Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Варианты рассмотрения проблемы в существующих текстах 26
1.1 Культура как "великая неудача" 26
1.2 Культура как "способность и усилие человека быть" 31
1.3 Проблема "старения" культуры в связи с динамикой общественного сознания 33
1.4 Сознание как коррелят свободы 37
1.5 Современный мир: "сознание толпы" и
Технотронная культура 44
Глава II. Методологическая база исследования 50
2.1 Определяющие свойства сознания 53
2.2 Эволюционная динамика психических функций 59
2.3 Иррациональная природа стремления 68
2.4 Картина болезни сознания 80
2.5 Уровневая модель социокультурных систем: ментальная матрица (мм) 84
2.6 Область высшего бессознательного 88
2.7 Уровни коллективного сознания 92
2.8 Область низшего бессознательного 97
2.9 Зона творчества 104
2.10 Управляющий центр (доминанта) 107
Глава III. Три аспекта культуры 113
3.1 Троичная иерархия: метасистема, социокультурная система, индивид 114
3.2 Индивиду ально-жизненньм аспект культуры 116
3.3 Социальный аспект культуры 128
3.4 Сверхжизненный аспект культуры 139
Глава IV. Культура социума как живая система 151
4.1 Общая характеристика свойств живых систем 152
4.2 Нарушение целостности социокультурной системы 155
4.3 Вселенная как метасистема 157
4.4 Превышение допустимой свободы на подсистемном уровне 159
4.5 О свойствах синтеза 165
4.6 Доминанта как системообразующий центр 167
4.7 Дестабилизация системы .168
4.8 Фактор индукции 171
4.9 Особенности информационного обмена в социокультурных системах 173
4.10 Сознание как внесистемный фактор 176
Глава V. Факторы автономного действия подсистем в системе культуры 180
5.1 Информационный парадокс системы культуры 181
5.2 Подсистема типа "каркас" 182
5.3 Подсистема типа "машина" 187
5.4 Подсистема типа "маятник" 191
5.5 Подсистема типа "опухоль" 195
5.6 Подсистема типа "вулкан" 202
5.7 Неизбежность появления жестких подсистем в социокультурных системах 206
Глава vi. Сознание и культура 214
6.1 условия плодотворной работы сознания 214
6.2 сознание в трех аспектах культуры 224
6.3 сознание и эволюция культуры 232
6.4 кульминация конфликта 250
6.5 антропологическая катастрофа 262
Глава vii. Основания новой парадигмы культуры 273
7.1 тупиковый вариант выхода из кризиса: бегство от культуры 274
7.2 Смирение перед окончательной истиной или поиск? 279
7.3 Предпосылки предлагаемой парадигмы 285
7.4 Ориентация культуры на задачи сознания 291
7.5 Восстановление связи с архетипами 295
7.6 Задача системного управления применительно к системе культуры 305
7.7 Место трех аспектов культуры в структуре новой парадигмы 312
7.8 Культура и коллективное подсознание 319
7.9 Перспективы обращения к "интуитивной культуре" 322
Заключение 328
Список литературы
- Проблема "старения" культуры в связи с динамикой общественного сознания
- Уровневая модель социокультурных систем: ментальная матрица (мм)
- Индивиду ально-жизненньм аспект культуры
- Доминанта как системообразующий центр
Проблема "старения" культуры в связи с динамикой общественного сознания
1. Конфликт между культурой и сознанием исследовался с опорой на системный анализ. Результат такого анализа показывает, что динамика сознания и динамика культуры имеют принципиально различную природу.
Сознание индивида, помимо таких основных его свойств как восприятие, память, представление, понимание и управление действием, обладает тенденцией к спонтанной активности, для обозначения которой в данной работе используется специальный термин — Стремление. Если восприятие, память, представление и понимание обусловлены психическими структурами и, следовательно, могут рассматриваться в рамках системной логики, то Стремление способно выходить за пределы всех психических ограничений и потому имеет внесистемный смысл.
В то же время именно свободное Стремление, — в большей степени, нежели весь объем информации, усвоенный человеком, делает его духовным существом, способным к безграничному познанию как объектного мира, так и мира внутреннего, к овладению структурами бессознательного и тем самым к переходу на всё более высокие уровни, недоступные другим живым существам. Итак, сознание, — в условиях его творческой свободы, — по существу внесистемно, т.е. оно не может ограничить себя лишь функциональной ролью.
2. Культура, как некая совокупность средств надбиологической регуляции человеческой жизнедеятельности, по всем своим свойствам и параметрам есть живая система. Законы ее динамики (энергоинформационный обмен со средой обитания, самовоспроизводство её элементов, адаптация к меняющимся внешним условиям) полностью вписывается в поведение живых систем. Для целей данного исследования создана рабочая модель системы культуры, названная ментальной матрицей. Эта модель позволила: а) наглядно представить уровни сознательной и бессознательной коллективной памяти; б) определить связи между ними; в) определить функциональную значимость наиболее важных «блоков» в социокультурной системе; г) исследовать её центр (доминанту); д) определить особенности её поведения как живой системы.
Итак человеческий индивид, по условиям своего социального бытия, является не более, чем элементом социокультурной системы, сохранность которой может быть обеспечена лишь полным подчинением индивида ее законам. Культура, следовательно, не может не ставить человеческому сознанию жестких границ, переступать которые нельзя, ибо это грозит системе потерей стабильности. Неудивительно поэтому, что одной из главных функций культуры всегда была функция ограничения человеческой свободы, предусматривающая определенный набор репрессивных механизмов — от общественного порицания до прямого насилия включительно. В частности, весьма действенным инструментом ограничения человеческой свободы со стороны культуры является механизм насильственного формирования сознания (воспитание, образование, пропаганда). Психика индивида формируется системой культуры по некоему единому образцу, в согласии с предписаниями и традициями. Главный смысл этого в том, чтобы индивид мог стать функциональным элементом социокультурной системы. Для этого необходимо, с одной стороны, ограничить Стремление, а с другой — ввести его в желательное для культуры русло.
Налицо, таким образом, сущностная антиномия, которая обнаруживает себя как перманентный конфликт между сознанием и культурой. Если индивиду удается отстоять свободу своего Стремления — в определенной мере он перестает быть элементом социокультурной системы, и тогда эта последняя, следуя свойству живых систем — воспроизводить условия своей стабильности — поступает с индивидом, как любой организм ведет себя с внедрившимся в него чужеродным телом: она его отторгает. Культура вынуждена защищаться от человека, т.е. от тех форм его поведения, которые носят внесистемный характер.
3. Культура и сознание, при всей их антиномичности, взаимно обусловлены. С одной стороны, без культуры сознание человека не имело бы необходимых для его работы базовых структур. С другой, сама культура не могла бы существовать без творческих усилий сознания.
Культура и сознание имеют, кроме того, общие основания. В качестве таковых выступают первообразующие универсальные принципы (Первичные архетипы), составляющие фундамент Высшего бессознательного. Условием стабильности культуры является актуализация этих принципов через миф, обряд, символ, этические постулаты, систему ритуалов и т.д. В то же время условием расширения сознания также является опора на Первичные архетипы как базовый источник творческой активности и духовной жизни.
Существует однако ситуация, в которой возможен отрыв от общих истоков как со стороны сознания, так и со стороны культуры. Эта ситуация есть ситуация кризиса, способного стать губительным для обеих конфликтующих сторон.
Для социокультурных систем борьба с сознанием чревата длительным застоем, либо необратимой дестабилизацией. Дело в том, что на внесистемное поведение своих элементов живая система реагирует появлением жестких структур, назначение которых — любыми способами обеспечить регулярность функциональных процессов в системе. В настоящем исследовании выделены и классифицированы 5 жестких подсистем, которые могут возникнуть в системе культуры. Они по-разному функционируют, но объединяющим началом для них служит качество неорганичности. Это — квазимеханические образования, создаваемые культурой специально для ограничения произвола человеческого сознания. Характерным примером такой жёсткой подсистемы может служить государственные институты тоталитарной власти. Если роль этих механизмов в жизни общества превосходит некий критический предел — наступает стадия "окостенения" организма культуры с неизбежным возникновением эффекта социальной энтропии. Для многих локальных культур этот период совпадает с временем зрелой цивилизации. Именно на этой стадии культура стремится обеспечить свою защиту тотальной системой жестких предписаний, отрываясь тем самым от своего живого истока — Первичных архетипов. Показателем этого, в частности, является ослабление в обществе религиозного чувства и утрата чистоты нравов; живая ткань культуры замещается здесь механическими структурами. Как показывает История (поздний Рим, поздний Вавилон, Новой царство Египта и т.д.), это состояние необратимо.
4. В ходе исследования социокультурная система рассматривалась в трёх аспектах: индивидуально-Жизненном, Социальном и духовно-религиозном (Сверхжизненном). Такая градация оказалась весьма удобной как для структурного, так и для динамического анализа системы культуры. Этот анализ показал, что при наличии жёстких подсистем в системе культуры сознание в рамках Первого аспекта становится обыденным; внутри Второго оно превращается в то, что называют "массовым сознанием" или сознанием толпы, а Третий аспект связан с появлением коллективно-религиозного сознания, имеющего своим частным проявлением фанатизм. Все эти формы организованного культурой сознания превращают человека в деталь социальной машины. Сознание становится вполне функциональным, но неспособным на творческую работу и расширение своих границ.
Ретроспективный анализ эволюции социокультурных систем показывает, что творческий потенциал сознания, в борьбе с ограничениями культуры, имеет тенденцию к угасанию. И если до XX столетия эта ситуация оказывалась фатальной лишь в рамках локальных культур, не затрагивая человечество в целом (гибель локальной культуры в каком-то одном районе Земного шара могла совпасть по времени с расцветом или зарождением других культур), то современная ситуация, когда человечество движется к единой цивилизации, чревата катастрофой глобального масштаба.
5. На основании идеи «психических функций», предложенных К.Г. Юнгом, и данных науки об эволюции жизни на Земле, в исследовании выдвинуто положение о психической эволюции, смыслом которой является постепенное включение «психических функций» в жизненный процесс по мере возникновения новых видов. На современном этапе эволюции стало возможным прогнозировать в скором будущем главенствующее значение последней из четырех "психических функций" К. Юнга: интуитивной способности сознания, — способности непосредственного вхождения в реальность, минуя дискурс.
Уровневая модель социокультурных систем: ментальная матрица (мм)
Этот отрывок можно прокомментировать лишь замечанием, что свобода, не выходящая «за пределы традиционных образцов», едва ли заслуживает своего названия. Отношение между культурой и свободой, таким образом, вполне напоминает отношение известного Гоголевского персонажа к своему младшему отпрыску: «Я тебя породил, я тебя и убью!». Замечательно также мнение относительно людей, которые находят в себе силы вырваться из «жёстких тисков традиций»: они заранее объявляются социально опасными. В этих условиях, конечно, шансы на успех человека, возлюбившего свободу, минимальны.
Исследование динамики коллективного сознания обычно начинается с изучения типологических форм эволюции сознания индивидуального. Фазы этой эволюции (по крайней мере до зрелых форм обыденного сознания) хорошо изучены, а если учесть, что в лице лучших своих представителей человечество прошло практически весь путь эволюции сознания, вплоть до всевозможных форм космического озарения и просветления, то мы имеем возможность представить себе весь спектр различных стадий этой эволюции — от полуживотных и полубессознательных до трансперсональных.
К наиболее удачным попыткам такого рода следует отнести фундаментальный труд К. Уилбера «Проект Атман». Автор подробно прослеживает поддающиеся анализу хорошо известные фазы развития индивидуального сознания («плеромная самость», «уроборическая самость», «вербальный ум», «трансвербальность») и экстраполирует линию развития на более тонкие области, предваряя эти, кажущиеся фантастическими, попытки следующим рассуждением: «Все мы знаем, что представляют собою «низшие» стадии и уровни психики (я говорю здесь наиболее обобщённо и упрощённо): им свойственны инстинктивность, импульсивность, либидозность, животность, обезьяноподобие. И всем нам также известно кое-что о некоторых «средних» стадиях: это социальная адаптированность, приведение ума в порядок, интеграция «эго», синтаксическая организация, концептуальная продвинутость. Но разве нет никаких более высоких стадий? Разве «интегрированное эго» или «автономная индивидуальность» являются высочайшими достижениями человеческого сознания? Индивидуальное «эго» — это единство изумительно высокого порядка, но по сравнению с Единством всего космоса выглядит жалким кусочком целостной реальности. Неужели природа трудилась миллиарды лет, чтобы произвести на свет лишь эту ничтожную эгоистическую мышь?
Проблема с вопросами такого рода заключается в том, чтобы найти примеры личностей подлинно более высокого порядка, и чётко решить, что же именно делает их такими. Сам я считаю, что с продолжением коллективной эволюции человечества эта проблема станет легко решаемой, поскольку в демографических данных будет появляться всё больше «просветлённых» личностей, и статистические расчёты вынудят психологов включать профили более высокого порядка в рассматриваемые ими стадии развития. ... ... в великих мистиках и мудрецах мира представлены некоторые из самых высоких, если не высочайших, стадий человеческой эволюции.» [190, с. 16]
В то же время К. Уилбер хорошо отдаёт себе отчёт в несводимости этих экстраполяции на область коллективного сознания, ибо: «...коллективное человечество эволюционировало лишь до стадии «эго», так что пока существует определённость только в отношении возникновения уровней, ведущих к этой стадии». [190, с. 123]
Почему же, в течение долгих веков и тысячелетий, человечество во всей его целокупности не смогло достичь не то чтобы уровня сознания выдающихся мудрецов, но хотя бы первоначальных стадий просветления (например, сато-ри)? Отвечая на этот вопрос, автор констатирует:
«Поскольку человек желает реальной трансценденции больше всего другого, но не может или не хочет смириться с обязательной смертью своего отдельного само-ощущения, ему приходится в поисках трансценденции использовать такие пути или такие структуры, которые в действительности препятствуют ей и вместо неё навязывают символические суррогаты. Есть много вариантов таких суррогатов: ... деньги, слава, знание, власть, — всё это, в конечном счёте, суррогатные удовлетворения, простые заменители истинного освобождения в Целостности» [там же].
Эти «символические суррогаты», если присмотреться к ним внимательно, оказываются атрибутами культуры, и сам по себе этот факт наводит на мысль (для автора побочную, но чрезвычайно важную для контекста нашего исследования), что именно культура является здесь средой, ограничивающей трансцен-денцию (эволюцию) сознания. Здесь мы ещё раз выходим на проблему свободы в связи с ростом сознания, причём К. Уилбер подчёркивает новые аспект этой зависимости: он говорит (и современный психоанализ многократно подтверждает это), что несвобода человека обусловлена его страхом перед неизвестностью, перед перспективой потерять реальные гарантии своего существования, которые может ему предоставить только культура.
Необходимо подчеркнуть, что оба понятия — свобода и сознание — коррелируют не только потому, что свобода является главным необходимым условием развития сознания, но в самом понятии свободы имманентно содержится условие осознавания, являющееся сущностно необходимым для её реализации. Без этого условия свобода превращается в спонтанность, т.е. в естественные, но никуда конкретно не направленные проявления живой природы человека.
Индивиду ально-жизненньм аспект культуры
Весь вопрос, однако, в том, ЧТО побуждает человека делать тот или иной выбор: ведь если предположить, что выбору не предшествует побуждение, то и сама процедура выбора теряет смысл. Во имя чего делать выбор человеку, не имеющему никаких стимулов? Внимательно проследив цепочку причин, приведших человека к тому или иному осознанному действию, мы обнаружим все то же Стремление, по-прежнему иррациональное, но трансформированное психикой в форму определенного желания и к тому же подвергнутое рационализации (т.е. «оправданное» разумом, при этом мотив «оправдания» также иррационален, ибо подчинён всё тому же Стремлению). Получается парадокс: человек свободен, но его свобода управляема некими таинственными для него силами. Он может избавиться (хотя и с огромным трудом) от власти предрассудков, привычек, от внешнего принуждения, даже от некоторых рефлексов. Но он не в силах освободить себя от власти своего Стремления, если, конечно, не откажется от любой формы деятельности вообще.
Но мало этого. Стремление, получившее в психике человека небывалую раскованность, побуждает его выходить за пределы всех мыслимых границ. В самом деле: какое другое живое существо будет просто так, из любопытства или дерзости, переступать границы собственной природы? Зачем черепахе штурмовать Эверест? Зачем собаке лазать по деревьям, а кошке — летать? Эти существа миллионы лет живут и будут жить так, как им предписано их биологической программой. Человеку же ничего нельзя запретить. Он из одного желания выйти за положенную ему грань переступает не только через пределы привычного, но и нарушает все мыслимые законы (моральные в том числе). В его беспредельном падении чувствуется та же мощь свободного Стремления — перейти! перешагнуть! — что и в его беспредельном героизме. Он словно создан быть преступником, если придерживаться точной этимологии этого слова: пере-ступать. Человек — существо героическое и, значит, трагичное в своей основе. Именно с его появлением на мировой сцене возникает возможность инволюции, возможность болезни и деградации сознания. Так называемый "сознательный" выбор человека может быть продиктован эгоистически структурированным Стремлением, или же абстрактными и неадекватными жизни соображениями, в результате чего его действия сплошь и рядом приводят его к дисгармонии с окружающим миром, к конфликту с природой и с самим собой, к порче и даже уничтожению среды обитания (за примерами далеко ходить не приходится, — экологическая ситуация в современном мире недвусмысленно свидетельствует об этом).
Таким образом, появление человека — ситуация крайне рискованная для мира. Однако же нельзя миновать эту стадию психической эволюции: сознание не может расти, если оставлять его на положении биологического автомата. В то же время, если бы человек был полностью отдан во власть своего произвола, само его существование было бы невозможным. И здесь эволюция нашла спасительный выход: как уже говорилось, она напрямую "подключила" сознание человека к архетипам, то есть, к запечатленным в его бессознательном фундаментальным законам космоса. Благодаря этому в Стремлении человека появляются необходимейшие для обустройства его жизни и охраняющие эту жизнь мотивы: религиозные, этические, эстетические, нравственные, приводящие к системе сознательной регуляции его деятельности.
Действительно, если задуматься еще раз над вопросом, который вроде бы давно решен — чем же человек в первую очередь отличается от животного? — то ответ напрашивается отнюдь не хрестоматийный. Использование орудий труда? Их используют многие животные. Язык общения? Он есть и у животных. Абстрактное мышление? Но это — сравнительно позднее достижение человека; без него он успешно обходился многие тысячелетия. Единственное, без чего человек НИКОГДА не мог обходиться: связь с архетипами. Ни одно животное, в отличие от человека, не может быть религиозным. В поведении животного нет ни этических, ни эстетических мотивов. Оно, по-видимому, ничего не знает о сверхчувственном мире (а человек — знал с самого начала! Даже неандерталец, судя по сохранившимся захоронениям, верил в жизнь после смерти).
Знаменательно, что ученые-этнографы, исследовавшие архаические племена на всех континентах, не обнаружили до сих пор ни одного безрелигиозного племени. Человек с незапамятных времен знал, что ему надо быть в ладу не только с окружающей его природой, но с силами, ею управляющими. Само же существование этих сил было ему явлено отнюдь не как результат чьих-либо умственных спекуляций или усилий воображения, он это воспринимал как некую духовную очевидность, точно так, как окружающий его мир был зрительной очевидностью. Сознанию человека ОТКРЫТА ВНУТРЕННЯЯ РЕ-АЛЬНОСТЬ — вот этим он и отличается от "братьев своих меньших" .
Именно изложенное выше обстоятельство, как мы рискнем здесь предположить, явилось источником трех новых способностей, которые сознание приобрело на человеческой стадии эволюции: представление, понимание и творчество. Представление невозможно без соотнесения с идеальным образцом, понимание питается инстинктивным знанием глубинных законов, творчество -- озарением. То, другое и третье человек черпает из недр бессознательного.
Доминанта как системообразующий центр
Эти оба момента исполнены глубочайшего значения в судьбе осознающего героя (назовем его так): первый означает разрыв с миром «простых радостей» и приближение к каким-то внежизненным, идеальным задачам, второй — неизбежное противостояние социальной среде. Оказывается, что человек, в том случае, когда он отваживается на риск творчества и расширения сознания, тем самым теряет даже те минимальные гарантии, которые ему может дать обыденная жизнь. Впрочем, они ему теперь ни к чему: он попросту теряет интерес к этой жизни. Теряет он и свои социальные связи (странствующий герой — человек, лишенный привычного окружения, а значит, и культурного диктата своей социальной среды).
Мы приходим к выводу (пока еще предварительному), что работа человеческого духа по расширению сознания закономерно связана с утратой значения двух аспектов культуры — Жизненного и Социального, и одновременным усилением третьего — Сверхжизненного. Это можно проследить на бесчисленном множестве примеров, начиная с гениальных художников и мыслителей, плохо приспособленных к жизни и всегда чувствовавших себя изгоями в своей среде, до отшельников и святых анахоретов, сознательно удалившихся от мира.
Закономерен вопрос: что же было до героической эпохи? Имеем ли мы право сказать, что жизнь первобытного человечества была сплошной обыденностью, сквозь которую не могло пробиться усилие даже самого мужественного сознания? Знакомясь со свидетельствами психологов и этнографов, мы обнаруживаем замечательную вещь: оказывается, «обыденное сознание» вообще не имело никакого отношения к жизни архаических обществ. Сознание каждого взрослого члена первобытного племени было устремлено на активное поддержание космического миропорядка, в союзе с известными ему божествами и духами природных стихий.
Вот свидетельство К.Г. Юнга, который передал в своих воспоминаниях беседу со старым индейцем племени пуэбло: «Ведь мы — тот народ, — сказал он, — который живет на крыше мира, мы дети Солнца, и, совершая свои обряды, мы помогаем нашему Отцу проходить по небу. Если мы перестанем это делать, то через десять лет солнце перестанет вставать. И тогда наступит вечная ночь» [229, с. 307 —308].
Мирча Элиаде в своей книге «Священное и мирское» многократно подчеркивает смысл первобытного мифа как реактуализации бытия и делает вывод: «онтологическая одержимость — главная отличительная черта человека первобытных и древних обществ» [219, с. 62 — 63].
«Онтологической одержимостью», стало быть, отмечено само начало деятельности человеческого сознания. Но почему же эта одержимость не привела первобытного человека к более высокому, выходящему за пределы мифа, уровню осознания реальности? Вероятно потому, что связь с архетипами, результатом которой была сама эта «онтологическая одержимость», не выходила у него за рамки бессознательного. Его душевная жизнь протекала в постоянном и активном контакте с ним (качество, почти абсолютно утраченное цивилизованным человечеством). В рамках предлагаемой нами интерпретации это означает, что в Ментальной Матрице любого архаичного социума имела место теснейшая связь верхних трех уровней (МС, МН и МК), а значит, была обеспечена и достаточно сильная энергетика, стимулировавшая ту самую «онтологическую одержимость». Но Зона Творчества каждой такой Матрицы была близка к нулю: человек не мог вносить поправки в законы космоса, с которыми был столь интимно связан.
Потребовалось резкое размежевание человека и всей остальной живой природы, чтобы человеческое сознание стало неудержимо отрываться от своих начал. По мере того, как это происходило (в результате «неолитической рево 125 люции»), Стремление постепенно теряло связь с Первичными архетипами. Тогда усилиями смелых одиночек человечество начало осуществлять поиск смысла в потерявшем смысл мире: для сознания наступила героическая эпоха.
С какого-то момента (возможно, это было начало «осевого времени»: середина I тыс. до н.э.) движение человеческого сознания к овладению реальностью разделилось на два направления. На Востоке (Индия, Китай) сознание, усилиями мудрецов и великих учителей, стало пробиваться в глубь, в недра бессознательного — до первоначальной реальности, которую индусы называли Пара-матма, буддисты — Нирвана, даосы — Дао. Та же самая реальность была для них и конечной: они научились отождествлять с нею свое сознание. На Западе, наоборот, поиски шли преимущественно во внешнем мире, и увенчались они, с одной стороны, научно-позитивистской, материалистической картиной мира, с другой, — обретением Единого трансцендентного Бога-Творца, который также являл собою начало и конец всякого существования.
На достаточно уже долгом отрезке исторического времени человечество в лице своих героев-одиночек достигло на путях познания поистине удивительных результатов. От чисто волевых подвигов эпических времен (здесь действовала сенсорная психическая функция), через подвиги любви, восходящие к вершинам, подобным мифу о Тристане и Изольде (эмоциональная психическая функция), и подвиги разума, начатые древнегреческими философами (мыслительная психическая функция), к подвигам глубокого и молчаливого проникновения в самое сердце реальности (интуитивная психическая функция) — человек в своей безоглядной жажде познания, кажется, уже предвосхитил всю эволюцию сознания во Вселенной.
