Содержание к диссертации
Введение 3
Гл.1. Приютинское братство: возникновение сообщества 26
1.1. Братства в России к. XIX - н. XX вв.: многообразие возможностей 27
1.2.Становление братства 44
І.З.Переписка как способ организации 76
Гл.2. Реализация идеи Приютинского братства: структуры отношений 92
2.1. От Прию тина к братству 93
2.2. Идейно-семейный союз 121
2.3. Проблема «настоящей жизни» 149
Гл.З. Трансформации образа памяти 168
3.1. Воспоминания: общие места 172
3.2.0бщее прошлое - условие общего настоящего 212
3.3 Идея братства как утопия человеческой самореализации 231
Заключение 242
Источники и литература 251
Приложение 271
Введение к работе
Акгуальность темы. В середине 80-х годов в стенах Петербургского университета сложился дружеский кружок, назвавший себя Приютинским братством. Он включал в себя вчерашних студентов и будущих ученых -Д.И. Шаховского1, В.И. Вернадскою2, Ф.Ф. Ольденбуріа3, С.Ф. Ольденбурга , И.М. Гревса , А.А. Корнилова . Появление подобного союза было вполне типичным для своего времени и места. Однако нетипичная долговременность его существования и общносп» судьбы его членов заставляют отнестись к нему с особым вниманием. Всей своей жизнью члены Братства продемонстрировали способ сущесівования в значительной мере независимый от социальных катаклизмов и власти. Возникшее в русле общей тенденции поиска выхода из системного мировоззренческого кризиса интеллиі енции конца XIX века, Приютинское братство на общий вопрос дало свой ответ.
В области своей профессиональной деятельности члены братства проявили себя не просто как незаурядные ученые. Их отличало своеобразие отношений с наукой: широта интересов, недогмашчность сознания, умение переключаться не просто с одной проблемы на другую, а уходить под влиянием внутренних или внешних причин в смежные (иногда и вовсе ненаучные) области, а затем снова вошращаіься к прежним занятиям, активное вовлечение в поле своих интересов окружающих, сохранение творческого потенциала до глубокой старости.
Актуальность изучения именно этого локальною опыта задается уже его принадлежностью к тому многообразию культуры соответствующего периода России, который еще недавно представлялся лишь в парадигме борьбы революционного и реакционного. Но дело не только в принадлежности Приютинскоіо братства определенному контексту. Объединения представителей интеллигенции на началах, декларируемых как общинные, не единичны в это время. Но Приютинское братство представляет собой единственный известный нам пример конструирования подобного типа отношений в ситуации, когда члены Брагсгва остаются в своей профессиональной деятельности интеллектуалами, добивающимися значительных успехов в научной работе и карьере. Подобный способ построения межличностных отношений среди людей науки и взаимовлияние профессионального и жизненного контекста предсіавляеі интерес для понимания тою интеллектуального пространства, в котором формируется продуктивное научное мышление.
Объектом исследования является Приютинское братство. Попытки локализовать Приютинское братство во времени и пространстве оборачиваются не просто неудачей, а постепенным осознанием ненужности подобной операции. Братство - идеальная структура, коллективная (общая) по определению, и эта струкіура проявляется в пространстве общения, в пространстве диалога и полилога, который постоянно ведут участники братства. Интерес к группе ученых, связанных между собой дружескими отношениями особого характера на протяжении столь долгого времени и декларировавших эти отношения жизненно важными для себя, приводит к необходимости анализа именно этих оіношений.
Приютинское братство, бывшее для своих членов жизнестроительной структурой - необходимый контекст разговора о персоналиях, значимых для истории и культуры России. Личная жизнь вписана не только в сферу приватного, она конценірируеі в себе определенный культурный опыт. «Наряду с искусством, наукой, политикой, философией и прочими формами нашей культурной жизни существует, очевидно, в некой сіруктуре духа некая особая область, как бы отграниченная, специфическая форма творчества, содержание которой сосіавляеі не чго иное, как личная жизнь человека»1. Это жизненное творчество проходит у членов Приютинского братства в автономном эмоциональном и духовном пространстве, которое они сами создают для себя.
То, что Приютинское братство складьтаеіся как сообщество интеллектуалов, во многом задает ракурс рассмотрения объекта. Предметом исследования является связь Браіства с интеллектуальной культурой своею времени. Члены Братства привыкли продумывать жизнь, рассматривая и окружающий мир как предмет для осмысления. Анализ іекстов, связанных с Приютинским братством, показывает «включенность» Братства в культуру своего времени: в постановке и описании задач члены братства пользовались не только риторическими, но и мыслительными шаблонами современности. И те, и другие принадлежат интеллектуальной культуре своего времени. «Понятие "интеллектуальная культура" не имеет широкою хождения в современной науке и может показаться странным, даже противоречивым. Действительно, в идее "культуры", как ее понимают ныне, заложено начало множественности - "культурной относительности", "мультикульгурализма". Напротив того, "интеллект", разум традиционно МЬІСЛИІСЯ как всеобщая, априорная способность человека, превосходящая местные и исторические вариации, которые она способна принимать. Однако история учит иному: у мировых идей бывает специфическая местная окраска, при всей важности межкультурного обмена и перевода они, мигрируя из одной культуры в другую, получают или теряют те или иные свои черты и или по-разному развиваются на старой и новой почве. Таким образом, вопрос об интеллектуальной культуре, культуре мышления той или иной страны (или эпохи, социальной группы и т.д.) оказывается оправданным».1 По интеллектуальная культура включает в себя не только способ мыслить (как), но и что мыслят - каталог тем с определенными ириориіеіами, и тех, кто мыслит, интеллектуалов, занимающих определенное место в общественном мнении и самооценке. Соотношение общекульгурною, групповою и индивидуального способов присутствия в мысли і ел ьном пространстве плодотворны для реконструкции смысла и истории Братства.
Цель исследования - анализ опыта построения межличностных отношений в интеллектуальном сообществе, именующим себя Приютинским братством. Для достижения этой цели необходимо было решить следующие задачи:
- установить социокультурный контекст, в котором формируется Приютинское братство;
- исследовать историю возникновения и возможные трансформации Приют инского братства;
- реконструировать модель Приютинскою браісіва на момент его становления, выявить «коннекгивную» (связующую) структуру Братства в разные моменты его существования и описать элемешы системы отношений внутри Приютинского братства;
- определить характер связи Приютинского браісіва с «внешней» (прежде всего профессиональной) деятельное і ыо ею членов, место идеи Братства в интеллектуальной кулыуре своею времени и место Приютинскою братства в социальной культуре своею времени.
Степень разработанности темы исследования. Каждая из интересующих нас фигур по отдельности в большей или меньшей степени обеспечена биографической и исследовательской литературой. В большей,
очевидно, В.И.Вернадский, в меньшей, столь же очевидно, Ф.Ф.Ольденбург. Исследовательская литераіура, как правило, оі носится к нескольким последним десятилетиям. Д.И.Шаховской был репрессирован, С.Ф.Ольденбург умер в опале, А.Л.Корнилов стойко ассоциировался с либеральным движением, И.М.Гревс был одним из мноіих "старых профессоров", которых помнили только ученики, даже имя Вернадского до середины 60-х годов не было пропагандируемым. Это были фигуры не то, чтобы враждебные власти, но очевидно не вписывающиеся в канон. Они не были, вероятно, официально или неофициально запрещены, их просто как бы не было. Между смертью каждого из них и началом изучения жизни и деятельности существует временная дисганция, не позволяющая без специальных усилий реконструировать конкретную личность в конкретной жизни, даже если это ставится специальной задачей. Достаточно слабая разработанность каждой фигуры (за исключением Вернадского и Корнилова, которому повезло иметь собственного серьезного исследователя) подтверждается тем, что большинство публикаций носят очень частный характер.
Д.И.Шаховской описывается обычно или как общественный и политический деятель1 (будь ю работа в земстве, либеральное движение, участие в I Думе, кооперативное движение), что позволяет дать вариант линейной и последовательной его биографии , или, гораздо реже, как исследователь творчества и философии Чаадаева3. Публикации о нем стали появляться лишь в 1990-х годах и монографических работ, посвященных Шаховскому, не существует. В 2002 году вышел том его статьей и писем
периода становления бра їства1, однако письма откомментированы очень скупо, а большая вступительная сіагья носи і не исследовательский, а компилятивный характер.
С.Ф.Ольденбург характеризуется как ученый-востоковед2 или как непременный (и бессменный в іечеиие 25 леї) секретарь АН\ в этих двух измерениях и описывается обычно его биография4. Заметен перерыв в интересе к этой фигуре с середины 30-х годов (момента смерти) но начало 80-х: в этот период появлялись только редкие публикации но специальным вопросам и даже 100-летний юбилей ученого в 1964 году журнал Народы Азии и Африки отметил заметкой в 1 сіраницу. Только в 1986 году вышел первый сборник статей, посвященных Ольденбургу5. Единственный пример комплексного исследования - недавно появившаяся монография Б.С. Кагановича6, заявляющая себя в самом названии как опыт биографии. Но она построена в основном на материалах, много лет собиравшихся второй женой С.Ф.Ольденбурга Е.Г.Ольденбург, весьма пристрастно относившейся первой половине жизни своего мужа и к ею друзьям: поэтому Приютинское братство там едва упоминается.
И.М.Грсвсу посвящены работы, представляющие ею, прежде всего, как профессора универсиїеіа, для мноіих ставших учителем не только истории, но и жизни7 (лучшей и наиболее полной и J эшх публикаций до сих пор остается полувековой давности очерк Е.Ч. Скржинской ) или как историка-урбаниста" и краеведа3. Совсем недавно появилась посвященная Гревсу книга весьма неопределенного жанра . Это книга-коллаж, которая представляет собой «биографию И.М.Гревса, составленную в соответствии с подробным планом его автобиографии, в виде публикации мемуарных и эпистолярных источников»5. Огромная по фактическому материалу, книга носит иллюстративный характер6.
А.А.Корнилову повезло больше: посвященная ему монография А.А. Левандовского , вышедшая в 1982 году, и его же всгупительная статья в переизданном в 1993 году (после 75-летнею перерыва) «Курса истории России XIX века» А.Корнилова, демонстрируют целостный подход к личности героя, в котором трудно отделиіь историка 01 общественного деятеля и политика от исследователя: все это оказывается не отдельными ипостасями, а гранями одной и той же личности.
В.И.Вернадский, как самая известная фигура, обеспечен литературой лучше других приютинцев. Существует несколько более или менее популярных и более или менее научных его биографий . Одно из самых интересных исследований принадлежит американскому профессору Бейлсу, вышедшее в свет в 1990 і оду, уже после емері и автора . Бейлс, мною работавший в советских архивах, знает про Приюгинское братство, упоминает его, но особого значения эюму факту не придает (публикации на эту тему к моменту написания книги еще не начались). Тем интереснее, чго Бейлс предлагает сопоставление Вернадской) и Бахтина как людей свободного диалога, в котором вырабатывается собственное мнение каждого: в этом он видит их ироіиворечие монолої ичной сове і ской системе, где доминирующим был голос власти.
Во времени публикации о Вернадском располагаются крайне неравномерно - с его смерти в 1945 году и до 1963 года (100-летие со дня рождения) появляются редкие статьи по профессиональным вопросам, с середины 1960-х годов наблюдается рост интереса к нему, взрыв активности приходится на 125-летний юбилей (1988), после чего интерес остается уже устойчиво высоким.
Личность Вернадскою предстает в разных контекстах: профессия (география, кристаллография, биохимия, минералоіия, биоіеохимия)% история науки3, полиіическая, иублицисіическая и общественная деятельность4. С начала 90-х годов Вернадский представлен как оригинальный философ5. И, может быть, наибольшее количество
публикаций, особенно в последнее время, связано с учением Вернадского о ноосфере1. Здесь возможны странные сближенья, демонстрирующие фантастическое боїаіство введенною ученым в русскую культуру и науку понятия". Смена контекстов, в которых рассматривается личность и деятельность Вернадского, зависит оі нужд того или иною времени и порождает соответствующие публикации из его обширною и разнообразного наследия. В 1980-е юды он был восіребован пробуждающимся экологическим сознанием, в конце 1980-х-начале 1990-х оказался одним из представителей русскою космизма, в середине 1990-х стал преобладать интерес к политической и общественной позиции ученого. Неким итогом стало появление книіи В.И.Вернадский: pro et contra: Антология литературы о Вернадском за сто лет (1898-1998)3.
Наибольший интерес для нас представляют, несомненно, работы, где члены Приютинского браіства (вне зависимости от ю\о упоминается это слово или нет) представлены как члены некой общности. Первой но времени работой была статья А.А.Левандовскою , в которой автор впервые зафиксировал такой культурный феномен, как кружок духовно близких людей, ориентированный на общественную деятельность. Рассматривая это образование с позиций политического движения, автор говорит об отличительно черіе этою кружка: о поиске "треіьего пуіи" между революцией и реакцией. І Ірослеживая эволюцию кружка, А.А.Левандовский доходит как раз до образования Браісіва, но, в соотвеїсгвии с заявленной темой, ограничивается характерне і икой ею как одного из источников русского либерализма. При эюм он замечает: «Нужно сказать, что их "братство" продолжало свое существование очень долго, вплоть до Октябрьской революции: члены его вели самую оживленную переписку, поддерживали друг друга в тяжелых обстоятельствах, а, главное, сохранили удивительную общность своих идей, своею мировоззрения»1. Спустя 15 лег, занимаясь все это время одним из членов кружка - А.А.Корниловым, А.А.Левандовский приходит еще к более радикальным выводам относительно времени существования и роли в жизни участников кружка: «Наиболее яркие из них, однако, не растворились в русском либерализме, составив в нем особую общность, которую они сами называли "братством". Целями "братства" были "взаимопомощь и постоянное духовное взаимодействие" его членов. И, действительно, Корнилов, Шаховской, братья Ольденбурги, Вернадский до конца жизни сохраняли и поддерживали очень трогательные отношения друг с другом, которые нельзя назвать просто дружескими. Принадлежность к "братству" во мноюм определила судьбу каждою из них...»2
В 80-е годы кружок был замечен друїими исследователями, занимавшимися отдельными персоналиями. «История кружка единомышленников, окрестивших в 1885 году свое общество "Братством" примечательна - их дружба не ослабевала почти 60 лет»3. Подобные частые замечания, становящиеся общим местом, свидетельствуют о том, что эта точка зрения стала распространенной. Братство чаще всего в это время привязывается к фигуре Вернадского и возникает в контекстах, связанных с ним.
Наконец, в 1988 і оду появилась статья Г.П.Аксенова1, посвященная непосредственно Братству как «яркой странице в истории науки» и как «характерному проявлению духовной жиши русской иніеллигенции». И хотя автор понимает Братство больше как внешнюю структуру, характерно признание ценности этою образования: «Братство осіалось редким опытом социальной жизни русской интеллигенции в конце XIX - начале XX вв.» Тогда же в первый раз прозвучал казавшийся парадоксальным вывод: «Не имея реального продолжения в жизни, братство отразилось в учении Вернадского о ноосфере ... Умственная жизнь русской ингеллиіенции, феномен русской культуры конца прошлого сюлетия, мировую ценность которой Вернадский неоднократно подчеркивал и частью которой было братство с его этическими позициями и общественной ангажированностью, стали для Вернадскою основой представления о духовной энергии как силе формирования не только социальной дейсівиїельности, но и окружающей природной среды»2.
Аргументированная концепция Братства, обоснованная богатыми архивными источниками, появилась в 1990 году3. «Это была не обычная дружба - и не студенческий кружок... но духовная общноаь совершенно особого рода. Кружок умирает, достигнув намеченных целей или под ударами извне; братство существует, пока живы его члені)!»1. Порождающей матрицей этого Братства, но мнению авюров статьи, является традиция отечественной философской мысли: ранние славянофилы, Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой, В.С.Соловьев, Ы.Ф.Федоров, дополненная опытом английских и американских коммун В.Фрея. «Прикминцы на пракіике попытались осуществить идеал соборности: в истории русской нецерковной интеллигенции - попытка единственная, да к тому же продолжавшаяся до 30 х годов включительно»1. По мнению авторов, ситуация была уникальной во мноіих отношениях, в гом числе, и в стихийном создании - в процессе постоянного этически окрашенною и социально ориеніированного общения - общего интеллектуальною фонда. Братство еще по-прежнему «примеряется» именно к Вернадскому (он достиг аеі в эти годы пика популярности и обьявляеіся одним и сюлпов русскою космизма и человеком, могущем спасти цивилизацию): «братство оказалось предчувствием социальной организации ноосферы»".
К мысли о связи Братства и идеи ноосферы Ф.Ф.І Іерченок возвращался и позже3, но самой заметной его работой (совместно с А.В.Ногинским и М.Ю.Сорокиной) по Приютинскому братству стала тщательно подобранная и блестяще откомментированная публикация из архива Шаховского «Письма о братстве»4. В предисловии к этой публикации подчеркивается социальная ориентированность Браіства - «прежде всего их волновали поиски живою конкретною общего дела, которое они могли бы делан, вместе - немедленно, сейчас»5. Однако цементирующей силой для этой группы людей при этом признается именно особая внутренняя духовная связь.
В 1990-е годы появляются важные для нашей темы публикации Б.С.Кагановича, одна из которых непосредственно посвящена Братству6. Автор придерживается концепции «долгого» Братства, которое просуществовало до конца жизни последнего члена. Каїанович не занимается доказательством этой идеи, он из нее исходит. Это заметно и в другой публикации7, посвященной С.Ольденбургу, где Братство оказывается тем необходимым контексюм, которым непростая личность героя определяется и объясняется1.
Чем больше появляется публикаций, тем неочевидней становится единство мнений по поводу Братства - сроках его существования и влияния на жизнь и судьбу каждого. А.В.Лубков" для своей боїагой по материалу, но, к сожалению, не слишком хорошо подготовленной архивной публикации, отбирает, в соответствии с замыслом, ранние письма и вопрос о длительное і и существования Братства не поднимает. О.Б.Вахромеева (автор-составитель книіи о Гревсе), объясняя принцип подбора материала, ссылается на сохранившийся в архивах замысел самою іероя. Но заполнение чужой ментальной матрицы (план автобиографии) внешним по отношению к ней материалом (отрывками из мемуаров, писем и публикаций) создает совершенно произвольную картину. С точки зрения О.Б.Вахромеевой Братство оказывается локализовано в промежутке 1884-1889 годов, хотя сам же приведенный материал этому противоречит. Совсем другую позицию занимает Т.Г.Лобова в статье о Д.И.Шаховском3. «То непонятное, на первый взгляд, мучительное терзание, сомнения и некоюрое недовольство своими мыслями и действиями, которое демонстрирует своими письмами Шаховской, - иная действительная сторона Бра їства, отражающая то, что может быть названо внутренним духовным поиском, благодаря которому и стало возможным осуществление этого "внутреннецелыюго союза" (слова Гревса). Тогда оправдано обращение к Приютинцам не только как к общественным деятелям, но и как к носителям и выразителям некоторого явления "общественного бытия", обозначающим себя как раз через идею Братства» .
Показательно то, чю дальнейший интерес к данной теме потребовал решения более общих вопросов, и в январе 2006 і ода в Омском университете Т.Г.Лобовой была защищена работа «Социально-онтологическое обоснование идеи братства (в русской философской мысли)»". Ощущение многообразия и неопределенности тех культурных контекстов, в которых Приют инское братство существовало, остается неизменным. Это очевидно, например, при обращении к книге И.А,Гордеевой\ которая упоминает Приютинское братство в контексте коммунитарної о движения, но места ему там определить не может. Го есть в иоле зрения итереса гуманитарного знания Приютинское братство как феномен уже, несомненно, попало. Но предметом специальною анализа пока еще не стало.
Основная гипотеза исследования заключается в том, что относительно герметичное интеллектуальное сообщество, построенное на принципах мировоззренческой близости, общей картины мира и науки, создавая место идентификации, дает возможность продуктивной и доліовременной научной работы в сравнительной независимости от внешних обсюятельств. Этому способствует ориентация в принятии решений на референтную группу (Братство), а не на более широкие и далекие кошексты социальной и политической действительности. Л поддерживающей и порождающей средой в этом случае оказывается особое коммуникашвное иоле, постоянно создаваемое и возобновляемое членами этого сообщества.
Источниковая база. Характер поставленных задач, во многом связанных с проблемами межличностных отношений, определяет обращение к источникам личною происхождения: переписке и мемуарам. По мере необходимости использовались также и печатные работы членов Братства.
Для раннего периода истории Брате і ва приоритетным источником является переписка между ею участниками. При этом надо отметить, что переписка - не эрзац живого общения (хоія на нее во времена сіановления Братства так смотрят иногда и сами корреспондешы), она переводит общение в какой-то другой модус, фиксирующий порой неочевидные стороны обсуждаемых вещей - что делаеі ее привилегированным материалом для исследовательского анализа. Нужно иметь в виду, что в переписке раннего времени (1885-1895) важны не только задаваемые Братству параметры - каким оно должно бьпь, но и сам факт вынесения Братства в зону будущею: проектируемая модель носит перспективный характер.
Для времени зрелою бра їства релевантным материалом представляется мемуаристика, позволяющая выстроить ретроспективный образ Братства. Воспоминания оказываются нолем конструирования не только другого, но и себя; мемуары становятся способом самопознания и оборачиваются возможностью подведения неких итогов на пути строительства личности. Сам же процесс фиксируется в биографии человека, представляющей собой идентификацию самого себя во времени и обстоятельствах. «Биография, в противовес обычному пониманию, есть проблема не психологическая, а культурно-историческая, и имеет своим предметом историю индивидуальной жизни личности, включая в иоле своего изучения все признаки (интеллектуальные, психолоіические, психофизические и т.п.), с которыми личность вообще дана в истории культуры»1.
Помимо опубликованных писем и мемуаров членов Братства, была использована также неопубликованная переписка из следующих архивных фондов:
Архив Российской Академии Наук. Ф.518 -личный фонд В.И.Вернадского. (Оп.З.Д.252-281, 458- 464, 814, 815, 1194- 1198, 1834-1843, 1965, 1831,2029, 2030, 2039, 2040)
Государственный Архив Российской Федерации. Ф.581 - личный фонд С.Ф.Ольденбурга (Д.230, 253, 270)
Государственный Архив Российской Федерации. Ф.635 - личный фонд Д.И.Шаховскою (Д.278, 293-295, 297,422, 424, 444, 498, 499, 502) Государственный Архив Российской Федерации.Ф.1137 - личный фонд Г.В.Вернадского (Д. 182,183, 200-206, 224, 225, 329-325, 365, 366, 375, 392, 421-428, 432, 433, 438,442, 443, 450,468, 469, 474, 503, 506, 619-626) Государственный Архив Российской Федерации. Ф.5102 - личный фонд А.А.Корнилова (Ои.1.Д.347, 352, 354, 355, 359, 466-471, 519, 528, 529, 581, 626-629, 651, 735-737, 743, 744, 824-826, 947, 948, 1093, 1139, 1149, 1154, 1161, 1175, 1195, 1201, 1209, 1277-1282, 1296, 1297. Оп.2. Д.5, 23-25, 30, 60, 61,89,90,92, 115, 116,125-128)
В тех случаях, когда документы микрофильмированы, как правило, невозможно указать листы дела, проставленные карандашом.
Теоретические и основы исследования. Ж.Батай выявил оппозицию двух способов отношения к действительности: внутреннего опыта и проекта. Первый соотносится с бытийными, ценностными структурами и проявляется на уровне мировоззрения, второй - с решением акіуальньїх проблем и осуществляется на уровне действия. Внутренний опьп использует проекты и отчасти реализуется в них, но понимает их ограниченность. Это два уровня существования, различные по глубине. Ж.Батай предполагает возможность сообщества, главным объектом которою являемся опьп. «Не может быть ни познания без сообщества исследователей, ни внуїреннею опыта без сообщества гех, кто им живет. Но сообщество следует понимать при этом в ином смысле, нежели оно понимается в Церкви или в ордене. Индийские саньясины имеют между собой гораздо меньше формальных связей, нежели «исследователи» Хайдеггера. И все же присутствие, определяемой в них
йогой, ни в чем не уступает присутствию сообщества; сообщение - это не то, что добавляется к присуїсівию, это то, что его сосіавляет»1. По нашему мнению, именно к этому гипу относится Приют инское братство.
Выявить основания связи Приюіинского братства - то, чю делает ею не собранием, а сообществом, - значит зафиксирован одну из основных его характеристик. Тесная внутренняя связь, к которой стремились члены братства, нуждалась в неком порядке поддержки - в том, что называется связующей (коннективной) сгрукіурой. Это понятие вводит немецкий историк Ян Ассман, определяя коннекіивную структуру как инструмент установления связи внутри определенной культуры. Коннективная структура имеет два измерения - социальное и временное: оба они создают контекст идентичности. «Как "символический мир смысла" (Керіер/Лукман) она связывает человека с его современниками, образуя общее пространство опыта, ожиданий и деятельности, чья связующая и обязующая сила устанавливает взаимное доверие и возможность ориентации [...]. Но она связывает также вчера и сегодня, формируя и удерживая в живой памяти существенные воспоминания и опыт, сдвигая в сдвигающийся вперед юризонт настоящего образы и исюрии иною времени и порождая тем самым надежду и память. [...] Оба аспекта: нормативный и нарративный, аспект поучения и аспект рассказа создают принадлежносіь, или идентичность, дают отдельному человеку возможносіь юворить "мы". То, что связывает индивидуумов в такое "мы", и есть "коннективная структура" общего знания и представления о себе, коюрое опирается, во-первых, на подчинение общим правилам и ценностям, во-вторых, на сообща обжитое прошлое» .
Приютинское братство может быть адекватно описано в этих двух взаимосвязанных системах координат.
Первая структура связи - социальная (мир смысла, нормативный аспект, организованное настоящее) наиболее ясно проявляется в период
становления братства и декларируется в перспекшвных построениях, чему посвящена обширная переписка членов братства.
Вторая - временная - струю ура связи (нарративная, переосмысленное прошлое), фиксируется в воспоминаниях.
Мечты о Приютинском братстве спустя несколько десятков лет оборачиваются воспоминаниями о нем. Проекции: в будущее и прошлое -совпадают между собой далеко не во всем. Ретроспективный образ, формирующийся через механизмы памяти, сложнее и неоднозначнее перспективной модели. Но сходсіва и различия между ним позволяют выделить постоянные и меняющиеся элементы струкіурьі.
Образ, формирующийся в воспоминаниях, подверіает собьиия трансформации: прошлое определяет меру и границы ее возможности, настоящее - направление. Результат имеет опосредованное отношение и к тому, и к другому. Казалось бы, отбор маїериала прероіатива памяти личной, но есть еще более широкий контекст памяти коллективной, определяющей роль мемуаров как инструмента, которым письменная культура пытается сохранить то, что считает нужным, и, во можно, забыть то, что считаеі ненужным. Время появления мемуаров (не только как жанра, а как конкретных текстов) далеко не спонтанно. Работа памяти - и личной, и коллективной - подчиняется определенным закономерное ям. Я.Ассман первым противопоставил живому воспоминанию культурную память. «Понятие "культурная память" подразумевает одно из внешних измерений человеческой памяти. Со словом "память" ассоциируется в первую очередь чисто внутреннее явление, локализованное в мозгу индивида, - феномен, подлежащий ведению физиологии мозга, неврологии и психологии, а не исторической культуролоіии. Однако содержательное наполнение памяти, организация ее содержаний, сроки, которые в ней может сохраняться то или другое, - все это определяется в очень большой степени не внутренней вместимостью и кошролем, а внешними, т.е. социальными и культурными рамками»1.
Оппозиция Я.Лссмана «живое воспоминание - культурная память» дополняет оппозицию М.Хальбвакса «личная памяіь - групповая память». «Воспоминания могут выстраиваться двумя разными способами: они или выстраиваются вокруг определенного человека, рассматривающего их со своей собственной точки зрения, или распределяются по большому или малому сообществу, становясь ею частичными отображениями. Другими словами, индивиду досіупньї два типа памяти. Но в зависимости от того, соотносится ли он с той или другой из них, он занимает две совершенно разные и даже противоположные позиции. С одной стороны, его воспоминания вписьіваюіся в рамки его личности или ею личной жизни, и даже те и J них, которые он разделяет с друїими, рассматриваются им лишь с той стороны, с которой они затрагивают ею в его оіличии от других. С другой стороны, в определенные моменты он способен вести себя просто как член группы, вызывая в памяти и поддерживая безличные воспоминания в той мере, в какой они затрагивают ею группу»2. Для Я.Лссмана культурная память - то, что наступает (или не наступает) за живым воспоминанием, они не существуют одновременно, культурная память как бы «окультуривает» прошлое, к которому уже нельзя вернуться в непосредственной форме (живого воспоминания), как нельзя вернуться к куску мрамора, из которою высечена скульптура. Кулыурная иамяіь отчуждена от человека. Личная и групповая память М.Хальбвакса одновременно уживаются в одном человеке; совершив интеллектуальное усилие, или, скорее, попав в ту или иную ситуацию воспоминания, человек вспоминает так или иначе, ибо принадлежащее ему прошлое пластично. Однако личная память пластична в большей степени, поскольку, во-первых, не всегда до конца вербализуема (наедине с собой человек может грезить о прошлом), во-вторых, обращается каждый раз к конкретному адресату и этим адресатом определяется (и одно и то же воспоминание, обращенное к разным слушателям, может звучать по-разному). Групповая память всегда выражается в слове и обращена если не к безличному, то к неопределенно-личному адресату. Согласуя версии своих носителей, она принимает на себя обязательства конвенциональности и ответственности.
Я.Ассман воскрешає і іеорию социальною конструирования памяти М.Хальбвакса: память, которая но природе своей коллективна и социальна, живет в процессах коммуникации (соответственно, в группе) и прекращается вместе с прекращением коммуникации. Связь между группой и памятью носит обязательный характер, и поскольку она не может быть передана произвольно, то «кто участвуеі в ней, свидетельствуеі тем самым свою принадлежность к группе. Поэтому ей свойственны не только пространственная и временная конкретность, но и, если можно так выразиться, идентификационная конкретность»1. Постольку, поскольку человек обладает сознанием и воображением и живет в мире с определенными параметрами, он склонен использоваїь свое прошлое для утверждения этого мира. И это главное открытие: «Хальбвакс... утверждал относительно прошлого: оно является социальной конструкцией, формируемой духовными потребностями и контекстом каждого данного настоящего. Прошлое не вырастает естественным путем, оно является продуктом культурного іворчества»".
Так что же в воспоминаниях о прошлом принадлежи і непосредственно вспоминающему? В ситуации отшельника - все, в реальной жизни - выбор социума, о котором и для коюрого воспоминание производится (го есть -для кого строить мост с прошлым, к какому берегу насюящего он должен вести). В момент создания воспоминаний, мы оказываемся в точке, где естественная по возникновению в социуме групповая память может перейти
в искусственную культурную. Пересекаются две системы координат. То есть культурная память, несомненно, также групповая, но не всякая фупповая память становится культурной. Поскольку ірупповая память о недавнем прошлом носит коммуникативный характер, то, существуя и постоянно обновляясь в межличностном общении, она постепенно «стареет» вместе со своими носителями, утрачивая актуальность и геряя участников коммуникации. Для того чюбы стать памятью культурной - значимой для более широкою сообщества и для друїих поколений - память должна сделать некий скачок, преодолеть разрыв, выйти на другой уровень. Для этого выработаны соответствующие культурные иракіики. Одна и І НИХ -письменная фиксация воспоминаний и обнародование их в надежде увеличить идентификационную группу. Интенция мемуаров - с одной стороны - внутренняя: не шбыть, с другой стороны - внешняя: не забывать! С какой-то точки зрения - акт отчаяния.
Я.Лссман «работает» с большими по объему общностями людей и долговременным пространством памяти, но кажется, его наблюдения оказываются точными и для микроіруии с соответствующей им «микропамятью». Именно в процессе коммуникации вырабатываются смыслы и ценности в Приютинском братстве, которые приобретают статус безусловных, в два этапа становясь прошлым: сначала как прошлое, которое существует до поры до времени в неоформленном потоке настоящего и как «живое воспоминание» не требующее определенной фиксации, затем как общезначимое прошлое мемуаров, преіендующее на вхождение в культурную память своего времени.
Приютинское братство определяется как место формирования идентичности своих членов. Эта идентичность носит идеальный и умозриіельньїй характер - она складывается из конструируемых представлений о должном, из совмесию вырабатываемых норм, следование которым и определяет возможность членства в Брагсіве. Поэтому для описания самого феномена этого Братства очевидно необходимо выяснение тех параметров, которые оказываются его внутренним каркасом.
Научная новизна исследования состой і в опыте целостной реконструкции основ и истории становления Приютинского братства с использованием неопубликованных ис і очников, впервые вводимых в научный оборот.
Сравнение двух систем описания объекта - «перспективной» и «ретроспективной» - позволяет выявить сущностные характеристики объекта и проследить их развитие во времени. Построение іакой «динамической» модели может оказаться продукшвным для исследования интеллектуальных сообществ, учитывая сложность фиксации параметров, относящихся к сфере представлений и ценностей, не закрепленных в однозначных формулировках и предписаниях.
Теоретическая и практическая значимое і ь работы. Подходы, базирующиеся на концепциях М.Хальбвакса и Я.Ассмана, продемонстрировали свою функциональность на материале России к. XIX -н. XX вв. При этом применение гипотезы Я.Ассмана о культурной памяти к другому уровню социума, уровню микрогруппы, показало возможность и перспективность такого использования. Подобный ракурс прочтения мемуарных материалов делает достижимой реконструкцию не только событийной истории, зафиксированной в воспоминаниях, но и отношений авторов и героев воспоминаний в разные периоды времени.
Результаты исследования могу і быть использованы в исследованиях по истории культуры и истории науки XIX - XX вв., а также при разработке лекционных курсов по истории культуры и истории науки России, учебных и методических пособий и пр. Кроме тою, опыт Приюгииского братства в той или иной мере может быть учіен при создании научных исследовательских групп.
Апробация результате исследования. Изложенные в диссертации основные положения и результаты исследования напши отражение в публикациях автора и выступлениях на научных форумах и конференциях, таких, как научно-теоретическая конференция «Искусство как сфера культурно-исюрической памяти» (РГГУ, 2004); Всероссийская научная конференция «Историческое знание: іеоретические основания и коммуникативные практики» (КГУ, ИВИ РАІ І, РОИИ, Казань, 2006) и др. Работа также обсуждалась на кафедре истории и теории культуры Российского юсударствениою гуманитарного университета в 2006 г. Основные положения, выносимые ни защиту:
1. Приютинское братство являлось не только дружеским союзом людей одного поколения, но и жишестроительной структурой, внутри которой вырабатывались основные личное і ные ценности ею членов. Братство не регламентировало характер социальной и научной деятельности ею членов, но задавало границы возможного и невозможною и определяло отношение к этой деятельности. Связующей сіруктурой Бра їства было особое коммуникативное ноле, посюяино создаваемое и возобновляемое членами этого сообщества, выраженное не только в личном общении, но и в таких практиках письма как переписка и воспоминания;
2. Приютинское братство оформилось как герметичное автономное сообщество, построенное на принципах в первую очередь мировоззренческой близости, общей картины мира и науки. Оно создало локальное место личностной идентификации, и оказалось местом формирования референтной группы, оказывающей влияние на принятие жизненных решений;
3. Идея Ириютинскою братства по природе своей уюпична, но это тот случай, когда утопическая форма сознания является продуктивной, а утопия самосовершенствования личности - реализованной;
4. Приютинское братство принадлежит своему времени и культуре по поставленным задачам и способам их описания, но оно уникально по решению. Опыт Братства невозможно репродуцировать, как невозможно репродуцировать межличностные отношения в отличие от социальных институтов. Структура. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы, насчитывающего более 200 пунктов, и приложения.
