Содержание к диссертации
Введение
1. Русская крестьянская одежда конца XIX - начала XX в. Пензенской и Тамбовской губерний как источник по истории традиционной культуры 27
1.1. Истоки формирования одежды региона 27
1.2. Основные характеристики одежды. Юіассификация традиционной крестьянской одежды конца XIX - начала XX вв. Пензенской и Тамбовской губерний 43
1.3. Эволюция традиционной одежды на рубеже XIX - XX вв. 85
2. Русская крестьянская одежда Пензенской и Тамбовской губерний в традиционных обычаях и обрядах конца XIX - начала XX вв. 104
2.1. Русская свадебная одежда 104
2.2. Крестьянская одежда в календарных и окказиционных обычаях и обрядах 120
2.3. Одежда крестьян в семейной обрядности 128
Заключение 146
Список источников и литературы 152
Приложения 165
- Истоки формирования одежды региона
- Русская свадебная одежда
- Крестьянская одежда в календарных и окказиционных обычаях и обрядах
Введение к работе
Актуальность исследования. В народной одежде, устойчивом элементе материальной культуры, на протяжении различных исторических периодов наиболее ярко отражаются основные моменты этнической истории, особенности хозяйственно-культурного типа, некоторые виды традиционных производств, промыслов и т.п. Кроме того, традиционная одежда играет определенную роль в разных формах обрядности. Таким образом, характеристика народной одежды как определенного синтеза материальной и духовной культуры, установление наиболее типичных и промежуточных вариантов традиционных костюмов, описание разнообразных модификаций как внутри каждого костюмного комплекса, так и вне него, представляются весьма актуальными.
Не менее важным аргументом является и то, что своеобразие русской культуры изучено в недостаточной степени, так как длительное время она воспринималась как общегосударственная. Однако исследования последних лет убедительно доказывают, что на огромных пространствах России история русского народа складывалась по-разному, и наиболее ярко это отразилось в таких областях культуры, как одежда и быт, традиции и обряды. До сих пор недостаточно внимания уделено изучению таких компонентов культуры, как материальные свидетельства обрядов и традиций в виде элементов одежды и ее орнаментации. Выявление их особенностей позволит в определенной мере по-новому взглянуть на историю русской культуры в целом и неминуемо приведет нас к переоценке уже сложившихся мнений об уровне и состоянии культуры русского народа рубежа XIX-XX вв., позволит лучше понять его взаимоотношения с соседними народами. Осмысление отдельных элементов одежды и анализ обрядовой одежды в разных частях проживания восточных славян и соседних с ними народов поможет установить многообразие культурных течений, существовавших на нашей «территории, выделить этнические группировки и разные времена»1
Объектом исследования является крестьянская одежда Пензенской и Тамбовской губерний и связанные с ней обряды и обычаи.
Предметом исследования является изучение особенностей традиционной культуры, эволюция и выявление ее закономерностей, проявляющихся в разнообразии народной одежды.
Хронологические рамки исследования определяются второй половиной XIX - XX вв. Это период наиболее ярких (пореформенных и других) преобразований в крестьянской одежде, характеризующийся заключительной стадией существования традиционной культуры русского населения, а также время, к которому принадлежит основная масса источников, используемых в работе.
Территориальные рамки исследования охватывают центральную часть Европейской России, преимущественно Пензенскую и Тамбовскую губернии, где наиболее консервативно сохранились древние черты народной культуры. Степень изученности темы. Изучение культуры русского населения России планомерно ведется с XVIII в. Среди отечественных исследователей следует отметить М.В. Ломоносова, И.М. Снегирева, A.M. Терещенко, М. Забылина, И.П. Сахарова, в работах которых содержится материал о природной среде, климате, традиционном питании, одежде, обрядах жизненного цикла русских2. В основательном труде путешественника и исследователя XVIII в. И.Г.Георги «Описание всех обитающих в Российском государстве народов...» даются примеры костюмов в целом, описывается кос-тюм вообще, марийский, удмуртский, татарский, русский и т.д. Региональные отличия отмечаются фрагментарно при половозрастных и сословных характеристиках одежды.
На протяжении XX в. изучение народной одежды вышло на новый уровень. В нем четко проявились «национальные» направления. Появилась целая серия замечательных работ по одежде народов Поволжья и Приуралья. В них академически рассматриваются народные костюмы, начиная с сырья, технологий изготовления, собственно предметов одежды, образующих костюмы, некоторые костюмные комплексы. Это работы В.Н. Белицер, Н.И. Гаген-Торн, Т.Л. Моло товой и др . В вышедшем в 1990 г. альбоме «Мордовский народный костюм» была сделана попытка подойти к костюму как своеобразной области декоративно-прикладного творчества мордвы, где тесно переплелись его виды, а также показать, как в нем воплощалось понятие народа об идеальном облике людей своей нации во взаимосвязи с окружающей природой, жизнью, культурой5.
Традиционная крестьянская культура русского населения Пензенской и Тамбовской губерний (а позднее Пензенской и Тамбовской областей) мало привлекала к себе внимание исследователей. В досоветский период интерес располагался, главным образом, в области истории заселения края в XVI -XVII вв. с небольшими экскурсами в более отдаленное прошлое.
В работах А. Яковлева, А.З. Мышлаевского, рассматривавших процесс строительства Козловской и Белгородской черты, затрагиваются вопросы этнического состава населения, складывающегося вокруг засечной черты и, совсем в малой степени, его быта и нравов 6.
В 1884 г. в Пензе вышел «Исторический очерк Керенского края» (Адрес - календарь и памятная книжка Пензенской губернии), составленный Г.П. Петерсоном, в котором автор затрагивает вопросы колонизации края, рассматривает устройство засечной черты со сторожами (притонами), стежками, забоями, частоколом (частиком), подробно рассказывает об устройстве города-крепости Керенск, основанном, по его мнению, до 1658 года. О первых жителях Керенска он лишь сообщает, что это были «переведенцы из разных мест, составлявшие особый класс служилых людей, которых... в звании стрельцов, казаков, пушкарей, воротников, засечных сторожей и посадских «строили на вечное житье у засечных крепостей»7.
В последней четверти XIX в. в связи с работой Русского географического общества появляются отдельные публикации в его специальных изданиях, а также в Пензенских епархиальных ведомостях. Как правило, это обширные очерки, раскрывающие географическое положение, внешний облик, обычаи, характер жилища и костюмов отдельных селений. Так, в трех номерах Пензенских епархиальных ведомостей за 1885 год печатался обширный материал Н. Докучаева, собранный в с. Бояркино Городищенского уезда. В нем подробно рассказывается о сезонных, родильно-крестильных, погребально-поминальных обрядах жителей села. Наиболее подробно описана свадьба в с. Бояркино, в том о числе свадебная одежда основных участников свадебного ритуала .
Наибольшее значение для нашей темы имеет публикация Д.К. Зеленина «Описание рукописей Ученого Архива Императорского Русского географического общества» (выпуск 2-ой за 1915 г.), в которой собраны все материалы, присланные из Пензенской губернии, начиная с 1849 г. Некоторые из описаний содержат материалы по крестьянской одежде 9.
В новейшее время традиционная культура Пензенской и Тамбовской губерний по-прежнему не изучалась специально. В определенной степени отдельных аспектов темы касался Б.А. Куфтин в своем классическом труде «Материальная культура русской мещеры», выпущенном в 1926 году10. Наиболее ценной частью данной работы является классификация народной одежды, ставшая основой для всех последующих исследователей. Для нас важны также постоянные ссылки на отдельные стороны народной одежды Пензенской, Тамбовской и Саратовской мещеры (основные формы, покрой, орнаментация), в которых, к сожалению, отсутствуют конкретные примеры,4 привязанные к определенному месту и времени. Затрагивая в той или иной степени народный (преимущественно женский) костюм Тамбовской губернии, автор вовсе не касается одежды Пензенского края.
Вышедшая в 1927 г. книга Н.И. Лебедевой «Народный быт в верховьях Десны и в верховьях Оки» содержит чрезвычайно важный материал по народной одежде Брянской и Калужской губерний, собранный автором во время этнологических экспедиций 1925 и 1926 гг.11 Для нашей работы наиболее важными представляются сопоставления народной одежды верховьев Десны и Оки с близкими образцами из Рязанской, Пензенской и Тамбовской губерний, хранящимися к тому времени в центральных музеях страны. Особенно вычленяются Н.И. Лебедевой формы народной одежды, свойственные мещерскому населению, хотя конкретной информации по нашей теме в данной работе со держится немного. Главный интерес вызывают размышления автора общего порядка, раскрывающие происхождение каждого предмета и его последующую эволюцию, которые во многом накладываются на процессы развития русской народной одежды вообще и Русского Черноземья в частности.
В своей следующей работе «Материалы по народному костюму Рязанской губернии» Н.И. Лебедева развивает основные положения предыдущей публикации .
В 1956 г. Институтом Этнографии Академии наук СССР был выпущен «Восточно-славянский этнографический сборник», две статьи которого представляют для нас особый интерес. Одна из них- «Прядение и ткачество восточных славян» принадлежит перу Н.И. Лебедевой, вторая - «Народная оде-жда русских, украинцев и белорусов» - Г. С. Масловой . В этих статьях впервые были систематизированы и обобщены все ранее опубликованные материалы по данным темам, а также суммированы экспедиционные и архивные данные предыдущих десятилетий.
В статье Н.И. Лебедевой приводятся крайне интересные, не утратившие своего значения до сего дня, сведения о различных сторонах изготовления ткани в условиях домашнего ремесла различных регионов России. Для этого автором были обследованы русские селения Земетчинского района Пензенской области, где были зафиксированы: один из древнейших типов горизонтального ткацкого стана (с. Вяземка), способ получения нити без веретена (так называемую «верчь»), изготовление поясов при помощи «живого стана» без каких либо приспособлений несколькими женщинами под руководством самой опытной из них (записано со слов пензенского краеведа А.Н. Гвоздева)14.
Тканье тяжелых понев, выполняемое на двух дощечках с портяной основой и двойным шерстяным утком, выводится Н.И. Лебедевой в особую группу. Именно таким способом ткались распашные синие и красные полосатые поневы «русской мещеры» Рязанской, Тамбовской и Саратовской губерний. Исследователь пишет, что «мещерская понева ранее ткалась на дощечках, которые существуют на территории расселения мещеры с эпохи палеолита»15.
В связи с предположением о наличии у древних славян вертикального ткацкого стана, Н.И. Лебедева приводит сведения о ткачестве «пулагаев» «русской мещерой» с. Мелехова Рязанской обл. и с. Вяземка Земетчинского района Пензенской обл., которые представляют из себя «затканную полоску с очень длинной красной шерстяной бахромой»16. При этом она подчеркивает, что территория «обитания мещеры совпадает с поселениями Городецкого типа, в которых бытовал вертикальный ткацкий стан»17.
В заключении автор обращается к проблеме происхождения «русской мещеры» и высказывает справедливое мнение, что мещера, по всей вероятности, «племенная угро-финская группа, с XIII в. обрусевшая, которая вошла в состав восточной части южновеликоруссов и определила некоторые (второстепенные) черты их культуры». Кроме того, она предположила наличие в культуре южно 1R великоруссов еще более древнего «угорского» слоя, общего с ханты и манси .
Появление полосатой ткани для юбок-андараков южновеликоруссов Н.И. Лебедева связывает исключительно с однодворческим костюмом, появившимся на землях Пензенской и Тамбовской губерний не ранее XVI в.19
В пространной, крайне обстоятельной и аргументированной статье «Народная одежда русских, украинцев и белорусов» Г.С. Маслова; давая общую характеристику одежды русского населения XIX - начала XX вв., выделяет в особую группу южновеликоруссов, женщины которых поверх рубахи, перехваченной поясом, носили поневу, дополненную в отдельных случаях передником или навершником. Голову замужние женщины покрывали кичкой, нередко рогатой, на шее бисерные украшения, в ушах - пушки из гусиного пуха20.
Крестьянская женская одежда северных и центральных губерний состояла из рубахи, собранной у ворота (иногда и запястья), и сарафана, подпоясанных поясом. Замужние женщины полностью закрывали волосы кичко-образным головным убором (сорокой, повойником), в праздник и на свадьбу - кокошником. Девушки носили ленты, перевязки, на шее - жемчужные и янтарные ожерелья, стеклянные бусы .
Автор обращает внимание на то, что в целом женский костюм южновеликорусской деревни более красочен, чем северовеликорусский, более сдержанный по своей цветовой гамме.
По мнению Г.С. Масловой, верхняя женская одежда схожа с мужской и была близкой у всех русских в конце XIX - начале XX в. (сермяжные кафтаны, овчинные полушубки, шушуны и т.п.). Плетеная обувь также использовалась повсеместно по будням (на юге нередко и в праздники). Кожаные туфли и сапоги являлись, по ее мнению, праздничной обувью.
Автор статьи разделяет всю одежду по назначению на праздничную, повседневную, рабочую и обрядовую, отмечая, что обрядовый костюм, как пра-вило, сохраняет древние, исчезнувшие из быта части одежды и прически .
У земледельческого крестьянского населения, считает Г.С. Маслова, старый традиционный костюм также видоизменялся по мере развития товарно-денежных отношений и связи с городом. Прежде всего, по ее мнению, ЭТО происходило с одеждой более зажиточных слоев русской деревни 23. - Главное внимание в своей статье Г.С. Маслова уделяет женской бдеэк- -"- де, подробно рассматривая ее основные части, выделяя наиболее старые формы в каждом комплексе, в каждой группе предметов, рассматривая все известные к тому времени варианты женских рубах, понев, сарафанов, юбок, нагрудных одежд и головных уборов, украшений и верхней одежды. До настоящего времени выработанная автором статьи классификация традиционной одежды используется специалистами.
В заключении Г.С. Маслова выделяет основные типы традиционной одежды русских, украинцев, белорусов, отмечая, что одежда, выработанная в период формирования древнерусской народности, местами сохранялась до XIX в. (комплекс с поневой и рубахой со скошенными рукавами, с головным убором «убрусом» с твердой основой или кичкообразным головным убором). Она также отмечает, что многие из частей этой одежды восходят ко времени племенного быта славян (плетеная обувь и не сшитая одежда - понева).
Автор статьи подчеркивает, что русский народ, расселившийся на огромной территории, не был в XIX - нач. XX в. единообразным в этническом отношении. Выделяются как крупные подразделения, так и мелкие культурно-исторические группы русского народа.
Одним из локальных вариантов южновеликорусского типа одежды Г.С. Маслова считает костюм заокской части Рязанской и Тамбовской областей - «русской мещеры» - одной из древнейших групп южновеликоруссов. Здесь сохранились очень старые черты, восходящие, по мнению автора статьи, к вяти-ческой одежде (понева, тип головных уборов) и черты, которые сближают одежду русского населения с одеждой народов Поволжья (особенно мордовской) -тип лаптя, черные повилы, раковины-ужовки, пулагай-пояс с бахромой24.
Селения однодворцев, располагавшиеся, по линиям засечных черт, не представляли, по словам Г.С. Масловой, этнографического единства, т.к. сюда переселялись из разных мест, что сказалось на комплектах женской одежды. Один из них, перенесенный из северных и центральных губерний России, состоял из: рубахи с прямыми поликами; сарафана; пояса; кокошника.
Другой состоял из рубахи с прямыми поликами и отложным воротником; юбки-«андарака»; пояса-покромки; кокошника. Он имеет много общего с одеждой западнославянских областей и белорусов, откуда частично вербовалось военно-служилое население. И, наконец, третьим комплектом был костюм с поневой и кичкообразным головным убором, характерным для коренного южновеликорусского населения 25.
Представляются важными для понимания традиционной культуры размышления Г.С. Масловой о процессах ассимиляции одних этнических групп другими. Она видит в них, с одной стороны, вхождение одних и тех же этнических групп в состав различных народов, с другой - обусловленность культурными, экономическими и политическими связями народов на определенных этапах исторического развития26.
При всей значительности и верности основополагающих выводов статьи Г.С. Масловой, ей не удалось избежать некоторых неточностей, объясняемых отсутствием конкретного материала. Например, она пишет, что запон, сшитый на боках с разрезным задним полотнищем, с прямыми рукавами и ластовицами носили там, где не носили нагрудник27. Материалы, собранные во время экспедиций, а также архивные сведения по Пензенской губ. свидетельствуют об одновременном бытовании обоих типов наплечной одежды в ряде сел.
Отнеся жителей Рязанской и Пензенской губерний к средним велико-руссам, она, тем не менее, считает, что в них преобладает костюм с поневой . По Пензенской губернии это положение не является верным, т.е. здесь преобладающим является комплекс женского костюма с сарафаном.
В 1967 г. сотрудниками Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Академии наук СССР был создан историко-этнографический атлас «Русские», который подытожил многолетние исследования по проблемам этнографии русского народа. Примененный здесь метод картографирования позволил конкретизировать представления о сложении и развитии народной культуры29.
Составителями таблиц и пояснительного текста раздела одежды явились Н.И. Лебедева и Г.С. Маслова, которые разработали основные проблемы славянского традиционного костюма, прежде всего типология и классификация русской народной одежды.
Из 75 карт атласа 34 посвящены одежде. Они показывают распространение традиционной женской одежды и одежды городского типа, постепенно ее вытесняющей; комплексы традиционной одежды, различные части этих комплексов (сарафан, понева, юбка, головные уборы); комплексы мужской одежды, мужские головные уборы; пояса, верхнюю одежду и обувь мужчин и женщин. Для нашей темы наибольшее значение имеют карты 38, 39, 41, 42, 57, 58, которые отражают распространение типов женской одежды; типов сарафана; женских головных уборов, данные по двум периодам, что дает возможность наглядно проиллюстрировать существенные изменения, которые произошли в русской деревне в конце XIX - начале XX в. по сравнению с серединой XIX в.30
Представляются особенно важными сведения об одежде интересующих нас территорий. К сожалению, здесь не обошлось без ошибок. Выделяя в от дельную группу села, где бытовали красные распашные полосатые поневы с посконной основой и шерстяным толстым утком, авторы текста, кроме сел Темниковского уезда Тамбовской губернии, называют не только Ушинку и Вяземку Керенского у. Пензенской губернии, но с. Кириллово, где такую поневу никогда не носили (да и относилось село в дореволюционные времена к Спасскому уезду Тамбовской губернии).
В числе изображений вещественных памятников находится: 1 - красная полосатая понева из с. Вяземка, 2 - рогатая кичка из кумача, отнесенная к мещере Пензенской губернии, 3 - фотография крестьянки в полном наряде из т 1с. Вяземка, а также 4 - армяк из Елатомского уезда Тамбовской губернии .
Однако с тексте авторы ошибочно называют село Вяземку Керенского уезда Пензенской губернии, в котором, якобы, поневу носили девушки, достигшие совершеннолетия, что не соответствует действительности, как показывают собранные позднее материалы32.
В 1970 г. вышел дополнительный том историко-этнографического атласа «Русские», в который вошли новые исследования сотрудников Института Этнографии по жилищу и одежде. Статья «Украшения русской крестьянской одежды» была написана М.Н. Шмелевой и Л.В. Тазихиной33. ч
Наиболее интересными для нашей темы здесь оказались материалы по южнорусской орнаментике, особенностям колорита. Так, авторы статьи наиболее распространенной фигурой орнамента считают ромб, который имел повсеместное название «репей». Стороны ромба часто снабжались отростками, гребенками, крючками, угловатыми завитками. Частыми дополнениями к ромбам служили треугольники, крестообразные, зигзагообразные, крючко-видные, похожие на букву S фигуры и многое др.34
Особенно насыщены подобным орнаментальными мотивами узоры юго-восточных губерний (Рязанской, Тамбовской, Пензенской). Здесь же были распространены свастические изображения, изображения меандра, что авторы статьи объясняют (вслед за Лебедевой и Масловой) тесными культурными связями населения с их нерусскими соседями Поволжья, в узорах которых подобные мотивы играли значительную роль (особенно у мордвы, мари)35.
Южнорусский тип костюма характеризуется, по мнению М.Н. Шмелевой и Л.В. Тазихиной, сочетанием различных видов украшений (вышивок, узорных затканок, разнообразных нашивок), широким применением бисера, яркой полихромностью с преобладанием красного цвета, интенсивностью колорита, преобладанием геометрических узоров в орнаменте, ковровой плотностью вышитых и тканых узоров.
Особенно выделяется авторами юго-восточный подтип (территория севера Рязанской губернии, Тамбовская и Пензенская губернии), где господствовали темные глубокие цвета, в частности, темные мареновые оттенки красного. Орнамент отличается угловатостью очертаний, большой плотностью вышивки, в которой постоянно присутствует контурный шов или косой стежок, свойственный соседним нерусским народам.
Вышедший в 1971 г. определитель «Крестьянская одежда населения Европейской России» (XIX - начала XX в.) написан на основе коллекций Государственного исторического музея группой его сотрудников. Одним из авторов -И.А. Поповой - Пензенская и Тамбовская губернии были отнесены к лесостеп-ному юго-востоку вместе с Орловской, Курской и Воронежской губерниями .
В 1963 г. была издана небольшая книга И.П. Работновой «Тамбовская вышивка», в которой рассматриваются отдельные черты вышитых узоров на женских головных уборах-сороках . В них автор находит аналогии вышивкам старинных ширинок Каргополя, в Заонежье, на расстоянии более 1000 верст от Тамбовщины и для объяснения сходства делает два предположения: либо это -остатки какой-то очень древней русской культуры, занесенной переселенцами из Киевской Руси почти одновременно в Рязанскую землю и Заонежье; либо -результат более позднего влияния культуры Московской Руси XVI - XVII в.
В 1964 г. И.П. Работновой была опубликована еще одна небольшая работа «Русская народная одежда», в которой автор на основе всего того, что было сделано предшественниками, дает популярное изложение мате риала, делая упор на историко-художественный аспект традиционной одеж-ды русского крестьянства XIX - начале XX вв. В прилагаемых к тексту чертежах на листе 1 находится схематичное изображение шушпанчика из Спасского уезда Тамбовской губернии(без указания уезда)40. В книге можно также найти изображение крестьянки Пензенской губернии начала XX в. (из собрания Моршанского краеведческого музея), которое, по всей вероятности, включает детали от комплекса «русской мещеры» (рубаха, понева) и запон из группы сел Спасского уезда Тамбовской губернии (скорее всего с. Красная Дубрава)41.
В 1978 г. увидела свет монография Г.С. Масловой «Орнамент русской народной вышивки как историко-этнографический источник», в которой известный исследователь подробно рассматривает северную, южную вышивку, а также вышивку среднерусских областей, основывая свои выводы на хранящихся в музеях вещественных памятниках и собранных во время экспедиций данных. Основная часть книги посвящена северным и среднерусским регионам с их сложной, нередко сюжетной тематикой.
Геометризованные узоры южных губерний России занимают в ней небольшое место. По интересующим нас губерниям материала содержится не- - много. Так, Г.С. Маслова считает счетные узоры, выполняемые по счету нитей, одной из древнейших техник, известным всем группам русского населения42. Цветную перевить она связывает исключительно с поневным комплексом, характерным в конце XIX в - начале XX в. для южнорусских губерний. Отмечает Г.С. Маслова и орнамент, в виде замкнутого плетеного узла, который у славян и других народов выполнял роль средства защиты от зла43.
В 1984 г. была издана последняя работа Г.С. Масловой «Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX - начала XX в.», которая явилась первым обобщающим исследованием обрядовой одежды русских, украинцев и белорусов44. Автор подробно описывает свадебные наряды сельского населения, одежду для сельскохозяйственных работ. Отдельная глава посвящена погребальным и родильным обычаям и обрядам, значе нию одежды для них. Работа написана на основе коллекций музеев, архивных данных, публикаций разных лет и многочисленных полевых материалов.
Впервые народная одежда рассматривается как явление, тесно связанное с духовной жизнью народа, его обычаями и обрядами. Автор работы разделяет понятия обычая и обряда, считая, что одежда в обычаях имела, главным образом, экономические, социальные, эстетические функции, в обрядах же она приобретала еще и символический характер45. В то же время Г.С. Маслова отмечает, что многие обычаи являлись одновременно и обрядами, имевшими определенную символику. Одежда для них приобретала магические функции (взаимоодаривание на свадьбе, одевание женского головного убора и др.).
Ссылаясь на Л.М. Сабурову, автор отмечает, что «обряды - определенный значительный пласт культуры народа; в них обнаруживается сильное переплетение стадиально различных, неадекватно преломленных представлений46. В течение XIX - начале XX в. характер обычаев и обрядов изменялся, забывалась религиозно-магическая основа, которую имели некоторые обряды; Г.С. Маслова отмечает, что обрядовая одежда особым образом . изготавливалась и одевалась, в то же время в обрядах использовалась и -обычная или праздничная одежда, приобретаемая функции обрядовой (например, использование в качестве свадебного покрывала невесты фабричного ситцепечатного платка с пришитыми черными кистями). В этих же целях могли использовать также обычную шаль, платок, полотенце и даже одеял( о.стюм и материальные атрибуты обрядов были связаны, по мнению автора книги, с магической символикой, восходящей к апотропейной (обе-режной), карпогонической (изгнание нечисти), катартической (очистительной) и другим типам магии. Покрывало невесты, пояс, поношенная обувь, способы изготовления и одевания свадебной и погребальной одежды имели апотропейное значение; меховая одежда, мех, целошная рубаха невесты выполняли карпогоническую роль, но чаще всего в символике костюма слива-лись различные принципы магии .
- Невозможность понять смысл многих обрядов Г.С. Маслова объясняет сохранением хронологически разных пластов бытовой культуры или региональными особенностями.
Важной частью книги стало приложение статьи И.И. Шангиной «Обрядовая одежда восточнославянских народов в собрании Государственного музея этнографии народов СССР», в которой описан «педальный» женский костюм с. Ушинки Керенского у. Пензенской губернии и на стр. 202 дано его черно-белое изображение49.
Книга академика Б.А. Рыбакова, известного советского археолога и » историка, посвященная язычеству древних славян, помогла понять сложнейшие вопросы мировоззрения наших предков, найти объяснение многим сторонам их духовной жизни50.
- В 1984 г. вышел в свет альбом «Русский народный костюм» из собрания Государственного музея этнографии. Авторы-составители: Л.Н. Молотова и Н.Н. Соснина впервые представили лучшие образцы традиционного русского костюма в цветном изображении51. Фотографии большого формата позволили рассмотреть мельчайшие детали полных комплексов одежды и отдельных частей. Прилагаемые в конце книги краткие каталожные сведения о месте и времени бытования костюма, формальные данные о каждом предмете придали этому изданию еще большую ценность.
Для нашей работы особенно интересными являлись изображения женских праздничных костюмов из сел Рудовка и Вышенка Кирсановского уезда Тамбовской губернии, комплекты и отдельные предметы одежды Липецкого и Темниковского уездов той же губернии.
В 1989 г. появилось еще одно издание аналогичного характера - альбом «Русский народный костюм» из собрания Государственного исторического музея (автор-составитель Л.В. Ефимова)52. При всех положительных качествах издания, опубликованные материалы по Пензенской и Тамбовской Ц губерниям, в определенной степени разочаровали. В цветном изображении те два костюма, к которым обращались Н.И. Лебедева и Г.С. Маслова, кото рые были описаны И.А. Поповой, оказались сборными, т.е. составные части комплектов были не одного происхождения, что значительно затрудняет изучение русской традиционной одежды.
Праздничный комплект женской праздничной одежды из Спасского уезда Тамбовской губернии был почему-то дополнен белой распашной с красной окантовкой верхней одеждой с вставными боковыми клиньями, каких здесь никогда не носили. Кроме того, неправильно был назван короткий нагрудник - шушпанчик, который назван шушунчиком. Точное место бытования - с. Кириллово Спасского уезда Тамбовской губернии указано не было53.
Другой комплект женской одежды, который определен с. Ушинка Керенского уезда Пензенской губернии оказался также неверно собранным: входящий в него запон на самом деле происходит из соседнего с Ушинкой с. Малой Иж-моры; рубаха является повседневной или «пецальной», в то время как остальные части - понева и нагрудник относятся к свадебному и праздничному ряду54.
Уникальный материал о расселении, жилище, хозяйственных постройках, традиционной одежде, пище и утвари, хозяйственной деятельности рус- v ских Мордовии, часть уездов которой до революции входила в состав Пензенской и Тамбовской губерний, содержится в монографии А.С. Лузгина «В тесном соседстве». Автор на широком фактическом материале проследил параллели в материальной и духовной культуре русского и мордовского населения55.
Е.П. Бусыгин описал одежду русского населения северной части Среднего Поволжья56. Л.И. Никонова рассматривает традиционную русскую одежду Мордовии с точки зрения этномедицины57. В коллективной монографии «Русские» даются подробные сведения о происхождении, расселении, традициях русского народа58. Значительный материал о русском традиционном костюме приводится в монографии Н.Н. Сосниной, И.И. Шангиной5 .
Публикации на интересующую нас тему подразделяются на два основных периода: дореволюционный и советского времени. В первый происходит накопление фактического материала в различных архивах, прежде всего в Архиве Русского Географического общества, Этнографическом бюро В.Н. Тенишева; издаются сборники статистического характера, в которых затрагиваются некоторые вопросы этнической истории, развития местных промыслов; в епархиальных ведомостях появляются рубрики, посвященные быту, правам, культуре отдельных сел Пензенской и Тамбовской губерний.
Вышедшие в советский период исследования по истории народного костюма, в том числе южнорусских и среднерусских регионов Европейской России, содержат основополагающие данные, прежде всего, по типологии и классификации народной одежды XIX - начала XX в., при этом затрагиваются проблемы происхождения того или иного комплекса, его связь с историей расселения славян и их контактов с другими племенными образованиями. Специальных публикаций по нашей теме не было. Небольшая брошюра в помощь художественной самодеятельности Н. Целикова и В. Застрожного «Пензенский русский народный костюм» содержит грубейшие ошибки и не может приниматься во внимание60.
Таким образом, можно констатировать наличие достаточно серьезной теоретической основы исследования, поскольку в общих чертах учеными Б.А. Куфтиным, Н.И. Лебедевой, Г.С. Масловой и др. выработана типология женского и мужского костюма, осуществлена классификация основных частей одежды в зависимости от назначения, покроя, орнаментации, Колорита и др. параметров. Проведенный историографический анализ свидетельствует о том, что традиционная крестьянская культура русского населения Пензенской и Тамбовской губерний (а позднее Пензенской и Тамбовской областей) не являлась предметом специального исследования, несмотря на наличие определенных наработок по данной теме.
Одновременно приходится констатировать, что обобщения по интересующим нас губерниям строились преимущественно на материалах Рязанского края и более северных русских земель. Это объясняется малым количеством вещественных памятников в центральных музеях, коллекции которых положены в основу существующих представлений о русской традиционной одежде региона.
Экспедиция Н.И. Лебедевой 1951 г. в Земетчинский район Пензенской области была, видимо, непродолжительной, т.к. в ее последующих работах упоминаются лишь села Можары и Красная Дубрава в связи с темой ткачества и рассматриваются различные аспекты изготовления тканей в с. Вяземка.
В исследованиях Г.С. Масловой привлекаются в качестве иллюстративного материала комплексы женской одежды из с. Вяземка Керенского уезда Пензенской губернии, из Спасского уезда Тамбовской губернии (хранящиеся в ГИМе) и д. Жуково Елатомского уезда той же губернии.
Коллекция народной одежды Пензенского краеведческого музея, которая начала формироваться с 1920-х годов усилиями местных специалистов, прежде всего А.Н. Гвоздева, не были приняты во внимание исследователями.
Методологическая основа исследования. Для решения поставленных задач в ходе исследования использовались историко-генетический метод в сочетании с ретроспективным анализом и реконструкцией, сравнительно-исторический, включая сравнительно-географический и сравнительно-хронологический. Кроме того, для написания данного исследования использованы принятые в этнологии методы сбора материала: анкетирование и опрос населения.
Целью настоящей работы является: комплексный анализ и выявление своеобразия особенностей традиционной культуры русского населения на рубеже XIX - XX веков в зоне их компактного проживания на территории Пензенской и Тамбовской губерний через призму народной одежды и ее роли в обрядовой жизни русской деревни.
Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие задачи:
1. Охарактеризовать костюмные комплексы в традиционной одежде крестьян Пензенской и Тамбовской губерний, вычленить основные их элементы.
2. Определить специфику традиционной одежды региона: типологию, покрой, особенности орнамента и способы изготовления всех составных частей (рубахи, поневы, сарафана, юбки-андарака, верхних деталей: нагрудников, передников, поясов, головных уборов и обуви).
Раскрыть семиотическую природу традиционной одежды, связанную с этнической знаковостью костюма, включающую в себя информацию о со циальном статусе человека, его причастности к определенной половозрастной или территориальной группе и многое другое.
4. Осознать символический характер традиционной одежды, ее роль в духовной жизни народа, его культуре на основе впервые собранных данных об использовании того или иного предмета или комплекса традиционной одежды в народной обрядовой практике (во время исполнения родильно-крестильных, свадебных, погребально-поминальных и календарных ритуалов).
Именно обрядовая одежда сохранила в себе представления разных эпох, причудливо переплетенных между собой. Именно обрядовая одежда является своего рода летописью народа, которая языком формы, цвета, орнамента передает нам давно неведомые знаки, многие из которых уже давно не поддаются расшифровке. Настоящая работа поможет понять местные проявления основополагающих черт и неоднозначности формирования традиционной крестьянской одежды Пензенской и Тамбовской губерний.
Источниковую базу исследования составили сведения Архива Русского Географического общества, Этнографического бюро В.Н. Тенишева (при РЭМ), хранящиеся в Санкт-Петербурге; материалы научного архива Пензенского краеведческого музея, в частности, отчеты пензенского исследователя А.Н. Гвоздева 1920-х гг.; публикации в специальных изданиях Русского Географического общества и в Пензенских епархиальных ведомостях, раскрывающие географическое положение, внешний облик, обычаи, характер жилища и костюмов отдельных селений; публикация Д.К. Зеленина «Описание рукописей Ученого Архива Императорского Русского географического общества», содержащая все материалы, присланные из Пензенской губернии, начиная с 1849 г., в части которых имеются сведения по крестьянской одежде; книги И.П. Работновой; иллюстрированные альбомы по коллекциям ГИМ и РЭМ; материалы Определителя по крестьянской одежде населения Европейской России.
Классифицируя источники, отметим, что в дореволюционный период происходило накопление фактического материала описательного характера в различных архивах, прежде всего в Архиве Русского Географического обще ства, Этнографическом бюро В.Н. Тенишева; издавались сборники статистического характера, в которых затрагивались некоторые вопросы этнической истории, развития местных промыслов; в епархиальных ведомостях появились рубрики, посвященные быту, нравам, культуре отдельных сел Пензенской и Тамбовской губерний.
Одним из важных источников исследования послужила коллекция одежды из более 1500 предметов, фотофиксация оставленного на месте материала, информация самого различного уровня, собранная экспедиционным отрядом под руководством автора на территории бывших Пензенской и Тамбовской губерний (нынешних Пензенской и Тамбовской областей), начиная с 1981 года. В полевых условиях собирались не только коллекции крестьянской одежды, но и локальные названия элементов костюма, сопутствующая информация, сохраняющаяся до наших дней. (См.: Прил. 2).
Были учтены также коллекции, хранящиеся в крупнейших музеях страны (ТИМ, РЭМ, ГРМ), Пензенских и Тамбовских областных музеях, районных музеях региона.
Научная новизна исследования заключается в том, что автором впервые определены признаки обиходных, праздничных (в некоторых случаях свадебных), обрядовых вариантов женских и мужских рубах, сарафанов, понев, юбок, передников, нагрудников, головных уборов и др. крестьян Пензенской и Тамбовской губерний. Впервые выявленные автором степени кру-чинности крестьянской одежды сел рассмотрены как своего рода этапы развития локально сформировавшейся линии традиционного костюма, в которых наиболее древние формы сохранил самый «кручинный» костюм, являвшийся одновременно одеждой пожилых женщин.
Впервые выявлены механизмы взаимодействий и определены уровни взаимопроникновений различных элементов костюма.
На основе проведенных исследований возможно более полное, целостное восприятие традиционной одежды населения края как сложного многопланового источника.
Практическая значимость исследования. Полученные данные открывают перспективу изучения костюма не только как источника по материальной культуре, но и как совокупности информации об этногенезе, этнической истории, этнопедагогике и т.п. Результаты работы позволяют шире использовать полученные данные в учебном процессе по региональной истории в рамках различных учреждений системы образования (вузы, гимназии, школы), а также в учреждениях культуры. Настоящая работа может стать основой специального курса лекций для студентов ВУЗов, методического пособия для преподавателей и учащихся школ, средне-специальных учебных заведений по истории культуры русского земледельческого населения региона рубежа XIX - XX вв.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
1. Одной из главных особенностей рассматриваемого региона является бытование в нем всех основных типов одежды русского земледельческого населения, известных исследователям.
2. Бытование в одном селении одновременно двух типов костюма являлось свидетельством этнической консолидации русских разного происхождения (что свойственно было пензенским и тамбовским однодворцам, которые к рубежу XIX - XX веков носили сарафаны и полосатую или однотонную юбку).
3. Степени кручинности крестьянской одежды сел Пензенской и Тамбовской губерний являются своего рода этапами развития локально сформировавшейся линии традиционного костюма, в которых наиболее древние формы сохранил самый «кручинный» костюм, являвшийся одновременно одеждой пожилых женщин.
4. Реликтовыми формами традиционного костюма Пензенской и Тамбовской губерний являются: вторая женская рубаха «вздевалка», девичий головной убор «ковыл», свадебные сороки с рогами, «наклонки» или «наклон-ники» - старинные варианты однорогого кокошника, распашные тяжелые поневы, пояса с «узлами жизни», платки красного цвета на плечах жениха.
5. Крестьянская одежда конца XIX — начала XX веков в семейной, календарной и окказиционной обрядности является важным компонентом духовной культуры русского народа, наделенным сложным символическим смыслом.
Апробация работы. Основные положения работы докладывались на научных конференциях и семинарах в г. Москве (Российской Академии Художеств, Всероссийском музее ДЛИ и НИ, научных чтениях памяти В.М. Василенко), г. Санкт-Петербурге (Российском государственном пед. университете им. А. Герцена и Государственном Русском музее), г. Архангельске (Музее народов Севера), г. Сергиевом Посаде, г. Пензе.
Кроме того, были устроены выставки традиционного русского костюма в Сергиево-Посадском музее, выставочных залах Москвы, Пензы, Берлина.
Они показали перспективность избранного направления в работе, которое может в определенной степени заполнить имеющийся пробел в изучении русского народного костюма Пензенской и Тамбовской губерний и вместе с тем поможет понять сложнейшие процессы заселения края, растянувшиеся на несколько столетий, формирования локальных этнических групп русского народа, его традиционной культуры.
Истоки формирования одежды региона
Народная традиционная культура населения Пензенской и Тамбовской губерний (ныне - областей) до начала XXI в. донесла целый ряд архаических черт, уходящих своими корнями в далекое прошлое русского народа, заселявшего их в течение многих столетий. Наиболее ярко это отразилось в крестьянской одежде, вобравшей в себя многовековые представления нации о пользе, добре и красоте и отражающей все важные повороты Российской истории.
С XVIII в. господствующие классы переходят к ношению сначала венгерского, а затем немецкого платья. Была выработана и особая военная форма. Каждому «чину» (сословию) полагалась своя форма. Таким образом, в середине - второй половине XIX в. черты русскрй традиционной одежды более всего сохранял крестьянский костюм.
По абсолютному количеству населения Тамбовская губерния во второй половине XIX в. занимала одно из первых мест. По данным Первой Всеобщей переписи населения 1897 г. на ее территории проживало 2.684.030 человек. На долю сельского населения приходилось 91,6 %. Крестьяне преобладали не только в уездах, где они составляли 97,3 % населения, но и городах губернии. По своему этническому составу Тамбовская губерния принадлежала к чисто великорусским губерниям. Из прочих народностей видное место занимали мордва и татары. Основным занятием населения являлось сельское хозяйство. Женское население губернии занималось кустарным производством льняных и пеньковых изделий и кружевного тамбурного1.
В 1897 г. в Пензенской губернии проживало 1.470.474 человека. Преобладало сельское население - около 94 %. Этнический состав был таким же, как и в Тамбовской губернии. Среди женских промыслов первое место по количеству кустарей принадлежало бредневому, далее следовали пухопряде ниє и вязание пуховых платков, затем - верчение спичечных коробков и, наконец, — тканье сарпинок2.
Таким образом, население Пензенской, Тамбовской и близлежащих областей отличается этнической пестротой3. К началу XX в. здесь, кроме угорских и тюрко-язычных сел, были зафиксированы поселения южно- и северо-великоруссов, а также «четвертных» или однодворцев. Древними насельниками региона считаются мордва, мещера, славяне4.
Еще в домонгольские времена соединение славянских и финно-угорских компонентов сформировало южно-великорусскую культуру, характерными признаками которой являются акаюший говор и женский костюм с поневой.
Переселенческие волны, происходившие начиная со второй половины XVI в. и связанные с расширением территории Русского государства на юг, принесли с собой «оканье» и женский костюм с сарафаном. Среди северо-великоруссов, закреплявшихся в XVII - XVIII столетиях на этих обширных пространствах некогда «дикого поля», отчетливо выявляются представители казачества, старообрядцы и помещичьи крестьяне. Большинство северо-великоруссов проживает в центральной и южной частях нынешней Тамбовской области. Особую категорию однодворцев составляли потомки служилого населения, оборонявшего пограничные рубежи и получившего в связи с этим многие льготы от государства.
В итоге к XIX в. чуть ли не каждое селение Пензенской и Тамбовской губерний отличалось от соседних жизненным укладом, особенностями языка, песенной и материальной культуры и как части ее - женским костюмом.
Массовое продвижение русских на пензенские земли происходило постепенно, начиная с XVII в., в нескольких направлениях. Прежде всего, с севера на юг, по мере укрепления оборонительных сооружений, затем по крупным и мелким судоходным рекам (Волге, Суре, Мокше, Вороне и др.)5. Не случайно, к XIX в. северовеликорусские традиции прочно утвердились в большинстве сел и деревень Пензенской губернии. Именно здесь был рас пространен вместе с прямо или слитнополиковой рубахой сарафан (косо-клинный или прямой), называвшийся, как и во многих других областях, «ку-мачником», «синяком», «дикосовым» и т.д. Комплекс женской одежды с сарафаном включал в себя также пояс, головной убор в виде кокошника, на-клонки (по праздникам), повойников и сборников в будние дни.
Потомки южновеликорусского населения до недавнего времени сохраняли многие архаичные черты народного быта, которые были отмечены исследователями, прежде всего Н.И. Лебедевой.
Г.С. Маслова, И.П. Работнова отмечали древнейшие формы южнорусской одежды пензенской земли, общие с украинскими и белорусскими, одновременно подчеркивая многовековые культурные связи с соседними народами Поволжья, что, приводило к взаимовлияниям в языке, жилище, культуре, и как части ее - в костюме6.
Главным отличием южнорусского женского костюма является поясная женская одежда - понева, особого кроя юбка. Поневный комплекс зафиксирован, главным образом, вдоль восточных границ нынешней Тамбовской области, на северо- и юго-западе, юге Пензенской области.
В данном регионе известны основные типы русских понев, выявленные специалистами: наиболее древние, распашные, связанные с мещерской культурой; глухие клетчатые поневы с черной или синей прошвой; юбки, заменившие в первой половине XX в. во многих селениях все традиционные поясные одежды. Рубахи при этом одевались с косыми плечевыми вставками -поликами (в Пензенской области) или прямоугольными - прямыми поликами (в отдельных местах Тамбовской области). В каждый из комплектов обязательно входили пояса и головные уборы: у девушек - «ленка», «ковыл» с пушками около ушей и разноцветными лентами в задней части, «венец» с широкими лентами, позже - платки или просто ленты - перевязки. Женские головные уборы самых разных форм: от мещерских «рогов» - древней формы кички с рогами, многосоставного головного убора, в котором поверх ро гов одевается сорока; более поздних повойников, сборников, шлыков, отмеченных во многих южнорусских селах на рубеже XIX -XX вв.
В этих селах сохранилось также большое разнообразие плечевых одежд, без которых не принято было выходить на улицу: нагрудников, ру-кавников, насовников, шушпанчиков, длинных халатообразных шушунов, запонов и позднее появившихся корсеток.
По данным земской статистики конца XIX в., значительную часть русского населения Тамбовской губернии составляли так называемые «четвертные» или однодворцы - потомки служилого люда, защищавшего в XVII -XVIII вв. южные границы Русского государства7.
В социальном и этническом отношении они не были однородны: по некоторым сведениям, в их состав попадали как боярские дети, переселявшиеся на новые земли «со всеми животы» по государевым указам, так и представители казачества, беглые крестьяне, местные инородцы (не только мордва, но и татары), а также поляки с литовцами8. Это отразилось на формировании традиции того или иного селения, жители которых, в одних случаях, придерживались женской одежды с сарафаном, что, как мы уже говорили, является признаком северо-великоруссов, в других - предпочитали особого убранства шерстяные юбки, в третьих - происходило достаточно сложное совмещение этих двух традиций. Рубахи в каждом из этих комплектов были, как правило, прямополиковыми.
Юбки часто ткались «в три цепка» (с лицевой стороны имели диагональное переплетение нитей) разноцветными продольными полосами, ритм и ширина которых менялись в зависимости от местной традиции. Исследователи связывают происхождение этого комплекта одежды с костюмом, проникшим из западных областей, где носили полосатую шерстяную юбку - анда рак .
В Тамбовской области однодворческая одежда характерна для Староюрьевского, Сосновского (бывший Моршанский уезд) и Мичуринского (бывший Козловский уезд) и др. районов Тамбовской губернии. Образцы однодворческой одежды отмечены также в Вадинском, Ниж-неломовском, Башмаковском, Мокшанском и других районах Пензенской области, где проходила когда-то южная граница Русского государства. Наиболее интересные комплекты женского однодворческого костюма зафиксированы в селах Белынь и Пустынь Башмаковского района. Они состояли из прямополиковой рубахи, полосатой юбки - андарака, корсетки - приталенного жилета с цветными отворотами бортов, повойников с платками и шерстяного пояса.
Мужская одежда в обеих губерниях была более однообразна. Как правило, она состояла из туникообразной рубахи - косоворотки, портов на гашнике с нешироким шагом, пояса, который опоясывал достаточно длинную в старых образцах рубаху.
Головные уборы мужчин мало различались по своим формам и материалу - это были валяные из шерсти круглые шапки с небольшими полями.
Обувь также отличалась похожестью: на всей территории носили плетеную обувь (лапти) вятического типа и только богатые могли позволить себе кожаные сапоги. Женские варианты обуви были схожи с мужскими, особенно лапти, кроме сапог, наиболее зажиточные женщины носили также кожаные туфли - коты.
Верхняя одежда - понитки, шубы, полушубки имели одинаковый покрой как у женщин, так и у мужчин в рассматриваемое время, может быть, у женщин они были лучшей выработки.
Русская свадебная одежда
Традиционная русская (крестьянская) свадьба XIX - начала XX в. отличалась красотой и монументальностью, была сложна по композиции и состояла из множества различных по происхождению, характеру и функции элементов. Разнообразие этих элементов связано с региональными и социальными особенностями. Каждый уголок старой России имел свой неповторимый бытовой уклад («что город, то норов, что деревня, то обычай»), специфические черты культуры, устного поэтического и изобразительного творчества. В свадебном обряде того времени отчетливо просматривались не только «пространственные» различия, но и «временные» напластования, пережитки разновременных форм брака.
В свадебных обрядах причудливо переплетались действия, связанные с языческими верованиями и христианской религией. К первым можно отнести, например, и множество действий, оберегающих участников свадьбы от враждебных сил или направленных на умиротворение предков (своих родовых и домашних духов). Эти действия должны были способствовать благополучию брачущихся, деторождению, приумножению достатка в хозяйстве, приплоду скота и т.д. Темные силы можно было еще и обмануть, поэтому в разговорах пользовались иносказаниями, намеками. Целая группа обрядов была направлена на укрепление связи молодых друг с другом.
Заметное влияние на народный свадебный обряд оказало православие. С ним связаны многочисленные моления с возжиганием свечей и лампад, особое отношение к благословениям, крестам и иконам, к участию в обряде священнослужителей. Христианские сюжеты проникли и в свадебный фольклор.
Свадебный обряд сложился как развернутое драматизированное действо, включающее песни, плачи, приговоры и присказки, заговоры, игры и танцы. Особое место в нем занимает комплекс женской и мужской одежды.
С одеждой было связано изменение семейного статуса женщины. Девочки (до совершеннолетия) и пожилые женщины ходили в одних рубахах, подпоясанных пояском. В ряде среднерусских губерний России замужние женщины носили поневы - юбки из домотканой шерстяной или полушерстяной материи. Однако существует мнение (Д.К. Зеленин, Б.А. Куфтин, Н.И. Лебедева, Г.С. Маслова), что надевание поневы в древности было связано с совершеннолетием девушки1. Тем не менее, в отдельных местах и в XIX в. сохранился первоначальный смысл этого древнейшего обряда. Так, в с. Романовы Дарки Шацкого уезда Тамбовской губернии поневу впервые одевали в год совершеннолетия на Троицу. Первую поневу здесь шила старшая сеет-ра, а помогал одевать брат . В с. Красная Дубрава Спасского уезда той же губернии появление девушки на пасхальной службе в клетчатой поневе, нарядном шушпане и с «ковылом» на голове означало ее готовность к браку. С того времени она переходила в разряд «поневниц» и начинала носить поверх рубахи и пояса так называемую «вздевалку» или «насдевку» - белую глухую туникообразную одежду с красными полосками вышивки по краям подола и рукавов, с красной оторочкой ворота. По сведениям пензенского краеведа А.Н. Гвоздева, в 1920-х гг. это происходило по достижении девушкой 18 лет3. Если до 25 - 28 лет она не выходила замуж, то теряла право на поневу в пасхальные дни, т.к. понева «вековухам» не полагалась.
В находящемся рядом с. Сядемке до начала XX в. сохранялся архаичный обычай предлагать невесту женихам: нарядно одетую, ее сажали на санки взрослые братья и возили по улицам с криками: «Поспела! Поспела!»4.
Девушки на выданье из сел с мещерскими корнями одевали поверх рубахи и пояса в праздничные дни «супрун» или «супрунчик» - наплечную распашную одежду туникообразного кроя с длинными рукавами. Здесь первое одевание поневы являлось кульминационным моментом свадебного обряда.
В с. Вяземке Керенского уезда Пензенской губернии обряд совершался непосредственно перед венцом и в нем, кроме невесты и ее родителей, принимали участие крестный отец и мать. Невеста клала три поклона сначала отцу, потом целовала икону и отца, то же повторялось по отношению к остальным участникам. Крестная обводила поневу три раза вокруг невесты и подвязывала поневу гашником. В конце XIX в. невесту просили «скакать» -прыгнуть в поневу, при этом она говорила: «Хоцу - вскоцу, хоцу - не вско-цу». И только после того, как она прыгала с лавки в поневу, последнюю на ней закрепляли.
По сведениям воспитанника духовной академии А. Васильевского, в с. Ушинке Керенского уезда той же губернии понева также одевалась впервые невестой перед приездом жениха к венцу при полном сборе родственников, к которым поочередно обращалась плачущая невеста, жалуясь на свою долю и прося у них поддержки. «Когда все собирались, невеста становилась на лавку, к ней подходили мать с теткой и держали поневу полукругом ... просили невесту по очереди: «Цыкни-ка ты в свою тонцайшу понявоцку..., в божий храм под святой венец».
Невеста прыгала через поневу, мать и тетка завязывали поневу спереди гашником. Брат тотчас же надевал на нее венчальные башмаки, в которые все присутствующие клали деньги. Потом надевали пониток (если свадьба бывала летом) или шубу (если зимой). Наконец, покрывали невесту платком, чтобы не было видна лица»5.
Венчальные рубаха, пояс и понева ушинской невесты относились к разряду «пецальных»: на краях рукавов и кайме подола рубахи выполнялись строгие, отработанные веками, красные узоры браного и закладного ткачества, на груди - красные полоски вышивки. Орнамент каймы синей распашной поневы также решался в бело-красной гамме. Примечательно, что в этой одежде женщине в конце жизни предстояло отправиться в последний путь.
По сведениям Н. Гаген-Торн, в Моршанском уезде Тамбовской губернии невеста также шла под венец в «печальной одежде - простой поньке и рубашке без кумашных вставок - поликов и с черными рукавчиками»6.
Однажды надев «вечный хомут» (как нередко называли поневу), женщина носила ее до самой смерти. Как пишет А.Н. Гвоздев в 1920-х гг., «замужней женщине показаться ... мужчине без поневы считалось неприличным..» .
Известно, что формула «хоцу - вскоцу» была позднее перенесена на одевание пояса, как это было зафиксировано в Елатомском уезде Тамбовской губернии, где невеста в случае согласия на брак во время сватовства, прыгала с лавки в середину круга, образованного поясом, расстеленным на полу8.
У севернорусских переселенцев Пензенской и Тамбовской губерний просватанные девушки до венца, как правило, занимались изготовлением приданого и носили «печальный» костюм. В довенчальный период невеста должна была обязательно «печалиться», оплакивая свое девичество, носить траурную одежду. Она отличалась сдержанной цветовой гаммой, в которой доминировал белый цвет холста, знаковый цвет скорби. Костюм из Темни-ковского уезда, выполненный в конце XIX - начале XX в., относится к категории «печальных», или «горевых», костюмов. По-видимому, его могли носить как молодые девушки, собираясь к венцу, так и пожилые женщины.
Костюм состоит из рубахи, нижней юбки, сарафана, пояса и передника. Рубаха из отбеленного льна имеет составную конструкцию. Ее верхняя часть -«стан» - туникообразная, сшита из двух прямых полотнищ, сложенных по линии плеча по утку и собранных у горловины в мелкие частые сборки под неширокую обшивку, украшенную красным тканым геометрическим узором; посередине груди - разрез, застегивающийся на металлическую пуговицу и воздушную петлю. Для расширения грудной части на плечевом сгибе сделаны продольные разрезы, в которые вшиты трапециевидные вставки, составленные из двух частей, - «косые полики». Сильно суживающийся к запястью рукав выполнен из одного полотнища, пришитого к верхней кромке стана; под рукавом вшита длинная клиновидная ластовица. Нижняя часть рубахи сшита из четырех прямых: полотнищ аналогичной ткани. Грудной разрез, края рукавов и низ подола декорированы двух- и четырехрядными узкими полосками мережки.
Нижняя юбка, надеваемая поверх рубахи, изготовлена из шести прямых полотнищ полушерстяной ткани, окрашенной в розовый цвет. Переднее полотнище имеет небольшие защипы по краям, а боковые и задние собраны в частые сборки под неширокую обшивку; на левой стороне - застежка. Подол юбки обшит полосой черного бархата, подбитой с изнанки белой хлопчатобумажной тканью.
Сарафан из отбеленной тонкой шерстяной ткани полотняного переплетения состоит из двух прямых - переднего и заднего — полотнищ, причем последнее в верхней части выкроено по форме спины с подкройными проймами и широкими лямками, перекинутыми на грудь. В верхней части переднего полотнища посредине имеется небольшой кареобразный вырез. К прямым полотнищам пришиты боковые скошенные полотнища - по шесть с каждой стороны, которые вверху под мышками заложены в складки. По низу подола пришита темно-красная шерстяная тесьма, являющаяся единственным цветовым акцентом сарафана.
Чуть выше талии сарафан подвязывался красным шерстяным поясом полотняного переплетения.
Крестьянская одежда в календарных и окказиционных обычаях и обрядах
Жизнь крестьянина, как прежде, так и теперь, подчинена повторяемой смене времен года. Поэтому с древнейшей поры природно-астрономические явления были для людей главными ориентирами в круговороте годовых сезонов. Это, прежде всего, летнее и зимнее солнцестояние, весеннее и осеннее равноденствия, а также естественная смена времен года. Эти переходные рубежи открываются большими календарными праздниками - святками, масленицей, семицко-троицкой неделей, русалиями и Ивано-Купальским праздником, осень предваряют праздники во имя Спаса и Богородицы.
Календарные праздники, как и народный месяцеслов, такие же древние, как труд земледельца, скотовода, охотника. Вместе с мифами, былинами, сказками народный месяцеслов и праздники стали хранителями сокровищ духа и души народа. Жизнь этой сокровищницы вечна, так как в ее основе - труд, праздник, поэтическое слово, забота об умерших предках и продолжении рода.
На Рождество в селах Кириллово и Малая Ижмора по домам ходят пастухи: открыв дверь и не входя, швыряли в избу зерно, приговаривая при этом: «На живущих, на кладущих, на здоровье, пастушку пирожка (после каждого слова бросают горсть зерна, которое хозяйка старается поймать в подол рубахи - «чтобы скотина велась»)44.
Благодаря восприятию христианского предания о рождении Христа, сам праздник в народном быту наполнился подробностями, которые как бы иллюстрировали события, связанные с рождением Христа. Прежде всего, в сочельник, до первой вечерней звезды, как символ того, что звезда возвестила волхвам о рождении Христа, никто ничего не ел и не садился за стол. Со-чельничать, т.е. разговляться всей семьей постной пищей с появлением первой вечерней звезды, начинали с молитвы. Сочельничать полагалось в строгом молчании. Этой трапезой не просто завершался Рождественский пост, а как бы перекидывался мост к святкам («Сочельник - к святкам, с Филиппо-вок мост»), начинавшимся колядованием. Для колядования собирались подростки, молодежь, молодые мужчины и женщин, которые рядились в вывороченные шубы, парни - в женские рубахи (с. Красная Дубрава), гадали -«ворожили». В Большой Ижморе курицу сажали в печь, а на заслонку насыпали разного: хлеба, зеркальце, зерно, уголь и т.д. Что клевала первым вышедшая из печки курица, то и ожидало в Новом году гадавших45. В Вяземке девушки «запирали» колодец крестом. На крест клали палочки, от которых отламывали концы и убирали в карман. При этом приговаривали: «Суженый, ряженый, приводи лошадей попить, а ко мне приходи за ключом». Во сне пытались увидеть в пришедшем своего жениха46.
С рождественским колядованием перекликается обычай «кликать Ав-сень». Приуроченный к кануну Нового года, он широко известен в исконно русских землях средней полосы России. Свое название новогоднее величание получило по припеву «Авсень! Авсень! Златоус Авсень!» (варианты: «Ов-сень!», «Таусень!», «Усень!» и др.) Дети, подростки, холостая молодежь, объединившись в группы по возрасту, а иногда и по полу, например, когда девушки величали парней, ходили от избы к избе и под окошками «кричали» или «кликали Авсеня». Если в доме имелись жених или невеста, то величали не только хозяев, но и будущих молодых, суля им скорую свадьбу.
Наиболее интересные сведения о календарных обрядах зимнего цикла собраны и опубликованы в последнее десятилетие. Они касаются преимущественно южнорусских сел Земетчинского района нынешней Пензенской области. В селах Вяземка, Малая Ижмора бывшего Керенского уезда Пензенской губернии, а также в с. Красная Дубрава, Кириллово, Сядемка Спасского уезда Тамбовской губернии под Новый год отмечали Таюсень, а в Вяземке и Ижморе, кроме того и Авсень. До середины XX в. в каждом доме к этому дню готовили свиные и овечьи ножки, пекли пышки. С утра ходили по дворам мальчики, кликали «Авсень», за что получали пышку. Вечером тем же порядком ходили девушки в возрасте невест и пели «Таусень». В с. Кириллове они при этом наряжались в вывороченные шубы. В с. Вяземке, кроме того, девушек приглашали в те дома, где жили взрослые парни, и угощали их. Т. е. происходил как бы смотр невест47.
Празднование Масленицы совпадает с новолунием, напоминая о том, что в Древней Руси она праздновалась как начало Нового года по лунному календарю. С XVI в. после церковной реформы, упразднившей мартовское новолетье и утвердившей 1 сентября (по ст. ст.) как начало нового года, масляная неделя стала восприниматься как праздник проводов зимы и встречи весны. Два основных мотива (на фоне многих других) преобладают в праздновании Масленицы: необыкновенное изобилие еды на столах всех домохозяев; особое внимание к молодоженам и молодежи как такой биосоциальной части населения, от которой зависело благоденствие общины в перспективе.
Красивое зрелище представляли масленичные катанья на лошадях. Масленичный поезд мог доходить до нескольких сотен саней. Выезд сопровождался несмолкаемым перезвоном поддужных колокольчиков и шаркун-цов. Сами лошади были украшены праздничной сбруей с медной фурнитурой, а полости - волчьими и медвежьими шкурами. В с. Вяземка Керенского уезде Пензенской губернии парни на украшенных упряжках катали девушек, при этом на санки ставили наряженную елку. В Большой Ижморе также катались на лошадях: парни подъезжали к девичьему «карагоду», сажали и катали их, однако елок на сани не ставили.
В с. Чиушь-Каменки Керенского уезда при проводах Масленицы молодые парни делали коня, который двигался затем в другой конец села под крики и прибаутки сопровождавшей его толпы молодежи .
Сжигание чучела Масленицы в этих краях не отмечено. В то же время до середины XX в. сохранились сведения о похоронах «Костромы» - соломенного чучела, одетого в старую одежду. Они происходили в селе Ушинка в то время, когда начинался разлив весенних вод. «Кострому» несли девки и бабы «на по-лоцках» - носилках, вслед за ними шли люди в большом числе и голосили. На берегу реки разжигали костер и плясали вокруг него хороводом, после чего «Кострому» сплавляли по весенней воде в соломенной лодке и плакали49.
Больше всего женских и девичьих праздников и обрядов приходилось на время от весеннего равноденствия до Троицы и летнего солнцестояния. И это понятно. Ведь в течение этого периода земля и все растительные силы наполняются соками для цветения и завязи плодов.
Праздник во имя Троицы был введен в обрядовую практику Русской Православной Церкви в начале XV в. великим деятелем Русской земли, святым Сергием Радонежским. Воплощенная в празднике идея Троицы для Сергия Радонежского и его сподвижников соотносилась с идеей единения Руси. Но популярным этот праздник стал не только из-за патриотической идеи. Празднование Троицы совпало с древними семицкими празднествами. Сам праздник стал примером редкого единения христианской идеи с обычаями народной жизни.
Повсеместно на церковную службу в Троицын день несли венки из березы, хотя в с. Красная Дубрава венки завивали только на второй день праздника, что по большому счету, противоречит христианскому канону. Второй день Троицы - это праздник Всех святых, когда «земля именинница» и ее старались не тревожить. В то же время в селах с северорусскими традициями завивание венков происходило «в четверток седьмой недели» (с. Адашево Инсарского уезда Пензенской губернии)50.
В д. Кряжим в березку, где висели венки, бросали ложки, которыми до этого ели яичницу: чья ложка упадет, та выйдет замуж51.
Представляется любопытным совмещение молодежных Троицких гуляний с отголосками представлений о поклонении культу предков. Так в с. По-кровское Наровчатского уезда Тамбовской губернии. Троицкие увеселения происходили на кладбищенской поляне, что поодаль от села, где катали яйца. Девушки завивали березовые венки, в которых затем хороводом шли в село.
В д. Кряжим проводы весны отмечали в следующее воскресенье после Троицы: Когда стемнеет, брали лестницу, обтягивали ее пологом и два мужика в вывороченных шубах с кривляннями и криками несли ее по улице. Перед ними шел третий, который в руках нес лошадиный череп и бил в него палкой. За ними бежали парни, девушки, дети «с диким хохотом и криком»52.
Особым весельем отличались проводы весны в форме проводов «русалки». Празднование в форме «русального заговенья» известно по всему Нижнему и Среднему Поволжью, Тамбовской области. Его ключевой момент - обрядовые русальные игры, называвшиеся проводы, похороны, изгнание русалки. Провожали соломенное чучело-русалку, которое женщины с песнями и плясками несли в поле, сжигали, у костра плясали и прыгали через огонь.
Пользовался популярностью и такой архаичный вариант, когда в ру-салкино заговенье кто-либо рядился лошадью. «Лошадь» под уздцы вели в поле, а вслед за ней «с громкими прощальными песнями» - молодежь водила хоровод. Это называлось «проводить весну».
Популярной была игра изгнание русалки: кто-либо из девушек рядился русалкой, и надо было «изгнать» ее из села в озимое поле. Обратим внимание: в русальных играх, кроме ритуальных проводов весны, главными были аграрно-продуцирующие мотивы. Русалок изгоняли в озими не случайно. Ведь по древнейшим верованиям, это - растительные духи, покровительницы цветущих полей, березовых рощ и дубрав.
Молодежь с. Большая Ижмора и ряда соседних южнорусских сел на другое воскресенье после Троицы справляла «русалки». Делали лошадиную голову, сзади которой становилось несколько человек. Они шли по селу и ... плясали. В этот же день в с. Кириллово Спасского уезда Тамбовской губернии заговлялись, а «русалки» происходили в понедельник. Все одевались в «добрые» одежды, катались всю ночь на каруселях. В Малой Ижморе на «русалки» мужик наряжался бабой, баба - мужиком и ходили с гармонью, плясали вокруг церкви 3. В с. Поляны Чембарского уезда на вешнее заговенье провожали русалку за околицу с песнями и пляской под дудки54.
Описанные в русальные дни действия вполне соотносятся с древнейшими представлениями об их назначении: «где русалки бегали и резвились, там трава растет и гуще и зеленее, там хлеб родится обильнее» . В Елатомском уезде Тамбовской губернии русалок изображали молодые мужчины, накрытые холщовой тканью или мешковиной. Они прятались во ржи, поджидая девушек и молодых женщин, которых стремились догнать и ударить кнутом. Бабы спрашивали: «Русалоцки, как лен?» Ряженые показывали длину кнута, на что женщины выкрикивали: «Ох, умильные русалоцки, какой хороший!»56.
