Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Историко-каузальная феноменология "общества потребления" 14
1.1 ."Общество потребления" как социальная тенденция XX столетия 14
1.2. На пути к "обществу потребления": эпоха модерна 21
1.3. "Общество потребления": эпоха постмодерна 38
Глава 2. Генеральные особенности трансформации ценностного мира человека в условиях "общества потребления" 58
2.1. Характер детерминации и изменений ценностного отношения к "предметному миру" ("миру вещей") 58
2.2. Этос консюмеризма 111
Заключение 153
Литература 156
- ."Общество потребления" как социальная тенденция XX столетия
- На пути к "обществу потребления": эпоха модерна
- "Общество потребления": эпоха постмодерна
- Характер детерминации и изменений ценностного отношения к "предметному миру" ("миру вещей")
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования. Русский критик и мыслитель П. Палиевский однажды сказал: "Чтобы заняться любой проблемой, ее нужно сначала признать".
В этом смысле проблема и тема "общества потребления" - социального феномена, уже более пятидесяти лет находящегося в сфере внимания, изучения и концептуализации со стороны философской, социологической, антропологической, экономической и политической наук (а некоторыми учеными проблема предугадывалась еще с рубежа XIX-XX столетий) - сегодня отнюдь не требует для себя (ни на авторском, ни на общенаучном уровнях) какого-либо специального признания, а количество посвященных и посвящаемых ей зарубежных и, в гораздо меньшей мере, отечественных работ, монографий и публикаций, заставляет говорить скорее о такого рода исследовательской актуальности, которая превращается в самую настоящую "рутину" (в весьма положительном - указующем на неослабевающий "картезианский" интерес - значении этого слова); в один из самых заметных и концептуальных "фонов" современного социально-гуманитарного знания.
Время, когда в 50-60-е годы прошлого века проблема "общества потребления" только добивалась своего признания, своей научно-социальной верификации и обоснованности, т.е. имела статус лишь смелого, новаторского, но весьма спорного и отнюдь не всегда очевидного - гипотетического -концепта, ставившего целью теоретическую и критическую репрезентацию новейших форм капитализма (а равно и техногенно-информационной цивилизации как таковой), - давно позади. Сегодня интересующий нас феномен приобрел такую гносеологическую и конвенционально-теоретическую роль, которая делает уже его самого - значимым условием и генератором создания вариативных концептов, версий и форматов интерпретации переживаемого современным обществом "состояния постмодерна"; делает его, иначе говоря, знанием не опосредованным, а, наоборот, опосредующим.
Однако, следует сказать, что такая априорность гуманитарной проблематики общества потребления дает о себе знать не только в количестве профильных исследований, посвящаемых ей, или в настойчивости своего (про)явления, когда практически ни одна работа по социальной философии не обходится хотя бы без некоторого акцента на нее, но, одновременно, и в факте весьма драматического ускользания самой заявленной темы от тех попыток и усилий философской мысли, которые рано или поздно и с необходимостью должны подводить любую конкретную проблему к ее действительному, т.е. к ее собственно онтологическому испытанию. И именно здесь, по нашему мнению, и локализован тот существенный изъян, который, перестраивая логику и постановку вопроса об актуальности, заставляет говорить о том, что актуальность темы и предмета нашего диссертационного исследования - есть актуальность, удостоверяющая не свою (и так достаточно очевидную) злободневность, но свою значительную недостаточность в свете именно онтологической проблематизации.
Степень научно-философской разработанности проблемы. Несмотря на то, что проблема социального феномена консюмеризма и его влияния на жизнь и ценностное положение современного человека не одно десятилетие находится в сфере научно-философского внимания и изучения, количество работ, посвященных ей, все же нельзя характеризовать как избыточное или хотя бы достаточное. И это главным образом связано как раз с тем, что нельзя назвать удовлетворительными сами методологические и телеологические основания большинства имеющихся исследований. Ибо, по нашему мнению, именно "проблема метода", как возможно первостепенная, узловая проблема посткартезианского развития и существования философского знания, является тем фактором, исходя из которого, могут даваться оценочные суждения об удаче или неудаче, достаточности или недостаточности, результативности или нерезультативности любого научного предприятия. И здесь, чтобы через определение степени разработанности проблемы подойти к обоснованию нашего методологического подхода, следует коротко указать и обратиться не столько к конкретным персоналиям, сколько к основным научно-философским стратегиям, эту проблему разрешавшими и разрешающими.
Прежде всего можно констатировать, что та традиция, тот дискурсивный язык, с помощью которого на протяжении прошлого века и ближайших десятилетий прорабатывался феномен общества потребления находит свои непосредственные истоки в интенциях, дефинициях и научно-исследовательском (методологическом) проекте западного (нео)марксизма. Путь от некоторых знаковых сочинений Гегеля, немецкой волны "левого гегельянства" и текстов молодого Карла Маркса, впервые в истории социально-антропологической мысли создавших теоретические и нарративные условия, в которых феномен потребления сможет быть различен в потенциальном качестве автономного феномена человеческого и социального бытия - есть ретроспективно то направление социальной философии, в связи с которым в XX столетии стали возможны и известны имена таких "пионеров" исследования капиталистического общества потребления как, например, Г. Лукеч, М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, т.е. первых представителей философского корпуса, классические усилия которых известны сегодня под обобщающим знаменателем западной "критической теории" (или, в университетском американском варианте,- "culture studies"). Причем, этаже самая, завязанная на общих марксистско-гегельянских основах, критическая философская традиция, инициировала творчество столь знаковых для XX столетия мыслителей, как В. Беньямин, 3. Кракауэр, X. Ортега-и-Гассет, Г. Дебор, Л. Альтюссер, Э. Фромм, Ю. Хабермас, Ж.-П. Сартр, Ж. Батай, А. Кожев, М. Лифшиц и многих других.
Следующей большой системой научного знания, обратившейся - на достаточно независимых от гегельянства и марксизма основаниях - к исследованию проблемы общества потребления, стала социология, особенно в тех своих школах, традициях и направлениях, которые сегодня принято условно обобщать в качестве (1) "институциональной социологической теории"
(весьма значительно завязанной на проблемах и предпосылках политэкономии) и (2) немецкой социологической традиции, отличающейся гораздо большей философичностью. Самые знаковые имена XX века здесь - это, с одной стороны, ряд выдающихся англосаксонских (американских, британских, а частично, и отечественных эмигрантов) и французских социологов от Т. Веблена, Р. Линда и П. Сорокина до Д. Гэлбрейта, Э. Гидценса или А. Ле-февра и, с другой стороны, от М. Вебера, В. Зомбарта или Г. Зиммеля до К. Шмитта, А. Шюца, Н. Лумана и У. Бека. При этом почти каждый из перечисленных ученых оставил или собственную социологическую школу или, по крайней мере, некоторые авторские системы уникальных методологических подходов к изучению общества и общественных отношений. Для нашего исследования особенно ценными оказались те теории, которые работали с концептами "институций", "структур", "функций", "социальных систем" и "повседневности".
Наконец, следует обратиться к, пожалуй, самому заметному, разнообразному и неоднозначному блоку исследовательских философских стратегий проблемы общества потребления - к теориям и авторам европейской постмодернистской философии. При этом, перечисляя имена таких весьма гетерогенных, но часто дискурсивно-зависимых друг относительно друга философов-постмодернистов, как М. Фуко, Ж. Делез, Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Бод-рийяр, Р. Барт, П. Рикер, Ж. Деррида, П. Бурдье, Ж.-Л. Нанси, А. Негри, Д. Агамбен, С. Жижек, Ф. Джеймисон, П. Слотердайк, 3. Бауман, Д. Кларк, можно подчеркнуть, что некоторые из них - на границе тех же критической теории, неомарксизма, социологии, структурализма, антропологии, ницшеанства, психоанализа, лингвистики, не касаясь конкретно проблематики общества потребления, все же осуществили в своих работах многие важные аналитико-исследовательские предприятия, которые оказались весьма полезны и для проработки именно нашей темы.
Что касается отечественных авторов и подходов (состояние и недостаточность которых выступает как уже сам по себе весьма значимый фактор актуальности и новизны исследования), то здесь мы можем назвать лишь две формы дискурса: дискурс сугубо идеологической критики капиталистического "общества потребления", исходившей из советско-марксистского (часто "моралистического" по стилю и интенциональности, и практически не философского по способам постановки проблем) публицистического цеха 60-80-х годов и разнообразные, хотя и не множественные попытки исследовательских начинаний уже в рамках постсоветских социокультурных и научных реалий. Иначе говоря, речь здесь идет о весьма монолитном советском подходе к проблеме и первых наработках современных философских авторов, где, с одной стороны, мы можем выделить имена А. В. Кукаркина, Ю. Н. Давыдова, Г. И. Герасимова, Н. С. Юлиной и уже упоминавшегося М. А. Лифшица, а, с другой стороны, статьи и публикации некоторых, ориентированных чаще всего на "постмодернистские" форматы философии, исследователей, связанных с журналами "Логос" и "Синий диван". Кроме еще де-
сятка других журнальных тематических публикаций (например, в "Вопросах философии" и "Социологическом обозрении"), особняком отметим таких отечественных философов, как, например, А. С. Панарин, В. И. Иноземцев, О. Аронсон, А. Магун, Э. В. Ильенков и В. В. Бибихин: их концептуальные сочинения тоже в значительной степени помогают в рецепции проблемы.
Методологическая основа диссертационной работы. Метод, положенный в основание нашего исследования и определивший саму его структуру, в самых общих чертах можно определить как объективно-феноменологический или дескриптивный метод философской работы.
Вслед за А. Кожевым, мы поняли и приняли этот метод в качестве такой аналитической стратегии, которая покоится и замыкается на трех взаимообусловленных уровнях постановки и разрешения конкретной философской проблемы: феноменологическом (базовым, выявляющим общую сущность исследуемого явления, отвечающим на вопрос "Что это такое?"), исторжо-генеалогическом (связывающий исследуемый феномен с его исторической каузальностью и динамикой) и онтологическом (изучающим структуру социального бытия как такового, т.е. вскрывающим за конкретным социально-историческим феноменом его предельные, структурные принципы, законы и предпосылки).
При этом, исходя из задач аксиологического анализа феномена общества потребления, общий методологический проект работы дополнялся и конкретизировался нами и некоторыми вспомогательными философскими методами: материалистической и идеалистической версиями диалектики, дискурсивным анализом, концептуальной критикой и компаративистикой и др.
Научная новизна диссертационного исследования.
Основной фактор новизны предлагаемого исследования заключается в попытке социально-онтологической проблематизации общества потребления, как в его общих исторических и актуальных структурах, так и в его непосредственной экзистенциальной и аксиологической выраженности. Т.е. использовав многие культурологические, антропологические, социологические, экономические, политологические результаты гуманитарных исследований консюмеризма, мы ставили задачей обобщить и репрезентировать их именно в смысле основного усилия философской мысли - усилия онтологической проблематизации феномена.
В нашем исследовании мы проследили основные исторические причины возникновения общества потребления, акцентировав и проанализировав в качестве одной из таких причин тренд милитаризации в XX столетии, ранее почти не рассматривавшийся в этой связи.
В свете актуализации тенденции общества потребления по-новому переосмысливаются и исследуются проблемы собственности, владения и принципиальной темпоральное мира вещей.
Выявлены и акцентированы важнейшие (био)политические значения общества потребления.
Исследована антропологическая корреляция биологических, социокультурных и технологических факторов в консюмеризме.
В качестве аксиологических, социально-исторических и духовно-антропологических моделей предложены и развиты концептуальные репрезентации модернистского этоса труда и постмодернистского этоса консю-меризма.
Цель и задачи. Целью нашей работы является философское исследование феномена капиталистического, техноцистского и урбанистического общества потребления как исторического фактора, коренным образом изменившего ценностный мир и экзистенциальное положение современного человека.
Данная цель предполагает и зависит от решения следующих основных задач:
- рассмотрения сущности феномена "общества потребления" в качестве
уникальной, беспрецедентной исторической тенденции XX-XXI столетий;
исследования основных исторических трендов и причин, сделавших эту тенденцию возможной и, во многом, неизбежной;
анализа феноменологических и онтологических особенностей тех структур и детерминаций, которые в качестве тенденции, конституирующей ценностный мир человека, задает феномен "общества потребления";
аксиологического исследования постмодернистского этоса консюме-ризма через его сущностное и духовное различение от модернистского этоса труда;
исследование особенностей постмодернистского этоса консюмериз-ма "в себе самом", т.е. через его собственную, самодостаточную проблема-тизацию.
Объектом диссертационного исследования является общество потребления как актуальный социокультурный и политэкономический исторический феномен второй половины XX - начала XXI столетий (т.е. эпохи постмодерна).
Предмет исследования - особенности детерминации и трансформации ценностного мира современного человека в связи с актуализацией тенденции консюмеризма.
Основные положения, выносимые на защиту.
- Продемонстрировано, что во избежание двух исследовательских
крайностей, объявляющих феномен "общества потребления" либо (1) всего
лишь теоретической концепцией (т.е. чего-то, что существует только на пра
вах теоретико-гипотетического и герменевтического конструкта), либо, на-
оборот, (2) "тотальным" фактором капиталистической сверхдетерминации (на котором якобы "зиждется вся система нашей современной культуры"), "общество потребления" следует понимать и рассматривать в качестве реально существующей экономической и социокультурной тенденции Новейшего времени, имеющей как свое колоссальное влияние на аксиономию современного глобального общества,таки пределы такого влияния.
- Объективную каузальность, условия интериоризации и актуализации
тенденции общества потребления наиболее адекватным образом возможно
описать в топосе постмодернистского взаимодействия четырех основных ис
торических трендов урбанистического Модерна - демографического процес
са, изменений в структуре труда, динамикой научно-технического прогресса
и милитаризацией.
Выявлено, что производственно-экономической основой режима, конституирующего вещную, структурную и сущностную возможность "общества потребления", является стратегия товарной трансгрессии (императив товарного перепроизводства). Она, в результате самой широкой интериоризации достижений НТР в промышленность (конвейеризация, машинизация, компьютеризация) и, соответственно, прогрессирующего избавления производства от человеческого фактора, разрушила классическую (рационализаторскую) схему до- и ранне- капиталистического производства и воспроизводства "мира вещей", и в качестве новой производственной задачи поставила задачу "производства потребительских мощностей" (X. Арендт), т.е. воспитание (дисциплинацию) самого потребителя, "адекватного" новому порядку и темпам материального, символического и ценностного трансгрессивного производства.
Режимная тенденция консюмеризма являет собой одну из тех новейших контр-просвещенческих (господствующих) тенденций Нового времени, которая, одновременно с общей всепроникающей рационализацией, конкретизацией и технизацией промышленно-урбанистического мира, актуализирует и востребует в существовании человека его вне-рефлексивную, функциональную и бессознательную сторону, а самого человека востребует в качестве анонимного статиста, исчисляющего кредитора и утилизатора бесперебойно поставляемого "вещного мира".
В условиях, когда потребление становится "некоей обязанностью масс" (Г. Дебор), этос консюмеризма становится одной из господствующих, значимых и довлеющих духовно-исторических форм человеческой экзистенции, непосредственно отличаемой от предшествующих господствующих этосов труда и войны, но, тем не менее, парадоксальным образом наследующей им в своих существенных особенностях.
Адекватность, точность и - до известного предела - достаточность философского анализа сущности, генеалогии и перспектив этоса консюмеризма зависит от стратегии его (этоса) размещения в диспозитивный топос четырех основных аксиологических полей проблематизации человеческого существования Нового времени - материализма, "времени жизни" (темпоральных условий экзистенции), эстетики и идентичности.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Теоретическая значимость предлагаемой работы может быть соотнесена, во-первых, с фактом, в общем-то, почти нулевой степени систематизации и проработанности проблемы "общества потребления" в российской философской науке, а, во-вторых, с достаточно редким (онтологическим) подходом к этой проблеме в международном философском контексте.
При этом в ходе исследования уточняются и прорабатываются многие прикладные (методологические, попутные, но важные) проблемы и понятия, которые - независимо от темы самой работы - учитывают, конкретизируют и некоторым образом восполняют пробелы именно состояния российской философской теории.
Некоторые результаты и направления исследования имеют весьма актуальный, перспективный характер и, следовательно, могут быть интересны, полезны, использованы и развиты в других работах или учебных пособиях (философских, антропологических, социологических, политологических), обращенных к проблеме современного человека, общества и мира.
Апробация работы. Основные положения и результаты произведенного исследования изложены в б публикациях автора общим объемом около 30 страниц (в научных журналах и сборниках). Отдельные положения докладывались на научных и научно-практических конференциях. Текст диссертации докладывался и обсуждался на кафедре философии Воронежского государственного педагогического университета и Воронежского государственного университета.
Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка используемой литературы, включающего 205 источников. Общий объем диссертационного исследования 156 страницы.
."Общество потребления" как социальная тенденция XX столетия
Характер и успешный исход работы требует и зависит от нижеследующего предлежащего пролегомена, который мы выделяем как отдельный, незначительный по объему, но самостоятельный параграф первой главы. "Всякое жизненное явление, - писал отечественный философ Михаил Лифшиц, - прежде чем оно достигнет ясной и относительно законченной формы, проходит некоторые предварительные стадии".
В этом, хотя и очевидном, но нисколько потому не теряющем своего значения утверждении содержатся две чрезвычайно важные гносеологические презумпции, на которые, приступая к аксиологическому исследованию феномена "общества потребления", необходимо обратить внимание и опереться. Эти, транспонированные и взаимосвязанные в социально-философский нарратив, презумпции суть таковы: во-первых, любое социальное явление — явление историческое (прошедшее "предварительные стадии", т. е., если обозревать ретроспективно, как бы "накапливающее" себя в своем общем ходе и исходе), а во-вторых, условная стагнация ("законченность") любой конкретной формы социальности (т.е. фундаментальных принципов и основ данного общественного устройства, детерминирующих на предельном этапе своей редукции индивидуальное сознание и положение человека), в силу самого этого историцизма, всегда, в той или иной степени, релятивна, потому как, ни при каких условиях не может избежать дальнейшего развития (даже в случае условной "социальной деградации", которая - так или иначе — все же продолжает оставаться развитием, пусть иного "качества" и направления). По справедливому замечанию гегельянца Георга Лукача, "любая- историческая! ситуация, является? лишь; относительно завершенной-целостностью и вместе с тем лишь моментом в; историш развития духа"2. Иричем, последнее BI нашем случае означает всего-навсего решительный философский отказ от бестолковых спекуляций вокруг "социальной метафизики и любых (политических; экономическиху аксиологических); весьма популярных сегодня- "концовистории- .. Они явно?ненаучными?всегда уязвимы именно со стороны самого ходаївещей. Тем;более, что прошедшее столетие дало нам значительное множество недвусмысленных и, часто,1. трагических примеров того , каксоциальные наличности порядки (а значит,. и. сопряженные с ними общественные системы, ценностей); казавшиеся современникам вечными и незыблемыми; обратились в,историческую пыль и прах, став; грандиозными уроками? для? потомственных поколений: и "насущным хлебом" для историков. Далее, обе; указанные презумпции совокупно помогут избежать, две исследовательские крайности; которые очень часто мало содействуют , верному. пониманию сутні анализируемого нами явления, а именно — представлять "общество- потребления" либо всего лишь теоретической социально-философской или экономической: концепцией; (концептом), либо; наоборот, фактом некоторой "тотальной" сверхдетерминации.
Снятие этих крайностей будет заключаться;, в исследовании феномена "общества потребления (на. основании: уже определенной суммы, знаний; и представлений, сложившихся о нем в современном гуманитарном дискурсе) как:- реально существующей социальной (культурно-исторической и экономической) тенденции ХХ-ХЖ столетий,, контрастирующей, соподчиненной или, наоборот, противоборствующей многим иным общественным тенденциям. В этой связи особенно важно то, что сам термин "тенденция", par excellence наделенный в науке принципиальной импликативной мощью и динамикой, в первом случае преодолевает узость сугубой теоретизации социально-философского анализа, подчас весьма суверенного и произвольного по отношению к реальному положению вещей, а во втором — "спекулятивный" социологический радикализм, по поводу которого еще В. Ленин отмечал, что "при громадной сложности явлений общественной жизни можно всегда подыскать любое количество примеров и отдельных данных в подтверждение любого положения" , а современный английский мыслитель и социолог Фрэнк Уэбстер недавно пошутил, что в наше время "можно выбрать любой фактор и описывать с его помощью общество: кислородное общество, водяное,,общество картофеля"4. То есть в данном случае имеется ввиду, что если мы будем исследовать конкретный социум и социального индивида в его (социума) связи только на основании одного, произвольно изъятого, общественного фактора (в нашем случае феномена1 и тенденции консюмеризма5), то непременно погрешим против объективно-научного, социально-философского анализа. Потому как, сколь бы такой фактор ни был важен для характеристики и описания данного общества и его имманентных отношений, он никогда не является абсолютным (фатальным), а значит, не смеет претендовать на такую эпистемологическую роль, которой не заслуживает принципиально.
На пути к "обществу потребления": эпоха модерна
Разлом, произошедший на рубеже XVHI и XIX веков, был столь радикален, что ему трудно отыскать аналогию", - такими словами современные итальянские историки философии Дж. Реале и Д. Антисери охарактеризовали время зарождения Романтизма в европейской истории и культуре. И действительно, с такой оценкой сложно не согласиться. Однако, позволив себе сделать известного рода перифраз и высказать аналогичное суждение уже о рубеже двух следующих столетий, мы, видимо, так же не окажемся в числе неправых. Разлом, произошедший на рубеже XIX и XX веков, был столь радикален, что ему тоже очень трудно отыскать аналогию.
Для большей результативности и удобства мы впредь будем пользоваться весьма условной, но вполне пригодной для работы схемой, предложенной известным американским философом Фредриком Джеймисоном, который эпоху форсированной индустриализации, монополизации и урбанизации капитализма конца 19 — середины 20 столетий обозначил эпохой модерна (или модернизма), а "реструктуризацию капитализма в ядерную и кибернетическую эпоху" (то есть, вплоть до нашего и нашего времени) — эпохой постмодерна . Само собой, эти историко-терминологические референты несут не только и не столько техноцистские или экономические смыслы, но, главным образом, смыслы общекультурных, социальных, ценностных, а при верно предположенном подходе к себе и онтологических превращений).
Если довериться небезынтересной модели типологизации общественного сознания, постулирующей периодическую его трансформацию от "стабилизационного" типа.к "кризисному" и обратно , то, надо сказать, что сознание человека описываемого времени, безусловно, носило, как и в эпоху Романтизма, явные черты сознания именно кризисного, обеспокоенного неопределенностью и апофатией своей грядущей судьбы. Культура воскресшего нигилизма, отчаяния и секуляризации - примерно такими словами характеризовал явление "декадентства" его современник и свидетель Н. Бердяев ("Духовный кризис интеллигенции" и "Духовные основы русской революции" (1917), где находим: "Все отравлены в эту эпоху, все безрадостны, все несчастны, у всех муть в глубине души"4). "Зыбкость и фальшь духовной жизни того времени, - касаясь ситуации рубежа двух столетий, вторил русскому философу несколько десятилетий спустя писатель Г. Гессе, - отмеченной в некотором смысле даже величием и энергией, мы, нынешние жители, рассматриваем как симптомы ужаса, охватившего дух, который на закате эпохи мнимого процветания и мнимых побед внезапно оказался перед пустотой, перед тяжкой материальной нуждой, перед полосой политических и военных бурь и перед стремительно растущим недоверием к самому себе, к своей силе и достоинству, и наконец к собственному существованию"5.
В этой же связи не стоит забывать и то, что именно в эпоху модерна Европу, а затем и весь мир, оглушило настойчивое и пугающее посмертное требование немецкого гения — требование (а скорее даже безжалостная констатация) переоценки всех ценностей". "Бог умер" — так диагностировал современность и "историю ближайших двух столетий" Фридрих Ницше. "Духовные системы, которые ориентировали человечество, наполняли его существование смыслом, позволяли переносить все тяжкие испытания жизни, - разом рухнули"6. Как радикальная, так и умеренная мысль времени согласилась и чаще всего стала настаивать именно на этом диагнозе — диагнозе "нигилизма".
Важно указать, что исход XIX века ознаменовался и еще одним, вроде бы неожиданным и не столь сильно замеченным тогда событием - зарождением и, вслед за попыткой объективного и валидного анализа стремительно меняющихся общественных реалий, бурным развитием новой гуманитарно-социологической науки, которая уже немного позднее, к 30-м годам XX столетия, была дисциплинарно интегрирована в социальную психологию и приобрела в Европе никем уже не оспариваемый статус одной из важнейших и необходимейших социальных наук Новейшего Времени. Речь идет о "психологии масс" (или "психологии толп" в первых своих десятилетиях), которую упоминавшийся уже Серж Московичи, наряду с политической экономией, назвал наукой о человеке, "идеи которой составили историю" и "совершенно конкретно указали на события нашей эпохи"7. Среди ее первооснователей достаточно назвать имена таких величайших европейских и отечественных ученых, как Вильгельм Вундт, Сципион Сигеле, Огюст Кабанес, Габриэль Тард, Н. К. Михайловский, К. Н. Леонтьев. Своеобразной же, однако, и никем не оспариваемой "библией" новой науки стала всемирноизвестная работа французского социолога и мыслителя Гюстава Лебона "Психология толп" (1895). Несмотря на то, что весь пафос сочинения носил явные черты консервативно-идеологического авторского ангажемента, а научная методология ученого являла собой не столько описательную (объективную), сколько прогностическую (часто с элементами почти религиозных "пророчествований"), значение "Психологии толп" все же трудно переоценить для дальнейшей истории гуманитарной мысли. Французский социолог действительно, хотя и в самых общих чертах, смог предвидеть и предугадать рождение в XX столетии феномена "массового общества", несущего с собой не только небывалые политические, экономические или демографические метаморфозы, но и, прежде всего, крушение всех прежних социальных ценностей и норм европейской (а потенциально и мировой) цивилизации. "В то время, как все наши древние верования колеблются и исчезают, - предупреждал во вполне ницшеанском духе Лебон, - старинные столпы общества рушатся друг за другом, могущество масс представляет собой единственную силу, которой ничто не угрожает и значение которой все увеличивается. Наступающая эпоха будет поистине эрой масс .
"Общество потребления": эпоха постмодерна
Три приведенные выше цитаты, с которых; мы посчитали г нужным и" возможным начать, этот параграфа написаны — в порядке появления в нашем тексте: в; 1967, 1968; 1969 годах - тремя? разными авторами,, с. трёх разных: позицией;с тремя- контекстуально-отличнымш целями; Фрагмент из; работы; французского Мыслителя-революционера Ей Дебора; "Общество спектакля", созданной "с сознательным?: намерением нанести» ущерб капитализму"; фрагмент из, ; социальногфилософского исследования "Общество потребления" парижского ученого Жана Бодрийяра; фрагмент из- статьи знаменитого американского, теоретика ш стратега маркетинга1 Лео Богарта — все эти; столь разные по своими интенциональным оттенкам отрывки; манифестируют; однако; одно общее положение; касаемое некоторого качественного исторического рубежа, открывшего новую экономическую; культурную и политическую? эпоху в глобализирующихся рамках \ капиталистического мира — постмодернистскую эпоху консюмершма, или условную эпоху "общества потребления", к сущностному рассмотрению которого мы теперь , Ии обращаемся; Аккумуляция. же значений и трансформационных смыслов тех "ритмов" и трендов модерна; которые мыь— вслед заЮ.Хабермасом,— наметили в предыдущем параграфе этой главы — решающее усилие в деле общей реконструкции этого феномена. , Собственно, нельзя утверждать, что на тенденцию "консюмеризма" (т.е. на ценностные трансформации и стремительную актуализацию; того экономического режима, которые начали обосновывать ее) философская мысль обратила свое внимание только лишь на исходе 60-х годов.
Так, например, французский религиозный мыслитель, родоначальник направления, закрепившегося в современной философии под термином "традиционализм", Рене Генон в своем знаковом сочинении "Кризис современного мира" еще в 1926-1927 годах писал о создающейся на глазах его и его современников цивилизации "довлеющих материальных интересов" ("материализованного индивидуума"), где деградация духовных и традиционных ценностей (синонимичных, по Генону, по сути дела с ценностями религиозными) достигает — как считал автор — своей кульминации, а человек в этой связи становится все более "пустым и несчастным". "Современная цивилизация нацелена на увеличение искусственных потребностей", - постулировал Генон, иллюстрируя это следующим важным замечанием: "Люди — как таковые - не испытывают никакого страдания от лишения вещей, которые не существуют для них и о которых они никогда и не мечтали; теперь же, наоборот, они сильно страдают, если у них не хватает этих вещей, потому что они привыкли считать их необходимыми и они, в действительности, стали для них необходимыми. И они таким образом стараются всеми средствами приобрести то, что может доставить им всяческое материальное удовлетворение, единственное, которое они способны оценить: речь идет лишь о "зарабатывании денег", потому что это позволяет получить эти вещи, и чем больше их имеют, тем больше хотят их еще иметь, потому что непрестанно открываются новые потребности; и эта страсть становится единственной целью всей жизни"4. Своему предшественнику в вербализации такого аксиологического диагноза XX столетия вторил и другой известный философ-традиционалист итальянец Юлиус Эвола. В работе послевоенных - 50-х - годов "Оседлать тигра", этот наблюдательный мыслитель попытался понять ценностный и духовный кризис., модерна уже не в чисто идеалистических констатациях упадка (как Zeitgeist — "духа- времени"); но, осуществив реконструкцию общей — ве самом широком смысле - исторической) ситуации, обусловившей этот кризис и,; духовную девальвацию человеческого существования; В устройства именно в частности
Эвола одним из первых обратил внимание нато, что "абсурдность современной жизни со всей грубой очевидностью проявляется» тех. экономических аспектах, , которые; в сущности, и предопределили это устройство"5. "С одной стороны - писал философ; - от экономики необходимого решительно перешли к экономике избыточного, одной из причин: чего стало перепроизводство и прогресс индустриальной техники.. Перепроизводство JKQ ведет к тому, что для сбыта- всей производимой продукции возникает необходимость навязать массам максимальный объем потребностей; потребностей, которые, становясь привычными и "нормальными", ведут к соответствующему возрастанию обусловленности.индивида" ., Надо сказать, что подобные наблюдения (особенно: о приобретающей в военные и послевоенные годы; все " большее значение стратегии перепроизводства) были весьма нетривиальными и по сути дела, смогли? — хотя бы поначалу и на интуитивном уровне - схватить один из; главных, генеральных, нервов (оснований) того- нарождающегося социально-культурного феномена, который вскоре: и закрепится в. гуманистике как "общество массового потребления". . Мартин Хайдеггер в знаменитом интервью журналу "Шпигель" (1966) сумел обобщить результаты переломных событий XX столетия в категоричном утверждении о произошедшем "ис-коренешіи человека" . "Исходя из нашего человеческого опыты и истории, - заявил философ, -насколько я могу судить, я знаю, что все существенное и великое возникало
Характер детерминации и изменений ценностного отношения к "предметному миру" ("миру вещей")
Если попытаться в нескольких словах высказать то предельное (аподиктичное) и необходимое основание, которое при обращении к "здесь и сейчас" конкретного человеческого существования (экзистенции) делает в перспективе возможным актуальную вовлеченность индивида в социальную "стихию потребительства", мы, не боясь ошибиться, выскажем ее так: нужда и голод на грани не только "биологической" жизни и смерти, но и как хотя бы редкие "психологические переживания весьма возможного" не властны над человеком и его субъективным видением своего потенциального будущего.
Эта презумпция ("освобождение человека от строгой природной необходимости") хотя и весьма очевидна, однако все же требует некоторого философского обоснования и раскрытия, ибо сама по себе уже является фундаментальным фактором и - как мы выясним ниже - частным, но принципиальным и концептуальным "референтом" ценностно-мотивационных перверсий, связанных с исследуемой тенденцией консюмеризма. Европейские мыслители и политэкономисты XIX столетия, не боясь изрекать якобы "банальности" или "трюизмы", предавали проблеме "физиологических потребностей" человека во многом первостепенное аналитическое значение. Например, Ф. Энгельс в мемориальной статье "Похороны Маркса" (1883), писал, как об одной из главных заслуг последнего о том, что "Маркс открыл закон развития человеческой истории: тот, до последнего времени скрытый под идеологическими наслоениями, простой факт, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилье и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т.д."4. Австрийский экономист и теоретический оппонент марксизма Карл Менгер — как бы отвечая на обобщающее недоумение младшего современника К. Поланьи, что "даже для профессионального мыслителя тот факт, что человек должен есть, не представляется достойным анализа"5 - свое классическое исследование о благах и потребностях человека разворачивал из схожих предельных предпосылок: "Один может жить в роскошных палатах, есть изысканнейшие блюда и одеваться в самые дорогие ткани, другой — отыскивать себе для ночлега темный угол жалкой хижины, питаться отбросами и одеваться в лохмотья, но каждый из них должен стремиться к тому, чтобы удовлетворить свою потребность как в жилище и одежде, так и в пище" . Причем, по мнению французского социолога Анри Лефевра, даже сама собственно "человеческая повседневность" в условиях уже индустриально-информационного и урбанистического постмодерна только тогда становится социальной, естественной и рефлексивной (ценностно-культурной) реальностью, когда "исчезают прежние [модернистские и до-модернистские] страхи дефицита" . Ясно, что сколь можно большее и адекватное удовлетворение базовых физиологических ("первичных") потребностей человека ("хлеба насущного") — во все времена была и будет необходимой репрезентативной основой (предпосылкой) любой нормальной;, рациональной и культурной жизнедеятельности человека. Более того, как заметил А. Маслоу, поместивший животные потребности человекам в основание своей, знаменитой "ценностной пирамиды", "сама: культура — это-инструмент адаптации и одной из ее основных функций является; достижение того, чтобы чрезвычайные обстоятельства физиологического характера стали все менее распространенными"
И речь идет здесь не о постулировании какой-то сугубой "материалистической этики ценностей"9 (М. Шёлер, Ю. Хабермас), -"это: борьба за грубые материальные вещи, без которых не существует изящных и духовных" (В. Беньямин). Поэтому общество, где в масштабах, приближающихся; к целокупному масштабу всего данного социального множества, людям; не грозит голод, нужда, голодная смерть (а, следовательно, и труд в телеологии; буквального "биологического" выживания), опасность которой сопровождала человечество на всем его аграрно-цивилизационном (до XIX столетия) и промышленно-военном (эпоха модерна) исторических путях — есть уже фундаментально новый тип; общества и общественных отношений. "Средний американский гражданин, - писал в начале 50-х годов тот же психолог Маслоу, - ощущает аппетит, а не голод, говоря: "Я голоден""10. В социальных организациях таких индивидов (где "все более .менее богаты, а не- бедны, поскольку живут в них в условиях пусть относительного, но изобилия"11 и "ставят на повестку дня вопрос не выживания, а условного качества жизни" ) все, по сути дела, может быть и было готово к апробации и инсайду институциализированного консюмеризма как одной из потенциальных экономических и культурных основ этой организации. Не с безальтернативной неизбежностью, но все-таки приведшей к нему13. И если согласно известной формулировке Маркса, "царство свободы, которое по природе вещей лежит по ту сторону сферы собственно материального производства, начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью"14, значит, задача понять тот весьма своеобразный эффект, когда наличные условия такого "царства свободы" становятся условиями не свободы и не свободного развития творческого духа человека, но новыми историческими формами уникального, драматического и весьма радикального диктата материальных потребностей и "овеществленного сознания" — есть, возможно, главная ставка нашей аналитической стратегии.
