Содержание к диссертации
Введение
1. Мифологическая рациональность в концептуальном опыте гуманитарной науки 12
1.1. Семантический универсум 12
1.2. Концептуальные доминанты 35
1.3. Эпистемологическая карта 79
2. Политическая мифология в проблемном поле социальной философии 92
2.1. Ментально-знаковые структуры 92
2.2. Социальные значения 110
2.3. Формирование и динамика 135
3. Политический миф как медиасобытие 145
3.1. Медиатизация политического пространства 145
3.2. Мифодизайн политического дискурса 159
3.3. Медиалогика политического мифа 175
Заключение 189
Библиографический список 194
Приложения
Введение к работе
Цивилизационные сдвиги рубежа тысячелетий, экономические и социально-политические реалии однополярного мира, новые угрозы безопасности, вызовы информационного общества - усиливают голос «почвы и крови» в современном мире провоцируют «возврат этничности» во все сферы социального организма, активизируют протест антиглобалистов, порождают мощные консервативные волны. Эти факторы во многом определяют архитектонику политического пространства постсоветской России, которая испытывает двойной гнет проблем: глубокие трансформации «капиталистической революции» внутри страны и утверждение своего нового образа и статуса в мировом сообществе. Столь же кардинальны изменения в сознании человека, стремящегося эффективно функционировать в сверхсложном и мозаичном универсуме. Уровень сложности ситуации «двойного перелома» значительно превышает познавательные и адаптационные возможности индивидуума. Отсюда проистекает парадоксальная архаизация современного общества, в котором «человек разумный» преображается в «человека мифологического». Новая архаика сопровождается процессами хаотизации, плюрализации и маргинализации сознания, общей деструкцией постсоветской ментальности. Социально-психологический кризис порождает компенсаторные механизмы: новые формы идентичности, новое манихейство, новые символические и ритуальные практики. Экспансия рынка и тирания визуального еще более ограничивают активность индивидуума рамками стереотипных представлений и минимизированных нарраций. Игра мифологем массовости доминирует в культурном и политическом пространстве. Лицензированная эксплуатация потребителя, фабричный и сфабрикованный «звездопад», повседневный телепраздник «без границ» завершают «переоценку ценностей». Рацио уступает место клипу, мысль — слогану, логос - зэппингу. «Стыд и правда» ответственного поступка теряются под напором имагинационных технологий.
Приход информационного общества изменяет архитектонику политического пространства и проблематизирует статус традиционных идеологий.
Последние утрачивают лидерство в связи с ослаблением групповой идентификации и «персональным» шкалированием событий. Новое представительство интересов граждан организуется на базе политической рекламистики и режиссуры. Консультанты, технологи, телемедиумы — целая армия мифоди-зайнеров успешно конкурирует с идеологами и духовными лидерами прошлого. «Успех в России партий и блоков, не обладающих развитой партийной инфраструктурой... показывает, что не идеологическая, а имиджевая политическая идентификация в России играет все большую роль...» По мнению аналитиков, базовая дилемма российской внутренней политики такова: идейная интеграция общества или консолидация социума вокруг конкретных гражданских инициатив и политических проектов. В первом случае усилиями идеологов (в диалоге с гражданским обществом) создается большой национальный миф, во втором — политический маркетинг выстраивает серию маленьких актуальных мифов. В любой ситуации политическая мифология оказывается востребованной. Известен прогноз, согласно которому понимание мифа будет отнесено к наиболее полезным открытиям двадцатого столетия.
Актуальность избранной тематики определяет и новая ситуация, которая сложилась в отечественной социогуманитарной науке. Двадцать первый век начался в России как век экономики и политологии (на Западе лидируют биология и медицина). Самые высокие темпы роста обнаружила профессиональная группа политологов (более тыс. специалистов, независимых политологических центров, более центров по изучению общественного мнения, медийный культ экспертов, быстрая институциализация политологического образования). Изменилось соотношение фундаментальных и прикладных исследований: доминирует операционально-технологическое знание, решение практических задач и разработка гуманитарных технологий. Появились «новые русские ученые», возросла численность консультантов, аналитиков и советников. Эксперты полагают, что изменился не только статус, но и социальные функции гуманитаристики: «...наши ученые гуманита рий постепенно превращаются в трансляторов знания, произведенного в западной науке, в отечественную социальную практику, и эта роль постепенно вытесняет их традиционную роль производителей знания». Однако для мысли не безразлично, на каком языке она высказывается, и в каком контексте (эпистемологическом, социо-культурном, прагматическом) функционирует. Слабая адаптация к отечественным условиям, терминологическая рыхлость, семантическая «усеченность» русских версий зарубежного концептуального опыта имеют неоднозначные последствия. Смысловая ущербность заимствованных понятий создает предпосылки для мифологизации политического мышления, его редукции к самоочевидностям. «Воображаемые ясность и самоочевидность порождают мифы, которые сами не нуждаются в объяснении, но зато объясняют все, что угодно». Возникает проблема адекватности перевода, эквивалентности концептуальных моделей, столкновения автохтонных и заимствованных понятий, системной редукции (упрощение и обеднение) когнитивного комплекса политической науки. Данные обстоятельства актуализируют исследования образно-символической сферы политики, в том числе и ее мифологической составляющей.
Миф принадлежит к числу гиперинтерпретированных понятий. Огромный массив релевантных источников можно классифицировать, с известной долей условности, следующим образом:
• корпус классических текстов, в которых особенности формирования и функционирования политической мифологии, рассматриваются в связи с общими проблемами сознания, познания культуры, социальной жизни (от античности до наших дней);
работы, специально посвященные анализу мифа как особой формы индивидуального и общественного сознания, особого способа «гуманитарной обработки» и духовного освоения действительности (здесь активно обсужда ются демаркационные сюжеты: рациональное / иррациональное, научное / вненаучное, логическое / дологическое, истинное / ложное);
• исследование современного политического процесса, массового сознания, общественного мнения, ценностных ориентации, электорального поведения, в результате которых складывается и уточняется феноменологическая картина социального мифотворчества в постсоветской России (мониторинг, диагностика, базы данных);
• компаративные изыскания (аналитическая ретроспекция), объектом которых являются различные формы тоталитарной идеологии и практики, «закрытых» сообществ, идеократических социумов (наиболее изучены модели нацистской и советской мифологии);
• технологические разработки в области современной коммуникативисти-ки, политического маркетинга, рекламы, общественных связей, массовой культуры, медийных институтов, информационного менеджмента и дизайна;
• особую группу составляют сетевые источники самой разнообразной (по характеру и качеству) информации.
В числе значительных публикаций последних лет следует отметить две монографии, вышедшие в г. под одинаковым названием «Политическая мифология». Первая принадлежит перу А. Цуладзе, известного теоретика и публициста, и квалифицируется в предисловии как «единственная попытка комплексного исследования политической мифологии на базе российского материала», во второй (автор А.Н. Кольев) изложены результаты «оригинального аналитического исследования взаимосвязи мифологического мировосприятия с политическим мышлением и практикой». Оба исследователя описывают миф не в качестве атрибута архаического социума, а как феномен современного массового сознания. А.Н. Кольев концентрирует внимание на диалектике рационального и иррационального в мифологических структурах повседневности и отмечает отставание теоретической рефлексии от практических запросов: «До сих пор философия и социология мечутся между признанием мобилизующего фактора мифологии и утопии и отказом признавать эти факторы в качестве объективной политической реальности, которую придется, так или иначе, использовать в практической политике». Преодоление этого противоречия, полагает автор, позволит развернуть проектирование «большого национального мифа», отвечающего на вызовы XXI века.
Книга А. Цуладзе менее ангажирована поисками национальной идеи. Автор в большей степени сосредоточен на технологических характеристиках мифов. Что касается больших проектов, здесь рассматривается три сценария: интеграция России в западное общество (мифологической основы для такого поворота нет); опора на собственные силы, особый путь и обособление от Запада (повторение советской модели с новой, национальной мифологией); возвращение империи и противостояние Западу (этот вариант имеет самую прочную мифологическую основу). Особенность настоящего момента заключается в осуществлении и частичной реализации всех трех проектов.2 Борьба политических сил за приоритеты развития означает «войну и взаимное похищение мифов».
Теория политического мифа (как она представлена в отечественном и зарубежном концептуальном опыте) отражает противоречие, широко документированное в литературе. С одной стороны, современный миф трактуется как атрибут архаики. Аргументация такова: в ответ на вызовы постсовременности сознание и поведение индивидуума примитивизируется, становится упрощенным, агрессивным, одномерным, «клиповым»; реанимируются самые архаичные пласты человеческой психики; расцветает паранаука, оккультные и магические практики; сознание человека, стихийно и спонтанно реагирующего на эту ситуацию, мифологизируется. С другой стороны, современный миф - это запрограммированный эффект, прогнозируемый результат, конструкт, созданный усилиями политтехнологов. Мифологизация — это изощренная технология управления массовым сознанием, сугубо рационализирован ное предприятие, фабрика мифов неустанно производит вполне современные изделия, — создает аудитории готовые потреблять эту продукцию.
Кроме того, имеет место устойчивая традиция трактовать миф как неадекватное, иллюзорное, ложное представление, не позволяющее узнать, как обстоят дела «на самом деле». Миф - это заблуждение разума, следовательно, его нужно отделить от..., исключить из..., развенчать, разоблачить, преодолеть, рационализировать. Для литературы такого рода характерны заголовки, содержащие (или подразумевающие) антитезу «миф и реальность». Часто встречается непоследовательность в определениях мифа с точки зрения рациональности.
Итак, существует базовая неопределенность, связанная с традиционным противопоставлением мифа истине, логике и рациональности и массивом рекомендаций технологического плана, имеющих целью создание и внедрение мифов в сознание электората, контингента, респондента, зрителя, иных приоритетных аудиторий. Эта неопределенность создает проблемную ситуацию, разрешение которой и явилось основанием к написанию диссертационной работы.
Целью настоящего исследования является анализ политического мифа как социокультурного феномена в единстве его структурных и динамических характеристик. Реализация данной цели требует решения следующих задач:
• освоение концептуального опыта классического мифоведения в аспекте указанной проблематизации;
• уточнение границ семантического диапазона ключевых терминов;
• обзор концептуализации проблемного поля политической мифологии и классификация ее определений;
• описание структуры, функций и динамики политического мифа;
• анализ политического мифа как медиасобытия;
• соотнесение понятий медиалогики и мифодизайна в контексте политических коммуникаций и современного философского дискурса;
• обоснование эпистемологической корректности выражения «мифологиче ская рациональность».
Теоретические и методологические основы диссертационной работы укоренены в классическом наследии мировой философской мысли. Наиболее востребованы рационально и научно ориентированные подходы. Ведущим принципом исследования является установка на междисциплинарный синтез. Используется инструментарий концептуального моделирования, элементы структурно-функционального и лингвистического подходов, опыт компаративных и типологических исследований, достижения современной коммуни-кативистики, отдельные приемы дискурс-анализа. Информационную базу исследования составляет корпус релевантных источников, а также данные неструктурированных наблюдений, накопленных в результате опыта журналистской работы.
Новизна диссертационного исследования определяется следующими моментами:
• представлен анализ политического мифа как социокультурного феномена и медиасобытия в структурном, функциональном и динамическом аспектах;
разработана аргументация логического, эпистемологического, лингвистического плана, поддерживающая концепцию мифологической рациональности; особое внимание уделено историческому обоснованию, для чего осуще ствлен ретроспективный обзор классических текстов, акцентирующих рациональные структуры мифосознания;
• составлена концептуальная карта мифа, в которой систематизирован теоретический опыт гуманитарной науки; единицы анализа представлены следующими рубриками: базовая интуиция, антропологическая модель, методологическое кредо, ключевые понятия, определения мифа и мифологической рациональности, значение для исследования политической мифологии;
• предложено операциональное определение политического мифа как совокупного эффекта реализации политического дизайнерского проекта, а также терминологические уточнения, которые позволяют преодолеть непоследовательность в трактовке мифологических универсалий;
• понятия идеологии, мифологии, пропаганды, мифодизайна, медиалогики соотнесены в контексте политических коммуникаций и современного философского дискурса.
Теоретическая и практическая значимость исследования определяется его актуальностью и вкладом в развитие терминосистемы (концептуального аппарата) современной политической науки и философии. Диссертационная работа вносит определенный вклад в изучение философских оснований и концептуализации современного политического процесса, динамики нормативно-символической сферы политики. Наиболее значим анализ классического философского наследия, обсуждение терминологических проблем. Материалы диссертации могут быть полезны для философского и общего гуманитарного образования. Отдельные результаты могут иметь практические приложения в области политического регионоведения, электоральной практики, социально-психологической диагностики, медийной политики. «Мифологический аудит» может сопровождать социологические и мониторинговые исследования, обеспечивать «информационную безопасность» личности, противостоять манипулятивному воздействию масс медиа.
Апробация и практическая реализация результатов исследования: материалы и основные положения диссертационной работы обсуждались на засе даний кафедры философии и социально-гуманитарных дисциплин Ивановской государственной архитектурно-строительной академии. Результаты исследования докладывались на теоретических семинарах и научных конференциях: Региональная научно-практическая конференция «Власть, политика, общественные связи» (Иваново, г.), Всероссийская научная конференция «Бренное и вечное: Образы мифа в пространствах современного мира» (Великий Новгород, г.); Юбилейная научная конференция «Информация. Коммуникация. Общество» (Санкт-Петербург, г.); на заседании секции «Политическая философия» IV Российского философского конгресса «Философия и будущее цивилизации» (Москва, г.). Основные положения исследования изложены в 7 статьях и тезисах общим объемом 1,7 п.л.
В структурном плане диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка источников и двух приложений. Каждая глава имеет трехчастное подразделение и заключающее резюме. Литература сгруппирована в три раздела: классические тексты, исследования и коммен- У тарии, справочные издания.
Семантический универсум
Термин «миф» функционирует в самых разнообразных смысловых контекстах. Его определения многомерны. Границы семантического поля размыты. Значения противоречат друг другу: ложное знание и божественное откровение, сон и подлинная реальность, полет фантазии и орудие власти, манифесты бессознательного и преднамеренный обман, басня и сакральное знание, историческая память и воля к будущему, коллективное творчество и врожденная установка, обожествление мира и «недопонимание Бога», легенда, символ, аллегория, фольклор, поэтическая метафизика, философия... Миф - это убеждающее слово, болезнь языка, код тайны, теофания истины, неслыханная фикция, игра со смертью, похищенный язык, судьба народа, мертвая история, машина культуры, удав, парализующий человека... Действительно, «тысячеликий герой», который сражается с мифическим драконом о трех головах: миф об архаичном, миф о ложном, миф об иррациональном. В первом случае в мифологическое пространство попадают фантастические, неадекватные, иллюзорные представления, функционирующие в архаичных культурах. Их носителями являются примитивные, неразвитые сообщества и индивиды, которым свойственно первобытное дологическое и пралогическое мышление. Вторая ситуация моделирует антагонизм научного и ненаучного, реального и вымышленного, фактичного и ценностного, истинностного и ложного. Третья «голова» предпочитает иметь дело с интуициями, озарениями, прозрениями, наитиями, грезами и мечтаниями, размещая эти феномены мифотворчества за пределами рационального. Миф есть нечто архаичное, ложное, иррациональное. История цивилизации, история освоения мифологического универсума, развитие понятия и становление научного термина опровергают этот устойчивый, имеющий характер предрассудка, стереотип.
Этимологический подход обнаруживает индоевропейские корни слова «миф»: «meudh-», «mudh» (заботиться о чем-либо, иметь в виду что-то, страстно желать чего-то).1 Древнегреческое «mythos» переводится как слово, речь, рассказ, весть, предание, сказание, басня.2 Гомеровский эпос варьирует значения: мысль, предписание, приказ, совет, намерение, цель, сообщение, просьба, умысел, угроза, упрек, защита, похвальба, правдивый рассказ и др. Древний миф не только излагался в повествовательной (поэтической) форме, но и «распевался», «вытанцовывался», «исполнялся», будучи включенным в ритуально-обрядовую практику. У Гесиода теокосмогонические мифы содержат рациональную систематику. Миф трактуется как подлинный рассказ
О прошлом. В генеалогической и хорографической мифографии боги, герои и люди связываются единой цепью кровнородственных отношений. Миф как слово, в котором выражается вдохновение Муз, объединяет прошлое и на стоящее.4 В античности сложились три основных интерпретации мифа: аллегорическая, эвгемерическая и символическая. Аллегорическая теория (у ее истоков Феаген из Регия (начало IV в. до н. э)) акцентирует различие когнитивного и ценностного, мотивационного и смыслового аспектов сознания. Миф трактуется как «басня с моралью», как иносказание, смысл которого нужно расшифровать. Эвгемеризм «разоблачает» мифологические сюжеты как подлинные события реальной истории, хотя и преобразованные человеческой памятью и фантазией. Согласно Эвгемеру (ок. 300 г. до н. э.), обожествленные исторические личности и есть древние боги, которые почитаются толпой.1 Символическая традиция (от орфиков и пифагорейцев до неоплатоников) возвращает мифу целостность и пластичность. Миф — это реальность особого рода, пластическое таинство становления вещей и образов, полнота смыслов, синтез знания и воображения, слитность подлинного и вымышленного, сокрытого и явленного. Именно такое понимание представлено в системе платонизма, где Миф и Логос сосуществуют. Учение Платона об эйдо-сах-идеях - это философская мифология, учение о государстве - мифология социальная. В концепции государственного воспитания отношение к мифу двойственное: он уместен в качестве объяснительного приема, но в деле формирования души опасен, если «не направлен к добродетели» (Государство, 378е). Мифы - «это, вообще говоря, ложь, но есть в них и истина» (Государство, 377а).2 В энциклопедической системе Аристотеля миф по своим истокам сближается с философией и противопоставляется ей как нерефлексивное знание доказательному: «...тот, кто любит мифы, есть в некотором смысле философ, ибо миф создается на основе удивительного». (Метафизика, 982Ь,15), а удивление и теперь и прежде «побуждает людей философствовать». Несмотря на то, что для теории миф не достоин серьезного внимания, он важен в практическом отношении как средство управления толпой и педагогический инструментарий. Прагматические цели (польза, выгода) и необходимость соблюдения законов также продлевают жизнь мифа (1074b, 1-5).
Ментально-знаковые структуры
Любая попытка концептуализации политической мифологии определяется двумя факторами: истолкованием общей природы мифа (мифа как такового) и трактовкой политического (политики как таковой). Оба сюжета проблемны. Как в том, так и в другом случае необходим либо выбор концептуальной стратегии из некоторого множества, либо их синтез. Разработка синтезирующего подхода представлена во многих работах. Одна из них в отечественной литературе принадлежит B.C. Полосину. В своей интерпретации мифа он объединяет девять концептуальных подходов и называет этот метод универсалистским. При всей основательности его труда и масштабности замысла результат в области дефиниций разочаровывает. Во-первых, вряд ли оправдана «инструментальная» трактовка мифа как средства массовой коммуникации. Миф - коммуникативный феномен, но не столько средство сколько цель. Во-вторых, непродуктивность аллегорической трактовки мифа (как иносказания) отмечалась давно и неоднократно. Определение мифа как «иносказательно выраженного коллективного опыта» выглядит анахронизмом. В-третьих, вряд ли можно «синтезировать» материалистический и теистический подходы. Можно увеличить перечень претензий, но критика должна быть конструктивной, поэтому предлагаем свой вариант видения проблемы. Синтез различных подходов возможен, но не эклектичный, беспринципно объединяющий разнородные элементы, а органичный, осуществляемый по модели развивающегося понятия. Предпочтение какого-либо одного подхода обусловлено конкретными обстоятельствами: исследовательской программой, характером материала, квалификацией и убеждениями субъекта научного поиска. В настоящей работе мы не ставим задачу глубокого концептуального синтеза, ограничиваясь феноменологическим описанием. Отдельные дефиниции политического мифа формулируются в зависимости от контекста.
Масштабный опыт концептуализации политической сферы востребован нами в той мере, в какой это определено задачами исследования. Многообразие интерпретаций не просто затрудняет выбор, но делает его в значительной степени условным и субъективным. В современной политической мысли представлены следующие подходы к определению политики: реляционный (отношения между классами, группами, государствами); «силовой» (власть, господство, насилие, контроль); функциональный (правление, поддержание порядка, разрешение конфликтов); телеологический (полагание целей, разработка программ, стратегий, планов).1 Философия политики определяет последнюю как «вид рисковой (не гарантированной) коллективной деятельности в области властных отношений, участники которой пытаются изменить свой статус в обществе и перераспределить сферы влияния».2 В учебной политической литературе представлен широкий спектр различных вариантов: экономические дефиниции политики (надстроечное явление, концентрированное выражение экономики), социологические определения (соперничество заинтересованных групп), правовые концепции (общественный договор), нормативные понятия (достижение общего блага), субстанциальные подходы (завоевание, удержание и использование власти), институциональные трактовки (участие в делах государства и деятельности партий), антропологические (способ коллективного существования человека), конфликтно - консен-сусные определения (насильственное и мирное разрешение противоречий, отношения «друг / враг»), деятельностные и системные подходы.1 Границы политической сферы определяются с т.з. тоталитарной (политическое и общественное совпадают), либеральной (политическое ограничено государственной сферой), кейнсианской (политическое совпадает с деятельностью социального государства) и анархистской концепциями. Итак, если для определения поля политики существенны три компонента: государство, власть, интересы, то для определения политической мифологии представляется значимой конфликтологическая версия известного юриста и философа Карла Шмитта. К. Шмитт - значительная, но спорная фигура
Медиатизация политического пространства
Пространство функционирования политических мифов как сфера политических коммуникаций имеет сложную архитектонику: силовые линии, вертикали власти, траектории воздействия, зоны стабильности, ресурсные базы, центры влияния, регионы напряженности, горячие точки. Это гигантский дисплей, на который проецируется политическая жизнь социума во всем многообразии ее проявлений. Топология политики имеет глобальный и локальный горизонты. Хронополитика отсылает к этапам, периодам и эпохам. Глобальный сценарий может быть обсуждаем в терминах Четвертой Мировой войны, постнациональной ситуации, Pax Americana или всемирно-исторической миссии «благожелательного гегемона». Политические локусы оформляются в процессах «глокализации» (global + local), размывая границы внешней и внутренней политики. Эпоху модерна сменяет постсовременность. Конфигурация пространства функционирования политических мифов в данных координатах во многом зависит от мощности информационно-технической базы и коммуникационной активности субъектов политики.
Медиатизация, буквально - это опосредование, наличие посредников, традиционных и новых медиа, опосредующих процесс коммуникации. Медиатизация политики - это не просто замена привычных массовых изданий, радио и TV интерактивными телекомпьютерньши мультимедийными средствами связи, открывающими доступ к информационным супермагистралям. Это новое качество социальности, новая культурная ситуация, новая мифологическая персонификация человека, новый контракт между индивидуумом и властью. И главное, это новая, креативно-моделирующая роль медийного института, коммуникационных структур в целом, выраженная сакраментальной формулой Г.М. Маклюэна «The Medium is the Message»1 и дополненная менее известным, но столь же выразительным афоризмом - «The User is the Content». Человек информационной эпохи - это не дерзкий Прометей, отважившийся на богоборчество, не тотально виновный Эдип и даже не «глобальный потребитель» или Homo zapiens. Экзистенциальное место человека в политическом пространстве третьего тысячелетия - это срединное место Медиума, средоточие информационных потоков, центр взаимопревращений образов и реалий.
Медиатизация политики как глобальный процесс имеет неоднозначные следствия. Одно из них может быть описано в терминах массовизация / индивидуализация. Массовизация общества есть распространение (и доминирование) массовой культуры, для которой характерно преобладание потребительского отношения к информационно-культурным ценностям, досугово-развлекательный характер потребления инфотоваров; многократное репродуцирование медийных продуктов, их стереотипизация; акцент на клишированных модных стилях; усредненность и эфемерность вкусов, снижение эстетических стандартов и интеллектуальных критериев; стремление к подражанию и копированию рекламируемых образцов поведения и общения. Медиа-критики негативно оценивают данные тенденции, тогда как позитивные аналитики усматривают здесь путь к общественному консенсусу. Прежние групповые источники политической идентификации теряют свое значение, классы и личности как «глобальные потребители» не противостоят друг другу. Массовая культура снижает мобилизующий потенциал идеологий и религий, но усиливает потенциал мифов. В результате меняются принципы включения индивидуума в сферу политики, он как бы остается «один на один» с институтами власти. Индивидуальные запросы и проекты, внедренные в сознание мифотехнологиями, обладают большей привлекательностью, чем идеологические концепты, отсюда политическая апатия и стремление «стать миллионером», «последним героем» или победителем «фабрики звезд».
