Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Формирование русской интеллигенции: к истории понятия и вопроса 17
1. Основные черты и характерные особенности русской интеллигенции в контексте терминологического многообразия данного понятия 17
2. Развитие интеллигенции в России как культурно-исторический феномен 36
3. Формирование российского офицерства как составной части интеллигенции 55
ГЛАВА 2. Формирование и развитие духовных и нравственных ценностей российского офицерства XIX в 65
1. Участие офицеров в политической и общественной жизни России 65
2. Поведение офицера в обществе вне воинской службы: права и обязанности 76
3. Дуэль и «суды чести» как неотъемлемые атрибуты понятия «офицерская честь» 89
ГЛАВА 3. Созидающая роль армии: вклад российского офицерства в отечественную культуру 108
1. Значение офицерского корпуса для развития российской науки 108
2. Роль российского офицерства в развитии искусства России XIX столетия 119
3. Военно-учебные заведения как фактор развития образования в России 133
Заключение 144
Библиография 146
- Развитие интеллигенции в России как культурно-исторический феномен
- Формирование российского офицерства как составной части интеллигенции
- Поведение офицера в обществе вне воинской службы: права и обязанности
- Роль российского офицерства в развитии искусства России XIX столетия
Развитие интеллигенции в России как культурно-исторический феномен
Интеллигенция сыграла весьма существенную роль в общественном развитии России, выступая носителем цивилизационных начал. Само слово «интеллигенция» возникло более 100 лет назад и после того, как впервые было введено в 60-х гг. XIX в. русским писателем П.Д.Боборыкиным в широкий обиход, претерпело серьезные MeTaMOp-фозы .
Если обратиться к этимологии слова «интеллигенция», то произошло оно от латинской основы intelligens — понимающий, мыслящий, разумный. В «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И.Даля (1881) понятия «интеллигенция» еще нет. Есть лишь толкование слова «интеллектуальный» (также латинского происхождения) — духовный, умственный, разумный. И лишь добавлением к нему является определение: «Интеллигенція — в значении собирательном —- это разумная, образованная, умственно развитая часть жителей» .
В ставшем классическим словаре Брокгауза и Ефрона (1890—1904) и «Толковом словаре русского языка» С.И.Ожегова дается толкование слова «интеллигенция» с точки зрения принадлежности людей этого социального слоя к профессиям определенного типа, обладающих достаточным уровнем образования. Так, у Ожегова читаем: «Интеллиген ция — люди умственного труда, обладающие образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры; общественный слой людей, занимающихся таким трудом»15. Такая поверхностность в определении понятия «интеллигенция», свойственная толковым словарям XIX — начала XX вв. и обусловленная спецификой энциклопедической литературы, сохраняется в изданиях данного типа и позднее.
В «Большой Советской Энциклопедии», «Большом Энциклопедическом Словаре», «Кратком словаре по социологии», «Философском энциклопедическом словаре», «Кратком словаре современных понятий и терминов», «Кратком политическом словаре» интеллигенция определяется как социальный слой людей, занимающихся умственным, творческим трудом и имеющих преимущественно высшее образование. Пожалуй, некоторая новизна в определении понятия интеллигенции, появившаяся в словарях второй половины XX в., заключается в указании на то, что интеллигенция вносит большой вклад в развитие и распространение культуры и обладает передовыми взглядами16.
Прежде чем перейти к подробному анализу определений интеллигенции, существующих в российской и зарубежной науке и публицистике, хотелось бы уделить внимание вопросу о том, является ли интеллигенция исключительно русским социокультурным феноменом.
Большинство ученых склонно считать, что понятие «интеллигенция» возникло в России, и придерживается отмеченной нами выше точки зрения, что непосредственно термин был введен П.Д.Боборыкиным. Вне нашего отечества данное понятие отождествляется с понятием «ин теллектуалы», на что впервые указал еще Н.К.Михайловский. Один из виднейших представителей интеллигенции нашего времени Д.С.Лихачев считает это понятие исключительно русским, причем, преимущественно, «ассоциативно-эмоциональным», поясняя, что «мы, русские люди, часто предпочитаем эмоциональные концепты логическим определениям. ... В иностранных языках и в словарях слово «интеллигенция» переводится, как правило, не само по себе, а вкупе с прилагательным «русская»17.
Но существует и иная точка зрения, впервые высказанная П.Н.Милюковым, который доказывал, что интеллигенция «не представляет собой сугубо российского явления. Она развивалась в Германии, Англии, Франции и в каждой европейской стране воспроизводила свои типичные психологические черты: критичность, оппозиционность, самомнение, попытки осчастливить человечество придуманными систе-мами, борьбу между своими вождями» .
Исследователь В.Н.Кутровский (придерживающийся точки зрения о зарождении интеллигенции в России), приводит данные о том, как термин «интеллигенция» в его русском преломлении постепенно проникал в другие языки. Например, в конце 20-х гг. XX в. это понятие было введено в Оксфордский словарь, в 1966 г. — в американский Уэбстеров-ский словарь, причем трактовка была почти совпадающая с трактовкой в русских словарях.
Мы не ставили перед собой целью дать подробный анализ вопроса об этнических корнях интеллигенции. Ознакомившись с научными изысканиями ряда авторов, мы лишь можем выразить свое мнение. Как нам кажется, интеллигенция возникла именно в России, что было сопряжено с особенностями развития социальных отношений в нашей стране в конкретные, часто переломные периоды ее исторического пути. Более подробно мы коснемся этой проблемы при рассмотрении этапов развития российской интеллигенции.
Как уже отмечалось выше, попытки дать формулировку понятия «интеллигенция» относятся еще к XIX в. Но начало дискуссии, в процессе которой историки и философы пытаются найти объективное определение этому многогранному, дифференцированному социальному слою, положил, безусловно, сборник статей о русской интеллигенции «Вехи», вышедший в начале XX в. Именно с того времени в российской и зарубежной литературе рождаются все новые и новые определения интеллигенции. Современный исследователь А.Н.Севастьянов сообщает, что польские социологи насчитали свыше 300 определений такого рода. Только в российской современной историографии их можно обнаружить несколько десятков. Многие из них политизированы, часть, особенно относящаяся к периоду политического перелома в стране (конец 80-х — начало 90-х гг.),— крайне субъективна и эмоциональна. Нет лишь универсального, которое было бы абсолютно непротиворечиво и исчерпывающе.
С большой степенью уверенности можно сказать только одно: все определения понятия «интеллигенция» делятся на две большие группы в соответствии с основными принципами их конструирования. Первая группа авторов, исходя из общих положений о связи интеллигенции с духовной деятельностью после разделения материального и духовного производства, подходит к определению интеллигенции преимущественно с социально-профессиональных позиций, развивая мысль М.Вебера о специфическом способе ее социальной деятельности. Интеллигенция в данном контексте в социально-историческом плане представляет продукт расслоения третьего сословия и образует относительно однородный страт общества.
Формирование российского офицерства как составной части интеллигенции
Революция 1905 г. усилила стремление ведущих интеллигентских идеологов к самопознанию, выявлению внутренне присущих интеллигенции «родовых черт», осмыслению ее мета и роли в обществе. Как нами уже отмечалось, тяга большей части интеллигенции к деполити-зации появилась еще до революционных событий в России. Она отразилась в вышедшем в 1902 г. сборнике «Проблемы идеализма», но своего апогея достигла в «Вехах» — сборнике статей о русской интеллигенции, появившемся в 1909 г. Безусловно, именно революция 1905 г. подтолкнула авторов сборника к его составлению. Сборник выдержал в первые же годы пять изданий и был переиздан уже в 1991 г. целым рядом издательств, причем весьма большими тиражами. «Есть книги,— пишет В.Шелохаев во вступительной статье к последнему изданию,— общественное и политическое звучание которых не ослабевает с течением времени. ... Прошло более 80 лет, проблема положения русской интеллигенции и ее значимости в процессе общественного развития вышла вновь на первый план. Развернувшаяся на страницах периодической печати полемика по указанной проблеме привела к новому витку споров вокруг «вечных» проблем, и в центре обсуждения опять оказался сборник «Вехи»» .
Авторами этой книги были 7 широко известных российских философов, экономистов, юристов, литераторов, публицистов начала XX в.: Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, П.Б.Струве, А.С.Изгоев, С.Л.Франк, Б.А.Кистяковский, М.О.Гершензон. Они назвали сборник фактом покаяния интеллигенции в свете опыта русской революции. Идеология интеллигенции с ее традиционным делением мира на абсолютное добро и на абсолютное зло (самодержавие и народ) была расценена как род коллективного психоза. Раздались призывы к компромиссу и терпимости, к смирению и признанию, что достигнуть «земного рая», да еще и с помощью революционного насилия невозможно.
Критика методов политической борьбы революционной интеллигенции в «Вехах» сочеталась с критикой интеллигенции вообще как социального слоя. Авторы сборника не только назвали интеллигенцию виновницей деструктивного характера развития революционных событий 1905—1907 гг., приведших к поражению революции, но критиковали этот слой за его личные качества. «Веховцы» указали на низкий уровень образованности части русской интеллигенции, на ее атеизм и нигилизм, ведущий к замене морали беспочвенным морализированием. Они осуждали русскую интеллигенцию за то, что она постоянно занимается трансплантацией модных западноевропейских идей (материализма, позитивизма, эмпириокритицизма, неокантианства, ницшеанства и т.д.) без должной критической переработки их для русских условий и возможностей. Они критиковали интеллигенцию за космополитизм, за потерю «национального лица», за пренебрежительное отношение к идее государственности.
В процессе данной критики «веховцы» впервые определили ряд черт, которые признаны современными исследователями характерными чертами этого социокультурного слоя русского общества. Все эти черты были названы нами при рассмотрении вопроса о формировании понятия «Интеллигенция». Можно также сказать, что «веховцы» стали первыми историками интеллигенции, указав на время ее возникновения в России — эпоху петровских реформ.
Реакция интеллигентской общественности на выход «Вех» последовала немедленно и была совсем не однозначной. В течение первого же года после выхода сборника было опубликовано более 200 статей, рецензий и откликов на него, состоялись десятки публичных диспутов, в которых приняли участие представители интеллигенции различных политических взглядов. В полемику вокруг «Вех» включились многие видные общественные деятели: П.Н.Милюков, А.Белый, Д.С.Мережковский, А.Волынский и др. В Париже с публичным рефера том «Идеология контрреволюционного либерализма» выступил В.И.Ленин.
Часть общества поддержала идеи и политические оценки «веховцев». Так, например, философ В.В.Розанов отмечал: «...это самая грустная и благородная книга, какая появлялась за последние годы. Книга, полная героизма и самоотречения. ... Она непременно останется и запомнится в истории русской общественности...» . Высоко оценил «Вехи» и А.Белый: «Вышла замечательная книга «Вехи». Несколько русских интеллигентов сказали горькие слова о себе, о нас. ... Тем не менее, печать уже над ними учинила суд; поднялся скандал в «благородном семействе». ... Я не стану касаться разбора этой замечательной книги. ... Я хотел только отметить ее участь: «Вехи» подверглись жестокой расправе со стороны русской критики; этой расправе подвергалось все выдающееся, что появлялось в России. Шум, возбужденный «Вехами», не скоро утихнет; это показатель того, что книга попала в цель» .
Но в то же время большая часть русской интеллигенции подвергла «Вехи» жесткой критике. В лагере противников «Вех» оказались радикалы, либералисты, философы-богоискатели. Так, Д.С.Мережковский, философ явно выраженного религиозного направления, осуждает авторов за псевдорелигиозность их воззваний, с иронией перечисляя в своем отзыве на сборник каждого из авторов: «Для Бердяева спасение русской интеллигенции в «религиозной философии»; для Франка — в «религиозном гуманизме»; для Булгакова — в «христианском подвижничестве»; для Струве — в «государственной мистике»; для Изгоева — в «любви к жизни»; для Кистяковского — в «истинном правосознании»; для Гершензона — в старании сделаться «человеком» из «человекоподобного чудовища». Семь нянек семью песенками баюкают дитя; семь врачей лекарствами лечат больного»
Поведение офицера в обществе вне воинской службы: права и обязанности
Зарождение традиционных для XIX в. манер поведения офицера в обществе, а также правил общения со своими сослуживцами происходило в период петровских преобразований, когда в стране складывались регулярная армия и флот. Петр I, создавая регулярную армию, способную противостоять сильным армиям Европы, превыше всего ставил именно нравственное воспитание армии. По его мнению, нравственность воспитывалась на основе дисциплины, отношения офицера своему делу и личного его примера служения Отечеству. Именно со времени его царствования начинает складываться воинский кодекс нравственного поведения и возникает офицерский девиз: «Честь выше присяги!»93.
Известно, что Петр I уделял особое внимание подготовке офицерского состава своих вооруженных сил, что заключалось не только в поощрениях императора, но в его постоянном контроле и особых требованиях, предъявляемых к представителям военного сословия. За счет этого, а также благодаря общей европеизации менталитета высших социальных слоев русского государства (доля их представителей в русской армии была потрясающе высока — ведь служить были обязаны все дворяне), внутри русского офицерства сформировались особые традиции поведения в светском обществе и внутри своего слоя. Укреплению их в кругах офицеров способствовали многочисленные военные учебные заведения, являвшиеся носителями и охранителями кодексов офицерской чести, а также появление в середине XIX в. офицерских собраний. В результате в российском обществе сложилось совершенно определенное и непоколебимое представление о том, каким должен быть представитель офицерского корпуса страны по уровню своего образования, воспитания, нравственных и моральных качеств, знания светских манер. Этому идеальному образу, своеобразному аналогу средневекового рыцарского кодекса, стремились соответствовать все русские офицеры XVIII — начала XX вв.
Помимо самоотверженности и беспрекословного выполнения своего долга офицер должен был представлять собой также образец честности и порядочности. В одной из статей военного журнала начала XX в. отмечалось: «Верность слову, не только клятве, всегда отличала офицера. Измена слову, фальшь — низость, недостойная звания его» .
Так, офицерам запрещалось брать взаймы деньги у своих подчиненных, тем более, у нижних чинов; запрещалось совершать поступки, которые даже косвенно могли бы бросить тень на их порядочность. «Воинское звание столь почтенно, что не должно соделываться уделом недостойного человека»,— писал П.И.Пестель95.
Проблема морального авторитета офицера стояла всегда, но решалась она по-разному, в зависимости от тех представлений, которые были распространены в обществе в то или иное время. В допетровской России, к примеру, в этом плане большую роль играли имущественный ценз и родовитость начальника, а местничество объективно выполняло практическую дисциплинирующую функцию. В то время в общественном сознании знатность происхождения почиталась наивысшей ценностью, родовитый человек изначально обладал большим авторитетом уже в силу своего происхождения и мог его разрушить только отрица тельными личными качествами.
Позже родовитость перестала играть довлеющую роль, на первый план выдвинулся нравственный элемент: «...мы покоряемся всего охотнее истинному превосходству, душевным качествам, просвещенному уму, искусству привязывать к себе сердца; мы безропотно признаем власть, которая, наказывая проступок, уважает человека; мы беспрекословно покоряемся силе законов, независимой от произвола и прихотей. Влияние офицера должно быть основано не на одном мундире, но на нравственном превосходстве» .
Особенно остро вопрос о том, что высокая нравственность должна стать неотъемлемой частью натуры каждого офицера встает тогда, когда офицерский корпус, как и само общество, становится более демократичным и многоцветным по своему сословному составу. Происходит это в конце XIX — начале XX вв. Принадлежность к дворянству перестает быть единственным поводом для почета и уважения со стороны подчиненных. Ныне офицер может занимать то же положение только «в силу редкого благородства своих побуждений и возвышенности нравственной натуры. Офицеру необходимо выделяться теми нравственными качествами, на которых основывается личное величие бойца, ибо с ним связано обаяние над массой, столь желательное и необходимое руководителю» .
Понятие нравственности неразрывно связано с наличием высокой внешней культуры. Соблюдение всех норм поведения, предусмотренных ношением офицерского мундира, было обязательным и имело даже некий ореол святости, как в кругу самих военных, так и в обществе в целом. Отношения офицеров между собой, как на службе, так и вне ее, были четко регламентированы определенными правилами, как уставными, так и негласными, но непременно выполняемыми. Например, «на службе все офицеры называли друг друга по чинам (военным званиям).
Вне службы офицеры друг друга, как правило, называли по имени и от честву» . Непременным условием уважительного отношения являлось обращение офицеров друг к другу на «вы». «Обращение к офицеру на «ты» было очень редким явлением и обычно допускалось лишь между офицерами одного выпуска» .
Роль российского офицерства в развитии искусства России XIX столетия
В первой половине XIX в. процесс реформирования военных учебных заведений значительно ускорился. Данный этап развития системы военного образования в России характеризуется следующими изменениями: — расширением сети кадетских корпусов как основного звена подготовки общевойсковых офицерских кадров; — разделением учебных заведений на заведения, непосредственно выпускающие офицеров (собственно кадетские корпуса), и заведения, осуществляющие первичную подготовку подростков, не достигших определенного возраста для поступления в такие заведения (так называемые «малолетние кадетские корпуса»); — созданием сети специальных военных училищ (заведения, стоящие рангом ниже, чем кадетские корпуса); — созданием первой общевойсковой Академии. Впоследствии стали появляться ее филиалы — так называемые «специальные Академии» — в виде офицерских классов военных училищ.
Этот период в истории военных учебных заведений России ознаменован открытием нескольких кадетских корпусов, так как страна, особенно к 1812 г., ощущала острую нехватку офицеров, не только профессионально хорошо подготовленных, но и всесторонне образованных.
Император Николай I уделял большое внимание развитию и реформированию военных учебных заведений. Политика, проводимая этим самодержцем, имела двоякое следствие для русской культуры. С одной стороны, сильная государственная власть подавляла ее свободное развитие, с другой стороны,— поощряла развитие отдельных направлений культуры (в частности, образования). Поэтому уровень системы военного образования России в XIX в., как и образования в целом, был достаточно высок, в результате чего качественный состав офицерского корпуса в плане образования, воспитания и культуры в целом не уступал качественному составу других профессиональных групп.
Основным источником пополнения офицерского корпуса военными кадрами по-прежнему являлись кадетские корпуса , которые к концу XIX в. получили негласный статус привилегированных военных учебных заведений. Поэтому к выпускникам кадетских корпусов предъявлялись завышенные требования, так как, по словам М.И.Драгомирова, «в наше время он (офицер.— Е.К.) не только военный чин, но нечто большее: он общественный деятель в гражданском смысле слова» э .
Существовали и другие военные учебные заведения, выпускавшие офицеров: Пажеский корпус, Школа гвардейских подпрапорщиков, Школа кавалерийских юнкеров, дворянский полк, юнкерские школы.
Офицеров выпускали и некоторые учебные заведения, не входившие в военное ведомство, в частности, известный Царскосельский Лицей. В начале XIX в. он выпустил 36 офицеров, а в 1822 г. даже приобрел преимущественно военный характер и из ведомства Министерства народного просвещения попал в ведение Совета о военных училищах. Но с 1843 г. лицей офицеров уже не выпускал.
Новым этапом в развитии системы военного образования в России стали радикальные реформы второй половины XIX в., проведенные в этой области. В результате данных реформ общеобразовательные курсы в военно-учебных заведениях отделялись от военно-специальных. Для каждой из этих сфер воспитания и образования будущих офицеров были созданы отдельные учебные заведения, на которые разделились кадетские корпуса. Ими стали военные гимназии и военные училища. С этого момента военно-учебные заведения стали подразделяться на четыре категории: военные училища, юнкерские училища, военные прогимназии, военные гимназии.
Все это были общевойсковые учебные заведения, готовившие офи церские кадры для пехоты и кавалерии. Но помимо них в русской армии существовали военные училища, стоявшие особняком и не входившие в систему Главного управления военно-учебных заведений. Эти учебные заведения (артиллерийские училища, инженерные училища, топографические училища, военно-юридические училища) выпускали офицеров артиллерии, инженерных войск, а также топографической и юридической родов службы.
Наряду с военными учебными заведениями, направленными на обучение, существовали также заведения, осуществлявшие функции повышения квалификации офицеров: Академия Генерального штаба, Михайловская артиллерийская академия, Николаевская инженерная академия, Военно-юридическая академия, курсы восточных языков, офицерские школы.
На флоте система учебных заведений имела свою специфику. В нее входили учебные заведения, готовящие не только строевых флотских офицеров, но и штурманов, инженеров-техников, морских артиллеристов и кораблестроителей. Военно-морские учебные заведения также делились на заведения начальной ступени обучения, дающие своим выпускникам первый офицерский чин (Морской корпус, Морское инженерное училище и т.д.), и заведения, в которых офицеры повышали квалификацию (Николаевская морская академия, различные морские офицерские школы).
Таким образом, результатом реформ военного образования второй половины XIX в. было то, что прохождение курса военно-учебного заведения стало обязательным условием получения офицерского чина. Также были сформированы и дифференцированы по роду решаемых ими задач учебные заведения: а) общеобразовательной и начальной военной подготовки воспитан ников, не достигших определенного возраста; б) непосредственной профессиональной подготовки офицеров; в) повышения квалификации лиц, уже имеющих офицерские чины. Данная иерархия военных учебных заведений просуществовала в России до 1917 г. Ее введение способствовало повышению уровня подготовки русских офицеров на всех ступенях получаемого ими военного образования.
И хотя, как мы видим, система подготовки офицерского корпуса подвергалась реформированию, те традиции военных учебных заведений, которые были заложены еще в XVIII в., во многом оставались незыблемыми. Примером сочетания традиционализма и новаторства в военном образовании был I кадетский корпус. В нем осуществлялась подготовка не только к военной профессии, но и к государственной службе вообще (гражданской и политической).
