Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ФРАНЦУЗСКАЯ КУЛЬТУРА XVII ВЕКА И ЕЁ ВОСПРИЯТИЕ
В РОССИИ 16
1. Основные особенности французской культуры XVII в 22
2. Своеобразие восприятия французской культуры XVII в. в России: общие закономерности, причины и следствия 32
ГЛАВА ВТОРАЯ. ЛИЧНОСТЬ И ТВОРЧЕСТВО ЖАНА ДЕ ЛАФОНТЕНА В КОНТЕКСТЕ ФРАНЦУЗСКОЙ КУЛЬТУРЫ XVII ВЕКА 48
1. Проблема периодизации творчества Лафонтена и её отражение в современной науке 53
2. Ранний период творчества Лафонтена 55
3. Зрелый период творчества Лафонтена 62
4. Поздний период творчества Лафонтена 75
5. Генезис и эволюция легенды о Лафонтене во Франции 80
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЖАН ДЕ ЛАФОНТЕН И ЕГО ПОВЕСТЬ «ЛЮБОВЬ ПСИХЕИ И КУПИДОНА» В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ XVIII — ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКОВ 93
1. История любви Психеи и Купидона в художественной структуре романа Апулея «Метаморфозы» 94
2. Некоторые особенности эстетики и поэтики повести Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона» 104
3. Основные закономерности интерпретации иноязычного оригинала в первом русском переводе повести Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона» 122
4. Характерные нарративные приемы и особенности повести Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона» в поэме И.Ф.Богдановича «Душенька» 130
5. Повествовательные традиции «Любви Психеи и Купидона» Лафонтена в поэме А.С.Пушкина «Руслан и Людмила» 168
6. Образ Лафонтена на страницах русской печати и особенности его восприятия в России 187
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 200
БИБЛИОГРАФИЯ 204
- Основные особенности французской культуры XVII в
- Ранний период творчества Лафонтена
- История любви Психеи и Купидона в художественной структуре романа Апулея «Метаморфозы»
Введение к работе
Литература как особый вид художественной деятельности давно и совершенно обоснованно считается полноправным и весьма важным элементом, неотъемлемой частью мировой художественной культуры. Попытки рассмотрения литературы в ряду других видов искусства встречаются еще в трудах Аристотеля, а в Новое время — в эстетических трактатах и классификациях, принадлежащих перу деятелей эпохи Просвещения (Ж.-Б.Дюбо, Д.Дидро, Г.-Э.Лессинга и др.) и представителей немецкой классической философии (Ф.Шеллинга, Г.-В.-Ф.Гегеля и др.). Среди исследований второй половины XX в., непосредственно затрагивающих проблематику осмысления процесса литературного творчества в общекультурном контексте, наиболее значительными, на наш взгляд, являются работы отечественных специалистов — литературоведов и культурологов — М.П.Алексеева, М.М.Бахтина, М.С.Кагана, Д.С.Лихачева, Ю.М.Лотмана, А.В.Михайлова, А.М.Панченко и др.
Таким образом, в настоящее время статус литературы как части культуры может считаться вполне доказанным и устоявшимся. Более того — отдельные исследователи даже абсолютизируют этот статус, полагая, что на литературу возложены особые функции, благодаря которым она становится доминирующим звеном в системе художественной культуры. Так, например, эстетик и искусствовед В.В.Ванслов пишет по этому поводу: «В центре всей системы находится литература — ведущее из искусств, занимающее среди них особое место. <...> Благодаря слову литература — самое всеобъемлющее из искусств, обладающее возможностью наиболее полного и широкого отражения жизни. <...> Почти все другие временные и пространственно-временные искусства в той или иной степени зависимы от литературы...»1. 1 Ванслов В.В. Что такое искусство. М.: Изобраз. искусство, 1988. С. 256 — 257.
Подобная точка зрения, в конечном счете подразумевающая существование внутренней иерархии среди различных видов искусства в зависимости от большей или меньшей степени их художественной выразительности, едва ли может быть объективной и — тем более — истинной. Думается, что более достоверной и справедливой в этом отношении является позиция, занимаемая М.С.Каганом, суждения которого оказываются напрямую связанными с данной проблемой. «Большинству теоретиков, практиков искусства и подлинных его любителей ясно, — пишет М.С.Каган, — что все виды художественного творчества в принципе равноценны, поскольку каждый обладает преимуществами перед другими лишь в каком-то отношении, а не абсолютно, и эти его преимущества диалектически связаны с ограниченностью в иных отношениях. Возможности всех видов искусства могут быть охарактеризованы понятием "взаимная дополнительность"... »2.
В то же время необходимо отметить, что взаимосвязь литературы и культуры является многоаспектной и не исчерпывается традиционной схемой «часть — целое». С одной стороны, в нашем сознании (во всяком случае — в его «обыденной» ипостаси) представление о культуре оказывается как бы сотканным из ее отдельных элементов: оно моделируется посредством представлений о живописи, архитектуре, скульптуре, музыке, театре, литературе и т.д., тем самым уподобляясь некой контаминации, объединяющей в своем составе различные варианты материальной, художественной и духовной деятельности. Именно такая точка зрения на культуру присутствует, например, во многих современных учебных пособиях и курсах лекций по культурологии, в которых история МХК зачастую преподносится не как целостный процесс, а как история тех или иных видов искусства. С другой стороны, отношения внутри пары «культура — лите-
Каган М.С. Жизнь изображения в культуре // Каган М.С. Искусствознание и художественная критика: Избр. статьи. СПб.: Петрополис, 2001. С. 151. ратура», на наш взгляд, подобны отношениям внутри пары «макрокосм — микрокосм». Дело в том, что любое литературное произведение, равно как и любое явление культуры вообще, неизбежно оказывается своеобразным зеркалом, так или иначе отражающим быт, нравы, художественные вкусы и пристрастия своей эпохи (т.е. социум, этику и эстетику). В этом смысле литература, действительно, выступает в роли некой микромодели культуры, обладающей большинством специфических признаков своего макрооригинала.
Кроме того, особого внимания, безусловно, заслуживает проблема взаимосвязи и взаимовлияния философии и литературы. Проблема отображения различных философских идей в литературных сочинениях тех или иных писателей осознавалась, по всей видимости, уже античными авторами, однако теоретически она была впервые обоснована только в эстетических статьях и трактатах эпохи Просвещения и девятнадцатого столетия. Соотношение философского и литературно-художественного начал в текстах отдельных произведений зачастую бывает столь пропорциональным и органичным, что эти сочинения могут и должны интересовать как философов, так и филологов. Чрезвычайно симптоматичной в свете вышесказанного представляется позиция В.Ф.Асмуса, который, характеризуя высокие художественные достоинства некоторых платоновских диалогов («Протагор», «Федон», «Пир»), справедливо замечает: «Диалоги эти принадлежат истории древнегреческой литературы не в меньшей степени, чем истории древнегреческой философии» .
Помимо этого, осмысление философской проблематики творчества любого писателя является той задачей, с которой неизбежно сталкивается каждый исследователь литературного процесса. Думается, что подобная особенность методики литературоведческих изысканий напрямую связана с двумя основными причинами. Во-первых, литература как искусство ху- 3 Асмус В.Ф. Античная философия, 2-е изд. М.: Высш. школа, 1976. С. 183.
7 дожественного слова изначально предполагает опору на определенную идею, мысль, концепт, вербализация которых (разумеется, в художественной форме) и становится одной из наиболее важных задач писателя. Именно это обстоятельство, по-видимому, позволило Гегелю рассматривать поэзию как явление, переходное от сферы искусства к сфере философии, а современному искусствоведу В.В.Ванслову — назвать литературу «самым философским из искусств» . Во-вторых, профессиональное изучение текста художественного (в том числе и литературного) произведения обязательно предполагает знакомство с личностью его создателя, особенностями его мировосприятия, кругом его интересов, его этическими и эстетическими приоритетами, философскими взглядами, а также с эпохой, в которой он жил и работал. Это требование, предъявляемое нами к исследованиям памятников мировой художественной культуры, объясняется тем, что полноценный (т.е. глубокий, всесторонний и целостный) анализ произведений литературы, живописи, архитектуры, музыки и т.п. оказывается принципиально не возможным без учета специфики широкого — исторического, социально-экономического, идеологического и культурного — контекста той эпохи, в которой были созданы эти произведения.
И, наконец, последним методическим и концептуальным моментом, заслуживающим, на наш взгляд, особо пристального внимания, является то обстоятельство, что отношения внутри пары «философия — литература» выстраиваются по принципу углубленной корреляции, то есть взаимодополнения. Как мы уже писали выше, не подлежит сомнению тот факт, что роль философского начала в текстах многих литературных сочинений весьма значительна. Однако можно предположить, что существует и обратное направление влияния — не только философии на литературу, но и литературы на философию. Как известно, рассуждения Аристотеля, Вольтера, Дидро, Шеллинга, Гегеля и многих других эстетиков о природе и за- 4 Ванслов В.В. Указ. соч. С. 257.
8 дачах искусства возникли благодаря осмыслению этими философами культурного наследия человечества, то есть на основе рецепции этого наследия, в том числе и произведений художественной литературы. Поэтому изучение вопроса о влиянии сочинений тех или иных писателей на развитие культурных форм и собственно философской мысли может оказаться весьма интересным и продуктивным направлением гуманитарных исследований.
Именно эти, приведенные выше, размышления о тесном характере взаимоотношений таких понятий, как «философия», «культура» и «литература», учитывались нами при определении общей проблематики, целей и задач диссертационной работы, призванной объединить в своем составе историко-культурное, историко-литературное и историко-философское начала. В качестве предмета исследования нами было избрано творчество яркого и характерного представителя французской культуры XVII в., одного из крупнейших поэтов Франции второй половины этого столетия Жана де Лафонтена (Jean de La Fontaine, 1621 — 1695), а также вопросы влияния его литературной деятельности на процесс становления эстетических норм и приоритетов русской культуры Нового времени, в том числе — русской литературы XVIII — первой трети XIX вв.
Как известно, с точки зрения истории философии, культуры, науки и техники, семнадцатое столетие является одним из наиболее сложных и важных периодов. Его особое положение определяется прежде всего характером и масштабом изменений в сферах социальной и духовной жизни европейского человека. Это уже не средневековое общество, но еще и не современное — таков переходный, пограничный характер этого века. Старая, средневековая и ренессансная, идеология уже не отвечает растущим духовным запросам большинства европейцев, а новая идеология еще не успела сформироваться. Именно поэтому пафос эксперимента, поиска уверенно доминирует в научной, философской и культурной жизни XVII сто-
9 летия, порождая, в свою очередь, новые открытия, изобретения и мысли, а также их чрезвычайное разнообразие.
В то же время XVII век — это период активного сотрудничества, обмена опытом между представителями науки и культуры, между философами и литераторами. Резко обозначившийся процесс секуляризации знания приводит к кардинальному смещению акцентов: из сакрального континуума университетских кафедр и клерикальных центров ученые разговоры постепенно проникают в профанное пространство аристократических и полубуржуазных салонов и гостиных, а напряженный научный диспут при этом нередко превращается в непринужденную светскую беседу или даже болтовню. Особую популярность в XVII в. литературно-философские салоны приобретают во Франции и Англии; в салонах встречаются аристократы и буржуа, философы и писатели, художники и музыканты; салоны способствуют не только коммуникации, но и расширению горизонтов познания.
Многие литературные произведения XVII в. посвящены рассмотрению как глобальных проблем мироздания, так и конкретных философских вопросов. Поэты, прозаики и драматурги наравне с профессиональными философами принимают активное участие во всевозможных дискуссиях и полемиках, обсуждают сложнейшие этические и эстетические проблемы, интересуются различными вопросами онтологии, гносеологии и аксиологии. Являясь адептами или антагонистами определенных философских систем, европейские писатели того времени, помимо всего прочего, своим творчеством популяризируют не только «любомудрие» — они популяризируют знание и стремление к нему.
Одним из таких «философски активных» деятелей западноевропейской культуры XVII в. был Ж. де Лафонтен. В общей сложности творчеству этого французского писателя посвящено около трех десятков монографий и несколько сотен научных статей (работы О.Байи, Ш.-А.Валькенера,
10 Ю.Гримма, П.Дандре, П.Кларака, Ж.-П.Коллине, Р.Кон, Ж.Кутона, О. де
Мург, Ж.Орьё, М.-О.Свитцер, М.Слейтер, М.Фумароли и др., а также отечественных специалистов — Р.А.Благодатовой, Г.Н.Ермоленко, Е.В.Казак, Н.П.Козловой и Т.В.Лиоренцевич). Однако, несмотря на формальное обилие биографических трудов и тематических публикаций, целый ряд достаточно важных вопросов современного лафонтеноведения остается по-прежнему не изученным или до конца не проясненным.
Во-первых, вплоть до настоящего времени сохраняет свою актуальность проблема создания научной классификации и периодизации сочинений Лафонтена. Во-вторых, феномен возникновения в сознании современников и потомков апокрифических представлений об этом поэте и значение подобных представлений для последующего развития европейской художественной культуры никогда ранее не становились объектами фундаментального исследования. И в-третьих, колоссальное влияние, оказанное лафонтеновскими произведениями на процесс становления и эволюции жанров русского классицизма, равно как и особое место, отводимое Лафонтену в системе русской культуры XVIII — первой трети XIX вв., также являются малоизученными аспектами гуманитарной науки и заслуживают отдельного рассмотрения. Таким образом, тема, цель и задачи данного диссертационного исследования предполагают частичную компенсацию указанных лакун за счет вводимого в обиход научного материала, содержащегося в работе, а актуальность проблем, поднятых в диссертации, соответственно, оказывается очевидной.
Что же касается проблемы философских основ творчества Лафонтена, то она освещалась в трудах лишь некоторых исследователей. В частности, об этом писали Ж.-Ш.Дармон, А.Неттер, М.-О.Свитцер, Б.Шено, Г.Н.Ермоленко и Т.В.Лиоренцевич. Однако, принимая во внимание то обстоятельство, что почти все вышеназванные специалисты интересовались влиянием философских учений, воплотившемся в текстах конкретных произведений Лафонтена, реконструкция целостной системы философских взглядов этого писателя, выполненная нами, представляется необходимой и небезынтересной.
Как и большинство деятелей европейской культуры того времени, Лафонтен был довольно хорошо знаком с философскими концепциями и основными сочинениями античных авторов. Судя по биографическим сведениям и его собственным произведениям, он читал в латинских или французских переводах (так как не владел древнегреческим языком) или пересказах труды Платона, Аристотеля, Демокрита, Эпикура, интересовался учениями Пифагора, Эмпедокла, Сократа, Диогена Синопского, изучал сочинения римских философов — Цицерона, Лукреция Кара, Сенеки, Эпиктета. Средневековая философия, судя по всему, не слишком занимала воображение Лафонтена: трактаты Аврелия Августина его не заинтересовали, а схоластические постулаты Фомы Аквинского и его последователей — томистов и аристотеликов — вызывали у Лафонтена чувство неприязни. Гораздо более близкими Лафонтену были взгляды представителей ре-нессансной философии — Н.Макиавелли и, в особенности, М. де Монтеня, с суждениями которого он во многом соглашался.
Однако подлинным центром внимания Лафонтена была современная ему французская философия. Как известно, середина и вторая половина XVII в. во Франции — это время постоянных философских дискуссий (преимущественно гносеологического характера), напряженной полемики между сторонниками рационализма и эмпиризма. Лафонтен был лично знаком с последователями и одного (картезианство), и другого (гассен-дизм) учений.
По всей видимости, Лафонтену были хорошо известны как сочинения самого Р.Декарта, так и работы его учеников и продолжателей (А.Дийи, А.Легран, Н.Мальбранш, Ж.Рого и др.). Считая картезианские идеи «тонкими, притягательными и дерзкими» («Речь к мадам де Ла Саб-
12 лиер», ст. 27), поэт, тем не менее, относится к ним достаточно критически.
Он, как и большинство его современников, не ставит под сомнение деистические воззрения Декарта, однако совершенно не разделяет его дедуктивных методов познания и психофизических убеждений.
В этом отношении Лафонтен является убежденным сторонником П.Гассенди, с философией которого он ознакомился довольно рано. Примкнув в конце 50-х — начале 60-х гг. XVII в. к лагерю гассендистов (Ф.Бернье, Г.Ноде, Ш. де Сент-Эвремон и др.), Лафонтен впоследствии решительно отстаивает позицию этого философа в вопросах теории познания и его взгляды на психофизическую проблему. Будучи сенсуалистом-эмпириком, Лафонтен вполне соглашается со следующими гносеологическими представлениями Гассенди: «Наш разум выше чувств и может контролировать восприятия, так что они образуются лишь на основе ощущений, соответственно проверенных разумом, ведут к образованию понятий и позволяют рассуждать»5. В целом ряде своих стихотворных произведений Лафонтен выступает против картезианской теории автоматизма, последовательно защищая «право» животных на обладание разумом (правда, более несовершенным по сравнению с человеческим) и чувственной, материальной душой (в то время как человек наделен еще и разумной, нематериальной душой), что полностью совпадает с позицией Гассенди. Близки Лафонтену и этические, неоэпикурейские воззрения этого мыслителя, которые были весьма популярны во Франции в середине XVII в. 5 Gassendi P. Opera omnia: In 6 tt. Lugduni: L.Anisson et J.-B.Devenet, 1658. Т. LP. 81. 6 Подробнее об этом см.: Шахпович ММ. Эпикур и эпикуреизм во французской культуре XVII века // Философские аспекты культуры и литературный процесс в XVII столетии: Материалы конференции /Под ред. А.А.Скакуна и др. СПб.: СПбГУ, 1999. С. 31 — 33; Скакун А.А. Лафонтен-гассендист: К вопросу о роли философии П.Гассенди в культурной жизни Франции второй половины XVII века // Человек — Философия — Гуманизм: Тезисы докладов и выступлений Первого росс, философ, конгресса: В 9-ти
13 Думается, что приверженность Лафонтена к учению гассендизма выходит за рамки сугубо частной проблемы, поскольку увлечение философией Гассенди в конечном счете предопределило и особенности художественного метода, избранного этим писателем, и своеобразие положения Лафонтена в истории французской культуры. Лафонтен никогда не был адептом картезианства, предпочитая занимать в философских спорах собственную, как правило, центристскую позицию. Именно поэтому он никогда не принадлежал к лагерю ортодоксальных классицистов и стремился синтезировать в своем творчестве самые различные художественно-эстетические тенденции.
И тем не менее, философские взгляды Лафонтена трудно назвать самобытными или оригинальными. Как и многие другие деятели французской культуры второй половины XVII столетия, Лафонтен был деистом, сенсуалистом и эпикурейцем; в этом заключалось его жизненное и философское кредо. Поэт следовал основным тенденциям своего времени, той эпохи, когда философия была составной и неотъемлемой частью общекультурной жизни государств Западной Европы. Именно это обстоятельство и представляет, на наш взгляд, главный интерес в философско-культурологическом осмыслении творческого наследия Лафонтена и судьбы его произведений в России, попытка которого предпринимается в тексте настоящей работы.
Помимо упоминавшихся выше многочисленных культурологических и литературоведческих трудов, теоретической и методологической основами диссертации стали исследования сравнительно-исторического характера. Из них наиболее важными в данном случае были работы таких крупнейших отечественных специалистов в области компаративистики, как М.П.Алексеев, П.Н.Берков, А.Н.Веселовский, В.М.Жирмунский, П.Р.Заборов, Ю.Д.Левин, А.Н.Пыпин и Б.В.Томашевский. тт. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. Т. 1. С. 131 — 133.
14 Целями диссертационного исследования являются обнаружение общетипологических закономерностей становления и эволюции феномена творческой личности Ж. де Лафонтена и определение места этого писателя в контексте русской культуры XVIII — первой трети XIX вв. Соотносимыми с поставленными целями оказываются и задачи диссертации: выявление специфики развития французской культуры XVII в. и общих тенденций восприятия французской культуры в России; создание периодизации творчества Лафонтена, основанной на динамике эволюции современной ему французской культуры, и освещение отдельных, малоизученных аспектов его литературной деятельности; — исследование проблемы возникновения легендарно- апокрифического образа Лафонтена и истории его восприятия во француз ской и русской культурных традициях; — изучение своеобразия функционирования лафонтеновских произ ведений в системе русской культуры XVIII — первой трети XIX вв. на примере текста стихотворно-прозаической повести «Любовь Психеи и Купидона».
Ограничение хронологических рамок влияния творчества Лафонтена на развитие русской культуры вышеуказанным периодом объясняется несколькими причинами. Во-первых, по своим художественным воззрениям этот французский писатель тяготел к классицизму, а эпоха классицизма в русской культуре исчерпывается XVIII — первой третью XIX вв. Во-вторых, максимальной популярностью в России сочинения Лафонтена пользовались именно в это время, когда во многих странах Европы существовал настоящий культ поэта-баснописца и появилось огромное количество подражаний его произведениям.
Что же касается избрания нами в качестве предмета исследования текста лафонтеновской повести «Любовь Психеи и Купидона», то это также обусловливается целым комплексом причин. Во-первых, это произве-
15 дение (в отличие, например, от басен Лафонтена) является, на наш взгляд, недостаточно изученным в современной гуманитарной науке. Во-вторых, текст «Любви Психеи и Купидона» представляет несомненный интерес с литературоведческой, культурологической и историко-философской точек зрения. И в-третьих, эта лафонтеновская повесть оказала весьма существенное влияние на эволюцию русской культуры и процесс формирования эстетических приоритетов отечественного читателя.
Структура диссертационного исследования всецело подчиняется его тематике, целям и задачам. Диссертация состоит из введения, трех глав, каждая из которых, в свою очередь, подразделяется на несколько параграфов, заключения и библиографии.
class1 ФРАНЦУЗСКАЯ КУЛЬТУРА XVII ВЕКА И ЕЁ ВОСПРИЯТИЕ
В РОССИИ class1
Основные особенности французской культуры XVII в
Начиная со второй половины XV в., со времени правления Людовика XI, значительно возрастает роль Франции в европейской общественно-политической и культурной жизни. Завершается многовековой процесс объединения французских земель и создания централизованного государства во главе с сильным монархом, расширяются дипломатические и торговые контакты Франции с другими странами, существенно усиливается ее влияние на международной арене. Уже к середине XVI столетия Франция становится одной из ведущих мировых держав, поэтому все те тенденции, о которых говорилось нами ранее, в вводной части к настоящей главе, были в равной мере свойственными и ходу развития французского общества в XVII в. Пожалуй, именно на примере Франции и Англии можно проследить все основные закономерности социальной и культурной эволюции раннего Нового времени.
С одной стороны, французская культура XVII в. представляет собой характерный образец окончательно сформировавшейся национальной культуры. Рост национального самосознания европейских народов, начавшийся в эпоху Возрождения и напрямую связанный с гуманистическими идеалами и культом частного, самым активным образом способствовал далеко не безболезненному процессу выкристаллизации особенного в каждой из национальных культурных традиций, что, в конечном счете, позволило различать эти традиции не только на этнографическом, но и на более высоком, культурологическом уровне. Совершенно очевидно, что такие понятия, как «культура Франции», «культура Англии», «культура Испании», не являются синонимами понятий «французская культура», «английская культура», «испанская культура» по той простой причине, что в первом случае речь идет о механической сумме, совокупности культурных форм, распространенных на территории того или иного государства, а во втором случае акцент делается именно на национальном, то есть этниче 23 ски осознанном и самобытном моменте, вовсе не обязательно соотнесенном с определенной географической местностью (что объясняет существование таких феноменов, как французская культура в странах Нового Света и т.п.). В XVII в. культура Франции трансформируется во французскую культуру и впервые приобретает общеевропейский резонанс, становясь известной за пределами своего ареала (в частности, в Англии и Германии).
С другой стороны, французская культура XVII в. является преимущественно светской культурой. Хотя процессы секуляризации во Франции были близки к своему завершению уже в период Позднего Возрождения (последняя треть XVI — начало XVII вв.), полное освобождение культурной сферы от ориентации на религиозную догматику происходит, по сути дела, только накануне эпохи Просвещения, на рубеже XVII — XVIII вв. Французская культура XVII в. предпочитает игнорировать многие схоластические постулаты и принципы, зато уделяет повышенное внимание сугубо светским, мирским формам выражения нередко столь же «профанно-го» содержания. Чрезвычайно симптоматичным в этом отношении представляется тот факт, что именно светские салоны оказываются подлинными центрами культурной жизни Франции XVII в. Французские аристократические и полубуржуазные салоны этого времени становятся не столько местом приема почетных гостей и знатных визитеров, сколько специфическим пространством интеллектуального общения и дебатов, которое зачастую переходило из плоскости субкультуры в плоскость контркультуры.
Французские салоны XVII в. с полным основанием могут считаться своеобразным зеркалом, отразившим многие характерные особенности и тенденции развития национальной культуры этой эпохи. Сформировавшаяся в течение первых десятилетий XVII в. французская салонная культура обладала целым рядом специфических признаков. Во-первых, она имела вполне определенную тендерную ориентацию, напрямую связанную с последствиями гуманистического раскрепощения личности и резко обозначившимся усилением социальной роли женщины. Именно в салонах женщины едва ли не впервые в истории мировой культуры заняли не только доминирующее, но и привилегированное положение; они были их хозяйками и посетительницами, средоточием жизни и подлинными «законодательницами зал». Салоны XVII в. породили феномены женской эпистолярной прозы и мемуаристики (М. де Севинье, М.-М. де Лафайет, Ф. де Ментенон, мадам де Лонгвиль, мадемуазель де Монпансье и др.), а также значительно способствовали процессу зарождения женской субкультуры в целом (М. де Скюдери, мадам д Онуа, мадам д Оней и др.). В этом смысле они могут рассматриваться в качестве ранних форм феминистского движения, отчетливо отразивших нарастающие потребности общества в женской эмансипации.
Ранний период творчества Лафонтена
Как и в случае с датой рождения Лафонтена, точное время написания им своих первых произведений неизвестно. Однако, судя по косвенным свидетельствам, Лафонтен впервые пробует свои силы на литературном поприще в начале 1640-х гг. Известна широко распространенная анекдотическая история о том, как некий офицер, гостивший в доме Лафонтена, прочитав в его присутствии оду Ф. де Малерба на смерть Генриха IV, пробудил тем самым в молодом человеке жажду бурной литературной деятельности.6 Увлечение Лафонтена изящной словесностью исследователи обычно датируют 1643 годом, основываясь при этом на столь же малодостоверных, как и вышеприведенный рассказ, сведениях и источниках.7
Вскоре после знакомства Лафонтена с произведениями современной ему французской литературы последовало его гораздо более серьезное увлечение сочинениями античных авторов, из которых он особенно ценил Гомера, Платона, Плавта, Теренция, Вергилия, Горация, Овидия и Плутарха. Как и любой образованный европеец XVII в., Лафонтен достаточно свободно владел латынью, но совершенно не знал древнегреческого языка. Поэтому при изучении произведений классиков литературы Древней Греции он обращался к их латинским или французским переводам, в чем ему содействовали его друзья-переводчики, в том числе и Мокруа. Античное литературное наследие оказало огромное влияние на становление личности начинающего поэта. В самых разнообразных своих сочинениях Лафонтен периодически ссылается на того или иного древнего автора, а нередко и цитирует строки из его произведений.
17 августа 1654 г. был опубликован первый из дошедших до нас литературных трудов Лафонтена — его вольный перевод с латинского языка комедии Теренция «Евнух» (L Eunuque, 1654), над которым он работал в течение нескольких лет. Это лафонтеновское произведение осталось почти незамеченным современниками, хотя через пять лет после его опубликования, в 1659 году, аббат де Мароль заметил в своей научной работе, посвященной Теренцию, что «Евнуху» этого римского комедиографа «мило подражал в стихах г-н де Лафонтен из Шато-Тьерри».8
Чтобы оправдать назначенную ему Фуке пенсию, Лафонтен был обязан сочинять по несколько стихотворений в год для этого министра (поэтому некоторые лафонтеновские произведения конца 1650-х — начала 1660-х гг. имеют подзаголовки: «Для первого срока», «Для второго срока» и т.д.). Поэт пишет по заказу Фуке оды, рондо, баллады, элегии, сонеты, мадригалы, послания, эпитафии. Создавая подобные стихотворные произведения, он следует канонам весьма популярной в светском обществе того времени «легкой поэзии» (poesie legere), одной из наиболее характерных черт которой, как известно, является воспевание высоким слогом малозначительных для окружающих людей событий частной жизни.
Однако, наряду с жанровыми формами «легкой поэзии», Лафонтен в период своей «службы» у Фуке (1657 — 1661 гг.) параллельно разрабатывает также жанры поэмы («Адонис», «Сон в Во») и комедии («Климена», «Насмешники с Бо-Ришара»).
История любви Психеи и Купидона в художественной структуре романа Апулея «Метаморфозы»
Роман Апулея (II в. н.э.) «Метаморфозы», который со времен Аврелия Августина (De civitate Dei, XVIII, 18) более известен под названием «Золотой осел», обладает достаточно сложной композиционной структурой. Это произведение состоит из одиннадцати книг, объединенных последовательным развитием основного сюжета (приключения молодого грека Луция, из-за роковой ошибки превратившегося в осла) и наличием сквозных персонажей (Луций, Харита, Тлеполем, разбойники). Помимо главной сюжетной линии, роман Апулея осложнен многочисленными отступлениями и вставными новеллами, предвосхищая тем самым композицию и технику повествования, характерную для западноевропейской новеллистики эпохи Возрождения (так, например, Дж.Боккаччо, являвшийся восторженным почитателем Апулея, позаимствовал сюжеты трех историй «Декамерона» из апулеевских «Метаморфоз»).
Одной из двенадцати вставных новелл, включенных Апулеем в текст своего произведения, является история любви Психеи и Купидона (IV, 28 — VI, 24), рассказываемая старухой-разбойницей, присматривающей за красавицей Харитой, захваченной в плен. Этот сюжет, в отличие от остальных новелл, занимает весьма значительную часть (около пятнадцати процентов) от общего объема произведения и располагается в центре апу-леевского романа, что позволяет считать его некой композиционной доминантой текста «Метаморфоз». По наблюдениям многих исследователей, линия Психеи в известной мере соотносится с линией главного героя романа Луция, повторяя или отображая в измененном виде ее наиболее важные моменты (движимый любопытством герой совершает поступок, тем самым обрекая себя на долгие скитания и злоключения; в результате этого он вынужден на некоторое время расстаться с возлюбленной и испытывать страдания от многочисленных тягот и лишений, и т.п.). Однако, несмотря на наличие определенных соответствий между событиями фабульной и обрамляющей частей, новелла о Психее и Купидоне обладает всеми необходимыми признаками целостного и завершенного художественного текста и может рассматриваться как самостоятельное литературное произведение. Именно поэтому указанный сюжет получает в сочинениях последователей Апулея столь широкое распространение, привлекая внимание европейских писателей эпохи Ренессанса и Нового времени гораздо сильнее, нежели сам текст апулеевских «Метаморфоз» (в частности, в некоторых случаях мы можем судить о знакомстве того или иного автора с текстом романа Апулея, основываясь исключительно на оценках или интерпретациях этим автором рассматриваемой нами вставной новеллы).
Различные исследователи, анализирующие в своих работах «Метаморфозы» Апулея или непосредственно ссылающиеся на историю любви Психеи и Купидона, как правило, применительно к тексту этой истории употребляют такие жанровые обозначения, как «сказка» или «новелла». Сторонники использования термина «сказка» мотивируют свой выбор тем, что Апулей в этой части романа периодически обращается к чрезвычайно распространенным и легко узнаваемым фольклорным моделям (темам, ситуациям, типам героев), а рассказываемая им история, по мнению этих исследователей, воспринималась как вымысел уже современниками писателя. Тем не менее, наряду со многими другими специалистами, мы склонны считать рассматриваемый фрагмент «Метаморфоз» классическим образцом позднеантичной вставной новеллы, поскольку заимствование и обыгрывание разнообразных фольклорных мотивов и коллизий было весьма свойственно античной литературе в целом, зачин апулеевской истории о Психее (в адекватном русском переводе М.А.Кузмина — «Жили в некотором государстве царь с царицею. Было у них три дочки-красавицы...»1 и т.п.), как доказали отечественные и зарубежные исследователи, типичен для древнегреческих любовных романов, а употребляемые самим Апулеем слова «сказка» и «басня», принимая во внимание особенности стиля последователей так называемой «второй софистики», являются отнюдь не жанровыми определениями, а контекстуальными синонимами понятий «история», «рассказ» и «повесть».
