Содержание к диссертации
Введение
Альтернативы в анализе риска 15
1. Концепция риска в современной социологии 15
Ульрих Бек: от индустриального общества к обществу риска 15
Энтони Гидденс: риск в современном мире 20
Никлас Луман: понятие риска и рациональность 27
Компактизация риска как следствие рациональности 32
2. Концепция риска в социально-управленческом анализе 35
Обсуждение формальной концепции риска 35
Формальная модель анализа риска 41
Концептуальные модели анализа риска в городской среде 49
1. Необходимость коні іептуальньіх моделей анализа риска 49
2. Городская среда в физическом и социальном пространстве 52
3. Концептуальные модели анализа риска в городской среде 61
Пространственная модель социальных рисков 61
Место риска в четырехфункционалыюй парадигме AGIL Т. Парсонса 64
Место риска в схеме INIO социокультурного поля П. Штомпки 68
Анализ терроризма с точки зрения социологической теории риска .76
1. Современные тенденции терроризма 76
Специфические тенденции и сетевая организация современного терроризма 76
Социологические тенденции современного терроризма 85
2. Терроризм в российских городах 92
Введение 92
Предыстория 92
Хроника взрывов в российских городах. 31 августа-16 сентября 1999 года 94
Анализ реакций участников событий 100
3. Социологический анализ терроризма в городской среде 111
Заключение 116
Список литературы
- Ульрих Бек: от индустриального общества к обществу риска
- Компактизация риска как следствие рациональности
- Место риска в четырехфункционалыюй парадигме AGIL Т. Парсонса
- Специфические тенденции и сетевая организация современного терроризма
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В научном сообществе и политических дискуссиях все чаще обсуждается вопрос о неоднозначности социального действия. Признается, что всякое социальное действие приводит не только к положительным эффектам, но, одновременно, имеет негативные последствия. Позитивные и негативные последствия социального действия тесно переплетаются, их трудно разделить. Если позитивные последствия планируются, то негативные часто возникают как непредвидимые. Невозможность предсказания всего спектра негативных последствий социального действия социологи стремятся рационализировать в понятии риска.
Понятие риска в качестве теоретического инструмента социологического анализа приобретает большое значение в западной и российской социологии. В современном мире «масса» рисков увеличивается, поскольку в дополнение к традиционным (индустриальным) возникают новые риски, производимые функционированием информационной среды. Индустриальные и информационные риски ведут социологов к попыткам объяснения механизмов возникновения рискогенных ситуаций и разработке рекомендаций по уменьшению риска.
В данной работе риск анализируется как социальное явление. По мысли основателей Чикагской школы социологии Р. Парка и Э. Берджесса, коллективная жизнь в ходе развития обязательно порождает «яды», которые разрушают общество [56, р.956-957]. Подобные «яды» можно рассматривать в качестве социальных рисков, то есть рисков, возникающих в процессе социального взаимодействия и коммуникации.
Нестабильность российского общества определяет необходимость анализа функционирования социальных рисков в городской среде. Оценка социальных рисков приобретает особое значение при разработке государственной и региональной политики. Однако концептуальный аппарат, методика оценки и измерения социальных рисков разработаны недостаточно. В тоже время при подготовке управленческих решений во внимание принимаются экономические или политические выгоды от их реализации, а не социальные риски. Существование социальных рисков лишь в малой степени осознается лицами, принимающими решения (ЛПР), и рядовыми гражданами.
В данной работе в качестве формы социального риска в городской среде изучается современный терроризм. Многочисленные факты - взрывы во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке в 1993 г., газовая атака в токийском метро в 1995 г., взрывы около американских посольств в Кении и Танзании в 1998 г.; серия взрывов в российских городах в августе-сентябре 1999 г., взрывы в Москве в подземном переходе на Пушкинской площади в августе 2000 г. и на станции метро «Белорусская» в феврале 2001 г.1 - заставляют объединять усилия ученых, политиков и практиков спецслужб разных стран с целью эффективного противодействия терроризму.
Отметим ряд общих социальных и научных предпосылок, которые стимулируют исследования социального риска.
Социальные предпосылки:
Данная работа была написана до совершения террористических актов 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне. трансформация социальной и функциональной структуры ведет к повышению уровня рискогенности российского общества; возникновение принципиально новых - информационных -рисков; увеличение социальной напряженности вследствие террористических актов в российских городах.
Научные предпосылки: недостаточный анализ социальных рисков в классических социологических теориях; малый объем эмпирических исследований социальных рисков в российских городах; необходимость научного понимания терроризма как формы социального риска.
Постановка проблемы. Проблематика социальных рисков в современной социологии разработана в малой степени. Подобная ситуация с изучением социального риска происходит вследствие концептуальной неопределенности этого понятия. Ученые предпочитают либо изучать наглядные случаи (например, социальные последствия стихийных бедствий или промышленных аварий), либо совсем избегают изучения рисков социального взаимодействия и коммуникации. Неопределенность понятия социального риска усиливается при употреблении терминов, имеющими сходную природу (например, социальная напряженность и социальный конфликт). В данной работе подчеркивается корневой характер понятия социального риска, из которого, как полагает автор, «вырастают» производные понятия.
Таким образом, проблема диссертационного исследования заключается в концептуальной неопределенности социального риска и, как следствие, неясности соотношения с другими социологическими понятиями. Низкая степень операционализации понятия «социальный риск» приводит к трудностям его применения при анализе терроризма в городской среде. Следствием подобной ситуации является разрыв между теоретическим анализом социального риска и использованием результатов анализа в практике принятия управленческих решений.
Степень научной разработанности темы. Большая часть работы посвящена анализу понятия социального риска, а объектом и предметом эмпирической верификации теоретических выводов становится изучение случаев терроризма в городской среде.
Теоретический анализ риска в данной работе возникает на стыке социологии города и рискологических исследований. Следует подчеркнуть, что проблема социальных рисков практически не рассматривалась в социологии города. Однако история социологии свидетельствует, что ученые уделяли значительное внимание родственным понятиям, таким как проблемы городских сообществ, социальная напряженность и социальный конфликт в городе, городская сегрегация.
В классической социологии изучение социальных проблем городов берет начало в трудах М. Вебера, Г. Зиммеля, которые придавали особое значение проблемам развития города, городскому образу жизни и связанным с ними социальным конфликтом [6, 123].
В начале XX века Р. Парк основал первую научную школу, которая занималась изучением социальных проблем городов. В трудах чикагских социологов сочетались глубокий теоретический анализ городских проблем и тщательный сбор эмпирической информации. Основные темы их исследований - социальная напряженность, городская сегрегация, национальные отношения, преступность - можно рассматривать как источники науки о рисках в городской среде. Среди других американских социологов 1920-30 гг., занимавшихся проблемами городов, необходимо отметить Э. Берджесса, Л. Вирта, Л. Котрелла, Р. Маккензи, Ф. Трешера, П. Янга [65].
Новейшие тенденции в изучении проблем городского развития в западной социологии анализируются в рамках неомарксистского подхода. Ведущим представителем данного направления является испано-американский социолог М. Кастельс. В своих работах М. Кастельс делает акцент на экономической функции города. По его мнению, в капиталистической системе индивиды фокусируют свои интересы на аккумуляции собственности. М. Кастельс полагает, что только через создание богатства капиталистическая система сможет избежать собственного разрушения [17, 67, 68, 69, 70].
В отечественной социологии первые работы по социальным проблемам городов и урбанизации появляются в середине 1960-х гг. Взаимодействие в городе физической и социальной сред изучалось в работах А. Ахиезера, Л. Когана, О. Яницкого [1].
В 1970-80 гг. социальные проблемы городов начали изучаться в экономике, демографии, географии (М. Борщевский, Ю. Вишневский, Г. Лаппо, С.Успенский, О. Шкаратан).' Одновременно
Коган Л.Н., Вишневский Ю.Р. Очерки теории социалистической культуры. Свердловск: Из-во Урал. Ун-та, 1972. Борщевский М.В., Успенский СВ., Шкаратан О.И. Город. Методологические проблемы комплексного планирования социально-экономического развития. М.: Наука, 1975. Лаппо Г.М. Развитие городских агломераций в СССР. М.: Стройиздат, 1978. формировалась родственная социологии города дисциплина -инвайронментальная социология, где, в частности, город рассматривался как место возникновения и источник распространения экологических опасностей.
Начало осмысления современного общества как «общества риска» в социологии можно отнести к концу 1970-х гг. Толчком к разработкам послужили экологические опасности, вызванные промышленными авариями и загрязнением окружающей среды. Одной из первых работ стала книга немецкого социолога У. Бека «Общество риска». В ней У. Бек рассматривает риск как результат индустриальной революции. По его мнению, индустриальное общество вытесняется «обществом риска» [2, 3, 61, 62].
Немецкий социолог Н. Луман в монографии «Социология риска» делает попытку построить общую теорию риска. В его теории акцент ставится на невозможности измерения риска и проблеме риска в процессе принятия решений [19, 98, 99].
Один из ведущих современных социологов Э. Гидденс в работе «Последствия современности» рассматривает риск в качестве одного из негативных последствий глобализации. В его работе проблема риска тесно связана с проблемой доверия [8, 79].
Вклад в развитие современной рискологии внесла книга А. Вилдавски и М. Дуглас «Риск и культура», где риск анализируется в культурном контексте, особое внимание в их работе уделяется исследованию восприятия и интерпретации рисков [11, 74].
Интерес лидеров современной социологии к концептуализации риска еще раз свидетельствуют о росте значения данной проблемы именно как социальной. Все же в работах социологов доминирует анализ экологических и технологических рисков, нежели анализ риска социального действия. Такая ситуация связана с тем фактом, что эти риски относительно легко операционализировать и эмпирически измерить.
Альтернативный путь изучения связан с количественным измерением риска. Речь идет о попытках измерения риска в прикладных направлениях экономики, социально-управленческого анализа и теории принятия решений. В этих дисциплинах риск выступает как один из факторов, влияющих на принятие управленческих решений и реализацию социальных программ. Работы таких авторов как Ф. Найт, М. Меркфохер, Р. Шефер внесли значительный вклад в понимание прикладной стороны анализа риска [89,102, 118].
Российскими социологами были рассмотрены теоретические и методологические проблемы изучения рисков, риск был изучен как фактор изменения массового сознания и социального поведения, проведены эмпирические исследования социальных и социально-психологических аспектов различных рисков и опасностей в условиях кризисной социально-экономической ситуации России (В. Заиграев, В. Зубков, А. Мозговая, С. Никитин, К. Федоров, Л. Шилова, И. Халий, В. Шубкин, О. Яницкий). Одновременно, О. Яницким разрабатывался общетеоретический подход - концепция «общества всеобщего риска», а также парадигмы «системной исключительности» и «системной адаптируемости» для изучения российского общества [13, 14, 22, 23, 35, 47, 48, 50, 51, 55, 56].
В эмпирической части диссертации понятие социального риска используется для анализа терроризма в городах. Терроризм является деструктивной социальной деятельностью, основными целями которой являются устрашение с помощью террористических актов рядовых граждан и воздействие на процесс принятия политических решений. Социальное влияние терроризма основано на возможности в короткий срок изменить представления людей об общественной безопасности.
С начала 1990-х гг. происходит актуализация изучения терроризма в мировой социальной науке. Среди западных ученых, занимающихся проблемами терроризма, необходимо назвать У. Лакера, В.Рапопорта, Д. Ронфельда, Б. Хоффмана [92, 83, 110]. Одной из последних работ по социальному анализу терроризма и проблемам антитеррористических действий является монография коллектива ученых «Противодействие новому терроризму», которая содержит детальное описание социальных тенденций современного терроризма, моделей реорганизации террористических групп, а также вносит ряд предложений по эффективной организации антитеррористической деятельности [95].
Исследование терроризма в России концентрируется в исследовательских институтах МВД, ФСБ. В рамках этих исследований подчеркиваются юридические аспекты и криминологические характеристики терроризма. Среди российских ученых, занимающихся анализом терроризма с социологической точки зрения, необходимо отметить Ю. Авдеева, А. Наумова, Е. Степанова (Центр конфликтологии Института социологии РАН), А. Ткаченко [42]. Российские исследователи изучают происхождение и развитие терроризма, теоретические и методологические аспекты деятельности террористических групп, а также анализируют зарубежные практики противодействия терроризму.
Объект исследования. В качестве эмпирического объекта исследования выступает городская среда на уровне крупного города России.
Предметом исследования являются особенности функционирования социальных рисков на примере террористических актов в российских городах.
Цель и задачи исследования. Целью исследования является разработка на основе общих социологических теорий и теорий риска моделей анализа социального риска. Достижение этой цели осуществляется через решение следующих задач: теоретический анализ понятия «социальный риск»; изучение моделей городской среды; анализ терроризма в российских городах как формы социального риска.
Теоретико-методологическая база работы содержит три компонента: 1) теории риска, 2) модели городской среды и 3) терроризм как социальное явление.
Эмпирическая база и методы исследования. При подготовке работы изучена серия террористических актов в августе-сентябре 1999 г. в Москве, Буйнакске и Волгодонске. Методом содержательного анализа изучены 18 источников (статьи в общероссийских газетах), опубликованных в период с 2 сентября по 2 ноября 1999 г.
Основные положения, выносимые на защиту 1. Увеличение числа непредвиденных последствий социальных действий приводит ученых к анализу проблемы социального риска.
Глобализация ускоряет распространение социальных рисков. Этому процессу способствуют новые информационные технологии.
Социальные риски усиливаются процессами тотальной рационализации общества.
Процесс компактизации источников и носителей риска облегчает создание социальных рисков глобального масштаба.
Терроризм как форма социального риска подвержен социальным изменениям наряду с другими социальными институтами.
Современный крупный город можно рассматривать как систему двойного риска: как «узел» напряжений функций социальной системы и как объект внешних деструктивных воздействий.
Российские города из-за отсутствия повседневных социальных практик противодействия терроризму являются уязвимыми точками российского общества.
Научная новизна исследования. Новое знание в работе представлено в форме соединения теоретико-методологических подходов социологии и прикладных дисциплин для анализа социального риска. В работе сделана попытка обоснования новых концептуальных моделей анализа социального риска в городской среде. Впервые терроризм изучается с точки зрения социологической теории риска.
Научно-практическая значимость работы. Диссертационная работа может быть использована в качестве материала для написания учебного пособия для ЛПР с целью повышения эффективности принимаемых управленческих решений. Концептуальные модели анализа риска могут быть использованы при разработке стратегий государственного и регионального развития. Используемый в работе подход к социологическому анализу терроризма может быть применен при разработке профилактических мер и антитеррористических действий в городских условиях. Теоретический анализ и эмпирический материал работы может быть использован при разработке специальных учебных программ для курсов повышения квалификации государственных служащих.
Апробация работы. Основные положения диссертации были апробированы в авторских публикациях, а также в научном докладе на конференции молодых ученых «Городская социальная сегрегация в условиях трансформации российского общества», Москва, 1999. По результатам конференции был выпущен сборник статей «Российское городское пространство: попытка осмысления» (Московский общественный научный фонд, 2000). Основные положения диссертации обсуждены на теоретическом семинаре Группы социально-экологических исследований Института социологии РАН в апреле 2001 г.
Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.
Ульрих Бек: от индустриального общества к обществу риска
Процессы модернизации стали сегодня основным объектом во многих социологических, культорологических и политических дискуссиях конца XX - начала XXI века. Как и столетие назад социальные ученые пытаются оценить стремительный модернизационныи скачок в индустриальном развитии и его влияние на мировое сообщество. Общий тезис в этих дискуссиях - общество подходит к новому рубежу модернизации с грузом потенциальных проблем.
Социальная наука, изучавшая стремительную индустриализацию в середине XIX века в Западной Европе и Америке, первоначально не рассматривала вопросов социальных и культурных последствий. Люди были поглощены созерцанием невиданных успехов промышленности и науки. Казалось, вот-вот наступит торжество рациональности, и технократический подход изменит не только среду обитания и материальные условия жизни человека, но и структуру общественных отношений. Однако вместе с успехами промышленной индустриализации возникли новые социальные проблемы.
Сходная ситуация сложилась в конце XX - XXI века. Достижения электронных технологий ведут к огромному росту производительности труда. Генная инженерия переворачивает взгляд на существование человека как биологического организма. Идут процессы глобализации и интеграции человеческих сообществ.
Несмотря на кажущееся благополучие, возникает серьезный вопрос: каким образом технологические изменения отразятся на социальных отношениях в будущем?
В нашу задачу не входит подробное рассмотрение многообразных значений и смыслов, которые несет модернизация в отношении социокультурных изменений. Главное в модернизации -это невероятный качественный скачок от одного типа общества к другому. Как отмечает немецкий социолог У. Бек: «Как модернизация растворила структуру феодального общества в девятнадцатом веке и произвела индустриальное общество, так и сегодня модернизация растворяет индустриальное общество, и другая современность приходит ему на смену» [62, р. 10].
Модернизация включает не только технологические изменения, но и изменения отношений между социальными структурами и социальными агентами. Социальные структуры становятся более подвижными по сравнению с предыдущим историческим этапом. Социальные агенты, в свою очередь, оказываются менее прикрепленными к социальной структуре. Увеличиваются степени свободы, как социальной структуры, так и социальных агентов. По словам У. Бека: «Эффектом структурных изменений сил социальных агентов становится большая свобода от структуры. И для успеха модернизации необходимо, чтобы эти агенты сами освободились (release) и активно участвовали в модернизационном процессе» [62, р. 2].
Таким образом, результатом модернизации становится растущая индивидуализация. С ростом индивидуализации социальных агентов увеличивается индивидуализация механизма принятия решений. А значит, растет ответственность за принятые решения. Происходит «радикализация рациональности».
У. Бек обозначает изменение установок в социальном производстве, прежде всего в производстве нового знания и новых моделей социального взаимодействия. Модернизация становится «политически рефлексивна», то есть оказывает влияние на политические институты и социальные процессы [60, s. 4]. Растущая сайентизация приводит к изменению логики социального производства. Суть изменения состоит в том, что «логика производства богатства» сегодня уступает «логике производства риска». Современное общество становится «обществом риска» [60].
Определение риска. К определению понятия «риск» У. Бек подходит осторожно и не дает окончательной дефиниции. Лейтмотивом его работы «Общество риска» служит следующий тезис: создание новых технологий ведет к производству новых технологических (прежде всего индустриальных) рисков. Социокультурный контекст общества риска, в этом случае, рассматривается как среда, которая реагирует на последствия технологических рисков (загрязнения, промышленные аварии).
У. Бек отмечает значимые социальные особенности риска: во-первых, риск всегда создается в социальной системе; во-вторых, объем риска является функцией качества социальных отношений и процессов; и третье, степень риска зависит от экспертов и экспертного знания [62, р. 23].
Проблема риска непосредственно связана со стремительной индустриализацией, с одной стороны, и с непредвидимыми (негативными) последствиями модернизации, с другой. Неслучайно, У. Бек проводит аналогию - производство и распределение богатства в индустриальном обществе сменяется производством и распределением риска в современном обществе риска. Из этой логики следует предварительное определение риска: «Риск может быть определен как систематическое взаимодействие общества с угрозами и опасностями, индуцируемыми и производимыми процессом модернизации как таковым. Риски, в отличие от опасностей прошлых эпох, являются следствием угрожающей силы модернизации и порождаемых ее чувств неуверенности и страха» [56, с. 21].
Производство и распределение рисков. «Общество риска» -это общество, производящее технологические и социальные риски. Производство рисков возникает во всех сферах жизнедеятельности общества - экономической, политической, социальной. Следовательно, производство риска ведет за собой и следующие фазы: распространение и потребление риска. На наш взгляд, очевидно, что конечная фаза - потребление риска, одновременно ведет и к накоплению риска, росту «массы» риска. При потреблении происходит не поглощение риска, а его аккумуляция. Критическая «масса» риска растет. Риск становится растущим моментом социального производства. И поэтому он вынуждает ЛПР и общество в целом соотносить и оценивать результаты производства и его скрытые побочные эффекты (latent side effects). «Неизвестные и непреднамеренные последствия становятся доминантной силой в истории и обществе» [62, р. 22].
Концентрация рисков ведет к так называемому «эффекту бумеранга» риска, то есть к универсализации и глобализации рисков, которые разрушают классовые и национальные границы. «Эффект бумеранга» рождает обратную связь, и потребление риска является одновременно и началом его производства.
Латентность рисков. Особенностью современного общества становится «невидимость» рисков. Многие из современных технологических рисков не могут быть восприняты органами чувств человека и быть подвергнуты математической калькуляции. Поэтому специфика современного риска заключается в том, что «опасная реальность скрыта от восприятия». Если индустриальное общество отличалось «культурой видимости» (culture of visibility) и факторы стратификации (богатство, власть, престиж) были очевидны, то в обществе риска подобная очевидность исчезает. Невидимые риски играют существенную роль в социальном смысле. По мнению У. Бека «Гонка между воспринимаемым богатством и невоспринимаемыми рисками не может быть выиграна последними. Видимое не может соревноваться с невидимым. Однако, парадокс состоит в том, что весьма вероятно, что невидимые риски выиграют подобную гонку» [62, р. 45].
Компактизация риска как следствие рациональности
Кратко, суть теории МакДонализации общества заключается в объяснении процесса тотальной рационализации общества. Сегодня рационализация занимает не только экономические, рыночные сферы общества, но одновременно она проникает в культурные сферы, казавшиеся ранее оплотом свободы от рыночных механизмов построенных по критерию выгод-и-затрат {cost-benefits) и даже в приватные, жизненные миры индивидов. МакДонализация обладает четырьмя основными характеристиками: 1) эффективность, 2) предсказуемость; 3) калькулирумость и квантификация, и 4) контроль, путем замещения человека не-человеческими системами (например, машинами и компьютерами). Эти четыре характеристики процесса МакДонализации стремятся кристаллизовать все сферы современного общества [113].
Однако, Дж. Ритцер не согласен с тотальным нашествием рациональности, он приводит серьезные аргументы, что подобная рационализация ведет к феномену «иррациональность рациональности». Этот феномен описывает негативные непредвидимые последствия рациональности - низкая эффективность МакДонализованных систем, их непредсказуемый характер, негативное воздействие на окружающую среду, и, главное, дегуманизация общества и индивида. Иными словами, тотально-рациональные структуры создают множество социальных рисков.
Как мы полагаем, процесс тотальной рационализации ведет к увеличению объема социального риска. Например, эффективность (как в производстве так и потреблении), как характеристика МакДонализации, стремится к наиболее оптимальному распределению времени и пространства. С этой точки зрения, наиболее эффективны компактные системы, занимающие незначительные место и требующие мало времени для развертывания. Поэтому непредвидимым последствием тотальной рационализация становится уменьшение размеров (но не объемов!) риска, то есть компактизация риска. (Например, тротиловый или ядерный заряд огромной мощности, несущий серьезный риск, может находиться в обычном чемодане).
Современные социальные риски проникают в разные сферы общества. Риски сжимаются (компактизируется) в виде промышленных технологий и экспертных знаний. Компактный риск становится удобным в использовании, поэтому более потребляемым, возрастает число людей, использующих его. Увеличивающее потребление риска повышает вероятность непредвидимых последствий и деструктивного использования технологий.
Таким образом, можно определить еще несколько характеристик социального риска в современном обществе. Во-первых, риск становится компактным. Это означает, что риск может концентрироваться в компактных объектах. Во-вторых, социального производство риска упрощается. В-третьих, социальные риски сайентизируются по внутренней структуре.
Очевидным примером производства новых социальных рисков на усложненной, электронной основе является развитие компьютерных технологий и Интернет. Некоторые из вчерашних промышленных и социально-технологических проблем (проблемы, возникающие в результате взаимодействия человека и технологий), требовавших значительных ресурсов и энергии, сегодня легко разрешаются с помощью компьютеров. Компьютерное программное обеспечение прошло в развитии внушительную эволюцию. От компьютерных программ, построенных на сложных языках программирования, понятных только специалистам, до прикладных программных продуктов с удобным интерфейсом, и простым использованием даже для новичков.
Сегодня Интернет упрощает социальное взаимодействие и коммуникацию, но одновременно производит новые социальные риски. Эти риски хорошо известны: социальная изолированность любителей Интернета и «виртуальные атаки» на ведущие мировые сетевые корпорации (например, Yahoo!, Ebay и другие в феврале 2000 года), сбои в работе которых воздействовали на миллионы людей, зависящих от них (пользующихся почтовыми серверами или получающих информацию).
Таким образом, компактизация современных социальных рисков имеет огромное значение. Чем, более компактны эти риски, тем легче их производство, распространение и потребление, тем сложнее борьба с ними.
Стремление людей к уменьшению неопределенности поистине не знает границ. Тем не менее, стабильность и предсказуемость будущего в современном мире соперничают с увеличивающей неопределенностью - прежде всего, вследствие усложнения социальных процессов.
Вопрос о том, как минимизировать негативные последствия и избежать опасности приобретает глобальное значение, причем одновременно риск становится политической категорией. Политизация риска принимает черты некоего процесса, отрывающегося от связанных с риском опасностей, где риск начинает существовать автономно. В этом случае всякая оценка риска привязана к контексту. Но как только риск скалькулирован, обсуждение переносится с темы риска на тему последствий принятия решений. Такой перенос подвержен не только иному риску - риску переоценки или недооценки риска, но часто и искажениям и трансформациям источников риска. Хотя попытка, по выражению Э. Гидденса, колонизировать будущее с помощью калькуляции риска и выглядит сомнительным предприятием, это не исключает возможность снизить неопределенность принятия решений в настоящем. Собственно этим и заняты теоретики и практики социально-управленческого анализа и теории принятия решений.
Социально-управленческий анализ (policy analysis) -прагматическая отрасль знания, в конечном итоге, направленная на снижение неопределенности Настоящего. Рыночная полезность социально-управленческого анализа выше чем у социологии, поэтому исследованиям риска в рамках этой прикладной науки посвящен сравнительно больший объем литературы. Одно из направлений социально-управленческого анализа, теория принятия решений (ТПР), опирается на предположение о возможности измерения риска. Процесс измерения основан на выдвижении гипотезы, по нашему мнению, настолько сильной насколько и неопределенной, о предсказании поведения социального объекта, исходя из его предшествующей истории. Социологи скептически относятся к такому предположению.
Место риска в четырехфункционалыюй парадигме AGIL Т. Парсонса
Городская среда обладает, принимая во внимание известные ограничения, структуре изоморфной структуре социальной системы. Поэтому компоненты социальной системы находят свои аналоги в системе города. Непрерывный поток единичных актов социального действия составляют поток социального взаимодействия. Взаимодействия между компонентами социальной подсистемы (экономикой, политикой, социетальным сообществом и фидуциарной подсистемой), а также внутри компонентов, суть социальные взаимодействия. Таким образом, схема AGIL может использоваться в качестве модели для объяснения системы социальных взаимодействий города.
Для построения концептуальной модели анализа риска элементы городской среды нужно соотнести с элементами вышеназванной модели общества. Компоненты схемы AGIL (экономика, политика, социетальное сообщество и фидуциарная система) имеют различную природу, и при этом вынуждены совместно существовать и тем самым дополнять друг друга в рамках социальной системы, то есть в данном случае городского сообщества.
Различие в происхождении подсистем города подкрепляется различием функций, выполняемыми ими. Они разнонаправлены, имеют разные цели, однако их совокупность стремится к сохранению и развитию системы. Предположим, что разнородность подсистем является «встроенной» потенциальной опасностью для системы. Разнородность не является фиксированной величиной и изменяется в зависимости от уровня системы.
Так, внутри экономической подсистемы разнородность компонентов ниже, чем между экономикой и политикой. В «стыках» социальной системы (то есть между подсистемами) возникают наибольшие силовые напряжения, которые производят риск. Иными словами, степень (вероятность) риска увеличивается при взаимодействии компонента и внешней среды. Другим источником риска может стать нарушение распределения символических средств обмена (денег, власти, влияния, ценностные приверженностей). Символические средства обмена становятся ресурсами каждого из компонентов системы: деньги - ресурс экономический, власть -политический, влияние - ресурс социетального сообщества, ценностные приверженности - фидуциарной системы.
Взаимообмен ресурсами нужен для поддержания функционирования системы в целом. Негативный обмен ресурсами становится источником социальных рисков, то есть обмен ресурсами не направленный на поддержание социальной системы. Аналитически зафиксировав связь двух компонентов, обладающих символическими средствами обмена, в этом случае объем риска зависит от объема символических ресурсов: чем больше власть, тем больше риск; чем больше денег, тем также риск увеличивается. И -наоборот. Отношение объема риска в социальной системе представлено в Таблице 6.
В таблице показаны связи компонентов схемы AGIL. Если принять ограничение, что социальная система является замкнутой и стремится к равновесию, то изменение соотношения двух компонентов вызывает изменения конфигурации всей системы. Например, политическое решение (власть), касающееся распределения материальных ресурсов (деньги), производит риски инвестирования, затрагивая интересы многих социальных групп, которые в свою очередь пытаются восстановить нарушенное равновесие в связи экономика-политика. Произведенные в одной связи, риски воздействуют на другие компоненты и, возвращаясь, вносят изменения в рассматриваемой связи.
Отметим, что предложенные нами объяснение производства рисков через силовые напряжения на «стыках» подсистем и при негативном обмене символическими средствами носит концептуальный характер и требует эмпирической проверки. Место риска в схеме INIO социокультурного поля П. Штомпки
Социальная жизнь может рассматриваться, утверждает П. Штомпка, на четырех уровнях: уровень идей (ideal level), уровень норм (normative level), уровень интеракций (interactional level) и уровень ресурсов (opportunity level), сокращенно схема INIO. Эта схема позволяет фиксировать образ социальной структуры [124] или социокультурного поля [49].
Схема INIO описывает четыре вида ткани (или сетей), возникающие в обществе: сплетения идей, норм, действий и ресурсов. Это утверждение, говорит П. Штомпка, распространяется на все типы общества. В зависимости от целей исследования схема INIO, наряду со схемой AGIL Т. Парсонса, становится инструментом для анализа риска социальных взаимодействий в городской среде. Схема INIO представляет социальную реальность в качестве «постоянных процессов группировки и перегруппировки, а не стабильных протяженноетей, именуемые группами; процессы организации и реорганизации, а не стабильные организации; процессы структурирования , а не структуры; формирования, а не формы; изменчивые фигуры , а не жесткие модели» [49, с. 28].
На макротеоретическом уровне INIO адекватно описывает социальную реальность и, на наш взгляд, операционализация компонентов данной схемы не требуется. Однако при уменьшении уровня сложности немедленно возникает неопределенность, диффузностъ компонентов схемы. Возникают вопросы: что понимать под идеями, например, на уровне города? Существуют ли отличия нормативной системы в городе от общества в целом? Какой характер интеракций преобладает в городской среде? Если принять город за социальную систему, то какими социальными ресурсами она обладает? Попытаемся дать ответ на эти вопросы, обратившись непосредственно к П. Штомпке.
Специфические тенденции и сетевая организация современного терроризма
Реакция федеральных властей представляет пример низкого уровня чувствительности потенциальной рискогенности социальных действий, отсутствие представлений о социальном риске, слабой неспособности предсказать и тем самым предотвратить развитие событий. Потеря ЛПР контроля над ситуацией, по словам одной из газет, отразилось в негативной реакции власти: "Власть взяла в заложники не только гражданское население, но и армию, загнав ее в ситуацию, из которой нет иного выхода, кроме как через гибель или убийство мирных жителей ... Наконец власть умудрилась взять в заложники саму себя. Понимая, что ей тотально не доверяют, она нашла самый примитивный способ выйти из положения: направить энергию недовольства масс в националистическое русло" [37]. Иными словами, у федеральных властей не нашлось плана действий в рискогенной социальной ситуации. Более того, выход из негативной ситуации ЛПР виделся в экстремальном политическом решении -федеральными властями рассматривалась возможность введения чрезвычайного положения в стране.
Таким образом, неготовность государственных и местных ЛПР к террористическим актам могла привести к существенному ограничению прав и свобод граждан, что могло вызвать новые социальные риски дестабилизации политической ситуации в российском обществе.
Цитата одной газеты, на наш взгляд, наглядно подтверждает эти выводы: "Взрыв в Волгодонске дал реальную оценку предпринимаемым масштабным мерам — власти по-прежнему не могут эффективно защитить нас" [15].
Неудолетворительная реакция властей показывает, что социальные риски не локализуются в пространстве российских городов. Социальная ситуация накануне августа 1999 г. не воспринималась ЛПР как потенциально рискогенная. Вероятность возникновения новых терактов либо недооценивалась, и власти не имели представления о степени рискогенности ситуации, либо у властей не было плана действий. Но, одновременно, возникает вопрос: почему российские города в лице местных властей, не подготовились к возможным атакам (например, в Москве, где уже произошло несколько терактов и вероятность повторных атак особенно велика в кризисной политической ситуации).
Реакция московского правительства: "пожарники". Московское правительство не смогло защитить москвичей от террористических акций. В Москве произошло три из анализируемых нами события - взрыв в торговом комплексе "Охотный ряд", взрыв жилых домов на улице Гурьянова и Каширском шоссе. К сожалению, на сегодняшний день террористические акты в столице продолжают происходить - взрывы в подземном переходе на Пушкинской площади (август 2000 г.) и на станции метро «Белорусская» (февраль 2001 г.).
Со стороны московских чиновников можно выделить две поведенческие реакции на взрывы в столице. С одной стороны, активная публичная деятельность мэра Ю. Лужкова и высших чиновников столицы по наведению порядка (распоряжения о перерегистрации иногородних в Москве, организация штабов по предотвращению терроризма, решение об усилении контроля за въезжающим транспортом, активные призывы к населению быть бдительными). По словам мэра: "Перед нами стоит основная задача - борьба с бандитизмом. Межнациональные распри — это не для города" [21]. Однако, на наш взгляд, эта была больше реакция на пожар нежели рефлексия по поводу рискогенной ситуации.
С другой стороны - полная растерянность, апатия и пассивность местных чиновников на уровне административных округов и районных управ, в то числе ответственных чиновников за сдачу внаем помещений. По мнению одной из газет, московское правительство не знало, что делать, "каждый второй звонок о том, что реакция ЖЭКов, ДЭЗов, префектур, далее везде - слабее покойницкой" [27].
Взрывы в домах на улице Гурьянова и Каширском шоссе, где эпицентры находились в сдаваемых московскими властями подвальных и подсобных помещениях показывают, что процесс принятия решения, контроля за ним и оценка социального риска не имеют общего знаменателя. Достаточно рассмотреть лишь одну проблему в московском городском хозяйстве (порядок сдачи внаем помещений), чтобы высветить уязвимые «точки» столицы и оценить степень их социальной рискогенности.
Договор о сдаче помещений в аренду оформляется в префектуре. Глава районной управы в данном вопросе лишен права голоса, даже если он имеет все основания не доверять арендатору. Руководители районных управ полностью отодвинуты от управления собственностью, и у мелких управленцев на уровне ЖЭКов и РЭУ остается один выход - самостоятельно сдавать в аренду помещения. Поскольку они сдают их нелегально, то усилия по проверке этих помещений минимальны. В результате отсутствия контроля над сдаваемыми помещениями в условиях кризисной социальной ситуации, в эти помещения было завезено значительное количество взрывчатых веществ, и они стали источников социального риска [26].
Таким образом, если решение о сдаче внаем принимает московское руководство на уровне префектуры, то социальные последствия и риск перекладываются на районные управы и рядовых жителей. Поскольку террористы ищут уязвимые места в социальной системе, они предположили, что правоохранительные органы, сдающие организации и даже жильцы не станут проверять помещения. К несчастью, террористы оказались правы, и это привело к человеческим жертвам.
Реакция спецслужб: «учения» накануне паники. Правоохранительные органы и спецслужбы не смогли предотвратить серию террористических актов в российских городах в августе-сентябре 1999 г. Из хроники видно, что в течение нескольких дней после первых взрывов в Москве было обнаружено несколько тонн взрывчатки. Встает закономерный вопрос - почему она не была обнаружена ранее? Трудно сказать, является ли это следствием некомпетентности спецслужб или наоборот высоким "профессионализмом" террористов. В любом случае террористы "обыграли" в этом вопросе тех, в чью непосредственную обязанность входит защита населения. Возникает другой вопрос: возможно ли предотвратить тщательно спланированный теракт, какими они были в рассматриваемых случаях? Анализируемые события показывают, что ответ на этот вопрос отрицательный.
Эта серия взрывов ярко высветила тип реакции, которой придерживались правоохранительный органы. Наглядное противоречие в их работе по предотвращению терактов демонстрирует инцидент с обнаружением взрывного устройства в Рязани 24 сентября 1999 г.
Выделим ряд событий. По сообщениям одной из газет 16 сентября 1999 г., источником информации которой, можно предположить, были спецслужбы: «Заслуживает внимания факты, что в связи с произошедшими террористическими актами приняты необходимые меры безопасности и в Рязанской области... Под особый контроль взяты объекты жизнеобеспечения людей, крупные предприятия, дороги, железнодорожные узлы» [33]. Далее, 24 сентября сообщалось, что в подвале одного из жилых домов Рязани было обнаружено взрывчатое вещество и взрывное устройство, которое должно было сработать по аналогичному с московскими взрывами сценарию - в 5.30. утра. К счастью, жильцы дома заметили и сообщили в милицию о подозрительных личностях. Рязанское отделение ФСБ по факту обнаружения возбудило уголовное дело по статье 205 УК РФ «терроризм». Однако через два дня (?!) директор ФСБ Н. Патрушев заявил, что «инцидент, связанный с обнаружением взрывного устройства в Рязани, был всего-навсего учением».
