Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования социальных и этнокультурных процессов: понятия, концепции и подходы 12
1.1. Понятие «регион» и его теоретико-методологическое значение 12
1.2. Понятие социальных процессов 28
1.3. Методология исследования этнокультурных процессов 61
Глава 2. Специфика социальных и этнокультурных отношений на Северном Кавказе 106
2.1. Особенности социальных отношений в регионе 106
2.2. Социокультурная специфика северокавказского региона 140
2.3. Взаимосвязь социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе 163
Глава 3. Социальные и этнокультурные изменения в регионе в постсоветский период 197
3.1. Преобразование социальных отношений на Северном Кавказе 197
3.2. Трансформация социокультурных ориентации: традиционализм, модернизм, фундаментализм 224
3.3. Религиозные традиции в условиях преобразований 251
Глава 4. Социальные и этнокультурные процессы и конструирование идентичности в регионе 273
4.1. Идентичность и идентификация на Кавказе как много мерное пространство отношений 273
4.2. Региональная северокавказская идентичность как со ставная часть общероссийского самосознания 297
Заключение 332
Библиографический список использованной литературы 347
- Понятие «регион» и его теоретико-методологическое значение
- Особенности социальных отношений в регионе
- Преобразование социальных отношений на Северном Кавказе
Введение к работе
Актуальность темы исследования имеет два аспекта — событийный и теоретико-методологический. Речь идет о том, что в постсоветский период Северный Кавказ фактически оказался в эпицентре сложнейших событий, процессов и обстоятельств. Деконструкция сложившегося социального порядка, суверенизация, этнокультурная гомогенизация, распад одних идентичностей и формирование новых, миграции, индивидуализации и солидаризации, традиционализа-ции и модернизации, социальные конфликты - эти и масса иных событий и процессов, наполнили конкретным смыслом и значением современную жизнь Северного Кавказа.
Происходящее в регионе привлекает общественное и исследовательское внимание. Существенно увеличился общий объем публикаций, посвященных Северному Кавказу периода социальной трансформации. В условиях плюрализма и демократизации социальные и этнокультурные процессы, развертывающиеся в регионе, воспринимаются по-разному как общественным сознанием, так и в рамках научной рефлексии. С одной стороны, формируются представления, исходящие из простых описательных и объяснительных схем происходящего.
В постсоветских идентификациях Северный Кавказ выступает объектом негативной стигматизации, символом жупела и схематического упрощения. Советская схема "класс и идеология" вытесняется сконструированной бинарно-стью вероисповедания и этничности, на основе которых пытаются классифицировать, типологизировать народы и культуры. Различия культур трактуются в качестве источника реальных или потенциальных конфликтов и противоречий. Сам северокавказский социум, социальные отношения, которые доминируют в нем, рассматриваются преимущественно в статике вне процессуального и трансформационного контекста. Недостаточное внимание уделяется и деятельной активности субъектов действия, являющихся источником социального конструирования жизненного мира. Сложная диалектика взаимоотношений между
5 социальными и этнокультурными процессами в регионе необоснованно упрощается или же чрезмерно политизируется.
Понимание ограниченности одномерных подходов стимулирует научный дискурс в направлении переосмысления сложившихся представлений. Необходимость "усилить внимание к теоретическим и методологическим поискам парадигмы изучения социокультурных процессов на Кавказе"1 осознается учеными региона как одна из наиболее актуальных проблем. Демократизация научного поля отечественной социологии создает условия для использования возможностей различных подходов к анализу социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе. Особое значение приобретают те из них, которые позволяют по-иному взглянуть на интерпретацию данных процессов, на их соотношение, взаимосвязи, структуру, механизмы воспроизводства и динамики. Не стереотипизированные образы Северного Кавказа, его народов и культур как рациональная цель, достижимая средствами социологической науки, востребована современным научным сообществом России и толерантными кругами общественности.
Расширение теоретико-методологических перспектив имеет и важное прикладное значение. Плюрализм способствует осмысленному выбору стратегии решения общих и конкретных проблем социального и этнокультурного характера применительно к северокавказскому региону.
Состояние и степень разработанности проблемы.
Исследование социальных и этнокультурных процессов имеет широкую социологическую традицию, которая методологически и концептуально представлена различными подходами к их трактовке и интерпретации.
Определяющий вклад в исследование теоретико-методологических аспектов социальных процессов внесли представители классической социологии: К. Маркс, М. Вебер, Э. Дюркгейм, Г. Спенсер, Г. Тард, Г. Зиммель, М.М. Ковалевский, Ф. Теннис, Л. фон Визе, П. Сорокин, Ч.Х. Кули, Дж. Г. Мид. В исто- 1 Рекомендации Всероссийской научно-практической конференции "Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия". (Ростов-на-Дону, 1999. //Кавказ: проблемы культурно-цивилизационного развития. Ростов-на-Дону, 2000, с. 183. рико-социологическом смысле данные процессы первоначально и преимущественно рассматривались в их социал-эволюционистском, европоцентристском ракурсах вне контекста множественности культурно-цивилизационных вариантов и перспектив развития. Дальнейший период в разработке проблем социальных процессов характеризуется отходом от эволюционной перспективы, поиском девелопменталистской альтернативы и номологических концептуализации.
Исследования Чикагской социологической школы (У. Томас, Р. Парк, Э. Берджес), Гарвардской школы социологии (П. Сорокин, Т. Парсонс), фигура-ционной социологии Н. Элиаса существенно расширили концептуальные и методологические возможности в анализе различных аспектов социальных и этнокультурных процессов.
Современная концептуализация данных процессов (символический инте-ракционизм, этнометодология, теории социального обмена) способствовала повышению внимания исследователей к субъективно-смысловой и динамической составляющим социального взаимодействия.
Дуализм реализма и номинализма, объективизма и субъективизма, а также попытки их интеграции определяют характер доминирующих представлений в социологии социальных процессов.
В постклассической социологии предметная область исследования претерпела существенные изменения - в методологическом и концептуальном смыслах. Во-первых, наряду с системной моделью научного анализа процессов сформировались практики реляционной методологии, ориентирующиеся на модель поля, во-вторых, субстантивистское понимание процессуальности стало вытесняться ее структуралистскими трактовками, в-третьих, в рамках теоретической дилеммы действия и структуры исследовательское внимание стало переключаться с макроуровня социального анализа на его микроуровни, связанные с деятельной активностью субъектов (агентов, акторов), в-четвертых, социальная реальноть стала рассматриваться преимущественно в ее процессуальном контексте как результат социального конструирования.
Исследователи, ориентирующиеся на модель поля и структуралистское понимание процессуальности (П. Бурдье, Э. Гидденс, П. Штомпка), особое внимание обращают на реляционный анализ событий и процессов социального мира в контексте социального пространства и времени, на поиск теоретических возможностей для интеграции действия и структуры, на акцентацию места и роли социальных практик в конструировании социальной реальности.
Деятельностно-активистский (деятельностно-структурный, деятельност-но-конструктивистский) подход, получивший признание в современной отечественной социологии как на общетеоретическом уровне, так и в рамках эмпирических исследований, разрабатывается в трудах Т.И. Заславской, В.А. Ядова, Ю.Л. Качанова, В.И. Ильина, М.А. Шабановой, Н.А. Шматко. Деятельностно-ценностное понимание социальной реальности, трансформационных процессов характерно для работ А.О. Бороноева, П.И. Смирнова, Н.М. Письмака.
Концептуализированный в рамках общетеоретического подхода и методологии, конструктивизм достаточно активно применяется и к анализу этнической (этнокультурной) проблематики. Его использование (Б. Андерсон, Ф. Барт, Э. Геллнер, Д. Кола, Э. Хобсбаум, Л. Гринфельд, Р. Брубейкер) позволило переориентировать исследовательский ракурс с описания статичных, предза-данных и гомогенных социальных образований (наций, этносов, этнокультуры) на технологию и механизмы их формирования, воспроизводства, изменения в координатах пространства, времени и интеракции. Отечественные исследования (В.А. Тишкова, Н.Г. Скворцова, А.Г. Здравомыслова, B.C. Малахова) в различной степени основываются на концептах и методологии конструктивизма в понимании и описании этничности и этнических процессов.
В работах С.А. Арутюнова, М.Н. Росенко, М.Н. Руткевича, В.А. Авксентьева, А.И. Доронченкова, В.И. Козлова развивается понимание и обоснование этничности как объективной реальности в контексте социально-экономической детерминации общественных процессов, единства материальных и духовных факторов.
Социальные, этнополитические и этнокультурные процессы на Северном Кавказе исследуются в трудах А.Г. Абдулатипова, А.В. Авксентьева, В.А. Авксентьева, С.А. Арутюнова, Б.Х. Бгажнокова, В.В. Бочарова, В.О. Бобровнико-ва, К.С. Гаджиева, Г.С. Денисовой, В.Д. Дзидзоева, Х.В. Дзуцева, Л.М. Дроби-жевой, А.Г. Здравомыслова, Ю.Ю. Карпова, Э.Ф. Кисриева, А.Ю. Коркмазова, X. Краг, А.А. Магомедова, В.П. Макаренко, А.В. Малашенко, А.И. Мусукаева, Э.Х. Панеш, З.В. Сикевич, В.А. Тишкова, К.Х. Унежева, Р.А. Ханаху, Л.Ф. Хансен, Л.Л. Хоперской, Р.Д. Хунагова, А.Ю. Шадже, СИ. Эфендиева, Ф.С. Эфендиева и других.
В социологическом смысле преобладающими теоретическими подходами, в рамках которых анализируются социальные процессы в регионе, выступают марксизм, функционализм и теория конфликта, а для исследования различных разновидностей этнических процессов — примордиализм и инструментализм.
Возможности конструктивизма в концептуальном и методологическом аспектах применительно к региональному пространству за редким исключением (В.А. Тишков, А.Г. Здравомыслов, В.В. Бочаров) не используются. Между тем, перспективность конструктивизма (структуралистского, феноменологического) как отдельного направления, а также в контексте деятельностного подхода обоснована теоретически и эмпирически в рамках зарубежных и отечественных исследований.
Объектом данного исследования являются социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе.
Предмет диссертации — теория и методология исследования социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе.
Цель и задачи исследования. Целью настоящей работы является разработка теоретико-методологических проблем изучения механизма, характера, специфики и тенденций социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе. В соответствии с целью определены следующие задачи исследования: анализ основных концепт-идей и методологических подходов к исследованию социальных и этнокультурных процессов; раскрытие теоретико-методологического значения понятия "регион"; концептуализация авторского понимания социальных и этнокультурных процессов, исходя из структуралистски конструктивистского подхода; разработка методологии анализа этнокультурных процессов; выяснение специфики социальных отношений на Северном Кавказе; выявление диалектики взаимоотношений между социальными и этнокультурными процессами на Северном Кавказе; определение характера и особенностей трансформации социальных отношений и социокультурных ориентации в регионе в постсоветский период; установление места и роли религиозных традиций в период преобразований; исследование взаимосвязи между конструированием идентичности в регионе и социальными и этнокультурными процессами.
Теоретической и методологической основой диссертации являются во-первых, труды классиков социологии: К. Маркса (концепция социально-экономического детерминизма, материалистическое понимание истории, концепт праксиса); Г. Зиммеля (концепт-идеи о формах социальных процессов и о соотношении разделения труда и конкуренции); М. Вебера (теория господства и идеальные типы социального действия); М.М. Ковалевского (концепция генезиса социального); П. Сорокина (концепция социокультурных процессов).
Во-вторых, это исследования современных зарубежных социологов, разрабатывающих деятельностно-структурныи, конструктивистский подходы к социальной реальности: структуралистский конструктивизм П. Бурдье (теория практики; концепция социального пространства; методологический реляцио-низм); структурационная теория Э. Гидденса; концепция Б. Андерсона о конст-
10 руировании нации как воображаемого сообщества; концепт-идея П. Бергера и Т. Лукмана о детерминации идентичности социальными процессами.
В-третьих, это работы современных отечественных исследователей, анализирующих различные аспекты социальных и этнокультурных процессов в России в рамках деятельностной парадигмы: А.О. Бороноева, Т.И. Заславской, Л.М. Дробижевой, Ю.Л. Качанова, В.А. Ядова, В.И. Ильина, Н.Г. Скворцова, П.И. Смирнова, В.А. Тишкова, Н.А. Шматко.
Особую ценность для настоящего исследования представляет парадигма С. Хантингтона, критический анализ которой позволил сформировать иное представление о роли культурных различий.
Методически диссертационное исследование ориентируется на сочетание и соответствие методов исторического и логического, достаточного основания, сравнительных; на теоретическое обобщение эмпирических и статистических материалов.
Эмпирическую базу исследования составили статистические материалы российского и регионального характера, данные социологических исследований на Северном Кавказе (Адыгея, Дагестан, Северная Осетия-Алания, Кабардино-Балкария) и других регионах.
Научная новизна исследования состоит в том, что: впервые социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе рассмотрены в рамках методологии структуралистски конструктивистского подхода к социальной реальности; обоснована методологическая необходимость и возможность отказа от этнополитического подхода к исследованию этнокультурных процессов; раскрыты особенности социальных и этнокультурных отношений на Северном Кавказе и механизм их воспроизводства; обосновано отсутствие порождающей способности культурных различий между народами Северного Кавказа генерировать социальные конфликты и несовместимость культурно-цивилизационного типа; установлены характер, специфика преобразований социальных отношений и основные социокультурные ориентации в регионе в постсоветский период; выявлена взаимосвязь между социальными и этнокультурными процессами на Северном Кавказе и конструированием идентичности; концептуализирована социальная идентичность в регионе как многоуровневая практика и отношение; рассмотрены тенденции и перспективы социальных и этнокультурных процессов в регионе.
Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что ее основные результаты могут быть использованы: при дальнейшей разработке теории и методологии анализа социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе и других регионах; для изучения специфики социальных и этнокультурных отношений в рамках регионального социального пространства; для переосмысления социальной и этнокультурной истории Северного Кавказа с позиций методологии реляционного анализа и теории практики; при подготовке методических пособий и учебных спецкурсов по социологии, политологии и регионологии.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы.
Понятие «регион» и его теоретико-методологическое значение
Понятие «регион» постепенно входит в оборот отечественной исследовательской мысли. Сформировалось уже даже целое научное направление в виде регионологии (регионалистики). Выходят специальные издания с одноименны-ми или же тематически близкими названиями .
Причем, доминирующими аспектами региональных исследований выступают: экономический, социологический и политологический ракурсы. Автор также не избежал влияния данных тенденций и ориентации .
С историко-генетической точки зрения регионализм в научных исследованиях наметился еще в советский период. Уже тогда тот или иной регион страны становился объектом индивидуальных и коллективных изысканий обществоведов. Накоплен был значительный объем и массив информации, который и ныне используется в процессе современного научного поиска. Однако о самом регионализме как процессе и идее, о понятии «регион» речь в тот период идти не могла в силу общих условий развития в стране и однозначной ориентации государственной и общественной жизни в направлении унитаризации, централизации и унификации. Исследовательская мысль оказалась ограниченной рамками официальной парадигмы, которая определяла и диктовала общую схему анализа и теоретико-методологические установки. Поэтому возможность предметно рассуждать о новом понятии и тех явлениях и процессах, которые с его помощью можно отобразить появилась лишь в постсоветское время. Исследователи, занимающиеся теоретико-методологическими проблемами регионологии приходят к выводу о том, что универсального определения понятия «регион» не существует4. «Регион - одно из самых трудноуловимых понятий в современных общественных науках»5.
Ясно и то, что это достаточно многозначное понятие. Одним из свидетельств этого может служить существующий достаточно широкий плюрализм по его определению. Дефиниции, контекст использования и специфика интерпретации определяются, в конечном счете, предметной областью исследования. Трактовка правоведов понятия «регион» не совпадают и разнятся с подходами специалистов в области международных отношений; экономический смысл понятия отличается от философско-гуманитарных и географических интерпретаций. Тем не менее, лишь простой перечень разнодисциплинарного использования понятия свидетельствует о широкой распространенности его употребления. Расширение интереса к нему не объяснить вне контекста тех социальных процессов, которые стали разворачиваться первоначально в развитых европейских странах начиная с шестидесятых годов XX столетия, а затем, постепенно дошли и до нашей страны, но уже в постсоветских вариантах.
При этом важно понять, существует ли собственно социологический смысл оперирования понятием «регион» в конкретном исследовании. Является ли оно неким идеальным социальным конструктом, отражающим социальную реальность или же не несет никакой теоретико-методологической нагрузки?
Можно определенно полагать, что понятие «регион» не является надуманной и сугубо умозрительной конструкцией, не имеющей своего конкретного содержания и форм проявления. В обоснование сказанного представляется целесообразным обратить внимание на ряд принципиальных моментов.
Момент первый - институционально-типологический. Речь идет о том, что понятия отражающие наши представления о действительности должны обладать определенными устойчивыми признаками, которые свидетельствуют о том, что они не просто операциональные конструкции. Это признаки, которые являются смыслообразующими. Согласно Л. Рэмкельду (Дортмунд) основными признаками региона можно считать: наличие населения, определенной территории, общности истории, сходные или однородные природные условия, и наконец, характер решаемых проблем6. Главное, что фиксируют вышеприведенные признаки это то, что в своей совокупности данные признаки верифицируемы. Они могут быть предметом не только теоретического дискурса в рамках определенной перспективы, но и иметь прикладное значение.
Попутно заметим, что недостаточно обоснованными являются наметившиеся тенденции и попытки сужения понятия «регион» и сведение, отождествление его лишь с институционально-правовыми образованиями Российской Федерации, каковыми являются все ее 89 субъектов. С субъективной точки зрения ясно, что все подобные действия связаны с завышением собственного статуса местных элит и лидеров, со стремлением выступить одной из сторон отношений с федеральными властями, напрямую без посредников получая экономический и социальный ресурс из центра, перераспределяя его в дальнейшем уже самостоятельно. Хотя нельзя не признать, что официальная легитимация подобной трактовки понятия «регион» содержится в «Основных положениях региональной политики в Российской Федерации» (1996 г.). «Регион может совпадать с границами территории субъекта Российской Федерации либо объе-динять территории нескольких субъектов Российской Федерации» . Подобный политико-юридический дуализм и порождает многозначность и линейную локализацию понятия. Кроме того, такое толкование противоречит сложившимся социокультурным и общественным представлениям о регионе как своеобразной форме организации и функционирования социума как целого не сводимого к тем или иным частям.
Особенности социальных отношений в регионе
Говоря о специфике социальных отношений Северного Кавказа, следует, наверное, обратить внимание на ряд общих, но важных предварительных мо ментов. Речь идет о том, что социальные отношения в регионе формировались длительный исторический период и поэтому отражают контексты различных эпох. Их современный облик определяется как прошлым социальным време О нем, так и изменившейся структурой социального пространства сегодняшнего дня. Важное значение имеют и те материальные и символические условия, в которых данные отношения конституировались и функционировали . Социальные отношения, в которые вступают как отдельные индивиды, так и социальные группы с институциональной и легитимной точек зрения ус ловно можно разделить на несколько групп. О Первая группа включает в себя весь спектр социальных отношений в обществе, которые оформлены официально и фактически. Агенты и группы в них вступают, взаимодействуют на вполне легальных и открытых основаниях. Это так называемые институционально-легитимированные отношения. Вторая группа социальных отношений представляет собой отношения официально не оформленные (неинституциональные), но функционирующие О фактически и к тому же - легитимированные (правомерные). Ряд подобных де-факто отношений, хоть и официально не институализированы, являются в глазах общества и признаются легитимными. И поэтому оно в них постоянно вступает, поддерживает и не оказывает, например, властям одобрения или поддержки в их деятельности по свертыванию или ликвидации таковых. В качестве
Q наиболее ярких примеров можно назвать отношения мздоимства и все разно 107 видности неформальных отношений. Сюда же можно отнести ряд отношений, складывающихся в сфере социального контроля и выбора способов и форм его регулирования, являющихся с общественной точки зрения наиболее эффективными и адекватными, чем реально институализированные. Ключевое значение в рамках второй группы отношений имеют доминирующие социальные практики. В первую очередь это неправовые социальные практики в сфере трудовой деятельности агентов (акторов)177. В регионе они имеют достаточно широкое распространение как в формальном, так и в неформальном секторах социального пространства.
К третьей группе социальных отношений можно отнести те из них, которые институционально определены, но не легитимированы. Отношения подобного типа носят официальный и формальный характер, тем самым определяя легальный социальный порядок. Однако, со стороны большинства социальных групп они расцениваются как нелегитимные, в силу чего они стараются в них не вступать или же свести до минимума частоту таких контактов. Поэтому такие отношения, в конечном счете, приобретают не функциональный характер, так как со стороны социальных групп они не востребованы и не признаны. Социальный порядок, который устанавливается ими является внешним по отношению к обществу, но не порождением его внутренней потребности и развития.
И, наконец, к четвертой группе социальных отношений относятся так называемые не признаваемые и табуированные отношения - неинституциональные и нелегитимированные со стороны, как государства, так и доминирующих групп общества. Они охватывают достаточно широкий спектр отношений, которые реально функционируют и воспроизводятся в рамках социальной жизни общества. Это, например, и насильственное перераспределение власти и собственности, это и экспроприация чужого имущества, это и попытки внедрить принудительные отношения в сфере труда и легитимировать неэквивалентный обмен.
Спектр и сеть социальных отношений северокавказского общества, конечно же, не ограничивается лишь этими четырьмя выделенными группами. О них можно говорить и в иных, более конкретных смыслах. Можно говорить, например, об отношениях рациональных и нерациона листских (солидаристских), о социальных отношениях, которые проистекают из диспозиций, основанных на вертикальной и горизонтальной иерархии. Сло жившаяся сеть социальных отношений пронизывает все совокупности первич ных и вторичных групп: семейные, родственные, соседские, этнические, дру О жеские, геронтократические, корпоративные, трудовые, классовые. Рассматри ваемые в контексте человеческого фактора социологические отношения, в которые вступают люди, можно представить и в виде дихотомии: покупатель-продавец, политик-продавец, родители-ребенок, учитель-ученик, работодатель-служащий, друг-друг178. В собственном смысле слова социальные отношения это способ и форма 0 организации социального пространства. В рамках социальных отношений по следнее интегрировано, дифференцировано или же дезинтегрировано; сегментировано, рационализировано или же солидаризовано. Социальные отношения также могут быть представлены с точки зрения своих единиц-доминант: груп-пизма или индивидуализма. В процессе социального взаимодействия социальные отношения приобретают ту или иную форму. Важное значение при анализе социальных отношений имеют и такие «индикаторные» понятия как «равенство-неравенство» и «равенство-свобода». Именно с их помощью эксплицируются социальные смыслы отношений, кото рые складываются в процессе взаимодействия групп и индивидов. Они также показывают ориентационные пристрастия и доминанты конкретного общества, его социальную стратегию в виде определенной политики и ценностного выбо Смелзер H. Проблематика социологии: Зиммелевские чтения, 1995 год. // Социальные и 109 pa. Применительно к северокавказскому пространству принципиальное значение имеют и социальные отношения, закрепляющие аскриптивные неравенства и социальные отношения, формирующие достижительные неравенства.
Не последнее место в сети социальных отношений занимают и социальные ценности, на основе которых могут выстраиваться различные конфигурации и диспозиции как дихотомического типа, так и альтернативистского. Речь идет о ценностях, связанных со статусом личности и социальной группы, их социальным положением, богатством и бедностью, локальной и транслокальной ориентациями, труда и предприимчивости, профессии, семьи.
Преобразование социальных отношений на Северном Кавказе
Социальные отношения, о которых пойдет речь в данном разделе, в процессуальном смысле находятся в стадии постсоветского переоформления и нового формирования. Социальный контекст, который затронут данными процессами, достаточно широк, а глубина его оттянута еще старокавказским временем. Те четыре группы социальных отношений , которые доминируют на соци-альном пространстве региона, типологически мало изменились. Трансформа-ции подвержены соотношения внутри них и те основания, определяющие социальную структурацию в новых условиях. В этом смысле общей парадигмой ракурса рассмотрения выступает соотношение социального порядка и социального изменения в постсоветский период. В более узком аспекте интерес представляет трансформация стратегий и практик агентов, их переориентации, перестановки, смена доминант, изменение форм и способов адаптации, вступление в процесс новых факторов, угасание старых, оформление, в конечном итоге, определенных тенденций и социальных последствий.
В схематическом плане о преобразованиях социальных отношений в регионе можно говорить в контексте:
- изменений социальных функций родства;
- перехода от личностных к товарно-денежным отношениям;
- деперсонализации интеракции и перехода к гражданскому невниманию;
- переориентации от преимущественного коллективизма к индивидуализации социальной жизни;
- переструктураций в рамках социального пространства и перераспреде-лении капиталов;
- изменений форм социального обмена;
- формирования новых разновидностей солидаризма и оснований социальной идентичности.
В эпицентре социальных преобразований постсоветского периода оказался весь спектр базисных социальных отношений, который затрагивает господствующие конфигурации и комбинации внутри регионального социального пространства. В первую очередь это взаимоотношения между: старшими и младшими; мужчиной и женщиной; различными этнокультурными группами; держателями разнообразных капиталов; старыми и новыми идентичностями; руководителями и подчиненными; обществом и государством. Иерархии, соци О альные дистанции, способы и формы решения проблем и противоречий, старые
и новые смыслы - все пришло в движение, переинтерпретируется, рационализируется, мифологизируется, стереотипизируется, категоризируется и артикулируется.
Исследователи, чье социальное время совпало с процессами социальной трансформации в России обладают, с одной стороны, определенными преиму 0 ществами. Одни из них заключаются в возможности описывать и анализиро вать то, что происходит «здесь и сейчас». Данный метод, определяемый как исторический способ интерпретации социального являлся и является достаточно популярным и привычным. При этом исчезает, правда, номотетика смысла происходящего, не всегда адекватно компенсируемая «живыми» иллюстрациями когнитивного характера. Существует и реальная опасность оказаться под влиянием бесконечного, противоречивого и внешне малосвязанного между собой потока эмпирии событий и процессов. Классически подобные дилеммы преодолевались посредством или полного абстрагирования от структур повседневности и эмпирической реальности, или же путем конструирования объяснительных, интерпретативных схем в рамках которых хаос событий и процес ъ сов получали свою упорядоченность, определенность и концептуальность.
Современный дискурс по проблемам социальной трансформации в России представлен и описанными и различными иными подходами . Основной ракурс рассмотрения при этом концентрируется преимущественно вокруг двух концептов - кризиса и перехода. В первом случае спектр интерпретаций варьируется в широком диапазоне характеристик: от констатации о системном кризисе, который переживает страна до ситуационных определений текущего состояния российского социума как состояния выживания. Во втором случае исследователи исходят из того, что «современные процессы в России связаны не с простой модернизацией, а с переходом страны в русло другой цивилизации»240. В этом же контексте утверждается, что постсоветская Россия оказалась одновременно в эпицентре двойной трансформации:
а) в процессе перехода от этатизма к капитализму и б) в процессе перехо-да от индустриального общества к сетевому . Т.И. Заславская полагает, что в научном и социальном смыслах следует различать понятия «трансформация» и «переход» и утверждает «что для современной России более адекватным концептом выступает скорее первое, чем второе"242.
Исследование региональной трансформации предполагает учет как общеметодологических, общетеоретических подходов к современным социальным процессам в России, так и их рефракции применительно к социальному пространству локального социума. Ряд тем, например, эндогенного регионального дискурса малоактуальны и практически не акцентируются в рамках об щероссийских дискуссий, и наоборот. Одной из таких является уже обозначен-ная выше тема трансформации социальных функций родства и родственных отношений.
Вопросы родства, родственности в различных контекстах и аспектах являются одними из наиболее актуально акцентируемых тем внутрикавказского дискурса. Ранее отмечалось, что интерес к идентичности малых групп, особенно родственно-клановых, на Северном Кавказе ситуационно возрос необычайно. Причем, это не просто возрождение интереса к давно забытой и утраченной теме. Во многом это конструирование «аскриптивной» идентичности заново: на дискурсивном и не дискурсивном уровнях. Экзогенные представления о севе 0 рокавказской социальности также находятся под давлением концепта родст венно-клановой доминанты как характерологической составляющей социальных отношений региона. При этом превалирующими ракурсами рассмотрения выступают социально-психологический и историко-этнологический подходы. Практически вне контекста оказывается собственно социологическое понимание, описание социальных функций родства, родственных отношений и тех структурации, которые на их основе осуществляются в регионе. Важно при этом избегать гиперболизации, мифологизации, а также «генеалогизации» вопроса. Речь идет о том, что реальные отношения между родственниками не выводимы из родственных связей, построенных на генеалогических моделях243. Данное положение П. Бурдье диссонирует с традиционным толкованием родства преимущественно как группы по происхождению. Однако именно подобная переакцентация позволяет обратить внимание на социальные функции родства; вывести его из под «пресса» аффективности и аскриптивности.
