Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. ФЕНОМЕН СТАРЧЕСТВА В РОССИИ И ИСТОЧНИКИ ЕГО ИЗУЧЕНИЯ 19
1 1 Традиции исихазма и старчество в россии 19
1.2 Состав и структура источников изучения старчества оптиной пустыни 33
1.3 Содержание и типология источников изучения оптинского старчества 44
ГЛАВА 2. ПЕРЕПИСКА ОПТИНСКИХ СТАРЦЕВ В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ 57
2.1 Проблемы духовной и светской культуры в переписке оптинских старцев 57
2.2 Тематическая и социокультурная характеристика переписки оптинских старцев 102
Заключение 134
Список использованной литературы и источников.. 142
- Традиции исихазма и старчество в россии
- Проблемы духовной и светской культуры в переписке оптинских старцев
- Тематическая и социокультурная характеристика переписки оптинских старцев
Введение к работе
В философской и культурологической науке современности явственно обозначился интерес к осмыслению исторического опыта и творческого потенциала общественного сознания, который длительное время развивался в рамках норм великих религий мира. В российской истории в течение большой исторической длительности культурные, нравственные, правовые и этические нормы и типы поведения тесно связывались с религиозным сознанием. Опыт становления древнерусской государственности был во многом связан с принятием христианства, вместе с которым молодая нация усваивала правовые и этические нормы политической жизни, этики поведения, культуры летописания. В течение ряда веков существования раздробленных княжеств и татаро-монгольского завоевания христианство, православие служило мощным объединяющим признаком культурной самоидентификации, а затем стало основной конфессией периода создания единого российского государства. Все это делает актуальным изучение традиций православия как одной из черт российской ментальносте, сознания российского общества практически на всех этапах его развития. Поиск идей служения высшим целям, объединяющих людей в эпохи раскола и кризиса, не утрачивает своей актуальности в эпоху глобализации. Культурология вносит свой вклад в изучение проблемы, обращаясь к историко-культурному опыту стран и народов, и в данной связи рассмотрение этического, духовного, объединяющего содержания мировых религий вновь актуализируется.
Таким образом, проблема этического, нравственного, правового, нормативного содержания человеческого сознания и, в данном случае, религиозного сознания и его влияния на поведение и культуру людей, несомненно, актуальна. В то же время она принадлежит к числу таких
проблем, которые отражены в источниках изучения культуры опосредованно, фрагментарно и неоднозначно. Исследовательская цель состоит поэтому в отыскании нетрадиционных видов источников, их репрезентации по основным исследовательским параметрам, и далее, раскрытии их информационного ресурса.
Степень научной разработанности темы.
В процессе работы над диссертационной проблемой последовательно привлекался ряд исследований.
Интерес к изучению старчества возник достаточно давно. Историография вопроса обширна и разнопланова. Тот или иной аспект старчества рассматривался во множестве изданий, посвященных истории Русской Православной Церкви, христианства в целом, монашества в России и в мире, исследованию различных форм религиозности как важного показателя характера того либо иного народа в разные периоды его истории. Так или иначе, многие из работ, посвященных выше перечисленным группам проблем, касаются российского старчества, либо позволяют нам опереться на них в исследовании окружающей старцев реальности не только в ее внешних проявлениях, но и скрытых ее формах, таких как мировоззрение и ментальность.
В связи с этим мы привлекали работы как светских, так и церковных исследователей, стремясь выяснить тенденции в развитии исследования нашей темы и современное ее состояние.
Различные исследователи отмечают, что уже на стадии формирования на монашество влияли факторы социально- экономического, культурного, мировоззренческого характера1. Соответственно, многочисленные ученые в своих исследованиях подходили к изучению монашества и старчества с разных сторон. Трудов посвященных только старчеству, относительно немного и практически все они явились плодом работ церковных историков.
1 См. например: Мейендорф И. Исторический путь православия. М., 1994., Православие в современном мире. Нью - Йорк., 1992., Флоровский Г. В. Восточные отцы 5-8 веков. Париж. 1933., Экземплярский В. Старчество. М., 1995., Meyendorf J. Byzantine Theology. Mowbrays, 1974. p. 226.
Русское старчество как историко-культурное явление стало предметом изучения русского философа и историка культуры Л. П. Карсавина. В дореволюционные годы он исследовал ряд тем, связанных с явлением средневековой религиозности. В годы эмиграции у него возникла мысль о создании русской патрологии, истории русских отцов церкви. В связи с этой задачей он рассматривает и особенности быта русских старцев. Этой теме он посвящает работу, которая лишь недавно привлекла внимание историков и была переведена на русский язык. Работа Л. П. Карсавина «Русское старчество» была опубликована в «Мюнхенском журнале» в 1927 году. Перевод статьи и статья об этой работе Карсавина была опубликована в журнале «Вильнюс» (где Карсавин работал в последний период своей жизни в 1944 - 1949 годах). Карсавина всегда интересовали вопросы психологии, внутреннего мира, поведения, история религиозной мысли. Именно этот подход прослеживается и в его замысле истории русской патристики. «Авторитет старца,- пишет Карсавин, - не занимавшего в монастыре никакой официальной должности, не имеет сам по себе ничего формального и давящего, это чисто религиозно-моральный авторитет»3.
Ученого занимает вопрос о феномене старчества именно не как церковного института, но гораздо шире, как проблема истории культуры, истории нравственного влияния выдающейся личности на окружающую ее среду. В работе о старчестве ученый особенно подчеркивает то моральное влияние, которое оказывают оптинские старцы на простых людей, крестьян соседних сел, приводит свидетельства об этом.
Работа Карсавина опирается на воспоминания очевидцев, но переписка старцев, по-видимому, ему неизвестна либо недоступна, хотя историко-религиозной проблематикой он продолжал заниматься все годы в эмиграции.
После октябрьской революции внимание ученых было сосредоточено на источниках изучения землевладения, экономической истории, положения
2 Карсавин Л. П. Старчество в русской церкви. Перевод с немецкого Ю. Е. Тарасюка, редактор и автор
вступительной статьи А. Клементьев // Вильнюс, 1996. янв. - февраль. С. 129 -145.
3 Там же. С. 139.
6 крестьянства. В этих работах рассматривались в первую очередь межевые книги, соборные приговоры, приходно-расходные книги и тому подобные источники изучения экономического положения монастырских хозяйств4.
Ряд авторов рассматривает монастыри, как культурные центры России, концентрировавшие произведения искусства соответствующих периодов истории. В частности, определяется связь между существованием монастырей и развитием русской школы иконописи5. Уникальные архитектурные ансамбли русских монастырей описываются в трудах, посвященных конкретным монастырям и в обзорах6. Ряд авторов отмечает и роль монастырей, как центров развития национальной литературы, оказывавших влияние на духовную культуру всего народа, исполнявших просветительскую функцию на протяжении большей части истории России7.
В попытке церковного возрождения С.Л.Фирсов отмечает два центра -Оптину Пустынь и Саров. В связи с этими центрами выступают новые нормы святости, к числу которых автор относит старчество. Он определяет старчество как особый институт преемственности духовных даров и служения миру8.
Другой современный исследователь, С. Бычков, видит в старчестве, как особом феномене, признак начала духовного возрождения церкви во второй половине девятнадцатого века9.
Для нашей темы несомненный интерес представляет поднятая в литературе тема «народного православия», под которым понималась, в
См. например: Зимин А. А. Крупная феодальная вотчина и социально - политическая борьба в России. М., 1977., Булыгин. И. А. Монастырские крестьяне в первой четверти 18 века. М., 1977., Вдовина. Л. Н. Крестьянская община и монастырь в центральной России в первой половине 18 века. М., 1988., Комиссаренко А. И. Хозяйство монастырских вотчин и секуляризационная реформа в России, 20 - 60 годы 18 века. М., 1985. Дементьев Е. И. Соборные приговоры как источник по истории монастырского хозяйства конца 17 века. // Исторические записки. Т. 101. M., 1978., Алексеев Ю. Г. Межевая книга вотчин Троицкого Сергиева монастыря (1557 - 1559) // Вопросы историографии источниковедения истории СССР. М. - Л., 1963. и т. д.
5 Еремина Т. С. Мир русских икон и монастырей. М., 1995., Древнерусское искусство. M., 1978.
6 Русские монастыри центральной России. В 2 - х тт. М., 1995., Болдин В. И., Манусина Т. Н. Троице -
Сергиева Лавра. М., 1996.
7 Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996.
8 Фирсов С.Л. Православная церковь в последние десятилетия существования самодержавия в России. M.,
1996.
9 Бычков С. Русская церковь и императорская власть. М., 1998
отличие от «православия господствующей церкви» религиозность народных масс, обычных рядовых людей. Современный исследователь справедливо отмечает, что время «для полевых исследований народной религиозности безвозвратно ушло» . Однако, в настоящее время эта проблематика нашла свое продолжение и развитие".
Современные западные исследователи обнаруживают интерес к исследованию религиозности в России в разных ее аспектах. Изучается как официальная церковь, так и народная религиозность, так называемое «двоеверие» и их взаимоотношения и взаимовлияния. В частности подобными проблемами занимаются Gregory Freeze, Stephen Frank и другие исследователи12.
Таким образом, от изучения институтов, сословий или форм собственности, рассматриваемых в историографии при изучении истории церкви и истории религиозных конфессий, становится возможным перейти к проблеме изучения общественного сознания, истории ментальности, истории культуры российского общества эпохи перехода от традиционного сословного строя к гражданскому обществу. Разумеется, в историографии проблемы вопрос об источниках возникает постоянно. Но он не выступает в качестве предмета изучения.
Мы видим, что в научной светской литературе, несмотря на большое количество работ, посвященных различным аспектам функционирования монастырей, вопросы, связанные с внутренней жизнью монахов и
Лавров А. С. Колдовство и религия в России. М, 2000. с. 81.
11 Громыко М. М. О народном благочестии у русских 19 в. // Православие и русская народная культура. М.,
1993. С. 144 -182., Громыко М. М. Православие в жизни русского крестьянина. // Живая старина. 1994. № 3.
С. 3 - 5.,Громыко М. М. Православие в жизни русского крестьянина: проблемы исследований //
Крестьянское хозяйство: история и современность. Материалы к всероссийской научной конференции.
Вологда, 1992. Ч. 1. С. 37-40.,Громыко М. М. Этнографическое изучение религиозности народа: заметки о
предмете, подходе и особенностях современного метода исследований // Этнографическое обозрение. № 5.
1995. С. 77 - 83.,Громыко М. М., Кузнецов С. В., Буганов А. В. Православие в русской народной культуре:
направление исследований // Этнографическое обозрение. 1993. № 6. С. 60 - 84., Кремлева И. А. Обет в
религиозной жизни русского народа // Православие и русская народная культура. М., 1993. Кн. 2. С. 127 -
157., Живов В. М. Двоеверие и особый характер русской культурной истории // Philologia slavica. К 70 -
летию академика Н. И. Толстого. М., 1993. С. 50 - 59.
12 Frank S. P. Popular Justice, Community, and Culture among the Russian Peasantry \\ The World of the Russian
Peasant. Boston, 1990. P. 133 - 153.;Freeze G. L. Institutionalizing Piety: The Church and popular religion, 1750 -
1850 \\ Imperial Russia. Bloomington, 1998. P. 210 - 249.;Freeze G. L. The Rechristianisation of Russia. \\ Studia
Slavica Finlandensia. №7. 1990. P. 101 - 136.
деятельностью старцев изучались не подробно и опосредованно. Между тем в другой области гуманитарного знания, философии, теоретические работы старцев исследуются, что, видимо, связано с подъемом интереса к философии исихазма во всем мире. Разработкой методологии исследования философской традиции исихазма занимался С.С. Хоружий . Он работал также над выяснением связей традиции старчества с русской философией и богословием, рассматривая идеи старцев в качестве оригинальной антропологической философии, которую он именует методами синергийной антропологии.
Множество церковных авторов писало в свое время о старчестве вообще и о его конкретных носителях, в частности. Общее количество работ, посвященных различным аспектам данного явления, не поддается учету, так как не только ученые, но и просто заинтересованные люди, которым эта тема была по тем или иным причинам близка, писали о старцах. Особенно много подобных работ было издано в последние годы, когда стало ясно, что интерес верующих к Оптиной Пустыни резко возрос. Сюда следует отнести литературу агиографического характера, связанную с процессом канонизации старцев, труды по нравственному богословию, авторы которых часто подтверждали свои построения цитатами из писем и статей оптинских старцев. Церковь осознавала, что интерес общества и потребность в существовании некоего авторитета из не очень отдаленного прошлого в девяностых годах двадцатого века не меньше, чем в девятнадцатом веке .
Одним из первых опытов более - менее серьезного анализа материалов старчества (в первую очередь опубликованных) следует признать диссертационную работу митрополита Трифона (Туркестанова) "Древнехристианские и оптинские старцы", написанную им в 1895 году, в
13 Диптих безмолвия. Аскетическое учение о человеке в богословском и философском освещении. М., 1991.,
После перерыва. Пути русской философии. СПб., 1994., Синергия. Проблемы аскетики и мистики
православия. М., 1995.
14 См. например: Большаков С. На высотах духа. Брюссель, 1971., Аверкий, архиепископ. О монашестве. М,
1993., Иеремия (Соловьев). Иноческий катехизис. М., 1998., Горов М. В. На службе Богу. М., 1995.
сане иеродиакона при окончании Московской Духовной Академии15, где были намечены пути последующих изысканий церковных и околоцерковных исследователей российского старчества. Здесь впервые в едином виде была представлена история развития древнехристианского и русского вариантов этой духовной традиции. В связи со временем своего написания работа ограничивается характеристикой деятельности только трех первых оптинских старцев (Леонида, Макария и Амвросия). Основным недостатком труда является бедность источниковой базы (автор практически полностью опирается на опубликованные материалы и свои личные впечатления), а так же специфика подачи материала, превращающая некоторые фрагменты работы в дополнения к житиям старцев.
В марте 1917 года, в Киевском Религиозно - Просветительском обществе В. И. Экземплярским был прочитан объемный доклад о старчестве, который долгое время считался одним из наиболее глубоких исследований внутренних основ старчества16. Автор попытался построить модель внутреннего учения старцев, именуемого также исихазмом, в числе первых подняв вопрос о влиянии эзотерических систем восточного христианства на русское старчество, а через него и на Россию в целом. При составлении доклада использовались в первую очередь древние монастырские уставы и монастырские сборники, содержащие истории из жизни древнехристианских аскетов и мистиков. Материалы русского старчества почти не использовались. Работа интересна тем, что подробно рассматривает идеи и принципы, которыми древние старцы руководствовались при общении со своими учениками.
Подробно история развития старчества на Руси с принятия христианства до революции раскрывается в труде С. Большакова «Russian mistics»17, где приводятся биографии основных, с точки зрения автора, носителей традиции исихазма в России. В число их были включены не только оптинские старцы,
|5ОРРГБ.Ф. 172. К. 415. Д. 2,3.
16 Экземплярский В. И. Старчество // Дар ученичества. М, 1993.
17 Bolshakoff S. Russian mistics. London, 1970.
но и ряд богословов и монахов, обычно не включающихся в подобные списки. Например: Нил Сорский и Иосиф Волоцкий, Серафим Саровский и Иоанн Кронштадский, Феофан Затворник и Тихон Задонский. Интересна статья, посвященная известному богослову второй половины девятнадцатого века епископу Игнатию (Брянчанинову), в которой подробно цитируются его труды по теории и практике "умного делания", как одной из составляющих старческого учения.
Попыткой ввести хронологию истории оптинского старчества в России можно признать работу протоиерея С. Четверикова "Оптина Пустынь", где он, рассматривая деятельность разных старцев, делает вывод об упадке старчества после смерти Амвросия Оптинского, разделяя старцев на «Великих» и простых, вводя понятие «осень старчества», которое применяет в отношении периода после 1892 года, обосновывая это тем, что именно тогда происходит спад влияния старцев на русское общество и уменьшение авторитета старцев18.
Другой подход прослеживается в книге И. М. Концевича "Оптина Пустынь и ее время"1 . Автор, полемизируя с С. Четвериковым , заявляет, что старцев нельзя сравнивать по степени их популярности в то или иное время. Главное в ухудшении положения старчества не "оскудение" качеств носителей традиции, а духовное обнищание самого народа, который не захотел трудной дороги самосовершенствования, предпочтя ей легкий путь деградации. Подобной концепции придерживаются авторы практически всех остальных работ, не вступая, однако ни с кем в полемику21. Ценность книги Концевича в том, что он, иллюстрируя свои мысли, использует многочисленные воспоминания свидетелей деятельности старцев, часто записывая их по памяти. Таким образом, "Оптина Пустынь и ее время" может служить и своеобразным источником, так как, хотя и проверить
18 Четвериков С. Оптина Пустынь. М, 1912.
19 Концевич И. М. Оптина Пустынь и ее время. Джорданвилль, 1970.
20 Там же. С. 465.
21 См. например: Быков С. Н. Тихие приюты. М., 1992., Оптинские старцы. М, 1993., Оптина Пустынь. М.,
1993., Концевич И. М. Стяжание Духа Святого в путях древней Руси. М., 1993. и т. д.
11 достоверность записанных спустя много лет после рассказа воспоминаний практически невозможно, важно учитывать и такие свидетельства, указывающие на то, какими виделись сами старцы своим духовным детям и просто знакомым. Анализ подобных воспоминаний может помочь в выяснении особенностей отношения к Оптиной Пустыни и ее старцам со стороны самых разных слоев общества.
При изучении российского старчества нельзя обойтись и без проникновения в особый пласт богословской литературы, идеями которой старчество подпитывалось на протяжении своей долгой истории. В России старцы не начинали на пустом месте, но имели за собой огромный, накопленный поколениями их предшественников опыт, зафиксированный в большом количестве трудов мистиков православного востока, откуда черпали идеи последующие мыслители, постепенно создавая особую философскую систему. В пятнадцатом - восемнадцатом веках греческие старцы, жившие на горе Афон, составили сборник фрагментов творений отцов церкви и отцов - аскетов, собрав их в знаменитой в православной среде антологии "Добротолюбие". Особенностью этого сборника является то, что из различных отрывков, фраз, даже отдельных слов десятков древних писателей был сформирован многоступенчатый и неразрывный текст, обладающий многими смыслами, которые должны были открываться читателю постепенно, при неоднократном прочтении произведения. Впоследствии, уже в России, под руководством Амвросия Оптинского был издан "ключ" к "Добротолюбию", под названием "Откровенные рассказы странника духовному своему отцу", рассчитанный на средний уровень осознания традиции исихазма.
"Добротолюбие" вкупе с трудами таких авторов как Авва Дорофей, Макарий Великий, Симеон Новый Богослов, Григорий Палама, Варсанофий и Иоанн, Иоанн Кассиан Римлянин и многие другие позволяют понять интеллектуальную среду, в которой кристаллизовались идеи старчества, откуда оптинские старцы черпали методы общения с людьми и благодаря
которым русское старчество состоялось как явление русской истории девятнадцатого века.
Важная информация об Оптиной Пустыни, жизни монахов и старцев, малоизвестные факты их деятельности содержатся в "Историческом описании Козельской Свято - Введенской Оптиной Пустыни и Иоанно -Предтеченского скита при ней", составленном питомцем Пустыни архимандритом Леонидом (Кавелиным), собравшим большое количество документов, касающихся ранней истории монастыря, многие из которых не сохранились до настоящего времени в подлинниках и остались лишь в этом описании.
Источниковедческая база исследования.
Это, в первую очередь, совокупность документов 1798-1922 годов двух фондов Отдела рукописей Российской государственной библиотеки (213 и 214), а также тексты старцев, не сохранившиеся в подлинниках, но оставшиеся в многочисленных публикациях их писем и воспоминаний людей, близко их знавших.
Фонды Отдела рукописей РГБ 213 и 214 состоят из комплексов документов и книг канцелярии и библиотеки Оптиной Пустыни и скита. В частности, фонд 213 включает в себя делопроизводственные материалы, материалы хозяйственного учета, частноправовые и ряд законодательных актов, а также личные фонды монахов монастыря, где основную часть занимает переписка (всего 114 картонов или 2300 дел).
Фонд 214 был составлен из сохранившихся остатков двух оптинских библиотек - монастырской и скитской. Книги, вошедшие в данный фонд Отдела рукописей, преимущественно рукописные и относятся практически ко всему периоду существования Оптиной Пустыни. Среди них имеются черновики статей и книг старцев, материалы по изданию писем и Летописи скита и самой Оптиной Пустыни.
В публикациях писем старцев находятся многие несохранившиеся в подлинниках фрагменты переписки, хотя в опубликованном виде они стали
менее полными, так как издатели часто убирали всю информацию личного характера, как-то: имена и фамилии адресатов, относящиеся к конкретной личности советы, оставляя лишь самые общие темы. Иногда отрывки писем смешивались, фразы из одного письма вставлялись в текст другого и так далее.
Практически все издания писем и статей старцев базируются на нескольких основных изданиях вышедших до октябрьской революции. Во всех данных изданиях письма сокращались и перекомпоновывались исходя из задач составителя, и их публикация носила ненаучный характер.
После революции 1917г. работы по собиранию материалов старцев были прекращены и возобновились лишь в конце 80-х годов 20-го века. Большинство из них представляют собой репринтные переиздания дореволюционных сборников, но имеется несколько самостоятельных публикаций, в которых печатались некоторые не отложившиеся в государственных хранилищах источники, например "Три неизвестных сочинения Амвросия Оптинского" 1997г.
Первая попытка научного издания писем Амвросия Оптинского была осуществлена в 1990г. в журнале "Русский Архив: русский исторический журнал. Выпуск 1.", где было собрано два десятка писем, которые не были сокращены, остались имена и даты, они располагались в хронологическом порядке, основному тексту было предпослано предисловие, где письмам давалась краткая характеристика. Впоследствии в церковных журналах начинают помещаться полные тексты писем разных оптинских старцев. Иногда это всего 3-4 письма, иногда - 15-20, но не более того.
Все эти издания необходимо учитывать при работе с перепиской старцев, так как они дополняют информацию, получаемую из основного источникового комплекса.
Кроме опубликованных писем старцев и уцелевших после закрытия монастыря документов Оптинского архива, значительный интерес представляют материалы по Оптиной Пустыни, собранные в Свято-
Даниловом монастыре с середины 80-х годов 20-го века и находящиеся теперь в Церковно-историческом музее этого монастыря.
Главным образом туда были включены документы, подаренные монастырю многочисленными частными владельцами, и если эти материалы, ввиду своей малочисленности, мало что могут добавить для изучения первых старцев, то для истории последних 10 - 15 лет существования Оптиной значение их трудно переоценить, так как было утеряно слишком многое из наследия последних старцев. Значительная часть хранящихся там источников является изобразительными, что отличает это собрание от уже упомянутых. В Музее собрано большое количество различных зарисовок монастыря и окрестностей, часто руки самих старцев, их прижизненных портретов и тому подобного.
Целью исследования явилось выявление информационного ресурса переписки Оптинских старцев, представленной в виде данного корпуса источников для изучения менталитета, духовной культуры и религиозного сознания российского общества девятнадцатого - начала двадцатого века. В центре внимания при таком подходе оказались проблемы интерпретации переписки как историко-культурного источника. Интерпретация понималась нами как центральный, наиболее сложный этап культурологического исследования, возможный лишь в условиях проведения всех этапов анализа и культурологического синтеза.
Данный подход определил задачи исследования:
Раскрытие историко-культурных условий и обстоятельств возникновения переписки старцев Оптиной Пустыни как цельного и однородного корпуса источников.
Анализ информационного объема переписки как источника по истории духовной культуры и пути его установления: проблемы полноты, достоверности и интерпретации полученных данных.
Объектом исследования является Оптинское старчество 19-начала 20 веков как культурный феномен.
Предмет исследования: комплекс рукописных и печатных материалов в первую очередь личного происхождения, связанных с деятельностью оптинских старцев и являющихся источником изучения социокультурной истории России указанного периода.
Методологическая основа диссертации обусловлена спецификой задач. Практически любое культурологическое исследование является исследованием полидисциплинарным. Многие разновидности наук о человеке и культуре могут быть использованы в плане восприятия их методологии. При выборе темы и определении ее актуальности важное значение имели методы философии и социологии религии, позволяющие подойти к изучаемому феномену с позиций функционального изучения религий как коллективных представлений, как средства объединения традиционных обществ, как способа установления связи между индивидами и социальным целым, как средства самоидентификации индивида и идентификации определенной социокультурной общности.
В исследовании проблемы и историко-культурной ситуации возникновения изучаемого корпуса источников большое значение имели методы историзма, а в его интерпретациях методы новой социальной и культурной истории, исторической антропологии, методы изучения феномена человеческого общества. В ходе работы над корпусом источников были важны методы источниковедения, при изучении рукописных текстов переписки - методы палеографии. При определении цели исследования, исследовательских этапов и приемов решения исследовательских задач в основу были положены методологические принципы культурологии, представленные в трудах С.С. Аверинцева, Г.С. Батищева, М.М. Бахтина, М. Н. Громова, П.С. Гуревича, И.К. Кучмаевой и других.
В качестве общего методологического принципа при выборе цели исследования мы опирались на выработанные в социологии религии М. Вебера принципы изучения во взаимной связи этических норм религиозного верования (этика) и способов мирского поведения индивидов.
16 Научная новизна исследования. Широкий спектр культурологических и источниковедческих подходов позволяет выявить и проанализировать те стороны рассматриваемого явления, которые прежде не подвергались научному анализу.
Автором предпринято ранее не производившееся выявление источников изучения Оптинского старчества как культурного феномена.
Проведена интерпретация выявленных источников.
Проведен анализ полученной информации о российском старчестве как социокультурном явлении.
Рассмотрены проблемы духовной и светской культуры, отраженные в переписке старцев.
Основные положения, выносимые на защиту:
Традиции исихазма и старчества в России есть явления взаимосвязанные и взаимозависимые.
Институциализация старчества сопровождалась появлением большого числа документальных материалов, различающихся по типологии и происхождению.
Переписка Оптинских старцев со своими последователями является целостным и непротиворечивым комплексом исторических источников.
Источники изучения Оптинского старчества являются важным информационным ресурсом о духовной и светской культуре России 19-начала 20 веков.
Научно-практическая значимость работы.
Результаты диссертационного исследования могут найти свое применение в научной, педагогической и практической деятельности. Основные положения работы позволяют ввести в научный оборот новый комплекс источников изучения духовной и социальной культуры России девятнадцатого века и могут быть использованы при чтении лекционных
курсов, в конкретных исследованиях, посвященных рассматриваемому периоду, при составлении спецкурсов по истории культуры России.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации опубликованы в статьях и тезисах, а так же используются в деятельности Военно-научного общества Военно-технического Университета Федерального Агентства Специального Строительства Российской Федерации.
Структура работы определена ее целью и задачами. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованных источников и литературы.
Во введении обоснована актуальность темы, определены хронологические рамки исследования, охарактеризована источниковая база, показана степень изученности старчества вообще и материалов Оптиной Пустыни в частности, охарактеризована историография вопроса, определена научная новизна исследования и сформулированы цели и задачи работы.
Первая глава "Феномен старчества в России и источники его изучения" посвящена историческим условиям возникновения источника, определению источникового комплекса и его состава. Подробно характеризуется Архив и Собрание Оптиной Пустыни, даются сведения о его видовом составе, а также количественные данные по каждому личному фонду старцев. Описываются дополнительные материалы, получаемые из других собраний и из опубликованных источников.
Вторая глава "Переписка оптинских старцев в контексте русской духовной культуры" посвящена интерпретации переписки. Выясняются обстоятельства деятельности старцев, повлиявшие на состав и содержание всего корпуса. Рассматриваются основные темы переписки, интересовавшие старцев и их адресатов на протяжении всего времени существования оптинского старчества. Проводится выяснение информационных возможностей выявленных документов. Рассматриваются личные фонды старцев для определения специфических особенностей и сходства между
материалами разных мыслителей на протяжении девятнадцатого - начала двадцатого веков. Излагаются результаты культурологического исследования всего корпуса источников изучения старчества в Оптиной Пустыни.
В заключении обобщены основные выводы диссертации и подведены итоги исследования.
Традиции исихазма и старчество в россии
При изучении любого культурного источника необходимо понять его автора с максимально возможной степенью полноты. Личность автора является определяющей для большинства типов источников. В нашем случае ситуация несколько сложнее. Старчество, несмотря на то, что никогда не являлось жесткой структурой, в большой мере влияло на мысли чувства будущего старца так, что можно говорить о единой сверхличности старца. Конкретный человек, находясь в подобной традиционной структуре, испытывает давление на свои чувства, мысли и поступки, стараясь соответствовать в своих и чужих глазах определенным стандартам того, каким должен быть старец. К этому часто добавлялось чувство неудовлетворенности собой при сравнении себя со своим учителем и стремление походить на него.
Между тем, современному человеку очень трудно понять далекие от него, во многом абстрактные построения теоретиков исихазма, заложившие основы старчества. Для того, чтобы стало возможно изучать само явление и источники, необходимо четко представлять себе социальную организацию и механизмы функционирования тех общественно - культурных условий, которые повлияли на форму и содержание изучаемого источника.
Сложность заключается еще и том, что ни в одной христианской конфессии не обнаруживается ничего даже отдаленно напоминающее старчество. Нигде официально не определенные, авторитет и полномочия старцев в понимании православного человека зачастую оказываются много более значимыми, чем власть и влияние высшей иерархии. В православном обществе твердо укоренено мнение о том, что и епископ может ошибаться и даже впадать в ересь, но старец - никогда. Таким образом, нам приходится создавать свою рабочую модель мировоззрения старцев, особенностей их мышления и основных принципов деятельности, опираясь на разноплановые факторы. Безусловно, она упрощена. Не все даже прямые ученики старцев могли похвастаться знанием всех аспектов учения. Для нас важно, что благодаря этой модели мы способны с большей или меньшей точностью работать с источниками и делать обобщающие выводы, основанные на понимании того, как старцы могли мыслить, что чувствовать, исходя из особенностей их учения, характера и фактов личной жизни, а так же того, что о них думали и как воспринимали окружающие.
Источник - это продукт определенной культуры, он создается в конкретных условиях и вне них не может быть понят и проинтерпретирован. Соответственно необходимо осознать особенности философии и мировоззрения старчества, как важной составляющей православной аскетики, малоизвестных за пределами среды, породившей их и практически потерянной в настоящее время у нас стране. Нужно понимать особенности экзотической для современного человека системы восприятия окружающего пространства, которое воспринимается исихастами многомерно, а не плоско, в их реальности присутствует много смыслов, рождающихся из каждого действия.
"Наилучший путь, чтобы войти в православную духовность - через монашество" . Может быть главным отличием православной религиозности является особая, выделенная роль монашества и, шире, аскетики, аскетической жизни и тех, кто ее осуществляет23. Роль высшего авторитета в вопросах веры принадлежит в протестантизме - богословам, в католичестве -папе, но в православии эту роль отводят аскетам24. Аскеты - это люди мистического опыта святой жизни, то есть те, кого на православном востоке называли аввами и пресвитерами, а в России - старцами. В древнем православном смысле, термины богословие и теория обозначают одно и тоже: мистическое созерцание Бога и, следовательно, составляют прерогативу подвижников25, а вовсе не церковного руководства.
Как ярко показывает институт старчества в России, верховный авторитет аскетики не ограничивается религиозной сферой, и даже сферой нравственной жизни, он распространяется на все поведение православного человека26. По праву можно сказать, что сфера аскетической практики - это ядро православной религиозности. Опыт монашества всегда оставался сутью православия, хотя в динамике церковной жизни в истории иногда забывался обществом, государством и даже церковью, что обычно происходило во времена тяжелых социально - политических и культурных кризисов.
Собственно, само становление монашества связано с одним из первых в череде им подобных кризисов общественного сознания, кризисом, обязанным своим возникновением, с одной стороны, глубокой антиномией Евангелия и евангельской истины в жизни человека и, с другой стороны, фактом жизни этого человека в обществе и государстве . Согласно известному анализу Георгия Флоровского, в генезисе и ранней стадии монашества социальные вопросы были определенно выдвинуты на первый план . "В пустыню уходят, чтобы строить там новое общество" , "В этом социальном инобытии все своеобразие монашества и его исторический смысл"30, "Христианская история развертывается в антиномическом напряжении между Империей и Пустыней" .
Проблемы духовной и светской культуры в переписке оптинских старцев
Старцы заняли свою нишу в ряду людей и событий, влиявших на духовную жизнь русского народа, и не маловажную роль сыграли в этом личностные характеристики старцев. Мы можем изучать данное явление только по небольшому числу сохранившихся исторических источников, правильно проинтерпретировать которые нам могут помочь сведения о биографиях конкретных носителей исихастской традиции, перу которых и принадлежит большинство рассматриваемых материалов. Сведения о жизни и деятельности различных старцев не равноценны по своей информативности. Выяснение данных осложняется также тем, что большинство сведений становится нам известно из источников личного происхождения - из воспоминаний духовных детей, лиц заинтересованных и небеспристрастных.
Старцы, почти всегда окруженные беспредельным почитанием, не могли быть не замечены официальной церковью и, соответственно, официальными составителями житий святых, что, несомненно, наложило свой отпечаток на всю информацию в них содержащуюся. Вместо реальных мыслей и действий, перед нами предстает классическая картина жизни православного святого, истинного сына церкви, всегда следующего вслед всем постановлениям и законам. Реальная информация из таких житий может быть извлечена только в случае внимательного ознакомления со всеми другими источниками о жизни старца. В первую очередь со все теми же письмами, в которых, зачастую, проглядывают конкретные обстоятельства биографии, что и позволяет нам постепенно раскрывать подлинные факты жизни оптинских старцев.
В истории оптинского старчества тоже были взлеты и падения, обеспечившие разнообразность сохранившихся документов. С течением времени менялись общественные потребности, они становились все разноплановее, один старец с конца девятнадцатого века уже не мог принимать всех желающих. Намечается специализация по группам населения. В большой мере это оказывается связанным с усиливающимся распадом общества, недаром после своей смерти последний старец "для всех", Амвросий Оптинский не назначил себе преемника, не увидев ни в ком из своих учеников «всеобщего» старца.
Приступая к интерпретации документов старчества и, особенно, их переписки следует хорошо представить себе особенности старчества как явления включающего в себя не только непосредственных носителей традиции исихазма в России - оптинских старцев, но и всех их почитателей. Старчество как явление, безусловно представляющее собой религиозную систему традиционного общества, имеет некоторые характерные особенности. Человек в других подобных структурах растворяется практически без следа, но старчество являет собой исключение из этой тенденции. Наоборот, личностное начало в исихазме в Византии и особенно в России выходит на первый план. Недаром старцы создают свою собственную философскую антропологическую систему, которая подробнейшим образом рассматривается в их трудах. Все теоретические усилия российских старцев состояли в том, каким образом видоизменить эту систему, для усиления воздействия на конкретные личности конкретных представителей народа, не подходя к ним с общей меркой. Старчество дуалистично в своей философии где главной ценностью наравне с Богом (или немного Ему уступая) является человеческая личность, ради улучшения, а точнее оздоровления которой старцы жили и действовали, воспринимая свою деятельность как подвиг сострадания.
Важно так же понимать то, что личность в философии старцев не может и не должна быть пассивной. Если окружающее человека общественное, экономическое, культурное или психологическое пространство не устраивает его по каким либо причинам, он обязан если и не изменить его кардинально, попытаться преобразовать его своими силами до приемлемого уровня.
С другой стороны, сильный человек, по каким либо обстоятельствам пришедший к старцу в Пустынь и проникнувшийся его философской жизненной позицией, мог воспринять методы изменения окружающего пространства, которыми пользовался наставник, и мог начать самостоятельно приводить в первую очередь себя, а затем и окружающих людей в соответствии с идеями исихазма, становясь, как много позже скажет епископ Варнава (Беляев), старцем в миру .
Переписка старцев становится для исследователя наиболее информативной, так как устные разговоры не сохранились, хотя некоторые и записывались спустя многие годы, статьи и книги преследовали какую - то одну, часто весьма частную цель, а в письмах, писавшихся поколениями старцев и их учеников на протяжении ста пятидесяти лет отражались многие актуальные вопросы тогдашней, уже ушедшей и не доступной для нас какими либо другими способами действительности.
Сотни и тысячи писем к самым разным людям, при их комплексном изучении, позволяют дополнить и прояснить динамику процессов, проходивших в русском обществе и дать построить более - менее целостную модель общества, переживающего переход к новым общественным отношениям в условиях тяжелейшего мировоззренческого кризиса.
Прежде чем говорить о неких общих моментах в материалах старцев необходимо подробно остановиться на творчестве каждого конкретного старца. В их деятельности было много общего, они действовали в одном направлении, в рамках единой традиции. Даже язык писем разных старцев местами очень похож, схожи и стиль и структура посланий. Однако старцы были разными людьми, жили в разных условиях. На протяжении девятнадцатого века успели несколько раз измениться условия Варнава, еп. (Беляев). Основы искусства святости. Т. 3. М. 1998. С. 135. существования самого старчества Оптиной Пустыни, и даже Церкви в целом. Изменялось и общество.
За двенадцать лет своего пребывания в Оптиной Пустыни старец Леонид создал основу нового русского старчества, творчески подойдя к принципам, созданным отцами - аскетами. Включенность в реальную жизнь общества обеспечило его преемникам то внимание разных слоев народа, которое и создало феномен Оптиной Пустыни.
Старец Леонид посвятил теме христианина в священном сане и монашеском чине многие свои письма. В переписке не только со священниками и монахами, но и мирянами, старцем не мало уделяется внимания тому, каким подобает быть служителю церкви в священном сане, каковы его духовный облик, служение, обязанности, ответственность, как его нужно принимать, как к нему относиться и каковы права подлинного служителя Бога, независимого ни от каких мирских интересов, кроме интереса служения людям, как образам Творца, которые равны между собой в глазах священника.
Полнотой харизмы апостольской власти обладает епископ, но о его служении у старца Леонида говориться сравнительно мало. Епископу следует "править порученные от Бога, быть чисту, не пьянчиву, кротку, незлатолюбиву" .
Тематическая и социокультурная характеристика переписки оптинских старцев
Интерпретация писем оптинских старцев дает нам материал для дальнейшего исследования, позволяет понять основные идеи старцев, определить их содержание, но она не способна предоставить всю полноту социальной информации, которой располагает источник. Если брать только лишь результаты интерпретации, то становится видна однообразность находящейся в нем информации, которая на первый взгляд представляет скорее богословский, нежели научный интерес.
Исихазм вообще придает первостепенное значение личному опыту и любой посредник, в том числе и письма, только затрудняют все дело. Оптинские старцы относились к письмам как к неизбежному в условиях огромного количества учеников злу, понимая, что выбирать приходится между правильным традиционным обучением и массовостью, выбрав последнее. Однако, даже используя письменную форму наставлений, они, тем не менее, придавали пусть краткому, но личному общению первостепенное значение, что сказывалось на содержательности писем.
Факты и опыт ценились старцами больше, чем образы, символы и понятия, - другими словами, сущность в исихазме все, а форма - ничто, ну или почти ничто. Можно сказать, что исихазм - это радикальный эмпиризм, что осложняет задачу исследователя переписки старцев, которые часто оставляли в письмах только намеки и сведения, хорошо понятные их ученикам, но маловразумительные для стороннего читателя.
Направленность внутрь подразумевает то, что старец взывает непосредственно к духу человека. Когда посредничество формы исключается, один дух общается непосредственно с другим. Средство общения, или символ самовыражения, ограничивается по возможности кратчайшей формой. Когда достаточно одного слова или жеста, зачем писать объемистые тома? В то же время именно эти слова могут дать нам представление о внутреннем мире и духе людей прошлого больше, чем многие другие источники.
Задача анализа и состоит в том, чтобы изучить как намеренно, так и ненамеренно вложенную в источник информацию, рассмотреть возможность соотнесения тех или иных тем старческой переписки с теми или иными социальными группами, определить, как переписка старцев может периодизировать историю развития самого оптинского старчества и показать информационные возможности всего источникового комплекса.
Переписка оптинских старцев позволяет нам делать достоверные выводы о процессах идущих как в церкви, так и во всем русском обществе благодаря своей большой численности. Практически письма оптинских старцев, являясь источником личного происхождения, одновременно приобретают черты массовых источников, так как удовлетворяют следующим требованиям:
1) ординарность обстоятельств происхождения (действительно, большое количество писем всех старцев на протяжении истории оптинского старчества были обязаны своим происхождением практически одним и тем же причинам и обстоятельствам, которые включают в себя и личности авторов, и жизненные обстоятельства людей, обращающихся к старцам, даже склад психики, при всех индивидуальных различиях адресатов был схож; все они возникли в повседневной жизни);
2) однородность, аналогичность или повторяемость содержания (большое количество всех текстов, особенно объединенных личностью одного старца, носят очень похожий характер, что и естественно - люди, вне зависимости от своего социального происхождения и имущественного положения, остаются в первую очередь людьми, с практически идентичными проблемами, во всяком случае, совпадающими в определенных временных рамках);
3) однотипность формы, тяготеющая к стандартизации (данный пункт верен не всегда, но у некоторых старцев, например у старца Амвросия, примерно к середине его деятельности на старческом поприще) складывается некая общая схема, по которой строятся все письма и самих старцев и их корреспондентов.
Несмотря на кажущуюся отвлеченность многих тем старческой переписки от реальной, повседневной жизни общества, мы, тем не менее, можем выяснить определенные социальные аспекты, рассматривая их в динамике, на всем протяжении деятельности старцев в Оптиной пустыни.
Итак, при рассмотрении материалов старчества, они довольно четко распадаются по своему содержанию, темам, которые в них рассматриваются, социальным группам населения России, которые попадали под влияние старчества, на три основных хронологических группы:
1) начало девятнадцатого века -1841 год (старец Леонид);
2) 1841 -1892 годы (старцы Макарий и Амвросий);
3) 1892 -1930 годы (наследники старца Амвросия). Последняя группа материалов распадается еще на три подгруппы:
1) 1892 -1908-1910 годы - «осень старчества»;
2) 1910 - 1917 годы - частичное возрождение значения старчества и качественное усиление самих носителей традиции в смысле личностных особенностей;
3) 1917 - 1930 годы - гонения и закрытие Оптиной Пустыни, последние годы существования оптинского старчества.
Первая группа материалов начала девятнадцатого века характеризуется небольшим комплексом документов, которые, тем не менее, имеют целостный характер и описывают зарождение и укоренение старчества в Оптиной Пустыни. Структура монастыря претерпевает изменения (создается Иоанно - Предтеченский скит). Прослеживается некоторое давление на старца Леонида со стороны церковной иерархии.
Письма касаются в первую очередь бытовых, мелких проблем, хотя старец и начинает внедрять понятие "умного делания" и идеи святых отцов -аскетов. Выдвигаются требования к качеству церковных служителей, и ведется скрытая критика церковных властей. Именно у старца Леонида высказываются наиболее радикальные идеи по устройству церкви. Видимо он вынашивал мысль о предоставлении белому приходскому духовенству значительно больших прав и власти в делах, как церкви, так и государства.
