Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1 Граница как предмет культурологического исследования: проблема приграничья
1.1. Формы концептуализации феномена границы в русской культуре: от волшебной сказки к политической доктрине 13
1.2. Приграничье как «ничья земля» и как «пространство встречи». ..35
1.3. Приграничье и проблема маргинальных пространств в культуре..49
ГЛАВА 2 Дальневосточное приграничье: генезис, структура, динамика
2.1. «Столкновение цивилизаций»: ключевые культурные образы дальневосточного приграничья 66
2.2. «Другой» как участник межкультурного диалога: Китай в воспри-ятии русской культуры 92
2.3. Пространства взаимодействия в кросскультурном диалоге на дальневосточной окраине России 115
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 130
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ 133
ПРИЛОЖЕНИЕ №1 146
- Формы концептуализации феномена границы в русской культуре: от волшебной сказки к политической доктрине
- Приграничье как «ничья земля» и как «пространство встречи».
- «Столкновение цивилизаций»: ключевые культурные образы дальневосточного приграничья
Введение к работе
Актуальность исследования. В настоящее время понятие границы приобретает особую значимость во всех культурно значимых типах дискурса. В социокультурном смысле граница призвана конституировать «свое» пространство, воспроизводить представления о дихотомической структуре жизненного мира. Она становится основанием социокультурной рефлексии, когда «жизненный мир» и, соответственно, социокультурная идентичность строится на подобном противопоставлении с «за-граничными» жителями, что во многом определяет социальные действия. В ситуации, когда сохранение целостности России зависит от устойчивых факторов, детерминирующих региональное своеобразие, процесс национальной идентификации в рамках региона, его позиционирование в масштабах страны, сопредельных территорий не может остаться без нашего внимания.
В результате распада империи СССР территории российского Дальнего Востока уже нельзя рассматривать как идентичные части единой, слаженно работающей системы. Прежние границы нашего государства, функционировавшие как важнейший элемент «железного занавеса» между «своим социалистическим» и «чужим капиталистическим» миром, потеряли сегодня привычный смысл. Границы не просто разделяют государства и являются форпостом разных политических, экономических и культурных систем. Они становятся центром сотрудничества, где жизненные правила и социальные практики людей пересекаются.
Наиболее показательное, на наш взгляд, изменение принципов и механизмов трансграничного взаимодействия можно наблюдать на территории Дальнего Востока России, где традиционное культурное самосознание, связанное с концептом «крепости», «форпоста», окруженного враждебными соседями, приобретает в настоящее время иные черты и актуализирует иные основания для становления новой национально-культурной идентичности.
Благодаря усиливающемуся трансграничному сотрудничеству на русско-китайской границе, мы можем говорить о мобильности этой границы и динамике приграничного пространства. Важной чертой приграничного сотрудничества на Дальнем Востоке, в частности в Хабаровском крае, является взаимодействие регионов, принадлежащих разным культурно-цивилизационным системам. В этом кросскультурном взаимодействии понятия «Другого», «Чужого» приобретают особое значение. Формируется особый пространственно-культурный феномен - приграничье. Под «приграничьем» мы понимаем единое социокультурное пространство сопредельных регионов, которое структурируется трансграничными социокультурными сетями.
Актуализированные этим взаимодействием смыслы, транслируясь через границу, выступают основанием для формирования новой культурной идентичности, рожденной в диалоге и ориентированной на диалог. Исследование приграничного культурного пространства, порожденного взаимодействием этих смыслов, мы и предприняли в настоящей работе.
Не менее значима предложенная тема не только в плане исследования реалий культуры русско-китайского приграничья, но и в плане выработки общих представлений о культуре, инструментария культурологии.
Феномен границы определяет специфический статус культурологии в контексте современного гуманитарного знания. Культурология - это особый способ транскультурного бытия: посреди культур, на границе культур. Если другие науки так или иначе живут и действуют внутри определенной культуры, бессознательно «пропитываясь» ее определениями, то в культурологии предметом осмысления становится непосредственно культура. В попытках осмысления культуры культуролог тем самым выходит за ее предел, переходит ее границу. Следовательно, культурология содержит в себе предпосылки транскультурного или трансграничного движения. Таким образом, вариативность проявлений феномена границы в культуре и выделение такого типа от ношений, как «трансграничное (приграничное, кросскультурное) взаимодействие», представляют концептуальную значимость для культурологического знания. Культурологическая концептуализация понятия «граница», выявление специфических «смыслов границы» делает наше исследование актуальным для выработки теоретических положений культурологии как автономной отрасли знания.
Степень научной разработанности проблемы. Проблема экзистенциальных, антропологических, социальных, символических «границ» и «пограничных» феноменов человеческого бытия широко представлена в трудах отечественных и зарубежных философов, культурологов и культурных антропологов. Круг работ, раскрывающий проблему социокультурных границ «Своего» и «Чужого» и позволивший сформировать категориальное поле нашего исследования, представлен таким авторами, как А. Гурин, Г.Зиммель, Ю.Лотман, Е.Сурова, В.Тернер, А.Тойнби, Р.Шу куров, М.Элиаде, М.Эпштейн и др.
Философы, социологи и политологи, затрагивая вопрос о пространственной коннотации границ, говорят о социокультурном пространстве, которое структурируется социокультурными границами. В этом смысловом ключе представлены работы П.Бергера, ТЛукмана, К.Шмита, Э.Штельтинга, Х.Патшайдера, А.Филиппова, О.Кармадонова, В.Прохоренко, С.Королева, О.Бредниковой, В.Воронкова, Т.Кувеневой и др.
Вопросами образования и становления государственных границ занимались Ф.Бродель, Э.Гидденс, Г.Гроций, Б.Клименко, Ф.Мартенс, О.Оп-пенгейм, Е.Пашуканис, Д.Холл, и др. Здесь были актуализированы идеи конструирования и концептуализации границ с помощью культурных механизмов, используемые в настоящем диссертационном исследовании.
Ситуация, возникшая на постсоветском культурном пространстве вследствие определения «неожиданных государственных границ» описана в работах, В.Гельмана, Г.Голосова, Г.Гусейнова, А.Дугина, Н.Замятиной, С.Королева, Ю.Левады, Б.Межуева, М.Мунтяна, Е.Мурзиной, В.Пантина, Ю.Плюснина, КСтрады, Е.Суровой, В.Цымбурского и др.
Работы Р.Парка и Э.Стоунквиста, в которых обозначена и раскрыта проблема культурной маргинальности, позволили трактовать понятие маргинального пространства применительно к исследованию процесса трансграничного и межкультурного взаимодействия.
Изучению Дальнего Востока как единицы социокультурного пространства России посвящены исследования З.Бжезинского, Л.Бляхера, В.Гельбраса, А.Жукова, А.Ланькова, ВЛарина, О.Лешковой, В.Мясникова, М.Рожанского, О.Стреловой и др. В этих работах отмечается незавершенность социокультурной идентификации жителей региона, особый характер его заселения и освоения.
Особенности освоения дальневосточной столицы и проблемы развития трансграничных связей описаны в публикациях современных исследователей, в краеведческой литературе (А.Алексеев, Н.Билим, А.Вежновец, А.Вишневский, А.3авалишин, АЗдравомыслов, В.Кабузан, Х.Кинней, Н.Кирюхин, Н.Крадин, Б.Морозов, В.Романова. Л.Рыбаковский, И.Савельев, А.Снесарев, Л.Фетисов, Ю.Цыганов, А.Яковлев и др.)
Несмотря на обилие работ, посвященных исследуемой теме, ее концептуализация применительно к Дальнему Востоку далека от завершения. В силу конкретных (исторических, краеведческих, социологических или политологических) задач в этих работах не были вскрыты культурные закономерности бытия границы как социокультурного феномена, механизмы трансграничного (русско-китайского) взаимодействия. Концептуализировать понятие «граница» и «трансграничное взаимодействие» мы и попытались в настоящей работе.
Объектом диссертационного исследования является дальневосточное приграничье как культурный феномен в рамках русской культуры.
В качестве предмета исследования мы определяем социокультурные процессы и культурные особенности межкультурного (русско-китайского) диалога, опосредованного границей.
Целью данной работы является экспликация культурных факторов детерминирующих характер трансграничного взаимодействия (на примере Хабаровского края и приграничных провинций КНР).
Конкретизация и реализация цели осуществляется в ходе решения следующих задач:
-обозначить комплекс смыслов концепта «граница» в культурно значимых типах дискурса;
-рассмотреть социокультурные особенности российского Дальневосточного региона как «осваиваемой территории» страны;
-определить понятие маргинального пространства в контексте изучения проблем новой социокультурной идентификации постсоветской России;
-определить историко-культурные предпосылки кросскультурного диалога на русско-китайской границе;
- выявить отличительные черты восприятия трансграничного диалога и образа «Другого» представителями взаимодействующих сторон;
- определить уровни пространства кросскультурного взаимодействия в русско-китайском приграничье в зависимости от типа акторов.
Источники исследования.
В качестве источников исследования использовались:
• Правовые документы и международные договоры, регулирующие взаимоотношения между Россией и Китайской народной республикой.
• 26 неформализованных интервью, собранных автором в 2002 - 2003 годах у тех граждан России, чья деятельность связана с Китаем.
• 18 неформализованных интервью с гражданами КНР, чья деятельность связана с Россией. Интервью собирались автором по методике «снеж ного кома»: предшествующий респондент давал рекомендации к последующему.
• Материалы региональных СМИ, посвященные взаимоотношениям с южным соседом.
• Результаты опросов осуществлённых в городе Хабаровске исследовательской группой Института экономических исследований ДВО РАН в 1998 - 2001 годах по репрезентативной выборке (n = 870).
Сформированная таким образом источниковая база позволила нам эксплицировать неявные основания культурного взаимодействия на российско-китайской границе. При этом учитывалась как формально-правовая рамка (существующие законодательные акты), так и специфика их рецепции, детерминированная культуропорожденным «образом Другого».
Теоретическая и методологическая база исследования.
В качестве теоретико-методологической основы в работе использовались культурно-исторический и сравнительно-исторический методы. Использование обозначенных методов позволило выявить закономерности и специфику социокультурного освоения приграничья российского Дальнего Востока с начала XVII века до начала XXI века, акцентируя внимание на рубеже ХХ-ХХІ веков как переломном моменте культурно-исторического развития России, повлиявшего на процесс культурно-национальной идентификации в регионе.
Диссертантом использованы практические методы включенного наблюдения и анализа документов. Характер источниковой базы предопределил ориентацию на дискурсивные методологические техники. Настоящее исследование опирается на методологию категоризации культурного взаимодействия, предложенную Х.Саксом. Анализ категоризации взаимодействия основывается на принципах социального конструктивизма, который исходит из того, что речь есть слепок реальности. В связи с этим методика предполагает следование двум правилам. Во-первых, исследователь предполагает, что данная категория принадлежит к некоторому общему родовому классу категорий (collection). Во-вторых, исследователь исходит из правила «конси-стентности» (consistency) категорий. Суть этого правила заключается в том, что в рамках данного типа дискурса респондент сохраняет некоторую логику изложения и объединяет категории в рамках одного смыслового блока. Лица и события, описанные в интервью и обозначенные определенными категориями, связываются в тексте с определенными видами действий и отношений. С помощью реконструкции этих связок можно выявить те смыслы, которыми наделяются взаимодействия. Новизна исследования.
• Впервые приграничье концептуализировано в качестве «пространства встречи», обладающего собственным набором культурных образцов, не сводимых к простой сумме взаимодействующих культур.
• Введена авторская трактовка термина «маргинальное пространство» применительно к исследованию процесса трансграничного и межкультурного взаимодействия.
• Раскрыта специфика региональной идентификации жителей Дальнего Востока России через идеи «форпоста» России в Азии и противостояния цивилизаций. Вскрыты причины «ксенофобии», характерной для жителей приграничных с Китаем территорий России.
• Выявлены и описаны культурные механизмы, позволяющие нивелировать негативные образы «Другого» «на той стороне».
• Диссертационная работа представляет попытку целостного анализа Дальневосточного приграничья с точки зрения кросскультурного взаимодействия с Китаем.
Теоретическая значимость и практическая ценность работы.. Исследование расширяет наши представления о приграничьи как особом культурном феномене, существование которого влияет как на процесс межкультурной коммуникации, так и на смысловую структуру взаимодействующих культур.
Результаты диссертационного исследования могут стать основанием для выработки долгосрочной культурной политики в отношении ближайшего соседа Дальнего Востока России — Китайской народной республики. Материалы диссертации могут быть использованы в практике преподавания культурологии, философии культуры, социологии культуры, а также дисциплин национально-регионального компонента и курсов по выбору.
В целом результаты исследования открывают перспективы для углубления научного направления, связанного с развитием межкультурного общения в условиях постсоветской России.
Основные положения, выносимые на защиту:
1.В постсоветском политическом дискурсе предметом осмысления становится то, что происходит по «другую сторону границы». Стремление обозначить границы обостряется, когда возникает угроза национальной идентичности. Показательной является ситуация, сложившаяся на русско-китайском приграничье Дальнего Востока.
2. Дальний Восток России предстает как «осваиваемая территория страны». В ситуации «ничьей земли», становится возможным определить ее как «пространство встречи» новых культурных потоков. Возникает культурный феномен - приграничье — как особая территория, чье культурное осмысление основывается на взаимодействии двух (и более) разнородных смысловых потоков.
3. Идентичность «русского мира» в маргинальном (пограничном) пространстве постсоветского Дальнего Востока строится на противопоставлении «чужим китайцам». Однако взаимный антагонизм «снимается» формированием приграничья как особого культурного феномена.
4. В русско-китайском приграничье взаимная заинтересованность и взаимная неприязнь русских и китайцев разворачиваются в разных простран ствах. Возникают особые структуры (социальные сферы, учреждения, заведения), специально предназначенные для граждан другого государства. Таким образом, для преодоления «образа чужого» возникает особая культура-посредник, не являющаяся ни русской, ни китайской, но позволяющая сглаживать межкультурные различия и в рамках которой осуществляется кросс-культурное взаимодействие.
5. Взаимодействие носителей различных аксиологии порождает пространство сравнения ценностей. Поскольку ценности современных российских жителей оказываются под сомнением, неуверенность в аксиологии есть одновременно сомнение в онтологии. Взаимодействие с носителем «чужой» аксиологии трактуется как угроза своей «самости», «русскости». По этой причине возникают противоречивые социальные мифы - коллективные представления, интерпретирующие сопредельный Китай в восприятии России как угрозу национальных интересов россиян и в то же время как образец для подражания.
6. Основой новой идентичности для населения Дальнего Востока может стать соединение в себе восточного и российского начал. Дальний Восток здесь является воротами в Азию не только России, но и всей Европы. Становление Дальнего Востока России как универсального посредника между АТР и Европой способно сгладить межцивилизационные противоречия, вывести диалог между этими регионами на принципиально новый уровень.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации, а также отдельные материалы исследования обсуждались на заседании кафедры теории и истории культуры Хабаровского государственного педагогического университета. Они были представлены на международной научной конференции «Лингвистика и межкультурная коммуникация: история, современность, перспективы» (Хабаровск, 2003), Всероссийской научно-практической конференции «Культура учебной деятельности студентов: теория и практика формирования» (Барнаул, 2003), и межвузовской научной конференции «Русский язык в системе межкультурной коммуникации» (Хабаровск, 2003).
Научный проект в виде тезисов по материалам диссертационного исследования был обсужден и принят к публикации в ноябре 2002 года в Институте истории европейской культуры (Университет города Аугсбурга, Германия) в рамках совместной программы российско-немецкого сотрудничества «Александр Герцен».
По теме диссертации опубликовано 4 работы.
Структура и объем работы определяется спецификой темы исследования и логикой изложения. Диссертационное исследование объемом 153 страницы состоит из Введения, двух глав (в каждой главе по три параграфа), Заключения, Списка источников и литературы, состоящего из 176 наименований, и трёх Приложений. Приложения содержат списки респондентов-россиян и респондентов-граждан КНР, а также данные, полученные исследовательской группой Института экономических исследований ДВО РАН в 1998 - 2001 годах в Хабаровске.
Формы концептуализации феномена границы в русской культуре: от волшебной сказки к политической доктрине
Культура как целое предстает в семиотических терминах как многослойная система границ (фильтров) - этических, ритуальных, информационных, многократно очищающих внутреннее пространство культуры от внешнего хаоса, «шумов» окружающего мира. Приведем высказывание Ю.Лот-мана: «Функция любой границы или фильтра ... состоит в том, чтобы контролировать, отфильтровывать и приспособлять внешнее к внутреннему. Эта инвариантная функция реализуется по-разному на разных уровнях. На уровне семиосферы она предполагает отделение «своего собственного» от «чьего-то чужого», фильтрацию того, что приходит снаружи и трактуется как текст на чужом языке, и перевод этого текста на свой собственный язык. Таким образом, внешнее пространство структурируется» [88:118].
В то же время система границ оказывается структурой нашего сознания, основанного на архетипических представлениях о дихотомической структуре жизненного мира. Народный миф утверждает, что в вечном споре между добром и злом, между жизнью и смертью — на границе обоих царств — стоит русский человек. Чем дальше противоположные феномены (рождение и смерть, милосердие и жестокость, любовь и ненависть, верность и предательство и т.п.) стоят друг от друга, чем больше между ними различие, тем больший потенциал возникает в зазоре между ними. М.Элиаде подчеркивает, что в человеческом бытии есть внутренняя разделенность и «всегда так или иначе есть брешь между сакральным и профанным и переход от одного к другому, и именно существование разрыва и перехода лежит в основе религиозной жизни» [150:405].
Все человеческое бытие протекает в экзистенциальных границах. Положение человека в мире определяется тем, что во всех измерениях своего бытия и поведения он в каждый момент находится между двумя границами. Эта структура нашего существования всегда выступает по-новому в многообразных областях и действиях. О пограничности человеческого бытия рассуждал Г.Зиммель: «Ценность и содержание жизни и каждого ее часа ощущаются нами лежащими между тем, что выше, и тем, что ниже; каждая мысль находится между более мудрой и более глупой, всякое владение между более обширным и более ограниченным, любое деяние между большим и меньшим по значимости, достаточности, нравственности. Мы постоянно ориентируемся, пусть и не в абстрактных понятиях, на то, что «над нами» и «под нами», на правое или левое, большее или меньшее, сильное или слабое, лучшее или худшее. Граница вверху и граница внизу являются для нас ориентирами в бесконечном пространстве нашего мира» [68:6].
Граница есть нечто священное. В римской мифологии существовал особый бог - Terminus (Термин), означающий «предел», «границу». Это не просто божество, покровительствующее границам, это божество-граница, некая особая сакральная концепция, игравшая центральную роль в мировоззрениях древних индоевропейских народов. В праздник Терминалий (23 февраля), соседи сообща приносили жертвы этому богу, выливая молоко и мед в сделанную около межевого камня яму, и увенчивали камень, разжигали от огня свих очагов костры, в которые дети бросали первые плоды, а затем пировали [165:50]. В магии также существует важное понятие «стража порога» — особого существа, которое находится на пересечении двух миров: потустороннего и посюстороннего, видимого и невидимого, яви и сна. Это — тот же древний Terminus, лишь несколько видоизмененный. В повседневной жизни мы также неосознанно чтим бога границ и рубежей. Народная примета, запрещающая передавать что-либо друг другу через порог, подтверждает это, став уже определенным этикетом общения.
Граница между иными мирами священна, как и полагается границе. Переправа в иное царство, как правило, с помощником - ось русской волшебной сказки и вместе с тем середина ее, подчеркнутый, чрезвычайно важный момент пространственного передвижения героя. На границе, на пределе человеческого бытия, человек сталкивается с чем-то нечеловеческим. Нечеловеческое предстает как предел мышления и бытия, как бесконечность, универсальное различие и как небытие.
Антропологический предел показывает условия и качества человеческого бытия, его конкретность и определенность, локальность, временность и историчность человеческого существования, подчеркивает начало и конец человеческого, возможность обретения и потери человеческой сущности. Один из основоположников экзистенциализма немецкий философ К.Ясперс использовал термин «осевое время» для обозначения известного периода, положившего начало историческому единству мира. Он дал яркую характеристику духовной жизни последнего тысячелетия до нашей эры (между 800 и 200 гг.) в трех древних цивилизациях - Индии, Китае и Греции, отметив обостренное ощущение надломленности человеческого бытия, ожидание мировой катастрофы, духовное подвижничество, преобразовательный энтузиазм, стремление к духовному братству, к единству и взаимопониманию [156].
В центре осевого времени находится человек, который именно тогда осознал бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открылся ужас мира и собственная беспомощность. «Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и ясности трансцендентного мира» [156:33].
Приграничье как «ничья земля» и как «пространство встречи».
Определить механизмы идентификации региона можно, рассматривая регион как единицу культурного пространства страны, а региональную культуру как своеобразный вариант национальной культуры (назовем ее «материнской»). Механизмы идентификации региона в масштабах страны в данном контексте можно представить, опираясь на исследования данного вопроса И.Мурзиной [95]:
-включение данного географического пространства в поле освоения «материнской» культуры (ситуация «открытия» региона);
-освоение новой родины переселенцами. На этом этапе происходит физическое и символическое включение территории в состав страны. «Физическое» — включение территории в административный состав государства. «Символическое» - обретение смысла существования людей, связанного с местом их жизни, с представлением о роли, которую призвана играть данная территория в судьбе страны. Символическое включение территории приходит тогда, когда люди активно осваивают территорию в ходе практической деятельности и начинают ее осознавать как «свою». Жители из разных областей страны, являясь носителями, с одной стороны, национальной («материнской культуры»), с другой, привнесенных в нее особенностей, связанных с местом прежнего проживания, стремятся адаптироваться к конкретным формам существования, однако сохраняют в различных культурных формах (от одежды и жилища до языка и обрядности) черты прежней жизни;
-здесь начинает осознаваться «связь с местом», выражающаяся в определенных способах хозяйствования, в организации социальной жизни. Вступая в межкультурную коммуникацию с коренными народами и переселенцами из других регионов, люди начинают осознавать собственную идентичность именно как людей, живущих в данном пространстве. На этом этапе формы жизни еще несут особенные черты тех мест, из которых переселились люди;
-данный этап отличается тем, что люди, живущие на конкретной территории, воспринимают ее как свою родину, происходит обретение региона как «смысла-для-себя». Это проявляется в характере производства и социальной жизни, в осознании собственной особенности и значимости для судь бы страны, в сформировавшемся этосе и нашедших свое воплощение эстетических ценностях;
-этот этап связывает национальную и региональную культуру новыми по характеру связями: не представляя себя вне «большого целого», регион ощущает собственную значимость и стремится влиять на судьбу «целого». Чаще всего через исполнение хозяйственно-экономической роли, иногда с политическим оттенком. Принадлежащие региональной культуре личности и произведенные в ее рамках артефакты становятся определенным образом маркированными: они получают статус атрибутов данной культуры. Не отрицая их национальной принадлежности (феномены русской культуры), они становятся еще и региональными репрезентантами.
Попытаемся экстраполировать данную схему на историю освоения Дальнего Востока России. После Нерчинского трактата 1689 года Приамурье и Приморье по существу, были превращены в пустынное буферное пространство, отделявшее Россию от Цинской империи. Начиная с 1850 года, на неразграниченной, «ничьей» территории стали образовываться русские поселения [72]. В середине XIX века, заново открывая Амур, генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Муравьев стал называть первые поселения именами русских землепроходцев XVII века. Так появились Пашково, Деж-нево, Москвитино, Хабаровка. Имя Ерофея Хабарова было дано военному посту (а по сути дела деревне) на Амуре.1 Весной 1857 года были отправлены сплавом 13-й и 14-й сибирские линейные батальоны и 450 семей переселенцев, а следующей весной очередной сплав продвинулся еще ниже по Амуру, и 30 мая 1858 года солдаты 13 линейного батальона во главе с капитаном Я.Дьяченко заложили военный пост [40].
Пост состоял из 4-х отдельно стоявших фортов и должен был по мысли его основателей прикрывать восточные рубежи России от возможной агрессии ближайших соседей. Под прикрытием этого поста Россия вновь заселяла оставленное по условиям Нерчинского мирного договора Приамурье [27]. Русские все увереннее утверждали себя на берегах великой пограничной реки. Заселение амурских берегов проходило мирно, солдаты использовались исключительно в качестве рабочей силы.
Постепенно вокруг фортов возникают слободки: Барановская, Казачья, Ближнехохляцкая и Дальнехохляцкая, переименованные позже в свете советской национальной политики в Ближнеукраинскую и Дальнеукраинскую. В 1880 году форты и прилегающие к ним слободки получают статус города Ха-баровки, имевшей свой собственный герб уже с 1878 года. Место, на котором возникла Хабаровка, было удачным и обладало многими преимуществами по сравнению с другими, более низкими и затопляемыми, располагаясь на могучей транспортной речной артерии, почти в геометрическом центре огромного региона. Удобное военно-стратегическое положение делает этот город вскоре столицей генерал-губернаторства. Создается первый генеральный план города, в 1 893 году переименованного в Хабаровск. Разработанная в плане структура до сих пор сохраняется в историческом центре города [80].
Особенностью Дальнего Востока было значительное преобладание мужского населения над женским, что было связано, главным образом, с большим числом воинских поселений, создаваемых для обороны восточных рубежей страны [119]. Поэтому уровень роста населения «дальневосточной столицы», напрямую зависел от показателей централизованных потоков переселенцев в край, а не за счет естественного прироста.
С момента присоединения Приамурья и Приморья к России царское правительство поставило задачу ускоренного заселения этих земель русскими людьми. При этом специфика местности, природных условий принималась во внимание достаточно мало. Дальний Восток был важен как источник ресурсов. Именно это направление развивалось и получало правительственную поддержку. В XVII веке это была пушнина. Резкое сокращение популяции пушного зверя в XVIII веке привело к утрате интереса к региону и спровоцировало его деградацию - исчезло более половины городов. Для XIX века смысл дальневосточных территорий виделся в добыче серебра. «Серебряная лихорадка» породила новый взлет. Однако обнаружение более богатых и легкодоступных месторождений серебра в Алтайском крае привело к новому упадку [29].
«Столкновение цивилизаций»: ключевые культурные образы дальневосточного приграничья
Прежде всего отметим, что на рубеже XIX и XX веков на Дальнем Востоке сталкивались, с одной стороны, российская цивилизация, опиравшаяся на активно формирующийся промышленный капитал европейского типа и на миссионерскую сущность греко-византийского православия; с другой — на принципиально иной тип цивилизации малочисленных аборигенов, занимавшихся охотничьими и рыболовными промыслами, представлявших собой один из наиболее ярких примеров единения социума и природной среды. Взаимодействие российской культуры с культурой первобытного типа имело в основе своей неконфликтный характер. Своеобразным эталоном взаимопонимания двух типов культур стали отношения российского офицера, ученого и писателя В.Арсеньева и охотника-следопыта гольда Дерсу Узала.
Об особом положении и задачах территории России, располагающейся на рубеже столь различных миров азиатского Востока и европейского Запада, говорил министр финансов царского правительства СВитге [40]. Тесно соприкасаясь с каждым из этих миров, Россия в то же время представляет мир особенный. Ее самостоятельное место в семье народов и во всемирной истории определены не только географическим положением в непосредственном соседстве одновременно и с европейскими, и с азиатскими народами.
Особая роль определяется своеобразным характером ее политического и культурного развития, которое совершалось в живом взаимодействии и гармоничном сочетании трех основных стихий, только в России проявивших всю полноту их творческой силы. Витте определяет эти стихии: «Во-первых,
православие, сохранившее в чистоте истинный дух христианства - как основа просвещения и воспитания страны, во-вторых, самодержавие, во всем величии могущества направленного христианским идеалом верховной власти исключительно во благо подданных - как основа государственной жизни; и, в-третьих, русская народность, давшая сильное, тесно сплоченное, но чуждое национальной исключительности ядро населения, обладающее способностью дружного сожительства и сотрудничества с самыми разнообразными племенами и народами - как основа внутренней связности государства» [4:395].
На этих принципах сложилось все здание русской державы, и потому слиться с европейским Западом Россия не могла. В то же время исторически Россия среди соседних азиатских народов всегда являлась носительницей христианского идеала. К тому же, по словам Витте, Россия стремилась распространить в иноземной среде начала христианского просвещения, не в духе европеизма, а под своим особым знаменем: «Азиатские народы, всегда видевшие силу, как орудие угнетения, должны были впервые увидеть силу, как опору справедливости и законного порядка. Иными словами, на азиатском Востоке Россия издавна приняла на себя культурно-просветительную миссию в духе тех начал, которые дали особый характер ее собственному развитию, и на этой почве не без успеха расширила и усилила свое влияние. Между тем, - продолжает Витте, - народы западноевропейские, с самого возникновения их сношений с азиатским миром, усвоили себе взгляд на тот мир почти исключительно как на поприще экономической эксплуатации и наживы, нередко с полным пренебрежением к основным требованиям человеколюбия и справедливости» [4:395].
Российско-китайские связи насчитывают четыреста лет. Эти три формы часто перемещаются. По мнению В.Мясникова [97], за этот достаточно длительный исторический период сменилось несколько моделей отношений двух государств. Взяв за основу хронологию, предложенную ученым, выделим и охарактеризуем эти модели.
Первая модель охватывает период от начала XVII столетия до середины XIX века. До подписания китайско-российского Эйхунского (Айгуньского) договора в 1858 году [1] экономический культурный обмен китайско-российских сторон в основном находился в общем развитии. После заключения Нерчинского договора в 1689 году, пограничная торговля постоянно развивалась. В Хэйлунцзянский бассейн, в Цицикар, Россия часто направляла коммерческие отряды заниматься торговлей. Рынок, отличавшийся взаимопомощью жителей обеих сторон, развивался быстрыми темпами. В этот период царская Россия послала более 60-ти студентов, врачей, художников, ученых и примерно 600 миссионеров в Китай учиться и проповедовать. Китайские изобретения в четырех областях: шелк, фарфор, Великая стена, дворцовое и садовое искусство и другие оказали большое влияние на российскую нацию [58].
Типологически первая модель трансграничных отношений может быть классифицирована как смешанная, когда при сходстве социально-экономических систем цивилизационные различия оказывали существенное влияние на характер отношений. Поэтому один из партнеров рассматривал себя как сюзерена (Китай), а другой стремился избежать положения вассала (Россия). В этот период имели место многочисленные столкновения интересов двух стран и обострения отношений между ними. Но стремление к добрососедству являлось главным императивом и обеспечивало возможность дипломатического урегулирования всех спорных вопросов.
Вторая модель — модель равносторонних связей двух империй - падает на вторую половину XIX века и простирается до 1917 года. Это период заката феодализма в обеих странах, время становления капиталистических отношений, эпоха крушения Цинской и Российской империй, реформ и революций, политического и экономического кризиса и в России, и в Китае, превращения Китая в полуколонию западных держав. Хотя Россия выступает на стороне Запада, оба государства стремятся к равносторонним отношениям. В этот период между ними заключено наибольшее число договоров и других международно-правовых актов [96]. Культурный обмен шел главным образом путем покорения Россией Северо-Востока Китая с принуждением и неравноправием. Правительство долго закрывало районы Северо-Востока, и оказалось, что здесь поля были широкие, люди — редкие, экономика — отсталая. И это дало возможность российским купцам и промышленникам занимать свободные территории, изымать ресурсы, ускоренно вести первоначальное накопление капитала. В результате ряда договоров (Эйхунского 1858 года, Пекинского 1860 года, договора 1895 года) российско-японской войны, освоения зоны КВЖД и других обстоятельств культурный обмен значительно усилился. Однако культурное освоение Северо-Востока Китая носило глубокую окраску полуколонии.
