Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические и исторические источники концепции «трех миров» Мао Цзэдуна 14
1. Традиционные политические учения Китая как основа доктрины Мао Цзэдуна 14
2. Теоретические аспекты проблемы рецепции марксизма в Китае 36
3. Эволюция философских и социально-политических взглядов Мао Цзэдуна 49
Глава П. Основные элементы концепции «трех миров» Мао Цзэдуна 73
1. Прагматизм как ключевой методологический принцип политической доктрины Мао Цзэдуна 73
2. Эволюция концепций «трех миров» и «наступления «мировой деревни» 91
3. Концепция «трех миров» и экспансионистская доктрина Мао Цзэдуна 112
Глава III. Трансформация концепции «трех миров» Мао Цзэдуна в постмаоистской политической теории 135
1. Дэн Сяопин: от претензий на лидерство в «третьем мире» к принципу «пребывания в тени» 135
2. Цзян Цзэминь: доцзихуа - многополярность по-китайски 146
Заключение 159
Библиография 162
Приложения 181
- Традиционные политические учения Китая как основа доктрины Мао Цзэдуна
- Прагматизм как ключевой методологический принцип политической доктрины Мао Цзэдуна
- Концепция «трех миров» и экспансионистская доктрина Мао Цзэдуна
- Цзян Цзэминь: доцзихуа - многополярность по-китайски
Введение к работе
Актуальность темы исследования В мировой политике XXI века Китай стал фактором влияния, с которым нельзя не считаться. Китайцы привыкают к тому, что их страна с каждым годом все больше оправдывает свой статус великой державы (даго, к.Щ). Рекордные в мире показатели роста китайского ВВП имеют для жителей Поднебесной не только утилитарное значение. В их глазах экономические успехи стали символом национального престижа. Китай переживает взлет национального самосознания.
Ошеломляющий подъем Китая принципиально изменил мировую политическую ситуацию. Потенциально - в силу территориальных и демографических особенностей - могущественная страна начала стремительно реализовывать свои возможности, данные ей самой географией, резко меняя баланс сил в глобальном масштабе.
В связи с растущей мощью и сверхдержавными амбициями КНР тема теоретических оснований китайской политической доктрины становится особенно актуальной. Хотя бы в силу своего географического положения Россия является одним из главных конкурентов Китая на международной арене. Вот почему знание об основах, на которых зиждется политическое сознание китайских руководителей чрезвычайно важно - оно поможет лучшему пониманию предпринимаемых ими действий и правильной оценке ситуации.
Истоки современной китайской политической теории необходимо искать в первую очередь в политической доктрине Мао Цзэдуна, ядром которых является его концепция «трех миров». Почти тридцатилетняя деятельность Мао на посту руководителя коммунистического Китая до неузнаваемости изменила эту страну и на долгие годы вперед определила ее как внутри-, так и внешнеполитические ориентиры. Позитивный и всесторонний анализ наследия Мао Цзэдуна может позволить избежать ряда ошибок в выстраивании межгосударственных отношениях с Китаем, выявить подлинные амбиции и интенции его лидеров, прогнозировать их политическое поведение. Изучение маоистской политической теории важно по той причине, что доктрина маоизма остается идейной основой китайского общества и так или иначе определяет деятельность страны на мировой арене. Очевидно, что проводимая Китаем внешняя политика непосредственно затрагивает коренные интересы России. И с тем, какое место отведет он России на политической карте мира, необходимо сообразовываться при формулировке внешнеполитических стратегий как в восточно-азиатском регионе, так ив мировом масштабе.
Объект и предмет исследования Объектом данного диссертационного исследования является концепция «трех миров» Мао Цзэдуна.
Предметом исследования являются традиционные политические доктрины Китая как теоретические источники концепции «трех миров» Мао Цзэдуна, ее концептуальная специфика и особенности ее трансформации в учениях Дэн Сяопина и Цзян Цзэминя.
Степень разработанности проблемы Несмотря на значительный и с каждым годом все увеличивающийся массив литературы, посвященной маоизму, концепция «трех миров» Мао Цзэдуна остается наименее разработанным местом как в отечественной, так и западной синологии, политологии и маоистики. В первую очередь потому, что исследователи политического наследия Мао Цзэдуна представляют последнего как политического деятеля озабоченного главным образом проблемами партийного и государственного строительства. Действительно, большинство работ Великого Кормчего посвящено именно вопросам внутренней политики. Действия же народного Китая на международной арене всегда были достаточно ситуативными, они определялись не заранее разработанными стратегическими концепциями, а «повесткой дня», сложившейся расстановкой сил. Однако нельзя не заметить, что сам Мао неоднократно возвращался к учению о «трех мирах», специально посвятив этой концепции несколько статей и выступлений.
И тем не менее, труды, содержащие глубокий анализ воззрений Мао Цзэдуна, служат хорошей методологической базой для всякого исследования по маоистской проблематике. Среди них можно выделить работы Ф.М. Бурлацкого, Ю.М. Галеновича, В.Н. Шевелева, К.А. Виттфогеля, Дж.В. Гарвера, М. Глабермана, А. Коэна, Ф. Майкла, Е. Раиса, Э. Сноу, Дж. Фэйербэнка, Н. Харриса, Б. Шварца, Ф. Шорта, С. Шрама и др.
Многие работы по теории маоизма, написанные в 1960-70-е гг., проникнуты нескрываемым обличительным пафосом: в духе времени они выполняют определенный общественный заказ, что мешает им быть в полной мере неангажированными и беспристрастными. Таковы книги и статьи М. Алтайского, О. Владимирова, В. Георгиева, М.С. Капицы, A.M. Румянцева, В. Рязанцева, М.И. Сладковского, Ж. Видаля, Ван Мина и др. Однако они представляют большой интерес с фактологической точки зрения. С оглядкой на сугубую полемичность этих работ их также можно использовать при анализе и изучении маоистской теории, кроме того, они выступают как уникальные свидетельства эпохи непримиримой борьбы мировоззрений.
Важными источниками настоящего исследования послужили работы, посвященные судьбам коммунистический идеологии в Китае, истории КПК и истокам маоизма1. Эта тема была достаточно тщательно проработана в советской и российской литературе, однако стоит отметить, что оценки исследователей часто подчинялись конъюнктуре взаимоотношений между СССР (Россией) и КНР. Так, работавшие в 30-е годы В.Н. Кучумов и П.А. Миф представляют КПК как некий безличностный передовой отряд коммунистического движения, ведущий постоянную борьбу против «уклонизма», возникающего из-за пренебрежения рекомендациями Коминтерна. В 50-е годы эта схема была дополнена указанием на значение в партийном строительстве личности Мао Цзэдуна (работы Г.В. Ефимова и Г.Б. Эренбурга). С началом китайской культурной революции в 1966 году, вызвавшей в Китае всплеск антисоветизма и великоханьского национализма, у советских авторов (в т.ч. О. Владимирова и В. Рязанцева) появился тезис о необходимости рассматривать историю коммунистического движения в Китае как историю борьбы двух враждебных линий - интернационалистской, ленинской и мелкобуржуазной, националистической, вождем которой объявлялся Мао Цзэдун. Исследователи 70 - первой половины 80-х гг. Ф.М. Бурлацкий, А.С. Титов и др. акцентировали внимание на личных качествах Мао Цзэдуна (гибкость, прагматизм, маккиавелизм) и превознесении им целей национального возрождения перед целями социалистических преобразований, что и послужило, по их мнению, причиной победы Мао во внутрипартийной борьбе.
С исчезновением в середине 80-х гг. практической надобности в критике маоизма как идеологии враждебного государства работы об истории и судьбах коммунистической идеологии в Китае стали носить более объективный, научный характер. К таковым относятся работы А.В. Панцова, Е.Ф. Ковалева, В. Шевелева, Д. Поспеловского и М. Дедовского. Однако в целом необходимо отметить относительное угасание интереса отечественных исследователей к этой проблематике, выразившемся в значительном снижении количества посвященных ей работ.
Важнейшими для понимания социально-исторического контекста развития политической доктрины Мао Цзэдуна и его последователей являются труды таких авторов, как А.В. Болятко, Ю.М. Галенович, В.Г. Гельбрас, С. Гончаров, А.С. Давыдов, А. Девятов, Л.П. Делюсин, Б.Н. Занегин, О.В. Зотов, Б.Т. Кулик, В. Лещенко, Л.А. Моджорян, О.Л. Остроухов, В.П. Ощепков, Ю.С. Песков, В.В. Савин, А.И. Салицкий, А.А. Свешников, А.А. Шаравин В.Н. Шевелев, Р. Блюм, В.А. Джозеф, Дж. Камиллери и др. Представленные в их работах идеи сопоставлялись с идеями, высказанными западными и китайскими исследователями.
Среди работ классиков западной политологии, придававших особое внимание «китайскому вопросу», мы выделяем как наиболее интересные с точки зрения выбранного нами проблемного поля исследования Ф. Ратцеля, X. Макиндера, А. Мэхэна, К. Хаусхофера, К. Шмитта, С. Коэна, Г. Киссинджера, 3. Бжезинского, Ф. Моро-Дефаржа, С. Хантингтона.
В своем исследовании мы опирались на работы китайских теоретиков. История коммунистического движения в Китае и хронология КПК исследуется в работах Ван Ши, Ли Жуя, Лю Пэйхуа, Цай Вэя, Ши Цуньтуна и др. Сущность международного курса маоистской и постмаоистской КНР анализируется в трудах таких авторов, как Ди Уи, Доу Хуэй, Ли Даньхуэй, Ли Цзинцзе, Лю Цзайци, Сун Цян, Чжан Цанцан и Цяо Бянь, Сяо Гунцинь, Тан Шипин, Фан Личжи, Чжан Сиюнь, Чжао Цзянцзинь, Чжу Сюецинь, Янь Сюэтун, вышедших во время и после дэнсяопиновской модернизации.
Выбор исследований, вышедших именно в этот период, обусловлен тем, что все они уже не были подвержены идеологическому диктату со стороны маоистского правительства, а потому они обладают не только теоретической, но и исторической ценностью, представляя объективную картину борьбы идеологий в постмаоистском Китае.
Для прояснения методологических основ политической доктрины маоизма нами были проанализированы традиционные политические парадигмы Китая и глубинные основы формирования китайского миропорядка. Эта тема довольно глубоко изучена как в отечественной, так и в западной синологии такими учеными как В.М. Алексеев, А.А. Бокщанин, Л.И. Думан, Л.В. Забровская, М.В. Исаева, Н.И. Конрад, В.А. Корсун, М.В. Крюков, B.C. Мясников, Л.С. Переломов, Ф. Жульен, X. фон Зенгер, Х.Г. Крил, А. Леруа-Гуран, Дж. Фэйербэнк и др. Характерно, что многие из этих исследователей обнаруживают генетическую связь маоизма с традиционными китайскими учениями.
В целом анализ источников позволяет заметить, что основной массив литературы о Мао Цзэдуне представляют собой тексты, посвященные его деятельности в аспекте партийного и государственного строительства, в то время І как концепция «трех миров» Мао Цзэдуна, признанная в Китае одной из вершин его теоретического наследия, остается одной из наименее изученных.
Цель и задачи исследования
Целью работы является анализ концепции «трех миров» Мао Цзэдуна, раскрытие теоретических предпосылок ее формирования, ее концептуальных и методологических особенностей и способов осуществления в политической практике.
В рамках достижения цели работы требуется решить следующие задачи:
• выявить традиционные идейные источники концепции «трех миров» Мао Цзэдуна;
• рассмотреть политическую концепцию Мао Цзэдуна в контексте традиционных политических учений Китая;
• выявить влияние марксизма и его национальной разновидности на учение Мао Цзэдуна;
• системно рассмотреть учение Мао Цзэдуна о «трех мирах», выявить его основные элементы;
• показать влияние политической доктрины Мао Цзэдуна на последующее политическое мышление и особенности ее трансформации в трудах Дэн Сяопина и Цзян Цзэминя.
Теоретические и методологические основы исследования В своем исследовании мы опирались как на тексты Мао Цзэдуна и других последователей маоизма, программные документы КПК, постановления правительств, так и на социальных философов, изучавших сущность маоизма как идеологической системы, политологов, анализирующих те или иные вопросы внешнеполитической доктрины КНР, синологов, рассматривавших глубинные основы формирования традиционного китайского мировоззрения и миропорядка, а также китайские, отечественные и западные СМИ, в которых ярко проявились тенденции тех времен, которые были определены хронологическими рамками данного исследования.
Методология исследования обусловлена особенностями предмета и объекта исследования. Системный анализ политической доктрины Мао Цзэдуна предполагает раскрытие ее субъективных, культурно-исторических, социальных и философских предпосылок. В решении поставленных задач использовались методы структурно-функционального анализа - для выявления соотношения особенностей советской и китайской версий марксизма, компаративный метод - в частности, при сравнительной характеристике политических теорий западных ученых и Мао Цзэдуна, метод экстраполяции, диахронный и синхронный методы, а также философские и общенаучные принципы познания, социокультурный, цивилизационный, феноменологический, персонификационный и герменевтический подходы.
Социокультурный подход был использован, например, при анализе специфики китайского мышления - ситуативного, нацеленного на получение эффекта за счет адаптации к меняющейся ситуации. Цивилизационный подход позволяет рассматривать Китай как единую во времени и пространстве цивилизацию, обладающую характеристиками, инвари нтными по отношению к смене общественно-политического строя. Использование персонификационного подхода было обусловлено необходимостью учитывать значительную роль личности Мао Цзэдуна в политической истории Китая. Феноменологический подход дает возможность рассматривать ряд положений политической доктрины Мао в их связи с конкретными обстоятельствами: понять истинные намерения Мао, во многом мыслившего «из ситуации», а не опираясь на готовые теоретические схемы, можно лишь редуцировав возможное влияние тех или иных концепций. Герменевтический подход был необходим для истолкования действительного смысла тех высказываний Мао, которые были предназначены для «внешнего контрагента», а стало быть, зачастую служили «уловкой» в соответствии с китайской традицией общения с «варварами».
В исследовании первоисточников широко применялся метод контент-анализа. В силу специфики изучаемого предмета достаточно широко применялся проблемно-хронологический подход. Это объясняется тем, что многие положения политической доктрины Мао Цзэдуна явным образом не содержатся в его произведениях. Их можно восстановить лишь в ходе конкретного историко-политического анализа реальной политики, проводимой Мао Цзэдуном, его решений, распоряжений, стратегических инициатив.
Научная новизна диссертационного исследования Научная новизна исследования обусловлена тем, что оно вносит существенные коррективы в устоявшиеся представления о политическом учении Мао Цзэдуна, о его истоках, эволюции и конкретно политических экспликациях. В работе осуществлена системная реконструкция концепции «трех миров» Мао Цзэдуна, исследованы специфические связи доктрины Мао Цзэдуна с традиционными политическими теориями Китая, выявлено ее влияние на позднейшие политические концепции. В диссертационном исследовании:
Положения исследования, выносимые на защиту • Учение Мао, несмотря на декларируемую им «последовательную адаптацию учения Маркса к китайским условиям», на деле имеет своим источником совсем иные теории и традиции, в том числе, конфуцианскую доктрину социальной иерархии, легизм, систему классических стратагем и сталинскую концепцию социалистической государственности;
• В основе маоистской политической доктрины лежит этноцентрическое представление об «исторических правах» Китая и его сюзеренитете над иноземными государствами, коренящееся в традиционной китайской доктрине мироустройства, согласно которой центром мира является Китай, а прочие страны находятся от него в иерархически выстроенной вассальной зависимости.
• Политический прагматизм Мао Цзэдуна коренится в китайской традиции стратагемного мышления, которой свойственно определять характер действий в зависимости от постоянно меняющихся обстоятельств и ожидать эффект от сложившейся обстановки, и В; этом отношении находящейся в концептуальном противоречии с западным политическим реализмом и утилитаризмом, характеризующимися установкой на проективность;
• Теория Мао фактически заняла место традиционного конфуцианства в качестве цивизационной философии, системы «единственно верных» истин и ценностей, которые надлежало распространить на весь «отсталый» -капиталистический, мелкобуржуазный мир;
• В учении Мао Цзэдуна через рецепцию идей И.Сталина, реализованную в контексте идей национального освобождения Китая и «сильного государства и богатого народа», осуществлено преодоление господствовавших в раннем китайском марксизме троцкизма и послефевральского ленинизма;
• Системообразующим элементом политической теории Мао Цзэдуна является концепция «трех миров» о противостоянии Китая во главе стран «третьего мира» «гегемонизму сверхдержав», главным образом - Советского Союза. Мао Цзэдун оказался одним из первых теоретиков, отказавшихся от доминирующих в западной науке политических дихотомий в пользу полицентристской трактовки современного мирового сообщества. Своей «теорией трех миров» он демонстрировал решительный отказ от «биполярного» видения мира, в котором противостояние «социализм -капитализм» было главным критерием при определении практических внешнеполитических шагов.
• Мао Цзэдун интерпретировал в утилитаристском ключе марксистские законы общественного развития и постулировал закономерность и историческую неизбежность территориальных экспансий как движущей силы исторического процесса. При этом установлено, что требование укорененности Китая в «континентальной массе» Центральной Азии, рассматриваемой Мао опорным краем территории КНР, было обусловлено скорее культурно-историческими, нежели экономическими и военно-стратегическими мотивами. Экспансионистская динамика на западном и южном направлениях служила ответом на вызов конкретной политической ситуации - угрозы англосаксонской блокады страны с Тихого и Индийского океанов;
• Концепция Дэн Сяопина экономической консолидации стран «Большого Юга», развивающая теорию «трех миров» Мао Цзэдуна, в отличие от нее исходит из тезиса о невмешательстве Китая в мировые политические процессы. При этом доктрина Цзян Цзэминя о многополярности мира, связанная с маоистской теорией «трех миров», в отличие от нее исходит из тезиса о равноправии субъектов мировой политики.
Научно-теоретическая и практическая исследования Выводы и положения диссертационного исследования возможно применить как для осмысления глобальных процессов современности в целом, так и для конкретного анализа современного состояния китайских стратегий развития, а также выявления в деятельности Китая определенных закономерностей и тенденций.
Исследование имеет практическое значение для выработки политики РФ на азиатском направлении и на постсоветском пространстве. Результаты могут быть использованы в проведении научных изысканий, затрагивающих проблемы безопасности, а также при разработке практических рекомендаций в области строительства межгосударственных отношений с КНР.
Положения и результаты исследования могут стать составной частью содержания учебных курсов для студентов, обучающихся по специальности «Политология», властности учебных курсов: история политических учений и сравнительная политология.
Апробация результатов исследования Положения диссертации апробированы на международных конференциях: «Взаимодействие политической науки с органами государственной власти в формировании политических процессов в РФ и новых независимых государствах» (Екатеринбург, 2002, 2005 гг.); «Государственная и муниципальная служба в условиях формирования гражданского общества и рыночной экономики: опыт, проблемы, перспективы» (Челябинск,. 2004 г.); «Права человека и иммиграция» (Красноярск, 2004).
Диссертация обсуждалась на заседании отдела философии Института философии и права Уральского отделения РАН и была рекомендована к защите.
Основные результаты и выводы исследования отражены в семи научных публикациях автора общим объемом 2.5 п.л.
Структура работы
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, содержащей 251 наименование, и приложений, в том числе, двух таблиц и четырех карт. Общий объем работы - 188 страниц.
Традиционные политические учения Китая как основа доктрины Мао Цзэдуна
Учение Мао Цзэдуна представляет собой достаточно сложный конгломерат идей, возникший на местной китайской почве, хотя и впитавший в себя элементы западной мысли. Его нельзя свести ни к китайскому буржуазному шовинизму, ни к анархизму, ни к классическому марксизму или его российским модификациям, несмотря на его близость в отдельных частях к этим идеологиям. Анализ доктрины Мао с точки зрения его расхождения с марксизмом, столь характерный для советской. общественной науки 60-80-х гг., как правило, грешит однобокостью и политической ангажированностью. Даже вышедшие в те годы культурологические, историографические и литературоведческие работы, посвященные древней истории Китая, часто были проникнуты обличительным пафосом. Это мешало отечественной синологии быть в полной мере объективной и беспристрастной. Так, например, китайский этноцентризм, в основе которого лежит формировавшаяся в течение тысячелетий система традиционных ценностей и идей о социальном идеале, в духе упрощенческого социологизма трактовался как рудимент феодального общества. А такое сложное явление как китайский национализм объявлялся буржуазным пережитком. Исходя из западных представлений о формировании государств, политической преемственности и международном праве невозможно было понять и сущность концепций исторических прав Китая и китайского сюзеренитета над иноземными государствами, лежащих в основе внешнеполитической теории Мао Цзэдуна. Дать объективное и убедительное объяснение этим феноменам, проясняющую суть маоистской геополитики, позволяет обращение к глубинным основам формирования китайского миропорядка, до сих пор определяющих внешнеполитическую парадигму Китая. Одной из таких основ является сложившаяся за многовековую историю Китая идея синоцентризма. Эгоцентрическая картина мира, или представление о центральном положении в мире жизненного пространства того или иного народа, характерна для большинства древних земледельческих обществ. Так, например, эллинам их страна виделась лежащей «на полпути между восходом и заходом солнца», то есть посередине ойкумены; религиозный центр Дельфы был расположен в центре Эллады. Бродячие и кочевые народы, напротив, видят мир таким, каким он предстает перед ними в движении; отсюда им свойственно линейное, или маршрутное, представление об обитаемом мире".
Аналогичный эллинскому взгляд на ойкумену сложился у китайцев еще в древнейшую эпоху Шан-Инь (ок. 1523 - ок. 1028 гг. до н.э.). Иньскую картину «обитаемого мира» реконструировал на основе анализа данных гадательных надписей советский историк М. В. Крюков. В центре мироздания находится столица иньцев город Шан. Вокруг него расположены «земли», различающиеся по сторонам света: западные, северные, восточные, южные - полусамостоятельные образования, признающие верховную власть иньского вана. Вкупе со столицей они образовывали государство Инь, за пределами которого располагались поясом враждебные племена. Четкой грани между «землями» и «племенами» на ту пору, однако, не было. На протяжении полутысячелетнего существования Шан-Инь они то враждовали, то сотрудничали, то воссоединялись, то сепаратизировались. По мнению историка Л. С. Переломова, это объяснялось отсутствием в тот период деления мира на «мы - они»3. Как иньцы, так и их соседи находились на начальной стадии этнообразования, когда еще не появилось ни самоназвания, ни национального самосознания. Поэтому политические мотивы еще главенствовали над этническими.
В то же время у высшей иньской знати и администрации уже возникает представление о верховенстве Инь над соседними территориями - ближними и весьма отдаленными. Верховенство это обеспечивает верховный правитель древних китайцев. «Именно модель правителя, представление об его мироустроительных функциях легли в основу китаецентристской концепции мира задолго до появления этнической отчужденности, членения по схеме «мы - они»4.
Китайский правитель обладает исключительной властью в силу того, что он является наместником на земле Верховного владыки, шан ди -высшего божества, определяющего, будет ли урожайным год, окончится ли успешно военный поход, не случится ли мора и т. п. На основании подразумевавшейся культом тесной связи Верховного владыки с иньскими царями, последние считали всех правителей окружавших их народностей своими вассалами. Именно в иньский период зародилась синоцентристская концепция сюзеренитета, в течение многих столетий формировавшая внешнеполитическую доктрину императорского Китая.
В XI в. до н.э. иньцев завоевали чжоусцы. Стоявшие к тому времени на более низкой ступени развития, они заимствовали и развили иньские институты государственности, а также культ Верховного владыки, которого стали именовать Тянъ ( , Небо), и, соответственно, представление о власти своего правителя, получившего наименованиеТяныры (Х Р, Сын Неба).
Прагматизм как ключевой методологический принцип политической доктрины Мао Цзэдуна
Вполне ли корректным является использование термина «геополитика» применительно к доктрине Мао Цзэдуна? Известно, что эта «буржуазная наука» отрицалась и подвергалась жесточайшей критике не только в Советском Союзе, но и в КНР. «Единственно верным» политическим учением считался научный коммунизм. Притом, если в СССР наблюдалось хотя бы какое-то подобие политологического плюрализма, выражавшегося в существовании научных (как правило, схоластического характера) дискуссиях и освещении взглядов западных геополитиков в научной и публицистической литературе - пусть и в критическом ключе, то в Китае времен Мао Цзэдуна западная геополитическая наука была под полным запретом. Наследие Ф. Ратцеля, X. Макиндера и К. Хаусхофера не рассматривалось в учебниках для философских факультетов китайских вузов и высших партийных школ даже в порядке обличения. В качестве самостоятельной научной дисциплины геополитика начала изучаться в Китае лишь в середине восьмидесятых годов, в первую очередь, в Шанхайском и Пекинском университетах. Но о существовании в этой стране сильной геополитической школы речь все же не идет даже сегодня.
Впрочем, судьба науки геополитики была незавидной ив СССР. Сам этот термин употреблялся лишь в критически отрицательном смысле - как «признак гниения» буржуазной идеологии; в эпоху империализма9 . В советской научной литературе было очень ограниченное количество не только серьезных объемных исследований, но и статей, посвященных этой области социально-философской мысли Запада. Любопытно, что в ряде из них остракизму подвергались не только «империалистические», «нацистские» и «сионистские», но и «реакционные китайские» геополитики -так, как если бы эта наука имела в КНР хотя бы какое-то развитие92.
Наряду с генетикой и кибернетикой геополитика относилась советской идеологией к разряду лжеучений. Вместе с тем, тщательный анализ важнейших геополитических учений имел бы для Советского Союза и сугубо практическое значение - он привел бы, по словам политолога Т. Андриановой, «к лучшему пониманию и прогнозированию поведения наших оппонентов в «холодной войне», поскольку западные политики принимали свои решения, исходя из основных постулатов геополитической теории» .
Но, к сожалению, в советской общественной науке доминировал классовый подход, подавляющий все иные возможности интерпретации общественного развития. Внешнеполитическая деятельность СССР определялась трансформировавшейся из теории мировой революции идеей пролетарской солидарности с трудящимися всех стран, борющимися против капитализма, и укрепления позиций Советского Союза как «базы мирового революционного движения» (И. Сталин). Впрочем, последовательное, продвижение именно этой концепции привело к утверждению нашей страны как мировой геополитической державы - к моменту своего распада СССР контролировал огромные территории. Таким образом, если социальная цель большевизма - коммунизм - так и осталась утопией, то геополитическая цель - создание мощнейшего государства, способного проводить и защищать свои интересы в мире, была достигнута вполне успешно.
Другое дело, что отсутствие научно обоснованной теории экспансионизма, т.е. геополитической теории, которой были вооружены западные страны и которая отвергалась у нас как реакционная и безнравственная, в конце концов крайне плачевно сказалось на судьбе Советского Союза: «идеологические основы созданного государства препятствовали его дальнейшему развитию как геополитической сверхдержавы, так как экспансионизм как государственная цель не ставился» не мог быть поставлен и, более того, отвергался населением психологически»94. Пренебрежение к всестороннему анализу идеологических основ политического поведения оппонентов СССР в «холодной войне» привело к тяжелым последствиям кризиса государственности, не преодоленным и по сей день. Итак, ни в СССР, ни в КНР геополитики как научной теории не существовало. Вместе с тем, утверждать, что у этих стран не имелось геополитических целей и амбиций, было бы, по меньшей мере, некорректно. Другое дело, что становление СССР и народного Китая как геополитических держав, вся их внешнеполитическая, в том числе, и экспансионистская, деятельность определялась идеологическими факторами не в меньшей степени, нежели вопросами обеспечения военной и экономической безопасности, роста жизненного пространства (Lebensraum) с учетом общего баланса сил в мире, своего места в системе больших пространств и экономико-географических характеристик конкретных стран.
Соответственно, и западные державы выстраивали свои геополитические доктрины по отношению к социалистическому блоку с учетом этой особенности его внешней политики. Таким образом, идеологический фактор в XX веке приобрел важнейшее значение для мировой геополитики.
Отвечая на вопрос, поставленный в начале параграфа относительно корректности использования термина «геополитика» применительно к маоистскому Китаю, можно констатировать наличие у него геополитических задач, интересов, интенций и способов их воплощения, а значит, существование практической геополитики. Методом изучения китайской геополитики сороковых-семидесятых годов прошлого столетия является, таким образом, выявление этих интенций в трудах Мао Цзэдуна и других руководителей КНР, в конкретной внешнеполитической практике Китая.
Отметим, что и изучение геополитики стран западных демократий вряд ли может ограничиться лишь анализом текстов теоретиков этой науки. Дело в том, что геополитика - не умозрительная наука. По словам Александра Дугина, «Геополитика - это мировоззрение власти, наука о власти и для власти, ... дисциплина политических элит (как актуальных, так и альтернативных), и вся ее история убедительно доказывает, что ею занимались исключительно люди, активно участвующие в процессе управления странами и нациями, либо готовящиеся к этой роли»95.
В случае с Китаем этот тезис наполняется дополнительным смыслом. Многие западные ученые проблематизируют саму возможность построения каких бы то ни было теорий в китайской интеллектуальной традиции. Еще Гегель, исходя из излюбленного самими китайцами тезиса о сущностной неизменности китайской культуры, обосновывал невозможность существования в Китае теоретической мысли: «Китай уже рано достиг такого состояния, в котором он находится теперь, потому что всякая возможность изменений исключена, так как еще нет противоположности между объективным бытием и субъективным стремлением к нему, и незыблемое, всегда вновь проявляющееся начало заменяет то, что мы назвали бы историческим элементом. Китай и Индия находятся еще, так сказать, за пределами всемирной истории, как предпосылка тех моментов, лишь благодаря соединению которых начинается животворный исторический процесс. В единстве субстанциальности и субъективной свободы нет различия и противоположности обеих сторон, так что именно благодаря этому субстанция не может дойти до рефлексии в себе, до субъективности» 6.
Концепция «трех миров» и экспансионистская доктрина Мао Цзэдуна
Экспансионистскую доктрину Мао Цзэдуна трудно признать столь же четкой и проработанной, какими представляются, например, концепции Н. Спайкмена и А. Мэхэна, ведь Мао не был теоретиком в западном смысле. Однако вся его деятельность на международной арене была вполне логичной и концептуализируемой. И двигала, им не только необходимость защиты завоеваний китайской революции, но и вековые требования приращения китайской территории, изменения общего баланса мировых сил в пользу КНР и укрепления ее геополитического положения. Или, другими словами, борьбы за «жизненное пространство» Китая.
Lebensraum, «жизненное пространство» - основополагающее понятие теории основателя научной геополитики Ф. Ратцеля, ставшее фундаментом большинства последующих геополитических теорий. По мнению Ратцеля, государство следует рассматривать как форму распространения жизни на поверхности Земли. Подобно всякому биологическому виду, все государства живут, то расширяя, то сжимая свой ареал, продвигаясь и отступая, порождая новые отношения и устраняя прежние, «развиваются в соперничестве со своими соседями, в большинстве случаев за обладание территориями»158. А потому борьба за «жизненное пространство» является естественным способом существования всякого государства, а важнейшей характеристикой жизнеспособного народа является мобильность.
Примечательно, что отправной точкой научной карьеры Ф. Ратцеля стал именно Китай. В 1876 году он защитил в Мюнхенском университете докторскую диссертацию на тему китайской эмиграции. Основные положения этой работы, касающиеся особенностей перемещения народов и захвата ими сопредельных территорий, легли в основу его знаменитой «биогеографической» доктрины.
Строя свою концепцию «жизненного пространства», Мао Цзэдун исходил из совершенно иных посылок, нежели Ратцель. Его работы не были известны Мао, зато он был знаком, хотя, как мы показали в предыдущей главе, весьма поверхностно, с трудами другого немецкого мыслителя, Карла Маркса. Интерпретируя в утилитаристском ключе сформулированные Марксом законы общественного развития, Мао пришел к выводу о закономерности и исторической неизбежности территориальных экспансий как движущей силы исторического процесса. В 1939 году в брошюре «Китайская революция и Коммунистическая партия Китая» (учебное пособие для партийных кадров, обучающихся в Яньани) Мао писал: «Нельзя расширение территории считать, агрессией, а слабые гибнущие национальности объявлять объектами агрессии, сочувствовать им. Действия сильной нации или государства, направленные на расширение своей территории, соответствуют законам общественного развития своего времени» ] 9 . В этой работе будущий Председатель КНР восхвалял насильственную ассимиляцию народов, проводимую императорами династий Хань и Тан, Чингисханом и впервые заявил о территориальных претензиях к сопредельным странам, утверждая, что у Китая были отняты Бирма, Монголия, государства Индокитая. Кстати, монгольский вопрос Мао ставил в повестку дня и ранее, в 1936 году, в ходе беседы с американским писателем с Э. Сноу, а также в 1945 году, во время переговоров в столице Особого района Китая г. Яньани с американцами-участниками «миссии Дикси», заявляя, что после победы китайской революции Монголия автоматически станет частью Китайской федерации.
Классики геополитики считали совершенно закономерным стремление государства как географического организма к неуклонному росту. Об этом писал и Фридрих Ратцель, и Карл Шмитт, рассматривавший в рамках своей теории «больших пространств» (Grossraum) принцип имперской интеграции как выражение логического и естественного человеческого стремления к синтезу. Без всякой оглядки на наследие западных геополитиков, Китай исторически стремится к обретению наибольшего территориального объема. В доктрине Мао эта задача в целом совпадала с задачей «воссоединения» в границах КНР территорий обитания всех народов, так или иначе связанных с историей ханьцев, независимо от того, являлись ли эти народы данниками китайских императоров или же, наоборот, ... агрессорами по отношению к государствам Поднебесной, как, например, сюнну (гунны) или монголы. «Непосредственной задачей Китая является возвращение всех наших территорий, а не только отстаивание нашего авторитета до Великой Китайской стены»1 , - объявил Мао Цзэдун в разгар культурной революции. Общая площадь территорий, за счет которых Китай намеревался расширить свое «жизненное пространство», составляла 10,4 млн. кв. км, что на 1 млн. кв. км превосходило всю площадь современного Китая.
Видимые векторы китайской экспансионистской политики от эпохи к эпохе по-разному представлялись внешним наблюдателям. В 1943 году - в самый разгар Второй Мировой войны - Карл Хаусхофер писал о тенденции Китая к меридиональной экспансии и ее способности поставить заслон американской «широтной» экспансии. Последняя, по мнению немецкого ученого, имела даже большее мировое геополитическое значение, нежели развернувшаяся кровопролитная война. «Каким бы важным для культурного бытия Европы не было обильно смешанное с солдатской кровью военно-стратегическое пространство Черного и Каспийского морей, для будущего нового передела геополитического пространства оно будет второстепенным, - писал он. - Ибо начинается процесс создания новых «меридиональных» Больших Пространств, которые и приобретут решающее стратегическое значение»161. Завершив в согласии с доктриной Монро «освоение» Западного полушария, США придали своей геостратегии «широтную динамику», активизируя усилия в тропической Африке, Иране, Индии и Австралии и (почти одновременно с другой широтно развивающейся империей - Россией) вторгшись в восточноазиатское геополитическое поле Китая и Японии, традиционно ориентированное по направлению Север-Юг. Столкновение разнонаправленных силовых линий полностью изменило «силовое поле» земной поверхности. Теперь геополитическое будущее планеты зависит от того, сумеет ли англо-американская тенденция экспансии вдоль параллелей, несущая в себе угрозу Третьей Мировой войны, прорвать сопротивление восточно-азиатской тенденции экспансии вдоль меридианов .
Утверждение Хаусхофера о традиционной «меридиональной» ориентации китайской геополитики вполне оспариваемо. На самом деле, ее динамика во все века являлась разновекторной, направленной в равной степени и на земли «северных варваров», и на южные территории (страны Юго-Восточной Азии), и на «Западный край» (Тибет, Синьцзян, Казахстан и ряд восточных индийских штатов). Делая акцент на этом факте, российский исследователь О. В. Зотов отмечает, что, относясь к региону Дальнего Востока (АТР), Китай никогда не замыкал себя в проблемах региона своей географической принадлежности, реализуя себя как Срединное государство на западе 163 . Таким образом, меридиональная динамика китайской геополитики вполне успешно дополнялось «широтной» динамикой, что явственно проявилось уже в первые годы существования КНР.
Цзян Цзэминь: доцзихуа - многополярность по-китайски
Стремительный экономический подъем современного Китая, активно противостоящего Америке в ее желании установить однополярный мировой порядок, по мнению многих политологов, может считаться прочным шансом на многополюсный мир и самым гигантским успехом в геополитике на рубеже ХХ-ХХГ веков. Отстаивая идею многополярности, Китай демонстрирует отказ от своего традиционного стремления к мировому господству. И, возможно, именно сейчас в Китае происходит самая фундаментальная «культурная революция», которая ниспровергнет веками формировавшийся синоцентрический взгляд на мировой порядок.
Становление новой сверхдержавы заставило США изменить свои приоритеты в своей внешней политике. Уже в середине 1990-х годов ведущие американские политологи признали претензии КНР на ведущие роли в мировой политике и экономике одной из острейших для США геополитических проблем. Так, в 1997 году 3. Бжезинский отводил центральное значение вопросу «Насколько практически возможно и, с точки зрения Америки, насколько приемлемо превращение Китая в доминирующую региональную державу и насколько реально его усиливающееся стремление к статусу мировой державы?» 219 . Не удивительно, что отношения между КНР и США не отличаются безмятежностью. По мнению Б. Т. Кулика, «объективно на нынешнем этапе китайско-американское противоборство намного острее, глубже и обширнее, чем российско-американское. В основе его лежат два главных противоречия. Первое - между двумя супердержавами, одна из которых уже сейчас является таковой, а другая станет ею завтра. Второе - между странами двух противоположных общественных систем»" .
Если первое кажется очевидным, то второе сегодня часто считается утрачивающим свое значение. Бытует мнение, в том числе, и в научных кругах, что процессы внутреннего развития КНР рано или поздно приведут к конвергенции там социализма и капитализма. Факты, однако, свидетельствуют об ином. Так, XVI съезд КПК однозначно подтвердил, что КНР будет и дальше идти по пути строительства социализма с китайской спецификой, «руководствуясь марксизмом-ленинизмом, идеями Мао Цзэдуна, теорией Дэн Сяопина и важными идеями тройного представительства»221. А следовательно, противоречие между КНР и США как странами различных общественных систем сохраняется. И это не может не тревожить Вашингтон, где считают, что пока у власти в Китае находятся коммунисты, Америка не может чувствовать себя в безопасности. Отсюда неизбывное стремление американцев «изменить Китай», втянуть его в систему так называемой «политической глобализации».
Свое недовольство идеологическим давлением на Китай выражал в свое время еще Дэн Сяопин. Развитие отношений в США он считал очень важным фактором экономического роста КНР, однако реакция Вашингтона на события 4 июня 1989 года заставила его решительно высказаться против американского вмешательства во внутренние дела КНР под предлогом «демократизации китайского общества» и «защиты прав человека», мотивируя это той же необходимостью сохранения политической стабильности и социалистического строя в стране.
Тяньаньмэнь поставил отношения КНР и США практически на грань разрыва. Тогда Америка решительно возглавила демарш западных стран с целью изолировать Китай от внешнего мира и максимально затруднить деятельность его властей на международной арене. Под угрозой оказалось проведение Китаем политики расширения внешних связей - одной из ключевых составляющих его программы модернизации.
Дальнейшие отношения Китая и США во многом определила встреча Дэн Сяопина с Р. Никсоном 31 октября; 1989 года. В разговоре с бывшим президентом США, китайский лидер заявил, что «беспорядки и контрреволюционный мятеж в Пекине были спровоцированы прежде всего международными антикоммунистическими и антисоциалистическими течениями». И добавил после этого: «Люди стоят за права человека, но нельзя забывать и о правах государства. Говоря о достоинстве личности, нельзя забывать о достоинстве государства»222.
Патриарх китайской «перестройки» наметил тогда два основных направления американской политики КНР: 1) необходимость улучшения отношений с США для поддержки экономического развития Китая; 2) несогласие с вмешательством США во внутренние дела КНР.
Практически в тот же период в КНР активизировалось обсуждение проблемы установления нового международного политического и экономического порядка. Сначала - как естественная реакция на жесткую изоляцию и политику «сверхсдерживания» со стороны Запада, а затем - как обоснованное желание заявить о своих притязаниях на более весомую по сравнению с прежней глобальную роль. В основу идеи установления нового международного порядка Дэн Сяопином были положены те самые пять принципов мирного сосуществования, что были провозглашены совместно Китаем и Индией в 1954 г.
