Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ЭВОЛЮЦИИ СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ПОДХОДОВ К АНАЛИЗУ СОЦИАЛЬНОГО КОНТРОЛЯ
1. Анализ представлений о социальном контроле в социологии XIX -I ч начала XX веков
2. Вклад социального и гуманистического психоанализа в представления о социальном контроле 3 7
3. Социальный контроль в свете основных интегрально-системных
парадигм социологии XX века
4. Рефлексивный контроль в парадигме агентно-структурной интеграции 7 3
ГЛАВА II. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ТРАНСФОРМАЦИИ МЕХАНИЗМОВ СОЦИАЛЬНОГО КОНТРОЛЯ
1 Специфика социального контроля в закрытых и транзитивных обществах '
2 Роль социального контроля в преодолении девиации
3 Проблема контроля за социальными рисками
4 Противоречия между современными техногенными и социо-правовыми аспектами социального контроля
5 Критерии классификации форм и методов социального контроля
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
- Анализ представлений о социальном контроле в социологии XIX -I ч начала XX веков
- Специфика социального контроля в закрытых и транзитивных обществах
- Роль социального контроля в преодолении девиации
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
Для современной России изучение социального контроля и его различных интерпретаций в социологическом знании является насущной задачей в силу ряда причин: страна находится на стадии радикальной трансформации, когда разрушены многие прежние функциональные регуляторы общества; складывается ряд новых структур, функционирование которых невозможно обеспечить с помощью инструментов контроля, эффективно действовавших на прошлых этапах российской истории (когда доминировали традиционный или харизматический тип господства); глобализация потребовала поиска новых форм регулирования общественных процессов, развертывающихся под влиянием транснациональных связей, трансформации характера труда, изменений функций социальных институтов; управленческий потенциал России недостаточно эффективен, чтобы обеспечить необходимую динамику общественного развития. В данных обстоятельствах приобретает актуальность анализ мировой и отечественной социологической мысли, которая разработала ряд интересных теоретико- методологических подходов к исследованию социального контроля.
Диссертант в целом разделяет устоявшиеся в социологической литературе определение социального контроля как способа саморегуляции системы, обеспечивающего упорядоченное взаимодействие составляющих её элементов посредством нормативного (в том числе правового) регулирования. Однако полагает, что оно нуждается в уточнении в свете современных тенденций, когда нормой становится рефлексивность социальных акторов как реакция на динамизм эпохи.
Степень научной разработанности темы. Обществоведческая мысль России имеет длительную традицию обсуждения проблемы социального контроля. Социально-политическая литература в СССР уделяла основное внимание задачам укрепления позиций партийно-государственной системы.
Однако многочисленные публикации по этой теме получали односторонний и предельно политизированный характер. Социальн-политическая демагогия препятствовала утверждению в России социологической мысли, способствовала доминированию в трактовках социального контроля конъюнктурных установок.
Развернувшиеся в стране реформы на определенное время отодвинули на второй план вопросы социального контроля, поскольку разрушение советской партийно-государственной системы было возможно лишь при полной дисфункции ее контролирующих структур. Вследствие указанных исторических и политико-идеологических причин в современной российской социологической литературе, по существу, отсутствуют целостные разработки проблемы социального контроля, отвечающие методологическому и теоретическому уровню мировой социологической мысли. Наиболее подробно освещены негативные тенденции социального контроля, связанные с ослаблением участия государства в регулировании экономической и социальной сфер жизни общества, вопросы совершенствования профилактики девиантного поведения и преступности .
Диссертант опирался на работы классиков мировой социологической мысли. Им прослеживаются различия функций социального контроля, вытекающие из натуралистических (О. Конт, Г. Спенсер), социокультурных (Э. Дюркгейм), а также системных (К. Маркс, М. Вебер) подходов к социуму. Последующее развитие социологической мысли продемонстрировало, с одной стороны, интерес к исследованию иррациональной составляющей социального контроля, вытекающей из проявлений человеческой природы (3. Фрейд, Э. Фромм). С другой стороны, масштабная теория социокультурной динамики П.А. Сорокина выступила в роли интегрального обобщения предшествовавших ей социологических построений, что позволило обосновать новые подходы к социальному контролю. В ней указано на неизбежность флуктуационных изменений общественной системы, на детерминированность контроля как со стороны флуктуаций социокультурных систем, так и благодаря способности людей творить Добро, умиротворять конфликты. Тем самым на первый план выступило релятивное содержание исторических типов социального контроля, что помогает понять его содержание в контексте учета объективных и субъективных факторов. Последующее развитие представлений о содержании и формах социального контроля определялось изучением макро-микро интеграции элементов социальных структур и их функций (Т. Парсонс, Р. Мертон), а в самые последние годы - исследованиями агентно-структурного взаимодействия: новейшие социальные процессы получают отображение в концепциях У. Бека, Э. Гидденса, П. Бурдье, Т. Лукмана, П. Штомпка, Н. Лумана, Дж. Ритцера и др. Здесь проанализированы, с одной стороны, традиционные возможности совершенствования инструментов государственного и общественного контроля, особенно в контексте аномии, формирования конфронтационного общественного сознания; с другой же стороны, присутствует апелляция к еще не раскрывшимся возможностям гражданского общества. Данная тенденция последовательно выражена в публикациях Ю. Хабермаса, а также теоретиков государственного и международного частного права .
В трудах по синергетике и социологии постмодерна развертывается обсуждение возможностей и пределов фрагментаризированных и релятивизированных форм контрольной деятельности в разных сферах общественной жизни. Здесь справедливо подчеркивается, что достижение абсолютного и всестороннего социального контроля невозможно, его эффективность достигается при намеренном сохранении «люфтов неопределенности».
Среди трудов российских ученых, рассматривающих разные проблемы социального контроля, в первую очередь, следует назвать фундаментальное издание «Социология в России» в котором есть раздел, написанный Я.И. Гилинским «Социология девиантного поведения и социального контроля . Проблематикой девиации занимаются и другие авторы. Правовые аспекты социального контроля весьма обстоятельно освещены B.C. Нересянцем,
Ю.А. Агафоновым,12 Ф. Шереги. В ряде работ анализируется роль бюрократии, элиты, номенклатуры в социальном контроле.
Среди отечественных трудов, в которых так или иначе рассматриваются методологические аспекты социального контроля, можно выделить публикации Т.А. Алексеевой А.Г. Здравомыслова, М.К. Горшкова, С.А. Кравченко, М.О. Мнацаканяна, Н.Е. Покровского, Ж.Т. Тощенко. Особо отметим работы, подготовленных сотрудниками Института социологии РАН, в которых анализируются актуальные проблемы современного российского общества, в том числе и тенденции нового формирующегося социального порядка .
Цель диссертационного исследования - выявить, как в теориях западных и отечественных социологов интерпретируется контроль в качестве особого социального феномена и специфической сферы социальной деятельности, как эволюционируют представления о социальном контроле при переходе от традиционного к постиндустриальному обществу, «Обществу риска», как определяются задачи общественного контроля, вытекающие из современного технологического и социокультурного развития, а также осмыслить трансформации социального контроля в современном российском обществе через призму разных теоретико-методологических парадигм.
В соответствии с этой целью ставится ряд конкретных задач: проанализировать основные подходы к социальному контролю в социологии, начиная с середины XIX века по настоящее время; раскрыть теоретическое и практическое содержание дискуссий, развернувшихся вокруг проблем социального контроля в современной западной и отечественной социологической литературе; рассмотреть факторы, определяющие типы социального контроля в традиционном, индустриальном и постиндустриальном обществах; проанализировать общественные ситуации, объективно создающие потребность в совершенствовании социального контроля; выявить характерные особенности субъективных сторон организации общественного контроля; охарактеризовать воздействие социального контроля на личность.
Объектом исследования выступают характеристики социального контроля, представленные в работах О. Конта, Э. Дюркгейма, К. Маркса, М. Вебера, П.А. Сорокина, 3. Фрейда, Э. Фромма, Т. Парсонса, Р. Мертона, Э. Гидденса, П. Бурдье, П. Штомпки, М. Фуко, Ю. Хабермаса.
Предметом анализа является происхождение основных типов и соответствующих им методов социального контроля, условия их утверждения, совершенствования и трансформации; социокультурная динамика социального контроля в условиях глобализации, а также социально- психологические основы отношения к социальному контролю личности, больших и малых социальных групп.
Методом исследования является систематизированное сопоставление социологических концепций социального контроля, последовательно складывавшихся в западной и отечественной социологии, в их генезисе и исторической эволюции.
Методологическую основу диссертации составляет ряд методологий, представленных в различных социологических парадигмах: классическая методология, в концентрированной форме содержащаяся в работах О. Конта,
Г. Спенсера, Э. Дюркгейма, К. Маркса, позволяет изучать корреляции между социальными процессами, как таковыми и социальным контролем, представляющим собой систему регулирующих воздействий на индивидов со стороны общества; неклассическая методология интерпретативных парадигм М. Вебера, 3. Фрейда, Э. Фромма и др., позволяющая исследовать контроль через характер социальных действий индивидов, их рациональных и иррациональных составляющих; постнеклассическая методология интегральных парадигм П.А. Сорокина, Т. Парсонса, Р. Мертона, Э. Гидденса, П. Бурдье и др., которая привнесла релятивизм в понимание социального контроля, позволяющий учитывать взаимодействие объективных и субъективных факторов как на макро, так и на микро уровнях, исследовать социальный контроль как процесс самоорганизующейся деятельности, конструирующейся социальными акторами. Кроме того, использовались методологии философского компаративистского анализа, теоретической реконструкции социальной истории и социального проектирования.
Новизна работы заключается в раскрытии теоретико- методологических возможностей концептуального аппарата классических социологических теорий для исследования проблем социального контроля. Проанализированы положения работ О. Конта, Э. Дюркгейма, М. Вебера, которые составляют ценное звено методологии и образуют взаимоподополняющие подходы в разработке целостных представлений о социальном контроле.
Осуществлен анализ современных западных трактовок социального контроля, представленных в трудах У. Бека, Э. Гидденса, П. Бурдье, П. Штомпки М. Фуко, Р. Барта. При этом дан их анализ.
Рассмотрены проблемы социокультурной динамики социального контроля в условиях глобализации. Исследованы изменения характера и понимания социального контроля в условиях перехода обществ от индустриализма к постиндустриализму, а также в специфических условиях трансформирующегося российского общества, его реформирования на разных этапах современной истории.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Социальный контроль является составной частью управленческих процессов во всех известных обществах - от традиционного до постиндустриального. Типы социального контроля на конкретных этапах исторического развития различаются: по формам осуществления контролирующих функций, по специализированное акторов процесса контроля. Каждая социологическая парадигма содержит свои специфические теоретико-методологические подходы к проблеме социального контроля и, соответственно, дает свое представление о механизме социального контроля. Только интегральный учет всех подходов позволяет выявить максимально адекватную связь между практикой социального контроля и его теоретической интерпретацией.
Веберовская традиция социологического анализа сохраняет значимость своих аналитико-эвристических возможностей применительно к анализу традиционного, харизматического и рационально-бюрократического типов регулирования общественных отношений. Вместе с тем, нельзя не видеть схематизма классификации этих типов (на практике каждый из них имеет достаточно явные отношения симбиоза с другими типами). Не выдержал испытания временем тезис социолога об универсальности рационально-бюрократического типа социального контроля.
Оптимально пропорциональное соотношение между санкциями и наградами во всех сферах общественной жизни является предпосылкой эффективности функционирования социального контроля. Его приоритетом остается формирование у социальных акторов установок следования общепринятым нормам и правилам в противоположность их нарушению ради достижения эгоистически-частных и групповых целей.
Культурные и технические особенности постиндустриального общества делают иллюзорной эффективность контрольных функций, осуществляемых из одного центра и по единому плану. Попытки унификации культурно-ценностных ориентаций социального контроля провоцируют сопротивление им со стороны этнонациональных и конфессиональных акторов. Кроме того, синергетические представления о порядке, конструируемом из хаоса, предполагают отрицание линейного детерминизма и, напротив, утверждение недетерминированной, непредсказуемой случайности, что сказывается на характере современных механизмов социального контроля.
Как в прошлых, так и в современных обществах развертываются два взаимодополняющих процесса социального контроля - через институциональные структуры и через связанное с ними, но относительно самостоятельно развивающееся общественное сознание. Их место и роль в социальном контроле исторически меняются: в традиционном обществе неизмеримо велика значимость институциональных структур, особенно государства, в постиндустриальном обществе доминантой становится общественное сознание, характер интериоризированных ценностей и норм. Отсюда следует, что ныне в механизме общественного контроля наиболее важную роль играют общественное мнение, правосознание, идеология, мода и другие феномены сознания. Плюрализация общественного сознания, происходящая под влиянием глобализации, делает маловероятным устойчивое воспроизводство контролирующих структур типа мирового правительства или иного единого центра с четко обозначенными и открыто заявленными планетарными функциями.
Практика международного сотрудничества выявила трудности правового урегулирования ряда конфликтных ситуаций на основе сложившихся к настоящему времени норм международного права, а также международных аспектов частного права. Сложилась настоятельная потребность в разработке прецедентных моделей урегулирования коллизий и конфликтов и применения этих моделей для типологизации будущих конфликтных ситуаций. Превращение этих моделей в нормы поведения, обязательные для участников, будет определяться как их способностью принять взаимные обязательства, так и готовностью соблюдать последние. В условиях исчезновения единой универсальной морали, что характерно для постиндустриального общества, в механизме социального контроля повышается функциональность норм права, в том числе и права международного.
7. Сравнительный анализ концепций социального контроля Э. Гидденса, П. Бурдье, П. Штомпки и др. позволяет сделать вывод, что объективные культурные, технические и динамические новации вызывают появление нового рефлексивного социального контроля. При этом возникают динамичные и неравномерные субъект-объектные отношения, сочетающие как внутреннюю активность акторов, так и их креативный потенциал, который становится наиболее адекватным современным условиям, когда нелинейные процессы обретают тип доминирующих. Функцией рефлексивного контроля становится осознание ответственности за судьбы социума. При этом формы социального контроля все чаще сочетаются с внутренним самоконтролем индивидов и отдельных социальных групп. Роль силовых институтов в осуществлении рефлексивного социального контроля и предотвращения девиации уменьшается, но не сходит на нет. Вместе с тем возрастает роль институтов, обеспечивающих фундаментальные права человека.
Практическая значимость работы. Положения и выводы диссертации могут быть использованы при организации социального контроля государственными службами, предпринимательскими организациями, а также общественно-государственными структурами образования, воспитания и социальной защиты населения. Полученные результаты могут быть также применены в преподавании учебных курсов «Проблемы социального контроля в социологической науке», «Западные социологические концепции социального контроля», «Проблемы социального контроля в условиях глобализации», а также соответствующего раздела основного курса социологии.
Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры социологии МГИМО-Универсигет МИД РФ 21 марта 2003 г. и рекомендована к защите. Некоторые идеи диссертации представлены в Оргкомитет III Российского философского конгресса «Рационализм и культура на пороге III тысячелетия», на IX социологические чтения «Социальная политика России в контексте глобализации» - Москва, 4-8 февраля 2002 года. По теме диссертации вышли из печати четыре статьи, опубликованные в научных изданиях. Представлены тезисы доклада ко Второму Всероссийскому социологическому конгрессу «Российское общество и социологии в XXI веке: социальные вызовы и альтернативы».
Анализ представлений о социальном контроле в социологии XIX -I ч начала XX веков
Уже Платон и Аристотель выделили всеобщую форму общества в качестве устойчивых отношений координации и иерархии входящих в него элементов (семья, государство, публичная деятельность и т.д.) . Теории общественного договора Т. Гоббса, Д. Локка, Ж.Ж. Руссо предложили альтернативные варианты обеспечения социального порядка. Согласно Гоббсу, безопасность и порядок в обществе может обеспечить лишь добровольная уступка каждым гражданином своей индивидуальной власти в пользу суверена ради прекращения "войны всех против всех" и, таким образом, защиты своей жизни и собственности. Ради этих целей складываются вначале имплицитные, а затем и закрепленные письменно договоры между суверенами и их подданными (общественные договоры). "Природные законы" - личный интерес и стяжательство - лежат в основе социального договора, предложенного Локком. Руссо вводит идею "всеобщей воли" как стержня социального контракта; она предполагает полное равенство индивидов и их участие в делах общества как непременные условия действенности "социального контракта" .
В последующих моделях социального порядка и контроля представлены - в разных пропорциях и модификациях — идеи "общественного договора", связанные с идейным наследием этих классиков социальной и политической мысли, что находит отражение и в собственно социологических теориях.
Как известно, основы позитивистской социологии сложились в творчестве О.
Конта и Г. Спенсера. Их подходам к анализу общественного развития предшествовал кризис идей общественного договора в его монархическом и демократическом вариантах, представленного в европейской мысли, начиная с Т. Гоббса и кончая практикой якобинства и последующим взрывом социально- утопического сознания (Сен-Симон, Фурье, Оуэн). Огромный пласт теоретических построений и попыток практической реализации их выводов оказался неудовлетворительным в силу общей всем им методологической особенности: обществу извне навязывались модели, по которым оно должно было развиваться по расчетам классиков политической теории и создателей утопий первой трети XIX века (как известно, Р. Оуэн пытался несколько позднее реализовать ранее сформулированные им модели идеального сотрудничества людей в производственных коммунах).
Неизбежная смена методологии повлекла за собой выдвижение на первый план естественнонаучных методов анализа общественного процесса. В предложенном Контом и Спенсером синтезе естествознания и общественных наук последние выступили систематизаторами эмпирического материала. Организация же его подчинялась причинно-следственным связям и отношениям, выявленным на основе не только комплекса механико-математических знаний, но и в результате исследования более сложных и противоречивых физико-химических и биологических явлений . Поэтому допускаемая основателями социологии сложность, многомерность и противоречивость общественного процесса должна была - при всех обстоятельствах - акцентировать однозначный характер связи между причинами и следствиями, а также соответствовать складывающейся модели эволюционных представлений .
Соответственно, для О. Конта отношения людей в ситуациях социальной статистики подчинены механико-физико-химически обоснованным причинно- следственным закономерностям; в процессах же социальной динамики возникает поправка на эволюционное движение от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному. При ослаблении общественных связей неизбежна реэволюция в форме разнообразных проявлений деградации. Тем самым одна из задач организации социального контроля предполагает сознательное обеспечение причинных оснований для эволюционного движения в виде прогресса науки. В качестве непременного условия этого движения требуется более совершенная демократия как исходная предпосылка лучшей политической власти. Здесь О. Конт продолжает следовать принципиальным установкам своего учителя Сен-Симона и является основоположником строго сциентистских, т.е. ориентированных на естественные науки, методов социального контроля. О. Конт даже обосновал «закон двойной эволюции», согласно которому существует прямая зависимость уровня социального прогресса, соответственно, социального контроля от состояния развития позитивных наук.
Г. Спенсер сосредоточил свое внимание на объяснениях конкретных причин общественных перемен, политических катаклизмов, социальных бедствий и болезней, вносящих дисфункции в социальный контроль. В этом отношении он оказался мыслителем, для которого дифференцированный подход к изучаемым общественным проблемам является основополагающим. Социолог, в частности, различал "положительный" контроль, побуждающий к действию, и "отрицательный", принуждающий только к воздержанию .
В качестве принципа дифференциации на первый план у него выступает усредненный интеллектуальный и демократический потенциал членов общества как базовый показатель возможностей его прогрессивного движения. Отсюда категорическое неприятие социологом революций и радикальных реформ и особое внимание к систематическому народному образованию, просвещению, бытовому освоению достижений культуры, что, по его мнению, требует постоянного притока средств, повседневных усилий совершенствования качеств отдельных индивидов и неослабевающего контроля за результатами. Лишь эта позиция в состоянии обеспечить переход социальной материи к состоянию "определенной и связанной разнородности". Таким образом, обосновано весьма существенное допущение о зависимости характера власти и структурно-функциональных изменений в обществе от достижения некоторого среднего порога просвещенности, самодостаточности, готовности к самоорганизации.
Смысл социального контроля, по Спенсеру, состоит в том, чтобы закрывать все каналы проявления агрессивности, являющейся основой зла и социальных конфликтов. Г. Спенсер - противник любых форм искусственного "завышения планки" среднего уровня общей и политической культуры, т.е. моделирования развития по прожектам и критериям просвещенных элит, а, тем более, социальных утопистов - как их составной части. Переход к новому состоянию социальной материи и новому типу социального контроля должен вызреть, чтобы сам контроль был функционален. Параллельно Г. Спенсер отдавал себе отчет в том, что идеал, навыки самоорганизации, тяга к просвещению и культуре не возникают сами по себе. Он скептически относился к эффективности централизованной правительственной политики в этом направлении: "социальному развитию значительно больше способствовала индивидуальная активность людей и их добровольная кооперация, чем работа под контролем правительства" . Таким образом, мыслитель полагал, что истоки общественной гармонии и благополучия лежат скорее в русле эволюционного развития усредненного уровня культуры его членов, чем в совершенствовании репрессивных и контрольных мер государства. Для Спенсера главная проблема состоит в том, чтобы в обществе утвердились законы, соответствующие возможностям проявления индивидуальной свободы человека. Тем самым законопослушание перестает быть базовой гражданской добродетелью, как это представлено в этатистском сознании. Дело в том, что некомпетентные законы тиражируют деформацию личности и увеличивают страдания .
Специфика социального контроля в закрытых и транзитивных обществах
Рекордсменом "закрытости" является, несомненно, первобытное общество. Социальный контроль племени, рода или клана, основанный на репрессивном праве, устанавливал его членам рамки и границы поведения, нарушить которые индивид не мог под страхом суровых и разносторонних санкций. Табуирование нежелательных поступков было настолько жестким, что индивид жил в вечном страхе "не вписаться" в отводимую ему тропинку поведения - выйдя за ее границы, он рисковал оказаться вне коллектива, что означало конец его жизни. «Известно, - замечал Э. Дюркгейм, - какое место в репрессивном праве многих народов занимает регламентация ритуала, этикета, церемониала, религиозных обычаев» .
Табу в первобытном обществе, наряду с самоутверждением в нем абсолютной приоритетности коллективных представлений и одобряемых коллективом действий, эмпирически выделяло и закрепляло как ряд правил, рассматривавших поступки «как преступления, между тем как сами по себе они не вредны для общества» , так и правил безусловно значимых для жизнеспособности генофонда человека, разделения труда и оптимального функционирования людей. Среди них - запрет инцеста и регулирование половых отношений между некровными родственниками.
Социальный контроль кровно-общинного толка дополняется в традиционных обществах этатистским, сохраняя, вместе с тем, ряд своих сакрализированных функций и утрачивая те, что препятствовали специализации государственных функций. Совершенствование государственной деятельности сопровождалось развертыванием бюрократических систем, имевших свои особенности в различных государствах древности, Средних веков и Нового времени. Не останавливаясь на их региональном и историческом своеобразии, уместно выделить общую их особенность: бюрократия - одна из форм осуществления властных функций в обществе, важный элемент социального регулирования. Однако сущностная характеристика бюрократии состоит в нарастающем отчуждении исполнительной власти, ее концентрации в руках чиновничества, стремящегося избежать или ослабить контроль за своей деятельностью .
Параллельно бюрократия организует систему самообеспечения, что предполагает установление жесткого контроля за производителями и организацию систематического изъятия у них максимально большей части прибавочного продукта, а нередко, как свидетельствует история прошлого и современности, и той доли общественного богатства, которая необходима для физического воспроизводства подавляющей части населения.
В традиционном типе социального контроля соображения законности в поведении чиновничества не играют существенной роли. Место этих соображений занимает строгое соблюдение правил и ритуалов, освященных обычаями, укладом жизни и соответствующими предрассудками. Однако в качестве конформистского, традиционное общество настроено агрессивно-непримиримо к посягательству на традиционные ценности, безразлично, реальному или всего лишь демонстративному (т.е. в сфере идеологии, соблюдения публичных правил поведения, религиозных традиций и т.д.). Личная преданность является основой назначения на должность, а не деловая компетентность. При всем этом военно- бюрократическая машина, если размеры государства были обширны, не могла обеспечить удовлетворительный социальный контроль, особенно в отдаленных окраинных и труднодоступных районах. Родоплеменные уклады разной степени устойчивости и способности адаптироваться к новому сохранились, как известно, не только на Российском Севере и Дальнем Востоке, но и в регионах Кавказа, создавая множество проблем унификации государственной контрольной деятельности, как в империи, так и в постсоветский период. Децентрализованный характер контроля позволял сохранить на территории Российского государства традиционные нормы права, быта и обычаев народов, опирался на местную элиту, учитывал политическую ситуацию, - отмечает в докторской диссертации А.Н. Аринин .
На систему усиления государственного контроля структуры, восходящие к первичной общности, отвечали сплочением по типу "Мы"-группа, основанном на «механической солидарности», которая возникает из сходств , перед давлением чуждых им "Они"-групп. В пределах же "Мы"-группы действовала жесткая система кланово-типовой регламентации отношений членов тех, или иных этно- национальных общностей, дистанцирующих себя от государств. Вместе с тем национальная бюрократия стремится к присвоению (ими не произведенного продукта) под теми или иными предлогами, в том числе и утверждению собственной национальной государственности.
Письменное законодательство становится новым эталоном социального регулирования общественных отношений. С одной стороны, оно закрепляет контрольные функции за бюрократическими структурами, превращая функционеров в безличных (в массе своей) использователей закона. С другой же стороны, оно ограждает индивидов от многих проявлений и инерции обычного права, давая им возможность опереться на букву закона в противостоянии чиновничеству. Вместе с тем, истории России показывает, что это является необходимой, но не достаточной предпосылкой демократической системы контроля. Царское правительство с гражданскими правами «считалось мало, а с политическими - вообще нисколько», - заявляет Р. Пайпс .
Длительная эволюция институтов социального контроля сопровождалась многократными отступлениями бюрократии не только от его духа, но и от его буквы: в ход шли воля государя, административные решения и внесудебные расправы репрессивных органов. Но рано или поздно они сопоставлялись с законом и оценивались как отступления от него. Иногда имели место юридические процессы над нарушителями. В требованиях справедливости, постепенно укоренявшихся в социальном мнении, звучал и аргумент закона. Правосознание становится - медленно и со многими отступлениями - основным масштабом оценки деяний, как высших должностных лиц, так и подданных: оно обеспечивает социальный контроль за действительным характером действий с точки зрения их соответствия закону, что открывает путь к свободе .
Принято различать правовые системы идеологического характера, отличающиеся политически моносруктурным образованием с государством партийного типа, и правовые системы, характерные для полиструктурных политических образований с государством правового типа. Во втором случае в обществе впервые появляется "зона открытости" - возможность публичного обсуждения общественных дел с точки зрения их соответствия декларированным целям и программам, а тем более - действующим законам. Однако в истории эта "зона" неоднократно вновь "закрывается". Как писал К. Поппер, "закрытых обществ может быть много, но открытое - только одно. Оно должно постоянно двигаться вперед, чтобы не вернуться в племенную неволю" . Последняя означает "восстановление в правах диктата "Мы"-группы - диктата коллективизма и холизма, т.е. того "бегства от свободы", которое обстоятельно проанализировал Э. Фромм как феномен XX века в работе «Анатомия человеческой деструктивности» .
Тоталитарные общества XX наглядно продемонстрировали высокую устойчивость этой тенденции, равно как и ее последствия, приобретшие, в отличие от локальных и региональных "отступлений" в более далекие времена, трагический характер. В этих обществах отчетливо выделяются авторитарные и корпоративные бюрократические модели социального контроля. В первых импульс и направление управляюще-контролирующей деятельности задается лидером, наделенном харизмой. Во втором случае оно носит безличный характер (от лиц и государства) либо осуществляется путем персонификации бессменного, по сути своей, лидера, ставшего объектом корпоративно-бюрократических манипуляций.
Система харизматического социального контроля в своем развернутом виде предполагает довольно значительное число если не фанатиков, то энтузиастов харизмы, которые призваны ею и дают ей общественно-государственное признание. У харизматической системы контроля нет устоявшихся правил. Однако, как отмечал М. Вебер, «в традиционно стереотипные периоды харизма - величайшая революционная сила», способная придать обществу динамизм в развитии10.
Функционально харизматический тип контроля распространялся на все советское государство. Соответственно, определенной долей харизмы наделялся каждый партийный функционер. Понятно, что доля была тем больше, чем выше был его статус в партийной иерархии. По замыслу это должно было активизировать рвение и энтузиазм миллионов, в том числе и в сфере партийно- государственного и так называемого "народного" контроля. Среди его проводников встречались как действительно принципиальные люди, искренне отстаивавшие эгалитарные ценности, так и те, основной целью которых было устранение от должности конкурентов в партийно-государственной иерархии. Очень скоро обнаружились дисфункции этого типа социального контроля: его результаты достаточно часто компрометировали служителей ореолу харизмы. Бертран Рассел проницательно заметил: "Коммунистическая вера подвергается разрушению изнутри. Она налагает слишком жестокую узду на человеческую природу. Она требует отказа от элементарных благ, которые заключаются в чувстве безопасности и в некотором досуге. Все это она относит на будущее, которое подобно радуге, удаляется от усталого путника по мере того, как он к ним приближается. Рано или поздно... любовь к достатку и удовольствиям поглотит энергию уже заметно подуставших коммунистов. Коррупция их подточит. Гаремы покажутся более привлекательными, чем забота о заводском производстве".
Роль социального контроля в преодолении девиации
Создатели концепции стигматизации ("клеймения") считают, что девиантное поведение - следствие негативной реакции индивида на усилия социального контроля со стороны определенных общественных групп, стремящихся наделить его ярлыком "девиант", что означает отлучение от их групповых ценностей. В ответ индивид акцентирует в своем поведении изначально незначительные и сравнительно редко проявляющиеся отступления от групповых стандартов (Э. Лемерт, Г. Беккер и др.). Согласно Э. Дюркгейму и его последователям (Ф. Най и др.) девиантность минимально проявляется в стабильных обществах. Напротив, она резко возрастает при ослаблении нормативного контроля. Последний осуществляется, во-первых, извне посредством санкций и наград (прямой контроль). Во-вторых, благодаря социализации, позволяющей усваивать нормы приемлемого и желательного поведения родителей, друзей и др. близких личности людей (косвенный контроль). В-третьих, путем следования интериоризированным нормам и ценностям (внутренний контроль). Наконец, в-четвертых, благодаря предоставлению обществом (и его отдельными группами) средств достижения целей и удовлетворения потребностей личностей, ставших объектами пристального контроля. Последнее, в основном, относится к политическим, управленческим и иным элитам, наделяемым возможностью выработки решений — обычно достаточно простых - для быстрого удовлетворения желаний .
Известный специалист по проблемам отклоняющегося поведения детей и подростков Ю.А. Клейберг определяет девиантное поведение как "специфический способ изменения социальных норм и ожиданий посредством демонстрации ценностного отношения к ним" . Отсюда следует, что "девиантное поведение" - "норма" при позитивных тенденциях изменения социальных норм и ожиданий и отклонение от "нормы" - при негативных тенденциях. Достаточно вспомнить поведение русских футуристов на публике, чтобы констатировать, что окончательная оценка ряда проявлений девиантности и ее меры недоступна современникам и принадлежит истории, если пользоваться определением ЮЛ. Клейберга как методологическим инструментом в осмыслении противоречивых тенденций общественной жизни и ее культуры.
В учебнике М.И. Еникеева "Общая и юридическая психология" отклоняющееся (девиантное) поведение определяется как "разновидность зла, проявляющаяся в отступлении индивид от социальных требований, основные разновидности: аморальное поведение, правонарушение, преступление" . В криминологических исследованиях отмечается, что "традиционные теории отклонения и преступления" используют "абсолютистское" определение отклонения как реального феномена, который наследуется в поведении. Напротив теории "клеймения" оперируют "релятивистским" определением девиантности, исключающим какие-либо суждения о конкретном поведении как автоматически характеризуемым в качестве девиантного .
В научном издании "Девиантность и социальный контроль в России (XIX - XX вв.): тенденции и социологическое осмысление" девиантность характеризуется как
1) "поступок, действия человека, не соответствующие сложившимся в данном обществе (социальной группе) нормам и ожиданиям;
2) социальное явление, выражающееся в относительно массовых и устойчивых формах человеческой деятельности, не соответствующих официально установленным или фактически сложившимся в данном обществе нормам и ожиданиям" .
Очевидно, что практика социального контроля предусматривает явные и возможные санкции по ряду критериев, не получивших отражение в указанном выше понятии "девиантное поведение". И дело здесь не в идеологических подходах предложенных определений и характеристик самого социального явления девиантности, а в условности самих критериев, когда речь идет о многообразии тенденций, процессов и ситуаций, складывающихся в социокультурной жизни конкретного периода. Несомненны культурные и социально-классовые критерии оценок девиантности, их различия при сравнении цивилизаций6, а также религиозно-культурных ориентаций личностей, представляющих разные уклады и общественно-исторические общности, в основе которых - этно-национальные различия групп населения. Вместе с тем очевидна и неприемлемость предельной релятивизации критериев оценок "девиантного поведения": помимо подрыва механизмов функционирования морали, права и общественной организации как таковой, абсолютизация относительности этих критериев была бы проявлением девальваций всей системы социального контроля.
Как известно, социализированные индивиды принимают условия культурно-символического контекста, общего для данной системы, и в его рамках строят собственное поведение и реакции на действия других людей, развертывая сложные цепочки взаимодополнительных экспектаций. Мега- / границы и максимально широкие, оптимально богатые возможности поведения предполагают освоение индивидом всего богатства культурной традиции, а п также восприятие им институционального социального контроля во всей его целостности.
Социальный институт выступает как достаточно устойчивая форма организации общественной жизни, обеспечивающая стабилизацию ее связей и отношений. Он отличается от конкретных организаций и социальных групп. / Среди функций социального института целесообразно выделить, во-первых, обеспечение возможности своим членам удовлетворять их определенные потребности и интересы; во-вторых, регуляцию действий членов этого института в рамках системы социальных отношений; в-третьих, обеспечение устойчивости общественной жизни путем интеграции стремлений, действий и интересов индивидов, принадлежащих данному институту; в-четвертых, осуществление социального контроля по трем из предыдущих перечисленных направлений. Каждый из социальных институтов руководствуется комплексом специфических социальных норм, призванных регулировать соответствующие типы поведения и "вписать" его в структуру общества путем легализации формально-правовой структуры деятельности. Наряду с вербальной декларацией своих специфических норм, он располагает набором средств и условий материального характера, содействующих следованию нормам.
Бросается в глаза различия социальных институтов по их сферам действия и функциям, выполняемым в этих сферах. Они могут: 1) обеспечивать представительство общественно значимых ролей в системе отношений людей. Так, с общественно значимой точки зрения предпочтителен брак, от которого рождаются жизнеспособные дети и который не ведет к дестабилизации отношений кооперативного сотрудничества; 2) регулировать допустимые рамки независимых действий отдельных людей по отношению к нормам общества. Общественное мнение с юмором относится к сомнительным вкусам индивидов, но немедленно депривирует тех из них, кто систематически бросает вызов благопристойности; 3) популяризировать доминирующие на данный период идеологические установки в различных областях культурной жизни и легализованные нормы культурной деятельности; 4) интегрировать взаимодействие - по "горизонтали" и по "вертикали" - социальных ролей, обеспечивающих поддержание ответственности за обеспечение общесоциальных интересов и целей и укреплять установки, соответствующие этой задаче.
