Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Российская государственность: теоретико-методологические проблемы научного исследования 30
1.1. Российская государственность как предмет дискурсивных практик 30
1.2. Российская государственность как проблема концептуального
1.3. Методологический конструкт многомерного научного исследования российской государственности 55
ГЛАВА 2. Эволюция российской государственности
2.1. Вотчинная, полицейская и дворцовая государственность в
2.2. Номенклатурная государственность в СССР 108
2.3. Клиентарно-корпоратистская государственность в современной России 123
ГЛАВА 3. Этатизм и патернализм российской
3.1. Теоретико-методологические проблемы изучения этатизма и патернализма в современной науке 145
3.2. Этатизм как доминанта неформальной институциональной матрицы российской государственности 163
3.3. Патернализм как доминанта неформальной институциональной матрицы российской государственности 183
ГЛАВА 4. Государственность и мобилизационно-модернизационный социотип развития российского
4.1. Теоретико-методологические проблемы изучения мобилизационного
развития общества и его модернизации в современной науке 206
4.2. Государственность и особенности мобилизационного развития российского общества 226
4.3. Государственность и модели модернизации в современной России...247
ГЛАВА 5. «Человек политический», национально государственная идентичность и модели социального поведения в современном российском обществе 273
5.1. «Человек политический» как предмет научных дискурсивных практик 273
5.2. «Человек политический» как нормативный тип личности в государственно-организованном обществе 292
5.3. Национально-государственная идентичность и модели социального поведения в современном российском обществе 311
Заключение 338
Литература 351
- Российская государственность как проблема концептуального
- Номенклатурная государственность в СССР
- Патернализм как доминанта неформальной институциональной матрицы российской государственности
- Государственность и особенности мобилизационного развития российского общества
Российская государственность как проблема концептуального
1. Отдельные аспекты российской государственности уже были предметом мультипарадигмальных исследований в различных научных дисциплинах. В рамках государствоведческого, кратологического, системного, функционального, институционального, реляционистского и деятельностного подходов, доминирующих в современных научно-исследовательских практиках, существуют разные представления о природе и своеобразии российской государственности. Результаты этих исследований характеризуются дисциплинарной односторонностью и фрагментарностью полученных знаний. Изучение российской государственности как целостной социальной реальности предполагает разработку многомерного методологического конструкта социально-философского исследования, направленного на преодоление методологической ограниченности различных парадигмальных подходов и дисциплинарной фрагментарности теоретических знаний. Такой методологический конструкт был разработан в русле трансдисциплинарного подхода, интегрирующего дисциплинарные теоретические знания на более высоком уровне концептуализации, и неоклассической модели научных исследований, основу которой составляет принцип конструктивного реализма, синтезирующий познавательные установки различных научно-исследовательских практик.
2. В рамках многомерного методологического конструкта социально-философского исследования российская государственность рассматривается как государственно-организованное общество, неформальная институциональная матрица функционирования и развития которого задается государством. Когнитивная стратегия этого конструкта направлена на выявление, с одной стороны, общего, придающего качественную определенность российской государственности в целом, а с другой, – особенного, присущего российской государственности на различных этапах ее развития. Теоретические представления о неформальной институциональной матрице государственно-организованного общества складывались на основе синтеза когнитивной, конструктивно-нормативной и деятельностной концепций социальных институтов и неоинституциональных идей, а также теории символического капитала власти. Изучение трансформации неформальной институциональной матрицы позволяет выявить особенности российской государственности на разных этапах ее эволюции и, соответственно, выделить ее темпоральные типы. Концептуальный анализ особенностей различных типов российской государственности способствует установлению закономерностей ее развития, происходящего как бы по спирали: каждый тип государственности, с одной стороны, отрицает предыдущий, а с другой – воспроизводит на новом уровне характерные черты государственности, предшествующей предыдущему типу, поэтому каждый тип российской государственности, отрицая предыдущий, с одной стороны, сопровождается возникновением новой неформальной институциональной матрицы, с другой – сохранением некоторых базовых принципов предшествующих неформальных институциональных практик. Это позволяет показать зависимость неформальной институциональной матрицы современной российской государственности от траектории ее развития в прошлом, обусловленной социокультурной спецификой.
3. В дореволюционной России можно выделить вотчинный (конец XV – вторая половина XVII в.), полицейский (первая половина XVIII в.) и дворцовый (середина XVIII – начало XX в.) темпоральные типы государственности. Особенностями вотчинной государственности являются: 1) властецентричность и сильная государственная власть; 2) авторитарно-властное господство, служение государю и тотальное холопство; 3) неразделенность государственной власти и собственности, господство служебно-раздаточного хозяйства, основанного на принципе «кормить и править». Особенности полицейской государственности – это: 1) абсолютизация государственной власти; 2) огосударствление различных сторон жизни общества; 3) служение отечеству (государству); 4) полицеизм как политика «всепоглощающего государства», попечительство как общественное «благо» и обязанность государства перед обществом, социальная практика и ментальная установка людей; 5) политика социальной мобилизации и вера в возможность достижения прогресса путем государственного насилия. К особенностям дворцовой государственности можно отнести: 1) раз государствление различных сторон жизни общества, сопровождаемое отказом «дворца» от вмешательства в повседневную жизнь подданных в обмен на монопольное распоряжение богатствами страны; 2) превращение государственной собственности в «дворцовое» владение, а государственных учреждений – в экономически доходные предприятия по освоению государственной казны; 3) забвение идей служения Отечеству, национального блага, попечительского долга; 4) перераспределение власти и собственности в рамках представлений о государстве как царско-дворянской вотчины, абсолютизация экономических интересов и практики «служебного кормления»; 5) отсутствие независимых от «Дворца» крупных собственников и отказ «дворцовых» акторов от признания за населением (народом) права контроля за деятельностью государственных учреждений; 6) отчуждение государства и общества, выражающееся в дистанцировании «Дворца» от общества и актуализации неформальных социальных связей.
Номенклатурная государственность в СССР
Концептуальный анализ эволюции российской государственности позволяет выделить пять ее исторических типов на основе доминирования той или иной неформальной институциональной матрицы государственно-организованного общества в России. Это вотчинный тип государственности (конец XV – вторая половина XVII вв.), полицейский (первая половина XVIII вв.), дворцовый (середина XVIII – начало XX вв.), номенклатурный (XX в.) и клиентарно-корпоратистский тип государственности (конец XX – начало XXI вв.).
Вотчинный тип российской государственности базируется на теории вотчинного государства, различные аспекты которой получили разработку в научном творчестве О.Э. Бессоновой, А.Д. Градовского, М.В. Довнар Запольского, И.П. Ермолаева, К.Д. Кавелина, В.О. Ключевского,
Т.С. Кондратьевой, Л.В. Мининковой, Ю.С. Пивоварова, Р. Пайпса. Как полагают исследователи, одной из причин возникновения теории вотчинного государства стало широкое распространение в российской исторической науке середины XIX в. идей гегельянства и позитивизма, что, в свою очередь, позволило определить наличие «глубоких исторических закономерностей процесса становления государственности и диалектики перехода к ней от семейно-личностного начала, выражением которого выступала княжеская вотчина»1.
Большой вклад в разработку теории вотчинного государства внес русский историк XIX в. К.Д. Кавелин, который, трактуя вотчину как собственность, показал, каким образом княжеская вотчина «выросла в Московское государство», вследствие чего московские князья смотрели на свои владения как на собственность
В основе теории вотчинного государства лежат представления о персонификации государства, то есть отождествлении государства и государя, и о государстве как вотчине московских государей. Русский историк И.Е. Забелин обращал особое внимание на вотчинный «политический корень» Московского государства, способствовавший оформлению представлений о вотчиннике-государе, в рамках которых наименование новгородцами великого князя московского «государем» считалось вполне естественным, поскольку являлось обычным названием любого хозяина дома или земли2. В то время, как отмечал другой русский истории В.О. Ключевский, люди были уверены в том, что Московское государство – это «государство московского государя, а не московского или русского народа»3. В связи с этим сложилось представление о государстве как вотчине московских государей.
Как полагал А.Д. Градовский, отношение к государству, как к своей собственности, московские князья переняли от монгольских ханов, так как в период, предшествовавший татаро-монгольскому нашествию на Русь, князь был лишь суверенным правителем, но не собственником государства. Собственность князя существовала наряду с собственностью других людей, и только во время татаро-монгольского периода истории нашей страны получают широкое распространение представления о князе не только как о государе, но и как о владельце всей земли. Падение Золотой Орды привело к тому, что князья превратились в «наследников ханской власти и тех прав, которые с нею соединялись»4. Идеи А.Д. Градовского были развиты украинским историком Н.И. Костомаровым, который считал, что именно при монголах русские князья перестали разграничивать государственную власть и владение, превратив княжества в свои вотчины, то есть в свою собственность1. Особый характер развития отношений внутри дома и семьи в Московском государстве способствовал, как отмечал И.Е. Забелин, оформлению понятия о вотчиннике-государе. С точки зрения исследователя, этому наименованию соответствовал статус крупного землевладельца-вотчинника, такого, как великий князь московский, который «стал уже домохозяином и владыкой не одной Москвы, но всей Низовой Русской земли, лежавшей в речном углу Волги и Оки»2. Аналогичной точки зрения на государство как вотчины великого князя придерживается американский исследователь Р. Пайпс, который полагает, что фактическая власть князя была обусловлена его собственностью на землю и на холопов. По мнению исследователя, это придает российской государственности вотчинный характер, специфика которого заключается в особом «статусе» отношений между государем и его подданными3. Именно по этой причине, – подчеркивает ученый, – «когда идеи «государства» и «суверенитета» пришли наконец в Россию (это случилось в XVII в.), их инстинктивно воспринимали сквозь вотчинную призму. Московские цари смотрели на свою империю, раскинувшуюся от Польши до Китая, глазами вотчинников, точно так же, как глядели некогда их предки на свои крошечные уделы. Привычка рассматривать царство и его обитателей с позиции собственника крепко укоренилась в сознании российских правителей и служилого класса. Когда императоры XIX в. – по воспитанию люди насквозь западные – твердо отказывались даровать стране конституцию, они вели себя в каком-то смысле подобно обыкновенным собственникам, опасающимся, что создание юридического прецедента поставит под угрозу их права на имущество»4.
В теории вотчинного государства особое внимание уделяется также особенностям «вотчинного режима» и патримониальной природе самого государства. Понятие «вотчинный режим» для обозначения государственного строя в России в XV–XVII вв. предложил использовать современный российский историк И.П. Ермолаев1. Характеризуя отличительные черты вотчинного режима в период его установления в Московском государстве, Р. Пайпс отмечает, что его «дворцовая администрация выступала в двойном качестве: главное ее дело – управление княжеским хозяйством – по необходимости дополнялось руководством всем княжеством в целом, что является непременной чертой всех режимов вотчинного типа»2.
При вотчинном режиме власть государя носит неограниченный характер, а само государство и общество рассматриваются как единое целое. Некоторые специалисты называют такой режим патримониальным и предлагают рассматривать понятия «вотчинное государство» и «патримониальное государство» как синонимы. Вслед за Р. Пайпсом они называют патримониальными такие режимы, при которых политическая власть и владение собственностью слиты воедино. В рамках патримониальных режимов «элиты – будь то царь, олигархи, бюрократия, или Путин – воспринимают себя и воспринимаются подданными не только как правители державы, но и ее собственники»3. В рамках патримониального режима в вотчинном государстве взаимоотношения государя и его подданных носили патриархальный характер и были насквозь пропитаны духом «отеческой» заботы: государь выступал в роли «отца» большого семейства, крестьяне – это «дети» семейства, а его вотчина – это само семейство.
Патернализм как доминанта неформальной институциональной матрицы российской государственности
Этимологически понятие «этатизм», получившее широкое распространение в 80-е гг. XIX в. во Франции, происходит от французского эквивалента «etat», что означает «государство»1. Понятие этатизм, как правило, интерпретируется в четырех основных значениях. Во-первых, как научная теория и понятие для обозначения особой роли государства в различных сферах общества. Во-вторых, как политическая доктрина, в рамках которой государство рассматривается как высшая цель общественного развития. В третьих, как политика «государственного капитализма» в отдельных странах. В-четвертых, как системообразующая структура национальной и индивидуальной ментальности. Этатизм как научная теория определяет государство в качестве приоритетной цели общественного развития и обосновывает необходимость активного государственного вмешательства в социально-экономическую сферу общества2. Разновидностью этатизма в этом смысле является теория тоталитарных отношений, связанная с «поглощением» человека государством на основе формирования государственного сектора экономики и реализации инвести ционных, налоговых и кредитно-финансовых форм хозяйственно экономической деятельности в рамках использования методов централизованного планирования, контроля и распределения, что сопровождается милитаризацией государственных расходов и гонкой вооружений. Все представители этатистской теории в той или иной степени развивают положения теории «государства всеобщего благоденствия», в соответствии с которой современное индустриальное государство на основе государственного регулирования экономики последовательно реализует принцип справедливого распределения доходов, а также теории социального государства, в соответствии с которой современное индустриальное государство призвано осуществлять политику социального патернализма. Вместе с тем некоторые из них полагают, что сильное государство обязательно должно быть правовым, так как именно правовая природа государства выступает неотъемлемой характеристикой его социальной силы1. При этом речь должна идти не столько об основном предназначении государства, сколько о специфических формах осуществления властных функций и технологий
Исторические предпосылки возникновения этатизма как научной теории сформировались в первой половине XIX в. в качестве ответной реакции на «идейную» программу либерализма3. Несмотря на постоянно усиливающуюся тенденцию к объединению всевозможных политических концепций в рамках теории неолиберализма, предусматривающего активное вмешательство государства в социальную действительность при сохранении либеральных принципов управления, представления о необходимости государственного присутствия в различных сферах индивидуального бытия наиболее емко выражены в рамках теорий консерватизма и государственного социализма. Это обусловлено тремя основными факторами. Во-первых, этатизм как научная теория о государстве является одной из базовых теоретических основ консерватизма и соответствующей системы консервативных представлений. Во-вторых, этатизм как научная концепция противопоставляет либерализму такие этатистские принципы социального развития, как приоритет государства над правом, государственный патернализм и государственный интервенционизм (государственный социализм)1. В-третьих, этатизм, как теория государственного интервенционизма (государственного социализма), предусматривает ограничение любой индивидуальной свободы и подчинение человека государству2. Сторонники разнообразных этатистских концепций обращаются к идее социализма, рассматривая данное понятие как категорию теории этатизма. Это связано с тем, что государство, по их мнению, должно самостоятельно управлять экономикой с целью ослабления социальной напряженности3. Интерпретация этатизма в таком смысле определяет, в частности, содержание политических концепций Б. Дизраэли, О. фон Бисмарка и К. Ататюрка, которые традиционно рассматриваются как классические представители теории этатизма4.
Представление об этатизме как политической доктрине и теории государственного интервенционизма было сформулировано в работах Д.М. Кейнса, выступившего апологетом государственной экспансии в экономику. Сторонники этой теории и одновременно авторы концепции «государства всеобщего благоденствия» (Д.К. Гэлбрейт, Р. Харрод,
А.Р. Кросленд, Д. Стречи, А. Биттелман) в 60-х гг. прошлого столетия полагали, что современное им государство, являясь по существу «надклассовой» силой, на основе справедливого перераспределения доходов выражает «всеобщий национальный интерес», так как уничтожает разнообразные формы социального неравенства. Впоследствии эта концепция выступила объектом критики со стороны представителей неоконсерватизма, выступавших за ограничение государственного вмешательства в экономику и развитие ее частного сектора. Неоконсерваторы полагали, что социальные проекты, сформулированные в рамках теории «государства всеобщего благоденствия», требуют колоссальных финансовых затрат и отнимают материальные средства, необходимые для технологического прорыва. По их мнению, все это создает предпосылки для экономического кризиса, ограничения частной инициативы и способствует формированию психологии социального иждивенчества. Проблема снимается в рамках придания государственному вмешательству регулируемого характера, так как тотальная деэтатизация означает фактический паралич власти1.
Этатизм как разновидность государственной политики, идеалом которой выступает присутствие государства во всех сферах социального бытия, приводит к политизации социальных отношений и их полному огосударствлению. Политика переходит границы рационального взаимодействия с наукой, поглощает экономику, культуру и стремится всегда и во всем определять специфику их взаимодействия и функционирования. В связи с необходимостью форсированного экономического роста и гипертрофированной ролью государства в экономике, политика государственного этатизма получила широкое распространение в странах «догоняющего» экономического развития. Интерпретация этатизма в этом смысле составляет основное содержание экономической доктрины Турецкой Республики, что нашло свое отражение в ее Конституции, принятой в 1937 г.
Государственность и особенности мобилизационного развития российского общества
В современной науке проблема патерналистских отношений представляется в большей степени наукообразной, чем научной. Это обусловлено метафорическим характером определений и отсутствием концептуальных теорий, способствующих анализу рассматриваемой категории в «широком» смысле. В «широком» и наиболее общем смысле патернализм может рассматриваться как социокультурный, философский, правовой, социальный, экономический, культурологический и психологический феномен, основу которого составляет неосознаваемая (неформальная) потребность в государственной опеке и попечении на основе делегирования государству полномочий по обеспечению индивидуального благополучия и социального комфорта. Патернализм является составной частью российского политического менталитета2.
Своим происхождением патернализм «обязан» исторической науке, в рамках которой он рассматривается в качестве особой формы государственно-властных отношений (как специфический тип формальных и неформальных отношений господства и подчинения), устанавливаемых официально и складывающихся неофициально между государем (главой государства) и его подданными (гражданами) на договорной или добровольной основе в ходе определенного исторического периода.
Одной из наиболее распространенных форм патернализма является так называемый «агрессивный патернализм», с помощью которого может быть обозначено неумение «детей», находящихся в безусловном подчинении «отца», принимать самостоятельные решения, не говоря уже о каких либо формах индивидуально значимых действий. «Агрессивный патернализм» – это одна из форм мифологического сознания, в рамках которой власть отца над сыном является безусловным. Говоря современным языком, это характеризует их обоих как политически инфантильных. Другой формой патернализма выступает «оберегающий патернализм». Его сущность сконцентрирована в христианской традиции, в рамках которой настоящий отец – это сам Бог, обладающий абсолютной властью над людьми и миром. Он наделяет человека свободной волей, и отцовство, таким образом, заключается в принятии сына таким, какой он есть. Вероятно, это то, что современным языком может быть названо толерантностью. В общеупотребительном смысле этого слова категория «патернализм» рассматривается, как правило, в негативном смысле, что не совсем желательно, так как критика патернализма во всех его проявлениях, образно говоря, будет способствовать «понижению уровня социальной ответственности» представителей государственной власти перед населением. Именно поэтому анализ патернализма предполагает изучение специфического стиля поведения, образа мысли и действия, выступающих в качестве неотъемлемой части исторической традиции, сложившейся в русской культуре. По мнению целого ряда отечественных специалистов, в структуре разнообразных исследований на историческую тему можно найти изобилие доказательств, подтверждающих наличие определенной патерналистской традиции в сфере реализации отношений государственно-властной опеки и социального попечительства1. В этой связи особо следует выделить оригинальное монографическое исследование Т.Ф. Ермоленко, посвященное анализу патерналистских контуров российской модернизации2.
В политической науке «патернализм» интерпретируется как вид деятельности в рамках «отеческой заботы» по отношению к тем социальным 1 Ермоленко Т.Ф. Патернализм в России: опыт культурно-исторического анализа. С. 9–33; Железкин В.Г. Государственный социальный патернализм в уральской промышленности XIX в. // Модернизация в социокультурном контексте: традиции и трансформация. Екатеринбург: УрОРАН, УрГИ, 1998. С. 78–87; Суворова Н.Г. Патерналистская политика в государственной деревне Сибири в первой половине XIX в. // Материалы IV Всероссийской научно-практической конференции «Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития». Омск: Издательство ОмГАУ, 2002. С. 56–61; Шушкова Н.В. Этот ускользающий патернализм: попытка построения концепции. С. 42–44.
При этом «отеческие» формы управления делами в государстве рассматриваются как неотъемлемые признаки государственного управления в целом. Специфику патернализма обусловливают соответствующие представления о роли главы в патриархальной семье, определяющей сущность патерналистского общества в рамках реализации компенсаторной функция патернализма, обеспечивающей «якобы любовь» или, говоря по-другому, экономическую компенсацию недостатка любви. Отдельные исследователи специально подчеркивают, что особое положение главы патриархальной семьи в первую очередь определяется не только размером финансовой или материальной помощи, но прежде всего обеспечением социального благополучия. Выступая символом «своих», он обеспечивает комфортность окружения и «хорошую» компанию или то, что психологи называют самоидентификацией2. Аналогичная неформальная практика воспроизводится при экстраполяции патерналистских отношений, сформировавшихся в рамках представлений о роли главы в патриархальной семье, на общество, где роль «отца» играет глава государства. В этом случае неформальные представления об исключительной роли главы патриархальной семьи экстраполируются и на самих политических лидеров. Для патерналистских отношений подобного рода, по мнению М. Вебера, характерен харизматический тип господства, при котором деятельность политического лидера обусловлена принципиально иным типом ответственности, существенно отличающейся от ответственности «рядового» чиновника. Это личная ответственность, которую он не может переложить на другого ни при каких обстоятельствах3
