Содержание к диссертации
Введение
Раздел первый ВЫБОР ДИСКУРСА: ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО И ПОСЛЕДСТВИЯ МОДЕРНА 26
Глава 1 Проект информационного будущего как воплощение противоречий самосознания эпохи 27
1. Логическая гомогенизация категорий: от мифа к идеологии 27
2. «Онтология небытия» как радикализация эпохального сознания 43
Глава 2 От картины мира - к киберпространству 62
1. Картина мира как историческое воплощение пространственно-временной организации дистанцирования, высвобождения и рефлексивности 62
2. Отчуждение как развитие тотальности бытия и как ее преодоление 77
Раздел второй КЛАССИЧЕСКАЯ КАРТИНА МИРА: «ПРИНУЖДЕНИЕ К ОБЪЕКТИВИРОВАНИЮ» 95
Глава 1 Онтология отчуяадения 97
1 . Изменение метафизической установки: от «Человека разумного» - к «Человеку общественному» 97
2. Бытие сущего: функциональное разделение субъекта и объекта 106
3. Проект существа истины 115
4. Отчуждение как «деформированный способ существования» 123
Глава 2 Отчуждение труда в средствах массовой информации 129
1. От публицистического произведения - к информационному продукту: отчуждение результатов труда 130
2. От «призвания» - к «профессионализму»: отчуждение от процесса труда 138
3. «Человек-товар»: самоотчуждение в труде 152
4. «Мыльная журналистика»: отчуждение отношений людей 161
Раздел третий НЕКЛАССИЧЕСКАЯ КАРТИНА МИРА: «ВЛАСТЬ РАЗДУТОЙ ДО ЛОЖНЫХ АБСОЛЮТОВ СУБЪЕКТИВНОСТИ» 175
Глава 1 Медиа-симулякры: гипостазированное отчуждение 177
1. Изменение метафизической установки: от «Человека общественного» - к «Человеку виртуальному» 177
2. «Неопределенное бытие»: коммуникативное «между» субъектом и объектом 194
3. «Истины нет». Остались мнения 214
Глава 2 После модерна: информационное общество как жизненный мир 225
1. Социологическая интерпретация медиа-этики: проблема контроля и самоконтроля 228
2. Антропологическая интерпретация медиа-этики и социальное знание: «взаимоисключающее взаимодополнение»? 249
3. Проблема морали информационного будущего: от «Человека виртуального» - к «Человеку ответственному» 263
Заключение 281
Литература 289
- Логическая гомогенизация категорий: от мифа к идеологии
- Изменение метафизической установки: от «Человека разумного» - к «Человеку общественному»
- Изменение метафизической установки: от «Человека общественного» - к «Человеку виртуальному»
Введение к работе
Сегодня медиа дают основание для выделения самодостаточного, самоорганизующегося мира «кнопочной культуры» с его специфическим смыслополаганием и нормативностью, с его главной фигурой в лице «Человека кликающего»1. Об информационном обществе говорят как о недалеком будущем. Несмотря на то, что существует и критическое отношение к теории «третьей волны» (О.Тоффлер) , «возможности надежды» остаются рефреном в литературе, затрагивающей эту тему.
Энергия веры в будущее, - так, казалось бы, свидетельствует история, -помогает преодолеть отжившие формы социальности, мешающие движению к новому. Однако на практике такая энергия зачастую стимулирует в культурных процессах взрывную динамику, которая периодически приходит на смену постепенному (прогнозируемому) развитию4. В результате то, что еще вчера представляло ценность для большинства, списывается «за ненадобностью» без оглядки на тех, кто не способен, «смеясь», расставаться со своим прошлым, в котором, возможно, и заключается весь смысл их жизни. «Постмодернистскому примордиальному анархизму»5 (полному отказу от эссенциалистской логики в подходах к культурно-исторической реальности)
Тарасенко В.В. Человек кликающий: фрактальные метаморфозы // Информационное общество. -1999.- №1. - С.43-46.
2См. об этом: Землянова Л.М. Зарубежная коммуникативистика в преддверии информационного общества: Толковый словарь терминов и концепций. - М., 1999. -С.69-70.
3Преобразования, обусловленные интенсивным развитием медиа, происходят, как отмечают наблюдатели, «на фоне громадных развалин - воюющих цивилизаций, исчезающих привычек, ржавеющих механизмов старой технологии, - из которых появляются многочисленные изменения. Такой период объединяет печаль старения с возможностями надежды». См.: Прайс М. Телевидение, телекоммуникации и переходный период: право общество и национальная идентичность. - М., 2000. - С.277. 40 двух тенденциях в культурных процессах см.: Лотман Ю.М. Культура и взрыв. - М., 1992.
5См.: Habermas J. The Philosophical Discourse of Modernity: Twelve Lectures. - Cambridge, 1994.- P.3.
подобного рода нередко служит само понятие информационного общества и ряд связанных с ним дефиниций - «медиа», «коммуникация», «информация» и др. Между тем, стоит только оглянуться назад, чтобы обнаружить, что многое из того, что воспринимается сегодня как освобождение от застарелых противоречий жизни, на деле оборачивается их радикализацией.
Медиа сегодня - это инструмент для ведения информационных войн,
«промывки мозгов» и манипулирования общественным мнением. В этом нам
видится проявление рационализма развития цивилизации, противостоящего
индивидному бытию. Отличие времени становления информационного
общества от предыдущих периодов истории заключается в том, что развитие
рационалистического сознания во многом благодаря массированному
воздействию средств связи опережает развитие рациональных оснований
общественного бытия. Действительность конструируется
целерациональностью. Этим усиливается драматическое противоречие между «системой» и «жизненным миром»6.
Вследствие прогрессирующей медиатизации жизни в сферу влияния социальной системы теперь активно вовлечено пространство семиозиса: процессы технологизации, коммерциализации перекинулись на творимые с помощью медиа значения и знаки. Другим, не известным доинформационной эпохе способом агрессивного наращивания тотальности системы, стало активное вовлечение в медиа-отношения детей и подростков. Если сорок лет назад Г.Маркузе констатировал поглощение индивидуальной мысли средствами массовой информации , то сегодня предметом притязаний индивидуализированных медиа является уже не только мысль, а вся духовно-практическая сущность формирующегося индивида.
Таким образом, наблюдаемое расширение сфер предметности, вовлекае-
бСм.: Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма // Теоретическая социология: Антология: В 2-х ч. / Сост. и общ. ред. С.П.Баньковской. -М., 2002. - 4.2. - С.353-372. 7См.: Маркузе Г. Одномерный человек. - М., 2003.- С.21.
мых в социальные отношения, во многом изменило характер конфликта между человеком и системой. Известные версии критических теорий, нацеленных на разрешение противоречий индустриальной эры, в новых условиях обнаруживают свою несостоятельность.
Актуальность темы исследования обусловлена необходимостью формирования критического дискурса информационного общества. Назрело время для концептуальной разработки не только иной направленности метакритики, иных ее оснований, - должны измениться и ее «движущие силы».
Философская мысль доинформационного периода в поисках альтернатив неразумной действительности уповала на возможность ее практически-политического преобразования. Ставка делалась на реальные протестные силы. В XX веке движение «новых левых», воплощавшее собой «формулу
прорыва» через реальность «одномерного общества» , окончательно убедило цивилизованный мир в безнадежности попыток произвести эмансипацию человека методами бунта и социальных революций. Первоначальное ощущение победы в конечном счете вдруг оборачивается горьким открытием, что новоявленные мятежники послужили невольному укреплению системы, против которой выступали: обновив перед лицом опасности свои арсеналы, она находит новые - отвечающие времени формы для умножения своей тотальности. В наши дни примером, иллюстрирующим этот удручающий факт, служит международная институциализация образа Врага в лице терроризма, воплощающего собой вид политического экстремизма информационной эпохи9.
Критическая теория новейшего времени не может рассчитывать на опре-
8См.: Маркузе Г. Указ.соч. - С.228-229.
90 решающей роли средств массовой информации в формировании такого явления, как терроризм, см. высказывания специалистов по медиа: Московские новости.- 2002.- 24-30 сентября.- С.7; Известия-2002 -16 сентября, 23 ноября.
деленные социальные силы, которые были бы в состоянии преобразовать
общество, не только потому, что История исчерпала возможности, связанные
с действиями политически-практического характера. Решающее значение
имеет то, что в информационную эпоху изменилось существо феноменов
отчуждения: перед ними все оказались равны. Лишаются прежнего смысла
понятия «элита», «гегемон», «аутсайдеры»... Медиа-пространство, по
существу, представляет собой экстериоризированную средствами
информации и коммуникации сферу сознания. В виртуальном мире отчужденного духа нет иных ниспровергателей утверждающегося системного порядка кроме самосознания вовлекаемых в этот мир индивидов. И они заинтересованы в этом: «Феноменальный мир - наша реализация возможного. Проникая в постчеловеческие слои бытия, мы должны иметь место, где можно снять скафандр, куда можно прийти, чтобы жить»10.
Итак, наступление информационной эры вывело в разряд актуальнейших проблему индивидного самоизменения. Самоизменения, понимаемого достаточно широко - как преобразования внутреннего мира человека, так и различных, в том числе закрепленных предметно, схем его деятельности". Сохранение человеческого в человеке - это и есть то, «в обоснование чего» должен, на наш взгляд, осмысливаться прежний и нынешний социальный опыт. Сорок лет назад представители Франкфуртской школы полагали, что «критическая теория» должна быть озабочена не приращением знания как такового, а эмансипацией человека от порабощающих его отношений . Сегодня настало время, когда именно приращение знания, увиденного «феноменологическим оком» , может способствовать эмансипации
10Кутырев В.А. Апология человеческого (предпосылки и контуры консервативного
философствования) // Вопросы философии. - № 1. - 2003. - С.72.
пСм.: Кемеров В.Е. Ведение в социальную философию. - М, 2001.- С.5.
12См.: Давыдов Ю.Н. Критика социально-философских воззрений Франкфуртской школы.
-М., 1977. - С. 63.
1 Сохранению «бытия с человеческим лицом» должно служить, по убеждению
В.А.Кутырева, «консервативное философствование», которое, становясь учением о Доме,
«медиатизированного» сознания, а значит, - эмансипации человека . Обоснованию этой идеи и посвящена данная работа.
Проблема исследования формулируется нами как проблема
сосуществования двух измерений действительности, двух стратегий
смыслополагания - системы и жизненного мира. В онтологии
общественного бытия эту проблему репрезентирует феномен отчуждения -отчуждения родовой сущности человека от его существования. Понятийное отражение противоречия сущности и существования нами видится в словосочетании «ситуация человека»15. «Ситуация» в нашем понимании суть не «вот это отношение»; «ситуация» репрезентирует некое аналитически нерасчлененное конкретно-историческое бытование проблемы человека.
О степени разработанности темы. Медиатизации различных сфер жизнедеятельности и ее последствиям посвящен большой объем публикаций. Специализированные Интернет-сайты постоянно обновляют сведения о проходящих по данной теме научных дискуссиях16. Завершая обзор литературы по данной теме, И.С.Мелюхин отмечает, что понятие «информационного общества» можно определить, как минимум, тремя способами. Во-первых, перечислить характеристики, которые присущи этому типу общества (значительные информационные ресурсы, информационная
«идеологией выживания», «совпадает с экологией при ее сущностной мировоззренческой трактовке» (выделено автором - С.Ш.). - См.: Кутырев В.А. Указ.соч. - С.72.
О медиаобразовании как новом социальном приоритете см.: Вартанова Е.Л., Засурский Я.Н. Медиаобразование как средство формирования информационной безопасности молодежи // Информационная и психологическая безопасность в СМИ: В 2-х т. - Т.1 / Под ред. А.И.Донцова, Я.Н.Засурского, Л.В.Матвеевой, А.И.Подольского. - М., 2002. - С.7-19.
«Ситуация представляет собой некий фрагмент, выделенный в жизненном мире применительно к той или иной теме» (выделено автором - С.Ш.). - См.: Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. - СПб., 2000. - С.201. Далее Ю.Хабермас рассматривает ситуацию речи и ситуацию действия в отношении Я-Ты. При этом в основе «системы перспектив говорящего» лежат некие фундаментальные установки, которые репрезентируют соответствующие «мировые перспективы». См.: Там же. - С. 201-211. В контексте предпринятой нами работы общее и особенное в понятии ситуации представлено иначе.
1бСм., к примеру: Российская сеть информационного общества / Под ред. А.Шадрина:
индустрия и пр.); во-вторых, пойти от «абстрактного к конкретному», указав, что информационное общество - это следующая ступень в историческом развитии человечества по цепи «аграрное-индустриальное-постиндустриалное общество»; в-третьих, возможен компромиссный вариант типа: «информационное общество - это следующая ступень или стадия развития человечества, на котором доминирующим объектом производства и
1 *7
потребления становятся информационные продукты и услуги» . На основе
примерно такого «реестра» определений информационного общества
осмысливается и связанная с ним проблематика. Л.Вартанова выделяет в этом
массиве два блока: концепции информационной экономики
сконцентрированы на возможном влиянии новых информационных и коммуникационных технологий (НИКТ) на производительность различных секторов экономики; концепции информационного общества рассматривают социальные, политические и культурные проблемы, вызываемые интенсивным развитием НИКТ18.
Наиболее подробно средства коммуникации новой волны в качестве объекта и субъекта социальной практики рассмотрены в панорамном исследовании М.Кастельса19. Отдавая отчет в том, что современные сетевые технологии несут с собой иную культуру, что само по себе не может не быть проблемным, в целом названный автор придерживается взгляда на «коммуникационный медиум» в лице Интернета как на эффективное средство развития человеческого сообщества. Он, в частности, указывает на то, что сети являются главным образом «заповедником» частной жизни, в то время как
См.: Мелюхин И.С. Информационное общество: истоки, проблемы, тенденции развития. -М., 1999.-С.22-23.
18См.: Вартанова Е.Л. Европейское общество и стратегии Европейского Союза//
19См., в частности, издания на русском языке: Кастельс М. Информационное общество: Экономика, общество и культура. - М.,2000; его же: Галактика Интернет: Размышления об Интернете, бизнесе и обществе. - Екатеринбург, 2004.
централизованные иерархические структуры выступают «вотчиной» власти и производства20.
Обратную тенденцию в современном информационном пространстве фиксирует Монро Э.Прайс. Еще в 90-е годы XX столетия казалось, что свобода получать и распространять информацию скоро окончательно преодолеет государственные границы. Но вступившие в «войну с терроризмом» правительства, убедившись в том, что идеология является подоплекой конфликтов и общественной нестабильности, осознали необходимость воздействовать на сердца и умы людей за пределами своих стран . Борьба на «фронте общественного мнения» стала рассматриваться важнейшим элементом геополитики. После событий 11 сентября 2001 года США впервые стали формировать последовательную внешнеполитическую
позицию по вопросам СМИ .
Переход России к информационному обществу, связанный прежде всего с преодолением политической и экономической нестабильности, рассматривается отечественными исследователями как условие ее выживания в современном мире в качестве самостоятельного государства23. Более подробный обор положения дел на отечественном рынке массовых коммуникаций свидетельствует о сложностях, мешающих продвижению по этому пути24.
Таким образом, социальные, политические и культурные проблемы, как бы подробно они ни обсуждались, фактически поставлены в зависимость от государственной политики в области НИКТ, от уровня национальных
20См.: Кастельс М. Галактика Интернет: Размышления об Интернете, бизнесе и обществе.
-С.14.
21См.: Прайс М. Масс-медиа и государственный суверенитет. -М., 2004.- С. 14.
22См.:Тамже.-СЛ97.
23См.: Вершинин М.С. Политическая коммуникация в информационном обществе. -
СПб.,2001.-С. 34,180.
24См.: Роль прессы в формировании в России гражданского общества. - М.,1999;
Засурский И. Масс-медиа второй республики. - М., 1999; его же: Реконструкция России:
Масс-медиа и политика в 90-е годы. - М., 2001 и др.
экономик и других факторов развития человечества, которые напрямую не связанны с индивидным бытием и, по существу, им не определяются. Наблюдаемый в научной литературе по искомой теме разрыв в «ситуации человека» обусловлен, как нам видится, тем, что в области онтологии общественного бытия существующие подходы базируются, как правило, на постулатах парадигмы постиндустриализма, которая, по замечанию нашего отечественного теоретика В.Л.Иноземцева, зачастую выступает как излишне объективистская: переход от одной формы общества к другой рассматривается скорее как данность, а не как процесс, со свойственными ему внутренней логикой и противоречиями25. Труды, выполненные в соответствии с данной парадигмой, обладают объяснительным потенциалом по отношению к происходящему лишь в рамках конкретной формации. Проблемные же зоны общественного движения от одной «стадии» исторического развития к другой могут быть раскрыты лишь в соотнесении этих стадий друг с другом.
Обращаясь к работам, ориентированным на иные исследовательские подходы, сошлемся на труды отечественных теоретиков: авторов коллективной монографии по проблемам информационной и психологической безопасности в СМИ, а также Е.Е.Даниловой, В.Д.Мансуровой, тяготеющих к теории социального действия, Л.Г.Свитич, попытавшейся рассмотреть массово-информационные процессы в социуме на позициях синергетики, СИ. Сметаниной, Э.В.Чепкиной, ориентированных на методологию постструктурализма, Б.Я.Мисонжникова, выделившего проблематику феноменологии текста... . На Западе под темой «информационное общество»
25См.: Там же. - С. 18.
26См.: Информационная и психологическая безопасность в СМИ: В 2-х т. - Т.1 / Под ред. А.И.Донцова, Я.Н.Засурского, Л.В.Матвеевой, А.И.Подольского. - М., 2002; Данилова Е.Е. Информационное развитие социальных систем. - М., 2002; Мансурова В.Д. Журналистская картина мира как фактор социальной детерминации. - Барнаул, 2002; Свитич Л.Г. Феномен журнализма. - М., 2000; Сметанина СИ. Медиа-текст в системе культуры. - СПб., 2002; Чепкина Э.В. Русский журналистский дискурс: Текстопорождающие практики и коды. - Екатеринбург, 2000; Мисонжников Б.Я. Феноменология текста. - СПб., 2001.
Ф.Уэбстер объединяет помимо теорий Д.Белла и М.Кастельса труды Ю.Хабермаса, Э.Гидденса, Р.Райха, Ж.Бодрийяра, З.Баумана...27
Демонстрируя гетерогенность предметной сферы общего поля исследования и многообразие подходов к ней, работы по медиа, - число их растет, - обнаруживают отсутствие единой концептуальной основы в понимании онтологических проблем грядущей информационной эры. Данное обстоятельство и вызываемые им разночтения в определении научных дефиниций препятствуют формированию критического дискурса новейшего времени: вместо того, чтобы участвовать в преодолении существующих в обществе заблуждений, научное знание провоцирует и поддерживает их. Для примера обратимся к понятию коммуникации и производных от него словосочетаний. Смысловой спектр их толкования чрезвычайно широк. В.М.Березин пишет: «В прикладных моделях коммуникации, т.е. моделях, которые в середине XX века были призваны объяснить процессы в резко развившихся технических системах, отслеживаются составляющие коммуникативной цепочки с целью прогнозирования новых эффективных коммуникативных действий (термин Ю.Хабермаса). Основными прикладными моделями коммуникации явились модель Клода Шеннона (математическая) и Норберта Винера (кибернетическая)» .
Так «коммуникативное действие» Ю.Хабермаса оказалось вписанным в контекст прикладных теорий «коммуникативистики». Между тем, понятие, используемое немецким философом, не имеет никакого отношения к техническим системам. Оно репрезентирует собой его теоретическую позицию по отношению к дискурсу модерна, за которым стоит двухсотлетняя философская традиция осмысления апорий развития процесса отчуждения самообосновывающей себя субъективности . Рассматривая коммуникативное
27Уэбстер Ф. Теории информационного общества. - М., 2004.
28Березин В.М. Сущность и реальность массовой коммуникации. - М., 2002. - С.28.
29См.: Хабермас Ю.Философский дискурс о модерне. - М., 2003.
действие как один из аспектов отношения между высказыванием и миром, -аспект, ориентированный на достижение понимания30, - Ю.Хабермас настаивает на том, что «парадигма познания предметов должна смениться парадигмой взаимопонимания между субъектами, способными рассуждать и действовать»31. Последующее высказывание В.М.Березина о коммуникации как о «со-общении культурных опытов человечества»32, казалось бы, согласуется с обозначенной парадигмой. Однако наш автор, хотя и апеллирует к очень широкому кругу теоретиков, исходит из взглядов В.И. Вернадского, а также П.А.Флоренского, И.А.Ильина и других русских философов, мыслящих «вселенское» как измерение «жизненного мира». Между тем, Ю.Хабермас, говоря о том, что «совокупность коммуникативных действий подпитывается ресурсами жизненного мира» , понимает под последним, ориентируясь на Э.Гуссерля, конечно же, иное - нечто более конкретное, ограниченное интерсубъективными отношениями, характеризуемыми пониманием, научная категоризация которого активно разворачивается в направлении, намеченном В.Дильтеем. Не спорим, «русский космизм», имея, несомненно, колоссальный эвристический и гуманистический потенциал, мог бы обогатить западную «парадигму взаимопонимания». Однако нашим исследователям, пытающимся работать в данном ключе, недостает «дисциплинарных ступенек», методологических «мостков» для перехода от одного уровня обобщения - к другому, от одной научной традиции - к другой. Экстраполяция же общих, зачастую аксиологически окрашенных идей на прикладные модели мира информации и коммуникации, что можно наблюдать в отечественной литературе по искомой теме, чаще всего обнаруживает известное стремление выдать желаемое за действительное.
См.: Хабермас Ю.Моральное сознание и коммуникативное действие. - СПб., 2000. -С.38-39.
ЗІХабермас Ю. Философский дискурс о модерне. - С.306. 32Березин В.М. Указ соч. -С.51. 33Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. - С.326.
Методология исследования определяется комплексом методов, базирующихся на трудах теоретиков марксизма, Франкфуртской школы, феноменолого-экзистенциалистских подходов к проблеме человека.
Тема информационного общества актуализирует вопрос о таком возрастании значения ментальных и мыслительных актов, когда они все чаще и активнее выполняют роль социального действия. Этим объясняется перемещение фокуса исследования на содержание эпохального сознания, эволюция которого рассматривается как часть диалектического процесса исторического развития общественной сущности человека. Формы сознания предстают как конкретно-исторические версии эпохального сознания, а эпоха - как длящийся во времени результат воздействия определенного рода и сочетания различных объективных факторов - экономических, социальных, гносеологических и пр. Эпохальное сознание - это интегральная характеристика своего времени, находящая воплощение в особенностях метафизической установки, анализ содержания которой осуществляется нами с опорой на М.Хайдеггера.
Поиск ответа на вопрос «Что происходит?», при формировании критического дискурса новейшего времени должен быть дополнен поиском ответа на вопрос «Почему это происходит?». Последнее не входит в поле зрения позитивистски ориентированной социологии, составляющей сегодня концептуальную основу наибольшего числа исследований по искомой теме. Поставленная задача вызывает необходимость обращения к дискурсу модерна, который, на наш взгляд, отвечает сформулированному В.Е.Кемеровым требованию «вернуть людей в социальную философию и теорию»34. Модерн трактуется как «незавершенный проект»35. Проблема отчуждения в обозначенном дискурсе артикулирует имманентное модерной
34См.: Кемеров В.Е. Введение в социальную философию. - М, 2001. - С.19.
35См.: Хабермас Ю. Модерн - «незавершенный проект» // Вопросы философии. - 1992. -№4. - С.40-52.
культуре противоречие между поощряемыми целерациональными стратегиями деятельности и верой в человека как в свободное духовное существо. Таким образом, в работе актуализируется феноменологичесий аспект концепции отчуждения. Конкретно-исторические формы их сочетания порождают феномены отчуждения, которые рассматриваются нами с опорой на труды Гегеля, Маркса, М.Вебера, Д.Лукача и их последователей, а также представителей фрейдо-марксизма, экзистенциализма, современных теоретиков модерна.
Эпоха, для которой характерен радикальный разрыв с традицией, что лишает ее образцов и вынуждает черпать нормативность из самой себя, не может осознавать себя иначе, как через противоречия. Это означает, что «критическая теория», или «критический дискурс», является неотъемлемой частью более общего дискурса модерна. Здесь возникает вопрос о границах критики. В предлагаемом исследовании этот вопрос относится к разряду процедурных - он решается каждый раз заново, исходя из предмета критики. При этом нами разводятся понятие разума как фактора закономерного развития рациональных оснований культуры и понятие рассудка, олицетворяющего «инструментальный разум», однобокий рационализм. Пути снятия отчуждения и самоотчуждения человека рассматриваются в единстве с законами диалектики. В нашем случае речь идет о диалектике субъекта и объекта в социальном пространстве: в той же мере, в какой мир принадлежит человеку, человек принадлежит миру. Критике подлежит ситуация, в которой человек как субъект автономного действия и свободной воли лишается возможности брать на себя ответственность за содеянное. В эпоху индустриального общества предметом критики выступали в связи с этим отношения, определяемые уровнем развития производительных сил, тотальностью технологизировавшейся системы, агрессивным развитием которой обусловлено формирование «частичного человека» (К.Маркс). В эпоху формирования основ информационного будущего в поле критики, на
наш взгляд, должны быть включены формы сознания, ставшие частью этой тотальности.
Диалектический подход в сочетании с методом историзма позволяет
объединить на общей концептуальной основе «классический» и
«неклассический» образы рациональности, запечатленные в различных ликах
эпохального сознания, частью которого является направленность научного
теоретизирования. В рамках классической картины мира, актуализирующей
чувственно-сверхчувственную предметность товара, рассмотрены
институциональные отношения средств массовой информации и
легитимирующая их концепция масс-медиа, которая базируется на теории
социального действия. В рамках неклассической картины мира, когда
возрастает значение информационно-знаковой предметности,
рассматриваются феномены, рожденные коммуникациями новой волны. Характеристика изменения метафизической установки осуществляется при этом в том числе на примере постмодернистской теоретической рефлексии (труды представителей постструктурализма).
«Классичность» и «неклассичность» предметности и соответствующих им форм сознания оценивается как проявление «парадигмы силы», господствующей в конкурентном обществе, в котором приоритетны отношения власти и собственности. Движение к «постнеклассичности» рассматривается как эволюция трактовок способов моральной регуляции. Проблема сочетаемости социального и этического знания анализируется через обращение к трудам Э.Ю.Дюркгейма, К.Апеля, Х.Ортеги-и-Гасета, отечественных мыслителей. Разделяемые нами в целом положения теории коммуникативного действия Ю.Хабермаса не исчерпывают методологическую задачу морального регулирования медиа-отношений. Ключевой остается категория ответственности, которой дискурс модерна придает драматическую остроту ответственности за судьбы человечества.
Развиваемая на этой основе трактовка медиа-этики информационного будущего основывается на трудах теоретиков экзистенциализма.
Объектом исследования выступают формы эпохального сознания,
определяющие «ситуацию человека» в период формирования
информационного общества. Предмет исследования - роль медиа в процессе отчуждения сущности человека от его существования.
Цель диссертационной работы - исследовать, какую роль играет медиатизация общественной жизни в исторической эволюции феномена отчуждения и самоотчуждения человека в современном и постсовременном обществе. Для достижения этой цели поставлены следующие задачи:
обосновать выбор дискурса модерна в качестве наиболее оптимального исследовательского дискурса в анализе проблематики, связанной с формированием информационного общества;
на избранных позициях произвести критический анализ существующих подходов к объекту исследования;
выявить особенности проявления феномена отчуждения и самоотчуждения человека в дискурсе модерна;
осуществить выбор критериев сравнительного анализа раннего («классического») и позднего («неклассического») модерна, чтобы проследить на этой основе эволюцию феномена отчуждения и роль в этом процессе средств коммуникации;
- рассмотреть изменения в социально-философском осмыслении этого
феномена в условиях виртуализации реальности;
- обосновать необходимость утверждения медиа-этики в качестве ведущего
фактора в преодолении отчуждения как деформированного способа
существования;
обозначить существующие подходы к этической регуляции информационных отношений для выявления сущностных характеристик
медиа-этики как основы морали информационного будущего и основания критического дискурса новейшего времени.
Научная новизна диссертации определяется следующим.
Избранный в качестве исследовательского дискурс модерна позволил осуществить отсутствовавший методологический переход от прикладного уровня знаний об информационно-коммуникационных процессах к уровню философского обобщения тенденций социального развития.
Намеченный методологический переход выразился прежде всего в том, что медиатизация действительности рассматривается в единстве ее социальных и технологических проявлений.
На этих позициях утверждается, что прогресс в области средств коммуникации выступает основной движущей силой неизбежного превращения картины мира в киберпространство.
Представленный таким образом процесс развития социальности в эпоху модернизации общества рассматривается в постоянном соотнесении с проблемой индивидного существования, что нашло выражение в таком понятии как «ситуация человека».
Впервые прослежена эволюция феномена отчуждения и самоотчуждения человека от «классической» к «неклассической» картине мира.
Это позволило обосновать генерализующий тезис исследования, заключающийся в том, что на современном этапе исторического развития воплощением отчуждения сущностных сил человека информационного общества является медиа-пространство.
Положения, выдвигаемые на защиту:
1. Современный образ информационного общества является составной частью «парадигмы силы» - потенциально агрессивного сознания, деформированного однобоким рационализмом. Процесс рационализации, «тотализации» сознания находится в коэволюционном отношении с процессом модернизации общества. Поэтому необходима выработка
новейшей версии критической теории с иными концептуальными основаниями, нежели те, что были сформированы в раннеиндустриальный и позднеиндустриальный периоды истории.
Генезис содержательного наполнения понятия «информация» в его современном значении необходимо вести с наступления «времени картины мира» (М.Хайдеггер), когда стал утверждаться приоритет «инструментального разума» (Гегель) в культуре, приоритет сосредоточенности на «внешней» стороне сущего. С факта начавшегося отчуждения просвещенческого самосознания от мира как «творения Божьего», с факта противопоставления человеком себя так называемой «объективной реальности» был запущен механизм развития цивилизации, с неизбежностью ведущий к формированию общества, которое принято называть информационным.
Отчуждение, понимаемое как опредмечивание, сопровождает всю историю формирования общественного человека, однако именно эпоха модерна превращает этот феномен в свой метафизический принцип. Только при активной модернизации общества так интенсивно институционализируется пространственно-временное отчуждение человека от локальных контекстов его жизни, растет его масштаб, тогда как снятие отчуждения происходит на индивидном уровне, благодаря компенсаторной функции сознания.
Средства коммуникации новейшего времени, делая возможным «подключение» отдельного индивида ко всему человечеству (М.Маклюен), способны снять остроту противоречия между «системой» и «жизненным миром», между сущностью и существованием индивида. Однако, будучи вовлечены в отношения власти и собственности, они способствуют воспроизводству общества как тотальности, активно вытесняя из медиа-пространства людей как свободных самодетерминируемых существ. Гипостазирование феноменов отчуждения в «медиа-симулякрах» привело к
тому, что сегодня «картина мира» обрела черты киберпространства -информационно-знакового инобытия человека, диктующего ему свои правила.
5. Эволюция феноменов отчуждения, их распространение из телесно-
вещного мира на мир виртуально-знаковой предметности изменяет и
представление о путях снятия отчуждения: на передний план выводится
опыт сознания. От этого опыта зависит, какие формы социальности станут
доминирующими. Информационное общество - это одновременно и
«система» и «жизненный мир». Такое «двойное измерение» человека - его
«микро-» и «макроуровни» - способен охватить, снимая отчуждение между
ними, только феномен морали в ее антропологическом толковании.
Преодоление «парадигмы силы» видится в обращении к проблеме
индивидного самоизменения.
6. В эпоху радикального модерна созданы предпосылки для освоения
индивидами медиа-этики как элемента практики «коммуникативного разума»,
включенного в «парадигму понимания» (Ю.Хабермас). В то же время
нравственное отношение не может ограничиваться отношением Я-Ты. Роль,
которую играют сегодня средства коммуникации, обращает нас к предельным
перспективам человеческого существования. Реализация в обществе
способности индивида к моральной ответственности за Другого, а также за
судьбы человечества, за самого себя в качестве способа бытия формирует
медиа-этику, которая способна стать основой морали информационного
будущего, а также концептуальным основанием критического дискурса
новейшего времени.
Структура исследования. Работа состоит из Введения, трех разделов, в каждом из которых по две главы, и Заключения.
Первый раздел посвящен обоснованию концепции исследования.
Выдвинуты аргументы, обнаруживающие продуктивность подхода к
проблеме информационного общества как к выражению последствий модерна.
Во-первых, мы таким образом смягчаем объективирующий рационализм постиндустриальной теории, вытесняющей жизненный мир в разряд второстепенных категорий. Во-вторых, - сопротивляемся тенденции к «примордиальному анархизму», вызванному стихией «постмодернистских настроений». Последние рассматриваются нами как закономерный результат общественного развития заключительной трети XX столетия, как реакция на «неподрасчетность сущего» (М.Хайдеггер). Отмечается, что «примордиальный анархизм» дает о себе знать и в науках об обществе, он влечет за собой выведение из исторического контекста и мифологизацию таких понятий, как «информация», «коммуникация». Это особо актуально для отечественной науки, переживающей всплеск легковесной литературы по данной теме. В этом же разделе рассматривается понятие отчуждения в соотнесении с проблемой исследования.
Второй и третий разделы работы посвящены рассмотрению различных этапов развития миропредставления как картины и роли, которую играют в этом развитии медиа.
Классической картине мира, характеристики которой рассматриваются нами в Первой главе Второго раздела, адекватна социологическая теория отчуждения, выдвинутая Марксом и развитая его последователями. На этих позициях нами рассматривается проблема отчуждения труда в средствах массовой информации, чему посвящена отдельная глава. Отчуждение труда (его продукта, процесса, самоотчуждение человека) было характерно для СМИ уже в раннеиндустриальную эпоху, когда в сфере медиа формировались устойчивые институциональные отношения. Но актуально это и сегодня, в особенности для России, переживающей период доминирования теневых рынков, в ряд которых входит и рынок информации.
Неклассическая картина мира характеризуется усилением принципа субъективности, который, согласно Ю.Хабермасу, является для эпохи модерна типоформирующим. На фоне отчуждения труда все отчетливее дают о себе
знать другие проявления феномена отчуждения, связанные с формированием виртуальной реальности медиа. Констатируется, что телевидение, кинематограф непомерно увеличивают условность онтологических характеристик бытия. Люди верят вымышленным персонажам, постановочным кадрам. Интернет стирает грань между профессиональными производителями информации и потребителями. Медиа становятся конституирующим принципом в процессе экстериоризации самосознания индивидов. На этом фоне актуализируется трактовка отчуждения Гегелем с той разницей, что в процесс опредмечивания действительности вторгаются средства коммуникации, «возвращая» сознанию «понятия», возведенные в знаки-символы. На этом процесс отчуждения не останавливается: семиотическая ситуация, инициируемая в медиа-пространстве, включена в орбиту социальных интересов, объединенных выгодами идеологии потребления и властных отношений. Теперь уже товарный ярлык присваивается не только журналистскому или рекламному произведению, но и отдельному знаку-символу. Медиа- симулякр - это гипостазированное отчуждение.
Структурируя материал в главах, мы опирались на положения метафизической установки, сформулированной М.Хайдеггером: определение сущности человека; проект истины; отношение к бытию. Четвертая ее позиция гласит: «Смысл, в каком человек там и здесь оказывается мерой»36. С нашей точки зрения, по отношению к дискурсу информационного общества подобный смысл заключают в себе интерпретации медиа-этики. На этих позициях в последней главе работы «После модерна: информационное общество как жизненный мир» дается обзор существующих по этому вопросу воззрений. С опорой на Э.Левинаса, З.Баумана обосновывается актуальность для сегодняшнего дня антропологической трактовки морали и медиа-этики.
'Хайдеггер М. Время картины мира /Там же. - С.57.
Медиа-пространство, в котором постепенно стираются границы между
«производителями» и «потребителями» информации, в котором эта самая
информация становится «продолжением» индивидуального Я, создает
ощущение снятия отчуждения. Те смыслы, что рождает бытие-в-мире
отдельного человека, теперь, - благодаря феномену медиа, их
всеохватывающему действию, - могут повлиять на судьбы мира. Поэтому сегодня как нам представляется, «ситуация человека» сфокусирована в пограничной области «между» социальным Я и моральным Я. К информационному обществу нас приближает не готовность овладевать суперсовременными телекоммуникационными технологиями, а готовность индивида брать на себя социальную и моральную ответственность за Другого, за «адресата» информации. В этом нам видится суть медиа-этики, которая, согласно гипотезе исследования, призвана стать основой морали информационного будущего.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Данная работа служит дальнейшему освоению непопулярного в социальных науках, но необходимого и востребуемого в современной ситуации теоретического направления, базирующегося на положениях неклассической рациональности. Утверждаемая нами феноменологизация подхода к явлениям и феноменам общественного бытия, которые принято интерпретировать в контексте структурно-функциональных системообразующих отношений, способствует развертыванию критического дискурса, способного объединить в одну концепцию факты, находящиеся в ведении различных, а иногда и конфликтующих между собой, парадигм.
Предлагаемая в диссертации методология позволяет обратиться к генезису наблюдаемых в мире коммуникаций явлений, что способно обогатить теоретический анализ изучением механизмов социальной преемственности.
Критический дискурс, контуры которого намечены в данной работе, нацелен на преодоление наблюдаемой сегодня дезантропологизации не только
социального и гуманитарного знания, но и практики коммуникационных отношений. Данное исследование может послужить методологической основой для выработки информационной политики в России переходного периода, для перемещения такого рода политики из дискурса идеологии, в котором ее идея в настоящее время рассматривается, в дискурс культурологического и философского анализа. Выводы исследования полезны для осуществления долгосрочных прогнозов относительно тенденций развития информационного пространства и его роли в социализации человека.
Материалы диссертации могут быть использованы в разработке ряда университетских курсов на факультетах журналистики и философии, а также для концептуализации образовательных программ при подготовке и переподготовке специалистов в области массовых коммуникаций.
Апробация работы. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите кафедрой философии Казанского государственного университета. Концепция работы и основные выводы отражены в монографии, статьях и тезисах конференций. Основные идеи исследования разрабатывались и проходили апробацию в ходе участия автора в долгосрочных грантовых проектах, таких как: «Развитие преподавания социальной теории и социологии культуры» -три проекта по программе «Темпус-Тасис», включая «Joint European Project» (1995-2001); «Региональный центр по защите прав прессы и журналистов» (Институт «Открытое общество» - Фонд Сороса, 1997-1999); «Российская журналистика в формировании гражданского общества» (Фонд «Евразия», 1998-1999); «Разработка методов диагностики толерантности в СМИ» в рамках Федеральной Программы «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе» (2002); «Укрепление независимых СМИ в России» («Тасис», 2003-2004).
Результаты работы неоднократно представлялись на кафедре журналистики Казанского университета, обсуждались на методологических семинарах, на всероссийских и международных конференциях, семинарах и
чтениях. В их числе ежегодные научно-практические конференции работников образования и практиков в области массовых коммуникаций на ф-те журналистики МГУ (январь-февраль, Москва); а также конференции: «Кому принадлежит культура?» (21-22.05.1998, Казань); «Роль прессы в формировании в России гражданского общества» (23.04.1999, Москва); «СМИ России: рынок и информационная безопасность» (23-24.10. 2000, Москва); международная конференция в рамках Фестиваля прессы «Россия 2001», (28 -30.05, 2001, С.-Петербург); Международный конгресс «300 лет российской газете. От печатного станка к электронным медиа» (26-27.10. 2002, Москва); VII международная конференция «Информационная эпоха: Мир-Россия-Урал» (12-13. 05. 2004, Екатеринбург) и др.
С использованием положений исследования автором организованы и проведены многочисленные обучающие семинары для практиков СМИ. К примеру: «Чрезвычайная ситуация на страницах газет: сенсация или социальная проблема? (По следам события)» (март, 2002, Казань); «Раскрепощенная журналистика»: как играть по правилам (Типичные профессионально-этические затруднения журналистской практики)» (15.04.2003, Казань); Роль журналистики в формировании гражданского самосознания (18.05.200, Казань) и др. Выводы диссертации используются в работе автора как заведующего кафедрой журналистики в совершенствовании журналистского образования.
Логическая гомогенизация категорий: от мифа к идеологии
Об информационном обществе заговорили как о недалеком будущем в 70-е годы XX века. В этот период глубокий экономический кризис, которым были охвачены западные страны, был преодолен благодаря интенсивному развитию информационного сектора хозяйства, сформированному в сервисной экономике индустриального общества. Информация как производственный ресурс обнаружила такую свою специфичность, которая не может быть описана в традиционных для экономического анализа терминологии. Ее распространение тождественно ее саморазвитию, что исключает применение по отношению к ней понятия редкости, а ее потребление не вызывает исчерпаемости4. Началось бурное развитие индустрии телекоммуникаций5. Становление рынка сетевых услуг, совершенствование технологий и средств связи нуждалось в рациональном - технически ориентированном - мышлении. В этом контексте укреплялся примат техники над обществом и культурой, а лучшим доказательством научных идей вновь признавались данные, поддающиеся верификации.
Дальнейшая глобализация информационного сектора экономики активизировала деятельность по разработке национальных концепций информационного общества, стремящихся обеспечить устойчивость региональных экономик в переходный период и учитывающих баланс интересов, существующих на территории конкретных государств6. Очевидно, что формируемый в рамках данной системы координат социальный заказ на исследования в этой области предполагал комплексность подхода, рассмотрение изменений во всех подсистемах-сферах общества, начиная от экономической, кончая духовной. Не удивительно поэтому, что новоявленное понятие информационного общества стало укреплять свой категориальный статус именно в позитивистски ориентированной доктрине постиндустриализма, которая продолжает традицию исторического материализма или оппонирует ей. Опорной при этом остается категория общественной формации. Она, как " известно, характеризует исследовательскую перспективу, ориентированную прежде всего на системы общественного организма, возникающие стихийно и обеспечивающие удовлетворение фундаментальных потребностей людей. В теориях среднего уровня обозначенная перспектива наиболее отчетливо дает о себе знать в социологии социального действия и в базирующейся на ней классической теории масс-медиа. Теории этого уровня объединяет деятельностный подход, репрезентирующий в сфере социального знания вариации субъект-объектных взаимодействий.
Опираясь на опыт последних десятилетий минувшего столетия, «постиндустриалисты» делают акцент на технологическом прогрессе и кодификации теоретического знания как определяющих факторах формирования новой общественной формации. Критериями социального прогресса при этом могут выступить: вид основного производственного ресурса (в доиндустриальном обществе - сырье, в индустриальном - энергия, в постиндустриальном - информация); тип производственной деятельности (в доиндустриальном обществе - добыча, в индустриальном — изготовление, в постиндустриальном - последовательная обработка); характер базовых технологий (трудоемкие, капиталоемкие, наукоемкие). В соответствии с этим доиндустриальное общество определяется взаимодействием человека с природой, индустриальное - взаимодействием человека с преобразованной им природой, постиндустриальное - взаимодействием между людьми7.
Подобная матрица типических свойств и характеристик, которая может наращиваться, словно пчелиные соты, захватывая разные стороны общественной жизни, обнаруживает силу и слабость «формационного» подхода. Его сила - в способности упорядочивать реальность, в умении держать в поле зрения целостность общественного организма, выделить главное, типическое. Но в этом одновременно заложена и опасность формального рационализма. Эволюционистская доктрина постиндустриализма, по замечанию В.Л.Иноземцева, пойдя по пути выделения одного из признаков развития общества (речь об экономике -С.Ш.), оказывается недостаточно гибкой для того, чтобы адекватно реагировать на изменяющиеся социальные условия8. Отсутствие «единиц анализа», которые позволили бы «измерить» динамику и интенциональность наблюдаемых изменений, ведет к тому, что рассматриваемый концепт обладает объяснительным потенциалом по отношению к происходящему лишь в рамках конкретной формации. Сравнительный анализ разных фаз истории в силу статичности зафиксированных в заданных рамках типических признаков вынужденно строится на схематичных логических операциях.
Исходной посылкой при этом становится понимание эволюционных изменений в мире как социально-технического прогресса. И хотя это понятие в силу приобретенной непопулярности сегодня не афишируется, его концептуальная роль в теории постиндустриализма очевидна. Как заметил в свое время М.Мамардашвили, под гипнозом теории эволюции, идеи прогресса и т.д. воспроизводится эдакий образ «блаженного» поступательного движения науки9. А вслед за ней и общества, - добавим мы. Таким образом, доминирующая в научном знании позитивистская парадигма рассмотрения информационного общества привела к тому, что сегодня эта дефиниция олицетворяет собой прежде всего тотальность системы, последующее развитие которой неминуемо приведет к «умерщвлению человека»10. И хотя исследователи констатируют наличие двух блоков проблем - проблем, связанных с информационной экономикой, и проблем информационного общества11 (или «информационного человека»), приходится констатировать, что гуманитарная сфера в этой связке остается подчиненной. Иначе и быть не может, когда ведущая роль в продвижении человечества к информационному будущему отводится развитию информационно-коммуникационных технологий («ИКТ»), национальным экономикам, государственной политике и правовому нормотворчеству.
Изменение метафизической установки: от «Человека разумного» - к «Человеку общественному»
Прежде всего обратим внимание на то, что «характер и способ, каким человек является человеком», его «сущностный род самости» в этот период предстают как часть «проекта существа истины». Наша дальнейшая попытка рассмотреть эти две позиции в самостоятельных параграфах обнаруживает условность подобного разделения: понимание человека не отделимо от понимания того, что есть истина, и наоборот. Такова интенция Нового времени: человек, освободившийся от модальности божественного откровения, сам становятся гарантом познаваемости мира, гарантом истины. На первое место выходит достоверность его представления. «Представлять» означает: поместить перед собой наличное как нечто противостоящее. Сущее фиксируется в качестве предмета и только тогда получает печать бытия6.
Свобода человека как «самоудостоверяемого самоопределения» предъявляет соответствующие требования к субъекту. Должно ли это быть ограниченное своей прихотью и отпущенное на собственный произвол ЯР.
«Только когда человек уже стал в своем существе субъектом, возникает возможность скатиться к уродству субъективизма в смысле индивидуализма. (...) Метафизической задачей Декарта явилось подведение метафизического основания под освобождение человека...» . Таковым стало мышление: ego cogito (ergo) sum .
По отношению к поддающейся внушению чувственности, по отношению к рассудку, которому свойственно злоупотреблять идеями и впадать в иллюзии, разум был возведен новоевропейской наукой на пьедестал «высшего трибунала», способного усмирить «внутреннюю» природу человека: «...Этот высший трибунал всех прав и притязаний нашей спекуляции не может сам быть источником первоначальных заблуждений и софизмов... Между тем, толпа софистов кричит, обыкновенно, о нелепостях и противоречиях, порицая правительство, глубину планов которого она не способна понять, и благодетельному влиянию которого она обязана самим своим сохранением и даже культурой, дающей ей способность порицать и осуждать правительство»9.
Образная аналогия Канта отражает главную модальность классической рациональности. Таким образом, новоевропейский человек это не вот этот (я, ты, он, они). Человек также, как и весь мир, сделался предметом представленности в картине мира рационального разума: если законы природы - это законы человеческого сознания, то для познания законов нужно познать само сознание. Самопознание - момент, неявно заключающийся в теоретической философии Канта, становится основной идеей последующих идеалистических философских систем10. В кантовском трансцендентальном сознании совмещены проекты истины и человека. И хотя в дальнейшем постепенно изменяется и понятие сознания - до «сознания вообще», до абсолютного Я и, наконец, до понятия абсолюта и абсолютного духа11, - проект человека остается неотделимым от проекта существа истины. Здесь кроется объяснение особенностей классического понимания субъектной роли человека.
Обратимся к одному из современных примечаний к работе М.Хайдеггера «Время картины мира». В нем указывается, что в формуле Декарта ego cogito ergo sum сам Хайдеггер опускает ergo («следовательно») как прокравшееся неправомерно, поскольку из голого факта cogito еще никак не вытекает полноценного «эго». «Из поздних пояснений Декарта к своей формуле ясно, что он тоже не гипостазировал акт cogito и понимал, что последний доказывает только существование себя самого - "того, что мыслит", ...а не лица, способного ответить на вопрос "кто"» . В «основополагающей формуле достоверности» Хайдеггер оставляет в конечном счете только уравнение cogito-sum. (Если здесь и упоминается «эго», то это не значит, что человек определяется «ячеством», - писал он ), где новый субъект заявляет о себе, что он очистил себя от всего, кроме деятельности cogito - «неустанного ("бессонного") оперирования предварительно опредмеченными данными»14.
В философии Гегеля проблема субъектности также решалась в пользу «всеобщего»: «..."Своя" идентичность обреталась только через подавление собственной природы... »15. Таким образом, уже в понимании и толковании человека происходило «принуждение к объективированию»16, необходимое для уравновешивания одностороннего принципа субъективности, с декларации которого началась эпоха модерна.
Субъект, стало быть, не есть человек в единстве своей сущности и существования, а только его сущность, то есть «представленный человек», человек как элемент картины - системного образа мира. Субъект (трансцендентальный субъект, единство Я и не-Я, субъект как мировой дух, субъект деятельности, практики и т.д.) - это сущность человека, которая в различные исторические периоды в разных областях знания по-разному понимается и образует соответствующий этим различиям в понимании понятийный ряд. К этому ряду относится «Человек разумный», «Человек общественный» («родовой человек»), «Человек массовый». Эволюция этого ряда закономерно привела в наши дни к «кончине человека» в том смысле, что Система, объективировав его сущность до предела, растворила «человеческое» в социальных практиках17.
Описывая диалектику отношений постигаемого сознанием предмета как такового и знания об этом предмете (то есть его бытия «в себе» и бытия «для сознания»), Гегель указывал, что если меняется критерий истинности знания о предмете, то невольно меняется и сам предмет, поскольку он также является принадлежностью этого знания . Справедлива и обратная связь: изменение предмета влечет за собой и изменение критерия, по которому сознание проверяет себя относительно этого предмета. Так «Человек разумный» превратился в «Человека общественного» («родового») вместе с изменением проекта существа истины, в котором концепт трансцендентализма был постепенно вытеснен концептом историзма.
Изменение метафизической установки: от «Человека общественного» - к «Человеку виртуальному»
Обратимся к первому пункту обозначенной М.Хайдеггером метафизической установки: «Характер и способ, каким человек является человеком, т.е. самим собой; сущностный род самости, никоим образом не совпадающий с Я, но обусловленный отношением к бытию как к таковому»8.
Классическая картина мира, по М.Хайдеггеру, начала формироваться с момента провозглашения человека субъектом9. Однако в ту эпоху, на том уровне социальности субъектом провозглашался не телесно-духовный человек в своих индивидных проявлениях. Речь шла о децентрированной субъективности, выходящей за рамки повседневной жизни индивидов1 . Субъектность отдельного человека и есть Ахиллесова пята модерной культуры, ее неразрешимая проблема: конституирующий эпоху принцип субъективности не совпадает с человеческой самостью, это именно принцип, реализуемый в «комплексе», в «механизме», в «системе реагирования», принцип, в разной степени затрагивающий как отдельного индивида, так и весь социум. Ю.Хабермас выделяет четыре коннотации этого принципа у Гегеля:
«...а) индивидуализм: в мире модерна своеобразие сколь бы особенным оно ни было, может претендовать на признание...; б) право на критику: принцип модерна требует, чтобы обоснованность того, что должен признавать каждый, была для него очевидной...; с) автономию действия: времени модерна присуще, чтобы мы добровольно принимали на себя ответственность за то, что делаем... d) наконец, саму идеалистическую философию -...философия постигает знающую себя идею...»11. (Выделено автором — С.Ш.).
Рассмотрим, как изменилось выражение этих коннотаций при переходе к неклассической картине мира, олицетворяющей эпоху радикализации модерна.
Новейшее время характеризуют как время возрастающей индивидуализации. Этому способствует, в частности, такая характеристика последствий модерна, как «высвобождение» - отдаление людей от локальных контекстов жизни . «Высвобождение» сопутствует процессу цивилизации, его в свое время тщательно описал М.Вебер на примере урбанизации населения . Об этом же пишет Н.Элиас: «...Люди все в большем количестве покидают узколокальные сословные сообщества и защитные союзы. Их сплоченность уменьшается по мере утраты ими контролирующих и защитных функций. Внутри более высокообъемлющих высокоцентрированных и урбанизированных государственных обществ отдельный человек все больше вынужден опираться на самого себя»14.
Человек, вынужденный опираться на самого себя и поэтому быть «непосредственной достоверностью самого себя» (М.Хайдеггер), представляет собой индивида. Вынужденность опираться на самого себя означает прежде всего расширение альтернатив выбора жизненного пути: для большинства потеряло силу то, что прежде диктовалось традицией, экономической необходимостью быть связанным со старшим поколением семьи, своим сословием и пр. Однако индивидуализацию не следует отождествлять с тенденцией к возрастанию фактической автономии индивида от общества. Современный индивид не настолько свободен, как пытается представить это идеология общества потребления. Высвобождение индивида от влияния узколокальных сословных сообществ сопровождается ростом его зависимости от высокоцентрированных, урбанизированных государственных обществ. Поэтому следует говорить не об освобождении индивида, не о росте его автономии, а об изменении сфер зависимости. Иллюстрацией может послужить растущая зависимость индивидного бытия от такого коллективного субъекта как государство. Об усилении субъектности национальных государств пишет Л.Н.Федотова: «В XIX веке французскому крестьянину... и в страшном сне не могло присниться, что решение, сколько гектаров засевать в этом году подсолнечником, за его собрата в XX веке принимает... межправительственная организация, объединяющая США и все европейские страны: генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ)... Мог ли представить себе автор "Гения" и "Финансиста", имеющий дело с олицетворением стихии рынка - биржей, что в ноябре 1992 года судьбу европейских валют будет решать Европейский механизм обмена валют (ЕРМ)? В дни, когда я пишу эти строки, польский сейм и ирландский парламент решают вопрос, будут ли женщины этих стран свободны в решении своих проблем: делать или не делать аборт...»15. Автор делает вывод о том, что развитие этой ситуации, когда государства становятся все активнее в решении, казалось бы, частных проблем, повлечет за собой «большую политизированность общества: в плане столкновения интересов различных общественных групп в борьбе за власть, лоббирования, в плане повышения роли участия масс в выборах политических лидеров и т.д.»16.
Опыт последнего десятилетия в истории нашей страны демонстрирует обратную тенденцию, особенно отчетливо проявляемую в периоды предвыборных кампаний: социологи констатируют все большую апатию к итогам выборов со стороны электората; политический ландшафт становится все однообразнее и т.д. Органы власти и их представители, используя «административный ресурс», последовательны в стараниях, нацеленных на все большее усиление «субъектной роли» государства, не зависящей от воль отдельных граждан.
