Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Утопия и утопическое сознание: методологический и социокультурный аспекты 14
1.1. Методология исследования утопии и утопического сознания 14
1.2. Утопизм и бытие: опыт реконструкции факторов взаимовлияния 45
1.3. Проблема классификации утопического сознания 69
ГЛАВА 2. Типология утопического сознания русской интеллектуальной элиты 100
2.1. Национально-культурные предпосылки формирования утопического сознания в России 100
2.2. Русская литературная утопия как выражение особенностей национального утопического сознания 129
2.3. Русская литературная утопия как источник реконструкции основных типов отечественного утопизма 148
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 190
ЛИТЕРАТУРА
- Методология исследования утопии и утопического сознания
- Утопизм и бытие: опыт реконструкции факторов взаимовлияния
- Национально-культурные предпосылки формирования утопического сознания в России
Введение к работе
Современный период развития российского общества характеризуется глубокими сдвигами, проявляющимися во всех сферах социального бытия и направленными, в конечном счете, на адекватный ответ тем вызовам, которые бросает нам история. Перед обществом образовавшимся, после распада СССР, стоит задача коренной модернизации и в то же время сохранения связи с традициями, создающими твердую основу, на которой постепенно обретает зримые и устойчивые черты пока еще молодое российское государство.
Острота переживаемого момента, его переломный характер обусловливает настоятельную потребность в осознании исторического смысла происходящих перемен, их связи с культурным потенциалом человечества. Сознательное удовлетворение этой потребности предполагает осуществление социально-философского анализа одного из важных факторов социальных изменений происходящих, как в нашей стране, так и во всем мире. Речь идет об утопическом сознании.
Многие события политической и культурной жизни общества свидетельствуют о том, что утопическое сознание продолжает активно проявлять себя и сегодня. Неоднозначность роли утопического сознания в социальном развитии способна превратить эту активность, как в процесс социального и культурного обновления, Так и привести к полному разрушению цивилизации.
Исследование специфики утопического сознания в России, прояснение его сущности и генезиса дает ключ к пониманию многих событий прошлого и настоящего, позволяет найти общую. основу в, казалось бы, разнопорядковых явлениях. Именно поэтому представляется необходимым определить основные разновидности отечественного утопизма, оформившиеся в достаточно четкие идейные течения в период с XVIII по начало XX века. Нарастание процессов ремифологизации общественного
сознания, манипулирования общественным мнением и социальным поведением людей, создание новых проектов модернизации России только усиливают позитивную роль исследований подобного типа. Результаты данной работы, на наш взгляд, в конечном счете, будут способствовать выработке адекватной диагностики таких угрожающих явлений как успех сектантства (прежде всего, радикального сектантства) на постсоветском пространстве или создание организаций националистического и фашистского толка. Эти же результаты позволят правильно оценить столь неоднозначные феномены как возрожденное казачество или современное старообрядчество.
Таким образом, актуальность темы диссертации обусловлена собственно научными потребностями и социальными проблемами, стоящими перед современным обществом.
Можно констатировать, что в процессе изучения феномена, утопического накоплен значительный материал. Вся литература, в которой ставятся и решаются вопросы, связанные с понятием и различными аспектами функционирования утопического сознания условно может быть разделена на следующие группы.
Прежде всего, следует выделить достаточно широкий круг исследований, посвященных описанию структурно-функциональных особенностей утопического сознания, его распространенным вариантам, а также аксиологической и социальной доминантам этого явления. Речь идет о фундаментальных работах М. Вебера, Р. Дарендорфа, Э. Кассирера, Л. Мамфорда, Ф. Мануэля, К. Манхейма, К. Менле, М. Мида, К. Поппера, Ф. Полака, Й. Хейзинги, М. Шиллера и д.р. В них эксплицировано соотношение утопии и идеологии, утопии и религиозного сознания, утопии и художественных практик, а также связь утопии с политикой, революционными процессами и процессами социализации. Отдельному рассмотрению подверглась роль интеллигенции в создании и распространении утопических проектов.
Отечественная литература до определенной поры реализовывала свой особый вектор изучения утопического. Его направление было задано работой Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке». Пафос этой работы предопределил рассмотрение утопии как преодоленной, изжитой, превращенной формы социально-исторического творчества, не имеющей после претворения социализма в общественное бытие объективных причин для репродуцирования и развития.
В связи с этим изучение утопии отечественными исследователями велось в двух направлениях. С одной стороны феномен утопического получил рассмотрение в рамках истории социалистических идей и в основном на западноевропейском материале. Наиболее известны в этом плане работы М.А. Авдеевой, М.А. Барга, Н.И. Бочкарева, Г.Г. Водолазова, В.П. Волгина, А.И. Володина, В.М. Далина, Н.Ё. Застенкера, М.Н. Захаровой, И.И. Зильберфабра, К.Т. Кузнецова, Г.С. Кучеренко, В.А. Малинина, И.Н. Осиновского, Л.С. Чиколини, А.Э. Штекли и др.
Те же формы утопического, которые выпадали из социалистической традиции, рассматривались как проявление кризиса буржуазного общества, буржуазного сознания. Этот ракурс анализа нашел выражение в трудах Э.А. Араб-Оглы, А.И. Иконникова, В.Д. Тимофеева, Н.С. Федоркина, В.П. Шестакова и др. Рамки исследовательской стратегии, обусловленные изначально заданной оценкой, автоматически выводили за пределы научного интереса русскую утопическую мысль. Она не соответствовала, за редким исключением, критериям классических социалистической и коммунистической утопий, а отличалась колоссальным разнообразием форм и оттенков.
Лишь в последней четверти XX века ситуация изменилась. Появились исследования авторов, которые стремились избежать прежних стереотипов и догм. Среди них наиболее значимые исследования принадлежат Э.Я. Баталову, Т.И. Ойзерману, М.А. Розову, В.Г. Хоросу, В.А Чаликовой, Е.Л. Чертковой и др. Ими были пересмотрены прежние оценки и утверждения,
вновь разработаны понятия утопии, утопического сознания и др. Немаловажно и то, что они провели обоснование укорененности утопии в общечеловеческой культуре.
Важным вкладом в исследование феномена утопизма стало рассмотрение его отдельных составляющих, а также усилия по систематизации многочисленных проявлений утопического сознания. К числу первых принадлежат работы П.И. Балабанова, Д.И. Дубровского, В.Е. Давидовича, Э.В. Ильенкова, Ч.С. Кирвеля, В.И. Красикова, Е. Мунье, А.А. Овчарова, Ж. Сореля. Конструктивные варианты систематизации были предложены В.П. Волгиным, С.С. Сизовым, Н. Уолшем, Е. Шацким, И.Р. Шафаревичем и др.
Среди массива работ посвященных отличительным чертам отечественной культуры, русского менталитета, способствующих формированию утопического сознания, для нас наиболее значимыми являются труды С.С. Аверинцева, Е.В. Барабанова, Н.А. Бердяева, А. Валицкого, М.О. Гершензона, Н.Я. Данилевского, Ф.М. Достоевского, Л.В. Карасева, Д.С. Лихачева, Н.О. Лосского, А.П. Прохорова, С.Л. Франка, Г.П. Федотова, Г.Г. Шпета.
Долгое время многие отечественные утопии XVIII - начала XX века оставались вне рамок собственно философского анализа. Принято было считать, что русский утопизм практически лишен самобытности и оригинальности, и по форме, и по содержанию. До сих пор происходит смешение русской утопии и русской фантастики, что размывает специфику того и другого. Такое смешение можно обнаружить как в специальных исследованиях (например, В.А. Ревича, Н.И. Черной), так и в вышедших в разное время тематических сборниках, таких как «Взгляд сквозь столетия», «Вечное солнце», «Русская фантастическая проза XIX - начала XX века» и др. Следует отметить, что до сих пор нет ни одной фундаментальной работы, посвященной анализу русской утопии. Опубликованная в 1922 году книга В.В. Святловского «Русский утопический роман» этой задачи не решает.
Следует заметить, что в нашей литературе почти нет работ, рассматривающих исторические формы и традиции русского утопизма и изучающих утопическое сознание как целостный феномен. Данное положение стало постепенно исправляться только в последнее время, когда появились интересные исследования, впервые пытающиеся объективно разобраться с утопической традицией в русской культуре. Это работы Н.Н. Арсентьевой, Т.В. Артемьевой, В.Д. Бакулова, СП. Батраковой, Э.Я. Баталова, И.В. Вишева, Р.А. Гальцевой, А.И. Клибанова, Д.Н. Ляликова, Б.А. Панина, С.Г. Семеновой, В.А. Чаликовой, К.В. Чистова, В.В. Штепа. В данных работах был выдвинут ряд эвристически значимых идей. В то же время можно констатировать, что непредвзятый, разносторонний социально-философский анализ утопического сознания и утопии . в контексте отечественной культуры находится пока в начальной стадии.
В качестве эмпирической базы исследования был выделен круг произведений, авторами которых были представители отечественной элиты периода XVIII - начала XX веков. К ним относятся утопии: А.А. Богданова, Ф.М. Достоевского, Н.Н. Златовратского, В.Г. Короленко, П.И. Мельникова, М.М. Пришвина, А.Н. Радищева, А.Д. Улыбышева, Н.Г. Чернышевского, С.Ф. Шарапова, М.М. Щербатова, В.В. Хлебникова. Выбор этих источников продиктован, прежде всего, тем, что длительное время они не изучались в качестве единого массива, выражающего утопические настроения россиян. Мы же рассматриваем утопические произведения таких авторов в качестве репрезентантов отечественного утопизма, а не как проекты мечтателя-одиночки.
Отметим, что вне рамок диссертационного исследования остались народные утопии. По крайней мере, специальному анализу они не подвергались, хотя в некоторых рассматриваемых нами источниках (утопии Н.Н. Златовратского, П.И. Мельникова, В.Г. Короленко, М.М. Пришвина) отдельные мотивы народной утопической традиции получили освещение. Это, прежде всего, объясняется конкретными задачами нашей, диссертации.
Кроме того, народные утопии уже получили достаточно подробное описание в работах К.В. Чистова, А.И. Клибанова, Г.М. Пономаревой. Наконец, специальное изучение народных утопий, на наді взгляд, неэффективно еще и потому, что в XIX веке, по свидетельству Г.М/ Пономаревой и А.И. Чистова, происходит постепенное вырождение и трансформация классической народной утопии, а с ней и того активистского потенциала, который в ней содержался. Для утопий представителей дворянства и интеллигенции это было время расцвета.
Мы также оставляем в стороне комплекс философских и политических произведений, которые по тем или иным признакам можно причислить к продуктам утопической активности, поскольку это нарушило бы однородность источникового материала и потребовало бы существенного расширения объема исследования. Для исследования нами выбраны только те утопии, в которых проект идеального общества является основным элементом произведения, либо выступает в качестве одного из важнейших его компонентов. Отдавая предпочтение комплексному рассмотрению утопий, мы подчиняем его поиску в их содержании устойчивых ориентации утопического сознания.
Началом точки отсчета выступает XVIII век, как век коренной модернизации России. В это время были заложены не только основы будущих противоречий и социальных конфликтов, но и четко проявились основные оттенки спектра утопического сознания в России. Завершает хронологию источников нашего исследования произведения, которые были написаны до революции 1917 года — события, которое знаменует новый рубеж времен. Эту дату следует рассматривать в качестве определенного итога реализации утопической активности направленной на радикальное преобразование старой России. Мы сознательно отвлекаемся от произведений, которые были написаны позже.. Хотя революция и открывает широкий путь для планомерного и санкционированного государством воплощения многочисленных утопических, проектов в жизнь, этот
достаточно длительный и неоднозначный процесс является, на наш взгляд, объектом для отдельного исследования.
Проблема исследования заключается в противоречии, существующем между исследовательскими подходами в определении фундаментальных характеристик утопического сознания, а также в отсутствии концептуального философского осмысления богатого эмпирического материала, содержащего репрезентативные черты отечественного утопизма.
Объектом данного исследования является утопическое сознание как социальный феномен.
Предметом исследования выступает русское утопическое сознание в его специфических вариантах.
В качестве основы для анализа утопического сознания послужила методология К. Манхейма, который, развивая принципы социологии знания, сформулировал положение об обусловленности параметров сознания общественных субъектов позицией, занятой ими в социокультурном пространстве. В диссертационном исследовании был использован эвристический потенциал проведенного К. Манхеимом анализа конкретных форм западноевропейского утопического сознания.
При изучении философского, исторического и литературного материала
использовались элементы сравнительного и системного анализа, элементы
диалектического подхода; а также общенаучные (типологизация,
классификация, идеализация, абстрагирование, формализация,
моделирование, концептуализация) и герменевтические процедуры.
Целью диссертационного исследования является обнаружение инвариантных общечеловеческих и национально-культурных особенностей утопического сознания, что в свою очередь требуется для определения характерных типов утопического сознания и социально-психологических черт их субъектов в отечественной духовной, культуре XVIII - начала XX веков.
Достижение указанной цели осуществляется путем постановки и последовательного решения следующих задач:
1. Определить понятия утопии и утопического сознания и установить их
соотношение. Сформулировать рабочий концепт утопии с целью
обнаружения существенных черт феномена утопизма и выработки
методологии исследования его конкретных форм.
Реконструировать характер взаимосвязей социального бытия и утопического сознания, раскрыв причины, обуславливающие возникновение и мультиплицирование утопического сознания, а также особенности его влияния на общественное бытие. Эксплицировать соответствие репродуцирования элементов утопического сознания имманентным потребностям человека.
Разработать типологию утопического сознания, учитывающую комплекс критериев, позволяющих эффективно систематизировать конкретные проявления утопизма.
4. Раскрыть особенности отечественной культуры, которые выступают в
качестве детерминант утопического сознания.
5. Выявить черты русской литературы, превращающие ее в способ
трансляции утопического сознания.
6. Осуществить философский анализ конкретных литературных
источников с целью определения наиболее характерных для отечественной
духовной культуры XVIII - начала XX веков типов утопического сознания и
социально-психологических черт их субъектов.
Научная новизна исследования выражается в следующем: 1. В результате анализа исследовательских подходов установлена амбивалентность утопического сознания, которая заключается в диалектическом единстве критического отношения к наличному бытию, и творческой, проективной природы человека приводящей к созданию трансцендентного наличному бытию образа должного. Эта амбивалентность
позволяет рассматривать утопическое сознание и как фактор социальной деструктивности, и как созидательный фактор.
Установлена комплексность взаимосвязи общественного бытия и утопического сознания - целеполагающий характер человеческой деятельности, незавершенность социального бытия и желание подчинить его являются факторами появления и мультипликации утопического сознания. Оно, в свою очередь, выступает в качестве источника социальной динамики, средства преодоления социального отчуждения.
Определены методологические основания построения синтетичной типологии утопического сознания, представляющие собой возможные комбинации темпорального, пространственно-локализующего и деятельностного критериев.
4. Сделан вывод, согласно которому формирование специфических черт
отечественного утопизма тесно связано с такими чертами менталитета
россиян, как мировоззренческая настроенность на . радикальное
противопоставление значений добра и зла, внутренняя убежденность в
возможность полного преодоления зла. Эти черты в свою очередь
обусловлены комплексом факторов, наиболее значимыми из которых
является религия, цивилизационная молодость нации, отдельные элементы
быта.
5. Обосновано положение о том, что русская литературная утопия
является важнейшим фактором тиражирования утопического сознания и
репрезентативным источником его исследования. Эта роль литературной
утопии обусловлена высоким статусом художественного слова, претензией
русских писателей на конструирование универсальных принципов и целей
человеческого существования, и готовностью читающей публики
воспринимать художественный текст в качестве проводника сакральной
истины.
6. Выявлены наиболее распространенные типы отечественного
утопизма. Первый тип включает в себя проспективную и территориально
определенную установки сознания, задает преобразовательный вектор утопической активности. Второй тип содержит ретроспективную и территориально совпадающую установки сознания и в качестве эффективного способа воплощения проектов социального совершенства предполагает изоляцию. Третий тип формируется нейтральной временной и виртуальной пространственной интенциями сознания. Его деятелыюстная компонента характеризуется двойственностью и демонстрирует либо установку бегства, либо - преобразования.
Два первых типа ориентированы на поиск основ или предпосылок социального идеала в актуальной действительности. Это означает ту или иную форму диалога с наличным бытием. Третий же тип исключает какие-либо формы взаимодействия с современностью, он наоборот содержит предпосылки для радикальной замены сущего должным. Именно данный тип утопического сознания в наибольшей степени соответствует важнейшим компонентам отечественной духовности, до сих пор обусловливает выбор из всего спектра идей и методов воздействия на'действительность те, которые отличаются своей радикальностью и масштабностью.
Результаты исследования прошли апробацию в выступлениях на международных, общероссийских и региональных научно-практических конференциях. Диссертация в полном объеме обсуждалась на кафедре философии Кемеровского государственного университета.
Материалы диссертации нашли отражение в следующих публикациях:
1 .Теория утопического сознания К. Манхейма: методологический аспект // Культура как предмет комплексного исследования: Сб. науч. тр./КемГАКИ. -Кемерово: Полиграф, 2003. -Вып. 5.-С. 147-151.
2. Город и человек в утопической модели Радищева // Наука и образование: Материалы Всероссийской научной конференции (20-21 февраля 2003 г.): В 4ч. - 4.2. - Белово: Беловский полиграфист, 2003. - С. 399-403.
3. Утопическое сознание как предпосылка социальной агрессии //
Социальная агрессивность. Третьи Кузбасские философские чтения:
Материалы международной конференции (27-28 мая 2004, Кемерово): В 2 ч. -
Ч. 2. -Кемерово: Кузбассвузиздат, 2004. - С. 176-178.
4. О формах нормативного прогнозирования: в поисках дефиниций //
Проблемы права и правоприменения: Сб. науч. ст. - Кемерово:
Кузбассвузиздат, 2005. - С. 4-9. (в соавт. с Гавриловым О.Ф.).
5. Утопическое сознание: проблема оснований классификации //
Актуальные вопросы социо-гуманитарного знания: Сб. науч. тр. - Кемерово:
Кузбассвузиздат, 2005. - С. 214-222.
6. Национально-культурный аспект прав человека в России // Проблемы
обеспечения прав человека в деятельности органов внутренних дел:
Материалы международной научно-практической конференции (2 декабря
2005 г.). - Кемерово: Кузбассвузиздат, 2006. - С. 39-43. (в соавт. с
Гавриловым О.Ф.).
7. Универсальные черты модернизма в контексте утопического
сознания // Неклассическая этетика в культуре XX века: Сб. науч. тр. -
Кемерово: Изд-во Кем ГУКИ, 2006. - С. 153-158.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что полученные результаты можно использовать в качестве эвристического инструментария определения и типологизации многообразных проявлений феномена утопизма. Определено содержание и основные разновидности отечественного утопизма.
Практическая значимость исследования выражается в том, что полученные результаты могут служить базой для проведения исследований, на региональном и общероссийском уровнях. Результаты исследования могут быть также использованы в разработке курсов для студентов и аспирантов.
Диссертация состоит из введения, двух глав, содержащих шесть параграфов, заключения и списка использованной литературы.
Методология исследования утопии и утопического сознания
Утопия, утопизм, утопическое сознание, социальная утопия, дистопия -вот лишь небольшая часть понятий используемых сегодня в качестве однопорядковых в многочисленных монографиях, да и в повседневной жизни. А начало этому понятийному ряду положило произведение Т. Мора, в котором Утопией был назван некий выдуманный автором остров1. Со временем к явлениям утопизма стали причислять довольно широкий круг произведений, авторами которых были как современники Т. Мора, так и те, кто жил раньше или позднее. Однако вплоть до XX века утопия трактовалась преимущественно как вымысел или государственный роман, то есть детальный проект государства будущего, разработанный и описанный философом, политическим деятелем, писателем . В связи с этим исследование «утопического» ограничивалось в основном перечислением произведений известных мыслителей, таких как Т. Кампанелла, Ф. Бэкон, Д. Уинстенли и др.
Однако объем понятия утопии постоянно расширялся. Причиной тому стало не только обилие источников имеющих черты сходства с одноименным произведением2, но и двойственность перевода самого слова «утопия»3. Утопическими стали называться мотивы поступков отдельных людей и общественных групп. А наличие таких культурных явлений как проекты вечного двигателя или отдельных архитектурных концепций позволяют разглядеть присутствие утопий, как в науке, так и в искусстве. Вот как, например, об этом пишет Т.И. Ойзерман: «В течение двух тысячелетий формальнбая логика, разработанная Аристотелем, считалась совершенно законченной наукой о правилах мышления Возникновение и развитие неклассической, математической логики опровергло это утопическое убеждение. Таким же утопическим было всеобщее убеждение в том, что геометрия Евклида - единственно возможная геометрия. Классическая механика, создание которой в основном является великой заслугой И.
Ньютона, также истолковывалась утопически вплоть до начала XX века, т.е. до создания теории относительности, а затем и квантовой механики. А разве не было утопизмом стремление создать perpetuum mobile? Утопией была и алхимия, значение которой в становлении научной химии нельзя недооценивать» 1.
Наконец, интересующее нас понятие обнаруживает себя в лексиконе политиков, идеологов, журналистов - они наполняют его своим смыслом. На уровне повседневного общения оно приобретает свое особое значение.
Таким образом, понятие утопии приобрело новое более широкое содержание и значение. Благодаря этому сформировалась устойчивая потребность в прояснении его значения, исследовании стоящих за утопией установок сознания и, наконец, в стремлении постичь связь утопического и реального. Это непростая задача. Дело в том, что хотя феномен утопического, наконец, и стал предметом _ специальной теоретической рефлексии и существует множество работ на эту тему, на сегодняшний день мы не встретим единой общепринятой трактовки, изучаемого явления. В немалой степени это связано с самой спецификой гуманитарного знания. Как известно, понятия, используемые в этой сфере, очень многозначны. Они вбирают в себя целый спектр разнообразных, нередко, противоречащих друг другу, смыслов. Видимо, поэтому В.П. Шестаков замечает: «Трудно, а может быть, и невозможно дать абсолютно однозначное и исчерпывающее определение утопии». И далее: «В работах, посвященных определению утопии, мы не найдем какого-либо определенного и однозначного истолкования этого понятия».
Однако, на наш взгляд, это не препятствие к экспликации понятия утопии. В сложнейшем переплетении мнений нам необходимо найти общий вектор уже осуществленных исследовании. По этому поводу Э.Я.Баталов пишет: «...если трудно или вовсе невозможно дать определение утопии, фиксирующее хотя бы основные параметры ее многочисленных, исторически сложившихся форм, то отсюда ведь вовсе не следует, что мы не можем попытаться найти единое определение сущности этих форм, а тем самым и сущности самого феномена утопии».1
Прежде всего, данный параграф будет посвящен определению понятий утопии, утопического сознания и установлению их соотношения. Следует оговориться, что до определенного момента мы не будем проводить четкого разграничения этих понятий. Для начала нам предстоит критически проанализировать те характеристики, которые нередко приписываются всему утопическому, независимо от конкретных вариантов его проявлений. Это необходимо сделать для того, чтобы среди множества выделяемых исследователями признаков выявить те, которые действительно присущи утопии, и те которые ошибочно приписываются ей по принципу аналогии. Причем определение понятий «утопия» и «утопическое сознание» здесь будет носить не основной, а подчиненный характер. Поиски оптимального определения ради самого определения могли бы нас увести в бесконечность уточнений оттенков значений.
Утопизм и бытие: опыт реконструкции факторов взаимовлияния
В этом разделе диссертации мы рассмотрим характер взаимосвязей социального бытия и утопического сознания. То, что эти связи существуют -довольно очевидно. Феномен утопизма появляется не на пустом месте, а оказывается обусловленным конкретными социальными причинами. В свою очередь утопическое сознание, раз возникнув, превращается в значимое явление человеческой истории, предпосылку множества общественных процессов. Именно поэтому важно четко прояснить какие социальные причины обусловливают возникновение и мультиплицирование утопического сознания и как, в свою очередь, утопическое сознание влияет на социальную среду.
Чтобы выполнить эту задачу, прежде необходимо ответить на вопрос: какой же степени репродуцирование элементов утопического сознания соответствует имманентным потребностям человека? Может быть, утопия является одной из сущностных черт человека и поэтому постоянно сопутствует его активности? Положительный ответ здесь как бы заранее предполагается, но кажется далеко не очевидным, и, потому, требующим своего обоснования.
Чтобы увидеть причины, порождающие утопии, необходимо понять универсальные закономерности функционирования и развития духовной жизни общества. Одну из наиболее убедительных попыток связать утопию с процессами, происходящими в глубине общественного сознания, предпринимает К. Ясперс. В контексте экзистенциального подхода он связывает феномен появления утопии с процессом осмысления человеком собственного бытия. Он и всю историю представляет как последовательное разворачивание, осмысление человеком собственного содержания. Но истории, согласно Ясперсу, предшествовал длительный период доистории, разделом между которыми оказывается осевое время, то есть хронологический период примерно с 800 по 200 года до н. э.
В доистории духовное содержание человека находится в неподвижной неразвитой форме мифа. Мифологическое сознание отличается синкретизмом. Для мифа не существует грани естественного и сверхъестественного, объективного и субъективного. Миф нерефлексивен, так как изначально несовместим с рационально-критическим подходом к любому явлению, отдавая предпочтение эмоциональному постижению и субъективной убежденности. Человек не осознает свое бытие, не отличает его от бытия вне себя, не различает свое Я и не-Я. Пространство мифа закрыто, завершено и, единственное движение, возможное в нем, - повтор, воспроизведение уже некогда свершившегося. Мифическое время есть время «начальное», «раннее», «первое», это «правремя», время до времени, то есть до начала исторического отсчета текущего времени1. Пространство и время мифа предполагает пребывание человека только здесь и сейчас.
Однако происходит событие, которое заставило человека утратить чувство покоя и испытать колоссальное напряжение. Это событие связано, во-первых, с четким осознанием человеком самого себя как личности, как особого бытия, и, во-вторых, с четким осознанием им конечности своего бытия. Попытка осмыслить это открытие, желание продлить свое бытие привела к появлению представления о трансцендентном. Способность к трансценденции сделала человека чрезвычайно способным к неожиданности творчества, что и обеспечило несопоставимый с прежними биологическими видами динамизм развития и невиданную экспансию.
Это нашло выражение в том, что осевое время породило невиданную до сих пор духовную активность: возникли мировые религии, были заложены основы целеполагания и смыслопонимания врего исторического процесса. Сформировалась потребность узнать и упорядочить открытый заново мир, осмыслить себя и свое место в этом мире. Осознание собственной ограниченности в пространстве и времени породило стремление эту ограниченность преодолеть.
Те философско-религиозные мировые системы, которые оформляются в осевое время, эту задачу решают следующим образом: прежде всего они предъявляют индивиду определенный набор .норм поведения, тем самым, закрепляя данный характер социальных отношений, стабилизируя общество. Но, с другой стороны, эти мировоззренческие системы ставили перед человеком такие цели, которые, напротив, требовали от него изменения наличного состояния социума. Эти цели общественного развития не содержались в окружающем человека бытии и потому неизбежно противопоставлялись ему. Цели манифестировали реальность лучшую, а потому и подлинную, наличное же, окружающее человека бытие объявлялось негодным. Подобное мироощущение К. Ясперс выразил так: «С начала истории, человеку свойственно ощущение конца - то ли достигнутого завершения, то ли начала упадка...»1. В определенной степени такое мироощущение находит выражение в утопическом сознании.
Национально-культурные предпосылки формирования утопического сознания в России
Выбор России в качестве объекта нашего интереса оказывается продиктованным вполне весомыми обстоятельствами. Во-первых, это объясняется нашим желанием приблизиться к пониманию духовной сущности своего народа, стремлением прояснить отдельные моменты его истории. В этой связи можно заметить, что работ посвященных как истории России в целом, так и исследованию русских-утопий, в частности, немало.
Поэтому наша задача состоит не только в анализе конкретных утопий отечественной культуры, но и в определении духовных и национально-исторических предпосылок их формирования.
Во-вторых, интерес к русской культуре вызван еще и тем, что до сих пор остается дискуссионной проблема ее самобытности. В ее обсуждении высказываются самые разные взгляды. Но большинство исследователей сходятся в том, что отечественную культуру отличает ее внутренняяя оппозиционность, противоречивость, двусоставность или многосоставность. Идея полярности заложена даже в двуглавом орле - государственном символе, заимствованном в Греции и получившим на русской почве новый смысл. Это символ внутреннего разрыва и конфликта того целого, что он воплощает. Одна голова устремлена на Запад, другая - на Восток, или же на Север и Юг? А может быть двуглавость орла фиксирует некоторые исконные разрывы русской души и русской культуры, русского сознания и русской истории, некие непримиримые стороны -национального менталитета, находящиеся в антогонистическом противоречии и в то же время немыслимые друг без друга?
С одной стороны, Россия была и остается исторически очень тесно связанной с западноевропейской цивилизацией. Те ценности, которые были, выработаны западноевропейской культурой, в нашей стране органично усвоились и ныне выступают в качестве важнейших регуляторов человеческого поведения. Так, Д.С. Лихачев видит принадлежность русской культуры к западноевропейской в том, «что она всегда в своей глубочайшей основе была предана идее свободы личности»1. Да и достижения отечественной культуры органично вписываются в контекст западноевропейских ценностей. Однако нельзя забывать, что есть достаточно серьезные аргументы, не позволяющие однозначно идентифицировать русскую культуру как сугубо европейскую.
Русская культура вообще с трудом поддается однозначному определению. Можно встретиться с мнением, что сложность ее идентификации вытекает из того, что она однажды уже пережила свой конец, что дало множество последствий, специфицировавших русскую культуру. Так, профессор одного из университетов ФРГ И.П. Смирнов утверждает: «Потерявшая идентичность hie et nune, она зачастую полагала себя существующей лишь в прошлом. Во многих своих проявлениях она была созидательной в той мере, в какой обращалась к тому, что было преодолено по ходу времени, что осталась за границей настоящего... Россия, однажды потеряв свою историю, стала во многом другим истории, в частности подражанием истории другого, очевидным и в петровском воспроизведении голландского опыта, и в ленинской пересадке марксистской схемы на московскую почву, и в хрущевском соревновании с США. Философский дискурс возник в России из чаадаевского суждения о ее исторической безместности. Раскол русского общества на «западников» и «славянофилов» есть спор между теми, кто не владеет чужой историей, и теми, кому недостает собственной, Запад противостоит России как владеющий историей».
Нам это суждение кажется чрезмерно категоричным, с ним трудно согласиться полностью, но и целиком отбросить тоже нельзя. И обращаясь к исследованию русского утопизма, мы видим важной задачей определение его специфичности. Мы надеемся, выявить те особенности отечественной культуры, которые на протяжении истории выступали в качестве детерминант утопического сознания, накладывая на него особый, ни с чем не сравнимый колорит.
