Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Феномен и детерминанты современного мультикультурализма 12
1.1. Детерминанты формирования мультикультурного пространства 12
1.2. Культура как коммуникативный контрагент 31
1.3. Мультикультурализм в динамике глобализация 47
Глава 2. Современный российский мультикультурализм как предмет социологического анализа 63
2.1. Межкультурная компаративистика как методологическая основа социологического исследования российских культур 63
2.2. Образ «иной» культуры в общественном сознании россиян 83
2.3. Социум в условиях интенсификации культурного транзитива: проблема адаптации 98
Заключение 113
Библиография 121
Приложения 135
- Детерминанты формирования мультикультурного пространства
- Мультикультурализм в динамике глобализация
- Межкультурная компаративистика как методологическая основа социологического исследования российских культур
- Социум в условиях интенсификации культурного транзитива: проблема адаптации
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Характер взаимодействия культур в условиях полиэтнического социума, каковым всегда являлось и продолжает оставаться российское общество, имеет жизненно важное значение для его устойчивого развития. От того, как строятся отношения между носителями тех или иных культурных традиций зависит не просто социальная стабильность, но само существование России в качестве единого целостного государственного образования. Еще большую актуальность теме диссертационного исследования придает постоянное усложнение общественных структур и процессов, требующее нового осмысления функционирования механизма культурного обмена, перспектив интеграции отечественной культуры в мировое культурное пространство.
В этой связи перед научным сообществом встает задача проанализировать и описать современный российский мультикультурализм в качестве уникального симбиоза культур, чье взаимное влияние обуславливает новые социокультурные практики и общественные отношения. Необходимо прояснить характер детерминации мультикультурного поля, основные способы межкультурной коммуникации, последствия инфильтрации внешних культурных потоков для культур народов России.
Теоретическое значение работы состоит в необходимости оптимизации методологических подходов к исследованию проблематики культурного сосуществования, привлечения концептуальных наработок смежных с социологией наук, с целью выявления возможности их включения в разноплановые социологические разработки, расширения спектра возможностей получения латентной социологической информации. Следует осуществить коррекцию традиционного понятийного аппарата социологии культуры, во многом продолжающем испытывать на себе влияние традиционных схем линейного развития общества, необходим компаративистский анализ наиболее влиятельных социологических концепций и способов тематизации различных аспектов обозначенной проблемы.
С практической точки зрения представляется необходимым осуществить замеры социального самочувствия этносов, референтных групп и среднестатистических акторов, имеющих отличную друг от друга географическую локализацию, помещенных в различные социокультурные пространства и условия. Без решения вышеобозначенного комплекса теоретических и практических задач, без осведомленности относительно жизненных стратегий, социальных установок, ценностей и культурных приоритетов, невозможна научно обоснованная практика социального управления, гармонизация межнациональных отношений, сохранение как уникальности каждой отдельно взятой культуры, так и культурной идентичности ее носителей.
Таким образом, очевидна насущная потребность в проведении комплексного социологического исследования, которое по своему значению далеко выходит за рамки проблематики межкультурного взаимодействия и имеет непосредственное отношение ко всей многоуровневой социальной системе. Подавляющее большинство событий, происходящих в политике, экономике и частной жизни человека напрямую зависит от характера и успешности политики, проводимой государством в области культуры, от «народной» культурной дипломатии. Поиск возможностей преодоления взаимного недопонимания представителями различных культур, причем не только порождающих это недопонимание причин, но и социально значимых последствий, является насущной потребностью как государственно-политической элиты, так и общества в целом.
Степень разработанности проблемы. Исследованию проблематики взаимодействия культур средствами социологии предшествовала простая компаративистика элементов культуры в качестве своеобразных оппозиций, дифференцированных по хронологическому (стадии цивилизационного развития О. Конта), географическому («азиатский» и «европейский» способ производства К. Маркса) или функциональному (отношение к труду у католиков и протестантов М. Вебера) принципам. В дальнейшем обозначенный подход получил свое развитие в работах Э. Дюркгейма, Р. Мертона и ряда других исследователей. Важнейшие вопросы социокультурного знания, предопределившие основные направления изучения вопроса межкультурной интеракции, были подняты такими представителями философии культуры как Г. Зиммель, В. Дильтей, Э. Кассирер, Ф. Шлейермахер и др.
Различным аспектам формирования мультикультурного поля посвящены работы А. Ф. Филиппова, исследовавшего проблематику социального пространства, И. Н. Булычева и Н. Р. Ставской, предложивших синтетический подход к пониманию духовной сферы, В. В. Ильина, В. И. Коваленко, А.С. Панарина, обративших внимание на интегративный потенциал религии как одного из важнейших условий существования мультикультурализма. Кроме того, механизм стирания «внутренних» культурных границ внутри единого социума, достаточно подробно описан у Н. Лумана. Универсальность принципов повседневной культурной коммуникации, интегрированных в жизни социума или индивида, рассмотрена Ю. Хабермасом.
Интегрированности культурообразующих процессов в наличную систему общесоциальных норм и образованию функционально тождественных поведенческих, деятельностных эталонов посвящены труды Т. Парсонса. Проблематикой мотивации межкультурной интеракции преимущественно занимались П. Бергер, Н. Лукман, А. Щюц. Значительный интерес с точки зрения перспектив развития мультикультурализма представляют футурологические работы О. Тоффлера (Власть, раса, культура, 1980 и др.)
Последствия влияния «иных» культур на развитие титульных этносов рассмотрены у Д. Ландеса, Г. Ленса, С. Липсета, Д. Сакса, С. Хантингтона. Кросс-культурный анализ трансформации ценностных систем в контексте глобализации предметом своих исследований сделал С. А. Маничев.
Формулировка и уточнение гипотез диссертации потребовали привлечения трудов ряда отечественных и зарубежных социологов, среди которых М. К. Горшков, В. Э. Шляпентох, В. А. Ядов, С. С. Фролов, В. И. Добреньков, Г. В. Осипов, Л. Г. Ионин, В. И. Курбатов, А. Г. Здравомыслов, Ю. Г. Волков, Ю. А. Левада, Р. Дарендорф, Л. Козер, Э. Гидденс, Дж. Хоманс, Р. Арон, У. Томас, Г. Блумер, Н. Луман, Н. Элиас, У. Бек.
Диалектическую взаимосвязь мира культуры и жизненного мира, в ее различных измерениях, попытались установить А. С. Ахиезер, А. А. Потякин, Э. Ю. Соловьев. В свою очередь взаимодействие глобальной и локальных культур изучено М. Г. Делягиным, В. Н. Ивановым, В. А. Рубановым, Н. М. Ракитянским, Е. Н. Штенбергом.
Бесспорный интерес, с точки зрения уточнения и конкретизации отдельных положений диссертации, представляют работы ученых Северного Кавказа, в том числе Р. Д. Хунагова, Т. И. Афасижева, А. Ю. Шадже, Р. А. Ханаху, С. А. Ляушевой, Х. М. Казанова, в которых обозначаются и решаются проблемы взаимного обогащения культур российских этносов, сохранения их культурного наследия, что особенно важно перед лицом нарастания процессов культурной унификации, популяризации традиционных культур, представленных в регионе. Вместе с тем, совершенно очевидно, что, несмотря на значительный интерес, проблема мультикультурализма не просто продолжает сохранять свою эвристическую привлекательность, но и продолжает наращивать потенциал актуальности. Главный недостаток существующей сегодня социологической литературы, равно как и междисциплинарных исследований, видится в недостатке разработок в направлении теорий среднего уровня, поскольку основной массив работ соответствующей проблематики представлен либо узкоприкладными исследованиями, не позволяющими обозревать всю широту проблемы, либо трудами, предельно удаленными от конкретно-социологической эмпирии. С другой стороны не вызывает сомнений и тот факт, что такого рода разработки должны иметь системный мониторинговый характер, который априори не предполагает достижения конечного результата, позволяющего навсегда закрыть заявленную тему.
Объектом исследования является феномен современного российского мультикультурализма.
Предметом исследования выступают межкультурная интеракция и пути ее оптимизации в условиях современности.
Цель исследования состоит в установлении универсальных детерминант, формирующих современное мультикультурное пространство, исследовании основных характеристик его функционала применительно к современной российской действительности, а также в определении главных направлений усилий гражданского общества и управленческих структур. Реализация поставленной цели осуществляется путем решения следующих задач:
описать механизм формирования мультикультурного пространства;
исследовать культуру в качестве контрагента коммуникативного действия;
проанализировать последствия влияния процессов глобализации на функционирование мультикультурного пространства современной России;
определить когнитивные возможности междисциплинарного подхода к исследованию проблемы межкультурной интеракции;
охарактеризовать образ «иной» культуры в сознании россиян;
произвести диагностику социокультурной толерантности в условиях северо-кавказского региона;
исследовать адаптируемость социума к условиям транскультурного транзитива.
Основная гипотеза исследования. Гетерогенность современной российской культуры есть продукт ее регионального характера. Этнокультурная дифференциация имеет достаточно устойчивый характер и не столь очевидно подчинена общей логике исторического процесса. Различия культур могут, как усиливаться, так и нивелироваться. Культуры России демонстрируют достаточную устойчивость в современном мире, повлиять на которую не в состоянии даже усиливающиеся тенденции глобализации.
Методологической и теоретической основой диссертации являются труды представителей различных школ и направлений классической и современной социологии. В общетеоретическую часть исследования на принципах компаративистики были включены результаты, полученные в рамках различных направлений социально-гуманитарной мысли. Для обеспечения наиболее полного анализа феномена мультикультурализма, автор использовал исходные положения системного подхода, принципа «дополнительности», структурно-функционального и качественного анализа. К разновидностям последнего может быть отнесен символический интеракционизм, этнометодология, эвристические элементы теории коммуникативного действия и теории структурации. Совокупное использование указанных методологических принципов призвано было обеспечить надежный теоретический фундамент диссертационного исследования.
Эмпирическую базу диссертационного исследования составили результаты опросов, проведенные нами в ряде регионов Северного Кавказа (2006-2008гг.). Выборочная совокупность опрошенных составила 1820 респондентов. Респондентами выступили представители русского, карачаевского, черкесского, кабардинского и балкарского этносов, а также региональное казачество. Кроме того, анализ степени культурной толерантности осуществлялся в различных стратификационных и референтных группах по квотной выборке. В диссертации использованы данные, полученные социологами Ставрополья в рамках исследовательского проекта «Интеграция вынужденных переселенцев в местное сообщество» (2002-2006гг.), статистические данные, а также контент-анализ региональных СМИ и мониторинг управленческих решений в сфере культуры и межнациональной политики. Интерпретация вторичного эмпирического материала проводилась на основании работ М. К. Горшкова и Н. Е. Тихоновой.
Научная новизна работы состоит в следующем:
установлены основные социокультурные детерминанты современного российского мультикультурализма;
проанализирована культуросодержащая составляющая коммуникативного действия;
рассмотрена специфика трансформации мультикультурного поля России в контексте глобализации;
уточнены исследовательские возможности междисциплинарного подхода к рассмотрению проблематики межкультурного интеракционизма;
понятие культурной идентичности эксплицировано применительно к мультикультурному контексту;
осмыслен феномен северокавказского мультикультурализма;
выявлены адаптивные возможности российского социума к культурным инновациям;
Исходя из указанных пунктов новизны, на защиту выносятся следующие положения:
1.Социологический анализ феномена российского мультикультурализма невозможен без учета уникального геополитического положения отечественного социума, изначально находящегося на стыке европейской и азиатской культур. Решающее значение здесь приобретает соотношение и диалектика европейской, азиатской, евразийской (общероссийской) и местных (локальных) культурных традиций. Очевидно, что ни при каких обстоятельствах российский социум не сможет превратиться в унифицированную социокультурную систему, но будет представлять собой качественное разнообразие многих культурных систем и общественных типов.
2. Культурные контрагенты оказываются подключенными к информационным потокам в процессе реализации различных социокультурных и дискурсивных практик. Межкультурные контакты представляют собой накопление, переосмысление и ретрансляцию культурной информации
3. Отсутствует дилемма межкукультурного интегративизма и сохранения самобытности культур. Процессы глобализации не только не препятствуют, но напротив, создают дополнительные возможности для развития локальных культур. Оптимальной моделью вхождения отдельно взятой культуры в глобальный культурный континуум является управляемое межкультурное взаимодействие, при котором субъектами управления выступают не только элиты общества, но и широкие массы, представляющие всю культурную палитру конкретного социума.
4. Обращение к междисциплинарной компаративистике в современной социологии указывает на то, что все существующие в России культуры неповторимы и для их изучения необходимы также и методы, доминирующие в искусстве, художественно-эстетическом способе познания мира. Таким образом, описание эксклюзивных явлений культуры в их уникальности, в ситуациях, связанных с реальной жизнью.
5. Существующие в современной России культурные традиции не рассматриваются общественным мнением в качестве препятствия для дальнейшего цивилизационного развития, не связаны с негативными коннотациями и не выступают основанием конфронтационной интенциональности. Толерантное отношение к иным признается общественно одобряемой поведенческой моделью и устойчивой жизненной стратегией. Транскультурная информированность представляет собой особый вид социального знания, доминирующего над моделью, формируемой узкоэтнической культурной позицией.
Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что ее содержание позволяет получить более полное представление о феномене современного российского мультикультурализма, специфике межкультурной коммуникации и готовности к интеграции в глобальное пространство культуры. Положения и выводы диссертации способны выступить теоретическим материалом для дальнейших исследований в области социологии культуры, создании специализированных социологических программ и технологий.
Полученные результаты могут найти свое применение в практике социального управления, способствовать проведению конструктивной культурной политики, использоваться при разработке базовых и факультативных курсов по социологии культуры, социальной философии и культурологии.
Апробация работы. Основные результаты работы докладывались и были обсуждены на ряде внутривузовских и межвузовских методологических семинарах, 12-ой Международной конференции «Наука. Философия. Религия» (Дубна, 2008), 2-ой Международной научно-практической конференции «Общество и личность: интеграция, партнерство, социальная защита» в (Ставрополь, 2009), 3-ей Международной научно-практической конференции «Образование и наука – основной ресурс социально-экономического развития в третьем тысячелетии» (Ростов-на-Дону, 2009), 16-ом годичном научном собрании Северо-Кавказского социального института (Ставрополь, 2009). Материалы исследования были использованы в ходе разработки спецкурса по социологии в Северо-Кавказском социальном институте. Диссертация рекомендована к защите на заседании кафедры философии, социологии и социальных технологий Северо-Кавказского социального института. Материалы исследования опубликованы в семи научных статьях, одна из которых в издании, рекомендованном ВАК России.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, включающих шесть параграфов, заключения, а также списка использованной литературы.
Детерминанты формирования мультикультурного пространства
Социологически очевидный факт пребывания современного российского социума в поликультурном пространстве, требует своего эксплицитного понимания, прежде всего, с точки зрения образующих последнее детерминант и закономерностей его функционирования. Актуализация обозначенной выше проблемы обусловлена не столько ее сложностью, хотя данная причина, безусловно, присутствует, но, в первую очередь, ускоряющейся трансформацией содержания культурного поля, а также усложнением характера межкультурных интеракций. Наш вывод может быть подтвержден ссылкой на все ускоряющиеся темпы «старения» как результатов философской рефлексии, так и социологической информации, что обуславливает континуальность многих вопросов, требующих постоянного к себе внимания со стороны научного сообщества.
Еще одним стимулом для разработки проблематики обусловленности межкультурного взаимодействия является противоречие между запросами общества, нуждающегося в получении объективной социологической информации, и социологической наукой, очень часто ощущающей себя самодостаточной и существующей, как бы, параллельно общественным интересам, вне контакта с таковыми. Более того, помехой для такого рода изысканий может быть и специфический информационный фон, продуцируемый как безответственностью средств массовой информации, зачастую уделяющей больше внимания тому, что происходит на другом полушарии, чем насущным проблемам устойчивого развития полиэтнического российского социума, так и укоренившиеся в массовом сознании стереотипы.
Помимо сказанного, существует еще и теоретический аспект проблемы. Не следует забывать и того, что в социологической науке деактуализированными оказываются, не только сугубо конкретно-эмпирические данные, но также и фундаментальные теории, различные концептуализации, объяснительные модели и т.п. Последние десятилетия явили множество, не только дополняющих друг друга схем и подходов, но таких, которые, опираясь на идентичную эмпирическую базу, приходили к прямо противоположным результатам. Именно данный аспект феномена мультикультурализма нуждается, на наш взгляд, в первоочередном рассмотрении.
Думается, что было бы неправильным рассматривать феномен российского мультикультурализма как некую изначальную данность, лишенную исторического измерения и динамических характеристик. Скорее речь может идти о сложной, крайне противоречивой процессуальности, объединяющей в себе разнонаправленные тенденции и диалектические противоречия социокультурного порядка.
Сложность и многофакторность процессов взаимодействия культур, различия их темпоральных характеристик, не позволяют описывать первые с помощью только одного концептуального аппарата или в рамках одной методологической стратегии. Дифференциация различных динамик мультикультурализма может быть осуществлена по нескольким основополагающим признакам, предполагающим временной, ситуативный, территориальный и ценностно-содержательный аспекты. К каждому из аспектов мультикультурализма может быть применен свой методологический подход, обнаруживающий собственную ad hoc релевантность. Рассмотрим каждый из аспектов проблемы в отдельности, и сделаем это через призму теоретико-методологического анализа на примере регионов Северного Кавказа.
Итак, временной аспект возникновения, формирования и трансформации многополярного пространства северокавказской культуры включает в себя три темпоральных отрезка: прошлое, настоящее и будущее. Каждый из них имеет собственное содержательное наполнение с точки зрения конкретики исторической эмпирии. Так, например, стадия генезиса мультикультурализма в регионе может быть интерпретирована как «столкновение культур» (Кавказская война), к исследованию которого может быть применена модель, принятая в различных версиях конфликтологического подхода. Современная межкультурная интеракция (стабилизация социокультурной ситуации) может интерпретироваться посредством функционалистского анализа. Что же касается перспектив российского мультикультурализма, то таковые было бы правильным прояснить посредством замеров общественных насторениий, качественной, феноменологической социологии. Не трудно заметить, что в качестве методологической основы исследования феномена мультикультурализма берется не простая эклектика, бессистемно тасующая когнитивные стратегии, а эвристический алгоритм, представляющий собой логическую последовательность эмпирически объяснимых эвристических процедур. Социологическое описание генезиса любого мультукультурализма естественным образом должно исходить из факта невозможности замкнутого существования отдельно взятой культуры вне коммуникативной соотнесенности с иными культурами и традициями. Признание вероятностного существования культурной автаркии на деле означало бы отрицание, какого бы то ни было ино-культурного влияния на ту или иную культуру, равно как и отрицание последствий такого влияния. Современная социология основательно девальвировала любые концепты, рассматривающие социальный объект в отрыве от соответствующего контекста и позиционируемого как пребывающего в са-моизоляции. «В этом отношении, - замечает Н. Луман, - наше понятие и продолжает, и прерывает староевропейскую традицию... такие признаки, как автаркия, самодостаточность, автономия, проистекают из этой традиции».[110, 157]
В свою очередь А. Ф. Филиппов настаивает на том, что пространство не является всеобщей формой совершения социальных событий. Последний интерпретирует статику социального феномена как совместный продукт картезианских императивов и социокультурной оформленности европейской цивилизации, совпавшей во времени с возникновением классической социологии. «Классическая социология, социология Тенниса, Вебера, Зиммеля, Дюркгейма возникает в период между франко-прусской и первой мировой войнами, когда в Европе почти на полвека воцарилась относительная устойчивость, и границы государств не менялись. Основной корпус концепций и понятий, которыми сейчас оперируют социологи, составляют, кроме классических, по преимуществу, те, что возникают, в общем, в спокойное время после второй мировой войны».[181, 107]
Становлению российского мультикультурализма, особенно на его начальных стадиях, благоприятствовали два обстоятельства: пространственная близость разнокультурных образований, что усиливало их коммуникативные возможности, а также содержательное тождество удаленных культур. В качестве пояснительного примера можно указать на территориальное соседство в России исламской и христианской культур, предопределившее их диалогические возможности. С другой стороны, географическая удаленность многих культурных локализаций компенсировалась тождеством концептуального содержания. Так, российский носитель определенных конфессиональных ценностей одинаково комфортно ощущал себя в культурно идентичной, хотя и иноязычной среде, равно как и в среде инаковерующих «ближних» соседей.
Резонно предположить, что поликультурное пространство России формировалось как синтез культур и традиций, образующий специфическую сферу завершенной смысловой коммуникации. Постепенно российский социум оказался интегрированным в систему регулярных коммуникативных отношений. Любое достижение локальной культуры с необходимостью становилось достоянием всех других локальных культур. Тем самым была осуществлена синхронизация социального времени во всех без исключения регионах с одновременной синхронизацией цивилизационного развития.
Базовым принципом мультикультурализма явился принцип дифференциации. В социологии достаточно подробно описано действие данного принципа в функциональных системах. Локализация культуры перестает определяться конкретной территорией или вероисповеданием. Любая социальная система (политика, экономика, наука, медицина и т.п.) интертерриториальна и сверхконфессиональна. Она не может быть редуцирована до какой-то определенной географии или группы людей. Неизбежное усложнение и репродукция коммуникативности, конституировали такой социум, который приобретал и сохранял универсальный набор инвариантных качеств, не зависящих от конкретики той или иной коммуникации. Механизм стирания «внутренних» культурных границ внутри единого социума, достаточно подробно описан у Лумана. Его общий принцип Луман раскрывает в приводимом ниже высказывании. «В качестве системы коммуникации общество отличает себя от своего окружающего мира, однако речь здесь идет о некоторой внешней, а не внутренней границе. Для всех подсистем общества границы коммуникации (в отличие от не-коммуникации) являются внешними границами общества. В этом, и исключительно в этом, подсистемы согласованы друг с другом. К этой внешней границе может и должна подсоединиться всякая внутренняя дифференциация, учреждая для отдельных подсистем различные коды и программы. Осуществляя коммуникации, все подсистемы оказываются причастными обществу».[110, 161]
Мультикультурализм в динамике глобализация
Вследствие беспрецедентного развития коммуникативных возможностей, устранения межгосударственных барьеров и интенсификации горизонтальной социальной мобильности, традиционно присутствующие в России культуры стали испытывать на себе мощнейшее инокульткурное внешнее воздействие. В самом общем плане, подобная культурная «экспансия» имеет своим результатом достаточно многочисленные и разнонаправленные последствия для культурного поля современной России, анализу которых и будет посвящен настоящий параграф.
Сама по себе, возможная классификация, как и оценка, инокультурного влияния представляется делом весьма непростым. В основном сложность этой задачи определяется несколькими причинами, среди которых хотелось бы выделить следующие:
- амбивалентность последствий устранения культурных барьеров;
- невозможность просчитать результаты «культурного экспансионизма» в долгосрочной перспективе;
- диффузный характер внешних культурных потоков;
- синкретизм культурного контента.
Тем не менее, несмотря на обозначенные трудности, сформулированная проблема может найти свое, если не окончательное, то, по крайней мере, промежуточное решение. Думается, что оценка степени и характера инокультурного влияния на современную российскую культуру должна предваряться анализом средств, задействованных для инфильтрации зарубежного культурного контента в отечественную культурную среду.
Самым эффективным каналом трансляции культурных дискурсов являются, на сегодняшний день, постоянно совершенствующиеся средства массовой коммуникации, дополненные к тому же интерактивными возможностями сети Интернет. Современные коммуникативные средства максимально ориентированы на воздействиена массовое сознание, являясь инструментом формирования этого сознания, поскольку они не просто информируют о содержательном аспекте той или иной культуры, но подают информацию с уже расставленными акцентами, в определенной интерпретации, в совершенно конкретной тональности. В свою очередь, согласно диалектическим принципам, массовое сознание само выступает в качестве инструмента преобразования существующего культурного ландшафта.
Культура любого современного государства, даже минимально причастного к процессам международной интеграции, обнаруживает себя в условиях растущей глобальной зависимости от воздействия самых разнообразных культурных потоков. Разумеется, каждый участник межкультурной интеракции для нормального культурного развития нуждается в получении информации относительно всего многообразия культур, причем не только настоящего, но и прошлого. Но одновременно с этим, социуму, принадлежащему к определенной культурной традиции необходимо осознать и рационализировать свои интересы в соответствие с собственными нормативными представлениями и обнаружить пути достижения искомого культурного горизонта.
Существующие каналы передачи культурной информации действуют на постоянной основе и обнаруживают тенденцию к постоянному расширению своей целевой аудитории. Информационные потоки, в современном мире, распространяются равномерно и связывают между собой как различные культурные анклавы, так и автономные социокультурные аудитории. Репрезентация культурного контента, осуществляемая посредством коммуникативных механизмов, не просто обозначает сущностные характеристики той или иной культуры, но осуществляет целенаправленное (программно-директивное) ее воспроизведение, основанное на селекции отдельных классов культурных элементов, с выделением наиболее значимых из них.
Другой особенностью ретрансляции культуросодержащей информации является то, что он практически никогда не подается в «чистом» дистиллированном виде, но в контексте иных сфер социальной жизни, куда входят экономика, политика, идеология и т.п. Конкретика содержания поданной информации зависит от особенностей ее источника и стоящего за ним целепо-лагания. При этом можно говорить об интенсификации конкурентной борьбы между различными информационными центрами. Такого рода конкуренция осуществляется по нескольким основным направлениям. Во-первых, это конкуренция между концепциями, интерпретациями и культурными парадигмами. Во-вторых, это может быть в чистом виде коммерческая конкуренция тождественных культурных концептуализации. В-третьих, конкуренция между «внешними» и «внутренними» поставщиками культурного контента, при которой последние пытаются отстоять целостность, когерентность восприятия «домашней» культурной модели. Функция массмедиа, в этом случае, согласно Н. Луману, состоит в «самоуправлении самонаблюдением общественной системы, - под этим подразумевается не спецификация некоторого объекта среди других, а некий способ разделить мир на систему (а именно общество) и внешний мир». [11, 151]
Универсальной основой всех без исключения вышеназванных конкурентных мотивов, являются материальные интересы, обуславливающие антагонизм даже концептуальных союзников. Современные коммуникативные инструменты уже давно приобрели статус средств производства, составляющих достаточно мощную коммерческую отрасль. В свою очередь законы рынка говорят о том, что товар должен быть продан в любом случае. Таким образом, индустрия коммуникаций оказывается интегрированной в условия информационного рынка, совмещая приспособление к нему с формированием последнего.
К сказанному следует добавить, развитие коммуникативных возможностей представляет собой один из основных приоритетов научно-технического прогресса. Более того, совершенствование средств трансляции информации, примером чего может служить освоение киберпространства, делает доступным производство и распространение информации даже для неспециалистов.
Указанные обстоятельства влияют на содержание и качество распространяемой информации, а также на характер ее аудиторного воздействия. Разумеется, что в сложившихся условиях, наиболее простой путь к целевой аудитории проделывают те образцы культуры, которые преподносятся наиболее агрессивной и в максимально доступной форме. Речь в данном случае ведется о проникновении массовой культуры, характеристики которой в полной мере соответствуют вышеназванным требованиям.
Повсеместное доминирование массовой культуры простимулировано идеей тотального, постоянно возрастающего уровня потребления. Сегодня массовая культура фактически конвергирована с культурой потребительства. На фатальные последствия данной конвергенции указывал еще М. Шелер, одним из первых распознавший ее признаки. Не случайно именно от Шелера прозвучал один из первых призывов «...вернуть себе господство над демони-ей овеществленных сил, выпущенных на свободу в предшествующую эпоху, чтобы поставить их на службу спасению человечества и осмысленной реализации ценностей». [207, 107]
Не менее актуальна, в этой связи, и шелеровская концепция «выравнивания», содержащая в себе мысль относительно унификации культур и исчезновения культурной самобытности. На сегодняшний день основными источниками распространения массовой культуры являются не столько государства и социумы, сколько крупнейшие мегаполисы, локализованные в самых разных точках планеты, ставшие местом концентрации финансовых, интеллектуальных и информационных ресурсов. Именно эти культуропоизво-дящие центры формируют культурные предпочтения, шкалу ценностей и жизненные установки. Подчеркнем, что выбор культурных приоритетов и жизненных стратегий не может быть названным до конца добровольным, поскольку таковые консолидированно внедряются в массовое сознание ведущими СМИ, осуществляющими так называемое «стимулирование реальности» (П. Козловски), что означает своеобразное конструирование социальной реальности, продуцирование специфической социальной онтологии. «В ситуации, когда успех или поражение политика на выборах, симпатии или антипатии к тому или явлению и событию изначально предопределены позицией ведущего телепрограммы или видеоинженера, конструирование реальности все меньше зависит от самой реальности в качестве исходного материала». [178, 23]
В сложившейся ситуации региональные и этнические культуры испытывают на себе сильнейшее давление космополитических культурных вторжений, оказываются втянутыми в конкурентную борьбу с явно превосходящими силами. Возникновение культурных или идеологических альтернатив в ближайшей перспективе вряд ли возможно именно по причине агрессивного распространения массовой культуры, «привыканию» к которой не может препятствовать ослабленный иммунитет традиционных культур. Массовое сознание, согласно Ю. Хабермасу, «...настолько ориентировано на пассивное, развлекательное и приватизированное использование информации, что когерентные, т.е. целостные, образцы толкования (хотя бы среднего радиуса действия) просто не могут больше сформироваться». [189, 21] Хабермас делает вывод: «Фрагментаризированное повседневное познание располагающих досугом потребителей препятствует образованию идеологии классического типа, но ведь оно само стало господствующей формой идеологии». [189,21]
Межкультурная компаративистика как методологическая основа социологического исследования российских культур
Признание эмпирически очевидного факта культурной самобытности народов, населяющих современную Россию, ставит перед социологом формирование универсальной стратегии исследования мультикультурализма, которая, с одной стороны учитывала уникальность и неповторимость каждой из культур, а с другой, была бы в состоянии выйти на предельно высокий уровень обобщения, позволяющий увидеть в многообразии культурных парадигм их фундаментальное единство, позволяющее интерпретировать культурное поле России как некую органическую целостность. Начать следует с экспликации и операционализации понятия культуры, то есть обнаружить такую его версию, которая продемонстрировала свою релевантность в социологическом исследовании.
Можно предположить, что искомое понятие должно быть интегрировано в междисциплинарный контекст, отражающий многообразие подходов и концептуализации современной гуманитаристики. Мы будем исходить из того, что к наиболее авторитетным теориям культуры относятся историко-критическая, герменевтическая, феноменологическая (в рамках качественной социологии), структурно-функционалистская, а также различные версии постмодерна. Вбирая в себя основные когнитивные подходы, данные теории подчеркивают различные аспекты понятия культуры, а также указывают на многообразие возможностей выбора исследовательских стратегий. Одновременно, осуществляется локализация социологической когнитивистики, ее привязка к определенной исследовательской программе.
В основе историко-критической теории лежит европоцентристская интерпретация российской культуры, согласно которой, культура России производная от новоевропейской культурной традиции. Сторонники данной теории убеждены в доминирующей роли европейской цивилизации в отечественном культурообразовании. «Предпосылки для складывания идеи культуры возникнут, когда появится представление о специфически человеческом, отличающемся от природного, то есть во времена Возрождения. При этом специфически человеческое выступит как предмет воспроизведения, культивирования, оно будет, как бы сосредоточено в прошлом, идеальном с точки зрения реализации принципа человечности (humanitas)» [181, 19].
В той или иной степени этот подход присутствует в самых разных концепциях культуры, так как различные культурные концепты в современной социологии конвергируют друг с другом. Новоевропейский активизм сформировал устойчивую убежденность в том, что культура зависит от основополагающих ценностей, определяющих рациональное целеполагание, реализация которого превращает человека в моральное существо.
Действительно, отечественная культура может быть понимаема как совокупность ценностей, созданных россиянами в процессе исторического развития государства. Следует указать на традиционную вторичность материальных ценностей и их символических эквивалентов для национального менталитета. Куда важнее, и это подтверждают наши исследования, императивы саморазвития и самообразования, духовное развитие, как таковое. Не случайно в России всегда высоко ценилась и до сих пор продолжает цениться образованность. Формирование российской культуры, таким образом, связано с восприятием идеалов гуманизма и духовности. Именно в разработке гуманистических теорий достигли наиболее заметных успехов российские мыслители. К их числу мы можем отнести B.C. Соловьева, С.Н. Булгакова, А.Ф. Лосева, П.А. Сорокина, М.С. Кагана и многих других.
В России культурные изменения во многом определяются потребностью в духовном совершенствовании. Релевантное понимание сущностных характеристик отечественной культуры, в основе которого лежит идея эволюции материальных и духовных потребностей индивида, должно коррелироваться с научным, техническим, социальным и моральным прогрессом. Однако, как отмечает А. Швейцер, материальное развитие, хотя и играет определенную роль в жизни культуры, она не является самодостаточной. «Наши великие материальные достижения, - утверждает великий гуманист, — привели к коренным изменениям условий жизни индивидов, общества и народов. Для того чтобы действительно стать прогрессом в плане подлинной культуры, они должны предполагать повышение требований к воззрениям на культуру...В наиболее общем виде угроза культуре, таящаяся в материальных достижениях, состоит в том, что массы людей в результате коренного преобразования условий их жизни из свободных превращаются в несвободных» [201, 93]. А. Швейцер понимает культуру в модусе очень близком к российской культурной парадигме, а именно как мобилизацию духовного начала в человеке, всестороннее раскрытие свободной личности. Думается, что в этом плане Швейцер чем-то глубже Маркса, увязывающего эмансипацию личности с развитием производительных сил и производственных отношений. Напротив, Швейцер говорит о потере свободы именно в процессе перехода от крестьянина к рабочему. Но оба они связывают с культурой прорыв к свободе, правда, понимаемой по-разному.
Кроме того, Маркс определяет культуру как некую разновидность человеческой деятельности [181, 88], где материальные и духовные ценности не связаны ни с религией, ни с искусством, ни с творчеством. Они есть результат двух видов производства - материального и духовного. Причем материальное производство первично, точно также как первично биологическое начало в человеке. Концепция материалистического понимания культуры выступает, прежде всего, как социологическая и политэкономическая история, ибо формула «бытие определяет сознание» была фактически трансформирована в формулу «материальное производство определяет культуру и духовную жизнь.
Культурную концептуализацию, предложенную К.Марксом, можно применить в описании российской культурной традиции, если ее не редуци 66 ровать исключительно к хозяйственно-экономическим процессам. Основанием для такого вывода является введение Марксом понятия «свободного духовного производства», указывающего на неполное совпадение эволюции культуры и развитие общества как такового. Однако в конечном итоге, материалистический подход способствует такому рассмотрению культуры, при котором она трактуется утилитарно и технологически, что не соответствует парадигмальным основаниям российской культурной традиции.
Идея наделения отечественной культуры особой креативной силой, может оказаться релевантной, если воспринимать ее не как кантианскую моральную потребность, а как социологический функционал. Функционалист-ский подход к пониманию российской культуры делает функцию тем детерминантом, в качестве которого у Маркса выступали производительные силы, а у Данилевского и Шпенглера - биологические и эстетические потребности человека. Функциональность, в качестве базового тезиса, может найти свое применение в самых различных культуроописывающих концептуализациях, как это имеет место в теориях игровой культуры. «Кто обратит свой взгляд на функцию игры не в жизни животных и не в жизни детей, а в культуре, тот вправе рассматривать понятие игры в той его части, где от него отступают биология и психология. Он находит игру в культуре как заданную величину, существующую прежде самой культуры, сопровождающую и пронизывающую ее с самого начала вплоть до той фазы культуры, в которой живет он сам» [199, 13].
Таким образом, в качестве, если не альтернативы новоевропейской социологии культуры, то, как минимум ее дополнением, вполне может выступать функционализм. Напомним, что данное течение в социологии тесно связано с антропологией. Традиция сравнивать общество с организмом и описывать его жизнь по аналогии с жизнью биологического существа идет от Г. Спенсера. Такие исследователи как Ч. Тейлор, Д. Фрейзер, Б. Малиновский, К. Леви-Стросс и другие рассматривали культуру различных народов как одинаково сложные системы, имеющие структуру и выполняющие определенные функции.
Именно функционализм гарантирует российскую культуру от обвинений в ее недостаточном «европеизме». Если «европоцентристы» рассматривают культурное развитие как эволюцию от полного нуля до современной гуманистической культуры и техногенной цивилизации, объективированных на современном Западе, то в функционализме даже первобытная культура воспринимается не как предельно примитивная и или основанная на предрассудках и заблуждениях, но как некий функциональный баланс архаики и новации.
Логика российского мультикультурализма просматривается в работах Б. Малиновского, согласно которому, культурные изменения представляют собой процесс, посредством которого социальная, духовная и материальная системы трансформируется из одного типа в другой. Культурные изменения происходят везде и всегда, ибо они представляют собой постоянно действующую тенденцию жизни человека и общества. «Они могут начаться под влиянием факторов и сил, внезапно появившихся внутри некоего сообщества, а могут происходить благодаря взаимодействию различных культур. В первом случае они принимают форму независимой эволюции; во втором они являют собой тот процесс, который в антропологии обычно именуется диффузией» [116, 18].
Социум в условиях интенсификации культурного транзитива: проблема адаптации
Неуклонно ускоряющиеся темпы транзитивистски окрашенных социокультурных процессов, придают особую актуальность вопросу обретения индивидом и обществом «новой» культурной идентичности в постоянно меняющихся условиях, поднимают на вершину иерархии цивилизационных приоритетов проблему адаптации к вновь возникающим социальным реалиям. Оговоримся, что под «новой» культурной идентичностью мы понимает симбиоз культурных традиций и новаций в их диалектическом развитии. При этом можно предположить, что в перспективе острота проблемы будет только усиливаться, поскольку уже сейчас социум ощущает себя пребывающим в условиях перманентного культурного перехода.
Поиск вероятностного адаптивного механизма не обещает быть легким не только по причине ускорения динамики социокультурных изменений, подчиненных принципу геометрической прогрессии, но и в силу отсутствия единого понимания проблемы в современном социологическом сообществе. Таким образом, свою задачу автор видит в том, что бы принять участие в проходящей ныне теоретической дискуссии и попытаться внести свой вклад в решение этого общественно значимого вопроса.
Отправной точкой наших рассуждений, мы склонны видеть междисциплинарную компаративистику, экстраполирующую законы природы на общество. Речь, в частности, идет о биологических законах, чье действие, по нашему убеждению, сохраняется и на социетальном уровне.
Если предположить, что адаптивные процессы в сфере культуры тождественны процессу социализации, то в актуализации нуждается соответствующий концептуальный аппарат и соответствующие когнитивные подходы. Такого рода умозаключение строится на факте биологической предрасположенности человека к овладению специфическими коммуникативными средствами, интегрирующими не все человечество как биологический вид, а отдельные локальные группы носителей определенной культуры.
Известно, что социализация осуществляется в рамках конкретных социальных групп, изначально предопределенная органической готовностью к восприятию элементов культуры как инструмента коммуникации, недоступного другим людям, не включенным в рамки социокультурной интеракции. Однако до сих пор остается неясной степень внешней среды на конкретного индивида.
Сциентистски-ориентированные подходы к решению адаптивной проблематики в социологии преимущественно опираются на идеи и принципы антропогенеза. Особенно популярны в настоящее время психологические и социально-психологические толкования адаптации как процесса включения индивида или референтной группы в систему общественных отношений посредством наделения их определенным набором качеств или как процесса усвоения опыта социальной жизни. При этом в одних концепциях адаптация интерпретируется как интериоризация социокультурного опыта, заключающаяся в выработке нормативно-поведенческих установок путем усвоения социальных норм, ценностей, элементов культуры и т. п. (М. Б. Туровский). В дефинициях, напротив, выделяется момент объективирования в качестве важней шей особенности процесса становления личности на ее основе включения в систему общественных отношений (Б. Г. Ананьев).
Вышеприведенные определения характеризуют культурную адаптацию как онтогенетическую закономерность. Они ориентированы главным образом на исследование личностного аспекта культурной адаптации. При этом делается попытка определить конкретные пути познания диалектики и механизма взаимодействия общества и личности в конкретном анализе онтогенетических характеристик процесса культурной адаптации. Практическая ценность данного подхода заключается в его ориентации на обнаружение наиболее эффективных адаптивных средств, в том числе в изменяющихся параметрах социокультурного бытия.
Однако, при всех его достоинствах, психологический подход не может подменить его философского аналога. Главной методологической особенностью социально-философского аспекта исследования адаптации является признание человека не только объектом (результатом), но и субъектом социализации. В этой связи, прежде всего, подчеркивается универсальность адаптивных процессов. Они не только действуют однонаправлено по схеме «общество - человек», но результируются и обратным влиянием.
Таким образом, можно сказать, что в настоящее время существует два основных воззрения на обозначенную проблему, первое из которых понимает адаптивный потенциал как некое врожденное свойство, во многом эмансипированное от внешнего воздействия общества. Оппонирующее представление, напротив, склонно видеть доминанту культурной социализации не в имманентных интериоризированных процессах, а во влиянии социальных факторов.
Поскольку каждая из существующих позиций поддерживается соответствующей системой аргументации, то наиболее продуктивным представляется некий компромисс, порождаемый резонным желанием обнаружить когнитивные корреляты обоих подходов. Подобная логика основывается на признании диалектического единства и равной значимости «внутреннего» и «внешнего», «психического» и «социального», «группового» и «индивидуального». При это чрезвычайно сложно выделить какую-нибудь единственную детерминанту в качестве доминирующей.
Одно из своих измерений вышеуказанная проблема обнаруживает в споре, участниками которого являются представители конфликтологии и функционализма. Первые обвиняют вторых в редукционистском видении проблемы, в попытках предварить социальную адаптацию обязательным условием «рафинирования» наличной ситуации, лишенной любых проявлений энтропии. «Важнейшей проблемой для них (функционалистов), - пишет Л. Козер, - является сохранение существующих структур, а также способы и средства обеспечения спокойного функционирования. Дезадаптация и напряженность для них - промежуточный этап на пути к консенсусу» [93, 39].
Разумеется, перед апологетами социального конфликта встала непростая задача - вывести социальный позитив из протекания энтропийных процессов. Артикуляция данной мысли осуществляется ими с помощью постулата тотальной конфликтогенности социального бытия. В соответствии с этим постулатом, адаптивные способности приобретаются, как в процессе преодоления противоречий целеполагания (реалистические конфликты), так и посредством «выброса» негативных эмоций (нереалистические конфликты).
Очевидно, что конфликтологи вплотную подошли к созданию принципиально новой адаптивной модели. С одной стороны, такая модель опирается на традиционную для конфликтологии идею общественного антагонизма, а с другой, на скрупулезном анализе содержания социального транзити ва. Примером подобного моделирования являются рассуждения Р. Дарендорфа о природе социальной аномии. Именно аномия, по мнению последнего, определяет возможности многомерного социального выбора, рождает спрос и предложение. «Жизненные шансы предлагают широкий диапазон выборов не только в том, что касается потребительских благ и материального достатка, но в смысле благоприятных возможностей для мобильности; разнообразие информационных источников, множественность партий являются необходимым условием обеспечения свободы выбора» [63, 33].
Впрочем, социальная действительность во всей ее экзистенциальной полноте с трудом поддается какой-либо схематизации. Признавая известную резонность конфликтологического дискурса, мы вместе с тем не можем не обратить внимания на тот факт, что последний предпочитает не акцентировать внимание на аспектах, противоречащих дискурсивной логике.
Так, например, артикулируемая конфликтологическим подходом свобода выбора, не учитывает наличие льготного доступа к тем или иным общественным благам у отдельных категорий населения, разницу в начальных стартовых условиях, психологические различия индивидов и прочие социальные дифференциалы. Даже в тех сообществах, где свобода и равенство закреплены институционально, а целеполагание охватывает предельно широкий сектор возможностей, жизненные шансы все равно остаются неодинаковыми в силу имманентной дифференцированности социума.
Гораздо менее противоречивой выглядит позиция функционализма, ставящая адаптивную проблематику во главу угла своих изысканий. Согласно этой позиции, любая социальная активность есть рациональная адаптация средств к целям, причем цели выступают как конечные средства и условия действия. Все это результируется интеграцией сегментов социума к общей системе ценностей.
Значительное место в такого рода исследованиях уделяется фактору институциональности как условию формирования социальной структуры. Именно институциональным усилиям отводится детерминирующая роль в реализации адаптивных процессов. Существующая институциональность определяет параметры нормативности и долженствования. Лояльное отношение к существующей общественной модели объявляется императивом, то есть является не только целесообразным, но и морально обязательным. Наличная институциональная структура, с этой точки зрения, гармонизирует социальную активность индивидов, стабилизирует систему, делает последнюю способной преодолевать внутрисистемную энтропию. Социальные институты осуществляют селекцию всего набора социальных поведенческих моделей, тем самым, оптимизируя комбинаторику социальных ролей.
