Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Теоретическая логика социологии пространства
1. Понятие и проблема теоретической логики
2. Идея теоретического осмысления
3. Основополагающие различения
4. Проблематизация и альтернативы
Основные результаты главы первой
Глава вторая. Социология пространства Георга Зішмеля
1. Структура и проблема "Социологии пространства" Зиммеля
2. Кант и Зиммель о пространстве как форме
3. Многообразие видов пространства
Основные результаты главы второй
Глава третья. Тела и пространства
I. Интуиции и понятия социологии пространства
2. Место наблюдателя
3. Место мест и практическая схема пространства
4. Общая идея пространства и большое пространство
5 Метафорика социального пространства
Основные результаты главы третьей
Глава четвертая. Наблюдение пространства: события, место
1. Наблюдатель социальных событий
2. Место и тело
3. Власть и движение
Основные результаты главы четвертой
Заключение
Литература
- Понятие и проблема теоретической логики
- Структура и проблема "Социологии пространства" Зиммеля
- Место мест и практическая схема пространства
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
Споры о том, нужна ли России своя, оригинальная социология, возможно ли и необходимо ли формирование в наши дни национальных школ в социологии, продолжаются у нас уже несколько лет. Эти споры отражают не только российские реалии, они связаны со спецификой социологии как науки. Научное знание по природе своей универсально. Если научная истина значима в одной части света, она должна быть значима в другой. И в этом смысле социология не может и не должна быть исключением. Но мировая социология не едина, в ней хорошо заметно разделение социологов не только на школы, направления или парадигмы1, но и по месту происхождения или постоянной исследовательской работы. Кажется, никто специально не создает в наши дни французской, американской, английской, немецкой социологии, а серьезные результаты деятельности социологов имеют значение не только для тех, кто проживает в одном с ними регионе. И все-таки "национальная" или "региональная" специфика обнаруживается почти всегда, в том числе и тогда, когда речь идет о фундаментальных теоретических проблемах. Это объясняется довольно просто. В социологии находит выражение опыт социальной жизни. Если у нее есть особенности, они отразятся не только в данных эмпирических исследований, но и в теоретических понятиях. Насколько в современном мире эта специфика сохраняется вопреки явлениям глобальной унификации, насколько вообще имеет место глобальная унификация, насколько области специфического социального опыта совпадают с привычными границами государств и регионов, - это, собственно говоря, и есть та проблема, с которой повсеместно пргаодится иметь дело теоретикам. Но что значит "повсеместно"? Каковы принципы вычленения тех или иных регионов?
В недавнем прошлом эти вопросы могли носить преимущественно технический, прикладной характер. Это было связано с тем, что на заднем плане любых социологических построений присутствовали некоторые не дискутируемые самоочевидности, втом числе и самоочевидности политико-территориального членения мира. Государство, говорит выдающийся теоретик Э. Гидденс, и есть то "общест во", с которым имеют дело социологи. Область компетенций государства соответствует его территории, а рассуждения о международной взаимозависимости только потому имеют смысл, что их носителями являются государства-нации с их отчетливыми границами2. По словам другого знаменитого социолога, Джона Урри, для классических теорий привычна метафора общества-региона. Это значит, что все социальные явления, процессы, структуры локализованы внутри политических границ государства, "содержащего в себе" общество. Именно к тому, что происходит внутри границ государства как своеобразного "контейнера", относились соображения о ценностном консенсусе, классовой структуре и социальном конфликте, институтах и ролевых комплексах и, конечно, о солидарности3. Но в современном мире границы перестали быть самоочевидными и устойчивыми. Метафора "контейнера" потеряла свой прежний смысл, а глобализация вообще поставила под вопрос устойчивую территориальность социальных явлений. В этом контексте вопрос о том, где происходят социальные события, где располагаются институты и системы и т.п., является не схоластическим, но одним из наиболее актуальных теоретических вопросов. Необходимо заново переосмыслить локачьность, определить социологические характеристики места, региона и большого пространства. Мы уже не можем положиться на самоочевидность, следует начинать работу над понятиями. Если этого не сделают социологи, их роль возьмут на себя представители иных дисциплин, прежде всего, социальной географии. И наоборот: плодотворное усвоение новаций, сделанных в социальной географии, может существенно обогатить теоретическую социологию.
Мы с самого начала можем обосновать это кратким рассуждением. Если речь идет об освоении многообразного социального опыта, то вопрос о том, к чему, к какому региону относится этот опыт, кажется излишним в силу самоочевидности ответа. Так, мы говорим: "исследование проведено в Москве", "было опрошено 1113 жителей Свердловской области", "среди населения России преобладает склонность доверять такому-то политику". Во всех этих случаях мы апеллируем к административно-территориальному членению Российской Федерации или к тому обстоятельству, что эта последняя является государством с международно при знанными границами. Однако, эта самоочевидность сама является социальной конструкцией - потому что в силу определенных политических, идеологических и прочих причин эти границы были проведены так, а не иначе. И социолог, безусловно, может опираться на эту фактичность пространственных членений без особого ущерба для своих исследований. Однако, стоит ему лишь немного далее продвинуться в своих размышлениях, как фактичность теряет устойчивые черты. Он может задаться вопросом: неужели те государственные и административные границы, которые были недавно проведены совсем по-другому, чем раньше, так решительно изменили социальную жизнь, что теперь все специфичное придется определять применительно к этим новым границам? А если, наоборот, мои данные свидетельствуют, что никаких специфических различий между административно разделенными регионами нет, но зато, возможно, существуют какие-то иные регионы, политически и административно никак не определенные? Может быть, тогда стоит поставить под вопрос само понятие "регион", а следовательно, и понятие местоположении! Когда мы утверждаем, что некоторые значимые социальные факты специфичны (это наш социальный опыт, такого больше нет ни у кого), то не должны ли мы тогда спросить: специфичны где! Где это "наше"? Как его определить? Какие еще бывают границы, кроме административных, политических или природных, и какое бывает местоположения, кроме очевидной "приписанности" к административно или политически фиксированному региону? - Такие вопросы социологи задают себе не очень часто. Может показаться, что типология и способы выделения регионов относятся по ведомству географии, так что социолог имеет дело с уже готовым знанием, уже проведенным членением. Но ведь дело не в компетенции той или иной дисциплины, а в теоретической состоятельности социологии, готовой или не готовой идти дальше и глубже: от самоочевидности размещения значимых для нее фактов к проблематизации всех фактических границ, к способу их производства, к социальной обусловленности или, лучше сказать, сконструированности пространственных определений. А если так, то ответ на вопрос "где?" будет также и ответом на вопрос "что?". Только ограничив какие-то социальные факты, только зафиксировав: здесь "наше", здесь "не наше", мы идентифицируем свое общество, сколь бы размытым и двусмысленным ни казалось это понятие. Но вопрос "где?" -не простой вопрос. Ответ на него предполагает сложные методологические изы екания, которые буквально назрели в нашей теоретической мысли. Таким образом, прежде всего актуальностью определяется выбор данной темы диссертации.
Методологическое исследование проблемы пространства в социологии актуально потому, что без него невозможно двигаться дальше в разработке общих вопросов теоретической социологии и в решении куда более конкретных проблем региональной идентичности. Понятие региона может быть удовлетворительно сформулировано только при методологически корректном решении проблемы места. Понятие места требует полноценного исследования роли человеческой телесности в социальном взаимодействии. Далее, столь же важным, как и понятие тела, является понятие границы. Границы - это одна из ключевых проблем современной эпохи. Проведение границ, изменение границ, жизнь в приграничном положение, превращение двусмысленного пребывания на границе в определенную социальную, культурную и ментальную характеристику - все эти феномены, хорошо известные нам именно как повседневные явления нашей социальной жизни, - могут быть поняты лишь при фундаментальной разработке понятия пространства. Споры о территориях, притязания на территории, перемещения с территории и на территорию также относятся к этому классу проблем. Глобализация не отменяет проблему территории. Ведь в новом, глобальном мире как раз из-за того, что государство с его территориальным суверенитетом перестает играть ведущую роль, появляется множество новых пространственных членений, локальных идентификаций и локальных солидарностей. Для нашей страны, территория которой является феноменом исторически сравнительно новым, обсуждение проблемы пространства является тем более насущным4. Что является, собственно, "локусом", местом пребывания, местом референции, основанием солидарности для множества новых и новых групп, - этот вопрос опять-таки имеет смысл лишь в том случае, если проблема пространства получила надлежащее методологическое прояснение. В этой цепочке: "граница - регион - место - тело" проблематика пространства обнаруживает свою первостепенную актуальность - как чисто теоретическую, так и в высшей степени практическую.
Таким образом, развитие предметных исследований локализации социальных событий, развитие концепций глобализации, нарастающий интерес к теории и методологии, меняющейся под воздействием нового интереса к пространству, наконец, обостренное у большинства отечественных исследователей понимание региональной специфики социальной жизни российского общества обусловливают актуальность диссертации. Итак, развитие предметных исследований локализации социальных событий, развитие концепций глобализации, нарастающий интерес к теории и методологии, меняющейся под воздействием нового интереса к пространству, наконец, обостренное у большинства отечественных исследователей понимание региональной специфики социальной жизни российского общества обусловливают актуальность диссертации, посвященной проблемам, лишь на первый взгляд абстрактно-теоретическим.
Научная новизна.
Обоснование научной новизны диссертации мы намерены связать с прежде всего, с ее тематической новизной, а значит и с вопросом о разработанности темы. Здесь необходимо важное уточнение. Разумеется, и в мировой, и в отечественной социологии широко представлена тема социаіьного пространства. Но в силу той методологической путаницы, которую внес в свое время в определение этого понятия П. А. Сорокин5, ошибочное отождествление социального пространства с пространством социальных позиций сохраняется в определениях этого понятия вплоть до настоящего времени как "родовое проклятие", которым отягощены даже построения столь глубоко теоретика, как П. Бурдье6. При всей плодотворности в чисто эвристическом плане, мы не только не можем согласиться с отдельными элементами аргументации такого рода, но и сознательно выводим рассмотрение социального пространства в указанном смысле за рамки нашего исследования. А это значит, что и соответствующая литература, как зарубежная, так и отечественная, со всеми ее достоинствами и недостатками, оказывается для нас литературой не по теме. Точно так же, но уже по другой причине, мы выносим за скобки всю литературу по урбанистике. Дело здесь не в достоинствах такой литературы - а они несомненны; достаточно вспомнить, например, Чикагскую школу или, беря авторов более современных, таких социологов, как К. Линч или Р. Сеннет7. Причем эти достоинства относятся не только к области конкретного исследования городского пространства, но и к постановке важных вопросов методологии. И все-таки постановка, формулировка вопросов, даже выработка некоторой последовательной точки зрения, проведенной, однако, на материале, а не в чисто теоретической форме, в настоящее время совершенно недостаточны, если мы хотим уяснить связь проблемы пространства с фундаментальными вопросами социологии. Наконец, есть еще один существенный пласт литературы, который, быть может, в наибольшей степени заслуживал бы рассмотрения для обоснования теоретической новизны диссертации. Это современная литература по социальной географии. Действительно, начиная, примерно, с конца 70-х гг. XX в., прежде всего, в Великобритании выходят работы географов и методологов, посвященные значению пространства для социальных наук. Однако здесь очень важно отделить географическую составляющую от собственно социологической. Воздерживаясь от суждений о достоинствах и недостатках социальной географии как дисциплины - такие суждения в устах представителя другой дисциплины были бы по меньшей мере неуместны, - мы можем, однако, зафиксировать факт плодотворного сотрудничества социологов и географов и проникновения социологической аргументации и социологической постановки вопросов в географические труды. Значительное влияние на географов оказали при этом работы французского философа и социолога А. Лефевра, прежде всего, его книга "Производство пространства"8. На работы Лефевра в большей или меньшей степени опираются такие широко известные географы, как Э. Соуджей, Д. Харви, Д. Грегори и др.9. Другим социологом, оказавшим значительное влияние на весь, как теперь принято говорить, географический дискурс, оказался Э. Гидденс. Именно Гидденс еще с конца 70-х гг. говорил о необходимости исследовать социальное взаимодействие в пространстве и времени. Опираясь на философию М. Хаидеггера и Дж. Г. Мида, социологию А. Шюца и И. Гофмана, а также, в немалой степени, географию Т. Хэгерстранда и Д. Харви, Гидденс глубоко исследовал ряд аспектов проблематики пространства. В немалой степени именно благодаря работам Гидденса, а несколько позже - Дж. Урри и Э. Сэйера стало возможным плодотворное взаимодействие между социологами и социальными географами. И все-таки, как нам кажется, Гидденс слишком быстро справляется с проблемой пространства, точнее говоря, он не ставит ее как таковую, справедливо указывая, что любое социальное взаимодействие есть взаимодействие во времени и пространстве. Очевидно, что отделить одно от другого невозможно, а понятие присутствия, которое оказывается фундаментальным для построений Гидденса, словно бы соединяет в себе эти два аспекта: пространственный и временной. Но даже если это и так, Гидденс минует слишком много предварительных и далеко не очевидных шагов рассуждения, чтобы сразу перейти к достижимости тела в пространстве, сочетанию в социальных системах присутствия и отсутствия, - в общем, ко всему тому, что составляет важный, научно значимый, хотя и не бесспорный результат его "теории структурации"10. Но отсутствие внятной постановки проблемы пространства не может быть компенсировано даже самыми серьезными теоретическими результатами. В известной мере пустоты концепции Гидденса заполняются глубоким исследованием швейцарско-немецкого географа Бенно Верлена "Общество, действие и пространство", а также его более поздним фундаментальным двухтомным трудом "Социальная география повседневных регионализации"11. Верлен, один из лучших знатоков концепции Гидденса, не является последователем английского теоретика, но самым серьезным образом опирается на его положения при разработке своей версии социальной географии. Верлен подробно исследует понятие пространства, возможность географии как "науки о пространстве", ресурсы методологии социальных наук, позволяющие вести речь о пространстве общества и пространстве действия. В наши дни Верлен дальше всех продвинулся именно в том направлении, которое мы называем социологией пространства. Но, несмотря на всю свою социологическую эрудицию и стремление выстроить социальную географию как пауку о действии, Верлен все-таки подошел к социологии пространства со стороны географии: ее изначальной проблематики, состояния дискуссий, фор мулировки проблем и т.п. А это значит, что ресурсы собственно социологического теоретизирования использованы им в далеко не полной мере. Не случайно и то, что хотя социологическая составляющая его трудов велика, их влияние на социологов сравнительно незначительно. То же самое приходится сказать и еще об одном авторе, который другим путем, нежели диссертант, подошел к необходимости соединить ряд положений концепции Лумана с проблематикой пространственного членения. Речь идет о немецком социологе венгерского происхождения Енё Банго, опубликовавшем в последние годы две принципиально важные работы, посвященные понятиям центра, периферии, и - как он сам это называет - "социорегиона"12.
Наконец, в англоязычной литературе складывается еще одно направление, которое нам достаточно сложно идентифицировать в смысле принадлежности к определенной научной дисциплине. Будучи результатом освоения, прежде всего, социальными географами новейшей терминологии и дикурсивной практики постмодернистской философии, психоанализа, художественной критики, но, не в последнюю очередь, и ряда социологических концепций, оно явно выбивается за пределы социальной географии и урбанистики. Наиболее заметным его представителем является Найджел Трифт13. Однако, хотя Трифт и группирующиеся вокруг него авторы и принимают во внимание социологию как важный ресурс описаний, они все дальше и дальше уходят от того образа социологии, который находится в русле классических ее образцов. Даже социология Гидденса считается здесь уже мало удовлетворительной, а на роль основного социологического ресурса выдвигается теория "действующий-в-сети" (Actor-Network Theory, ANT) таких авторов, как Джон Ло (John Law), Бруно Латур (Bruno Latour) и др. Одним из наиболее заметных авторов, показавших социологически содержательную плодотворность такого подхода, является, видимо, Мануэль Кастельс14. Однако у Кастельса, в общем, другая задача. Он создает концепцию "пространства потоков", которая является весьма эвристичной ad-hoc теорией, но методическая сторона для него сравнительно менее важна.
Таким образом, основная интенция этого направления в принципе противоположна задаче, которую мы пытаемся решить в данном диссертационном исследовании, а именно: показать, что социология еще далеко не исчерпала свой потенциал, что именно как наука, сложившаяся, в основном, за последнюю сотню лет, она остается конкурентоспособной по отношению к самым новейшим течениям в исследовании социального значения пространства и что речь может и должна идти не об отказе от этого наследия, но о плодотворном его преобразовании, совмещении старого и нового. Мы намерены продемонстрировать, что даже те понятия, которые самым определенным образом были сконструированы для исследования социального как непространственного феномена, могут быть путем сложных и нетривиальных рассуждений развернуты, так сказать, "лицом к пространству".
Наконец, мы должны отметить, что в последнее время интерес к проблеме пространства усиливается и в отечественной социальной мысли. Однако у нас до сих пор более важный вклад в исследование соответствующей проблематики вносили философы, историки, культурологи. Так, важное значение имеют труды М. М. Бахтина о понятии "хронотопа" [Бахтин 1975], работы о социальном пространстве и времени в картине мира средневекового человека А. Я. Гуревича [Гуревич 1984], изучение образов пространства в русской литературе В. Н. Топорова [Топоров 1995]. В социально-философском ключе эта тема стала предметом анализа в книге Г. Е. Зборовского [Зборовский 1974].
К осознанию важности данной темы именно в контексте теоретического анализа подходят и некоторые социологи. Прежде всего, мы должны отметить исследование С. П. Баньковской об инвайронментальной социологии [Баньковская 1991]. Несмотря на то, что оно выполнено на материале, который по указанным выше причинам остается вне поля нашего основного интереса, важная констатация принципиальной пространственности социального является существенной заслугой этого автора. Интересные исследования были собраны Ю. Л. Качановым13, который, однако, работает в значительной мере в традиции П. Бурдье и разделяет вместе с французским социологом как преимущества, так и отмеченные выше слабо сти в подходе к пространству. Чрезвычайно любопытными являются и работы известного отечественного социального географа В. Л. Каганского16. Однако для этого автора, как и для большинства отечественных специалистов по социальной географии, характерно сочетание глубоких разработок собственно содержательной тематики с недостаточным учетом ресурсов и возможностей теоретической социологии.
Речь идет о социологии как дисциплине, сложившейся в самом узком и точном смысле этого слова не более полутораста лет назад, прошедшей эпоху становления, классический, постклассический, неоклассический периоды, пережившей "ренессансы классиков" и появление новых, неклассических школ. В социологии, какой мы ее застаем в наши дни, проблематика пространства по преимуществу была и остается чем-то сравнительно маловажным, отодвинутым на задний план. И это не случайность, не вопрос предпочтений. Это связано с неким базовым уровнем социологической концептуализации, на котором для пространства и пространственных определений просто не остается места. Разумеется, нельзя поставить под сомнение интерес классиков к территориальным параметрам социального взаимодействия. Мы находим соответствующие положения у Ф. Тенниса, М. Вебера, Э. Дюркгейма, Т. Парсонса. Дело, однако, в другом. В рассуждениях большинства названных авторов пространство не выступает ни как проблема, ни как самостоятельная тема. Это именно объективный параментр социальных событий, наряду, например, с народонаселением.
Тем не менее, в истории социологии есть значительная попытка исправить положение дел, ввести пространство в социологию как важнейший аспект исследований, наконец, обосновать и разработать социологию пространства как самостоятельную дисциплину. Эту попытку предпринял Г. Зиммель, сто лет назад написавший работу "Социология пространства". К сожалению, эта линия не получила сколько-нибудь заметного продолжения в социологии. Мы уже упоминали выше о Чикагской школе, составившей целую эпоху в истории американской социологии. Но чикагцы, много взявшие у Зиммеля, не считали необходимым рассматривать проблему на столь фундаментальном уровне и в том ключе, в каком она ставится у Зиммеля. Заметный вклад в социологию пространства внес также упомянутый вы ше А. Лефевр. Однако Лефевр, в свою очередь, совершенно игнорирует наследие Зиммеля - и это сильно вредит его концепции, насквозь пронизанной последовательным социологизмом. Между Зиммелем и Лефевром существует важное противоречие: Зиммель отталкивается от, в общем, далеко не бесспорного тезиса И. Канта о пространстве как априорной форме созерцания, которая, как таковая, не может иметь никакого каузального действия. Однако, затем Зиммель исследует как раз те случаи, когда пространство имеет каузальное действие на социальную жизнь, и он выясняет, каким образом это возможно, что именно делает пространство не просто формой синтеза чувственных восприятий, но социально и психологически значимым фактом. Лефевр рассматривает пространство как результат общественного производства. Его известный тезис "пространство (социальное) есть продукт (социальный)" может показаться излишне экстравагантным. Однако в нем есть позитивный момент, который не может обойти ни один социолог. Те представления о пространстве, которыми мы оперируем и которые оказываются социально значимыми, суть представления, произведенные в определенных социальных условиях. То пространство, которое мы застаем, есть пространство, оформленное продуктами общественного производства. Вправе ли мы говорить лишь о фактичности данного, не исследовав его генезис, не выяснив исторических условий порождения того, что затем находит свое отражение в социально произведенных понятиях? По сравнению с этими вопросами маловажным является напрашивающееся возражение, что подлинное пространство объективно, было, есть и будет безотносительно к деятельности человека. Но это возражение снова обретает силу, если мы рассматриваем позитивный и позитивистский взгляды на данность пространства, с одной стороны, и точку зрения общественного производства, с другой стороны, как две стороны альтернативного описания пространства и пространственных определений общества. Эта альтернатива в своем роде неразрешима, и речь может идти лишь о том, чтобы использовать теоретические ресурсы, исходя не из одного, но именно из обоих возможных решений.
Таким образом, зафиксировав генеалогию некоторых принципиально важных направлений в развитии социологии пространства, мы можем точнее указать на тематическую и теоретическую новизну, которая состоит в следующем:
Во-первых, нами предложена оригинальная трактовка пространства. Применительно к социологии пространство рассматривается как гибкая смысловая схема, позволяющая упорядочивать наблюдения действий и взаимодействий. Принципиальной характеристикой такой схемы является идентификация наблюдателя и действующих как тел, занимающих места, и квалификация пространства в зависимости от социально-исторических определений тела, места и движения.
Во-вторых, нами впервые продолжен тот подход, начало которому положил Георг Зиммель и который в полной мере не был оценен ни его современниками, ни последующими поколениями социологов. Социология пространства Зиммеля впервые рассматривается не как исторически преодоленный этап в эволюции идей, но как недооцененный, подлежащий преумножению и применению на практике ресурс социологических описаний.
В-третьих, в диссертации впервые предлагается опыт последовательного рассмотрения пространства на всех уровнях социального взаимодействия различной степени сложности. Это позволяет поставить вопрос об элементном составе социальности и обосновать новую концепцию события как пространственно-временного элемента социальных явлений.
В-четвертых, новизна диссертации заключается в рассмотрении проблем социологии пространства с точки зрения теоретической логики в социологии. В диссертации предлагается ряд оригиначъных трактовок теоретического плюрализма, соотношения теории и метафор в исследованиях пространства, совмещения в рамках одной концептуальной схемы нескольких исследовательских подходов, а также практически реализуется попытка многомерного рассмотрения заявленной темы с использованием совершенно несходных между собой теоретических ресурсов.
В-пятых, в диссертации обосновывается оригинальная основная схема социологии пространства, которая может послужить концептуальным каркасом не только теоретических, но и прикладных исследований. Эта схема опирается на основные интуиции пространства и базовые различения наблюдения событий в пространстве, что позволяет совмещать самые разные подходы к пространству, сравнивать их, переводить понятия одного в понятия другого, то есть добиться концептуального единства разнообразных пространственных описаний.
Цель диссертации.
Цель диссертации заключается в том, чтобы разработать социологическую концепцию пространства, начиная от пространства простейших взаимодействий и кончая так называемыми "большими пространствами".
Эта цель реализуется через решение ряда конкретных задач:
- определение места проблематики пространства в социологии;
- подбор теоретических ресурсов, пригодных для исследования проблематики пространства, и разработку конкретных приемов совмещения в одном исследовании вполне разнородных ресурсов;
- обоснование исходных положений социологии пространства;
- выстраивание концептуального аппарата социологии пространства и многомерное представление ряда основных понятий социологии с точки зрения социологии пространства.
Основной научный результат.
Основной научный результат диссертации состоит в том, что она предлагает методологически проработанный и внутренне когерентный концептуальный каркас описаний и объяснений социальных феноменов действия, взаимодействия, размещения и перемещения в пространстве. Это находит свое выражение в-переосмыслении ключевых понятий социологии: "действие/взаимодействие", "смысл", "власть", "коммуникация". Их трактовка привязана к трактовке понятий "место", "регион", "большое пространство", интерпретируемых в рамках основной схемы социологии пространства.
Методологическая основа.
Методологической основой диссертации является тот комплекс фундаментальных социологических концепций, который получил обобщенное наименование "классическая социология" и связан с именами М. Вебера, Ф. Тенниса, Э. Дюрк-гейма, Г. Зиммеля, Т. Парсонса. Ключевую роль здесь сыграли, как уже сказано, работы Г. Зиммеля. Кроме того, в философских аспектах разработки темы мы опирались: в трактовке смысла пространства - на труды крупных представителей феноменологического движения (Э. Гуссерль, А. Шюц, Э. Штрёкер, М. Мерло-Понти и, до известной степени, М. Хайдеггер), а в трактовке события - на труды А. Н. Уайтхеда и Дж. Г. Мида. При разработке понятия наблюдения, в трактовке различения и коммуникации мы опирались (существенно корректируя концепцию события) на фундаментальную социологическую теорию Н. Лумана, а в трактовке устойчивых социальных фигур размещения, локалов, - на труды Э. Гидденса.
Подчеркивая новизну и указывая на очень ограниченный круг авторов, идеи которых послужили для нас основным источником исследовательских новаций, мы, тем не менее, должны назвать ряд отечественных исследователей, на работы которых мы опирались в ряде важных аспектов. Сюда, прежде всего, относятся сочинения по истории социологии А. Б. Гофмана17, Ю. Н. Давыдова18, Л. Г. Ионина19. В этом же ряду мы должны назвать и работы П. П. Гайденко по истории философии науки20, монографию Л. Д. Гудкова, написанную на стыке философии, теории науки и социологии21, и книгу В. Г. Ледяева о концептуальном анализе власти [Ле-дяев 2001]. Указав на принципиально важное значение социологии Э. Гидденса для нашего исследования, мы должны отметить и аналитическую работу Н. Л. Поляковой и Ю. А. Кимелева, посвященную его концепции22. Наконец, существенное значение для формирования нашего подхода к фундаментальным вопросам социологии имела работа [Социология 2000], в особенности предпринятый здесь А. Г. Эфендиевым анализ единичного действия и социальных институтов.
Основные положения, выносимые на защиту.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Локализация социальных феноменов в пространстве является одним из важнейших параметров всех явлений, изучаемых социологией.
2. Пространство является для социолога гибкой смысловой схемой, служащей организации данных опыта, поскольку наблюдатель и наблюдаемое идентифицируются как действия и взаимодействия тел.
3. Действия, взаимодействия и коммуникация могут быть локализованы в пространстве как элементарные события, что позволяет описывать социальные феномены любой сложности как пространственно-временные.
4. Смысл пространства выступает одновременно и способом организации наблюдаемых событий, и продуктом социально-смысловых отношений и связей. Смысл тела и всех локализаций меняется в зависимости от культурно-исторических обстоятельств. Это требует выработки определенной теоретической стратегии, позволяющей работать одновременно с понятиями и с метафорами, с абсолютными характеристиками пространства и тела и с результатами социокультурного смыслопроизводства.
5. Для любого социологического исследования пространства принципиальное значение имеет операциональное, т.е. сопровождающее любую завершенную последовательность рассуждений, различение 1. пространства наблюдателя и пространства наблюдаемого; 2. места тела (зоны манипуляции), региона (области возможных перемещений и коммуникаций) и общей идеи пространства. Благодаря этой схеме различений любые социальные дисциплины, имеющие отношение к пространству могут обогащать друг друга, опираясь на общий концептуальный каркас.
6. Предметом социологических описаний должны стать многообразные смысловые единства, в которых аналитическое вычленение физической (телесной) и социокультурной (собственно смысловой) составляющей может быть плодотворным лишь при осознании исторической относительности и социальной сконструированности обеих категорий. Вместе с тем, пространство не следует превращать в текст (в самом широком смысле этого слова). Сам смысл пространственности состоит в том, чтобы быть чем-то, кроме смысла, чем-то превосходящим символические коды и навязывающим себя нам с той несомненностью, которая неведома текстам.
7. Центральным социологическим понятием с точки зрения пространства является "власть". Места, регионы и большие пространства могут трактоваться как "контейнеры власти". Но метафорика контейнера не может претендовать на исключительность. С ней начинает успешно конкурировать метафорика сетей и потоков.
8. Центральная задача продуктивного социологического исследования состоит в том, чтобы в наблюдениях и описаниях социальной жизни идентифицировать подобающую метафорику, прояснить ее смысл при помощи подходящих теоретических ресурсов, исследовать историческую обусловленность смысла пространства, поскольку он значим для участников взаимодействий и отрефлектировать собственные образы пространства и понятия размещений. Именно это позволит, с одной стороны, серьезно продвинуться в деле развития общей социологической теории, а с другой, - выявить существенные аспекты многообразной изменчивой социальности.
Структура диссертации.
Диссертация состоит из Введения, четырех глав, Заключения и списка использованной литературы.
В первой главе проблема социологии пространства ставится в связи с проблемами общей социологии. Мы выясняем логико-теоретический характер рассуждений, которые возможны в этой области социологического знания и сначала ставим вопрос о характере теоретической логики в социологии. Для систематических теоретических исследований необходимо определить соотношение факта и теории, дотеоретического знания и теоретического осмысления, значение логически консистентных, но конкурирующих между собой схем для организации нашего опыта. В этой связи на передний план выходит значение интуиции, дедукции и дизъюнкции как основных операций, позволяющих выстроить теоретически удовлетворительное рассуждение. В этой главе мы также вводим основополагающие различения, с которыми работает социология пространства, показываем их проблематичность, которая должны быть источником теоретического напряжения при построении последующих рассуждений, а также иллюстрируем - через сопоставление концепций позитивиста Р. Карнапа и неомарксиста А. Лефевра - главную дилемму понимания пространства в социологии. Пространство, как мы намерены показать, выступает здесь либо в качестве некоторой объективной данности, которая теоретически сублимированным образом предстает как общая, логическая идея порядка, либо как продукт социальных отношений, как социальное пространство во всех своих определениях и данностях. Чисто теоретического решения этой проблемы в рамках социологии не существует. Зато существует возможность пользоваться теоретическими ресурсами противоположных схем для равно продуктивных описаний.
В главе второй речь идет о социологии пространства Г. Зиммеля как важнейшем теоретическом ресурсе любых значимых построений в этой области. Выше мы уже указали, что Зиммель представляет для нас основной отправной пункт, мы усматриваем в его социологии, прежде всего - социологии пространства, - некую альтернативу социологии внутри социологии, во всяком случае - в ее классических формах и наследующих им концепциях. Зиммель позволяет более точно сформулировать основную проблематику пространства применительно к социологии, его теоретические результаты отчасти до сих пор имеют непреходящее значение, а его ошибки, заблуждения, тупиковые линии аргументации не менее плодотворны и поучительны для последующих социологов, чем собственно позитивные достижения. Именно благодаря Зиммелю становится возможным говорить о пространстве как социально определенном смысле пространства, связанном с конкретными территориальными формами.
Третья глава также посвящена теоретической логике. Однако, теперь речь идет уже о конкретных шагах этой логики, связанных с построением концептуального каркаса социологии пространства. На переднем плане здесь - таблица, полученная посредством комбинации основных различений, введенных в главе первой. Особое внимание мы уделяем так называемой центральной диагонали этой таблицы, на которой находятся узловые точки социологии пространства: проблематиза-ция социолога как наблюдателя пространственного взаимодействия; понятие места социального взаимодействия; общая идея пространства, значимая и для наблюдателя, и для участников взаимодействия. Последовательное обсуждение этих тем составляет теоретическую интригу данной главы. Кроме того, здесь ставится и подробно рассматривается вопрос о метафорике пространства в связи с неизбежностью использования метафор наряду с понятиями, и необходимостью жесткого методического контроля применения и трактовки метафор.
В четвертой главе мы сосредоточиваем внимание на проблематике наблюдателя, конструктивистских принципах в социологическом описании и основном понятии социального события, важность которого для социологии до сих пор недостаточно оценена. Мы начинаем с критического анализа конструктивистской концепции наблюдения (Луман, Матурана, фон Фёрстер), в которой (именно у Лума-на) загадочным образом пропадает пространство. Отсюда мы переходим к понятию события: от события коммуникации у Лумана к событию действия у Парсонса, отсюда - к философии события А. Н. Уайтхеда, а от нее - к перспективизму Дж. Г. Мида и его трактовке малого пространства (пространства манипуляции). Этот экскурс позволяет нам теоретически обосновать утверждение, высказанное выше: базовая социологическая концептуализация сконструирована таким образом, что в лучшем случае пригодна для описания малых пространств непосредственной достижимости участников взаимодействия. Поэтому в данной главе подробно рассматривается проблематика малых и привычных пространств, связанная с нею проблематика тела и места, а также вопрос о понятии власти в связи с понятием движения. Здесь же вкратце рассматриваются две основных метафоры пространства, имеющих ныне хождение в социальных науках: метафора контейнера и метафора сетей и потоков.
Каждой главе диссертации предпослана краткая экспозиция ее содержания, где по параграфам прописаны ее теоретические сюжеты. В завершение каждой главы дается краткий обзор основных результатов, к которым мы приходим. Это позволяет в Заключении обойтись без повторения того, что содержится в самом тексте. Итоги диссертации подводятся, во-первых, в виде резюме наиболее важных в концептуальном плане рассуждений, а во-вторых, находят свое выражение в кратком глоссарии, изъяснении основных понятий, с которыми может и должна работать социология пространства. А это позволяет, в свою очередь, сформулировать также ряд предложений относительно направления дальнейших исследований.
Понятие и проблема теоретической логики
1. Локализация социальных феноменов в пространстве является одним из важнейших параметров всех явлений, изучаемых социологией.
2. Пространство является для социолога гибкой смысловой схемой, служащей организации данных опыта, поскольку наблюдатель и наблюдаемое идентифицируются как действия и взаимодействия тел.
3. Действия, взаимодействия и коммуникация могут быть локализованы в пространстве как элементарные события, что позволяет описывать социальные феномены любой сложности как пространственно-временные.
4. Смысл пространства выступает одновременно и способом организации наблюдаемых событий, и продуктом социально-смысловых отношений и связей. Смысл тела и всех локализаций меняется в зависимости от культурно-исторических обстоятельств. Это требует выработки определенной теоретической стратегии, позволяющей работать одновременно с понятиями и с метафорами, с абсолютными характеристиками пространства и тела и с результатами социокультурного смыслопроизводства.
5. Для любого социологического исследования пространства принципиальное значение имеет операциональное, т.е. сопровождающее любую завершенную последовательность рассуждений, различение 1. пространства наблюдателя и пространства наблюдаемого; 2. места тела (зоны манипуляции), региона (области возможных перемещений и коммуникаций) и общей идеи пространства. Благодаря этой схеме различений любые социальные дисциплины, имеющие отношение к пространству могут обогащать друг друга, опираясь на общий концептуальный каркас.
6. Предметом социологических описаний должны стать многообразные смысловые единства, в которых аналитическое вычленение физической (телесной) и социокультурной (собственно смысловой) составляющей может быть плодотворным лишь при осознании исторической относительности и социальной сконструированности обеих категорий. Вместе с тем, пространство не следует превращать в текст (в самом широком смысле этого слова). Сам смысл пространственности состоит в том, чтобы быть чем-то, кроме смысла, чем-то превосходящим символические коды и навязывающим себя нам с той несомненностью, которая неведома текстам.
7. Центральным социологическим понятием с точки зрения пространства является "власть". Места, регионы и большие пространства могут трактоваться как "контейнеры власти". Но метафорика контейнера не может претендовать на исключительность. С ней начинает успешно конкурировать метафорика сетей и потоков. 8. Центральная задача продуктивного социологического исследования состоит в том, чтобы в наблюдениях и описаниях социальной жизни идентифицировать подобающую метафорику, прояснить ее смысл при помощи подходящих теоретических ресурсов, исследовать историческую обусловленность смысла пространства, поскольку он значим для участников взаимодействий и отрефлектировать собственные образы пространства и понятия размещений. Именно это позволит, с одной стороны, серьезно продвинуться в деле развития общей социологической теории, а с другой, - выявить существенные аспекты многообразной изменчивой социальности.
Структура диссертации.
Диссертация состоит из Введения, четырех глав, Заключения и списка использованной литературы.
В первой главе проблема социологии пространства ставится в связи с проблемами общей социологии. Мы выясняем логико-теоретический характер рассуждений, которые возможны в этой области социологического знания и сначала ставим вопрос о характере теоретической логики в социологии. Для систематических теоретических исследований необходимо определить соотношение факта и теории, дотеоретического знания и теоретического осмысления, значение логически консистентных, но конкурирующих между собой схем для организации нашего опыта. В этой связи на передний план выходит значение интуиции, дедукции и дизъюнкции как основных операций, позволяющих выстроить теоретически удовлетворительное рассуждение. В этой главе мы также вводим основополагающие различения, с которыми работает социология пространства, показываем их проблематичность, которая должны быть источником теоретического напряжения при построении последующих рассуждений, а также иллюстрируем - через сопоставление концепций позитивиста Р. Карнапа и неомарксиста А. Лефевра - главную дилемму понимания пространства в социологии. Пространство, как мы намерены показать, выступает здесь либо в качестве некоторой объективной данности, которая теоретически сублимированным образом предстает как общая, логическая идея порядка, либо как продукт социальных отношений, как социальное пространство во всех своих определениях и данностях. Чисто теоретического решения этой проблемы в рамках социологии не существует. Зато существует возможность пользоваться теоретическими ресурсами противоположных схем для равно продуктивных описаний. В главе второй речь идет о социологии пространства Г. Зиммеля как важнейшем теоретическом ресурсе любых значимых построений в этой области. Выше мы уже указали, что Зиммель представляет для нас основной отправной пункт, мы усматриваем в его социологии, прежде всего - социологии пространства, - некую альтернативу социологии внутри социологии, во всяком случае - в ее классических формах и наследующих им концепциях. Зиммель позволяет более точно сформулировать основную проблематику пространства применительно к социологии, его теоретические результаты отчасти до сих пор имеют непреходящее значение, а его ошибки, заблуждения, тупиковые линии аргументации не менее плодотворны и поучительны для последующих социологов, чем собственно позитивные достижения. Именно благодаря Зиммелю становится возможным говорить о пространстве как социально определенном смысле пространства, связанном с конкретными территориальными формами.
Третья глава также посвящена теоретической логике. Однако, теперь речь идет уже о конкретных шагах этой логики, связанных с построением концептуального каркаса социологии пространства. На переднем плане здесь - таблица, полученная посредством комбинации основных различений, введенных в главе первой. Особое внимание мы уделяем так называемой центральной диагонали этой таблицы, на которой находятся узловые точки социологии пространства: проблематиза-ция социолога как наблюдателя пространственного взаимодействия; понятие места социального взаимодействия; общая идея пространства, значимая и для наблюдателя, и для участников взаимодействия. Последовательное обсуждение этих тем составляет теоретическую интригу данной главы. Кроме того, здесь ставится и подробно рассматривается вопрос о метафорике пространства в связи с неизбежностью использования метафор наряду с понятиями, и необходимостью жесткого методического контроля применения и трактовки метафор.
Структура и проблема "Социологии пространства" Зиммеля
Зиммель - единственный из классиков дисциплины, кто всерьез писал о социологии пространства. Нет лучшего способа войти в тонкую и в высшей степени сложную проблематику, чем проследить за работой выдающегося мыслителя, натолкнувшегося в своих исследованиях на нечто такое, что оставалось не просто непонятным, но именно неинтересный, не значимым не только для его современников, но и для многих социологов последующих поколений. Этим определяется характер нашего изложения. Несмотря на историко-социологические экскурсы и в ряде случаев достаточно подробный текстологический анализ, оно менее всего носит характер исторического исследования. Мы также не оцениваем социологию Зиммеля в целом55. Речь пойдет исключительно о его социологии пространства как актуаіьном ресурсе теоретической работы. Именно поэтому мы уделяем основное внимание не только результатам Зиммеля как таковым, но и самому способу его рассуждений, постановкам проблем и теоретическим неудачам.
В первом параграфе данной главы мы дадим экспозицию сочинений Зиммеля, посвященных пространству, подробно рассмотрим замысел и постановку задачи в рамках его большой "Социологии". Это изложение приводит нас к необходимости более подробно исследовать философскую составляющую в социологии Зиммеля, многим обязанного кантовскому априоризму и учению о формах созерцания. Второй параграф посвящен сопоставительному анализу философии пространства И. Канта и социологии пространства Зиммеля. Здесь показано, в частности, что обращение Зиммеля к философии, с одной стороны, совершенно необходимо в контексте его построений, но, с другой стороны, оно позволяет скорее заострить некоторые проблемы, нежели решить их теоретически последовательным образом. Основные результаты исследований Зиммеля изложены в третьем параграфе. Они распадаются на две части: во-первых, это результаты в сфере абстрактной теории, переходящей в не всегда последовательное философствование; во-вторых, это собственно социологические результаты, полученные благодаря анализу многообразных и несходных между собой случаев, когда значение пространства для социаль- ных событий достаточно велико. В этом же параграфе показана взаимосвязь между социологической концептуализацией пространства и привычной социологической терминологией. Тем самым создается возможность перейти от исторической к собственно систематической части нашего диссертационного исследования.
Скорее всего, сама формула "социология пространства" изобретена Зимме-лем. Одна из больших его работ так и называется: "Социология пространства" [Simmel 1995с]. Она была опубликована в 1903 г., ей сопутствовали более мелкие сочинения56, а в 1908 г., готовя к печати свою большую "Социологию" [Simmel 1992b], Зиммель соединил и переработал опубликованные ранее тексты, дополнил их двумя важными экскурсами и включил в корпус своего монументального труда в качестве одной из самых объемных глав под названием "Пространство и пространственные порядки общества" [Simmel 1992b, 687-790]. Важные рассуждения о пространстве есть и других главах "Социологии", в том числе и в одном из важнейших текстов Зиммеля - "Самосохранение социальной группы"57. Помимо этого, он еще раньше, в 1900 г. высказывал философские и социологические соображения о пространстве в "Философии денег" [Simmel 1989b]), а в 1906 г. подробно рассматривал проблему пространства в своих лекциях о Канте. [Simmel 1997]). Важны также некоторые небольшие эстетико-философские сочинения Зиммеля58, относящиеся к тому же периоду, а из более поздних работ - "Философская культура" [Simmel 1996], прежде всего - раздел "К эстетике", куда, среди прочего, входит в расширенном виде и знаменитое эссе о ручке вазы.
Как и многие другие темы, социология пространства получила у Зиммеля первоначальную глубокую разработку, но так и не была доведена до систематического изложения. Сравнительно большое исследование осталось фрагментом. Дискуссиям о том, стоит ли относить фрагментарность к достоинствам или к недостаткам его концепции, нет конца, и для наших целей их лучше вынести за скоб 56 "Большие города и духовная жизнь" [Simmel 1995b], "О пространственных проекциях
социальных формки, равно как и сравнительный анализ его публикаций. Мы сосредоточиваемся преимущественно на тексте 1908 г.59, последовательно, пункт за пунктом, страница за страницей разбирая его основные (преимущественно первоначальные) положения. Прочие работы Зиммеля и сочинения других социологов привлекаются здесь лишь для прояснения существа дела, а не для выяснения его идейной эволюции, полемики и взаимовлияний.
Зиммель начинает свое исследование с критики представлений о пространстве как некоторой причиняющей силе. Он указывает, что эта критика носит кантианский характер. Далее он говорит, что в некоторых ситуациях все-таки следует акцентировать значение пространства для социальных взаимодействий. Отсюда Зиммель переходит к первому большому разделу своего труда (І.), в котором рассматриваются основные качества пространства как формы, "которые учитываются в формообразованиях совместной жизни [Gestaltungen des Gemeinschaftlebens]" (690). Раздел I. членится на подразделы (от А. до Е.). В подразделе А. речь идет об исключительности пространства (истолкование этого понятия будет сделано ниже). В подразделе В. Зиммель рассматривает членение пространства на части, "которые значимы как единства и... очерчены границами" (694). Анализу того, как социальные формообразования фиксируются в пространстве, посвящен раздел С, а проблемам чувственно воспринимаемой близости или дистанции - подраздел D. В подразделе Е. рассматриваются движения в пространстве, а именно: (1) формы обобществления, возникающие в перемещающейся группе, и (2) формы обобществления, возникающие тогда, когда передвигаются только некоторые члены группы. В разделе И. Зиммель рассматривает то "воздействие, которое оказывают на пространственные определения группы ее собственно социологические формообразования и энергии" (771). Здесь тоже есть подразделы (от А. до D.), посвященные рассмотрению следующих вопросов: А. Дифференциация группы по пространст Этот текст, главу IX "Пространство и пространственные порядки общества" из большой "Социологии" мы в дальнейшем будем для краткости называть "Социология пространства", хотя так, собственно, называется более ранний (1903 г.) труд Зиммеля. Только если нам придется говорить об этих двух работах в одном контексте, будет специально указано, какое сочинение имеется в виду. Арабские цифры в квадратных скобках без указания имени автора и работы указывают на номера страниц большой "Социологии" в составе Полного собрания сочинений Зиммеля, т. 11 [Simmel 1992b]. Римская цифра перед арабской означает другой том того же собрания сочинений. Отсылки к библиографическим описаниям цитируемых работ Зиммеля, помещенным в списке литературы, даются только при первом упоминании в тексте. венным признакам; В. пространственное выражение господства; С. размещение сообщества в своем собственном "доме" и D. значение пустых и нейтральных пространств. Кроме подразделов, глава о социологии пространства, подобно большинству глав "Социологии", включает в себя экскурсы. В разделе І. в подразделе В. мы находим "Экскурс о социальном ограничении"; в подразделе D. - большой "Экскурс о социологии чувств"; а в подразделе Е. пункт И. включает "Экскурс о чужаке".
Место мест и практическая схема пространства
Данная глава является центральной для диссертации. Она содержит последовательное изложение ее результатов, достигнутых посредством логического анализа тех различений, которые были получены в главе первой. Мы уже видели, что продуктивная работа с этими различениями возможна: они позволяют освоить существенный теоретический ресурс, каким является классическая социология пространства Зиммеля, и распорядиться им как в целях собственно теории, так и для получения вполне позитивных результатов, которые могут быть верифицированы или фальсифицированы в ходе исследовательской работы.
Однако, тем самым значение данных различений не исчерпывается. Мы видели, что они могут быть также проблематизированы, что работа с ними требует известной осторожности и что каждый шаг рассуждения, ведущего от первоначальных интуиции, ничем не напоминает простую дедукцию. Речь, скорее, может идти о том, чтобы выстроить цепочку операций теоретического и практического свойства, которые бы, собственно, и позволяли нам переходить из области интуиции в область дискурсивную - к понятиям и категориям.
Первый параграф данной главы представляет краткое обоснование и объяснение крестообразной таблицы, полученной за счет наложения двух трихотомий, в которые входят наши исходные различения. В клетки этой таблицы записаны основные позиции теоретической логики социологии пространства. Особую важность представляет основная диагональ таблицы, в которой находятся ключевые суждения о пространстве, социальном взаимодействии в пространстве и наблюдении этого взаимодействия. Эти позиции расшифровываются в следующих трех параграфах данной главы. Основную сложность представляет собой теоретическое осмысление места наблюдателя, чему посвящен 2. Только потому, что сам наблюдатель телесен, у него есть определенное место и способность наблюдать пространство взаимодействующих, отличая его от своего собственного. Но телесность и наличие места делают наблюдателя одним из участников более широко понимаемого взаимодействия, что ставит под сомнение идею наблюдения и вынуждает к очень тонким диалектическим рассуждениям . В 3 рассматривается положение наблюдаемых участников взаимодействия. Они не просто находятся на месте. Они обладают некоторым представлением о пространстве, которое мы назвали "практической схемой". А поскольку эта практическая схема относится не только к данному месту взаимодействия, но и ко всей области, к которой принадлежит и данное место, и другие места, то в наше рассмотрение вводятся не одна, но сразу две позиции таблицы. Наконец, 4 посвящен одному из самых сложных для теоретического рассмотрения предметов - так называемому "большому пространству". "Большое пространство" как предмет и термин геополитики часто является предметом не вполне добросовестных рассуждений. Мы попытались вынести за скобки всякий актуальный политический смысл данного термина. Речь идет только о том, что над уровне практической схемы размещений и перемещений в пространстве располагается общая идея пространства, которая важна для всех действующих и взаимодействующих. Здесь также рассматривается две позиции нашей таблицы, поскольку общая идея пространства и идея большого пространства - это близкие, но далеко не совпадающие представления. Поскольку речь идет об общей идее пространства, в данном параграфе широко привлекаются ресурсы географии Бенно Верлена и социологии Энтони Гидденса, в частности, принципиально важное также и для дальнейших разработок понятие локала.
Однако, наше рассуждение было бы неполным, если бы ограничились только развертыванием логически связанных между собой позиций нашей таблицы. Мы уже указывали, вводя основные различения, что пространство может интерпретироваться также и метафорически, как пространство социальных позиций. Именно как социальное пространство это последнее и является предметом многих влиятельных социологических построений. Но очевидно, что здесь необходимо избежать терминологической путаницы. Говорим ли мы о социальном пространстве как виде пространства или это только метафора? Что вообще означает метафора пространства и насколько велика роль метафорики, если мы намерены исследовать логическую связь понятий и высказываний? Все эти вопросы, как мы увидим, поднимаются многими серьезными авторами, а разрешение их - или, по меньшей мере, Частично эти рассуждения будут продолжены в следующей главе при анализе позиции конструктивизма в вопросе о пространстве и концептуализации социального события. корректная их постановка является важной составляющей исследований по теоретической логике.
Таким образом, поскольку мы исходим из того, что действующий телесен и потому пространственен, здесь оказывается возможным сжато изложить логику элементарной социологии пространства.
Обратимся к основополагающим различениям, введенным в главе первой, 3. Мы уже говорили, что в строгом смысле трихотомиями являются только первое и третье различения (а логически стройным не является ни одно из них). Второе указывает на трехступенчатую последовательность операций, посредством которых, как мы предполагаем, может совершаться перенесение схемы порядка с физического пространства на порядок социальных позиций. Это позволяет ограничить исследование сначала более отчетливыми трихотомиями, а затем только обратиться к реконструкциям гипотетических операций.
Напомним, что первая трихотомия описывала основные интуиции пространства, поскольку наблюдатель социального взаимодействия усматривает пространственное размещение его участников, а эти последние либо принимают значение пространства как само собой разумеющееся, либо делают его темой коммуникации. Вторая трихотомия относилась к величине пространства, которое может трактоваться либо как определенное место, либо как место, включающее множество мест, либо как совокупное пространство, так сказать, "Пространство с большой буквы", в котором только и обнаруживаются все возможные места.
Если мы теперь наложим друг на друга эти трихотомии, то получим следующий результат, который удобнее всего показать в форме таблицы. Таблица 1. Концептуальный каркас социологии пространства.
I. интуиции пространства наблюдателя II. не рефлекти-руемое значение пространства для наблюдаемых III. пространство как тема коммуникации наблюдаемых
А. место At место наблкь \ІШіЖіВяШІіііііІ Ац "чувство места" участников взамо действия Ащтематизация места как предмета борьбы и договора, области проживания и деятельности
В. место мест Ві место мест наблюдателя «JxeManpoirrjpa»- 1Ly. ,, - - ,а Вш обсуждение территории как места мест, тема-тизация территории по образцу тематизации места
С. объемлющее пространство Сі идея пространства наблюдателя Си общая идея пространства участников взаимодействия Cm ттюфт 1 \ ; vf& h J. /і
Рассмотрим полученные результаты. Узловые пункты, заслуживающие особого внимания, располагаются здесь по диагонали: Ai - Вц - Сщ. Именно на них держится основная аргументация, именно здесь сосредоточены наиболее сложные проблемы, именно отсюда следует дальше вести рассуждение. Что же касается остальных позиций таблицы, то они так или иначе будут включаться в рассмотрение, по мере того, как будет развиваться анализ "основной диагонали". Исследуя "основную диагональ", мы реконструируем всю таблицу. Трихотомия "основной диагонали" - первое производное наших элементарных интуиции. Ее позиции в некотором роде более очевидны, но менее элементарны, получены в результате комбинации и могут быть снова декомпонированы. 2. At. Место наблюдателя
Переформулируем первую позицию главной диагонали следующим образом: Наблюдатель идентифицирует себя как того, кто занимает место в пространстве и лишь постольку может наблюдать пространство чужого взаимодействия.
Как один из логических членов операции наблюдения, наблюдатель, конечно, определяется безотносительно к месту. Однако, если выстраивать логические конструкции, не принимая в расчет место наблюдателя, тогда логическое, формальное пространство окажется на первом плане, как это мы видели в предыдущей главе на примере рассуждений Карнапа. Формальное пространство, в свою очередь, может быть истолковано как историко-культурный феномен и тем самым ре-лятивировано, так что мы, начав с очевидного для нас и социально болезненного вопроса "где?", придем к исследованию разного рода ментальных операций, подменим вещь - смыслом, а пространство - изменчивым культурным текстом. В общем, слегка переиначивая Эрика Фёгелина, можно будет сказать, что эволюция порядка идей есть эволюция идеи порядка. Конечно, операция различения, поскольку она имеет смысл, совершается со смыслами же, а описания пространства не могут не быть культурным текстом. Но смысл свидетельствует о смысле, текст - о тексте. Любое высказывание о пространстве, претендующее быть высказыванием о действительности, вписано в круг иных высказываний - и только потому осмысленно. Мы оказываемся в трудной ситуации, которую глубоко исследовал Йозеф Зимон.
Мы уже видели в главе первой, как ставит Зимон эту проблему в самом общем виде. Присмотримся теперь к некоторым элементам его аргументации более внимательно.
