Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Агрегативная демократия или легитимность сфабрикованной политики 11
1. Политический реализм 11
2. Демократия как цель и как метод 17
3. Шумпетерианская переоценка значений 21
4. Самоподрыв и антигероичность капитализма 28
5. Кризис функциональности труда и разрушение защитных опор капитализма 34
6. Почему демократия? 43
7. Агрегативная демократия vs классическая демократия 48
8. Агрегативная теория демократии 57
Глава 2. Кризис легитимности в структуре делиберативной теории политики 62
1. Системный анализ как теоретический фон делиберативной теории политики 62
2. "Кризис легитимности" - первый шаг к созданию делиберативной теории политики 75
3. "Жизненный мир", "колонизация" и нормативные свойства "речевых актов" 85
4. Альтернативная консенсусная логика 93
5. Возможность теории легитимности 99
6. Делиберативная теория политики 106
Глава 3. Политический плюрализм без консенсуса или "агонистическая демократия" 113
1. Инструментальное и моральное утрирование политики 113
2. Пост-марксистское отрицание марксизма 116
3. Теория создания значений 125
4. Принцип "социальность" 127
5. Либерально-демократические предпосылки современной политики 132
6. Агонистическая демократия 140
Заключение 152
Литература 155
- Кризис функциональности труда и разрушение защитных опор капитализма
- "Кризис легитимности" - первый шаг к созданию делиберативной теории политики
- Инструментальное и моральное утрирование политики
- Либерально-демократические предпосылки современной политики
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Тема исследования представляется актуальной по нескольким причинам.
С теоретической точки зрения кризис идеи легитимности представляет собой процесс глубинного изменения эпистемологических основ современной политической мысли. Кризис системы легитимации - это неработоспособность всей или составной части системы (институционального или неформального) признания власти. Исходя из этого, диссертант считает важным разведение понятий идеи легитимности и системы легитимации, которые необходимо понимать не как антитезисы, а как самостоятельные проблемные логики.
Для отечественной и западной политологии проблема легитимации является одной из ключевых тем, актуальность которой возрастает в периоды крупных исторических переломов, сопровождающихся изменением общественно-политических представлений у граждан о формах и характере государства, властных полномочиях, политических доктринах, национальной идее. Рациональная рефлексия кризиса легитимности власти - одна из основополагающих задач политической науки, в рамках решения которой появляются политико-научные теории государства с включенной в них базовой частью, раскрывающей суть и основную конструкцию легитимации власти. Данные конструкции имеют большое значение для общества, поскольку рациональные элементы научного представления о легитимации ложатся в основу признаков, которыми руководствуются граждане в процессе этико-политического признания правомочности власти.
Однако легитимность самой политики часто остается без должного внимания. Построение теории легитимации политики требует расширения представлений о легитимации, возведения анализа на уровень идеи легитимности, содержание которой раскроет организацию и процедуры создания политических смыслов.
Данная постановка проблемы актуальна еще и потому, что анализ современной политической ситуации и теоретических разработок дает осно вания полагать, что налицо не просто сложности в системе признания власти, а глубинный кризис идеи легитимации самой политики. В обществе все чаще заметна тенденция понижения уровня взаимосвязанности общей культуры и политических смыслов, что и ставит под сомнение саму политическую активность.
Смыслы, которые обуславливают политическую деятельность, различны, однако, если векторы политического разнообразия начинают указывать в одном направлении, то налицо утрата значимости политических споров, борьбы, требований, т.е. наступает кризис легитимности политики. В такой ситуации сейчас оказалось демократическое строительство, поскольку продвижение либеральных ценностей оставляет все меньше возможностей поставить под вопрос единственный легитимный признак законного правления - демократичность.
Данное обстоятельство усугубляется также тем, что, как показывает опыт последних десятилетий, прежнее идеологическое разнообразие все более редуцируется к единственной перспективе - либеральной демократии, на фоне чего противоборство великих, в прошлом, идеологических стратегий либералов, консерваторов и социалистов оказалось нивелированным в пределах внутренних границ либерально-демократической формы.
Предмет исследования. В представленной работе проводится критический анализ идеи легитимности трех перспективных демократических стратегий, насыщенных сложными, развивающимися конструктами, внутренней динамикой различных направлений, течений и школ. Речь идет об агрегативной, делиберативной и агонистической стратегиях. В пользу выбора данного предмета исследования можно привести ряд доводов.
Во-первых, избранные демократические доктрины вместе образуют современную модель классического идеологического противостояния: делиберативная политика как версия либерализма, агрегативная - консерватизма, агонистическая - социализма. К тому же проблематика новых политико-философских инициатив, рожденных на остове "великих идеологий", остается до нынешнего времени предметом с неглубоко изученным содержанием.
Во-вторых, по внутренней философской доминанте данные политические стратегии представляют собой современный вариант исторического противостояния в философской мысли: эмпиричности (теория агрегатов), рационализма (делиберативная теория) и онтологичности (политический агонизм).
Политико-философский анализ современных политологических экспериментов, идей, замыслов, не всегда последовательных, обоснованных и завершенных, позволяет открыть новые направления научного поиска таких, как соотношение либерализма и демократии в политических доктринах; политический диалог и порожденная им коммуникативная власть; политический плюрализм, противопоставленный общественному договору.
Критический анализ обозначенных проблем, выполненный с использованием различных техник интерпретации (как, например, системные подходы Т.Парсонса и Н.Лумана, методы критики власти М.Фуко и Ю.Хабермаса, анализ с позиции политической гегемонии Э.Лаклау и Ш.Муфф, техники "идеологического преодоления идеологии" С.Жижека) позволяет по-новому взглянуть на проблему политической легитимности в нынешней общественной ситуации, не разрывая при этом глубинной смысловой связи с идеями и практическими сторонами прежних теорий.
Степень разработанности темы исследования. Несмотря на возросший интерес к современной политической теории, подкрепленный масштабным процессом переводов западных политологических текстов на русский язык, в отечественной политической науке список публикаций по теме диссертационного исследования невелик. Прежде всего, обращает на себя внимание отсутствие крупных монографических работ, содержащих совокупный критический анализ представленных в настоящей работе теорий демократии (агрегативной, делиберативной и агонистической).
Актуальный массив источников представлен в основном публикациями в тематических сборниках, частями и фрагментами крупных работ по общим проблемам демократии, где кризис идеи легитимности лишь фиксируется, но не анализируются критически. Отношение к вопросам легитимации в наиболее цитируемых отечественных трудах часто сводится либо к раскрытию историко-политических аспектов легитимности, либо к возвращающейся переинтерпретации классических теорий легитимации, прежде всего М.Вебера. Исключение составляют работы Т.Алексеевой, В.Подороги, В.Ледяева, К.Завершинского, В.Ачкасова, С.Елисеева, С.Ланцева1. Целевой критический анализ проблем политической легитимности представлен в трудах таких зарубежных авторов, как Ю.Хабермас, Н.Луман, Т.Парсонс2. Методологические установки, содержащиеся в их работах, разделяются диссертантом и учтены в настоящем исследовании.
Собранный материал предопределил три направления исследования. Первое, политическая философия современных элитистских демократических стратегий. Работа в данном направлении столкнулось с рядом затруднений: элитистская доктрина демократии сильно фрагментирована, а многие течения зачастую не пересекаются или игнорируются друг другом. Поэтому фокус анализа был направлен на всестороннее рассмотрение "демократического метода" Й.Шумпетера в рамках элитистской доктрины демократии. Второе, современные консенсусные теории3, критика которых представлена работами Т.Алексеевой, Б.Маркова, В.Фурса, И.Джохадзе4.
Третье, плюралистические модели политики, среди которых наибольший интерес диссертанта вызвала теория агонистической демократии Ш.Муфф и Э.Лаклау5.
Цели исследования формируются исходя из актуальности приведенных выше рассуждений и связанны с необходимостью комплексного анализа проблемы кризиса легитимности в трех избранных политических теориях.
Аналитическая реконструкция систем самообоснования выделенных диссертантом научно-политических стратегий имеет цели: в первую очередь, выяснить продуктивность данных подходов для разработки проблемы легитимации демократии; во вторую очередь, проследить внутреннее полемическое напряжение между данными способами толкования политического целеполагания; и, наконец, все вместе это должно придать дополнительную динамику процессам политического созидания и роста политического самосознания.
Определенные таким образом цели предполагают решение следующих исследовательских задач.
- проанализировать принципы и идеологические приемы политической легитимации, предложенные крупнейшими представителями данных течений.
- рационалистически реконструировать картину и причины смещения новых идеологий в сторону кризисного мировоззрения.
- выделить в избранных теориях демократии основные политико-философские критерии, которые оказывают конституирующее влияние на формирование политических субъектов.
- осмыслить демократическую самокритику по трем представленным направлениям как основного способа поддержания динамики и жизненности демократической культуры.
Методология исследования тесно связана с общими целями и конкретными задачами работы. Избранная политико-философская стилистика анализа обусловила специфику способов отбора и подачи рассматриваемого материала, а также предопределила выбор персоналий и круг проблем, степень детализации и меру их рассмотрения.
Диссертант не стремился воссоздать полную картину проблемы легитимности. Главный интерес представляет постановка вопроса о легитимности в особом интерпретационном ключе - уточнение содержания политических теорий относительно смыслов политической активности, что объясняет некоторую несбалансированность и уклоны к специфическим деталям при разборе идеологических мотивировок. Решая поставленные задачи, диссертант старался использовать не внешний аналитический аппарат, а внутреннюю методологию, присущую каждой изучаемой теории, что должно было наилучшим образом эксплицировать скрытые перспективы и возможности всех исследуемых теорий, при этом также учитывалась степень освещенности и разработанности данных теорий в отечественной и зарубежной литературе.
Научная новизна и основные результаты исследования. Диссертационное исследование представляет собой критическое исследование трех демократических стратегий новейшего периода. В работе представлен согласованный анализ направлений развития новых школ демократической мысли, изучены различия данных школ, с точки зрения их отношения к политической нормативности и к кризису легитимационной аргументации.
В диссертации выделяются три основные проблемы: во-первых, типы политического участия (вплоть до отстранения от участия); во-вторых, проблема политической коммуникации и связанная с ней перспектива общественного консенсуса; в-третьих, политический плюрализм как условие политической борьбы.
Научная новизна и значимость диссертации состоит также в том, что в работе на основании результатов исследования дается принципиально новая оценка либерально-демократического состояния общественности. Будучи коммуникативным по природе, особым культурным типом народа, ее (общественность) сейчас можно охарактеризовать, как самостоятельную самовоспроизводящуюся политическую субстанцию, которая, при определенном акценте в интерпретации, предстает и завершенной, и развивающейся формой, поскольку она самостоятельно производит нормативные цели (как минимум, с помощью самокритики).
Проведенное исследование позволило выделить три основные кри-тико-идеологические группы в нынешнем состоянии либерально-демократической мысли.
Первая, агрегативные теории демократии, акцентирующаяся на жестком разделении общественной сферы на политическую элиту и апатичный электорат. "Эмпирики" предложили отбросить нормативный взгляд на легитимность власти и выступить за трансформацию идеи "народного суверенитета" в полноту власти избранных "демократическим методом" политиков.
Вторая, нормативные теории демократии (выросшие на волне отрицательного отношения к господству в реальной политике методов демократических агрегатов). Интегральный смысл данных теорий заключается в необходимости установления прочной системы легитимации, основанной на связи демократических институтов и либеральных ценностей.
Третья, плюралистические теории, подразумевающие отказ от "общественного договора" и концентрирующиеся на плюралистических практиках, обосновывая политическую легитимацию волевой природой политики.
Таким образом, как показало проведенное исследование, политический проект современной либеральной демократии, нормативно-институциональная структура которого была заложена предыдущими поколениями, не является внутренне однородным и герметичным образованием. Новейшая политическая мысль идет по пути радикального пересмотра ряда либерально-демократических принципов, вплоть до их прямого отри цания. Кризисное демократическое мышление - это, в некотором роде, борьба демократии самой с собой на ее собственной легитимационной основе.
Научно-практическая значимость диссертационного исследования определяется тем, что данный материал может быть использован для преподавания в рамках курса современной политической философии на политологических отделениях вузов и колледжей, для разработки учебных курсов и программ. Основная концепция диссертации позволяет преодолеть стереотипы и упрошенные представления о противоречивой природе современной политической легитимации.
Факты и выводы, содержащиеся в диссертации, могут послужить основой для дальнейших углубленных исследований проблемы легитимности
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации получили отражения в публикациях автора, прежде всего, в статье "О возможности политической морали" (1.4 а.л.) опубликованной в журнале "Полис" №4 2002. Материалы диссертации были использованы при подготовке трех лекционных курсов: "История политических учений: политическая теория XX века"; "Политическое знание: структура, методы и категории"; "Политическая философия XX века", читаемых диссертантом студентам различных курсов политологического факультета ГУГН. Программы курсов (объемом 3,94 печатных листа, в соавторстве с доктором филос. наук МААбрамовым и доктором полит, наук М.М.Федоровой), были опубликованы в методической брошюре "История политической мысли: Программа курса. Планы семинарских занятий. - М.: ИФРАН, ГУГН, 2005.
Диссертация была обсуждена на заседании сектора истории политической философии Института философии РАН, работа была рекомендована к защите.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, двадцати параграфов, заключения и списка используемой литературы.
Кризис функциональности труда и разрушение защитных опор капитализма
Шумпетер, наращивая свою критичность, переходит от этико-умозренческих сторон кризиса к ситуативным, практико-социологическим аспектам делегитимации.
Ключевым элементом капиталистической прагматики, на его взгляд, всегда являлась функциональность всей системы капитализма. Значит, практика обуславливает не только функции, но и определяет по существу изменения функциональных сторон деятельности. Шумпетер говорит, что капитализм "по существу является эволюционным процессом", и потому неизбежным следствием эволюции функциональности станет трансформация практических сторон занятости предпринимателей. Однако если для иных общественно-политических форм изменения в трудовой системе но сили второстепенный характер, то для капитализма функциональные сдвиги в системе труда губительны.
Как мы помним, капитализм движется к гибели, значит по логике Шумпетера, лучший вариант капиталистической функциональности это ее первичный модус. Именно в этом режиме капитализм практически мгновенно (в силу краткосрочности частных интересов) победил прежние формы. Таким образом, если соблюдать достоверность суждений, основанных на данном выводе, то всякое изменение трудовых специфик вредит конкурентоспособности общей трудовой системы. Следовательно, эволюционный характер капитализма - это внутреннее противоречие конструкции, поскольку (даже эволюционные) изменения в капитализме приводят к разрушительным последствиям.
Шумпетер определяет несколько главных точек приложения разрушительной изменчивости капитализма.
Первая - это "дух предпринимательства". Шумпетер полагает, что данный феномен в перспективе стремится к истощению. Другими словами, характер изменений в предпринимательской деятельности указывает на то, что когда-нибудь "предпринимателям будет нечем заняться".43 Шумпетер поясняет, что в таком же положении оказываются "генералы в обществе, которое совершенно уверено, что мир утвердился раз и навсегда".
Прибыль, стремящаяся к нулю, означает для предпринимателя тоже, что для войны как "продолжения политики другими средствами" кантианская перспектива "вечного мира". То есть предприниматель, как главная единица труда, рано или поздно лишится своего практического смысла, то есть делегитимируется. Иными словами, теория агрегатов вскрывает парадокс развития капитализма, который по своей естественной логике оказывается рациональным путем в неразумие, если перефразировать Фуко, то прогресс капитализма - это сошествие в безумие.
Здесь, на мой взгляд, необходимо сделать теоретическое отступление. Дело в том, что о подобном движении в иррациональность, только в более привычных для политической теории терминах, говорил в свое время Мангейм. В одной из исследованных им форм политической идеологии, в частности в "превращенном сознании" либерально-демократической буржуазии, Мангейм зафиксировал парадокс: "Буржуазия, вступившая на историческую арену как представительница крайнего интеллектуализма", где под интеллектуализмом понималась мыслительная конверсия воли, интереса, эмоциональности и т.п. в проблемы разума. Так вот это "буржуазное мышление" рационально производит сферу иррациональных феноменов, которую Мангейм обозначает как "буржуазную политику"44. Рациональность социального мышления буржуа приводит к практическому самоотрицанию разума. Мангейм добавляет, что современному капиталистическому мышлению "характерно неприятие эмоционально окрашенного, оценивающего мышления", чтобы с "непоколебимым оптимизмом стремится обрести совершенно свободную от иррациональных элементов сферу" и тем самым "сохранить хотя бы остаток чистой теории". Для того чтобы данная идеология была политически ответственной необходимо, однако, иметь некий способ преодоления иррациональностей политики, чему призваны служить демократические институты, в которых дискуссионно решаются те проблемы, иррациональная (на взгляд либеральной идеологии) природа которых не позволяет решить их в логике частного рационального интереса. К таковым, например, относятся постановка всеобщих целей или установление сути общественного блага.
"Кризис легитимности" - первый шаг к созданию делиберативной теории политики
Хабермас в своем раннем концепте ("кризис легитимности") использует схожее с парсонсовым толкование общественных подсистем, при этом кризисная составляющая системы представляется ему как очевидная и неотъемлемая часть системы "государства всеобщего благоденствия" (системы позднего капитализма).
Парсонс считал, что в каждой подсистеме есть эквиваленты, носящие, всеобщий характер: деньги, власть, влияние и взгляды. Каждый эквивалент задействован в интеракциях и именно возможность опосредования, как вертикального (от агента действия, через общественную подсистему к признанию всей системы), так и горизонтального (от частных стратегий к интеграции) имеет главное легитимирующее значение, поскольку снимает для системы практически все риски, исходящие от индивидов. Как замечали некоторые критики, для Парсонса в отношении субъектов остается важным только один процедурный вопрос: как и по каким каналам управляющая команда (санкция) материализуется в запрет или разрешение?108.
Хабермас видит здесь принципиально иную природу (структурированную различием естественного и культурного в дискурсе). Пока индивиды действуют в пределах собственных ожиданий любой даже очень комплексный опосредователь будет как бы вмонтирован в процедуру достижения целей. Дело в том, что для Хабермаса достижительность "естественна", тогда как механизм санкций получен рационально, поскольку задается он еще на стадии образования коммуникации, то есть на этапе синтетического конструирования дискурса109.
Хабермас выводит "управляющие эквиваленты" за рамки коммуникации, по его мнению, "естественная речь" не может осуществить функциональную дифференциацию и сообщить системе управляющие эквиваленты. По мысли Хабермаса, естественная речь передает значимость и смысл совместно, и, следовательно, невозможно их различить в отрыве от конкретного контекста. Но именно это придает коммуникативному дискурсу, созданному рационально по аналогии со структурой естественной речи, ряд искомых уникальных свойств.
Первое, если значимость и смысл взаимно переплетены, значит, любая система легитимности, проясняющая смысл действия и его значение, будет целостна. Или другими словами коммуникативная идея легитимности есть такая рациональная конструкция, которая задумывается, как априорно, исключающая случайности, и в процедуре легитимации, и в нормативном обеспечении признания.
Второе, переплетение значимости и смысла обеспечивает автономность, построенной на их базе политической системе, поскольку речевые акты не могут быть ограничены сами по себе, но конструкция взаимопризнания (взаимопонимания), в которой возможны речевые акты, самоограничивает речевые стратегии. Таким образом, возникает феномен, который мы могли бы обозначить термином Лумана - "автопойесис" (самоописание) коммуникативной системы, и именно данное явление позволяет отличить случайные (непонимаемые) элементы речевых актов от легитимных (признаваемых как понятые).
Третье, для Хабермаса наиболее принципиально то, что речь рефлексивна, значит "субъект говорящий" способен отнестись к самому себе, с оценивающей позиции общей (разделяемой другими) речи. Для Фуко, на пример, только одной перспективы самореференции было достаточно, чтобы говорить о признании (легитимации) субъекта.
Однако для того типа рациональности, о котором говорит Хабермас, этого явно не достаточно и поэтому для него "соотнесение к самому себе" есть только один из ключевых коммуникативных каналов. Для того чтобы лингвистико-философская трактовка легитимации не была излишне абстрактной Хабермас в хайдеггерианском стиле феноменализирует ее: языковые конструкции интегрируют общающихся, значит, рациональная коммуникация будет таким же интегратором и может выступить процедурой объединения различных рациональных феноменов.
Четвертое, поскольку естественная речь - это форма общения людей в приватном мире, то их "жизненный мир" может быть представлен как базис "социо-культурной системы". В рамках социо-культурной системы, производятся "легитимности", этот ресурс используется во всех функциональных подсистемах, повышая, как замечает Хэф, "экономическую и политическую производительность".110 Данная система существует в рамках общей системы и обеспечивает, как материальное воспроизводство, так и символическое воспроизводства значений и смыслов "жизненного мира". И, хотя, материальные и символьные продукты производятся в разных логиках, обязательства всей системы (функциональные императивы) и долженствование, присущее естественному языку, устанавливают полную зависимость общей системы от "жизненного мира".
Например, если разнообразные культурные формы, научные знания, законодательные каноны, образовательные программы и т.п. - это адекватные системе формы (система может их использовать для собственного смыслообразования), то значит они сами уже внутренне самоорганизованы, и их можно верифицировать универсальными методами, логикой, чистотой экспериментов, междисциплинарной унификацией, едиными стандартами. Причем эти универсальные инструменты не могут быть компромиссными или идеологически искаженными (в каких-либо политических или экономических целях), поскольку это подорвет доверие к самой культуре, и в конечном итоге делегитимирует всю систему. Таким образом, внутри "жизненного мира" появляется нечто, что референтно морали, по крайней мере, на уровне "речевых актов".
Но есть и оборотная сторона коммуникативной легитимации, именно этот моральный ресурс неискаженной коммуникации "жизненного мира" обуславливает, для Хабермаса, имманентную кризисность "развитого капитализма"112. Здесь Хабермас практически воспроизводит систему трудовой легитимации Маркса. Если в теории Маркса отчуждение возникает как следствие слома производительной природы человека, то для Хабермаса то же отчуждение является результатом искажения коммуникации "жизненного мира", основанной на "естественной речи".
Инструментальное и моральное утрирование политики
Рассмотренные в предыдущих главах модели порождения политических смыслов, на взгляд диссертанта, показали, что жесткая привязка системы легитимности к функциональной стратификации (электорат и политики или администраторы и интерпретаторы) неизбежно приводят теоретическую мысль к некому утрированию политики: у Шумпетера - к эмпирическому, у Хабермаса - к моралистическому.
Адептам теории демократических агрегатов всякий раз необходимо доказывать, что политическая стратификация есть факт, который невозможно обойти с помощью этико-демократического дискурса, поэтому у Шумпетера различие политической сферы от всех иных сфер представлено весьма явно. Следовательно, самостоятельность политиков, как особой эмпирической формы организации демократической общественности, задана непосредственным характером осуществляемой деятельности. Политики создают предельно конкретизированный потребительский продукт - целостные политические системы - программы. Этот продукт потребляется политическим рынком в различные выборные сезоны, и единственной легити-мационной задачей элитистской демократии, по сути, остается согласование демократической процедуры и агрегированного интереса.
Для теории делиберации задача легитимационного самообоснования - это, прежде всего, проблема нейтрального взаимодействия административной и коммуникативной сфер. Данная нейтральность, по мысли Хабермаса, является прямым следствием строго очерченного круга функций, выбор которых был осуществлен в рамках "идеальной речевой ситуации". Однако необходимость общественного признания процедур, присущих этим двум сферам, в значительной мере размывает возможность эмпирического отличия "жизненного мира" от "публичной системы". И, коль скоро, необходимость легитимации в равной мере актуальна и для приватного, и для публичного, то идея делиберативной легитимации провисает в воздухе, поскольку ключевое признание политики со стороны публичной и частной автономии невозможно получить в процедурной логике. Строго говоря, общественность, сформированная политическими субъектами (общественно автономными), в конечном счете, совпадет с "жизненным миром", созданным частными автономиями.
Какую-то определенность в этом парадоксе можно получить, если предположить что делиберативной политике дает опору какая-то этическая субстанциональность или своеобразные природно-политические качества субъектов, как их описывает, например, платоновская политическая антропология. Политическая субстанция, например, в логике Гегеля, являясь по сути нравственной свободой субъекта, позволяла говорить о некой исторической истинности субъекта176. Или субстантивность в интерпретации Дюркгейма, как более близкой к современным консенсусным теориям, обозначавшую "наилучшим порядком" такое положение вещей при котором все занимают подобающее себе место.
Но именно субстантивный тип идентичности априорно исключается Хабермасом из процедуры "речевой ситуации". Дело в том, что дискурс в делиберативном стиле построен на принципах объективности, которая достигается обменом разумными аргументами, исключая силовое взаимодействие и какое бы то ни было влияние на участников обсуждения. Заметим, что в логике Хабермаса невозможно даже предположить ситуацию, при которой кто-то из оппонентов хотел бы повлиять на точку зрения другого только с целью ее изменения177. По Хабермасу речь, направленная не на прояснение собственных идей, а на скрытое или явное идеологическое ангажирование другого человека, есть насилие, которое разрушает автономию, а значит и свободу, и, по большому счету, всю демократию178. На взгляд диссертанта, логика рассуждений о легитимности ставит перед Хабермасом выбор либо полный отказ от конкретности субъекта демократии, либо отказ от рационального обоснования причин, по которым идеальная речевая ситуация постфактум будет обеспечивать нравственную легитимность демократии179.
Отказ от конкретики политического субъекта ведет к постановке проблемы в стиле деонтологического либерализма хорошо известной благодаря работам Ролза. Но если Ролз для обеспечения легитимации ("справедливости как честности") предполагал объективацию политического обсуждения с помощью ультра-политического состояния - исходной позиции под "покровом неведения" ("вуалью неведения"), то для Хабермаса это может означать утрату предмета делиберативной политики, поскольку с проблемой разумной объективации гораздо лучше справиться, например, правовая теория, а не политическая180.
Отказавшись от разумной аргументации, как единственного инструмента в политическом споре, Хабермасу приходится проститься с плюрализмом, что, собственно, и выбирает Хабермас. Как заметит по этому поводу Муфф: "попытка избегания последствий ценностного плюрализма совершается посредством проведения различия между этикой - областью, которая допускает существование соперничающих концепций благой жизни - и моралью - областью, где могут быть достигнуты строгое следование процедурам и беспристрастность, ведущие к формулированию универсальных принципов"181.
Таким образом, если в теории агрегативной демократии закрепление сферы политики за политиками есть исходная причина успешного функционирования демократических процедур, то для консенсусной формы демократии то же разделение на власть и общество происходит как неаргументированное следствие нравственности, якобы присущей всей системе делиберативной демократии182.
Либерально-демократические предпосылки современной политики
Негативность логики дифференциации двух миров, присутствующая в политических теориях Канта, Маркса, Вебера, Лукача, Хабермаса и многих других, для пост-марксистов заключается в стремлении к преодолению противоречий. Другими словами, пост-марксизм не принимает дискурс, цель которого - сворачивание политики. В сущности, рациональность, с помощью, которой приближается окончание истории политики, весьма однобока. Если политика строится на мнениях, которые могут быть авторитетными, но при этом не перестают быть изменчивыми, а потому различающимися и конфликтными, то проблема легитимности - это не просто рациональное обоснование в форме делиберативного обмена разумными аргументами, а это согласие с формой жизни. С одной стороны, как отметит
Штраус в своем введении к политической философии, мнение от знания отличается только волей, знание не возможно без воли к установлению авторитетности мнения.214 С другой стороны, как заметил в свое время Ле-фор, уроки, которые часто пытаются извлечь из тоталитаризма часто наивны настолько, что критика обращается на политику как таковую215. Главный урок тираний обращен не к рациональности, а к тому, что тирания - это форма общественного бытия, которой надо противопоставить не аргумент, а другую форму человеческого общежития. Если использовать термин того же Лефора, то речь ведется об "образе жизни" или "идеи жизни".
Пост-марксисты вполне разделяют эту точку зрения. Муфф, например, апеллируя к критике "рациональной политики" Оукшотом и Витгенштейном замечает, что "для согласия мнений необходимо сначала иметь согласие форм жизни".216 Мало договорится о том, что есть система демократической легитимации, необходимо еще договорится о том, почему именно идея демократии должна работать в системе политической легитимации.
Проблема тем более сложна, если видеть в демократии онтологическую сущность. В устойчивом общественном представлении понятие демократии заключается в так называемом правлении народа. Однако с точки зрения онтологизации этого явления, данное часто-используемое дискурсивное определение не отражает никакого смысла.
Во-первых, демократия нового времени появилась как инструмент негативного определения общественного устройства. Грубо говоря, с помощью требования демократии абсолютистская монархия конвертировалась (появившемся обществом), в правовое состояние конституционной монархии. Другими словами, монарх получал права, коих он не имел ранее, поскольку правил абсолютно. Права такие же рационализированные, какие к тому времени постепенно сложились в гражданских (то есть частных отношениях). Права для политики - это свобода, один из тезисов Просвещения
- освобождаться можно только освобождаясь вместе с другими. Достаточно вспомнить - многократно воспроизводившийся пример Канта о пастухе и стаде, где свободу пастух мог получить только в отношении с другими пастухами, но не от стада.
Демократия, по сути, вырастает из общества, а не из политики - это общественная форма выражения гражданского оборота или свободной коммуникации, как нормативной, так и по поводу частного интереса.
Данный тезис подтверждается еще и тем обстоятельством, что термин "демократия", извлеченный из античного мировоззрения, был, впоследствии, политизирован не на этимологических основаниях, а как инструмент политической борьбы. Таким образом, произошла аберрация исходного значения, которая в приближении к нашей терминологии должно означать правление свободных собственников, представителей родов, отцов семейств. Термин "демос" в любом случае не подразумевал народ, в смысле все население полиса. Однако в политической риторике закрепилось именно значение демократии как правления всего народа с акцентом на тех, кто ранее был "ничем", хотя для выражения этого смысла в античности имелся иной термин - "охлократия" - правление черни.
Следовательно, вектор просвещенческой стратегии "демократии" был направлен от разумного общества на монарха и, если интерпретировать данный вектор в политико-правовой логике, то общество требовало от монарха стать гарантом общественного устройства, в котором правят законы разума, а не "пастушьего произвола", по Канту. Однако политика как бы расстается с этой онтологически легитимной идеей демократии в тот момент, когда права человека становятся якобинским правами трудящегося (санкюлота).
Во-вторых, в политико-этическом смысле наделение всех правами означает сознательное принятие политической ответственности, именно это становится краеугольным элементом любых теорий "общественного договора" от Гоббса, Локка и Руссо до самых новых: "теории справедливости" Ролза и "делиберативной демократии" Хабермаса. То, что конституционные монархические режимы, пользуясь языком Маркса, "стали править по старому", отказавшись от политического обязательства, могло означать только одно, что "старый режим преступен" и подлежит, перефразируя Фуко, "публичному исправлению".
При всей полемичности данного утверждения важным для нашего рассуждения является не обоснование данного политико-исторического феномена, а то, что демократия к этому процессу не имела никакого отношения. Общественный формат монархий сменился не демократией, а республикой, то есть правлением тех, кто правит в интересах "общего дела". Собственно, единственное, что изменилось в политической онтологии при переходе от конституционной монархии к республике - это источник рекрутирования легитимного субъекта власти, то есть частично расширилось пространство политического гражданства, что потребовало трансформировать институты власти "на основании разума". Заметим, именно трансформация институтов, а не создания новых, поскольку практически все монархические режимы к моменту смены строя на республиканский уже имели довольно большой опыт парламентского, судебного и исполнительного делопроизводства.
