Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. СЕТИ МЕЖСЕМЕЙНОЙ ПОДДЕРЖКИ КАК ФОРМА СОЦИАЛЬНОГО КАПИТАЛА
1. Исходные характеристики сетей межсемейной поддержки как формы социального капитала
2. Эволюция взаимоотношений крестьянских домохозяйств (методика и результаты полевого исследования)
Глава 2. СЕТИ МЕЖСЕМЕЙНОЙ ПОДДЕРЖКИ И ТРАНСФОРМАЦИЯ КРЕСТЬЯНСКИХ СООБЩЕСТВ
3. Социальные сети межсемейной поддержки и неформальная экономика
4. Стратегии выживания в социальной практике крестьянских домохозяйств
5. Социальные функции сетей межсемейной поддержки: результаты качественного исследования
Заключение
Список использованной литературы
- Исходные характеристики сетей межсемейной поддержки как формы социального капитала
- Эволюция взаимоотношений крестьянских домохозяйств (методика и результаты полевого исследования)
- Социальные сети межсемейной поддержки и неформальная экономика
Введение к работе
Актуальность исследования определяется тем, что анализ субъектно-деятельностных аспектов трансформационного процесса российских социальных институтов и практик, по сути дела, только еще начинается в рамках нынешнего обществоведения. Центральную роль по праву играет в этом анализе социология. Социологическая наука, по определению известного американского исследователя Пола Суизи, представляет собой ни что иное как «историю современности». История социально-экономической современности России, измеряемая, в сущности, весьма недолгим временем, в которое необходимо включить последние десять-пятнадцать лет, представляет собой богатую и до сих пор еще недостаточно исследованную сокровищницу разнообразных опытов повседневного существования социальных субъектов. Поставленные перед целым рядом насущных жизненных проблем, социальные субъекты различных уровней вынуждены были выработать и осуществить (этот процесс продолжается и сегодня) самые различные формы социально-экономических практик, реализация которых была в состоянии сохранить известную долю стабильности социального существования.
К числу последних, несомненно, относятся новые формы социального капитала, воплощенного в различных рода сетях и системах поддержки. Исследование связей и неформальных сетей, обнаруживающихся между домохозяйствами, социально-территориальными общностями, формулирование и изучение реципрокных (взаимных) обменов, «экономики даров», обменов трудом, продуктами, информацией, методы изучения сетевых взаимодействий, социального капитала как ресурсного потенциала неформальной экономики, ценностных основ неформальных социально-экономических действий, анализ доверия как ресурса сетевого взаимодействия — эти и многие другие проблемы современного этапа социальной эволюции нуждаются в углубленном анализе. Эта работа уже началась и сделано довольно много - как в России, так и за её пределами.' Вместе с тем необходимо продолжать ис-
1 Henry Stuart. The Hidden Economy: The Context and Control of Borderline Crime. L.: Robertson, 1978. P. 42-60; Macaulay S. Non-Contractual Relations in Business: A Preliminary Study, American Sociological Economic Action, American Journal of Sociology (May 1993). Vol. 98, No. 6. P. 1327-1331; Perrow С Small Firm Networks, in: Swedberg Richard (ed.) Explorations in Economic Sociology. N.Y.: Russell Sage Foundation, 1993. P. 377-402; Portes A.and J. Sensenbrenner. Embeddedness and Immigration: Notes on the Social Determinants of Economic Action, American Journal of Sociology (May 1993). Vol. 98, No. 6. P. 1320-1326; Sik E. Reciprocal Exchange of Labour in Hungary, in: Pahl Robert (ed.) On Work: Historical, Comparative and Theoretical Approaches. Oxford: Basil Blackwell, 1989. P. 527-547; Ашкеров A. Экономическая и антропологическая интерпретации социального обмена // Социологический жур-
следование применительно к различным социально-экономическим структурам и социально-территориальным общностям. Данное диссертационное исследование посвящено анализу сетей социальной межсемейной поддержки на примере российских крестьянских обществ.
Степень научной разработанности проблемы характеризуется тем обстоятельством, что проблемы сетей поддержки в контексте проявлений и феноменов неформальной (эксполярной) экономики вот уже в течение нескольких десятков лет являются предметом изучения ряда научных дисциплин, анализируются с точки зрения философов, социологов, экономсоциологов, юристов, психологов, политологов. Соответствующие исследовательские усилия предпринимаются на уровне институтов Российской академии наук, классических и социально-экономических университетов, целого ряда факультетов и кафедр, представителей отраслевой науки.
Значительная часть работ, сыгравших важную роль в создании теоретико-методологической базы исследуемой проблемы, принадлежит перу ряда известных зарубежных авторов: А. Бейвласа, Г. Беккера, П. Бурдье, М. Грановеттера, М. Кастельса, Дж. Коулмена, П. Лазарсфельда, X. Левитта, Дж. Морено, Р. Патнэма, А. Портеса, А. Радклифф-Браун, Р. Сведберга, И. Шика и др. Основное внимание они уделяли как теоретико-методологическим проблемам «сетевых проекций» общественного организма, так и применению соответствующего инструментария в
нал. 2001. № 3. С.71-87; Барсукова СЮ. Вынужденное доверие сетевого мира // Политические исследования. 2001. № 2; Барсукова СЮ. Неформальная экономика и система ценностей россиян // Социологические исследования. 2001. № 1. С 57-62; Барсукова СЮ. Солидарность участников неформальной экономики на примере стратегий мигрантов предпринимателей // Социологические исследования. 2002. № 4. С. 3-12; Виноградский В. Вне системы: крестьянское семейное хозяйство // Социологический журнал. 1998. № 3А; Виноградский В. «Орудия слабых» неформальная экономика крестьянских домохозяйств // Социологический журнал. 1999. № У* . С. 36-48; Лылова О. Неформальная взаимопомощь в сельском сообществе // Социологические исследования. 2002. № 2. С. 83-88; Пилиховский А., Столбов В. Неформальная кооперация в сельских общинах // Социологические исследования. 2000. № 1. С 36-38; Радаев В.В. Сетевой мир // Эксперт. 2000. № 12; Скотт Дж. Моральная экономика деревни // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т.Шанина. М.: Логос, 1999. С.541-544; Титмус Р. Дар как социальный институт: рынок и человеческая кровь // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т.Шанина. М.: Логос, 1999. С 537-540; Уэллман Б. Место родственников в системе личных связей // Социологические исследования. 2000. № 6. С. 78-88; Фадеева О. Межсемейная сеть: механизмы взаимоподдержки в российском селе // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т.Шанина. М.: Логос, 1999. С. 183-218; Штейнберг И. Русское чудо: локальные и семейные сети взаимоподдержки и их трансформация // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т.Шанина. М.: Логос, 1999. С. 227-230; Якубович В. Социальные возможности и экономическая необходимость: включенность городских домохозяйств в сети неформальной взаимопомощи // Занятость и поведение домохозяйств: адаптация к условиям переходной экономики России / Под ред. В.Кабалиной и С.Кларка. М.: РОССПЭН, 1999 и др.
процессе познания важных сегментов социума, которые относятся и к производству (экономическая сфера), и к области повседневных социальных практик индивидов и групп.
Основные направления сетевых исследований достаточно разнообразны. К ним относятся прослеживание и оценка роли социальных связей при поиске работы, мобилизации коллективного действия и передаче информации (М. Грановеттер, Ч. Тилли, И. Лайт, С. Караджорждис, Дж. Монтгомери, К. Кэмпбелл, М. Долтон, Дж. Розенбаум, X. Ибарра, Д. Мэсси, Э. фон Хиппель, Ш. Шрадер), анализ социальных сетей власти и влияния (Д. Ноук, К. Кук, Р. Эмерсон, Д. Пфеффер, Дж. Салансик, Р. Бёрт, П. Марсден, Дж. Галаскевич, Э. Лауманн, Дж. Скотт), исследования процессов обратной эволюции больших фирм и их распадения на сети соглашений (Ф. Рётлисбергер, У. Диксон, М. Буравой, А. Стинчкомб, Р. Холл, И. Долтон, Г. Минцберг, Ж. Тироль), изучение ключевой роли сетей в хозяйственной жизни (Р. Пауэлл, С. Брентли, Б. Когат, М. Аоки, С. Бурман, Б. Харрисон, С. Макколи, Ч. Сейбел, Г. Херригел).
Заметный вклад в изучение данного явления внесли российские авторы, исследовавшие разнообразные проблемные стороны феномена сетей поддержки и социального капитала (Ю. Быченко, И. Монина, В. Радаев, М. Добрякова, П. Великий, И. Штейнберг, П. Романов). Одно из направлений работы связано с рассмотрением нового способа анализа и структурирования экономических и социологических данных, - способа, связанного с социальными сетями (social networks). Этому посвящены работы С. Барсуковой, В. Виноградского, Г. Градосельской, А. Дёмина, А. Маиляна, А. Никулина, Г. Родионовой, П. Романова, С. Стивенсон, О. Фадеевой, И. Штейнберга, Г. Ястребинской и др. Также социальные сети рассматриваются в контексте новейших направлений в социологии: теорий социального, человеческого и других видов капиталов (В. Автономов, Г. Беккер, К. Бруннер, Ю. Быченко, П. Вайзе, Ю. Веселое, А. Гордон, Г. Олсон, К. Поланьи, В. Радаев, Р. Швери, Ю. Эльстер, В. Якубович и др.). Целый ряд ученых убежден, что, помимо теоретического значения, анализ социальных сетей имеет большую прикладную ценность. Во всех последних исследованиях, как на Западе, так и в России, посвященных неформальной экономике, сетям межсемейной поддержки, культурным и политическим структурам, эмпирический материал анализируется преимущественно в тер-
минах социальных сетей. Об этом свидетельствует целый ряд работ, опубликованных в последние годы2
Одно из важных направлений исследований (Дж. Вайтмайер, С. Виссерман, К. Кук, Дж. Куклинский, Д. Ноук, Г. Семенов, Ю. Тернер, К. Фауст,) посвящено вопросам междисциплинарного определения сущности социальных сетей, описания областей применения сетевых подходов и их возможные ограничения. Анализируются достоинства и недостатки сетевых подходов по сравнению с традиционными статистическими методами, а также совместное использование сетевых и статистических методов. В конечном счете, обосновывается теоретический потенциал применения сетевых методов в социологии.
С середины 1990-х годов теоретическое осмысление проблемы социальных сетей всё более последовательно осуществляется в их сопряженности с неформальной (эксполярной) экономикой, прочно укорененной в социальных структурах, организациях и институтах. Этим важнейшим аспектам посвящены работы Н. Бокун, М. Грановеттера, И. Кулибаба, О. Кузиной, Т. Кузнецовой, Л. Никифорова, А. Никулина, М. Николаевой, Т. Шанина, А. Шевякова и других авторов.
Безусловно, важное значение в изучении сущности и феноменологии проблем взаимодействия социальных субъектов в повседневных социально-экономических практиках имеет историко-генетический подход, позволяющий проследить эволюцию такого рода практик во времени. Подобные работы немногочис-
Барсукова СЮ. Неформальная экономика: причины развития в зеркале мирового опыта // Проблемы прогнозирования. 2000. № 4. С. 152-158.; Бокун Н., Кулибаба И. Теневая экономика: понятие, классификации, информационное обеспечение // Вопросы статистики. 1997. № 7. С. 3-10.; Бокун Н., Кулибаба И. Проблемы статистической оценки теневой экономики // Вопросы статистики. 1997. № 7. С. 11-19.; Методы оценки масштабов теневой экономики // Теневая экономика: экономический и социальный аспекты. М.: ИНИОН, 1999. С. 67-91.; Неформальная экономика как глобально-историческое явление // Теневая экономика: экономический и социальный аспекты. М: ИНИОН, 1999. С. 13-29.; Шанин Т. Эксполярные структуры и неформальная экономика современной России // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. М.: Логос, 1999. С. 11-32.; Эволюция исследований неформального сектора за рубежом // Теневая экономика: экономический и социальный аспекты. С.30-68.; Косалс Л., Рывкина Р. Становление институтов теневой экономики в постсоветской России // Социологические исследования. 2002. № 4. С. 13-21.; Латов Ю.В. Экономика вне закона: Очерки по теории и истории теневой экономики. М.: Московский общественный научный фонд, 2001. С. 210-253.; Леденева А. Блат и рынок: трансформация блата в постсоветском обществе // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т.Шанина. М.: Логос, 1999. СП 1-124.; Castells, М. and A. Portes. World Underneath: The Origins, Dynamics, and Effects of the Informal Economy, in: Portes, A., M.Castells and L.Benton (eds.) The Informal Economy. Studies in Advanced and Less Developed Countries. Baltimore, L.: The Johns Hopkins University Press, 1989. P. 11-37.; Smith, S. Defining the Shadow Economy, in: Smith, S. (ed.) Britain's Shadow Economy. Oxford: Oxford University Press, 1986. P. 6-13.; Pahl, R.E. Some Remarks on Informal Work, Social Polarization and the Social Structure, International Journal of Urban and Regional Research (1988). Vol. 12, No. 2. и др.
ленны, но весьма значимы. К ним относятся исследования А. Ахиезера, В.Данилова, В. Шелохаева, А. Гордона, В. Виноградского, Т.Шанина, В. Кондрашина, Н. Козина, О. Яницкого.
Не менее важны и сложные методические проблемы, встающие на пути специалистов. Социологическая информация о социальных сетях добывается со значительными трудностями и требует от исследователя особой подготовки и умений. Этому посвящен целый ряд методических наработок, к числу которых относятся тексты Г. Батыгина, И. Девятко, Т. Шанина, Е. Ковалева, И. Штейнберга, П. Романова, Е. Ярской-Смирновой, Г. Карповой, Д. Петрова, О. Бойко, А. Готлиб и Др.
Методологическую и теоретическую основу диссертации составляют фундаментальные теоретические положения М. Вебера (концепция социального действия), Т. Парсонса (о структуре социального действия), Э. Гидденса (о преднамеренных и непреднамеренных последствиях человеческих действий). Метод научного объяснения исследования находится в пространстве проблемных теоретических положений критической парадигмы, базирующейся на идее социального неравенства и признающей необходимость преобразования общества, а также интерпретативной парадигмы (теорий символического интеракционизма, феноменологии, герменевтики). На формирование методологической основы диссертации оказали влияние труды по общей методологии исследований Г. Батыгина, В. Ярской, Т. Шанина. В разработке методологии эмпирического исследования диссертант основывался на методологических принципах, раскрытых Е. Баллаевой, Дж.Мангеймом, В. Ядовым. Анализ текстов проводился с опорой на подходы, разработанные Е. Мещеркиной, Н. Козловой, В. Семеновой, И. Ухвановой-Шмыговой, Е. Ярской-Смирновой.
Эмпирическую базу исследования составили данные, полученные путем анализа архивов социологических крестьяноведческих экспедиций 1990-2000 гг., проведенных коллективом исследователей под руководством Т.Шанина. Автор принял участие в транскрибировании, а затем и в преданалитическом реструктурировании текстов интервью, собранных в различных регионах сельской России. Это и послужило источниковедческим фундаментом настоящего исследования.
Достоверность и обоснованность результатов исследования определяется непротиворечивыми теоретическими положениями, комплексным использованием теоретических и эмпирических методов социологии. Результаты эмпирических ис-
следований сопоставлялись с результатами отечественных и зарубежных исследований.
Объектом исследования выступают сетевые структуры межсемейной поддержки в условиях российского села. Предметом исследования является трансформация сетей межсемейной поддержки в практике выживания крестьянских домохозяйств. Цель диссертационного исследования - определение роли сетевых структур межсемейной поддержки в стратегиях выживания крестьянских домохозяйств. Поставленная цель предполагает решение следующих теоретических и эмпирических задач:
провести анализ исходных, основополагающих характеристик сетей межсемейной поддержки;
обнаружить взаимосвязь первичной солидарности субъектов социального действия и процессов возникновения сетей межсемейной поддержки;
раскрыть внутреннюю соотнесенность представления о сетях межсемейной поддержки с концепцией социального капитала;
исследовать исторические линии трансформации повседневных взаимоотношений субъектов крестьянской семейной экономики как элементов социальных сетевых структур;
проследить взаимосвязанность сетей межсемейной поддержки и типичных проявлений неформальной крестьянской экономики;
провести исследования содержания сетей межсемейной поддержки, используя качественные социологические методы.
Научные положения, выносимые на защиту: Сеть межсемейной поддержки понимается как система социальных связей и
отношений, где прослеживается движение разнообразных ресурсов, где имеет место
явная или отложенная польза и где наличествует выбор конкурирующих
альтернативных вариантов (сделать/получить дешевле, быстрее, результативнее).
Составляющими элементами сети поддержки выступают неформальные связи и
отношения, всевозможные движения ресурсов, сиюминутная или отложенная польза, а
также выбор конкурирующих вариантов. Сеть поддержки - это не только движение, но и обращение ресурсов, не просто связи, а партикуляристская (не универсальная) сеть, которая носит непосредственно личный или же квазиличный (т.е. воплощаемый с помощью знакомства через посредников) характер.
Классификация сетевых отношений между семьями опирается на два основания, - на степень эквивалентности взаимных обменных акций и потоков и на величину временного лага, отделяющего их друг от друга. В соответствии с этим выделяются различные практики сетевых взаимодействий, основанные, во-первых, на фактах безвозмездной помощи, носящей неэквивалентный характер, во-вторых, на заранее оговоренных обменных отношениях (как одномоментных, так и отложенных), и, в-третьих, на продуманной рациональной кооперации усилий и средств разных семейств как членов локальной межсемейной сети.
Аналитически продуктивным является формулирование критериев, в соответствии с которыми оказывается возможным выделить типы межсемейных сетей поддержки. К такого рода критериям относится, во-первых, преимущественный характер связи (экономическая или социальная) и, во-вторых, тип отношений между контактирующими людьми (родственные, соседские, дружеские, партнерские).
Прообразом и исходной моделью методологии сетевого может послужить обоснованный Ф.Тённисом метод исследования эволюции любых исторических типов социальности и, следовательно, и реструктурирования социальных сетей поддержки. Мы предпринимаем попытку продемонстрировать познавательные возможности данной методологии на базе историко-социологического анализа взаимо-
отношений российских крестьянских домохозяйств (дворов).
Факт внутренней неразрывности сетей межсемейной поддержки и неформальных экономических практик наиболее рельефно прослеживается в крестьянской социально-экономической повседневности. Сопряженное рассмотрение этих социальных феноменов аналитически реконструировать модели выживания, которые требуют мобилизации не столько экономического, сколько социального капитала.
Стратегии выживания в социальной практике крестьянских дворов базируются на комбинации чисто экономических и морально-экономических действий, направленных не только на воспроизводство конкретной семейной единицы, но и
более широкомасштабных социальных организаций (кланов, соседских объединений, территориальных общностей).
Российское село, впитавшее в повседневный обиход многовековые нормы общинности и коллективизма и не утратившее относительной прочности семейных связей и норм традиционной семьи, выживает сегодня именно благодаря центростремительным социальным силам. Формировавшаяся в течение веков традиция «коллективного действия» предопределяет устойчивость сельских миров в условиях разрушительных для них колебаний внешней среды.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:
по-новому проанализированы и обобщены подходы к определению базовых характеристик межсемейных сетей, предложено авторское определение сетей поддержки;
с современных теоретических позиций качественной социологии проведено исследование историко-социологических материалов, касающихся взаимоотношений российских крестьянских домохозяйств;
впервые осуществлён социологический анализ эволюции типов отношений крестьянских дворов с выявлением тенденций распадения былого органического единства и появления центробежных социально-экономических и культурно-психологических тенденций;
впервые осуществлен систематический анализ соотношения неформальных экономических практик и сетей межсемейной поддержки, на теоретическом уровне прослежено их внутреннее единство и взаимодополнительность (комплементарность);
получены новые результаты в анализе стратегий выживания в практике крестьянских дворов, — стратегий, базирующихся на принципах моральной экономики и прагматических установках в отношении государственных социально-экономических структур;
по-новому осуществлено обоснование необходимости построения основ гражданского общества, базирующихся на принципах межсемейных сетей взаимопомощи и поддержки.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Результаты исследования имеют теоретическое и практическое значение для развития социологии организаций, экономической социологии, этносоциологии, социальной антрополо-
гии, общего и сравнительного крестьяноведения, тендерных исследований, теории и
практики социальной работы. Материалы диссертационной работы окажутся полез
ными при создании образовательных программ для студентов, магистрантов, аспи
рантов социологических, экономико-социологических, социально-
антропологических факультетов, кафедр и отделений социальной работы. Получен
ные диссертантом результаты могут быть привлечены при чтении специализиро
ванных курсов по проблемам социального взаимодействия, социального капитала и
социальных сетей. Значительный первичный материал, аналитически освоенный в
рамках диссертационного исследования, может найти применение в процессе иллю
стрирования теоретических выкладок, касающихся эволюции социально-
территориальных общностей. Выводы диссертации могут быть использованы при
разработке практических мероприятий органами, ответственными за формирование
и осуществление эффективной социальной политики.
Исходные характеристики сетей межсемейной поддержки как формы социального капитала
Многие отечественные и зарубежные специалисты, работающие в сфере социальных наук, эмпирически наблюдая и аналитически препарируя российский социум последних десяти-пятнадцати лет, неоднократно обращали внимание на заметное повышение роли и значения в повседневном существовании людей межличностных и межсемейных связей и обменов.5 Иначе говоря, налицо констатация того, что советское и, особенно, постсоветское общество буквально пронизано, «прошито» некими разнообразными «линиями» более или менее тесных социально-экономических и культурно-психологических отношений. Больше того, наш собственный обыденный опыт настойчиво свидетельствует о том, что совершенно чужих людей в социуме попросту нет: поговорив даже с совершенно незнакомым человеком, убеждаешься, — в круге его связей обязательно «всплывут» наши общие знакомые или знакомые знакомых. Всем известно присловье о том, что «Россия - большая деревня, — все знают всех». И оно не лишено определенного смысла. Интерпретируя подобную ситуацию в теоретико-познавательном аспекте, можно утверждать, что в арсенал социологических методов снова возвращается несколько подзабытая и довольно бесцеремонно отодвинутая современным обществоведческим дискурсом, просторная и эвристическая дихотомическая формула немецкого социолога-теоретика Фердинанда Тенниса «Gemeinschan. und Gesellschaft». К соответствующей интерпретации научного наследия Ф. Тенниса мы обратимся в дальнейшем изложении.
Второе важное впечатление о формах новейшей эволюции российского социума связано с тем, что эпоха радикальных перемен, начавшихся с шоковой терапий 1991-1992 года, продолжившаяся коллапсом августа 1998 года, хотя и сильно встряхнула привычное существование людей, всё же выразительно продемонстрировала весьма высокую степень адаптированности, гибкости, жизнеспособности (и даже поразительной живучести) населения, которое, несмотря на размашистые, тяжкие удары порой неуклюжих реформ, сумело довольно быстро приспособиться к новой социально-экономической и психологической ситуации. Существует отчетливое ощущение, что указанные выше характеристики внутренне связаны между собой. Поэтому можно предполагать, что жизнеспособность социальных субъектов детерминирована, кроме природной смышлености россиян, наличием разветвленных сетей поддержки, взаимопомощи, обмена и т.п. Разного рода обстоятельства и детали соответствующих социальных практик могут быть (и являются) предметом изучения экономистов, антропологов, социальных психологов, культурологов. И далеко не последнее место занимают здесь исследования социологов.
В ряду обществоведов, работающих над «структурами повседневности» (Ф. Бродель), немало таких специалистов, которые применяют в своих полевых и теоретических исследованиях метод так называемой «двойной рефлексивности» (Т. Шанин), относящийся к сфере качественных социологических парадигм. Это объясняется тем, что их исследовательская практика воплощает реакцию неудовлетворенности традиционными аналитическими процедурами. Обычные социологические описания советско-российского социума, в которых пределом деления были такие обобщенные группы как «рабочие», «служащие», «крестьянство», «горожане», совершенно не давали возможности изучить и понять общество снизу, сосредоточиться на социальных микромасштабах, детально разобраться в том, как люди реально строят свои стратегии выживания и развития. Именно двойная рефлексивность, предполагающая сочетание качественной социологической методологии со стратегиями полевого исследования, в котором господствует интерактивность, детерминированная, во-первых, длительным личным вживанием исследователя в «поле» и, во-вторых, глубокими, саморазворачивающимися, неструктурированными или полуструктурированными интервью, - именно двойная рефлексивность позволяет нащупать и обнаружить субъективность самих объектов (социальных акторов). Данная субъективность выражается, прежде всего, в том, что не столько исследователь интерпретирует происходящее, сколько сам объект исследования, вовлеченный в принципиально неторопливые процедуры двойной рефлексивности, определяет и объясняет поступки и сделанный им выбор стратегий и тактик жизни. Во 2-ой главе настоящего исследования данная аналитическая парадигма будет освещена и проиллюстрирована более подробно.
Эволюция взаимоотношений крестьянских домохозяйств (методика и результаты полевого исследования)
Специфика данного раздела диссертационного исследования состоит в том, что для анализа взаимоотношений крестьянских домохозяйств мы избираем не сетевую методологию (эта аналитическая проекция будет реализована в рамках второй главы), а социологическую парадигму Фердинанда Тенниса. Это связано с тем, что именно в его работах заложен, на наш взгляд, надежный фундамент исследования эволюции любых исторических типов социальности и, следовательно, и реструктурирования социальных сетей поддержки. Классические социологические обобщения Ф.Тенниса должны входить в современную научную практику, но с некоторыми поправками. Каковы возможности и ограничения применения учения Ф.Тенниса в исследовании социальных состояний и процессов? Иначе говоря, возможно ли наблюдать социальные реалии, раскладывая их спектр с помощью тённи-совской теоретической призмы?
Судя по современным публикациям, подобный вопрос не является сугубо академическим. Так, журнал «СОЦис» поместил статью Р.Шпаковой с характерным вопросительным заголовком: «Фердинанд Теннис. Забытый социолог?»41 В ней констатируется, что «время социологии Тенниса только начинается».42 Иначе говоря, он, в известном смысле, опередил своё время. Однако социологические открытия Тенниса появились не слишком рано, а, наоборот, несколько позднее, чем это было бы необходимо с точки зрения потребностей объяснении эволюции социальных структур. К моменту выхода труда Тенниса «Gemeinschaft und Gesellschaft» на социально-философской книжной полке уже стояли работы Г.Гроция, Ш.Монтескье, Ж.-Ж.Руссо, Т.Гоббса и других мыслителей, каждый из которых обсуждал идеи, как органичности, так и функциональной структурности общественного устройства. Кто знает, - появись работа Ф.Тенниса лет на 70-100 раньше, контуры социальной философии конца XVIII-первой половины XIX века были бы, видимо, несколько иными.
Фактом является то, что объяснительный потенциал его идей оценен до сих пор не в полной мере. Об этом, в частности, свидетельствует нечастое употребление тённисовских теоретических понятий в современном социологическом дискурсе. Поэтому небесполезно систематизировать аргументацию, позволяющую еще раз вернуться к главным понятиям Ф.Тённиса. Основные понятия социологической концепции Ф.Тённиса были сформулированы в его книге «Gemeinschaft und Gesell-schaft» (1887 г.).43 В центре концепции Тенниса два понятия - «Gemeinschaft» и «Gesellschaft». В теоретической социологии понятие «Gemeinschaft» принято переводить как «община». Перевод, по мнению ряда специалистов, неудачный, поскольку, во-первых, у Тенниса есть специальный термин для обозначения «общины» («Gemeinde»). Во-вторых, на русском языке «общиной» назывались определенные организационно-хозяйственные формы крестьянского землевладения. Понятие же «Gemeinschaft», прежде всего, есть важный элемент социологической теории. Что оно означает? Это - такой способ организации общества, где социальные связи носят преимущественно органический, основанный на внутренней (кровнородственной, дружеской, а также на обусловленной общим "ойкосом") близости субъектов, характер. «Gemeinschaft» - это «сообщество». Но это не столько «содружество», сколько «соузничество», объединение с помощью разветвленной сети связей, уходящих частью к предрассудкам, частью — к инстинктам, а частью — к опыту предков. «Gesellschaft» - иной тип связей, в чем-то вытекающий из «Gemeinschaft a», но в решающей степени противоположный ему. В «обществе», по Теннису, «чистый контракт становится базисом всей системы».44 Солидарность «Gesellschaft а» - скорее механическая, нежели органическая. Люди сцеплены взаимонацеленными интересами, имеющими, как правило, индивидуалистическую, эгоистическую подоплеку. Разумеется, эти понятия социологической концепции Ф.Тённиса - теоретические конструкции, схематизирующие реальные социальные отношения. Но сам автор называл данные понятия «объективными», то есть способными быть «встроенными» в социальную реальность. Свойство объективного понятия - непрерывно реагировать на социальный мир, отбирая из него и вбирая в себя новые моменты и идеи. Объективное понятие способно к саморазвитию. Такого рода понятийные конструкции были впоследствии названы идеальными типами. Их эвристические возможности были раскрыты Э.Дюркгеймом, М.Вебером, Р.Редфилдом, Т.Парсонсом и другими видными социологами.
Социальные сети межсемейной поддержки и неформальная экономика
Термин "неформальная экономика" в работах обществоведов (сначала экономистов, а затем и собственно социологов) получил распространение сравнительно недавно, в первой половине 1970-х годов. В исходном значении он использовался для обозначения экономической деятельности, которая протекает преимущественно за пределами "формальных" предприятий и организаций, - а именно тех из них, которые входят в состав государственного или частного секторов, и экономическая деятельность которых прозрачна для статистики и фигурирует в системе национальных счетов. Короче говоря, неформальная экономика - это некая самоуправляющаяся самодеятельность субъектов, не имеющая жестко установленных параметров, пластичная и ситуационная. Подобного рода деятельность систематически ускользает из системы показателей и оценок формальной статистики. Вместе с тем она, бесспорно, образует важную часть экономики, — и в каждой экономической сфере есть определенная часть, которая документально не учитывается. Но это не только часть, сегмент, участок экономики, - это ее определенная форма. Такая форма получила на Западе название неформальной экономики. Это понятие было сформулировано по поводу третьего мира, в частности, Африки. Но с течением времени оно все больше переходит в западные индустриальные страны, например, в Италию, где понятие неформальной экономики становится важным элементом понимания действительности. Данная категория, как показывают соответствующие исследования, в немалой мере полезна и для изучения российской действительности, - как с точки зрения видения фактов, так и с позиций анализа.
Впервые этот термин был использован британским учёным Кейтом Хартом для описания самозанятости и эпизодического труда в городах развивающихся стран. Позднее, вместе с другими терминами, описывающими схожие понятия ("черная экономика", "подпольная экономика", "теневая экономика"), его стали применять и для описания ситуации в развитых странах. Ясно, что сам по себе феномен "неформальной экономики" - не новейшее изобретение и имеет почтенный возраст. Однако, - именно из-за пластичности, ситуативное и прихотливости неформальных хозяйственнно-экономических акций, - её эмпирические свидетельства по-прежнему остаются разбросанными и случайными, варьируясь от описания коррупции среди служащих государственного банка Заира до анализа проблем сбыта продукции подпольных цехов в пригороде Лондона, в которых заняты эмигранты из Вест-Индии или Пакистана, существуя в широком диапазоне действий - от подсчетов сверхприбылей на героиновых плантациях Северного Афганистана до оценок барышей разносчиц пирожков, кваса и горячих напитков на вещевых рынках современной России.
Несколько прозрачнее и строже выглядит интеллектуальная история этой познавательной концепции. Ее появление было вызвано неудачами, которыми неизменно оканчивалось применение стереотипных экономических моделей для описания "реальной экономики" в большинстве стран мира. На проблему "неформальной" составляющей и на трудности, связанные с её учетом, стали все чаще указывать социологи, антропологи, географы и историки. Причем именно социологи задавали тон. В этой связи следует упомянуть несколько важных попыток документального описания уличной экономики, которые считаются сейчас классическими. В первую очередь это работы Г.Мэйхью, О.Льюиса и У.Уайта51. Работа Г.Мэйхью считается одной из первых попыток систематического описания тех стратегий, которые использовало социальное дно Лондона в повседневной борьбе за свое существование в середине 19-го века - от воровства, грабежей и рэкета до подпольного производства спиртного и контрабанды. Выдержавшая множество изданий монография У.Уайта посвящена обитателям бедных итальянских кварталов в Нью-Йорке и тем социальным структурам, которые они формируют, а работа О.Льюиса «La Vida» целиком построена на так называемом методе "семейных историй" - жизнеописании бедняков в Мехико и их особой "экономической культуре бедности", центральное место в которой занимают получение нелегальных доходов.
