Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. ОСВОЕНИЕ НОВЫХ ТЕРРИТОРИЙ В КОНТЕКСТЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ (ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ) 11
1.1. Освоение и колонизация: основные культурные смыслы 11
1.2. Понятие культурного ландшафта в трактовке освоения новых территорий
1.3. Коммуникации и ценности освоения 33
ГЛАВА 2. КУЛЬТУРНЫЙ ЛАНДШАФТ УРАЛА И ЗАПАДНОЙ СИБИРИ: ИСТОКИ, СТАНОВЛЕНИЕ, РАЗВИТИЕ 63
2.1. Исторические маршруты освоения и их культурный контекст 63
2.2. Опорный каркас освоения региона 83
2.3. Коммуникации и ценности освоения в современном культурном ландшафте регионов 96
ЗАКЛЮЧНИЕ 137
БИБЛИОГРАИЯ 140
ПРИЛОЖЕНИЕ 1. СХЕМЫ СТРУКТУРНО-КОММУНИКАТИВНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ПРОЦЕССОВ ОСВОЕНИЯ УРАЛА И ЗАПАДНОЙ СИБИРИ 152
- Освоение и колонизация: основные культурные смыслы
- Понятие культурного ландшафта в трактовке освоения новых территорий
- Исторические маршруты освоения и их культурный контекст
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Современное гуманитарное познание все чаще обращается к изучению различного рода территориальных образований в социокультурном контексте. В последние годы данный контекст существенно обогащается пространственным содержанием. В связи с этим возникает потребность в разработке теоретических подходов к исследованию пространственной организации социокультурных локалитетов.
Откликом на эту потребность может стать философскокультурологический подход, сочетающий ценностное измерение данных объектов в современном спектре их социальной и культурной неоднородности с выявлением закономерностей исторической динамики их становления и развития.
С этой точки зрения, большой интерес представляют регионы, расположенные на территории Урала и Западной-Сибири. Как объекты социокультурного пространства они сформировались под влиянием целого ряда факторов исторического, географического и социального характера. В разное время на данной территории, уникальной по своим природным ресурсам, сложились специфические системы расселения, отвечавшие задачам сменявших друг друга форм колонизации: промысловой, аграрной, старопромышленной, в том числе, и горнозаводской. Последние десятилетия XX века были отмечены массированным индустриальным наступлением на эти земли, а сейчас можно говорить и об этапе их постиндустриального развития.
В присоединении этих территорий к Русскому государству, в последующих этапах их колонизации наиболее полно и отчетливо проявилась особенность отечественной культуры именно как культуры освоения, отмеченной экстенсивным характером исторического развития-и географического развертывания. Своеобразие исторического опыта освоения сформировало многослойный культурный ландшафт этих регионов, повлияло на образ жизни региональных обп],ностей и продолжает оказывать воздействие на современную социокультурную ситуацию. Таким образом, историко-культурная реконструкция процесса освоения данных регионов и теоретическое исследование его структуры и динамики являются важными и своевременными. Они не только вносят вклад в общую картину социокультурного пространства современной России, но и способствуют развитию самосознания отечественной культуры. Этим определяется актуальность диссертационной работы не только в общекультурном, но и в философском смысле.
Теоретические предпосылки исследования. Тематика данной работы находится на пересечении целого ряда проблем различной предметной направленности. Ключевой из них является проблема освоения. Причем освоение в данном случае мыслится не как синоним колонизации, а в более широком^ контексте, связанном с особенностями отечественной культуры, которую, как уже было сказано выше, можно определить как культуру освоения. Предпосылки подобного видения присутствуют в истории философской и культурологической мысли - как отечественной, так и западноевропейской. Поэтому понятие освоения тесным образом связано с основополагающими философскими категориями: "деятельность", "опредмечивание" и "распредмечивание", "отчуждение" и "присвоение", "овещнение" и др. В попытке соотнесения понятия освоения с данными категориями автор опирался на труды мыслителей прошлого (И.Г. Фихте, Г.В. Гегель, К. Маркс, М. Вебер) и работы современных философов (Г.С. Батищев, Э.В. Ильенков, Э.Ю. Соловьев и др.).
В качестве инварианта освоения-колонизации, как и любой формы освоения, в работе рассматривается ценностное отношение субъекта к объекту познания или преобразования. Это определяет обращение как к аксиологическим, так и праксиологическим аспектам многообразия освоенческих форм.
При изучении коммуникаций освоения- автор опирался не только на идеи современной коммуникативистики (У. Эко, М. Маклюэн, Д. Белл, Н. Луман и др.), но и на философскую и социологическую классику (Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, К. Юнг, К. Ясперс, Д. фон Гильдебранд и др.).
Определенную роль в формировании авторской позиции в части изучения пространственных закономерностей процессов освоения сыграл хорологический подход, в становление которого внесли свой вклад И. Кант, А. Геттнер и К. Риттер. Данный подход оказал влияние и на формирование в XX веке концепции культурного ландшафта, используемой в настоящем исследовании' в качестве теоретической рамки по отношению к процессу освоения и-его результатам: Авторская интерпретация концепции культурного ландшафта опира-- ется на идейное наследие Л.С. Берга, К. Зауэра, О. Шлюттера, на исследования современных отечественных авторов: А.Г, Исаченко; Б.Б. Родомана, Ю^А. Веденина, Р.Ф. Туровского, В.Л. Каганского, Д.Н. Замятина, В.Н. Калуцкого, М.В. Рагулиной, Л.В. Смирнягина и др.
Точно так же теоретическая оптика географической науки сказалась на авторской позиции при изучении структуры расселения и типизации наземных коммуникаций освоения. Здесь автор исходил прежде всего из положений концепции опорного каркаса, вклад в развитие которой внесли отечественные географы Н.Н. Баранский, Г.М. Лаппо, Б.С. Хорев, П.М. Полян, А. Тархов и др.
Автор опирался на классические работы отечественных мыслителей, в которых реконструирована не только конкретная история, но и смысл отечественной колонизации (П.Я. Чаадаев, С М . Соловьев, В.О. Ключевский, М.К. Любавский, Н.М. Ядринцев, А.П. Щапов, П.А. Словцов) и др., на работы по исторической географии Урала и Сибири, появившиеся в соб ветский период (СВ. Бахрушин, В.И. Шунков, В.В. Покшишевский), а также на современные работы по истории и теории Сибирского фронтира (В.А. Ламин, Д.Я. Резун и др.). На формирование исследовательской позиции автора повлияли опубликованные в последние десятилетия работы историков, географов, философов, социологов, экономистов, экологов, регионоведов, представителей других областей социогуманитарного знания, посвященные историко-культурным аспектам освоения Урала и Сибири и современным социокультурным процессам (Л.В. Баньковский, Н.А. Миненко, И.В. Побережников, Н.А Балюк, Л.М. Мосолова, И.Я. Мурзина, Е.Ф. Фурсова, С В . Рассказов, А.Г. Еманов, Л.Н. Захарова, А.В. Павлов, М.Н. Щербинин, Ю.'В'. Ларин, Л.В. Дмитриева и многие другие). В понимании автором исторической динамики освоения как социокультурногопроцесса большую роль сыграла программа «Социокультурная эволюция России и ее регионов», разработанная Центром- изучения социокультурных изменений Института философии РАН под руководством Н.И. Лапина.
Методология исследования.исходит из принципа единства исторического и логического в философском осмыслении и ценностном измерении историко-культурного и культурно-географического аспектов освоения. Организующим методом в данном случае выступает системный^ подход, включающий в себя следующие частные методы и подходы: Ценностный подход, ориентированный на исследование и типизацию аксиологических и праксиологических аспектов освоенияколонизации, интерпретируемых затем в стандартах повседневного образа жизни.
Структурно-коммуникативный метод, направленный на изучение и интерпретацию овещненных коммуникаций (прежде всего, путей сообщения) и реконструкцию форм общения и общностного взаимодействия, осуществляемых в процессе освоения. Данный метод предполагает выявление определенных коммуникативных структур освоения и системное изучение особенностей их генезиса.
Синтезирующую роль в исследовании социокультурного пространства играет концепция культурного ландшафта. Обращение к ней обусловлено задачей многоаспектного рассмотрения слоев материальной и духовной культуры, сложившихся в результате жизнедеятельности поколений людей, осуществлявших различные формы освоения.
Объектом исследования являются процессы освоения территории Урала и Западной Сибири и возникшие в их результате культурные ландшафты, предметом - ценностные и структурно-коммуникативные аспекты освоения.
Хронологические рамки исследования рассматривают период от начала целенаправленного освоения русскими территории Урала и Западной Сибири, связанного со строительством в конце XVI в. первых городовострогов и устойчивых сухопутных путей сообщения, до наших дней.
Цель исследования состоит в концептуальном осмыслении освоения регионов Урала и Западной Сибири, понимаемого как социокультурный процесс.
Достижению поставленной цели служат следующие исследовательские задачи:
1. Экспликация основных культурных смыслов отечественного освоения.
2. Разработка теоретического инструментария применительно к изучению освоения как социокультурного процесса.
3. Реконструкция ценностных и структурно-коммуникативных аспектов освоения территории Урала и Западной Сибири.
4. Интерпретация взаимодействия исторически сложившихся форм освоения регионов Урала и Западной Сибири в рамках концепции культурного ландшафта.
Научная новизна исследования. Идея исследования состоит в том, что присоединение к России территорий Урала и Западной Сибири как начальный этап распространения российской цивилизации на Север и Восток, рассматривается в первую очередь как социокультурный процесс. В связи с этим, новизной обладает как сама постановка проблемы, так и решение отдельных исследовательских задач.
В частности, освоение рассматривается как суш;ностная черта отечественной культуры, актуализация которой в большинстве случаев проявлялась в экстенсивном характере исторического развития и географического развертывания.
Данное развертывание рассматривается преимущественно не как фронтирное, а как- маршрутное. Поэтому материалы по истории колонизации Сибири, приобретают новую ценностную и- структурнокоммуникативную интерпретацию.
Благодаря,, этому новое звучание получает концепция культурного' ландшафта, а именно: рисунок освоения (маршруты освоения и складывающийся впоследствии опорный- каркас) предстают в качестве канвы культурного ландшафта. Использование подобного подхода применительно к анализу конкретного исторического материала позволило осуществить структурно-коммуникативную реконструкцию ряда наиболее значимых процессов освоения, оказавших влияние на особенности культурного ландшафта Урала и Западной Сибири.
На этой основе в работе впервые была представлена попытка социокультурного районирования современных регионов Урала и Западной Сибири.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Освоение как социокультурный процесс представимо в единстве структурно-коммуникативных элементов и ценностных феноменов.
2. Коммуникации освоения являются основными трансляторами его ценностного контекста.
3. Маршруты первоначального освоения, прекратившие свое существование, продолжают присутствовать в культурном ландшафте в виде неявных коммуникаций — «силовых линий культуры».
4. Опорный каркас освоения представляет собой структурнокоммуникативное образование - основу культурного ландшафта.
Научная и практическая значимость исследования исходит из его новизны и предполагает следующие направления теоретического развития и практического применения его результатов: • Результаты исследования могут служить инструментальной основой для оценки состояния и перспектив социокультурного развития изучаемых регионов.
• Благодаря этому возможно проведение комплексных исследований регионального культурного наследия и разработка практических рекомендаций по его сохранению.
• Материалы исследования могут быть использованы в качестве информационных источников в практике туризма и в преподавании ряда гуманитарных дисциплин (истории, краеведения, гуманитарной географии, регионалистики).
Апробация работы. С результатами исследования по теме диссертации автор выступал на целом ряде Международных, Всероссийских и зарубежных конференций: Международная конференция "Нефть и газ Западной Сибири" (Тюмень, 2003), Международная (российско-германская) конференция "Александр фон Гумбольдт и проблемы устойчивого развития Урало-Сибирского региона" (Тюмень, 2004), Международная научнопрактическая конференция под эгидой кафедры ЮНЕСКО РМАТ "Туризм и культура: пути взаимодействия" (Екатеринбург, 2005), Всероссийская научно-практическая конференция "Культурное пространство региона" (Тюмень, 2005), IV Российский философский конгресс (Москва, 2005), Всероссийский социологический конгресс "Глобализация и социальные изменения в современной России" (Москва, 2006), Международная конференция "Искусство, фольклор, этнические традиции в решении актуальных задач современной культуры" (Минск, 2007), Международная научнопрактическая конференция "Проблемы изучения культурных связей в этноконтактных зонах в славянском мире" (Минск, 2008), Всероссийская научная конференция Сорокинские чтения (Тюмень, 2008) и др.
Отдельные положения исследования обсуждались на научных мероприятиях различного уровня и масштаба: семинарах, коллоквиумах, совещаниях в Тюмени, Новосибирске, Вологде, Ханты-Мансийске, Салехарде По теме диссертационного исследования автору был предоставлен грант Института Кенннана (Вашингтон, США).
Результаты исследования представлены в 26 публикациях. В том числе в 12 статьях (4 из них в изданиях, включенных в список ВАК), Научно-теоретические и эмпирические аспекты работы нашли свое прикладное отражение в создании интернет-проектов, посвяш;енных историко-культурному наследию регионов Урала и Западной Сибири: "Путь в Сибирь" (www.ikz.ru/siberianway) и "Культура и искусство Тюменской области" (www.ikz.ru/culture).
Объем и структура работы. Диссертационная работа состоит из введения, 2 глав, заключения, списка литературы и 1 приложения. Основной текст изложен на 139 страницах машинописного текста, список использованных источников состоит из 157 наименований.
Освоение и колонизация: основные культурные смыслы
Понятие "освоение" используется в широком спектре контекстов, в разных областях знаний и практической деятельности. Показателем этого может служить большое количество публикаций и научных работ, в которых фигурирует это понятие. Применяется оно в значении овладения географическим пространством, вовлечения в хозяйственный оборот месторождений полезных ископаемых и других природных богатств, покорения водной, воздушной стихии или же космического пространства и т.д. Другой распространенный смысл этого понятия может быть условно назван педагогическим. Он близок к значению слова "усвоение", когда речь идет о приобретении новых знаний, умений и навыков. В последние годы все чаще говорят о научном, эстетическом (художественном) или этическом (моральным) освоении мира человеком - соответственно в дихотомии истины и заблуждения, прекрасного и безобразного, добра и зла. Встречается и выражение "философское освоение" в случаях, когда речь идет о целостном мировоззренческом отношении человека к миру или же о формировании картины мира.
В качестве индикатора многогранности смысловых значений понятия "освоение" в русской культуре можно рассматривать то, что во многих других языках не существует его однозначных дословных аналогов. Так, на английский язык, русское слово "освоение" в разных случаях переводят как: development (развитие), assimilation (ассимиляция, усвоение), mastery (господство, овладение), familiarization (знакомство, деланье чего-либо родным, близким), learning to handle something (изучение управления, применения чего либо), opening of something (открытие чего либо) и т.д. [156,456].
Факт отсутствия в других языках прямого аналога слова "освоение" можно рассматривать не только в качестве индикатора многогранности этого понятия, но и как симптом того, что в русской истории и культуре оно занимает особое, ключевое место. В первую очередь, это объяснимо тем, что на протяжении всей истории отечественную культуру можно рассматривать в качестве своеобразного расширяющегося субъекта, актуализация которого во многом проявлялась в процессах масштабных колонизации-освоении.
Несмотря на многообразие смысловых контекстов понятия "освоение", из приведенных выше примеров можно сделать вывод, что оно, как правило, включает в себя виды деятельности, направленные, как на практическое преобразование окружающего мира, так и на его духовное постижение.
В современной философско-культурологической мысли категорию "освоение" можно отнести к разработанным в недостаточной мере..В первую очередь это объяснимо преобладанием стереотипных представлений о том, что многие перечисленные ранее контексты понятия "освоение", используемые в естественнонаучных дисциплинах или практических отраслях деятельности, на первый взгляд, пребывают вне прямых интересов философской рефлексии. Однако поверхностность данного представления легко продемонстрировать тем, что любая форма освоения всегда имеет свои побудительные мотивы и оценочные критерии, опирающиеся на определенные системы духовно-нравственных ценностей. Поэтому аксиологическая оптика, применяемая к изучению различных видов и форм освоения, во многом способна оказаться продуктивной для раскрытия его сущностных и смысловых характеристик. Из этого можно сделать предположение о том, что инвариантом любой формы освоения является определенное ценностное отношение субъекта к объекту преобразования или познания.
А. Ахиезер определяет понятие "освоение" как "способность человека в процессе своей воспроизводственной деятельности преобразовывать ранее накопленное богатство культуры в содержание своей личностной культуры, сознания, деятельности, внешнее делать внутренним, превращая тем самым культуру, социальные отношения, самого себя в условия, средства и цель воспроизводства. Осваиваемое содержание сложившейся культуры всегда выступает как определенная абстракция, которая в процессе освоения, воспроизводства экстраполируется, интерпретируется, конкретизируется" [5,17].
По другому определению освоение является процессом, "в котором субъект посредством деятельности изменяет объект, превращает последний в условие своего собственного бытия, включает его в переработанном виде в свое собственное содержание". [119,7]. Исходя из этих определений механизмы освоения во многом можно соотнести с процессами опредмечивания и распредмечивания.
Понятие культурного ландшафта в трактовке освоения новых территорий
Обращение к понятию "культурный ландшафт" в современных гуманитарных дисциплинах свидетельствует о востребованности и актуальности осуществления комплексных исследований, направленных на рассмотрение в неразрывной связи взаимодействий различных аспектов бытия человека и среды его обитания. В первую очередь они призваны избежать крайностей "одномерных" трактовок пространства культуры, рассматриваемого отдельными дисциплинами, к примеру, лишь в качестве совокупности материальных артефактов или отдельных социально-демографических процессов.
Сегодня понятие "культурный ландшафт" широко используется в целом ряде гуманитарных дисциплин, при этом можно отметить тенденцию к значительному разбросу в его дефинициях. Во многом это объяснимо тем, что в процессе становления этого понятия, вкладываемые в него смыслы претерпевали существенные изменения.
На формирование концепции культурного ландшафта значительное влияние оказало выделение И. Кантом в системе научных знаний хорологических направлений, изучающих пространственные закономерности бытия [56]. Развивая данный подход, К. Риттер обосновал ставший революционным для географии хорологический принцип, по сути, превращавший ее из "науки о размещении объектов в науку о заполнении пространств" [121]. Данный подход получил свое дальнейшее развитие в концепции А. Геттнера [32], впервые подвергавшей системному рассмотрению "пространственные отношения на земной поверхности, пространственные сочетания и связи предметов и явлений, структурные характеристики индивидуальных районов (местностей)". [121].
Одним из основоположников ландшафтных подходов нередко называют А. Гумбольдта. Важной новацией в его работах стало изучение специфики восприятия географической реальности человеком, ранее рассматриваемой лишь с позиций традиционных познавательных критериев естествознания [96,53].
В западноевропейской философии конца XIX - первой половины XX века понятие ландшафта начинает употребляться для раскрытия многомерности структур бытия и человеческого мышления. Такие мыслители как С. Кьеркегор, Ф. Ницше, М. Хайдеггер придавали большое значение определению "месторасположения" собственного взгляда на мир-и сопряженных с ним пространственных образов. Исследуя их особенности, В.А. Подорога в»книге "Метафизика ландшафта" рассматривает ландшафт в качестве рамки, организующей постижение космоса, хаоса и осмоса в нескольких измерениях:
1) Визуальный, "оптически достоверный" ландшафт ("физически, исторически и биологически локализуемый образ ландшафтного пространства"); 2) Вербальный ландшафт ("переживание конкретного ландшафта в словесных образах, его описание, интерпретация, введение в чуждый ему контекст", сопровождающиеся заменой "физики" образа ею эстетизиро-ванной риторикой); 3) Телесный (все более незримый и без-образный) ландшафт ("психомоторные эффекты", побуждающие начальные движения письма и линию события, рождающую своим движением произведение); 4) Ландшафт — "ряд философского письма" — как особая форма объективации всех предыдущих измерений и задающий: коммуникативную направленность философствования; выбор доминирующей стилистической формы, образующей текст произведения и открывающей пространство для чтения [105]. В книге "Закат Европы" О. Шпенглера своеобразие культуры определенного этноса во многом раскрывалось через особенности ландшафта, в котором он живет [114].
Концепция В. Вернадского о ноосфере как результате творческой, интеллектуальной и созидательной деятельности человека по преобразованию и целенаправленному развитию биосферы оказала влияние на развитие определений культурного ландшафта, сформулированных рядом современных исследователей, таких как Ю.А. Веденин, О.А. Лавренова и др.
В начале XX века в научный лексикон США, Европы и России понятие "культурный ландшафт" почти параллельно начали вводить К. Зауэр, О. Шлютер и Л.С. Берг [13; 108; 154; 155]. Первоначально под ним преимущественно подразумевались лишь материальные результаты антропогенной деятельности-, противопоставленные "неокультуренной" природной среде.
Один из основоположников американской гуманитарной географии К. Зауэр считал, что "конструкция ландшафта включает (1) черты природной территории, и (2) формы, наложенные на физический ландшафт деятельностью человека, культурный ландшафт" [155,187].
В отечественной географии к ученым, стоявшим у истоков концепции культурного ландшафта, можно отнести В.П. Семенова-Тян-Шанского и Л.С. Берга. Последний отмечал, что в отличие от природных ландшафтов, в создании которых человек не принимал участия, в культурных ландшафтах человек и его произведения играют важную роль [13]. В советской науке учение о культурном ландшафте первоначально развивалось преимущественно физико-географами, которые стали отождествлять культурные ландшафты с антропогенными (преобразованными человеком) ландшафтами [83]. Вслед за физико-географами подобной точки зрения придерживались экономико-географы (Ю.Г. Саушкин, P.M. Кабо и др.). В этот период в физической географии утвердилась точка зрения, что культурные ландшафты — это прежде всего результат оптимального ведения хозяйства [87]. Из него следовали господствовавшие в то время оценочные критерии, в соответствии с которыми "культурные" ландшафты должны были олицетворять собой интенсивно преобразованные хозяйственной деятельностью человека участки Земли, которым были противопоставлены "акультурные" - природные или слабо видоизмененные человеком ландшафты. Анализируя недостатки данного подхода, А.Г. Исаченко еще в 1970-х годах отмечал, что из него "неизбежно следует вывод о том, что разделение ландшафтов на "естественные" и "культурные", или "антропогенные", ландшафты, а тем более их противопоставление слишком грубо и даже ошибочно. При таком противопоставлении "культурные", или "антропогенные", ландшафты как бы исключаются из сферы действия естественных закономерностей. Вместе с тем при этом не отражается многообразие форм, "степеней" и "градаций" природных комплексов, измененных человеком" [51,114].
Определенное влияние на становление новых исследовательских подходов в концепции культурного ландшафта оказала складывавшаяся в 1960-70-е гг. этнолого-географическая школа Л.Н. Гумилева. В развивавшейся в ее рамках концепции этногенеза ландшафт и этнос составляли бинарную систему. Л.Н. Гумилев ввел понятие "этноландшафтное равновесие", которое активно используется его последователями, изучающими традиционное природопользование, культуру и социально-демографические проблемы отдельных районов России [38].
Исторические маршруты освоения и их культурный контекст
Первые водно-сухопутные пути (волоки) через Уральские горы, бравшие свое начало в бассейнах рек Северной Двины и Печоры, в летописных источниках упоминаются с XI века (летопись Нестора сообщает под 1096 годом рассказ новгородца Гюраты Роговича о странствии посланного им "отрока" в Югорскую землю. Новгородская летопись повествует под 1114 годом: "Еще мужи старые ходили в Югру и Самоядь" [104,23]. Основное назначение подобных маршрутов сводилось к осуществлению торговли жителями Великого Новгорода, а позднее Москвы с Юг-рой - хантыйскими и мансийскими землями, расположенными к востоку от Урала в нижнем течении Оби. Несмотря на то, что к середине XV века коренными жителями этих территорий формально была признана власть царя Ивана III, на протяжении долгого времени подобные маршруты предназначались лишь для ведения торговли и обложения данью местных народов, по сути дела, не преследуя задач колонизации.
Первым линейным маршрутом целенаправленного освоения территории Сибири русскими можно считать Бабиновскую дорогу, построенную вскоре после похода дружины Ермака. В этот период наличие надежных сухопутных путей стало одним из необходимых условий для закрепления за Русью сибирских земель. Являвшийся к тому времени официальным, Вишеро-Лозьвинский волок оказался мало пригодным для все возраставшего потока людей и грузов. Начинаясь в центре Перми Великой Чердыни, он проходил по реке Вишере и ее притоку Велсу. Затем путники вынуждены были оставлять свои суда, пешим или конным ходом преодолевая Уральские горы. Следующий водный участок пути шел по реке Лозьве. Он достигал Лозьвинского городка, выполнявшего в ту пору роль своеобразного перевалочного пункта, далее направляясь вглубь Сибири по рекам Тавде, Туре, Тоболу, Иртышу и Оби.
В 1595 году царем Федором Ивановичем был издан указ, повелевающий "охочим людям" разведать более прямой и удобный путь в Сибирь. Одним из таких людей стал Артемий Софронович Бабинов. До наших дней дошли немногочисленные сведения о его жизни. Известно, что по своему происхождению Артемий Бабинов был крестьянином, родился в 60-х или 70-х годах XVI века и проживал в деревне Верх-Услока, расположенной недалеко от Соликамска [6]. По преданию, встретив однажды около Чаньвинской пещеры вогулов (манси), справлявших в ней свои языческие обряды, Бабинов тайно проследовал за ними по потаенной тропе, которая вела через леса к верховью реки Туры. "Чтобы не терять тропу, он заламывал ветки деревьев. Так была пройдена дорога через Уральские- горы, и Артемий Бабинов доложил в Москву, что может провести прямую грунтовую дорогу, которая намного сократит путь между Солью-Камской и Тобольском, стольным городом Сибири. Высочайшее согласие было получено" [92,19].
Строительство дороги началось в 1595 году и велось на протяжении двух лет. Протяженность дороги составила около 260 верст, что было примерно в восемь раз короче прежнего Вишеро-Лозьвинского пути. В 1597 году дорога дошла до вогульского поселения Нером-Кар, расположенного в верховье реки Туры. Годом позже на этом месте началось строительство города Верхотурье.
В скором времени новая "государева дорога" была продлена до Тюмени и Тобольска. На протяжении XVII — первой половины XVIII века она являлась единственным официально разрешенным путем сообщения между европейской частью государства и Сибирью. В первую очередь это было обусловлено открытием в 1600 году в Верхотурье таможни, досмотр в которой обязаны были проходить все без исключения люди, следовавшие в Сибирь и обратно из нее. На протяжении почти 150 лет дорога, названная народом "Бабиновской" по имени ее создателя, выполняла роль своеобразной стержневой магистрали освоения сибирских земель.
Бабиновская дорога стала одним из главных связующих звеньев первой сети сухопутных и водных маршрутов, условно называемых в настоящем исследовании "Сибирским путем", связывавших в XVII - первой половине XVIII вв. Центральную Россию с осваиваемыми первопроходцами восточными рубежами государства. Как отмечал В.В. Покшишевский, "опираясь на этот первый шаг, русские уже могли начать безостановочное поступательное движение, приведшее их через 50 с небольшим лет - срок жизни одного лишь поколения! - на берега Тихого океана" [104,31].
Для нашего исследования первостепенный интерес представляют исторические свидетельства, проливающие свет на то, из каких мотивов и ценостей освоения складывался культурный ландшафт этого первого маршрута русской колонизации Урала и Западной Сибири.
В работе "Очерки по истории колонизации Сибири" В.И. Шунков, разделяя мнение большинства других отечественных историков, подчеркивал, что непосредственным толчком движения в Сибирь было стремление к освоению новых промысловых областей. Русское освоение Северного Прикамья, ставшего важным плацдармом для первых походов на Сибирь, было связано с открытием на его территории промышленниками Строгановыми богатых месторождений соли, являвшейся в то время для русского государства одним из самых дорогих и стратегически важных товаров. Сибирь со своими исключительными пушными богатствами "не могла остаться вне поля „внимания государства, для которого пушнина в значительной мере была валютным товаром и которое в середине XVI в. стало испытывать нужду в ней... Служилые люди и люди "промышленные и торговые" первыми пришли в Сибирь... Именно они определяли направление движения" [145,3]. Таким образом, как отмечает В.В. Покшишевский, "центральными фигурами среди ранних сибирских переселенцев, не столько по своему численному преобладанию, сколько по активно-ведущей роли, особенно на "переднем крае" колонизации, были казаки, служило-ратные "государевы" люди и вольные промышленники-землеоткрыватели" [104,51]. При этом автор отмечает: "но замечательно, что почти сразу же круг "мотивов освоения", привлекавший русских в Сибирь стал расширяться" [104,29].
В схематическом виде можно реконструировать следующую картину последовательного формирования ценностей освоения на рассматриваемом нами маршруте в период с конца XVI до начала XVIII веков.
