Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Картина мира ребенка как объект научного и художественного дискурсов 14
1.1. Освоенное пространство детского сознания 17
1.2. Неосвоенное пространство между миром ребенка и миром взрослого 37
Глава 2. Концепт детства в горизонте художественного изучения 89
2.1. Опыт психоаналитического изучения концепта детства в литературе XX века 98
2.2. Модель картины мира ребенка в художественной традиции XX века 152
Заключение 190
Список литературы
- Освоенное пространство детского сознания
- Неосвоенное пространство между миром ребенка и миром взрослого
- Опыт психоаналитического изучения концепта детства в литературе XX века
Введение к работе
Ситуация рубежа XX-XXI вв. характеризуется колоссальным воздействием информационных потоков на детское сознание, открытое новым, часто негативным для него впечатлениям. Исследование механизмов восприятия ребенком/подростком действительности, характера освоения им взрослой модели жизнедеятельности, как и исследование процесса актуализации представлений о детском сознании в текстах художественной литературы способствует пониманию личности современного ребенка; позволяет объяснить абсурдные с точки зрения взрослых, формы поведения и общежития; найти «ключ» к закрытой для взрослого детской душе.
Актуальность исследования обусловлена спецификой того культурного пространства, в котором реализуется концепт детства рубежа XX-XXI вв. Изменение социокультурных реалий в разные эпохи приводит к изменению взгляда на хронологию и характеристики детства.
В XX веке под влиянием политических, экономических, культурных факторов происходит не только заметное смещение рамок психофизиологической парадигмы, предполагающей градацию «младенец» - «ребенок» - «подросток» - «юноша», но закрепляется представление о детстве как своего рода состоянии души.
Особая роль в формировании условно-метафорического представления о детстве принадлежит Э. Берну, применившему понятие «Ребенок» к определению характера мироощущения («состояния-я») человека в целом.
В нашей работе понятие «ребенок» будет рассматриваться в аспекте
многообразных социокультурных коннотаций, расширяющих взгляд на
детство как на категорию не просто временную или
психофизиологическую, но культурологическую, существенно
4 трансформирующуюся в разных национальных и социальных условиях. В силу своеобразного - метафорического - осмысления данной категории мы формулируем тему нашего исследования.
Актуальность диссертации определяется также особым местом психоанализа в контексте современных научных опытов, когда психоаналитические идеи и концепции применяются не только в рамках врачебной практики или в качестве метода интерпретации художественного текста, но становится предметом бытового обсуждения.
В свою очередь, открытия Э. Берна, 3. Фрейда, К. Юнга позволяют обнаружить «скрытые» механизмы подсознания человека, толкающие его на импульсивные поступки, и объясняют психологические предпосылки важных социальных и исторических феноменов.
Цель работы заключается в том, чтобы соотнести научные представления о механизмах формирования картины мира ребенка с художественным воплощением концепта детства в литературе XX века.
Отсюда вытекают конкретные задачи:
рассмотрение эволюции детского сознания через призму философских, психологических, культурологических концепций детства;
методологическое обоснование возможности психоаналитического прочтения художественных текстов, воплощающих концепт детства;
выявление художественных доминант, обусловливающих характер изображения картины мира ребенка в творчестве писателей второй половины XX века;
сравнительный анализ тенденций изображения детства в отечественной и зарубежной традициях в аспекте психоаналитических теорий.
Объектом исследования является концепт детства в аспекте научного и художественного осмысления.
Предмет - научные концепции и художественное воплощение картины мира ребенка и моделей взаимоотношений ребенка и взрослого в художественных текстах русских и зарубежных авторов.
Проблема исследования обусловлена необходимостью преодоления «неосвоенного» пространства между миром детей и миром взрослых; как следствие - выявления механизмов детского и подросткового сознания, объясняющих возникновение конфликтных ситуаций при взаимодействии ребенка и взрослого. Авторы, стремящиеся моделировать картину мира на основе концепта детства, преодолевают «неосвоенное» пространство путем создания особой художественной реальности. В то же время они остаются на позиции взрослого, который опирается на картину мира ребенка для того, чтобы осмыслить собственное бытие, в частности, специфику времени, в котором он живет. Поэтому проблема работы определяется также необходимостью обозначить социокультурные и психологические доминанты, формирующие духовную атмосферу второй половины XX века.
Научная гипотеза исследования состоит в следующих предположениях:
детство является своего рода моделью картины мира, свободной от привычных причинно-следственных связей между предметами и явлениями; от установленных в социуме условностей поведения и норм общения.
изучение эволюции детского сознания и принципов восприятия ребенком мира на материале художественных произведений о детях обогащает понимание человеческой психики в культурологическом научном поле.
абсурдность является свойством детского мировосприятия; языковые, мыслительные, поведенческие «нелепицы» лежат в основе эффективного механизма постижения ребенком действительности.
характер сформировавшегося во второй половине XX века постиндустриального общества и глобалистские тенденции влекут за собой
снятие вопроса об этнической специфике детства. Образ ребенка, присутствующий в английской, американской, японской, отечественной (советского и постсоветского периода) художественной литературе, в основном, не имеет специфических характеристик, требующих специфического рассмотрения.
Материалом для исследования были избраны различные по степени известности и художественного совершенства, но значимые с точки зрения репрезентации концепта детства произведения, последовательность перечисления которых определяется хронологией создания текстов: сказки Л. Кэрролла «Алиса в стране Чудес» и «Алиса в Зазеркалье»(1896), повесть А. Гайдара «Тимур и его команда»(1940), роман У. Голдинга «Повелитель мух» (1954), роман Э. Берджесса «Заводной апельсин» (1962), рассказ О. Григорьева «Летний день»(1971), роман И. Бэнкса «Осиная Фабрика»(1984), роман Г. Соррентино «Изверг Род»(1995), повесть П. Санаева «Похороните меня за плинтусом»(1996), роман Рю Мураками «Дети из камеры хранения»(2001). Особо следует оговорить обращение к текстам, не относящимся ко второй половине XX века.
Выбор сказок «Алиса в стране Чудес» и «Алиса в Зазеркалье» обусловлен не только возрастными характеристиками главной героини (Алисе - 7 лет), но и репрезентацией пространства сновидения, в которое помещена знаменитая героиня сказки английского математика.
Обращение к повести А. Гайдара «Тимур и его команда» (1939-40 гг.) обусловлено тем, что, по мнению автора диссертации, вклад этого писателя в развитие литературы о детях недооценен современными исследователями. Бытие гайдаровских героев связано со специфическими реалиями советской эпохи конца 30-нач.40-х гг.; в то же время писатель воплотил в своих произведениях характерные принципы поведения и механизмы сознания детей.
7 Интегративный характер предмета исследования предполагает культурологический подход к художественным текстам; методология работы опирается на:
психологические и психоаналитические теории в аспектах изучения личности ребенка и толкования художественных текстов А.Адлера, Э. Берна, Ж. Пиаже, А. Фрейд, 3. Фрейда, Э. Эриксона;
положения экзистенциальной психологии (Д. Фельдштейн, Э.Фромм, В. Франкл);
идеи социальной психологии (И. Кон, Д. Майерс, М. Осорина);
положения детской психологии (Л. Божович, Л. Венгер, Л.Выготский, А. Леонтьев, Л. Обухова, Д. Эльконин);
культурологические концепции личности и общества (С. Бойм, X. Ортега-и-Гассет, Дж. Фрэзер, Й. Хейзинга);
философские концепции личности (в том числе, личности ребенка) Ф. Ницше, К. Юнга;
положения литературоведения и искусствоведения, касающиеся теории и практики абсурда (Ф. Жаккар, Т. Злотникова)
идеи прагматики языка Л. Витгенштейна (теория речевых актов и языковых игр).
Исходя из вышеназванных методологических позиций, определяющих культурологический дискурс художественного текста, были определены частные методы исследования: литературоведческий метод, сочетающий психоаналитический и структуралистский подходы к анализу текста, и элементы лингвистического анализа.
Степень разработанности проблемы (общие и специальные позиции):
Центром нашего научного интереса является концепт детства, изучаемый в рамках научной традиции и актуализируемый в художественных текстах. Вследствие этого мы сосредоточились, во-первых, на проблеме целостного изучения детского сознания, включающего
8 вопросы детского восприятия, речи; во-вторых, на изучении теоретических постулатов и практических опытов различных представителей психоаналитических школ; в-третьих, на рассмотрении механизмов применения психоанализа в качестве метода прочтения литературных текстов.
Мы обращались:
к философским работам, посвященным осмыслению проблемы человека XX века (Ф. Ницше, X. Ортега-и-Гассет, К. Юнг)
к трудам по социальной и детской психологии (Л. Божович, В.Белкина, Л. Венгер, Л. Выготский, И. Кон, А. Леонтьев, Д. Майерс, М.Осорина, Ж. Пиаже, Д. Фельдштейн, Д. Эльконин и др.)
к психоаналитическим идеям и концепциям А. Адлера, Э. Берна, А.Фрейд, 3. Фрейда, Э. Эриксона, К. Юнга, а также к трудам, в которых производится критика теории и практики психоанализа (М. Бахтин, Л.Выготский)
к литературоведческим и искусствоведческим опытам изучения теории и практики абсурда (Я. Друскин, Ф. Жаккар, Т. Злотникова, М.Эсслин)
к культурологическим и лингвистическим исследованиям языка (Л. Витгенштейн, В. Руднев, К. Чуковский)
В основных своих подходах исследование опирается на следующие концепции:
1. Общие позиции:
классические и современные психологические, психоаналитические и философские концепции, посвященные феномену детского сознания (В. Белкина, Л. Выготский, И. Кон, М. Осорина, А.Фрейд, 3. Фрейд, К. Юнг)
работы в области культурологии, теории и истории художественной культуры (М. Бахтин, Ф. Жаккар, Т. Злотникова, Ф. Лосев, Дж. Дж. Фрэзер, Й. Хейзинга)
работы, посвященные феномену творчества и творческой личности (Л. Выготский, Т. Злотникова, 3. Фрейд)
традиции психоаналитического учения о толковании текстов культуры и литературы (И. Григорьев, Э. Нойман, 3. Фрейд, К. Юнг)
2.Специальные позиции:
психоаналитические теории детских неврозов (А. Адлер, А.Фрейд, 3. Фрейд, Э. Эриксон)
теория сценарных аппаратов и ролевых игр Э. Берна
проблема человека как психологического феномена XX века (Ф.Ницше, К. Юнг)
филологические и культурологические концепции теории абсурда Ф. Жаккара, Т. Злотниковой
психологическая теория детского эгоцентризма Ж. Пиаже
лингвистические наблюдения К. Чуковского в связи с детской языковой практикой
исследования психологии и культуры архаического человека (Дж. Дж. Фрэзер, К. Юнг)
психоаналитические традиции толкования культуры и творчества (Э. Берн, Л. Выготский, 3. Фрейд, К. Юнг)
Научная новизна определяется тем, что:
впервые был осуществлен опыт целостного рассмотрения концепта ребенка (начиная с дошкольного возраста и заканчивая пубертатным периодом) на материале художественных текстов.
предпринят психологический дискурс литературных произведений (детское сознание; механизмы восприятия; построение причинно-следственных связей; характер коммуникации с ровесниками и взрослыми; модели игр)
проведено сопоставление механизмов детского сознания на основе сказки Л. Кэрролла «Алиса в Зазеркалье» и постулатов русских авангардистов
выявлены социокультурные доминанты, обусловливающие специфику изображения детства в литературе второй половины XX века
сформирована эмпирическая база, включившая малоисследованные и впервые исследованные тексты русской и зарубежной литературы
Теоретическая значимость работы заключается в:
интегративном подходе к рассмотрению концепта ребенка с привлечением культурологических, психологических, психоаналитических, литературоведческих концепций.
применении психоаналитических идей и концепций в качестве основы интерпретации литературных текстов.
выявлении специфики детского сознания, и, соответственно, характера взаимодействия ребенка и взрослого в аспекте научного и художественного дискурсов.
исследовании предпосылок абсурдных ситуаций, возникающих при взаимодействии ребенка и взрослого, а также возможностей преодоления «неосвоенного» пространства между детским и взрослым мирами на уровне поведенческих установок, мыслительных операций, языковых форм.
использовании компаративистского похода к литературным текстам о детях, в результате чего нами были выявлены художественные тенденции изображения детства в западной (английской и американской) и отечественной литературе второй половины XX века.
составлении целостного представления о концепте детства, отражающего характерные черты человека XX века.
Практическая значимость работы заключается в следующем:
диссертация может представлять интерес для культурологов, литературоведов, детских психологов, психиатров, историков и теоретиков зарубежной и отечественной литературы.
содержащиеся в исследовании материалы могут быть использованы в современной образовательной деятельности в процессе изучения курса зарубежной литературы в практике высших учебных заведений.
на основе исследования возможны разработки уроков внеклассного чтения, литературных игр в школе.
материалы работы могут служить основой для обсуждения проблем, связанных с психологией современного подростка, а также с тенденциями зарубежной литературы на уровне международного научного взаимообмена.
Личный вклад диссертанта состоит в том, что исследование осуществлено с привлечением материала либо вовсе не изученного отечественной наукой, либо не изучаемого в подобном аспекте. Кроме того, личный вклад автора заключается в рассмотрении концепта детства как целостного культурного феномена; в теоретическом осмыслении взаимосвязей между различными дискурсами, репрезентирующими концепт детства.
На защиту выносятся следующие положения:
концепт детства является культурным феноменом, отражающим специфику картины мира в научной и художественной традициях XX века.
рассмотрение картины мира ребенка нуждается в интегративном подходе с привлечением культурологических, психоаналитических, литературоведческих концепций, которые позволяют определить характеристики, отвечающие особенностям картины мира ребенка, основанной на концепте детства во второй половине XX века (стремление к насилию как форма выражения духовного разлада, деструктивный характер
12 поведения, обусловленный воздействием архетипа Вотана, одиночество, разрыв поколения детей с поколением родителей).
психоаналитический дискурс эффективен относительно литературных произведений о детях; он дополняет и расширяет взгляд на проблемы эволюции детского сознания, механизмы восприятия, построения причинно-следственных связей, характера коммуникации с ровесниками и взрослыми, моделей игр.
механизм восприятия и постижения ребенком действительности в оценке взрослых на уровне обыденного сознания аналогичен механизму абсурда. Детство, в свою очередь, является моделью картины мира, свободной от привычных причинно-следственных связей между предметами и явлениями, установленных в социуме условностей поведения и норм общения.
концепт детства, воплощенный в художественных текстах, не имеет специфических этнических характеристик в силу глобалистских социокультурных тенденций второй половины XX века, однако принципы изображения детства в западной и отечественной традициях различны: западная литература второй половины XX века обращается к исследованию механизмов детского подсознания; отечественная литература - к описанию поведенческих установок социализированных детей, руководствующихся либо сознательным нравственным выбором, либо действующих по «подсказке» взрослых.
В ходе апробации работы основные положения диссертации излагались в докладах на ежегодных конференциях молодых ученых в ЯГПУ им. К.Д. Ушинского (1999-2002); чтениях Ушинского (2000-2005); конференции «Человек в информационном пространстве» (2002-2005); московской ежегодной международной конференции «Мировая словесность для детей и о детях» (2001-2005); московской ежегодной конференции «Голубковские чтения» (2002-2005); ежегодной конференции «Литература и православие» (2003); ежегодной конференции в МГПУ
13 «Виноградовские чтения» (2004); международной конференции «Литература и миф» в Казанском государственном педагогическом университете (2003); международной конференции «А.П. Гайдар и круг детского и юношеского чтения к 100-летию со дня рождения писателя» (Арзамас, 2004); при участии в обсуждении проблем подросткового чтения и влияния СМИ на модели поведения современного подростка в рамках «круглого стола» (Государственная Дума, 2004); при чтении лекционных курсов и спецкурсов по зарубежной литературе; а также в ходе проведения практических занятий по зарубежной литературе в специалитете и магистратуре (ЯГПУ им. К.Д.Ушинского); на уроках внеклассного чтения в 9 и 11 классах в школе № 42.
Структура работы.
Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы, который содержит 207 наименований.
Освоенное пространство детского сознания
При рассмотрении особенностей детского мировосприятия, определяющих характер взаимоотношений ребенка с окружающей действительностью, мы обратились к теории архетипов К.Юнга, развивающего идею божественного ребенка. Согласно определению ученого, архетип ребенка в литературе, воплотившийся в образах карлика, эльфа, героического подростка, - это образ «некоторых обстоятельств детства, позабытых нами», который репрезентирует «предсознательный аспект детства коллективной души»1. «Ребенок» выступает как рожденный из лона бессознательного, из основ человеческой природы или живой природы вообще, воплощая собой некую целостность, включающую «прорыв сущности» .
Основой целостности мироощущения «ребенка» является обладание им «самости», заключающейся в «невозможности поступить иначе» в ситуациях, способных вызвать у взрослого вопросы и опасения в силу имеющегося у него опыта. Если ребенок «оснащен» всеми силами инстинкта, то взрослое сознание плутает в «мнимой возможности поступить иначе» . Объединяя в себе слабость познания (рациональное начало) и силу инстинкта (интуитивное начало), ребенок является своеобразным посредником между основами бессознательного и сознанием, мужским и женским началами, будущим и прошлым, воплощая таким образом «идею человеческой целостности». Символом целостности ребенка, пребывающего в состоянии «неразличимости», в мифологии выступает «золотое яйцо», которое является «и человеком, и миром, но не обоими, а иррациональным третьим».
Размышления К. Юнга по поводу целостной сущности «ребенка» соотносятся с характеристикой ученого специфики мировосприятия архаичного человека, чья психика «... больше погружена в бессознательные процессы, чем у современного человека». К. Юнг отмечает склонность архаичной психики «к тому типу реакций, которые содержательно характеризуют для нас абсурд - к группировке случайных событий» . Сам феномен рождения ребенка отсылает к психологическому прасостоянию незнания, то есть архаичному состоянию «темноты и сумеречности, неразличения субъекта и объекта, бессознательной идентичности человека и мира»3. Идея К. Юнга о том, что двигателем деятельности и основой постижения реальности как ребенка, так и архаичного человека является бессознательное начало, соотносится с суждением 3. Фрейда, согласно которому «инфантильное является источником бессознательного, то есть бессознательными процессами называются те, которые происходят в раннем детстве.,.».
Теория божественной целостности ребенка как архетипа находит свое подтверждение в исследованиях детской психологии Л. Выготского. В результате наблюдений над психологическими процессами в сознании конкретного ребенка, ученый приходит к выводу о том, что «начальный этап восприятия новорожденного младенца включает «целостный комплекс ситуации, структуры, ярко окрашенной аффектами» .
Сознанию собственной личности (дифференцированного и выделенного «я») предшествует «первоначальное интуитивное сознание психической общности с окружающими объектами», то есть то состояние, которое может быть названо как «пра-мы». Это особое состояние является основой для формирования такого свойства личности ребенка как эмпатийность - способность интуитивно понимать психические состояния людей и сопереживать им. Выводы Л. Выготского, касающиеся таких свойств личности ребенка, как целостность и эмпатийность, дополняются суждениями В. Петерса и В. Шиллера - психологов, чью точку зрения освещает Л. Выготский в своей работе «Детская психология». В. Петере, не называя сам термин - эмпатийность, отмечал свойственное ребенку «своеобразное переживание», заключающееся в том, что ребенок «воспринимает мир не в его объективных категориях, как нечто отдельное от его «я», но первоначально знает «мы», внутри которого «я» и другие образуют единую связную структуру...»1. Это высказывание можно соотнести с суждением В.Шиллера, согласно которому ребенок «...живет в другом больше, чем в самом себе. В другом ребенок живет так, как мы живем в нашем «я».
Неосвоенное пространство между миром ребенка и миром взрослого
Ребенок оказывается своего рода маргиналом по отношению к миру взрослых, стремящихся приобщить его к общепринятому способу существования. Однако, как уже было отмечено, проецируя свои наивные представления о мире на объекты реальной действительности, ребенок как бы одновременно находится в параллельных измерениях и в какой-то момент перестает различать, что является реальностью, а что -собственными переживаниями и фантазиями. Это утверждение относится, прежде всего, к детям младшего и среднего дошкольного возраста (1-5 лет). Однако в сознании ребенка, достигшего семилетнего возраста, также происходит смешение реальных знаний о мире и фантазий, формирующихся в результате «переработки» этих знаний. Это может доставлять ребенку множество трудностей, в результате чего увеличивается «неосвоенное» пространство между миром детей и миром взрослых.
На данном этапе исследования мы обратимся к рассмотрению мыслительных,, и, как следствие, поведенческих механизмов, лежащих в основе постижения ребенком реальности и влияющих на характер взаимоотношений ребенка и взрослого. Предметом анализа стала сказка Л.Кэрролла «Алиса в стране Чудес» в аспекте теории сновидений З.Фрейда и концепции сценарных аппаратов Э.Берна.
Согласно теории З.Фрейда, абсурдный характер сновидения - это «результат того, что фрагменты жизненных впечатлений (мыслей) сопоставимы без посредственных переходов». Ученый определяет абсурдность как «...органическое свойство, результат работы бессознательного».1 З.Фрейд выделяет две стадии образования сновидения: сначала происходит погружение подсознательной мысли в бессознательную сферу, а затем - бессознательная ее обработка. Ученый сравнивает процесс образования сновидения с процессом возникновения остроты, когда «ход мыслей в один момент погружается в бессознательную сферу и затем внезапно всплывает в виде остроты...».2 Общность в образовании сновидения и остроты обусловливает сходство в характере изображения. Если острота «...заключается в том, что в неизменном виде сохраняет игру словами или бессмыслицей...»1, то в работе сна сновидение превращает один предмет из мыслей в его противоположность, в результате чего возникает комбинированный образ, не подлежащий рациональному осмыслению, но все-таки допускающий интерпретацию. Бессмыслица, по мнению 3. Фрейда, не возникает случайно, «...путем беспорядочного нагромождения элементов представлений, но в каждом случае можно доказать, что она умышленно создает работу сна и предназначена для ожесточенной критики».2
Именно в ситуациях сновидения человек достигает состояния целостности, при котором снимается противоречие между сознательным и бессознательным началами. Путем освобождения бессознательного начала, в процессе преодоления задержки цензуры возникают необычные парадоксальные образы - результат переработки реальных впечатлений, происходящей «благодаря передвижению психической энергии внутри материала, доступного мыслям сновидения».3
Некоторые виды техники передвижения, характерные для сновидения, среди которых 3. Фрейд выделяет «смещение» и «сгущение», остаются ценными и для остроты, как цели и источника удовольствия: например, «собственно передвижение (отклонение мыслей), которое разделяет природу бессмыслицы» .
Опыт психоаналитического изучения концепта детства в литературе XX века
Экранизированный в 1971 году режиссером Стэнли Кубриком роман Э.Берджесса «Заводной апельсин» вызвал огромный эмоциональный отклик у читательской (особенно молодежной) аудитории и стал предметом размышлений психологов, педагогов, философов. Текст Э.Берджесса является, на наш взгляд, художественным воплощением психоаналитических и философских концепций К.Юнга, З.Фрейда, Ф.Ницше, формирующих культурное поле XX века. Такие категории, как добро и зло, личность, а также понятия выбора, свободы, одиночества преломляются через призму сознания жестокого «малыша» Алекса. Наша задача заключается в том, чтобы, определив характер освещения «проклятых вопросов» Э.Берджессом и опираясь на психоаналитические и философские концепции К.Юнга и Ф.Ницше, объяснить суть противоречия личности 15-летнего Алекса, в поведении которого совмещаются стремление к насилию и способность насладиться классической музыкой И.Моцарта и Л.Бетховена.
Персонаж Э.Берджесса воплощает в себе все «темные, чуть ли не болезненные феномены заднего плана души»1, характеризующие картину мира подростка.
Определение К.Юнгом феномена изменчивой и «неуловимой» души современного человека, как бы ведомого «безликими силами, скрытыми в его бессознательном»1, соотносится с рассуждениями Ф.Ницше, признающего необъяснимость порывов юной души, которая «сама не знает, что с ней происходит», которую «влечет и гонит что-то, точно приказание...» . Философ отмечает печать болезненности, которая лежит на диких порывах души современного человека, который блуждает, «полный жестокости и неудовлетворенных вожделений...»3. Отметим, что Ф.Ницше использует при характеристике душевной жизни человека то же определение, что и К.Юнг, отмечающий интерес к темным и болезненным феноменам души западноевропейца.
Ф.Ницше, наблюдая за «болезненными» процессами человеческой души, не называет причины внезапных побуждений, но так же, как и К.Г.Юнг, лишь констатирует наличие «безликих сил» («чудовищ и демонов»), дремлющих в любом человек, но о существовании которых сам человек остается в неведении. При этом психолог отмечает необходимость особой «психической предрасположенности», способной довести процесс «брожения» безликих сил до крайней точки - до преступления.
Эти философские и психологические концепции создают особый культурный фон, оказывающий колоссальное влияние на творчество писателей второй половины XX века. Идеи Ф.Ницше и К.Юнга, уловивших основные тенденции развития массового общества и человека в нем, находят художественное воплощение в романе Э.Берджесса «Заводной апельсин».
Создание английским писателем образа юного Алекса, воплощающего в себе основные черты современного человека, обусловлено, на наш взгляд, представлениями о неустойчивой, таящей множество «опасных подземных течений»4 картине мира, сложившейся в XX веке в философии и психологии.
Вопрос Алекса, который он задает на протяжении всего повествования - «Ну что теперь, а?» - является лейтмотивом романа и несет в себе некую угрозу: герой сам не предполагает, куда может привести его стремление заполнить душевный вакуум. В этом вопросе выражается непредсказуемость человеческой души. Эта непредсказуемость во многом обусловлена владеющим Алексом ощущением скуки и однообразия собственной жизни, модель которой он переносит на все мироздание. Рассуждая по поводу других планет, герой делает предположение, что на них «скорее всего такая же жизнь, как здесь: одни режут, а другие подставляют брюхо под нож...». Любое явление действительности вызывает у Алекса ассоциации, связанные с ситуацией драки и убийства; даже звезды на небе напоминают ему «ножи, которым хочется встрять в нашу драку...»1 Причем Алекс готов к тому, чтобы оказаться и нападающим, и жертвой, о чем свидетельствует описание сцены драки с Билли Боем, вокруг которого Алекс «плясал со своей бритвой, как какой-нибудь корабельный парикмахер в очень бурную погоду...» Это сравнение говорит о равнодушном отношении героя к жизни чужого человека, а также о стремлении Алекса постоянно испытывать судьбу, рискуя и как бы меряясь силами с «каким-нибудь Богом». С одной стороны, в этом чувстве непоколебимой уверенности подростка в собственной несокрушимости прочитывается ницшеанский мотив «сверхчеловека», следующего принципу вседозволенности и утверждающего свое равенство с Богом. С другой стороны, утрату здорового инстинкта самосохранения К.Юнг связывает с формированием в эпоху индустриальной революции массовой души, «оторванной от почвы и вовлеченной в одномерное существование...».
