Содержание к диссертации
Введение
I. История и теория изучения вопроса 13
1 . Философское и культурологическое понимание предмета диссертации. Обзор исследований по архитектуре, публикаций архитекторов и других источников 13
2. Принципы тоталитарного искусства и архитектуры 34
II. История и теория архитектуры тоталитарных обществ 44
1. Из истории взаимодействия структур власти с архитекторами. «Идеальный город» в прошлом. Социальные аспекты зодчества 44
2. Формирование «официального» стиля в XX веке 52
3. Символика и архитектурно-типологические элементы «тоталитарной архитектуры» 65
4. «Сознание» новой эпохи в мировоззрении архитекторов и формирование массового сознания архитектурно-художественными средствами 73
5. Архитектура «демократических» обществ и изучение тоталитарной архитектуры
в современных условиях 82
III. Архитектурная практика в тоталитарных странах Европы. Архитектура «на службе» идеологии и власти 88
1. Политические, социальные и художественные особенности тоталитарной архитектуры Италии, СССР, Германии и других стран 88
2. «Дворцы революций» - вершина тоталитарной архитектуры 101
3. О генеральных реконструкциях столиц, городах-коммунах, рабочих поселках и социальном жилище 112
4. Общие выводы о результатах архитектурной и планировочной деятельности в тоталитарных обществах в рассмотренный период 122
Заключение 125
Литература , 129
- Философское и культурологическое понимание предмета диссертации. Обзор исследований по архитектуре, публикаций архитекторов и других источников
- Из истории взаимодействия структур власти с архитекторами. «Идеальный город» в прошлом. Социальные аспекты зодчества
- Политические, социальные и художественные особенности тоталитарной архитектуры Италии, СССР, Германии и других стран
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Значение идеологического фактора в жизни современного общества - постоянно растущая тенденция. Рассуждения о деидеологизации, о «конце идеологий», не раз проявлявшиеся на протяжении XX века, всякий раз оказывались иллюзиями. Они строились на предпосылках, что идеологии несовместимы с рациональной организацией общества, которое в условиях технократизации жизни, увеличивающейся зависимости культуры от технических средств обеспечения жизнедеятельности все более тяготеет к научным способам своей организации; что идеологии, как формы сознания соответствовавшие социальным стадиям уже оставленным позади носителями мышления постиндустриальных и информационных обществ, выражали иллюзорные ожидания и представления несовместимые с эрой компьютерного управления социальными процессами; наконец, теоретики, предсказывавшие «конец века идеологий», сами нередко находились в заблуждении, принимая структурные изменения в идеологических процессах за само упразднение идеологии.
Действительно, наиболее изученными и эмпирически фиксируемыми были идеологические процессы в обществах XIX - начала XX веков с четко структурированными социальными отношениями, с хорошо выраженными социальными порядками, позволявшими выделять классовые конструкции и соответствующие им политические и иные организации. Они выступали как интеллектуальные построения более или менее маркирующие социальные структуры; определяли их социальные и исторические стратегии, комплексы свойственных им ценностей, характер желаемых классами политических и социальных систем и т.д. Идеологии четко отличали себя от науки, в том числе социальных теорий, даже в том случае, когда строили различные проекты взаимозависимостей и соподчинения. В мире символических форм, как правило, существовало расширительное определение идеологии как всей сферы духовной жизни общества. Но такое толкование оказывалось неконструктивным, и идеологию выделяли в особую сферу коллективного (общественного) сознания, несущую на себе выражение социальных интересов, предпочтений, политической прагматики и ориентирующих общественно-исторических конструктов. При таком понимании идеологии сферами духовного признавались религия, художественно-эстетическое сознание, наука и др., хотя нередко им и приписывались идеологические функции. Тем не менее, преобладало
понимание четкой разграниченности духовной жизни общества по ясным критериям и принципам ее демаркации.
Существенно ситуация стала меняться в 20-е - 30-е годы прошлого века. Именно к этому периоду относятся два весьма важных фактора социально-политического содержания. Во-первых, стало ясно фиксироваться, что общество имеет тенденцию перехода от классово-организованного к массовому. Его отличительными свойствами были развитие вертикальной мобильности и повышенная динамика социальных изменений, размывших классическую классовую стратификацию. Впервые информационные процессы на основе демократизации образования, доступности информации, свободы слова, приобрели массовый характер. Возникли представления о массовом обществе, массовой культуре (культуре толпы), массовой психологии, универсальных ценностях, массовой информации, в основе которых лежало массовое производство, создавшее предпосылки массового потребления. Философы и культурологи, например, Г. Ле Бон, X. Ортега-и-Гассет, О. Шпенглер, Г. Лукач, В. Беньямин, и многие другие, описали процессы «омассовления» и те последствия для культуры и человека, которые они вызывали. Одним из них было размывание границ между компактными системами политических идеологий, расширения сферы идеологического, использование в идеологических функциях тех духовных явлений, которым они были несвойственны. Появился особый тип «социологической пропаганды», возникли представления о симулякрах и субститутивных идеологиях, то есть таких духовно-символических образованиях, которым вменялась идеологическая функция. Чаще всего ими становились наука и искусство. Во-вторых, в мире стали формироваться особые порядки политической организации, получившей название «тоталитаризм», для которой характерен такой способ построения общества, когда от глубинных процессов индивидуальной жизни человека до высших форм социально-политической организации все подчиняется единому принципу и универсальному контролю. Носителем этого принципа и контроля выступает государство, важнейшим орудием власти которого становится идеология. Идеологии тоталитарных обществ стремились установить контроль над всеми формами умственной и творческой жизни общества, насаждать приоритетные ценности и регламентировать художественную жизнь, литературу, верования, и убеждения, мир совести человека.
С этой целью идеологии тоталитарных обществ использовали те сферы культуры, которые хотя формально были от них независимы, но имели тенденцию к изменению в содержании. Со всей очевидностью проявлялся процесс активного включения искусства в политическую жизнь общества и, как следствие, упразднение его автономии, вымывание собственно эстетического и замена его политическими контекстами, пусть и в эстетической символизации. То есть тоталитаризация общества вела к появлению фиктивных символических структур, насыщенным политико-идеологическими установками. Перечисленные тенденции еще явно недостаточно изучены, особенно судьба искусства в тоталитарной социальной структуре. Доминируют стереотипы, а не существенные наблюдения.
Философским и культурологическим рассмотрением указанных проблем в России занимались Э.Я. Баталов, Л.М. Баткин, А.А. Галкин, Н.В. Голик, Ю.Н. Давыдов, Г.Г. Дилегенский, К.М. Долгов, М.С. Каган, Ю.М. Каграманов, Л.Н. Коган, Б.В. Марков, М.К. Мамардашвили, Е.А. Мамчур, СЮ. Маслов, Ю.В. Перов, К.С. Пигров, Ю.Н. Солонин, Э.П. Юровская и другие ученые. Но интерес культурологии и социальной философии к парадоксам искусства тоталитарных периодов в истории, только-только начинает набирать силу.
Рассмотренные в диссертации аспекты архитектурного творчества касаются различных дисциплин, но все они имеют одну важную обшую проблематику, для которой не существует на данном этапе другой науки, кроме философии культуры, способной дать обобщенный анализ парадигмы власть-искусство, на примере единства архитектуроведения, философии, культурологии и семиотики. Известный искусствовед Д. Сарабьянов отмечал, что современное искусствознание нуждается в подобных «стимуляторах» в виде применения философского метода, «для решения конкретных историко-художественных проблем».
Степень разработанности проблемы. Степень научной разработанности темы диссертации не может быть признана вполне удовлетворительной. Здесь имеется некоторая диспропорция. С одной стороны, хорошо освещены и проработаны общие механизмы функционирования идеологий, как в демократических, так и в тоталитарных структурах. Мы обращаем внимание на работы представителей франкфуртской философской школы: В. Беньямина, Т. Адорно, Г. Маркузе, М. Хоркхаймера; социальных психологов В. Райха, Ж. Лакана,
1 Сарабьянов Д. Послесловие к: Г.И. Ревзин. Очерки по философии архитектурной формы. М, 2002, с. 140
Ж. Батая; социологов Р. Дарендорфа, К. Мангейма, Н. Элиаса, Э. Шпрангера, Д. Белла, Ю. Хабермаса; философов и культурологов К. Ясперса, Ж. Делеза, Ж. Деррида, П. Рикера, М. Фуко, Ж. Бодрияра, X. Арендт, Г. Кайзерлинга, Т. Лессинга, П. Милза, И. Бергена, Б. Рассела, Э. Фромма, И.С. Кона, В.А. Ядова, А. Ф. Лосева, Д.С. Лихачева, А.Я. Гуревича, М.М. Бахтина, Вяч. Вс. Иванова и многих других.
Однако и в этих работах, на наш взгляд, очевидна недостаточная разработка конкретных механизмов «идеологической прагматизации» неидеологических сфер общественной жизни и области эстетического. Следует также обратить внимание на то, что указанные процессы недостаточно выявлены и описаны применительно к отдельным сферам искусства, например, кино, театру, музыке, живописи, архитектуре. Сфера искусства становится первой, куда интенсивно внедряются идеологические установки тоталитарных режимов. Существует огромное количество описаний этого внедрения, хотя и фиксирующих важные аспекты, но лишенных возможности или намерения углубиться в механизмы этого проникновения, в механизмы сращивания эстетического и политического начал. Именно на последнее и нацелено данное научное исследование, сосредоточенное на аспектах архитектурной теории и практики в условиях тоталитарных режимов.
Современная культурологическая наука утверждает, что «многие фундаментальные выводы истории невозможны без учета процессов, происходящих в сфере культуры» . Данное исследование рассматривается нами как попытка изучения культурных, социальных и исторических аспектов сознания масс и отдельных представителей тоталитарных обществ через призму восприятия ими архитектурных процессов.
Противоречивость эстетической мысли XX века не могла не соответствовать противоречивости убеждений творческой элиты, в частности архитекторов. Это было время многочисленных теоретических и практических поисков, цель которых состояла в разработке теории организации пространства путем подчинения его «художественной воле». Диалектическое противоречие объединения рациональной задачи с нерациональной идеей не только отразило веяние времени, но и выявило основное концептуальное ядро искусства, основанное на идее «сознательного» отражения сложности и многогранности жизни (Ле Корбюзье и др.).
2 Солонин Ю.Н. Культурология и философия истории. // Культорология. Под ред. Солонина Ю.Н. и Кагана М.С., 2004, с. 48
Начало пристального изучения философских и культурных аспектов психологии массового восприятия тоталитарной архитектуры связано с появлением большого количества исследований в области социологии и политологии . Многие искусствоведы сегодня рассматривают архитектуру данного периода и как «единый организм» связанный временем строительства, и как собрание различных тенденций и уровней качества проектов, что кажется нам научно-обоснованным. Можно привести позицию искусствоведа Г. Ревзина, состоящую в том, что «...есть глобалитет стиля. В рамках формальной школы стиль мастера есть частный случай стиля школы, который есть частный случай стиля страны, который есть частный случай стиля эпохи». В настоящее время ряд специалистов (архитекторы, искусствоведы и киноведы) склоняется к мысли, что тоталитаризм не всегда являлся для некоторых видов искусства «тормозящим» или блокирующим волю и фантазию художника фактором. Практически не изучены вопросы, касающиеся собственно социальной позиции художника - участника программного строительства. Не вызывает сомнения тот факт, что архитекторы, художники и другие представители творческой элиты, как правило, отдавали себе отчет в том, каковой является политическая система, выступавшая в роли заказчика. Существуют и отдельные мнения, что во многом система не только опиралась на их интеллектуальную поддержку, но также и «подпитывалась» и даже «генерировалась» их яркими художественными идеями. Примером являются судьбы в Германии таких деятелей искусства как поэта Г. Бенна, кинорежиссера Л. Риффеншталь, дирижера Г. фон Караян, Р. Штразе и др.; в России таких деятелей культуры и искусства, как А. Толстой, Д. Ветров, А. Довженко, С. Эйзенштейн, Г. Александров, К. Малевич, В. Мухина, А. Щусев, В. Щуко и многих других, в Италии - представителей политической и культурной элиты нации - короля Виктора-Эммануила III, графа Г.Чиано, литераторов Дж. Джентиле, Г. д'Аннунцио и Э. Паунд, художников Т. Маринетти, У. Боччони, К. Карра, Р. Гуттузо, Дж. Де Кирико и др. Это сотрудничество, с одной стороны, обеспечивало власти единение с народом -искусство всех тоталитарных обществ было объявлено «более народным», чем предыдущее, буржуазное. С другой стороны, участие в создании «новой культуры» (и
3 См.: Поппер К. Открытое общество и его враги. Т.1, 2, М, 1992; Mumford L. Utopia: The City end
Mashine. Deadalus. Boston. 1965. № 1; Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической
воспроизводимости, М, 1992; Arendt Н. Brzezinski Z. The Totalitarian Mind. N.-Y. 1955; Ортега-и-Гассет. X.
Восстание масс. М., 2003; Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1968 и др.
4 Ревзин Г.И. Очерки по философии архитектурной формы. М., 2002, с. 15
в особенности архитектуры) было любимым «занятием», как структур власти в целом, так и лично диктаторов в Италии, СССР, Германии, Испании, Португалии.
Влияние тоталитарного правления и идеологии на архитектуру и строительство традиционно оценивалось также как и их значение для социума в целом, без углубленного изучения конкретных примеров. Поэтому вопросы источниковедения и методологии изучения именно архитектуры и строительства, а не общие вопросы, касающиеся развития искусства в тоталитарных обществах, кажутся нам наиболее перспективными в изучении.
Философская терминология, касающаяся архитектурно-художественных процессов XX века, еще не установилась в российской науке, хотя и делаются попытки ввести в научный оборот элементы принятые в других дисциплинах и в публицистике, а также разработать собственные формулировки. В процессе работы над диссертацией становилось все более очевидно, что полный и четкий терминологический аппарат, применимый к любому творчеству в социальных контекстах, возникает на базе неточных метафорических выражений или заимствований. Приведем один пример. В итальянских исследованиях часто употребляется словосочетание «фашистский город». Для постсоветской публики это выражение не означает ничего конкретного. Для понимания европейской публики оно вполне достаточно. Во-первых, никогда не возникает двойственного отношения к слову «фашистский», и очевидно, что речь идет о градостроительных процессах исключительно Италии. Специалистам также очевидно, что слово «город» здесь важнейшее, так как период фашизма в Италии - был очень продуктивен с точки зрения разработки и решения глобальных проблем урбанистики. В подобном положении в международном дисциплинарном языке может оказаться такое выражение как «сталинская архитектура», из-за чего мы старались избегать его использования.
Методология исследования строится на использовании системного подхода, увязывающего взаимодействия функционально близких символических систем и предполагающего философский герменевтический анализ их смысловых структур. Определенное значение имеет опыт социально-психологической интерпретации эстетических и политических установок основных теоретиков архитектурно-художественных систем, ставших предметом исследования. Феноменологический метод, который учтен в работе, рассматривает процесс проектирования
материального объекта архитектуры, как наложение аналогий, предначертанных в структуре сознания на «экзистенциальное пространство», ощущение которого основано на устойчивых схемах сознания.
Данное исследование носит комплексный характер. В ходе работы диссертант опирался на труды отечественных и зарубежных специалистов, посвященных как теории архитектурной формы, так и развитию искусства и архитектуры в 1920-е-1940-е годы. При этом для постановки проблемы и ее решения за основные были взяты исследования в области философии, культурологи, психологии и социологии, а также выступления самих архитекторов-участников событий.
Цель и задачи исследования. Содержание диссертации ориентировано на изучение социально-детерминированной природы архитектурной практики и ее теории в эпоху, когда в общественной жизни доминирует т.н. «тоталитарное сознание». Настоящее исследование ставит своей целью дать характеристику «тоталитарной архитектуре» как социокультурному явлению, где особое внимание уделено анализу феномена архитектуры как особого бытия культуры и аспектам сознания масс, идеологов культуры и архитектурно-художественной элиты.
Достижение цели потребовало решения следующих исследовательских задач: а) исследования процесса формирования «официальных» стилей архитектуры тоталитарных обществ с использованием конкретных символико-контестуальных приемов от теоретической полемики, до конкретных указаний на элементы его составляющие, б) изучения научной концепции взаимосвязи политики и идеологии (в лице тоталитарной власти) с архитектурным творчеством, в) оценки возможности философско-культурного рассмотрения проблем искусства в целом, г) изучения конкретно-исторических механизмов сочетания идеолого-эстетического комплекса с реальной архитектурной практикой в ряде стран-носителей тоталитарных режимов: Италия, Германия, СССР.
Для решения поставленных задач в диссертации проводится оценка фактического научного материала накопленного в трех странах Европы за весь тоталитарный период; рассматриваются наиболее значимые сооружения и комплексы, а также связи между идеологией, политикой, сознанием масс и художников, результаты деятельности архитекторов в разных странах; выявляются общие и характерные черты сооружений построенных в годы до второй мировой войны; показываются факторы, определившие развитие архитектуры в данный исторический период и
выявляется механизм взаимоотношений власть-архитектура; ставится вопрос о сравнении путей развития архитектуры в обществах тоталитарных и демократических.
Считается, что общим для развития искусства в тоталитарных государствах является попытка выбора из всего многообразия тенденций, существующих в данный момент, одной, наиболее отвечающей целям режима и объявление ее официальной, а также борьба со всеми остальными стилями и направлениями в искусстве. Мы ставим своей задачей проверить данный тезис, а также доказать на примере архитектуры, насколько узость и однозначность в решении подобных проблем прошлого может являться «тормозящей» для понимания проблем современности.
Сделав предметом исследования архитектурную практику и ее теорию в определенном социо-политическом континууме, диссертант выделил в них ряд уровней: 1) собственно эстетический пласт, 2) социально-детерминированные структуры, 3) политико-идеологический уровень, 4) уровень, формулирующий решение конкретных художественных задач, соответствующих времени, эпохе. Содержание диссертации ориентировано на изучение второго и третьего уровней, т.е. на изучение социально-детерминированной природы архитектурной практики и ее теории в эпоху, когда в общественной жизни доминирует т.н. «тоталитарное сознание».
На основании проработанного материала в диссертации устанавливается, что история архитектурной теории и практики зависит от динамики идейно-политического развития общества, а господствующим социальным принципам эпохи соответствуют поиски эстетики и формы в архитектуре. Выводы, сделанные в работе, позволяют говорить о сложной символической структуре, которой обладает архитектурная теория, позволяющая реализовывать социально-политические концепты идеологического влияния на общество. Архитектура, как никакая другая художественная практика, в силу своей социально-политической репрезентативности, насыщена идеологической символикой с ясно-выраженными политическими подтекстами. Это позволяет говорить об архитектуре, как о специальном виде (объекте) субститутивной идеологии, о чем ярко свидетельствует практика тоталитарных архитектур, ставших предметом рассмотрения в данной работе. При этом внутренняя структура архитектурной теории являет собой также диалектическое противоречие ее различных подсистем, жертвой которого нередко становится
эстетическая составляющая творчества. В работе также рассматривается специфика зависимости профессионального сообщества и архитектурно-художественных программ от социального заказа, а также формы реакции этого сообщества на политическую ситуацию эпохи. Для этого исследуется вопрос корреляции политического истеблишмента и архитектурно-художественной элиты в контексте соотнесения идеологических ориентации первого с эстетическими установками вторых, в результате чего складывается художественно-политический комплекс (институт), определяющий архитектурную и другую художественную практику. В диссертации выносятся на защиту следующие положения: 1) архитектура в «тоталитарную эпоху» представляет собой особое социокультурное явление
установки, которыми руководствуется художественное сознание в своей практике, структурно сложны и обладают известной многослойностью
из всех видов искусств, архитектура в наибольшей степени зависит от символико-идеологических установок в силу своей социально-политической репрезентативности
4) архитектура создает особое социально-политическое пространство. Одним из
самых ярких проявлений искусства строить является идейно-политическая установка
5) в истории архитектуры просматривается определенная зависимость от
политического заказа
тоталитарная власть нуждается в контроле над архитектурой для реализации своих целей
в силу своей социальной «открытости» архитектурное творчество наиболее эффективно в процессе приобщения масс к новой идеологии, новому быту и новой культуре
8) статус архитектора в тоталитарный исторический период находится на
высочайшем уровне, выраженный в том, что архитектурное сообщество имеет
возможность выражать собственную эстетическую позицию и доносить ее до
«сознания» представителей власти и широких масс, в связи с чем максимально
использует организационные и экономические возможности авторитарного
правления для решения своих внутрикорпоративных (градостроительных,
социальных, инженерных и технических) задач.
9) ангажированность архитектурной практики и теории политически-детерминированными обществами оказывает со временем парализующее действие на развитие ее эстетических принципов.
Источниковедческая база исследования базируется на а) рассмотрении сооружений и проектов, созданных архитекторами Италии, СССР, Германии и других стран в период с 1920-х по 1950-е годы, б) анализе текстов, посвященных культуре, архитектуре и обществоведению, в) анализе исторического развития архитектурной практики сотрудничества с авторитарными структурами. В диссертации использованы материалы из сочинений и воспоминаний архитекторов-участников событий, а также информация, почерпнутая из консультаций с современными архитекторами и теоретиками архитектуры. Приведен подробный анализ источников, включая также анализ работ по культурологии интересующего нас периода, не касающихся напрямую темы исследования, но необходимых для большего понимания ситуации развития общества и ментальносте его представителей в период диктатур.
Практическая значимость диссертации. Содержащиеся в исследовании материалы расширяют научные представления об архитектуре тоталитарных обществ XX века. Полученные результаты могут быть использованы в дальнейших исследованиях по архитектуре рассматриваемого периода, а также в исследованиях по эстетике, социологии, культурологии и теории формообразования в архитектуре. Отдельные части работы содержат новый фактический и историографический материал, который можно использовать и при подготовке программ различных курсов для специальностей, «культурология», «история культуры» и др.
Апробация работы. Диссертация обсуждена на кафедре философии культуры и культурологии философского ф-та СПбГУ, одобрена и рекомендована к защите. Отдельные положения диссертации обсуждались на кафедре гуманитарных и философских наук Санкт-Петербургского академического института им. И.Е. Репина. По материалам диссертации были представлены доклады на семинары и международные конференции: «Топос Петербурга и проблема культурных контактов в Новое Время»: материалы международной научной конференции IX Лафонтеновские чтения, доклад: «Влияние культуры Италии на развитие архитектуры Петербурга в XVIII веке» (Санкт-Петербург, 2003); международную научную конференцию X лафонтеновские чтения «Политика и культура в эпоху
абсолютизма», доклад: «Теоретические аспекты проблемы взаимоотношений политики и архитектурного творчества в Новое Время» (Санкт-Петербург, 2004). Доклады опубликованы в виде тезисов или сообщений.
Структура исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, приложений и альбома иллюстраций с пояснительными текстами. Общий объем текста - 130 машинописных страниц. Альбом состоит из 70 иллюстраций. В списке литературы приводятся около 200 наименований.
Философское и культурологическое понимание предмета диссертации. Обзор исследований по архитектуре, публикаций архитекторов и других источников
Социально-политическая структура обществ, классовые конструкции и соответствующие им организации впервые подробно описаны философами конца XIX - начала XX века. Они выступали как интеллектуальные построения, более или менее маркирующие социальные структуры; определяли их социальные и исторические стратегии, комплексы свойственных им ценностей, характер желаемых классами политических и социальных систем и т.д. В то же время вопросы идеологии обществ нс являлись предметом науки, так как это принято в современном мире, даже в том случае, когда строились различные концепты взаимозависимостей и соподчинения социумов и политики. Как правило, существовало расширительное определение идеологии как всей сферы духовной жизни общества. Но такое толкование оказалось неконструктивным, и идеологию выделили в особую сферу коллективного (общественного) сознания, несущую на себе выражение социальных интересов, предпочтений, политической прагматики и ориентирующих общественно-исторических конструктов. При таком понимании идеологии сферами духовного признавались религия, художественно-эстетическое сознание, наука и др., нередко им и приписывались идеологические функции.
Правда, Ф. Ницше уже тогда писал о культуре как о «едином художественном стиле во всех проявлениях жизни народа»9, но его культурная философия не стала основой для исследований других авторов. Можно сказать, что преобладало понимание четкой разграниченности духовной жизни общества на отдельные составляющие. Марксизм и ницшеанство занимают особое место в истории представлений о культуре своей верой в безусловное право науки переделывать человека по определенным образцам. В марксизме вмешательство в формирование человеческой личности признается общественной функцией, ницшеанство оставляет приоритет за индивидуумом.
Во-первых, стало ясно фиксироваться, что общество имеет тенденцию перехода от классово-организованного к массовому. Его отличительными свойствами были развитие вертикальной мобильности и повышенная динамика социальных изменений, размывших классическую социальную стратификацию. Возникли представления о массовом обществе, массовой культуре (культуре толпы), массовой психологии (психологии толпы), универсальных (общечеловеческих) ценностях, массовой информации, в основе которых лежало массовое производство, создавшее предпосылки массового потребления. Философы и культурологи, например Г. Ле Бон, X. Ортега-и-Гассет, О. Шпенглер, Г. Лукач, В. Бепьямин и многие другие, каждый на свой лад, описали процессы «омассовления» и тс последствия для культуры и человека, которые они вызывали. Одним из них было создание компактных систем политических идеологий, расширения сферы идеологического, использование в идеологических функциях тех духовных явлений, которым они были несвойственны. Появился особый тип «социологической пропаганды», возникли представления о симулякрах и субститутивных идеологиях, то есть таких духовно-символических образованиях, которым вменялась идеологическая функция. Чаще всего ими становились культура и искусство.
Во-вторых, и в определенной связи с указанным выше, в мире стали формироваться особые порядки политической организации, получившей название «тоталитаризм», для которой характерен такой способ построения общества, когда от глубинных процессов индивидуальной жизни человека до высших форм социально-политической организации все подчиняется единому принципу и универсальному контролю. Носителем этого принципа и контроля выступает государство. Важнейшим орудием власти государства, подавления и контроля, кроме прямого политического диктата, становится идеология.
События XX века ускорили появление теоретического осмысления социальных потрясений, а вместе с ними усилили ощущение необходимости изучения всех систем и структур, формирующих историко-философское понимание мировых проблем. Развитие политологических и социальных наук инициировало интерес к мировоззрению масс и искусству на службе идеологий. В современных оценках развития культуры и искусства тоталитарных обществ отразились общие процессы эволюции научного мышления XX в., особенно взгляды Т. Адорно, М. Хоркхаймера, X. Арендт, М. Фуко, А, Грамши, Г.Маркузе и др. История как механизм, тенденция к унификации людей, мифологическая роль диктаторов, проблемы массовой культуры, все занимавшие социальных философов реалии нашего быта легли в основу современного понимания культуры, связанной с тоталитарной идеологией,
Согласно М. Хоркхаймеру и Т. Адорно появление тоталитарных режимов фашистского типа было закономерным продолжением или даже итогом развития буржуазной европейской цивилизации. Понятие «тоталитаризм» впервые возникает в окружении Муссолини в середине двадцатых годов прошлого века, в контексте «всеобщий» (totale - полный, всеобщий/иг.). В литературе Запада опо вошло в обиход в конце тридцатых годов. Статус же научной концепции за этим термином утвердил собравшийся в 1952 году в США политологический симпозиум, где тоталитаризм был определён как закрытая и неподвижная социокультурная и политическая структура, в которой всякое действие - от воспитания детей до производства и распределения товаров - направляется и контролируется из единого центра. Необходимо отметить, что часть политологов придерживается мнения, что «тоталитаризм» всего лишь политическая метафора. В американской «Энциклопедии социальных наук» 1968 года он назван «ненаучной концепцией». Также нет единого мнения среди политологов о том, когда вообще возник тоталитаризм. Одни считают его вечным атрибутом человеческой истории, другие - достоянием индустриальной эпохи, третьи - феноменом исключительно двадцатого века.
Из истории взаимодействия структур власти с архитекторами. «Идеальный город» в прошлом. Социальные аспекты зодчества
Практика сращивания архитектурного творчества с государственными структурами существует столько же, сколько и сама строительная практика. Теоретические искания предшественников показывают, что все компактные устойчивые политичесіше системы создают свои символические и семантические структуры, отраженные в памятниках культуры. В трудах многих философов и, в частности, Платона, Т. Гоббса и Ж.Ж. Руссо, описывались основы идеального тоталитарног о государства. Очень часто эти идеи сопровождались масштабными замыслами соответствующих им «идеальных» городов-государств. Из философских трактатов архитекторы-утописты вычитывали прямые указания к проектированию. У фашистских городов, городов-коммун, рабочих поселков Э.Мая начала XX века были предшественники, даже реализованные на практике, но, к сожалению, забытые со временем. За исключением немногочисленных исторических примеров подобные проекты действительно воплощались на практике только после установления тоталитарных режимов XX века.
Отношение власти к художественному творчеству волновало мыслителей времен возникновения первых государственных структур. Регламентация деятельности архитекторов, даже более чем влияние власти на другие сферы искусства, имеет древнюю историю и поразительную устойчивость во времени. В своде законов Хаммурапи (1-я половина II тыс. до н. э.) часть параграфов посвящена строительной практике, но о настоящем слиянии политики и архитектуры в ранней истории человечества мы можем только догадываться, учитывая масштабы и значение строительства в древних цивилизациях. Из XV в. до н.э. до нас дошел пример использования идеологических сюжетов для отделки зданий. На острове Санторин вблизи Крита был раскопан посёлок, где фризы па тему морского похода и возвращения флота в родную гавань - довольно стандартное подпотолочное украшение обычного дома горожанина. В архитектуре крито-минойской цивилизации широко использовались украшения фресками, рельефами, мозаиками, тематика которых отражала весь спектр представлений граждан о мироустройстве (от мифологии до социальной стратификации).
Вопросы градостроительства приобретают регламентированный властями характер в Древней Греции после персидских войн, когда множество городов перестраиваются и отстраиваются заново. «Урбанисты» Эллады вводят строгую организацию в рисунок города: земля расчерчивается на совершенно одинаковые участки, которые застраиваются одинаковыми домами. «Такая одинаковость не пугала древнего жителя Греции, - считает историк архитектуры В.Л. Глазычев, -ведь площади на перекрёстках улиц обильно украшались статуями, а дороги вели к храмам». Необходимо также обратить внимание на тот факт, что развитие пластических искусств и строительство наиболее значительных публичных сооружений Древней Греции приходится не на годы полисных демократий, а годы тираний.
Древний Рим - одна из самых известных тоталитарных империй - выработал не только концепции жизни и досуга масс, культового и обрядового поведения, но и соответствующую им архитектуру. Переход от полисной демократии к авторитарному режиму сопровождался революционным «вторжением в область собственности» 9, что вело к появлению значительного архитектурного «заказа», изменениям в быту и мировоззрении. Становление Римской державы - это процесс, все двенадцать веков которого видны как в зеркале в сооружениях разного времени. Ранняя римская история не лишена пробелов и противоречий настолько же, насколько скудны архитектурные свидетельства этого периода. И, наоборот, вся история Рима императорского нашла отражение в многочисленных форумах, цирках, храмах и других общественных сооружениях. Упорядочивание городской жизни и новое строительство волновало римских граждан не менее чем политическая жизнь страны.
Политические, социальные и художественные особенности тоталитарной архитектуры Италии, СССР, Германии и других стран
Идея обновления «классической» архитектуры и её «адаптации» к новой эпохе - эпохе революций одновременно возникла в 1920-е - 1930 - е гг. у архитекторов и у лидеров разных стран. Каждая из сторон видела возможность реализации своих целей и задач: власть - утверждение через монументальную архитектуру новой идеологии, художники - исполнение самых грандиозных утопических замыслов при официальной поддержке и государственном финансировании.
Идеологическая культурная политика- итальянского фашизма определилась быстрее, чем утвердился его государственный строй. Кумир интеллектуалов -литератор Габриеле Д Аннунцио, возмущённый малодушием королевского правительства, похоронившего идею превращения Италии в могучую и великую державу в начале XX века, охотно стал одним из политических наставников будущего Дуче.
Многие достижения итальянских художников и архитекторов пришлись именно на период фашизма. В отличие от других тоталитарных стран, свобода художников в фашистской Италии ничем не ограничивалась даже тогда, когда героем произведения становился сам Муссолини. Убедиться в этом можно, посмотрев работы выставлявшиеся в Эрмитаже на выставке «Футуризм. Новеченто. Абстракция» (2005 г.). Само слово «футуризм» пришло из Италии и в Россию - у нас, правда, его предпочитали называть «кубофутуризмом». Именно с футуризма, прославлявшего дерзость, бунт и неукротимую энергию, началась новая эра итальянского искусства.
Движение футуристов, возглавляемое У.Боччони, Ф.-Т. Маринетти и Сант Элиа, явилось реакцией на эклектику, царившую в искусстве и архитектуре после воссоединения итальянского королевства. Футуристическое искусство, правда, было довольно рано занесено в разряд «священных», чем обречено на умирание. У. Боччони и А. Сант Элиа погибли ещё во время I мировой войны. Остальные лидеры движения трансформировались в чиновников. Архитектору В. Марки предложили место директора Сиенской Академии, художнику П. Риццо -профессора кафедры живописи в Палермо. Ф. Маринетти возглавил Римскую Академию и, формально, представлял собой единственный сохранившийся форпост футуризма. Он даже издал, по аналогии с манифестом 1818 г., в 1931 году еще один «Манифест священного футуристического искусства» - типичный для этого времени симбиоз «идеологии будущего» и фашистского национализма. Идеальные контексты футуристической архитектуры, описанные в статьях и эссе, абстрактно утверждали мечту о будущем «механистическом великолепии», но пи стиль, ни формы не были определены даже самими законодателями. Поэтому, на рубеже XX века итальянская архитектурная школа почти не предложила смелых и инновационных решений, за что историки архитектуры упрекают ее в «провинциальности», подчеркивая отдаленность от мировых художественных процессов. Архитекторы черпали вдохновение в истории, детально прорабатывали фасады в традициях эклектики, и, в основной массе, оставались в стороне как от инженерных открытий, сделанных в конце XIX века, так и от эстетических исканий северного модерна. Критики оправдывали это «исторически сложившимся синьерским характером» построек в крупных городах Италии. В начале XX века именно Рим превратился в эпицентр научной жизни антиковедов и историков архитектуры, сюда стекалось множество специалистов из Европы и Америки, благодаря, прежде всего, археологии. Сама научная жизнь отличалась необычайной интенсивностью и напряженностью. Среди многочисленных научных обществ и академий выделялись французская Ecole de Rome, Кайзеровский археологический институт и римская Академия Деи Линчей.
