Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Традиционная семья как объект социально-психологического исследования
1Л. Структура и функции семьи как социального института и социально-психологической группы,
1.2. Социально-психологические особенности традиционной семьи . 35
1.3. Условия изменения ролевой структуры традиционной семьи: постановка проблемы
Глава 2 Разработка методики эмпирического социально-психологического исследования динамики ролевой структуры традиционной семьи
2.1. Разработка программы эмпирического исследования 85
2.2. Разработка и обоснование методики исследования. Анализ данных.
Глава 3, Социально-психологические изменения ролевой структуры традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта 109
3.1. Социально-психологическая адаптация традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта
3.2. Социально-психологическая деформация ролевой структуры традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта
3.3. Социально-психологические факторы устойчивости традиционного уклада семьи в условиях социогенных катастроф Выводы 141
Библиография 144
Приложения 153
- Социально-психологические особенности традиционной семьи
- Разработка программы эмпирического исследования
- Социально-психологическая адаптация традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта
- Социально-психологическая деформация ролевой структуры традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Современную эпоху не случайно называют эпохой глобализации. В упрощенном виде суть процесса глобализации- состоит в распространении по всему миру моделей общественного устройства, жизненных стратегий и образцов взаимодействия, являющихся по сути продуктом длительной, многовековой эволюции западных обществ и культур, но представляющих собой безусловную новацию для многих других регионов мира лишь недавно (с середины прошлого XX в.) включенных в процесс глобализации. Для указанных регионов мира, а более конкретно ряда регионов России процесс глобализации можно, с социально-психологической точки зрения охарактеризовать как процесс ускоренной модернизации традиционных социальных организаций и, следовательно, людей действующих в рамках этих организаций, их сознания и деятельности.
Частным случаем модернизации традиционных социальных организаций, где в наиболее отчетливой форме можно проследить этот процесс на социально-психологическом уровне является модернизационная динамика института семьи. Особенность семьи состоит в том, что она представляет собой одну из устойчивых, практически на протяжении всей истории человечества и присутствующую во всех культурах мира, структур социального взаимодействия. Существует обширная литература, посвященная различным аспектам динамики семьи- вплоть до предсказаний ее исчезновения как социального института или как структурной ячейки общества. Однако, по сути речь может идти скорее об изменении, в соответствии с изменением социально-экономических условий жизни, функций семьи от базовой хозяйственно-политической единицы в большинстве традиционных сообществ до межличностного, «психологического» союза в ряде современных «постиндустриальных» контекстов, что отчетливее всего фиксируется в изменениях ролевой структуры семьи.
Как научная проблема эти изменения эффективнее всего могут быть рассмотрены в рамках широкого круга исследований связанных с изучением и описанием процессов модернизации традиционных социальных институтов, и в частности института семьи, характерных для современного глобализирующегося мира. По мнению известного специалиста в области семейной психотерапии Н. Пезешкиана суть современных модернизационных процессов применительно к семье состоит в том, что происходящие сегодня в мире перемены не позволяют семье существовать так, словно она изолированная группа, которая считается только с собственными правилами. Плюралистическое сосуществование многих семей и групп, где каждый придерживается различных философских, религиозных, этических взглядов и живет согласно специфическим производственным отношениям и правилам человеческого поведения, становится нормой отношений внутри отдельной семьи .
Как правило, модернизация уклада жизни, в том числе и семейного уклада - процесс вполне естественный, редко превращающийся в серьезную социальную проблему для общества и психологическую проблему для людей. Однако, есть ситуации и даже периоды жизни обществ, когда процесс модернизации приобретает насильственные формы, когда наступает прерывание естественного постепенного развития либо вследствие внешнего экономического и/или военного давления, либо из-за внутренних конфликтов. Ситуация конфликта — социального, политического, экономического, приобретающего в ряде регионов России форму межэтнического конфликта была достаточно характерна для трансформирующейся России последнего десятилетия XX в. «Наиболее известной особенностью этнополитической ситуации России в последнее десятилетие XX в. стали открытые этнополитические конфликты. После распада СССР на территории России зафиксировано два длительных вооруженных конфликта с участием регулярных войск; около 20
1 См.: Псзешкиан Н. Позитивная семейная психотерапия. М., 1993. С. 28.
кратковременных столкновений, повлекших человеческие жертвы; и несколько десятков невооруженных конфликтов, имеющих признаки острой этнической конфронтации»". Межэтнические конфликты, их социально-экономические и социально-психологические последствия и по сей день являются одним из серьезных проблемных факторов, влияющих на функционирование семьи, во многом определяющих изменение ее структуры. Причем конфликты такого рода наиболее характерны именно для тех регионов России, где сохраняется и по сей день веками сложившийся уклад жизни и, в том числе, традиционные модели семейного взаимодействия.
В нашей работе в качестве такой проблемной ситуации, влияющей на изменение структуры семьи мы рассматриваем осетино-ингушский конфликт, для которого, во-первых характерны все типичные фазы протекания межэтнического конфликта, известные конфликтологам, и, во-вторых, последствия его по сей день нельзя признать преодоленными. В 1992г. этот конфликт из латентной фазы перешёл в открытое вооружённое столкновение. В настоящее время регион конфликта специалисты рассматривают как «зону вооруженного межэтнического конфликта,... где наблюдается неустойчивое перемирие, при котором вооруженные столкновения спорадически возобновляются в виде отдельных вспышек насилия»3. Отвлекаясь от исторических, экономических и других причин возникновения и хода развития этого конфликта, мы считаем важным с точки зрения социальной психологии подчеркнуть, что последствиями его явились значительные человеческие жертвы, потеря жилья, имущества, работы, всего привычного уклада жизни для многих ингушских семей, проживавших в Пригородном районе РСОАлания. Эти трагические события не могли не отразиться на изменениях структуры ингушской семьи, длительное время
Э.А Паші. Этно пол йти чес кий маятник. Динамика и механизмы этнополитических процессов в постсоветской России. М., 2004. С. 131. 3Э.А. Наин. Цит. соч.С. 133.
сохранявшей почти в полном объеме этнокультурные традиции образа жизни и взаимодействия между членами семьи.
Научная разработанность проблемы. Модернизационная динамика структуры семьи является предметом исследования практически всего комплекса гуманитарных дисциплин.
Начиная со второй половины XIX века, теоретические проблемы семьи находились в поле зрения социальных антропологов и социологов. В трудах Л. Моргана, Ф. Энгельса, М. Ковалевского, Ф. Ле Пле, Б. Малиновского и П. Сорокина представлен широкий спектр точек зрения на генезис, состояние и перспективы изменения института семьи. Выработанные тогда принципы сохраняют свою актуальность и для анализа современной социологии семьи.
В отечественной социологии достаточно широко представлены теоретические концепции семьи как социального института, социально-психологической общности, малой социальной группы, выполняющей определенные функции, включающий систему семейных ролей, обладающей определенной структурой (А.И. Антонов, СМ. Голод, Е.А. Личко, О.А. Карабанова, М.С. Мацковский, В.М. Медков, М. Мид, В. Сатир, Т.М. Трапезникова, А.Г. Харчев и др.). В частности, проблемы взаимоотношений семьи и общества рассматривали такие социологи как М. Мацковский, А. Харчев, С. Голод4
Об актуальности исследования проблемы модернизации института семьи свидетельствует появление ряда работ по социально-культурной адаптации семей, в которых рассматриваются ее отдельные аспекты5. В отечественной и зарубежной этнополитологии и этносоциологии имеется обширная литература, посвященная анализу, типов, экономических, социальных, политических и демографических причин и последствий
Голод С.И., Харчев А.Г. Стабильность семьи: социологический и демографический аспекты. Л.: Наука, 1984. Мацковский М.С. Социология семьи. Проблемы теории, методологии и методики. M.: Наука. 1989; Харчев А.Г. Брак и семья а СССР. Опыт социологического исследования. М: Мысль, 1979.
Божедонова А.Н. Семейио-бытовые отношения в условиях реформирования России как фактор социальной политики. Автореф. дисс. Ярославль, 1999.; Гаспарян Ю.А. Институт семьи: социологические проблемы обновления и развития. Автореф. дисс. докт. социологич. наук. СПб., 1998; Кучмаев М.Г. Традиционное и инновационное в культуре семейных отношений,—М., 1999.
межэтнических конфликтов. В 1980-х гг. ведущий советский этнограф, академик Ю. В. Бромлей разработал детальную классификацию этнических и этносоциальных процессов, как конфликтных, так и интеграционных6. После распада СССР, в силу известных исторических причин, исследователи в России и других странах СНГ сосредоточились, в основном, на изучении лишь одной из разновидности этих процессов - конфликтных, пытаясь понять и объяснить причины возникновения этнонолитических конфликтов и роста этнополитического экстремизма и терроризма. Ряд специалистов внесли особый вклад в исследование экстремальных этнополитических процессов и предложили новые методологические подходы к их изучению. Среди них: В. А. Авксентьев, А. С. Ахиезер, М. С. Джунусов, А. Г. Здравомыслов, В. Н. Иванов, Э. А. Паин, А. А. Попов, Е. И. Степанов, Э. Н. Скакунов, Э. Н. Ожиганов, А. А. Язькова и др. . Однако, в этих дисциплинах не рассматривается воздействие межэтнических конфликтов на отдельные традиционные социальные институты, каковым является семья. В отечественной этиологии достаточно детально разработана проблема структуры и функций традиционной семьи отдельно по каждому из народов бывшего СССР, ее месте в традиционном этнокультурном сообществе. Применительно к нашему объекту - традиционной ингушской семье среди дореволюционных ученых, описавших обычаи и традиции чеченцев и ингушей, надо назвать выходцев из самих этих народов — Чаха Ахриева (1850—1914) и Умалата Лаудаева (1830—1890). Из дореволюционных русских и иностранных исследователей следует отметить А. П. Берже, В. Н.
Бромлей. Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.
7 Авксентьев В. Этническая конфликтология: В поисках научной парадигмы. Ставрополь, 2001; Ахиезер А. С. Культурные основы этнических конфликтов//Обществ, науки и современность. 1994. № 4; Джунусов М. С. Методологическое введение к изучению социально-политических и межнациональных конфликтов. М., 1991; Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1997; Иванов В. И. Межнациональная напряженность в региональном аспекте // Соинс. 1993. № 7; Паин Э. А. Этнические конфликты и пограничные споры на южных рубежах России // Безопасность России: XXI век / Отв. ред. А. Загорский. М., 2000; Его же. Социальная природа экстремизма и терроризма // Обществ, науки и современность. 2002. № 4; Попов. А. А. Причины возникновения и динамика развития конфликтов / М. Олкот., В. Тишков (ред.). Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М.,1997; Ожиганов Э. Я Сумерки России. М.,1996; Степанов Е.И. Конфликтология переходного периода. М.,1996; Червяков В., Шапиро В., Шереги Ф. Межнациональные конфликты и проблемы беженцев : Ч. I, 2. М.. 1991: Язькова А.А. Национально-этнические проблемы : (российский и мировой опыт их регулирования. М., 2003.
Акимова, П. К. Услара, Н. И. Харузина, Ф. И. Леонтовича, Н. Ф. Грабовского и др.
В советское время этнографией чеченцев и ингушей занимались и занимаются А. А. Исламов, Б. К. Далгат, П. Пасынков, В. П. Пожидаев, И. М. Саидов, С.-М. Хасиев, 3. И. Хасбулатова, П. В. Джавахадзе, А. И. Робакидзе Ф. Кудусова и др.
В отечественной и зарубежной психологии и проблемы изучения функционирования семьи в условиях социального конфликта или социальной напряженности также исследованы достаточно подробно. Однако, семья здесь изучается как некоторая изолированная структура, вне связи с конкретной социально-культурной средой. Об этом свидетельствуют, к примеру, материалы, представленные на 6-й Всемирная конференция по семейной терапии, организованной под эгидой международной ассоциации семейной терапии (IFTA). На конференции обсуждались в частности проблемы беженцев и этнических конфликтов. Проблема поисков путей психологической помощи семьям беженцев и иммигрантов оказалась актуальной для специалистов разных стран. Ф. Каслоу (США) рассказала о некоторых психологических проблемах, возникающих у иммигрантов-представителей этнических меньшинств в США, Ю. Ландау-Стентон (США), высказав общую идею о том, что помощь семьям, оторванным от корней и этнической родины, это своего рода наведение моста через миры, предложила использовать социальные ресурсы сообществ, ввела понятие «связующей терапии». Сходные идеи высказывались в докладах Д. Вудкок (Великобритания) о системной терапии с семьями беженцев, Я. Прошутински (Польша) - о фактическом возникновении новой области научного исследования - психологии беженцев, и Л.М. Вильдавской (Россия) - о необходимости интегративного подхода к терапии беженцев и мигрантов. Конкретные практические приемы работы были предложены в докладе В. Сельтцер (Норвегия) о терапевтическом использовании мифов в работе с семьями иммигрантов, в сообщениях многочисленных представителей стран
Восточной Европы - Польши, Венгрии, Боснии, Югославии, Хорватии и Словении, для которых помощь беженцам является одной из наиболее
актуальных областей практической помощи . В целом, наиболее разработанными в этом плане вопросы диагностики и терапии последствий прямого физического воздействия внешней конфликтной среды на семью — утрата одного из членов семьи, ухудшение материальных и экономический условий существования семьи, разобщенное существование семей и т.п. Относительно мало работ посвящено непрямому психологическому давлению конфликтных условий на семью, деформирующему как ее структуру, так и характер исполнения семейных ролей.
Теоретический анализ подобного рода динамики семейной структуры
содержится в основном в отечественных социологических исследованиях,
посвященных изучению влияния на функционирование
среднестатистической российской семьи экономического и политического кризиса. В ряде работ А. Харчева, С. Голода, В. Медкова, А. Заостровцева и других дается социально-философское осмысление брака и семьи, ее социально-экономических и духовных основ. В исследованиях Л. Смирновой, О. Комаровой представлены радикальные перемены в структуре и функциях семьи и особенности, связанные с ее национальным составом.
Значительный интерес представляют демографические исследования проблем рождаемости в трудах А. Антонова и А. Волкова, а также социально-экономических и культурно-традиционных основ формирования репродуктивных установок норм и поведения.
В трудах Т. Гурко отмечается низкий уровень подготовки молодой семьи, акцентируется внимание на проблемах ее стабилизации на начальном этапе функционирования9.
А. Вишневский связал исполнение семьей репродуктивной функции с жизненным циклом не только самой семьи, но и женщины, показав различия
я , brest. by/pages/psych о logy/is sues/1994/9 4 6/94 б 15 Lhtm
9 Гурко Т.А. Родительство в изменяющихся социокультурных условиях. // Социологические исследования.
1997. №1. С. 72--79.
в демографических интересах общества и недемографических - семьи . В. Медков и А. Антонов исследовали внутреннюю структуру семьи, микросоциологию семьи."
На наш взгляд, специфика модернизационных изменений вследствие конфликта состоит в том, что эти изменения следовало бы обозначить как насильственные в отличие от тех процессов модернизации семьи, которые происходят в соответствии с трансформацией социально-экономических условий жизни в современной России.
И здесь актуальнейшая для всего российского общества, а не только для отдельных регионов проблема состоит в том, чтобы сама семья, в процессе приспособления к конфликтным условиям среды, не стала источником воспроизводства и трансляции конфликта, в том числе и наименее управляемого межэтнического конфликта, чтобы представители традиционных сообществ России адекватно адаптировались к меняющимся социально-экономическим условиям в своей стране.
Формулируя проблему насильственной модернизации традиционного
института семьи мы хотим обратить внимание на те аспекты межэтнического
конфликта, которые не столь заметны с этнополитической,
конфликтологической точки зрения, но очевидны с точки зрения социальной психологии. На наш взгляд качественное, существенное различие состоит в том, что простая человеческая трагедия так или иначе, особенно в традиционных обществах, компенсируется средой. Не случайно, например, в регионах, где наиболее сохранны традиционные основы повседневной социальной жизни, в нормальных условиях (т.е. без насильственных конфликтов) практически отсутствует такой феномен, как беспризорные дети. Последствия указанных конфликтов, не только жертвы и утраты, но и, а для нас, как для исследователей динамики семейного уклада, даже прежде всего, это резкое, не растянутое во времени на несколько поколений,
111 Вишневский Л. Человеческий фактор в демографическом измерении. М , 1986.
11 Антонов А.И. Микросоциология семьи. М., 1998: Антонов А.И., Медков B.M. Социология семьи. М.,
1996.
разрушение привычной социальной среды обитания семьи, отражающаяся в изменении ролевой структуры семьи.
Проблема нашего исследования состоит в диагностике изменения ролевой структуры семьи вследствие меняющихся внешних условий, порождаемых межэтническим конфликтом. Эти изменения и составляют, на наш взгляд, суть процесса модернизации традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта, особенности которого пока еще остаются малоизученными, но знание, которых чрезвычайно важно для сознания эффективно действующих программ социальной и национальной политики, как минимум, для юга России. Таким образом, существующее противоречие между изменениями ролевой структуры семьи в условиях межэтнического конфликта и отсутствием знаний о том, какие факты влияют на эти изменения, составляет проблему нашего исследования. Это подчёркивает необходимость социально-психологических исследований, без которых невозможно выстроить адекватную терапию процедур по поддержанию устойчивости структуры традиционной семьи.
Объектом исследования является социально-психологическая структура традиционной семьи.
Предметом исследования являются динамические изменения ролевой структуры традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта.
Теоретико-методологическую базу исследования составляют работы отечественных и зарубежных специалистов в области социологии семьи, особенно работы посвященные концептуализации и описанию структуры и функционирования семьи в условиях трансформации современного российского общества (А.И.Антонов, С.М.Голод, В.Н.Дружинин, М.С.Мацковский, В.М.Медков, НЛ.Соловьев, В.А.Сысенко, А.Г.Харчев и др). Работы психологов, посвященные, в частности, анализу ролевой структуры семьи (Дж. Мид, Я. Морено, Р. Линтон, Т.Сарбин, Т. Шибутани А.Н. Леонтьев Л.И.Божович, А.Л.Свенцицкий, и др.). Все сведения о
структуре и функциях традиционной ингушской семьи почерпнуты нами из обощающего труда Ф. Кудусовой12.
Цель исследования - выявить основные типы изменения ролевой структуры традиционной семьи, возникшие в условиях межэтнического конфликта.
Для достижения поставленной цели в ходе исследования были сформулированы следующие задачи:
проанализировать состояние научной разработанности подходов к изучению социально-психологических характеристик семьи;
разработать и обосновать социально-психологическую модель ролевой структуры традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта;
разработать социально-психологическую методику эмпирического исследования ролевой структуры традиционной семьи, возможных изменений этой структуры, а также особенностей состояния ролевой структуры вследствие меняющегося социального окружения;
на основе полученных данных определить вероятные социально-психологические факторы устойчивости традиционного уклада семьи в условиях социогенных катастроф;
разработать рекомендации по психологической реабилитации семей, пострадавших в результате межэтнических конфликтов
Гипотезы исследования:
Социально-психологические условия межэтнического конфликта влияют на динамику ролевой структуры традиционной семьи.
Характер социально-психологических условий межэтнического конфликта обусловливает тип изменения ролевой структуры традиционной семьи. При дисперсном расселении традиционных семей из зоны конфликта в стабильно функционирующие социальные среды, ролевая структура изменяется по типу модернизации, а в случае проживания традиционных семей в нестабильно функционирующей среде, ведёт к изменению ролевой структуры по типу деформации .
11 Фатима КудусоБа. Семья и семейный быт ингушей (XIX- начало XX вв.). Р остов-на До і гу: Ковчег. 2005.
Эмпирическая база и методы исследования .
В социально-психологическом исследовании участвовали представители 89 ингушских семей, перемещённые в результате осетино-ингушского конфликта с территории традиционного проживания в следующие населённые пункты:
п. Майский, городок беженцев-30 семей.
в г. Назрань-32 семьи.
в г, Москве-27 семей.
В качестве методов исследования применялись:
- теоретический анализ литературы, посвященной исследованию
ролевой структуры семьи и факторов ее динамики;
стандартное биографическое интервью. Проведено 9 биографических интервью с представителями семей беженцев, перемещенных в разные типы социальных сред;
- тест-опросник, сконструированный на базе стандартизированного
теста «Ролевая структура семьи», разработанного в Лаборатории
психодиагностики факультета психологии Санкт-Петербургского
государственного университета;
- специально сконструированная методика изучения ролевой структуры
семей в городке беженцев в на основе «фокус-группы» с разработкой
сюжетов, разыгранных профессиональными артистами театра. Проведено 6
«фокус-групп».
Контроль достоверности полученных связей производился с учетом коэффициента X2 Пирсона р<0,05 для таблиц сопряженности и коэффициента корреляции Спирмена на уровне р<0,05 для матриц корреляционных связей. Обработка количественных данных производилась в программе SPSS1 ] .0.
Достоверность результатов обеспечивалась применением комплекса теоретических и эмпирических методов, адекватных целям, задачам и предмету исследования; сочетанием качественного и количественного
анализа его результатов; статистической значимостью экспериментальных данных.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:
Разработана социально-психологическая модель ролевой структуры традиционной семьи. Определено социально-психологическое содержание изменений ролевой структуры традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта
Разработана типология изменений ролевой структуры традиционной семьи, возникающих в зависимости от характера социальных последствий межэтнического конфликта.
Разработана сценарная методика диагностики ролевых изменений в социально-психологической структуре семьи.
Практическая значимость исследования. Результаты и выводы настоящего исследования могут быть использованы в следующих областях практики:
при подготовке рекомендаций по формированию национальной и миграционной политики на региональном и федеральном уровнях;
при разработке методов социально-психологической адаптации мигрантов конкретной этнической группы к конкретному типу принимающей среды и предупреждения конфликтов мигрантов и населения принимающей локальной общности;
в работе служб семейной диагностики и терапии семейных отношений;
при разработке тренингов этнической толерантности, межкультурного взаимодействия и этнокультурной компетентности;
выводы исследования могут быть включены в соответствующие разделы курсов по социальной и этнической психологии.
Положения, выносимые на защиту:
1 .Межэтнический конфликт, характеризующийся специфическими социальными условиями, влияет на динамику ролевой структуры традиционной семьи.
2.Дисперсное расселение, в стабильно функционирующую социальную среду, как последствие межэтнического конфликта, приводит к изменению ролевой структуры традиционной семьи по типу модернизации, сохраняя основную традиционную ролевую структуру.
3 .Нестабильно функционирующая социальная среда, как последствие межэтнического конфликта, приводит к изменению ролевой структуры традиционной семьи, по типу деформации, разрушая, видоизменяя основную традиционную ролевую структуру.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного
исследования опубликованы в печати и обсуждались на Всероссийской
научно-практической конференции «Психологические проблемы
современной российской семьи» в Москве, в 2005 г.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, 3 глав, заключения, библиографии и приложений.
Социально-психологические особенности традиционной семьи
Анализ литературы показал, что пол является многоуровневым образованием. Базируясь на разных генетических программах, регулирующихся в первую очередь гуморально, мужчины приобретают ряд психологических характеристик, обусловленных гормональным профилем. Эти биологические различия в дальнейшем проявляются в социальной сфере, подвергаются воздействию культуры, в которой воспитываются мальчики и девочки. Традиционные пути социализации различны для мужчин и женщин. Обществом предписывается мужчине быть агрессивным, напористым, самостоятельным, доминирующим, энергичным, независимым, от женщины ожидают, что она будет мягкой, эмоциональной, зависимой, сопереживающей. Нарушение этих норм нередко ведет за собой санкции со стороны как близкого окружения личности, та и общества в целом. И наоборот, мужчины и женщины поощряются за поведение соответствующее их роли.
Вместе с тем, процессы, происходящие в современном обществе, в частности изменение соотношения мужчин и женщин в бизнесе, политике, в менеджменте и других социальных и профессиональных сферах, требуют активной интеграции женской и мужской модели поведения, что, несомненно, приводит к изменению норм и правил женского и мужского поведения.
Проверка положения о том, что в татарской культуре по сравнению с русской сохраняется дифференциация мужских и женских ролей осуществлялась посредством вычисления коэффициентов корреляций стереотипов идеальная женщина и идеальный мужчина, типичная женщина и типичный мужчина в русской и татарской выборках (Приложение №10). Корреляционный анализ показал, что в выборке этнических русских происходит постепенный процесс интеграции «мужского» и «женского», о чем свидетельствуют положительные корреляции стереотипов типичной женщины и типичного мужчины и в представлениях женщин (0,320, (р 0,009), и в представлениях мужчин (0,844 (р 0,001), а также отсутствие значимых корреляций стереотипов идеальная эюенщина и идеальный мужчина - у женщин - -0,05 (р=0,967); у мужчин - 0,141(р=0,259). Ситуация в выборке этнических татар противоположна. Отрицательная корреляция стереотипов идеальной женщины и идеального мужчины, полученная и в женской(-0,250 (р=0,043) и в мужской выборке (-0,245 (р=0.047), подтверждает сохранение традиционной дихотомии мужское/женское в прескриптивных (идеальных) стереотипах. Вместе с тем, отсутствие значимых корреляций в стереотипах, отражающих дескриптивные модели (типичный мужчина и типичная женщина) - 0, 036 (р=0,774), -0.013(р=О,915) у мужчин и женщин соответственно, позволяет утверждать, что и татарская этническая культура под воздействием современных социальных трансформаций начинает претерпевать изменения. Для характеристики содержательных параметров, отражающих полоролевую дифференциацию в генедрных стереотипах, представляющих идеальные и типичные образы мужчин и женщин мы использовали t-критерий для независимых выборок. Полученные данные отражены в таблицах №№ 1-8 Приложения №11. Полученные различия, обобщенные данные по которым представлены в таблицах №9 и №10 позволяют нам выделить наличие различий как по маскулинным, так и по фемининнным качествам.
Наибольшее количество различий получено при сравнении стереотипов идеального характера. Наибольшее количество различий отмечено в представлениях женщин (86,4%) и мужчин (83,3%) татарской этнической культуры, что свидетельствует о существовании довольно четкой половой дифференциащш, касающейся норм и правил мужского и женского поведения. Для мужчин и женщин русской этнической культуры, хотя и в меньшей степеїш, но также хараісгерно наличие дифференцированного подхода к осознанию особенностей мулсчины и женщины, как идеальных образов, нормативных эталонов (табл.9).
Количество различий в стереотипах дескриптивного характера (см. табл.10), т.е. типичный мужчина и типичная женщина, продемонстрировало сохранение половой дифференциации у мужчин и женщин татарской культуры (65% и 75,6% соответственно) и «сглаживание» половой дихотомии у русских жешцин(25,7%) и мужчин(19,7%). Содержательный характер различий в татарской группе в равной степени касается и мужских и женских качеств. Кроме того, мужские качества приписываются типичному мужчине, а женские -типичной женщине, и в этом мнении мужчины и женщины татарской этнической группы почти не расходятся. В группе мужчин и женщин русской этнической культуры выделенные различия также касаются и мужских и женских качеств, но их на порядок меньше. Видный социолог М.С. Мацковский, говоря о кризисе семьи предлагает следующую динамическую классификацию моделей российской семьи3 , которая актуальна и сегодня.
Маргинальная семья - это семья, которая в силу ряда причин отличается крайней бедностью, алкоголизмом родителей, болезнями, она не может осуществлять свои функции, создать нормальные условия для социализации детей. Такая семья имеет низкие доходы, высокий уровень потребления алкоголя, наркотиков, плохие жилищные условия, находится на грани физического выживания.
Кризисная семья - это семья, находящаяся ниже черты бедности, имеющая множество проблем экономического и психологического характера.
Благополучная семья может успешно решать свои проблемы без внешней помощи, ио не в состоянии реализовать на должном уровне все свои материальные и духовные потребности.
Процветающая семья имеет высокие доходы и практически не имеет ограничений для удовлетворения всех своих потребностей.
Изложенные выше представления о типах, функциях и моделях семьи, принятых как в социологии, так и в социальной психологии необходимы нам, чтобы определить место в этих классификациях объекта нашего исследования - традиционной ингушской семьи и наметить возможные пути ее модернизации.
Информацию об особенностях распределения ролей в традиционной семье и особенности взаимоотношений членов семьи мы можем почерпнуть из этнографических источников. Отмечаемая практически всеми этнологами особенность семьи на Северном Кавказе, состоит в ее до сих пор сохраняемой особой роли как базовой среды формирования и самоопределения личности.
Семейно-родственные образования — тухумы у народов Дагестана, шипы (тайпы) у ингушей, мыггыг (фамилия) у осетин и т. д., играли значимую роль в жизни общества и, конечно, человека. Характерно следующее высказывание автора конца ХТХ в. по данному поводу. «Вне фамилии ингуш чувствует себя жалким и беспомощным; внутри нее — он в крепости, имеющей сотни часовых... Это было прежде, существует и теперь, несмотря на то, что в настоящее время каждая фамилия разбита между сотнями аулов и десятком обществ. Аул в глазах ингуша — случайная ассоциация, соединившаяся для целей экономических, в которую он попал по воле судьбы и предков; общество — собрание аульных ассоциаций, имеющее и имевшее прежде, кроме экономических, пожалуй, и политические цели в отношении соседних народов. Но общественный организм, с которым ингуш должен сообразовать не только поступки свои, но и побуждения — это фамилия, род, которым он принадлежит»31. В этом описании краски несколько сгущены, но общая тональность верная, особенно применительно к ингушской среде.
Семейно-родственные структуры и в XIX в. пережиточно сохраняли коллективную собственность на отдельные виды земельных угодий и хозяйственные объекты. Но важнее было их идеологическое единство, обу-, словливавшее ответственность отдельных лиц перед фамилией, и, в свою рредь, широкое и разностороннее покровительство «рода» «единокровнику».
Е. М. Шиллинг на основе личных впечатлений и информации, полученной от жителей Западного Дагестана в 1940-х гг. констатировал сохранение «остатков „тухумного патриотизма"... члены тухума, даже живущие в разных селениях, зачастую склонны... поддерживать друг друга и сознавать близость»52.
Семейно-родственные структуры являлись звеньями, из которых собиралась община, и соответственно посредниками между общиной и человеком. Они несли конкретные обязательства за своих членов перед общиной, предоставляли индивидам материальную и моральную поддержку, тем самым они по-своему помогали адаптации человека в системе общинных связей. «Глава рода несет нравственную ответственность за все поступки родичей в самом роде и вне его; они все должны слушаться его, как блюстителя фамильной чести; ослушание его воли бывало редко... Главой рода бывает умнейший, к которому в силу необходимости, по нужде, все родичи обращаются за советом»53. «Человека, исключенного из фамилии, всякий может оскорбить, ограбить, убить или взять в рабство, не навлекая на себя ничьей мести»54".
Следует отметить, что семейно-родственные группы являлись теми ячейками, через которые происходило первоначальное расслоение общины, создававшее условия для ее социальной стратификации. Когда имущественное расслоение проявлялось уже внутри самих коллективов родственников, формирующиеся социальные группировки продолжали скрываться под видом, с одной стороны, «сильных», «знатных», «богатых», а с другой — «слабых», «бедных» и, следовательно, маловлиятельных тухумов, тейпов, фамилий. Однако, Е.М. Шиллинг при этом отмечает: «При наличии представлений о тухумах "лучших" или „худших", отношений господства и подчинения между ними не было, так, по крайней мере, об этом говорят воспоминания стариков. Были лишь имущественные различия, различия в степени влиятельности и численности этих групп» 3
Все это в полной мере относилось и к ингушской семье, традиционные особенности которой будут рассмотрены ниже. Все сведения о традиционном быте ингушской семьи почерпнуты нами, как уже было сказано выше, из обобщающего труда Ф. Кудусовой «Семья и семейный быт ингушей (XIX -начало XX вв.)» в издании второго, исправленного и дополненного варианта которого автор принимала непосредственное участие.
В XIX — начале XX вв. большое значение в жизни ингушей имела так называемая семейная община или иначе большая патриархальная семья. В 80-х годах XIX в. Н. Н. Харузин в своих заметках отмечал, что ингуши живут большими семьям л. имеющими до 10 взрослых мужчин, но семьи до 27 человек были уже как исключение. Далее он говорил о том, что глава семьи, являлся единственным распорядителем семейного состояния. После его смерти главенство переходило к его старшему сыну56.
Разработка программы эмпирического исследования
Целью эмпирического исследования в соответствии с концептуальными положениями, сформулированными в предыдущей главе является измерение и детальное описание изменений (в терминах ролевой структуры) в укладе ингушских семей, вынужденно переселенных из привычных мест проживания вследствие осетино-ингушского конфликта, пик которого пришелся на 1992 г.
Согласно выдвинутой нами гипотезе, катастрофические изменения в экономических условиях жизни семей: потеря жилья и основных источников жизнеобеспечения (работа, земля, домашнее имущество), часто утрата одного из членов семьи сопровождающиеся разрушением привычной сети социальных связей, в которые семья была включена, — все это неизбежно должно было привести к изменениям уклада семьи на уровне ролевой структуры. Это наше положение уже подтвердилось на уровне биографических интервью. Как сказал один из наших респондентов: «В этих условиях [то есть вне территории постоянного проживания - З.Д.] нарушались все связи, люди попадают в другую среду, где им не надо соблюдать ингушскую этику, где некому за млой следить, нет тех, перед которыми мне бы завтра было стыдно. Я потихонечку пью, деградирую...» .
Соответственно этой специфике нашего подхода к моделированию традиционного семейного уклада (см. главу 1) были сформулированы основные принципы построения процедуры и инструментария эмпирического исследования. 2.1. Разработка программы эмпирического исследования
Характеристика объекта и выборки. Большинство исследователей, занимавшихся сходными с нашей темами, например, этнической специфики семьи у разных народов, трансформации семейного уклада от традиционности к современности " и т.п., конечными объектами эмпирического исследования были члены семьи - муж, жена (и дети, если это входило в задачи). Мы посчитали такой подход к изучению семьи не соответствующим нашим задачам, поскольку здесь теряется специфика семьи как несуммативной целостности. Иначе говоря, при подходе к семье как конструкту, состоящему и исчерпывающемуся характеристиками элементов-супругов, особенности не являющиеся механической суммой вкладов мужа, жены и детей остаются вне поля зрения исследователя.
Методологическая особенность нашего подхода состоит в том, что в качестве конечной единицы анализа мы рассматриваем именно семью и не редуцируем наш объект до уровня людей, эту семью составляющих, таким образом мы хотим зафиксировать системные неаддитивные характеристики семьи, не выводимые из как сумма характеристик мужа и жены, детей. Тем более это соответствует традиционному взгляду на семью и личность, в том числе и в ингушской традиции, где значимые для окружающих параметры личности как бы исчерпывается принадлежностью к семье или семейно-родственному клану, а индивид как таковой мало что значит вне этой базовой группы традиционного общества. Не случайно, как мы указывали выше, изгнание человека из семьи психологически означало его «гражданскую казнь», смысл этого действия состоял в том, что человек вычеркивался из списка людей и переходил в разряд просто живых существ, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Такая характеристика как уклад семейной жизни так же является несуммативной, что было нами продемонстрировано в предыдущей главе.
Таким образом, конечным объектом нашего эмпирического исследования является семья как неделимое далее целое.
Следовательно, выборку мы формировали из семей, а информацию о семье фиксировали со слов ее представителей - мужа или жены, предполагая, что если наша методологическая позиция о необходимости рассматривать семью, как неделимую целостность верна, то мы не обнаружим существенного различия в ответах мужчин и женщин. Нарушая несколько логику изложения, отметим, что наше предположение подтвердилось: действительно не было обнаружено практически никаких статистически значимых различий в ответах наших респондентов мужчин и женщин. Это означает, что наши респонденты одинаково видят семью, как некое согласованное целое и нам удалось это видение зафиксировать. Тем более это облегчало нам сбор информации в такой психологически и социально непростой среде, как беженцы и вынужденные переселенцы.
Поскольку задачей эмпирического исследования была проверка влияния среды на динамику семейного уклада, то контролируемой переменной выборки стал тип среды, в которой находится семья-респондент. Были обследованы 32 семьи в г. Назрани и окрестностях, как в среде с наибольшей сохранностью ингушских культурных традиций семейного уклада, 30 семей в п. Майский, в среде преимущественно сформированной вынужденными переселенцами в экстремальных условиях проживания в вагончиках, т.е. семьи, находящиеся в процессе отторжения от привычной социальной среды обитания и, наконец, 27 семей в Москве, в среде современного мегаполиса, где о какой-либо социальной среде обитания, в ее традиционном понимании говорить не приходится. В итоге, выборка исследования98 из 89 ингушских семей выглядит следующим образом (см. табл. 1, Приложение 1),
Социально-психологическая адаптация традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта
Один из важных результатов, косвенно подтверждающих нашу гипотезу состоит в том, что значимых (в интервале р /= 0,001 до р /= 0,05) распределений, отражающих существенные различия в укладе ингушских семей, проживающих в различных по типу социальных средах оказалось наибольшее количество из всех рассмотренных независимых переменных ( то есть пола респондентов, их возраста, образования, стажа семейной жизни, качественного показателя уровня доходов, среды проживания)
Сразу же отметим, что в наибольшей степени выделяются своими ответами семьи из городка беженцев п. Майское, то есть семьи, оказавшиеся после конфликта в самых экстремальных материальных и психологических условиях. Ингушские семьи Назрани и Москвы отличаются скорее количественно, нежели качественно. Можно даже говорить о том, что тенденции модернизации традиционного уклада жизни, намеченные в Назрани, в полной мере реализуются в Москве, Это дает нам основание полагать, что в данном случае речь идет о естественных модернизационных тенденциях, косвенно порожденных конфликтом, но существенно связанных с глобальными социально-экономическими и культурными изменениями, в которые в последнее десятилетие включилась и Россия.
Прежде всего, эти изменения следует ожидать в сфере организации досуга, который в нынешних условиях по сути сводится к контролю супругов над внешними источниками социокультурной информации. Напомним, что в традиционной системе при «направляющей» роли мужа, за технические вопросы времяпрепровождения в семье отвечала жена.
В настоящее время ситуация распределения ролей в этой сфере представлена в табл. 9 - 10.
В табл. 9 отражены тенденции изменения локуса контроля над поступлением в семью внешней информации, с потреблением которой в современной жизни связана большая часть досуга.
Как видим, принципы традиционного уклада, состоящие в том, что за проницаемость «внешних» границ семьи, в том числе и культурных отвечает муж, в наибольшей степени проявлены в Майском. Хотя можно предположить, что это скорее отражение должного, нежели реального состояния дел, поскольку материальное обеспечение перемещенных ингушских семей в Майском настолько низко, что здесь вряд ли могут быть регулярные отчисления из семейного бюджета на прессу. Близко к традиционному образцу распределение ролей в Назрани, хотя и намечается тенденция к его изменению. Вполне модернизированное состояние контроля за информацией, поступающей в семью, мы обнаруживаем в Москве.
Понятно, что распределение контроля за поступлением информации отражает более глубинные изменения в сфере контроля за общими культурными ориентациями в семье. Для традиционной ингушской семьи характерно главенство мужчин в этой сфере. Как отмечал один из наших респондентов в своих биографических воспоминаниях
Родители у меня не образованные, но своего отца не могу назвать не образованным. Отец был арабистом, священнослужителем. Он был настолько высококультурным и интеллигентным человеком, что рядом, с ним не могу поставить никого из современников... Л помню, старший брат, тоже был не очень образованным, закончил семь, восемь классов. Он заставлял нас Лермонтова читать, Толстого, водил в филармонию. Классическую музыку я полюбила благодаря нему. Он был интеллигентным человеком, даже когда ты слушаешь музыку, он смотрел, как ты ее слушаешь, о чем ты думаешь. Я говорила: «Как о чем? Небо представляю себе, облака». Он говорил, что эта музыка очень серьезная, слушая ее нужно думать о глубоком. Благодаря старшему брату мы приучились к русской классике живописи, музыке.
Сегодня ситуация существенно меняется, что видно из следующей таблицы (Табл. 10) Таблица 10. От кого из вас зависят интересы и увлечения семьи?
Как можно видеть из Табл. 10, ведущая роль мужа в определении культурного климата семьи сохраняется в Назрани, хотя здесь уже намечается более современная тенденция к семейной демократии, которая очень отчетливо проявляется у ингушских семей в Москве, то есть в среде современного мегаполиса. В этом плане изменения в традиционном укладе, основанном на жесткой полоролевой дифференциации состоят в том, что культурные ориентации по мере модернизации традиционной семьи уходят из-под контроля семьи, как согласованного целого, то есть выпадают из связанной структуры семьи.
Ситуация в Майском, судя по приведенным выше распределениям такова, что можно говорить практическом отсутствии культурной жизни в семье, что неудивительно ввиду тяжелейших материальных и социальных условий существования семей в этом поселке.
Социально-психологическая деформация ролевой структуры традиционной семьи в условиях межэтнического конфликта
Модель структуры ингушской семьи мы формулируем в терминах корреляционных связей между выделенными нами основными функционально-ролевыми сферами внутрисемейного взаимодействия (см. раздел 2.2). Это сферы условно названные нами:
- «Воспитание детей»;
- «Эмоциональный климат»;
- «Материальное обеспечение семьи»;
- «Ведение домашнего хозяйства»;
- «Организация досуга»;
- «Соблюдение традиций».
Связь между перечисленными выше сферами семейного взаимодействия отражает структуру семьи как некоей целостности. Причем, чем эффективнее реализуют себя члены семьи в той или иной традиционно закрепленной за ними сфере, тем отчетливее эта структура. И наоборот, чем меньше возможностей или желания для реализации эффективного взаимодействия в данной сфере семейной жизни, тем слабее связь этой сферы с другими, тем более деформированной оказывается семья, как некий целостный социальный организм, на котором держится, за счет которого адекватно передается из поколения в поколение народная культура.
Самый главный результат нашего исследования состоит в том, что нам удалось зафиксировать изменения, которые претерпела ингушская семья, перемещенная из привычных мест в результате межэтнического конфликта. Более того, нам удалось зафиксировать и конкретизировать наиболее существенные травмы, которые получила ингушская семья (как базовая структура ингушского общества, ответственная за психологическое и даже физическое здоровье членов этого сообщества).
Для начала рассмотрим некую усредненную модель структуры современной ингушской семьи (см. Рис 1). Как видно из рисунка 1, современная ингушская семья состоит как бы из фундамента, сложенного из достаточно четкой реализации соответственно мужьями женами своих обязанностей в двух сферах семейной жизни. Это материальное обеспечение семьи, за которое по всеобщему согласию и в соответствии с традицией отвечают мужчины и прежде всего муж - глава семьи, и ведение домашнего хозяйства, которое возложено на женщин, прежде всего жену. взаимным исполнением определенных семейных обязанностей приведем очень характерное высказывание одной из наших респонденток: «Я не разрешала своим, сыновьям ни посуду мыть, ни мусор выносить. Я все за ними делала, пусть они себя чувствуют мужчинами».
Далее, на приведенном рисунке видно, что на ведение домашнего хозяйства (то есть фактически на женщин) замкнуты и остальные сферы внутрисемейной деятельности: подержание положительного эмоционального климата в семье, воспитание детей и организация внутрисемейного досуга.
Как может показаться из вышеуказанной схемы, ингушские мужчины замкнуты только на материальное обеспечение семьи, и практически не включены во внутрисемейную деятельность. Однако, это не так. Во-первых, мужчина - реальный (или потенциальный) глава семьи, то есть наивысший моральный авторитет, конечная инстанция в принятии решений по внутрисемейным делам и координатор всего комплекса внутрисемейной деятельности. Во-вторых, мужчина является «полпредом» семьи во всех внешних контактах, включая охрану семьи и кончая поддержанием традиционных форм взаимодействия семьи с более широким родственным сообществом, например, прием гостей, посещение соседей и родственников по определенным традиционным поводам (что в традиционной системе связано, между прочим, с существенными материальными затратами). Наконец, мужчины выполняют тяжелые физические работы, связанные с обустройством дома. А условием для выполнения перечисленных функций является эффективное материальное обеспечение семьи, то есть экономическая деятельность, наслоившаяся на более глубокий психологический подтекст - владение и распоряжение совокупными материальными ресурсами семьи. Как отметил один из наших респондентов: [для ингушского мужчины] «Нет материального положения - нет. морального положения».
Нам здесь важно зафиксировать в целях дальнейшего анализа то, что латентной психологической базой для эффективного осуществления перечисленных выше мужских функций, а шире - для подкрепления тендерной мужской идентичности - является реализация его наследственного (или приобретенного) статуса собственника дома и земли, которьтй конкретно проявляется во владении и поддержании Дома (и земли, принадлежащей Дому) и как физического, так и социального и психологического пространства, в котором из поколения в поколение начинается, протекает и заканчивается жизнь семьи, рода, всего ингушского общества. Взаимоотношение между деятельностью по материальному обеспечению и взаимосвязанным с ней всем остальным комплексом внутрисемейной деятельности, представленное на Рис. 1, образно можно охарактеризовать как взаимоотношение фундамента и самой постройки: без фундамента постройка разрушается, а без постройки фундамент - всего лишь груда постепенно превращающихся в песок камней. Вот фраза, прозвучавшая на одной из фокус-групп: « Чтобы работать и зарабатывать у меня должен быть дом, куда возвращаться после работы и приносить заработанное». Таким образом, в психологическом анализе необходимо учитывать присутствие в структуре семьи еще одного незримого, но непременного, может быть даже, сакрального члена семьи - Дома в его и физической и социальной ипостасях, олицетворяющего собой и достоинство рода, и социально-статусный капитал, накопленный предками и подлежащий увеличению и передаче потомкам.
