Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Основные параметры культурно-топологического подхода 13
1.1. Язык как первичная символическая система 13
1.2. Пространство как универсальная характеристика явлений культуры 18
1.3. Топология: социальная и культурная 22
1.4. Пространственная ориентация японской культуры 26
Глава II. Принципы организации пространства в японской культуре: концепты и модели 31
2.1. Концепт «оку» (центр, глубина) 31
2.2. Модель закутывания 40
2.3. Концепт «ма» (промежуток, ритм) 41
2.4. Концепт «шуньята» (пустотность) 47
2.5. Модель фрагментации 50
2.6. Концепт «бун» (часть) 55
2.7. Модель горизонтальности. Концепт «далеко/близко» 56
2.8. Модель свертываемости 58
2.9. Концепт «мусуби» (узел) 61
2.10. Модель метаболизма 64
2.11. Выводы: визуализация культурных моделей пространственности 67
Глава III. Региональные пространственные модели взаимодействия своего/чужого» 69
3.1. Концепт «свое/чужое»: синхронический аспект 71
3.2. Механизмы освоения «чужого»: на примере взаимодействия религиозных систем 79
Глава IV. Японские концепты пространственности как категории современной культуры 103
Заключение 113
Список литературы 116
- Язык как первичная символическая система
- Концепт «оку» (центр, глубина)
- Концепт «свое/чужое»: синхронический аспект
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Повсеместный интерес современной западной культуры к японской традиционной культуре, ее религиозным воззрениям и телесным практикам очень симптоматичен. Его причины нельзя связывать только с успешным экономическим развитием и расширением зоны влияния стран Восточной Азии. Этот интерес имеет более глубокие основания. «Другой проблематизируется именно тогда, когда проблемой становится идентичность»1. Экономическая эффективность этих стран является закономерным проявлением происходящих в них культурных процессов. Традиционная японская культурная модель обнаруживает большую созвучность тенденциям развития современной мировой культуры и в отношении к современной западной культуре предстает как «свое чужое».
Наша работа лежит в русле сравнительных исследований региональных культур в рамках типологии «Восток—Запад». Русскую культуру мы рассматриваем как частный случай западной традиции (на основании принадлежности к индоевропейской языковой группе и общности религии), а японскую культуру - как восточную. Но обнаруживаемое сходство элементов японской традиционной модели и параметров современной западной культуры выявляет необходимость пересмотра традиционной схемы типологизации культур, стадий культурного развития, а также выработки новой карты культурных взаимовлияний, распределения лидеров культурного процесса, новой геополитической модели мира.
1 Керимов Т.Х. Социальная гетерология. - Екатеринбург: Урал НАУКА, 1999. С. 74.
С другой стороны, в связи с расширением экономических и культурных связей со странами Восточной Азии, возникает проблема понимания культур не только на уровне языка, но на уровне мировоззренческих оснований. Исследования по японской культуре зачастую узко тематизированны и не выстраивают общей картины изучаемой культуры. Специфика «чужой» культуры должна быть осмыслена на уровне первичных и универсальных параметров: языка и пространственности. Их объединение возможно в рамках методологии культурно-топологического анализа. Таким образом, язык и пространство оказываются и предметом, и средством анализа культуры: такими формами бытия культуры, в которых фиксируются и через которые транслируются выработанные ею бессознательные смыслы. Применение культурно-топологического анализа к японской культуре в нашем исследовании представлено впервые.
Степень научной разработанности. Первоочередной задачей для нашего исследования оказалась разработка универсального метода изучения «чужой» культуры, который бы не усугублял герменевтические трудности перевода культурных языков и проблему межкультурного понимания. Ключевыми и наиболее эвристичными работами в этом отношении для нашего исследования явились работы русской семиотической школы (Ю.М. Лотман, Б. А. Успенский, В. В. Иванов). В частности, для исследования процессов взаимодействия «своего/чужого» мы используем выработанную в рамках семиотической традиции Ю. М Лотманом и Б. А. Успенским модель внутренней дуальности русской культуры и основанную на ней схему заимствования и освоения «чужого» культурного опыта.
Основным источником в плане структурной организации и логики диссертации явилась работа Ю. С. Степанова «Константы: словарь русской культуры». Сходный метод выделения «ключевых слов» использует польский исследователь А. Вежбицкая, в исследованиях которой выделяются два магистральных направления: поиск «культурных универсалий» и
выявление «культурспецифических» понятий. Также проблемам
взаимосвязи языка и культуры посвящены работы В. Н. Телия, Н. Д. Арутюновой, Р. М. Фрумкиной, С. А. Аскольдова, Д. С. Лихачева, В. Л. Масловой, С. С. Неретиной.
Второй блок методологически важных источников диссертации связан с топологической проблематикой. Основным источником в этом направлении для нас явились работы С. А. Азаренко, разрабатывающего социально-топологическую методологию, в основном на материале русской культуры. Истоки топологического анализа мы находим в работах Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, П. А. Флоренского. Особенно надо отметить работы О. И. Генисаретского, рассматривающего пространство как синергетическую систему — как «поле сил», «энергетическую конструкцию».
Особенности региональных, национальных культур и культур исторических эпох определяются через присущий им ракурс видения мира, преобладающие координаты мировосприятия. В. М. Алексеев называет культуру Востока «горизонтальной», а Запада - «вертикальной». Г. М. Гачев, описывая национальные образы мира, разделяет культуры по принципу временной или пространственной преимущественной ориентации. П. А. Флоренский характеризует региональные культуры и культуры исторических эпох по принципу соотношения в искусстве трех пространственных координат. Б. В. Раушенбах определяет особенности культурных эпох по характерным «ошибкам» в изображении предмета на плоскости картины, в которых художник следует уже сложившимся в культуре традициям передачи пространственности.
Всякое исследование «чужой» культуры имплицитно содержит в себе проблему взаимоотношений Я и Другого и подлежит герменевтическим ограничениям. В философской литературе в исследовании явления Другого преобладает онтологическое и гносеологическое рассмотрение. В работах М. М. Бахтина, Ж.-П. Сартра, М. Бубера, Э. Левинаса, Р. Штихве, Т. X.
Керимова дается представление об исторических изменениях в диспозиции Другого в смысловом, социальном и культурологическом отношениях. Для нашего исследования проблема Другого/чужого имеет значение как проблема самого метода. Наиболее полезными в этом аспекте оказались статьи Б. Вальденфельса, где автор рассматривает возможности «науки о чужом», парадоксы этнологии и вводит понятие «респонзивной феноменологии».
«Наука о чужом» в зависимости от степени включенности в нее исследователя может принимать формы ауто- или алло-центризма . В работе Ю. С. Степанова русская культура конституируется из средств «собственного». В нашем исследовании «чужой» культуры мы ориентировались в большей степени на ее аутоцентрические описания. Библиографический анализ работ японских авторов по проблемам японской культуры показал, что ключевыми для понимания японской культуры японские исследователи считают, в первую очередь, понятия из области социальной психологии и пространственные категории. Фумихико Маки основной категорией японской культуры считает концепцию «оку» (центр, глубина), Кэнмоти Такэхико - категорию «ма» (промежуток, ритм). Т. С. Лебра (японка по происхождению) выстраивает пространственные модели социального взаимодействия японцев и называет базовой категорией японской культуры понятие «бун» (часть). Кендзо Танге говорит о склонности японцев мыслить пространственными образами. Васудзи Тэцуро характеризует японскую культуру, исходя из климатических особенностей японского архипелага.
Среди аллоцентрических исследований наиболее значимой для диссертации оказалась работа французского исследователя Огустина Берка «Япония: жизнь в пространстве». Особое место занимают в исследовании работы известных философов и культурологов, для которых японская
2 См.: Вальденфельс Б. Своя культура и чужая культура. Парадокс науки о «Чужом» //Логос.—1995.—№6. С. 77-94.
культура не является основным предметом исследования, а работы написаны в жанре «путевых заметок»: «Империя знаков» Р. Барта, «Культурология» А. Гениса и «Гений места» П. Вайля. Многообразный эмпирический материал был взят из исследований российской японоведческой школы, в основном представленной историческими, филологическими, искусствоведческими работами С. А. Арутюнова, А. Н. Игнатовича, Э. В. Молодяковой, А. А. Накорчевского, Н.С.Николаевой, Г. Е. Светлова. Наибольший интерес для нашего исследования представляли работы следующих российских японистов: А. Н. Мещерякова, автора многих исследований по истории древней и средневековой Японии, Т. П. Григорьевой, выстраивающей модели японской культуры и проводящей философско-культурологаческие сравнения западной и восточной культур, Л. М. Ермаковой, исследующей мифологические представления японцев и синтоистские корни японской культуры, Т. М. Гуревич, анализирующей лексико-семантическое поле концепта «человек» в современной японской культуре.
При характеристике и выделении основных параметров современной культуры мы ориентировались на работы В. В. Бычкова. Его аксиологические интерпретации не входят в область нашего исследования, тогда как сформулированный им в фундаментальных работах набор признаков и феноменов «пост-культуры» является для нас определяющими характеристиками современной культуры. В свою очередь, диагноз современной культуре был поставлен некоторыми философскими школами, прежде всего, французскими постструктуралистами. В работах Ж.-Ф. Лиотара, Р. Барта, У.Эко, М. Фуко, Ж. Делеза, Ф. Гваттари был определен набор терминов и понятий, которые представляются применимыми к анализу традиционной японской культуры. В описании сетевых структур как модели современной организации культурного пространства мы опирались на исследования М. Кастельса.
Объектом исследования являются топологические характеристики японской культуры. Предметом исследования является специфика культурных концептов и моделей японской пространственности, взятых в отношении с концептом «свое/чужое».
Цель и задачи исследования. Целью исследования является теоретическая реконструкция особенностей японской пространственности как порождающей матрицы значений японской культуры. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
Разработка культурно-топологической методологии исследования, синтезирующей метод выделения культурных концептов и топологический подход.
На основании сравнения топологем японской культуры и их западных аналогов выявление культурных конструктов, порождающих и организующих японскую пространственность.
Обнаружение структурных, функциональных и семантических соответствий между различными модусами бытия пространства в японской культуре — географическим, архитектурным, социальным, ментальным, художественным.
Исследование топологических оснований взаимодействия «своего/чужого» в японской культуре.
Выявление и объяснение соответствия японских концептов и пространственных моделей основным параметрам современной мировой культуры.
Методологические основания исследования заданы как предметом анализа, так и основными задачами. В работе используется
метод выделения концептов культуры, основанный на
лингвокультурологическом и семиотическом подходах, который
позволяет через обращение к естественному языку провести системный анализ японской культуры;
топологический метод, с помощью которого анализируется способ организации пространства японской культуры;
системный подход дает возможность максимально объективного взгляда на японскую культуры и построения теоретической модели японской пространственности;
сравнительно-исторический метод позволяет определить степень уникальности японской культуры;
Научная новизна работы.
Научная новизна исследования заключается в разработке и обосновании новой универсальной методологии анализа культуры -культурной топологии;
Японская культура была впервые анализируется с точки зрения пространственной организации как порождающей матрицы значений культуры.
Через сопоставительный анализ топологем японской культуры и их западных аналогов выявляется специфика организации пространства в японской культуре.
Предлагается модель японской пространственности, объединяющая выделенные в работе концепты-топологемы и модели пространственности в единую схему.
Выявляются специфические механизмы освоения «чужого» культурного опыта, выработанные в японской традиции.
Впервые термины и понятия постструктуралистской философии применяются к японской традиционной культуре.
Положения, выносимые на защиту.
Культурно-топологический подход является универсальной
методологией анализа культуры, который позволяет выявить
/ соответсвия между различными модусами бытия пространства культуры.
Японской культуре свойственна доминирующая пространственная ориентация.
Модель японской пространственности может быть использована для описания и объяснения любой области японской культуры.
Для японской культуры характерны специфические механизмы взаимодействия «своего/чужого», имитирующие принципы развития природных систем.
Сходство элементов пространственной модели японской традиционной культуры и сущностных характеристик современной мировой культуры выявляет необходимость пересмотра традиционной типологизации культур по линии «Восток—Запад».
Апробация основных идей исследования.
Основные положения и выводы настоящего исследования докладывались и обсуждались на Международных научно-практических конференциях (Гуманитарный университет, Екатеринбург): «Коллизии свободы в постиндустриальном обществе» (2003), «Между прошлым и будущим: социальные отношения, ценности и институты в изменяющейся России» (2005), «Власть и властные отношения в современном мире» (2006) и Международном симпозиуме Международного научного общества Синто «Синто и японская культура» (Москва, 2003). По теме диссертации опубликовано 9 работ.
Практическая значимость.
Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в курсах «Теория культуры», «История культуры», «Культурология», «Регионоведение», а также составить основу специализированных курсов, посвященных истории и специфике японской культуры. Результаты исследования могут быть использованы на практике в сфере международных отношений с Японией и другими странами Восточной Азии.
Структура диссертации.
Диссертационное исследование состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка (170 наименований). Общий объем работы 130 страниц.
В первой главе определяются параметры и специфика культурно-топологического анализа, выявляются возможности методологии, вводятся основные категории и понятия культурной топологии. В четвертом параграфе выдвигается и доказывается гипотеза о преимущественной пространственной ориентации японской культуры.
Во второй главе культурно-топологический подход разрабатывается на материале японской культуры. Через сопоставительный анализ концептов-топологем и моделей пространственности японской культуры с их западными аналогами определяются принципы организации пространства в японской культуре. В качестве выводов предлагается обобщающая модель японской пространственности, объединяющая выделенные конструкты в единую схему.
В третьей главе сопоставляются индоевропейский концепт «свое/чужое» и синонимичный ему японский концепт «внутреннее/внешнее» последовательно в синхроническом и диахроническом аспектах. Через сравнение функционирования культурных моделей «своего/чужого» на примере взаимодействия религиозных систем в русской и японской
культурах выявляются характерные для японской культуры механизмы воспроизводства.
В четвертой главе выявляется и объясняется сходство элементов пространственной организации в японской культуре с категориями постструктуралисткой философии и сущностными чертами современной культуры.
Язык как первичная символическая система
Проблема языковых несоответствий при изучении «чужой» культуры решается в рамках лингвокультурологического подхода. В лингвокультурологаи язык понимается как первичная символическая система и является главным средством изучения культурно-национальных особенностей. Таким образом, исследователь оказывается в роли переводчика, а работа с уникальными языковыми значениями позволяет ему оказаться на границе между «своей» и «чужой» культурами.
Одним из способов осмысления взаимодействия языка и культуры является метод выделения «концептов», или «ключевых слов» культуры, выработанные в рамках семиотического подхода. Концепт по Ю.С. Степанову- это «как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. С другой стороны, «концепт - это то, посредством чего человек - рядовой, обычный человек, не «творец культурных ценностей» - сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее»5. Таким образом, под концептом мы будем понимать структурно и образно организованное знание о каком-либо предмете действительности в коллективном сознании, выраженное в языковой форме.
В отличие от близкого по смыслу термина «понятие», концепты не только мыслятся, они переживаются и оцениваются. Принципиальное значение концепта состоит в том, что он, являясь основным элементом исследования языка и культуры, сам он не принадлежит ни культурной, ни языковой сфере, а является ментальной единицей, включающей ценностную составляющую. Описание совокупности концептов способствует моделированию системы ценностей.
Концепт обязательно обозначается словом. Но концепт характеризуется способностью к реализации в различной знаковой форме. «Чем многообразнее потенциал знакового выражения концепта, тем более древним является этот концепт и тем выше его ценностная значимость в рамках данного языкового коллектива»6. Таким образом, концепт -«единица, призванная связать воедино научные изыскания в области культуры, сознания и языка, так как он принадлежит сознанию, детерминируется культурой и опредмечивается в языке»7.
Структура концепта, по Ю. С. Степанову, трехслойна. Он выделяет активный слой (современные ассоциации, оценки, коллективные представления и научные гипотезы), пассивный слой (история концепта, с учетом возможных изменений смысла концепта с течением времени) и внутреннюю форму концепта (изначальный, буквальный смысл слова, обычая, обряда). Концепты в этих слоях по-разному реальны для людей данной культуры. В основном признаке, в «активном» слое концепт актуально «существует для всех пользующихся данным языком как средство их взаимопонимания и общения» . В дополнительных, «пассивных» признаках своего содержания он актуален лишь для некоторых социальных групп.
Для определения «буквального смысла» или «внутренней формы» концепта необходимо обратиться к первоначальному значению предмета действительности. Первоначальный смысл явления со временем утрачивается, но народ продолжает придерживаться привычного образа действий, уже не понимая его первоначального значения. «Внутренняя форма» концепта может быть обнаружена исследователем в виде этимологии слова или с помощью метода исторической реконструкции. Для определения «исторического слоя» концепта необходимо учитывать сознательные и бессознательные изменения в общественной жизни, связанные с эволюцией концепта с течением времени. Актуальный слой концепта предполагает понимание того, что концепты являются не индивидуальными психическими понятиями, а коллективными представлениями, обладающими принудительной силой в отношении действий отдельного индивида.
Концепт «оку» (центр, глубина)
Островная изолированность Японии во многом определила образ жизни и культуру населения Японии. В этом отношении ее можно сравнивать с культурой Англии. Но эти две островные страны реализуют разные культурные стратегии. Англия - скотоводческая культура, для содержания скота постоянно требуются новые земли, отсюда и стремление англичан к экспансии на другие континенты на протяжении всей истории страны. Англия реализует центробежную культурную стратегию. Япония же с самого начала была страной земледельческой. Главной сельскохозяйственной культурой был рис, который позволял постоянно интенсифицировать имеющиеся природные ресурсы. В научных исследованиях по японской культуре нередко можно встретиться с тезисом о том, что японская культура реализует центростремительную стратегию. Сами понятия «центробежной» и «центростемительной» стратегии, выработанные в рамках западной культурологии, не схватывают суть японского отношения к пространству и не отражают характерной для японской культуры направленности движения. Более точной формулировкой характерной для Японии культурной стратегии, с нашей точки зрения, является «ориентация вовнутрь».
Японская культура, казалось, до конца 19 века была мало озабочена позицией своей страны как государства общемирового значения, распространяющей свое политическое, экономическое, культурное влияние на другие территории. И в процессе культурных взаимодействий для японской культуры характерна позиция культуры-реципиента. Многие современные путешественники, посетив Японию, отмечают сосредоточенность японцев на организации внутреннего пространства. «Токио - один из самых внешне непривлекательных городов на Земле... Самый центр, знаменитая Гиндза, еще сохраняет среднеамериканское человеческое лицо. Но все вокруг - урбанистическое нагромождение холодного серо-стального цвета... Тогда осознаешь, как им наплевать на внешний вид, как они озабочены интерьером» . Впрочем, «озабоченность интерьером» отмечается также и специалистами по японской культуре.
«Японский город не имел площадей, предназначенных для государственных и общественных церемоний, такие акции имели форму приемов во дворцах правителей, где внутреннее убранство и указывало на их богатство и власть» . Японской культуре свойственно особое направление взгляда -«изнутри наружу» и «снаружи внутрь».
Для западной культуры же характерна иная направленность взгляда, иллюстрирующая субъект-объектную парадигму. В одном случае, это взгляд конкретного человека на развертывающееся перед ним окружающее пространство: в изобразительном искусстве такая направленность выражается в геометрическом построении картины с помощью «прямой перспективы». Объектный вариант представлен в иконописи через использование «обратной перспективы», когда человек оказывается перед «смотрящей» на него картиной, либо через эффект «надвигающейся» на зрителя картинки в кинематографе («Прибытие поезда» братьев Люмьер). В любом случае, человек оказывается в «центре» активного видения или «центре» внимания.
Категория «центра» для западной культуры является формообразующей. Западная культура мыслит свою семиосферу в категориях центра и периферии. Пространство западного города предполагает наличие центра, т.е. места, куда следует идти, откуда возвращаться, который является некой нулевой точкой отсчета, символизирующей начало. Практически все западные города имеют концентрическое радиальное строение, где центр является символической космической осью, поэтому центр на Западе обычно визуально драматизирован, например, шпилем церкви, который символизирует существование божественного и обеспечивает связь между землей и небесами. Примерами тому могут послужить готические храмы в Европе,
Статуя Свободы в Америке, Александрийский столп на Дворцовой Площади в Санкт-Петербурге и мн. др.
Концепт «свое/чужое»: синхронический аспект
Культура как открытая система находится в постоянном взаимодействии с другими культурами. Исследование культуры предполагает осмысление проблемы культурных заимствований и строится через описание усвоенного ей культурного опыта. В данной главе речь пойдет об особенностях функционирования в японской культуре ключевой для западной культурологии оппозиции «свое/чужое» и выработанных в японской культуре механизмов воспроизводства.
В современной ситуации проблема «своего/чужого» в культуре актуализировалась в двух противоположных тенденциях. С одной стороны, мировые процессы глобализации размывают границы между культурами, и сама оппозиция «своего/чужого» лишается внутренней напряженности и утрачивает свой традиционный смысл. В современной философии и культурологии эта тенденция проявляется через констатацию уничтожения «кода полярности» и выработке новой терминологии, снимающей раздвоенность и преодолевающую логику оппозиций в осмыслении мира. С другой стороны, реалии современного мира свидетельствуют о том, что количество культурных предубеждений, предрассудков, различных форм культурного неприятия «чужого» отнюдь не убывает. Кроме того, в последнее время очень актуальной стала проблема национального и культурного самоопределения, повсеместно наблюдаются процессы реконструкции древних пластов культуры (частое обращение к архаике, язычеству, фольклорному творчеству и т.п.). Наличие самого этого интереса доказывает факт забвения, утрачивания древних культурных пластов, т.е. исконного «своего».
Безусловно, все культуры подвергались внешним влияниям и были вынуждены вырабатывать особый механизм заимствования, устанавливающий определенные отношения между «своим» и «чужим». Интересно, что сам этот механизм является достаточно устойчивым образованием, который продолжает функционировать по привычным схемам даже в условиях изменяющегося окружения. Японская культура предлагает альтернативные западной модели способы освоения чужого культурного опыта.
При исследовании проблемы «ответа чужому» возможны, по крайней мере, два ракурса рассмотрения. В первую очередь, «свое» и «чужое» должны быть рассмотрены с позиции описания содержания и объема значений концептов-топологем. В первом параграфе главы мы проанализируем региональные модели «своего/чужого» с точки зрения их репрезентации в языковых концептах. Сложность научного анализа концепта «свое/чужое» заключается в существовании, по крайней мере, двух различных, взаимопроникающих уровня его функционирования. На первом уровне мы должны говорить о действительном, объективно существующем различии людей, феноменов, культур по линии «свои/чужие». Но нельзя не учитывать, что существует и уровень не реальных, а мифологизированных и часто фантастических представлений о различии «своего» и «чужого». Поэтому при исследовании этой проблематики мы сталкиваемся с тем, что зачастую отнюдь не объективные данные определяют демаркационную линию оппозиции, а их субъективные отражения в сознании и стереотипные представления.
При диахроническом рассмотрении «свое» и «чужое» оказываются не раз и навсегда сформировавшимися данностями, но постоянно становящимися и изменяющимися в процессе взаимодействия культур. Во втором случае, речь должна идти о самом процессе или механизмах освоения «чужого». Поскольку вопрос культурных влияний можно рассматривать на самых разнообразных примерах, то традиционную модель взаимодействия «своего/чужого» мы анализируем на материале взаимодействия «своих» и заимствованных религиозно-мировоззренческих систем в период становления государственности на Руси и в Японии. Таким образом, наше исследование приобретает характер последовательного рассмотрения проблемы механизма адаптации чужого соответственно в синхроническом и диахроническом аспектах.
