Западе до июля 1919 г. не была закончена - были нередки перестрелки и даже серьезные бои с участием германских войск, а на Востоке фрайкорпс вели полномасштабную войну на развалинах Российской империи и против возродившейся Польши гораздо дольше (до июля- 1921 г.). Символическим завершением военного периода в развитии германской военной элиты можно считать уход Гинденбурга со своего поста 26 июня 1919 г., а также демонстративную отставку Тренера в знак протеста против принятия условий Версальского мирного договора и роспуск штаб-квартиры действующей армии 3 июля 1919 г., что означало начало нового, «подпольного» периода развития германского офицерского корпуса и Генерального штаба.
Основой методологии исследования стали как специально-исторические, так и общие для гуманитарных наук подходы и принципы.
В работе последовательно используется принцип историзма, понимающий исторический процесс, как событийную последовательность, объединенную не общим мотивом или жесткими закономерностями, а участниками исторического процесса. Историзм, кроме того, обязан исходить не столько из нарративности, а учитывать самопонимание изучаемой эпохи и интерпретировать факты применительно к современному уровню исторической науки. При этом очевидная субъективность некоторых аспектов исследования может быть компенсирована за счет рассмотрения исторических событий в рамках изучаемой идентичности. В данной работе предпринята попытка воспроизведения отрезка исторического процесса с позиций людей, идентифицирующих себя с военным сословием по своей воле или под влиянием целого ряда косвенных факторов. Историко-логический метод использовался также применительно к специфическому восприятию последовательности событий германскими военными.
Существующая богатая историографическая традиция в нескольких методологических направлениях позволяет на некоторых этапах исследования обратиться к постмодернистской парадигме изучения не только текста, но и традиции его изучения, восприятия и взаимодействия с ним субъекта исторического исследования.
Для изучения конкретных социальных групп зачастую привлекаются методы социологии, вплоть до социометрических исследований. Обширная историография специальной военно-исторической литературы, посвященной биографиям военных деятелей и генералитету вообще, позволила проанализировать возрастной, социальный и национальный состав исследуемого слоя людей, выделить внутреннюю структуру и стратификацию.
Помимо этого была сделана попытка привлечь результаты военно- психологических и военно-антропологических исследований, например, поставить проблему борьбы поколений внутри германской правящей элиты и, в частности, военных. Последовательно использовался системный подход. Для изучения взаимоотношений различных государственных структур и вооруженных сил, структурных проблем внутри управленческого аппарата и принципиальных недостатков его организации привлекался структурно- функциональный анализ.
Широко использовался компаративный анализ, так как тематика исследования предусматривает активное применение сопоставлений для достижения поставленных целей.
Особенно значимой являлась элитологическая методика, традиционно применяемая, в основном, в социологии и политологии. Важнейшим условием рассмотрения всякой элиты в контексте исторической судьбы государства и/или цивилизации является не только и не столько изучение ее состава и других параметров, сколько возможность применения к объекту исследования так называемой «теории элит», которая позволяет идентифицировать историю государств и ход политических событий как результат взаимодействия, диалога или противостояния различных элит внутри одной страны или элит нескольких государств. Вопрос об эффективности подобного дискурса остается открытым, однако тематика данного исследования позволяет применять его практически наравне со специально-историческими методами.
Помимо частных предположений о процессах в господствующем меньшинстве элитологические исследования отличает убежденность авторов в том, что образование правящей элиты является законом общественной жизни и залогом успешного существования социума. На этом основании, ставшем аксиомой элитологии, авторы первых концепций в ее рамках в первой половине XX в. попытались рассмотреть процессы, протекающие внутри элиты, закономерности ее формирования, границы и структуру, мобильность в обществе и т.д. Огромный интерес к феномену революций, как в Германии, так и в России стимулировал интенсивные элитологические исследования, так как в рамках этого направления революция - это прежде всего смена властных элит. После резкой критики в адрес марксистского подхода, до того господствовавшего при изучении социальных катаклизмов, элитология стала одной из наиболее вероятных альтернатив.
Руководствуясь методологией, свойственной таким направлениям исторической науки, как историческая антропология, интеллектуальная история и историческая элитология, в диссертации была сделана попытка изучить эволюцию германской военной элиты, ее места в обществе и государстве, трансформацию ее самоидентификации под влиянием событий Первой мировой войны и, особенно, в связи со столкновением с Россией.
Научная новизна данного исследования заключается в рассмотрении верхов германской армии и флота с элитологических позиций без характерного для отечественной науки примата политических и социально-экономических мотивов и с привлечением редких и малоиспользуемых источников, новейшей зарубежной историографии. Исследование образа врага, «чужого», ставшее уже признанным направлением в отечественной и зарубежной науке, нуждается в развитии и конкретизации. В. частности, в изучении отдельных образов противника, сложившихся у разных социальных и профессиональных групп, среди которых мнение военных и, тем более, командования особенно интересно с точки зрения влияния на события дипломатической и военной истории. Россия была одним из важнейших составляющих конструирования европейской идентичности, так как ее построение производится зачастую с помощью противопоставления наиболее близким и контрастным чуждым общностям. Военные, которые с одной стороны заинтересованы в подчеркивании антагонизма с противником, в том числе потенциальным, а с другой должны ради адекватного стратегического планирования абстрагироваться от наиболее распространенных и, как правило, наименее достоверных мифов, сталкиваются с определенной мировоззренческой проблемой. Имеет место быть противоречие между принадлежностью к идентичности, частью которой является образ Другого, а с другой категорическая необходимость препятствовать воздействию стереотипов на восприятие и анализ противника. Первая мировая война, являясь по многим параметрам уникальным и беспрецедентным конфликтом, довела это противоречие до критической стадии и потребовала радикального пересмотра представлений ради победы и даже ради возможности понять, какой результат можно считать таковой.
Таким образом, обоснованным является синтез изучения образа «другого» и исследования военной элиты Германии как особой группы. Совместное рассмотрение двух направлений уже прочно вошло в обиход зарубежных исследователей, которые активно занимаются проблематикой смены элит, хотя корреляция кадровой, социальной и политической эволюции германской элиты и метаморфоз ее представлений о России остается пока неизученной. В отечественной историографии вообще отсутствует литература о высшем командном составе германской армии и флота периода Великой войны, не
1 «о
считая биографических справочников .
Первая мировая война, с ее исключительно сложным комплексом причин, предпосылок и «ключевых моментов», зачастую и почти сразу же стала восприниматься в рамках «теории заговора» или, по крайней мере, как набор последствий решений^ национальных элит. Основанием и иллюстрацией для достаточно прочного убеждения в том, что война вызвана и спровоцирована некими силами в высших эшелонах власти Германии, России, Великобритании может служить уже знаковая и «роковая» переписка Вильгельма II и Николая II в последних числах июля 1914 г. Да и сам свергнутый германский император был до конца своей жизни уверен, что война вызвана «неизвестными организаторами в России».
Положения, выносимые на защиту.
1. Германская военная элита к 1914 г. представляла собой группу численностью около 1,5-2 тысяч человек, в которую входили генералитет германской армии (около 600 человек, в том- числе генералы в отставке) и адмиралы германского флота, офицеры Генерального штаба и Адмирал-штаба (несколько сотен человек), высшие чиновники военного и морского министерств, сотрудники военного и морского кабинетов администрации кайзера.
6. Крушение Германской империи и неурегулированность ситуации на Востоке заложили основу для последующей поляризации мнений и возникновению в Веймарской республике нескольких конкурирующих концепций восприятия и взаимодействия с Советской Россией и новыми государствами на обломках Российской империи. Германская военная элита оказалась перед перспективой необходимости создания очередного образа России, в котором было очень сложно учесть как довоенное наследие и опыт, так и знания, полученные в ходе противостояния на фронтах Великой войны.
Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы для подготовки курсов по истории нового и новейшего времени зарубежных стран, создания программы спецкурсов для студентов исторических факультетов вузов, совместных проектов с германскими коллегами.
Апробация исследования. Научные результаты исследования были отражены в докладах и сообщениях на нескольких региональных, российских и международных конференциях. Статьи по теме диссертации опубликованы в 8 публикациях и статьях, 2 из которых в изданиях, входящих в список ВАК.
Структура работы обусловлена задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, объединяющих девять параграфов, заключения, списка использованных источников и литературы.
