Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Явление эвфемии в политической коммуникации 12
1.1. Определение эвфемизма 12
1.2. Явление эвфемии в лингвистической литературе 15
1.2.1. Речевое общение и эвфемия 15
1.2.2. Табу и эвфемия 17
1.2.3. Мотивы эвфемизации 22
1.2.4. Способы эвфемизации 25
1.2.5. Структурная характеристика эвфемизмов 30
1.3. Эвфемия в ряду смежных языковых явлений 32
1. 4 Политический язык и политическая коммуникация 40
1.5. Политическая эвфемия как разновидность эвфемии в политической коммуникации 49
1.5.1 Значение слова "political" 52
1.5.2. Понятие политического табу 55
1.5.3. Мотивы политической эвфемизации 57
1.5.4. Политическая эвфемия и политическая корректность 63
Выводы по первой главе 66
Глава 2 . Систематизация словаря политических эвфемизмов методом тезауруса 68
2.1. Возможности анализа политической эвфемии в рамках теории языкового поля 68
2.2. Тезаурус как метод системного представления словаря политических эвфемизмов 75
2.2.1. Понятие тезауруса 75
2.2.2. Особенности структуры тезауруса 79
2.2.3. Сферы использования тезауруса 85
2.3. Систематизация политических эвфемизмов английского языка методом тезауруса 88
2.3.1. Формирование словника тезауруса политических эвфемизмов 90
2.3.2. Выбор дескрипторов тезауруса политических эвфемизмов 92
2.3.3. Формирование дескрипторных статей тезауруса политических эвфемизмов 97
2.3.3.1. Ассоциативная фаза формирования дескрипторных статей тезауруса 101
2.3.3.2. Семантическая фаза формирования дескрипторных статей тезауруса 105
2.4. Возможности классификации политических эвфемизмов внутри дескрипторных статей 111
2.4.1. Классификация по алфавиту 111
2.4.2. Классификация по типу структуры политического эвфемизма 112
2.4.3. Классификация по способу образования политических эвфемизмов 115
2.4.4. Классификация по принципу естественной парцелляции
поля 119
2.5. Общая схема тезауруса политических эвфемизмов английского
языка 124
Выводы по второй главе 129
Глава 3. Сопоставительная характеристика политической эвфемии в английском и русском языках 132
3.1. Особенности изучения явления эвфемии в русском языке в сравнении с английским 132
3.2. Сравнение значений слов «political» и «политический» 134
3.3. Сферы использования политических эвфемизмов в русском языке в сравнении с английским 140
3.4. Политические эвфемизмы и языковое воздействие на массовую аудиторию в политической коммуникации 149
3.5. Тезаурус политических эвфемизмов как отражение фрагмента «языковой картины мира» на современном этапе развития 152
3.5.1. Сравнение классификационных схем тезаурусов полити ческих эвфемизмов английского и русского языков 155
Выводы по третьей главе 162
Заключение 164
Библиографический список 168
Словари и справочники 188
Список использованных источников 191
Приложение 192
- Речевое общение и эвфемия
- 4 Политический язык и политическая коммуникация
- Особенности структуры тезауруса
- Формирование дескрипторных статей тезауруса политических эвфемизмов
Речевое общение и эвфемия
Эвфемистическая замена входит в число приемов и средств, связанных с выполнением либо нарочитым несоблюдением так называемых требований к речи. Список таких требований (достоинств, к которым следует стремиться и недостатков, которых следует избегать) сформировался еще во времена античности. Основными качествами речи признавались правильность, однозначность, логичность, ясность, точность, благозвучие, красота, разнообразие, наглядность, краткость, уместность, правдоподобие [Москвин 2001].
Большая роль в формулировании и систематизации правил коммуникации принадлежит известным специалистам по теории речевых актов П. Грайсу [Грайс 1985] и Дж. Личу [Арутюнова 1985]. Они сформулировали постулаты и принципы речевого общения.
Основной принцип, названный Грайсом «принципом кооперации», заключается в требовании делать вклад в речевое сообщение соответствующим принятой цели и направлению разговора. Этому принципу подчинены четыре категории постулатов: 1) категория количества (высказывание должно давать полную информацию), 2) категория качества (информация не должна быть ложной), 3) категория отношения, с которой связан единственный постулат релевантности (высказывание должно касаться сути дела), 4) категория способа (высказывание должно быть кратким и недвусмысленным) [Грайс 1985: 222-223].
Не менее важным принципом, регулирующим отношения при речевом общении, является принцип вежливости, сформулированный Дж. Личем. Данный принцип конкретизируется в шести постулатах [цит. по Арутюнова 1985: 27]: 1) постулат такта (соблюдай интересы другого); 2) постулат великодушия (соблюдай минимум удобств для себя); 3) постулат одобрения (минимизируй количество отрицательных оценок); 4) постулат скромности (максимально порицай себя и минимально себя хвали); 5) постулат согласия (стремись к максимальному согласию между собой и другими); 6) постулат симпатии (проявляй максимум симпатии к людям). Невыполнение указанных требований, когда говорящие нарушают правила коммуникации, приводит к непонятности, нелогичности, двусмысленности и другим недостаткам речи. Причинами этого могут быть предосудительные коммуникативные цели (обман, злословие, клевета, оскорбления и др.), чрезмерная вежливость, боязнь санкций за правдивую, но негативную информацию и т. д. В то же время, невыполнение требований к речи может быть коммуникативно-оправданным, если только таким образом можно достичь цели коммуникации.
Эвфемизация относится к коммуникативно оправданным нарушениям требований к речи. При несоблюдении некоторых постулатов Грайса -постулатов категории качества («Не говори того, что ты считаешь ложным»), постулатов категории способа («Избегай непонятных выражений», «Избегай неоднозначности») [Грайс 1985: 222-223], тем не менее, соблюдается его глобальный принцип кооперации - делать вклад в речевое общение соответствующим принятой цели разговора.
Возникающая при эвфемизации неоднозначность является преднамеренной и служит конечной коммуникативной цели - смягчению неприятного для собеседника прямого смысла резкого или грубого высказывания. Феномен эвфемии относится к языковым универсалиям, является неотъемлемым компонентом процесса коммуникации и служит одним из основных средств бесконфликтного и успешного общения. Корни современных эвфемизмов уходят в далекое прошлое. Понятие эвфемии неразрывно связано с явлением табу, которое изучает этнография.
«Табу» - слово полинезийского происхождения, обозначало запрет на определенное поведение, нарушение которого было обычно связано с наказанием [Spears 1982]. Древние табу были связаны с различными сторонами обыденной жизни: приемом пищи, болезнями, родами, свадьбами, похоронами, сельскохозяйственным трудом и прочими видами деятельности человека. Среди всевозможных запретов значительное место занимали языковые табу - запреты на употребление тех или иных слов и выражений. Они были связаны с верой в магическую функцию языка, то есть с верой в возможность непосредственного воздействия на окружающий мир при помощи языка. У первобытных народов табу налагались на определенные слова: 1. Имена богов и духов; 2. Имена людей; 3. Наименования животных, растений, минералов, явлений природы; 4. Наименования болезней и смерти; 5. Названия частей тела [Кацев 1989]. В силу суеверного страха перед наказанием за нарушение запрета, избегалось употреблять слова-табу во всех речевых ситуациях. Табу влечет за собой эвфемию - замену запрещенного слова, хотя отношения между ними не всегда симметричны. Замена слова-табу может осуществляться и неязыковыми средствами (жестами, мимикой), или слово-табу в речи просто опускается без попыток использовать его заменитель: «эвфемия невозможна без табу, хотя табу может быть без эвфемии» [Кацев 1989: 16]. Явление табу, возникнув на заре развития человеческого общества, продолжает существовать и в современном цивилизованном мире, что позволяет рассматривать это явление в рамках единого процесса человеческой истории. На исключительное влияние, которое имела древняя система запретов по суеверным мотивам на человеческий разум во все времена и во всех странах указывает известный этнограф Д. Фрэзер [Фрэзер 1980].
4 Политический язык и политическая коммуникация
Термин «политический язык» традиционно используется в лингвистике и политологии. Однако данный термин не является вполне однозначным и строгим. Так, американский политолог М. Эдельман дает широкое определение политического языка, характеризуя его как «язык политических событий и обстоятельств, которые происходят в обществе..., язык, который является не просто инструментом для описания этих событий, но и сам является их частью» [цит. noGeis 1987:5].
В последние годы появились лингвистически более точные определения данного термина. Так, в ряде современных исследованиях российских лингвистов политический язык понимается как особая знаковая система, подсистема национального языка, предназначенная для политической коммуникации [Баранов 1991; Чудинов 2003].
Политическая коммуникация представляет собой более широкое понятие, чем политический язык. Она рассматривается как «речевая деятельность, ориентированная на пропаганду тех или иных идей, эмоциональное воздействие на граждан страны и побуждение их к политическим действиям для выработки общественного согласия, принятия и обоснования социально-политических решений в условиях множественности точек зрения в обществе» [Чудинов 2003: 4].
Политический язык в прошлые десятилетия активно изучался зарубежными учеными. Среди них такие известные лингвисты как Сэпир [Sapir 1970], Болинджер [Bolinger 1980; 1981], Гейс [Geis 1987]; политологи Эдельман [Edelman 1977], Кресс и Ходж [Kress 1979]. Наибольшие усилия здесь были направлены на изучение проблемы влияния языка на мышление вообще и, в частности, политического языка на политическое мышление. Кроме того, политический язык также является объектом исследования специалистов, изучающих средства массовой информации, особенно в аспекте их влияния на общественное мнение [Bennett 1992; Cristians 1991; Denton 1990; Ensink 1986; Gans 1992; Keane 1993; Phelan 1977; Rivers 1980; Rothman 1992; Stappers 1986; van Lint 1986].
В советской науке политический язык рассматривался в довольно узких рамках как средство идеологического воздействия и пропаганды [см., например, Лузина 1983; Рыжков 1983; Тарасов 1983; Туманян 1984].
В настоящее время в России политический язык активно изучается. В последние годы появилось большое количество публикаций по различным аспектам языка политики: лексико-семантическому [Баранов, Караулов 1991; Володина 2003; Дорлигийн 1999; Ильин 1997; Москович 1998; Олейченко 1997; Покровская 1997; Шейгал 1997]; лингво-культурологическому [Воробьева 2000; Зеленин 2000; Китайгородская 2000; Овчарова 2001; Богомолова 2001; Какорина 1997; Карнаухова 2000; Поспелова 2000; Чудинов 2003]; прагматическому [Артамонова 1992; Бессарабенко 2000; Бокмельдер 2000; Ворожцова 2003; Дедюлина 2000; Дорожкина 1997; Иссерс 1996; Паршин 1997; Пичкур 1990; Ушакин 1995].
В последнее десятилетие на пересечении лингвистики с политологией возникло новое научное направление - политическая лингвистика [Паршин 1997; Чудинов 2001; 2003;]. Общепринятым можно считать утверждение, что язык, с одной стороны, связан с материальной деятельностью общества, а с другой стороны - с сознанием и мышлением - формами духовной жизни. Будучи связанным с действием различных идей, систем взглядов, идеологий, язык может влиять и на их формирование, т. е. оказывать воздействие на мышление.
Феномен влияния языка на мышление изучается еще со времен Гумбольдта многими лингвистами. Американский ученый Эдвард Сэпир еще в 20-е годы XX века считал, что мышление в большой степени зависит от языка, и утверждал, что язык как структура является, по сути, формой для мысли. Он писал, что язык - это инструмент, без которого мысль не может быть воспринята, как не может быть воспринят математический закон без соответствующих математических символов, что мышление, являясь естественной территорией, может и отличается от искусственно созданной - языка, но язык - это единственная дорога, которая к ней ведет [Sapir 1970].
Ученик Сэпира Бенджамин Уорф, развивая взгляды своего учителя о том, что язык не существует как изолированное явление, высказал предположение, что, наличный набор слов, обозначающих цвета, не есть чисто языковое явление, но в значительной степени обусловливает процесс восприятия цветов, умение их различать и классифицировать, то есть язык оказывает влияние и на протекание познавательных процессов [Уорф 1960]. Данная гипотеза Сэпира 43 Уорфа получила дальнейшее развитие в трудах последнего. Так, Уорф утверждал, что поскольку каждый язык имеет определенную форму, и не существует двух одинаковых форм, следовательно, культуры, обладающие различными языками, имеют различные взгляды на окружающий мир, предопределенные данным языком. То есть, согласно Уорфу, язык может влиять на взгляды и поведение человека.
Особенности структуры тезауруса
Как уже было сказано в предыдущем параграфе, существует большое количество идеографических словарей, составленных для разных языков. При анализе структур подобных словарей, установлено, что они отличаются друг от друга.
В. Д. Табанакова выделяет, например, 13 лексикографических параметров, определяющих характер идеографического словаря, это: входы в словарь, семантема, транспозиция, синтагматический параметр, фразеологический параметр, ассоциативный параметр, экземплярно-иллюстративный, стилистический параметр, синонимы, антонимы, омонимы, семантическое поле, тематическая группа [Табанакова 2000: 36].
Ю. Н. Караулов установил, что структуры различных идеографических словарей неодинаковы, так как структура идеографического словаря зависит от общефилософской позиции его автора и так называемой «картины мира», отражаемой в его сознании как носителя языка [Караулов 1976].
Однако, принцип организации лексики в идеографическом словаре и тезаурусе - от понятий к отдельным словам является единым для всех словарей подобного типа, и именно он, при всех индивидуальных различиях, обеспечивает универсальность их структуры. То есть можно говорить о типичных чертах структуры тезауруса, как разновидности идеографического словаря, отличающих его от словарей других типов.
Ю. Н. Караулов в своих практической работе по составлению Тезауруса русского литературного языка пользовался компьютерными методами обработки информации и при описании использовал многие термины этой области знания. Некоторые из этих терминов (вход, дескриптор, семантический множитель и др.), в настоящее время, вошли в лингвистическую терминологию и используются как составителями ИПТ, так и авторами теоретических работ по лексикографии [см., например, Баранов 1991; Герд 1978; 1986; Пименов 2000]. Однако представляется уместным дать краткий обзор и толкование некоторых наиболее употребительных терминов.
Особая структура тезауруса предоставляет более широкие возможности доступа к заложенной в нем информации, чем структура традиционных толковых словарей. В современных работах по составлению тезаурусов данный аспект выражается в термине «вход» - возможность доступа к лексическому составу словаря. В толковом словаре есть единственный вход - алфавитный, доступ к лексическому составу тезауруса обеспечивается, по крайней мере, с двух входов — алфавитного и систематического.
Термином «дескриптор» в информатике называют «нормализованное слово или словосочетание, выбранное из группы синонимичных или близких по значению слов и предназначенное для контролируемого индексирования информационного поиска» [Караулов 1976: 121]. Дескрипторы в тезаурусо-строении - это основные понятия, концепты, идеи, вокруг которых организу 81 ются вся лексика языка, образуя словарные статьи тезауруса -дескрипторные статьи.
Наличие семантической связи между основными понятиями (дескрипторами) и отдельными словами в тезаурусе выражается с помощью термина «семантический множитель». При разработке методики построения тезауруса, Ю Н. Караулов применил следующее допущение: перечень слов, из которых строится словарная дефиниция, конструктивно приравнивается к неделимым семантическим элементам - семантическим множителям [Караулов 1981]. Наличие общих семантических множителей в словарных определениях слова и дескриптора свидетельствует о существовании между ними семантической связи.
Для повышения эффективности поиска нужного слова в тезаурусе, дескрипторы объединяют в более крупные образования, которые могут обозначаться различными терминами - дескрипторные области, блоки, фасеты. Данные образования формируются на основании ассоциативных и семантических связей, существующих между отдельными дескрипторами, в совокупности образуя иерархическую схему отношений в тезаурусе.
Например, в классификации основных понятий (дескрипторов) тезауруса Р. Халлига и В. Вартбурга, дескрипторы Рельеф, Вода, Почва и ее строение, Минералы, Металлы объединены в дескрипторную область Земля, находящуюся на более высокой ступени иерархии. В свою очередь, Земля вместе с дескрипторными областями Небо и небесные тела, Растительный мир, Животный мир составляют, стоящий на еще более высокой ступени, дескриптор-ный блок Вселенная [Караулов 1981].
Структура стандартного тезауруса, согласно исследованиям Ю. Н. Караулова, «представляет собой своеобразную семантическую матрицу с четырьмя потенциальными входами, соответствующими четырем размерностям семантического представления лексики» [Караулов 1981: 42].
Формирование дескрипторных статей тезауруса политических эвфемизмов
Третий этап при построении тезауруса - формирование его дескрипторных статей. По методике Караулова он имеет две фазы [Караулов 1982]: 1. Ассоциативная. Все единицы словника сопоставляются с дескрипторами для выявления ассоциативных связей между ними. 2. Семантическая. Устанавливаются общие семантические компоненты между дескриптором и единицами словника, отобранными в результате первой ассоциативной фазы. Согласно используемой методике, семантическое поле, на основе которого строится тезаурус, «должно иметь определенное соответствие в структуре мышления носителя языка» [Караулов 1976: 175]. Это, по мнению Караулова, достигается за счет соединения в данном семантическом поле характеристик семантического и ассоциативного полей. Под ассоциативным полем в лингвистике понимают «полный набор ассоциативных реакций (ассоциатов), зафиксированный в результате предъявления испытуемым некоторого исходного слова (слова-стимула)» [Полевые структуры в системе языка 1989: 83].
Таким образом, ассоциативное поле отражает некоторые мыслительные структуры и «может рассматриваться как характеристика индивидуума, среднего носителя языка, воспринимающего действительность» [Караулов 1976: 176]. Обнаружение и фиксирование ассоциативных связей осуществляется с помощью специальных методик, разработанных в психологии и психолингвистике [см., например, Леонтьев 1983; Лурия 1998; Выготский 1996].
Индивидуальность ассоциаций при предъявлении слова-стимула, и, следовательно, субъективность устанавливаемых ассоциативных связей при построении данного вида, поля снимается статистически. При построении тезауруса на основе семантического поля по методу Ю. Н. Караулова субъективность нейтрализуется в ходе второй фазы - семантической.
Установлении семантических связей между единицами словника и дескриптором, в рамках данной методики, опирается на метод дефиниционного анализа - использование словарных дефиниций как особого приема описания лексического значения слова. Несмотря на широкое использование данного метода в лингвистике, вопрос о корректном применении дефиниционного метода для определения лексического значения слова остается спорным. Причиной этому являются различные взгляды лингвистов на то, что выражает словарная дефиниция: полное значение определяемого слова или лишь его логико-предметное содержание. Ю. Н. Караулов считает, что в семантике дефиниции можно увидеть три слагаемых: 1) лексическое (значения самих слов, составляющих толкование); 2) логико-семантическое (отношения между предметами реального мира, обозначенных этими словами); 3) синтаксическое или грамматическое (отношения между словами на синтагматической оси) [Караулов 1981: 290].
А. А. Уфимцева утверждает, что словарные толкования определяют лишь логико-предметное содержание языковой единицы. «Они идентифицируют его логико-предметное содержание путем установления тождества данного понятия другому уже известному нам представлению и его наименованию» [Уфимцева 1986:18].
М. Н. Никитин также придерживается мнения, что словарная дефиниция слова не есть его значение. Он считает, что значения словесных знаков естественных языков имеет стохастическую (вероятностную) природу, и «представление о значении отдельного словесного знака (словарном значении) как о чем-то четко и определенно заданном, имеющем жесткие границы, значительно схематизирует реальное положение вещей» [Никитин 1988: 32].
Однако и М. Н. Никитин и другие лингвисты сходятся во мнении, что отмеченная схематизация действительного положения вещей при конкретных исследованиях играет положительную роль. При использовании дефиниционного метода для определения лексического значения слова, возникающая определенная формализация и схематизация значения позволяет снять размытость, неопределенность семантики словесных знаков естественных языков.
Привлечение толковых словарей для установления содержательной стороны слов при построении тезаурусов, Ю. Н. Караулов считает возможным и желательным, так как в них зафиксированы в достаточной степени генерализованные семантические связи в лексике. В этом случае семантическую связь между отдельными словами словника, а также между дескриптором и словами определяют на основании дефиниции в толковом словаре, считая показателем этой связи наличие в дефиниции общих семантических элементов (семантических множителей).
Под семантическими множителями Ю. Н. Караулов понимает «элементарные единицы содержательного плана, которые, соединяясь друг с другом в различных количествах и комбинациях, задают значение любого слова в языке» [Караулов 1980:4]. Семантические множители обладают следующими чертами: элементарность (нельзя разложить на более мелкие единицы); одноплановость (принадлежность к плану содержания); универсальность (приблизительная одинаковость их числа и сущностного наполнения во всех языках). Согласно разработанной им методике, семантические множители приравниваются к полнозначным словам, использованным в словарных дефинициях. При этом та информация, которую несет синтаксическая организация словарного определения, не учитывается. Погрешность, возникающая из-за потери синтаксической информации при построении тезауруса, компенсируется предварительной ассоциативной фазой отбора единиц словаря.
