Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Проблемы социальной теории в политической антропологии К. Шмитта.
1. Философско-мировоззренческая эволюция К. Шмитта. 14-25
2. Теоретические и методологические основания «политической теологии» К. Шмитта.
3. Понятия общества и власти в социально-философской теории К. Шмитта.
Глава 2. Проблемы политики и права в социально-философском учении К. Шмитта.
1. Критика политических и правовых оснований Западноевропейской цивилизации.
2. Роль политики в цивилизационном процессе.
3. Человек и его будущее в «политической теологии» К. Шмитта.
Глава 3. Актуальность социально-философских идей К. Шмитта.
1. Политическая антропология К. Шмитта и процессы глобализации.
2. Идеи К. Шмитта в России.
Заключение.
Список использованной литературы.
- Философско-мировоззренческая эволюция К. Шмитта.
- Критика политических и правовых оснований Западноевропейской цивилизации.
- Политическая антропология К. Шмитта и процессы глобализации.
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Отсутствие в России наших дней ясно выраженной национальной доктрины, стратегического плана развития, непродуманное реформирование, отчуждение личности, общества и власти свидетельствуют о ситуации глубочайшего кризиса. На современном этапе формирования российской государственности всё это может рассматриваться в качестве следствий распада прежней системы ценностей и отношений. Но в такой ситуации не может возникнуть и новая государственность, поскольку характер политических отношений и господствующее в современной России понимание их природы принципиально не изменилось. В значительной мере это связано с неспособностью постичь всеобъемлющую природу политического, подняться до уровня всеобщего в постижении сущности политических отношений.
Такое «универсальное понятие политического» мы обнаруживаем уже у Аристотеля. В мире «политейи» органично сосуществуют экономика, политика, религия, искусство. Более того, эти сферы общественной жизни не только сосуществуют, но практически вся сфера социальной и духовной деятельности подчинена у Аристотеля разумному диктату политического. Универсальное понятие политического предполагает, что если этого не происходит, как, например, в наше время в России, то под политическим начинают понимать все, что угодно (экономику, религию, искусство и т.д.), только не само политическое. Государство в такой ситуации утрачивает политическую идентичность, ставя себя в зависимость от целого ряда внешних, не-политических факторов. Общество рассеивается на единичные общности, противопоставляющие себя государству.
Следует заметить, что консерватизм, во всех его разновидностях (политический, религиозный, культурный и т.д.), чаще всего определяемый через стремление к сохранению определённых данностей, предполагает обращение к «универсальному понятию политического». Последние два десятилетия проблема консерватизма оказалась одной из главных проблем в отечественной на-
учной литературе и публицистике. Развал СССР и советской социалистической системы вызвал естественное стремление обрести новую национальную идею, опираясь на которую можно будет прийти к возрождению России, вернуть ей статус великой державы. Поиски национальной идеи закономерно предполагают постепенное появление в общественном сознании позитивного представления о консерватизме. Однако, представление о консерватизме как о реакционной идеологии, враждебно относящейся к прогрессу, продолжает оставаться распространенным.
Нередко такого рода представления связываются с теориями особого пути развития России, с теориями исторической и культурной самобытности русской цивилизации. С точки зрения таких теорий, как среди сторонников, так и противников русского консерватизма, главная опасность России - это её вес-тернизация. Выстраивается нехитрая схема, согласно которой консерватизм и либерализм приобретают ясные географические координаты: Россия - это остров консервативных ценностей, а Запад - оплот либерализма и источник революционных катастроф. Подобная схема подтверждается ещё и тем, что современный неоконсерватизм на Западе чаще всего имеет с подлинным консерватизмом очень мало общего и является лишь специфичной формой либерализма.
Закономерно возникающий в современной России консерватизм, в такой ситуации, искусственно изолируется, выдаётся его противниками за исключительно локальное, этнографическое явление, символизирующее собой вековую отсталость, невосприимчивость народов России к ценностям европейской цивилизации. Возникает представление об историческом одиночестве современного русского консерватизма, о его исключительно русской природе.
Обращение к опыту западноевропейской консервативной мысли, изучение её успехов и неудач приобретает в этих условиях особо острую актуальность.
Среди основоположников западноевропейского правого консерватизма (В. Зомбарт, Э. Юнгер, Ю. Эвола и др.), наиболее полемичным и остродискус-сионым является деятельность и творчество К. Шмитта, который выделяется не
только тем, что оказывается ближе к нам по меркам истории и хронологии, почти нашим современником, не только тем, что его личный исторический опыт предполагал столкновение с политическими и военными катастрофами, но, в первую очередь, глубиной проникновения в метафизические и «теологические» основания политической мысли, своим теоретическим фундаментализмом.
Вместе с тем, очевидно, что наследие К. Шмитта, политического мыслителя, правоведа, геополитика необходимо изучать как единое целое, т.е. как философски обоснованное мировоззрение, как определенную систему социальных представлений о человеке и обществе.
Степень разработанности темы. Теоретическое изучение К. Шмитта проходит три закономерных стадии: 1) период академического ученичества, 2) создание школы и 3) критика его теории.
Первый период характеризуется как содержательное продвижение тезисов и методов философии политики и права К. Шмитта. Здесь к прямым ученикам К. Шмитта принадлежат В. Вебер, В. Гуриан, X. Барион, Э.-В. Бокенфёрде, Э. Форштофф, Э. Фризенхан, Э. Р. Хубер, О. Кирххаймер, Т. Маунц. Все они занимались разработкой и укреплением академического профиля теорий немецкого правоведа и исходили из их теоретико-правового толкования. Хотя разделение на левых, средних и правых шмиттианцев было изобретением 80-х годов, левая рецепция началась всё же гораздо раньше. Ф. Нойманн и О. Кирххаймер стояли у истоков левого шмиттианства, которое оказало определённое влияние на Франкфуртскую школу. «Новые левые» образованны второй волной шмиттианства (Й. Шикель, Р. Алтман, Г. Краусс).
Второй период отличается принципиальной установкой последователей К. Шмитта на необходимость самостоятельного овладения мышлением о политическом и других важнейших концепций немецкого мыслителя и правоведа. Такая установка исходит из признания фундаментальной историчности всех понятий политики и права на основании того, что все эти понятия, представления и слова имеют полемический смысл. Вследствие этого представители пер-
вого поколения шмиттианства (В. Вебер Э.-В. Бокенфёрде, Э. Форштофф, Э. Р. Хубер) основывались на историко-политическом толковании понятий политики и права у К. Шмитта. Эти ученики сформировали круг право-консервативного крыла, в рамках которого можно говорить и о государственно-правовой школе К. Шмитта, которая окончательно складывается лишь после 1945 года.
Третий период связан с решающей ревизией, критикой и адаптацией социально-философских и политико-юридических постулатов К. Шмитта в современности. Примеры философской критики теории К. Шмитта можно обнаружить у Д. Штернбергера и Ю. Хабермаса.
Так, если у К. Шмитта понятие политического выступает критерием сущности всех социальных форм, то Д. Штернбергер подчиняет сферу политического нравственным критериям. Поэтому К. Шмитту, который сам факт существования политических «ассоциаций» и «диссоциаций» признаёт самодостаточным, Д. Штернбергер отвечает чисто моральным рассмотрением сферы политического.
Ю. Хабермас относится к разряду тех критиков, которые полемизируют с К. Шмиттом ради преодоления прошлого. В рамках своей теории коммуникации и представлений о «нормативных основах демократии» он принимает наследие К. Шмитта за страницу, оставшуюся в истории политической науки. Вместе с тем, считая критику либерализма у К. Шмитта непродуктивной, он высоко оценивает его соображения об основах демократии.
Критические исследования К. Шмитта приобретают иногда и форму апологетики. Следует особо отметить бельгийского исследователя П. Томиссена, автора и активного участника издания серии «Шмиттиана»1, сам статус которой ставит К. Шмитта в разряд классиков философской и политической мысли XX столетия.
Интересно, что явное влияние «правых» идей К. Шмитта прослеживается даже у такого «левого» мыслителя как Ж. Деррида. В книге «Политика друж-
1 Tomissen, P. Schmittiana II / P. Tomissen. - Brussel: Eclectica 19, 1990. -№79-80.
бы» он подвергает деконструкции центральные для К. Шмитта понятия «вражды», «войны» и «партизанства».
В целом можно смело утверждать, что идеи К. Шмитта, рассматриваемые апологетически или критически-негативно, прошли испытание временем в политической науке и публицистике и в настоящий момент переживают своеобразный ренессанс. Его влияние на американских неоконсерваторов признается бесспорным, а его подход к вооружённому терроризму, который трактуется у него в терминах «теории партизан», становится общепризнанным в современной политической науке. В связи с этим особо следует отметить работы Дж. Агамбена, который органично сочетает влияние М. Фуко, В. Беньямина и К. Шмитта.
Заслуживают упоминания многие представители философии «новых правых», в частности, А. Молер, Л. Штраусе, А. де Бенуа, Ж. Фройнд, которые в разное время были прямыми или косвенными учениками К. Шмитта, и это обстоятельство оказало существенное влияние на их политологические и социально-философские построения. В частности, теоретик «консервативной революции» А. Молер характеризует типы и классы последней, ориентируясь на социальную философию К. Шмитта. Тотальная ревизия культурных, экономических, политических ценностей, поиск «Третьего пути» альтернативному идеологии правых и левых, возвращение к истокам европейской цивилизации, связываемое с освобождением от американизма и коммунизма у «новых правых» во главе с А. де Бенуа также является программой, построенной на идеях К. Шмитта.
В первых отечественных работах, посвященных западноевропейскому правому консерватизму (А. А. Галкин, П. Ю. Рахшмир) К. Шмитту была дана в основном негативная оценка, сводившая его теории к идеологии и пропаганде нацизма. Затем, тот же П. Ю. Рахшмир характеризует позицию К. Шмитта как «радикальный оппортунизм», утверждая, что его политические идеи не тождественны идеологии нацизма или тоталитаризма, а консерватизм К. Шмитта ока-
зывается традиционным или даже либеральным. В 90-е годы наследие К. Шмитта вызывает в отечественной науке уже гораздо более широкий интерес.
Большое внимание немецкому мыслителю отводится в политологии и политической философии (Е. А. Голоцан, А. В. Магун, Б. В. Межуев, О. Ю. Плен-ков, А. Ф. Филиппов), где на первый план выходят политико-правовые аспекты теории К. Шмитта. К. Шмитт - это весьма заметная фигура в политической публицистике (А.В. Аверьянов, В.В. Никитаев, М. В. Ремизов, Ю. М. Солозо-бов, К. А. Сулимов и др.), привлекательная одновременно и своим радикализмом и своим утопизмом.
Констатируя, с одной стороны, очевидную потребность в идеях К. Шмитта в современной России, следует заметить, что полностью эта потребность может быть удовлетворена лишь в том случае, если правовые, исторические, политологические аспекты наследия немецкого мыслителя будут восприняты не фрагментарно, а в их единстве, которое, в свою очередь, может быть раскрыто лишь в рамках социально-философского анализа оснований мировоззрения К. Шмитта, его универсальных представлений о человеке и об обществе.
Объектом исследования являются основные мировоззренческие принципы западноевропейского правого консерватизма, рассматриваемого сквозь призму социальной философии К. Шмитта.
Предметом диссертационного исследования выступает процесс изменения общественной жизни и развития социальных систем под воздействием политико-социальных факторов, и отражение этого процесса в социальной философии К. Шмитта.
Цель диссертационной работы заключается в раскрытии универсальных предпосылок мировоззрения К. Шмитта и в реконструкции основных принципов его социальной философии.
Данная цель предполагает решение следующих задач: - анализ социально-исторических предпосылок формирования социальной философии К. Шмитта;
рассмотрение внутренней логики и эволюции его мировоззренческих установок социальной философии К. Шмитта;
выявление теоретико-методологические основ политической антропологии К. Шмитта;
определение понятий общества и власти в социально-философской теории К. Шмитта;
выяснение характерной для К. Шмитта специфичности понимания политики и права и возможностей критического применения его подходов в социальной философии;
выявление политико-правовых аспектов развития западноевропейской цивилизации и определение политики как принципа и сущностного критерия социальной реальности в социальной философии К. Шмитта;
анализ политических, социальных, экономических, религиозных и исторических оснований бытия человека в социально-философской теории К. Шмитта;
исследование универсализации и глобализации мирового порядка как возможности негативного исхода истории в политической антропологии К. Шмитта;
обоснование перспектив освоения идейно-теоретического наследия К. Шмитта в современной России.
Методологические основания исследования обусловлены спецификой объекта исследования и решаемых исследовательских задач.
В ходе исследования автором широко применяется так называемый метод «деконструктивной аргументации», которому в своей социальной теории следовал сам К. Шмитт. Данный метод основан на том, что конструирование теоретических моделей социальных процессов представляется как практический демонтаж установок, заданных субъективным отношением к политической действительности. Такой демонтаж осуществляется в форме политико-юридического и социально-философского анализа процесса распада единства социальной реальности вместе с теоретическими конструкциями, нацеленными
на её понимание. Что у К. Шмитта выражается в тенденции заранее устанавливать и предполагать определёнными основные понятия политики и права («суверенитет», «принципы парламентаризма», или «понятие конституции», «понятие политического» и т.д.) затем, чтобы констатировать изменение их смысла, которое требует новых позиций и понятий.
Таким образом, в исследовании «деконструктивная аргументация» является скорее методом понимания, а не объяснения; более всего сближается с герменевтикой: как способ глубокого теоретического реконструирования содержания идей и понятий социальной философии К. Шмитта, что, в свою очередь, приводит исследователя к пониманию нового смысла социальной реальности, находящейся в состоянии кризиса.
Кроме того, в диссертационном исследовании существенная роль отводится компаративистскому методу, позволяющему провести сравнительный анализ концепции человека и общества К. Шмитта с консервативной, либеральной и радикальной социально-философскими парадигмами.
Научная новизна исследования. Научная новизна исследования заключается в том, что в диссертации впервые дано систематическое изложение социальной философии К. Шмитта. Научная новизна нашла отражение в следующих основных положениях, выносимых на защиту:
- исследовано, что мировоззренческие корни социально-философских построений К. Шмитта как продолжателя традиций «консервативной революции» унаследованы от идей и понятий представителей классического европейского консерватизма (Ж. Боден, Т. Гоббс, Ж. де Местр, Л. Бональд, Д. Кортес). У Ж. Бодена он отталкивается от учения о суверенитете как неделимом единстве, в котором решается вопрос о государстве и власти; у Т.Гоббса он принимает классическую антитезу «авторитет - истина» как характеристику децизионист-кого типа мышления в политике и необходимость авторитаризма ради достижения стабильного правопорядка; у Ж. Де Местра и Л.Бональда — идею суверенитета, основанного на решении, у Д.Кортеса - антитезу «решение — анархия»,
а также критику либерализма как формы правления, при которой в политике реальное принятие решения всегда уступает участию в дискуссиях;
в рамках трёх важнейших этапов методологии К. Шмитта: 1) «диктатура», 2) «политическая теология» и 3) континентальная геополитика или «номосо-кратия» рассмотрена эволюция политических взглядов немецкого философа и их социально-философских оснований. Первый ее этап связан с историко-правовым толкованием понятия «диктатуры» как решения об исключительном случае, обосновывающего идею «суверенитета» и допускающего необходимость «суверенной диктатуры», второй этап представлен как духовный синтез идей политики и теологии, формирующий новый тип «децизионисткого» мышления, устанавливающий всеобщность и абсолютность «решения из ничто» в политике и предполагающий переход от сугубо правового к историко-теологическому толкованию, третий этап определяется историко-геополитическим толкованием «номоса Земли» как исторического события раздела и передела земной поверхности и антитезы «земля - море» как метафоры, передающей внутреннюю сущность политического противостояния;
определено, что теоретико-методологическими основами политической антропологии К. Шмитта, эксплицированными в его методе «политической теологии», выступают: идея «христианской теологии» и базируемое на ней представление о церкви как прообразе политического и теологического единства, определение политических понятий Нового времени как «секуляризированных» теологических понятий. Этот метод связан также с обращением к «социологии понятий», устанавливающей на основе таких понятий, как государство, суверенитет, право и порядок и т. п., взаимосвязь духовных и материальных феноменов любой исторической эпохи;
установлено, что специфичность свойственного К. Шмитту понимания политики точнее всего выражает понятие «политического», рассматриваемое в качестве принципа или критерия социальной реальности, Посредством раскрытия содержащегося в нем различия, антитезы «враг — друг» показывается полемическая природа отношений любых социальных и политических объединений,
союзов и групп. Право рассматривается в связи с разграничением пространств закона и права, в связи с представлением о номосе Земли;
раскрыты основания предпринимаемой К. Шмиттом критики либерализма и правового позитивизма, фактически размывающего определённость политики и права. Правовой позитивизм связан с забвением исторической сущности права, а либерализм - с ограниченностью плюрализма, не способного через множественность интересов прийти к внутреннему единству общности. В парламентаризме это проявляется в том, что принцип публичности и дискуссии реализует только репрезентативную функцию парламента, но при необходимости принятия судьбоносного стратегического решения делает сам институт парламентаризма недееспособным. Что касается демократии, то модель обсуждения и идея рационального консенсуса не могут устранить внутреннего противоречия между разными предметными областями политического (такими, как этика и экономика, легитимное и нелегитимное и т.д.);
установлено влияние социально-философских идей и понятий политической антропологии К. Шмитта на современность, которое при осмыслении процессов глобализации находит свое отражение, в частности, в теории «нормативных основ демократии» Ю. Хабермаса, в политическом номинализме «новых правых» (А.де Бенуа и др.), в универсализме американских неоконсерваторов (Л. Штраусе, И. Кристол и др.).
Теоретическая и практическая значимость исследования. Материалы и выводы диссертационного исследования способствуют расширению представлений о сущности и природе кризиса общественной жизни и социальных систем.
Теоретическая значимость диссертационной работы заключается в том, что её основные положения имеют методологическое значение в области политической теории и практики и могут служить основой для проведения социально-философского исследования проблем взаимодействия человека и общества в различных парадигмах отечественной и зарубежной социальной философии.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что её положения могут быть использованы при чтении курсов лекций по социальной философии, социальной антропологии, истории философии, а также при разработке спецкурсов по тематике диссертации.
Апробация работы. Теоретические выводы и положения диссертации были изложены в ряде докладов и выступлений: на научной конференции «Философия XX века: школы и концепции» (Санкт-Петербург, ноябрь 2000 г.); на научной конференции «Социальный кризис и социальная катастрофа» (Санкт-Петербург, 2002 г.); на VIII научной конференции преподавателей, аспирантов и студентов НовГУ (Великий Новгород, апрель 2001 г.); на 3 Международной философской летней школе «Истоки философии и их роль в современности» (Лёдеруп, Швеция, август 2001 г.); на 4 Международной философской летней школе «Политика и этика в философском и системно-теоретическом плане» (Щецин, Польша, август 2002 г.); на градуирт-семинаре «Работы по политической философии» (Грайфсвальд, Германия, ноябрь 2002 г.); на коллоквиуме соискателей (Грайфсвальд, Германия, июль 2003 г.); на семинаре практической и теоретической философии «Земля и море как абсолютные метафоры в европейском мышлении» (Грайфсвальд, Германия, июль 2004 г.); на спецколлоквиуме «Философия Фридриха Ницше» (Грайфсвальд, Германия, июль 2004 г.). Результаты исследования также апробированы в ряде статей, в том числе и в «Вестнике молодых ученых» (2006), включенного в перечень ведущих научных журналов и изданий, выпускаемых в РФ, в которых должны быть опубликованы основные результаты диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук.
Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из: введения, трёх глав, восьми параграфов, заключения и списка литературы, что составляет 163 страниц.
Философско-мировоззренческая эволюция К. Шмитта
Карл Шмитт (1888-1985) - авторитетный немецкий правовед и консервативный мыслитель, занимающийся метафизическими исследованиями сферы теоретического гнозиса политических наук и права. Своей супертеорией К. Шмитт наследовал и последовательно развивал идеи и понятия воззрения основоположников европейского консерватизма Жозефа де Местра, Луи Бональда, Доносо Кортеса, теоретиков суверенитета и отцов-идеологов тоталитарного государства Бодена, Гоббса, а также неомарксиста анархо-синдикалистского толка, француза Жоржа Сореля, автора достаточно известной теории «мифа о насилии».
Имя Сореля в этом списке неслучайно, сам К. Шмитт не был просто «рядовым» консерватором подобно де Местру, — он был представителем особого философско-политического течения Германии 30-х гг., за которым впоследствии закрепится титул «Консервативной революции» (среди её самых значительных фигур - О. Шпенглер, М. Хайдеггер, Э. Юнгер, К. Хаусхофер, А. Мюллер ван ден Брук, Э. Никиш и др.). Именно это течение «Консервативной революции» (в шмиттовской терминологии «контрреволюции») в дальнейшем подготовит интеллектуальную почву идеологическому триумфу национал-социализма, однако, что почти всегда неизбежно в данных обстоятельствах, сама идеология «отцов» упростилась её последователями. Результатом чего явилось отречение от национал-социализма в его гитлеровском варианте большинства консервативных «контрреволюционеров» и даже прямое их обращение в оппозиционно-настроенных к нему.
С 1 мая 1933 г. К. Шмитт войдёт в ряды НС ДАЛ и примется очень напряженно взаимодействовать с новым режимом. Поначалу столь же стремительно и успешно складывается его академическая и политическая карьера в качестве одного из виднейших специалистов по политико-правовым вопросам немецкого Рейха. К. Шмитт проходит череду важных назначений. В частности, это посты прусского государственного советника (июль 1933 г.), члена Академии немецкого права, члена Союза Национал-социалистских юристов Германии (СНСДЮ), руководителя предметной секции Рейха для группы преподавателей высшей школы (до 1936 г.), члена уполномоченной комиссии высшей школы по вопросам назначения на должность временного исполнения обязанностей фюрера (до 1936 г.), ответственного редактора серии издания Современное Немецкое государство, издателя Дойчен Юристен-Цайтунг (до 1936 г.).
В этот период Шмитт напишет ряд статей1, содержание которых уже заметно будет отличаться его взглядом на конституционное развитие и политику государства в фазе «консолидации» и согласием немецкого мыслителя с господством новой системы даже в полемическом стиле. Именно здесь интеллектуальный и политический призыв Шмитта был обращен, прежде всего, к основанию специальной науки по идейно-политическому самоутверждению и отграничению новой системы в отношении либерального, «римского» и «еврейского» духа наследуемого права".
С 1936-37 гг. настаёт «тёмный» период для К. Шмитта, - нацисты припомнили ему прежние центристские позиции, его католицизм3 и то, что полемичность ранних научных трудов теперь сильно расходится с апологетическим духом учреждённым самим режимом, точнее, взятым скорее за образец восхваления господствующей власти. Этот период знаменателен потерей практически всех партийных и выборных должностей в результате нападок СС-органа Чёрный корпус (Schwarz Korps), но за К. Шмиттом остаются должность «прусского советника» и профессура в Берлине. С сентября 1945 г. по октябрь 1946 г., уже после войны он был интернирован и провёл два года в американском лагере для «важных лиц»; в декабре 1945 г. потеря кафедры, а в 47-м К. Шмитт допрашивается и лично защищается в связи с Нюрнбергским процессом1. Многие годы еще он не имел права преподавать, был лишен всех почётных степеней, наград и званий. Только к 1950 г. возобновляется лекторская деятельность и обширная международная переписка, однако полемика вокруг этого «возвращения» продолжается и по сей день.
Актуальность шмиттовского взгляда заключается, прежде всего, в том, что своей философией он проводит лишенный предвзятости объективно-всеобщий анализ истории, с утверждением, как это может показаться, её крайне гиперболизированных субъективных начал.
В своих теоретико-методологических построениях К. Шмитт придерживается языка и системы немецкой классической философии, воплощающей внутреннюю суггестию неокантианского и гегелевского образа мышления. Он практически никогда не обращается к субъективным моментам и резко отвергает романтизм2, как первый этап реакции на Просвещение. При этом романтизм3 он подвергает критике как политически недееспособный проект в ситуации «или-или», в «серьёзном случае», требующем от власти принятия реального решения.
Критика политических и правовых оснований Западноевропейской цивилизации
Все идеи определяющие умозрение К. Шмитта в философии, правоведении и государствоведении, созревают в центре его основного понятия «суверенного решения». «Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении»1. В философии политики и права суверенитет - предельное понятие. Оно показывает абсолютную претензию на власть в условиях отсутствия норм. В чрезвычайном положении, которое раскрывает основания легитимности власти, именно и решается, кто является субъектом власти, кто наделён правом. «Авторитет доказывает, что он, чтобы создать право, не нуждается в праве»2.
Единство понимания мышления К. Шмитта, раскрывающее революционный мотив его консерватизма, не в последнюю очередь, устанавливается через противопоставление правовой нормы решению. Только оно инициирует критику парламентских процедур и рациональной дискуссии. Дело в том, что здесь суверенному субъекту правовой компромисс уже не нужен, так как в момент экзистенциального решения он берёт на себя абсолютную полноту власти3. Происходит противоположное: нормативный дискурс парламентаризма хочет, в чём не сомневается К. Шмитт, погасить коренной вопрос о суверенитете в вечной дискуссии. И это совершается в тот момент, когда «на вопрос: «Христос или Варавва?» возможно ответить предложением отсрочки или учреждением комиссии по расследованию»1.
Характерно то, что, занимаясь поиском критерия политического, немецкий философ не затрагивает темы власти, не ссылается на неё прямо. Однако, на самом деле в его теории политического, эта тема проходит красной нитью. Так не составит больших усилий увидеть, что во многом основание теории политического Шмитта инициировано философией Гегеля. В частности, это касается пересечения такого основополагающего признака политического по Шмитту как размежевания (разделения) на «друзей» и «врагов» с логикой власти по Гегелю. Притом саму логику «политического» можно выводить из логики власти Гегеля. Но в том и другом случае затрагивается одна проблема — субъективация власти.
Значит, актуальным для Шмитта будет истолкование логики власти, в соответствии с которой субъекта власти нет вне политического разделения на «друзей» и «врагов». Как известно антагонизм этого разделения систематиче-ски был обоснован Гегелем в «Феноменологии духа»". Так, например, он пишет: «Живая субстанция, далее, есть бытие, которое поистине есть субъект или, [...] Субстанция как субъект есть чистая простая негативность, и именно поэтому она есть раздвоение простого, или противополагающее удвоение, которое опять-таки есть негация этого равнодушного различия и его противоположности; только это восстанавливающееся равенство или рефлексия в себя самое в инобытии, [...] — есть то, что истинно. Оно есть становление себя самого, круг, который предполагает в качестве своей цели и имеет началом свой конец и который действителен только через свое осуществление и свой конец»3.
Сказанное же подразумевает, что действительным началом логики выступает сама власть как неразличенное первоначальное единство. В этом состо ит её объективно-логический смысл («самотождественность») и природа («субстанция»). Но это единство становится конкретным и различным. Оно есть в самом разделении на «своих» и «чужих» и преодолевается («снимается») в собственной власти, её субъективации и усилении. Самоутверждение политического субъекта может создавать проблему абсолютизации для любой власти.
В 3-ем разделе «Политической теологии» утверждается: «Все точные понятия современного учения о государстве суть секуляризованные теологические понятия»1. Формальное же теологическое оправдание и доминирование религиозной установки властного субъекта - парадокс в политике, маркируемый Шмиттом как параллель юридического и теологического дискурсов2.
Этот парадокс разрешается отказом от риторики политического мессианизма или идеологии религиозного эсхатологизма, проповедующего общепризнанность права, единственность суверенного решения для отдельного субъекта власти. Но этой риторики вряд ли обнаружишь в герменевтике Нового Завета и Апокалипсиса: никто из людей или даже конкретный человек не обладает прерогативой узурпировать функцию Божественного суда, присваивая себе решение о добре и зле3.
Политическая антропология К. Шмитта и процессы глобализации
Политическая антропология К. Шмитта представляет особенный интерес для нашего исследования, так как здесь мы начинаем уже рассматривать такие важные проблемы для понимания социальной теории немецкого философа, как универсализацию и глобализацию мирового порядка в качестве возможности негативного исхода истории. Отдельно мы выясняем принципиальные различия «политического» Шмитта и идеи «Нового мирового порядка».
Итак, современному миру немецкий ученый предрекает наступление «эпохи нейтрализации и деполитизаций»1, когда путём переговоров и дискуссий казалось бы разрешаются любые противоречия и конфликты (ситуация «конца политического»). Но Шмитт разоблачает эту иллюзию.
С воцарением «Нового мирового порядка» «политическое» не устраняется из мира, но коварным образом подменяется фигурой врага-преступника или мирового врага. А, как известно, «политическое» Шмитт понимал как идентичность и возможность различия «враг - друг».
Таким образом, «новый мировой порядок» создаёт все условия для инте-риоризации мирового экономического, политического и правового порядка (его асимметрии). Иными словами, внешние конфликты переходят границы внутренних, враг глобализируется, а идеология становится универсалистской: она подрывает основы миропорядка тем, что реально создаёт угрозу для неограниченной войны, внешне саму её возможность отрицая.
Лео Штраусе в будущем один из духовных лидеров американского неоконсерватизма, в одной из своих статей 1932 г.1 отмечал специфический либерализм К. Шмитта: считаясь с правом субъекта политического иметь «врагов», он тем самым отказывается «криминализировать» любое государство, недовольное существующим миропорядком и готовое бросить ему вызов.
Как в своё время были глубоко задеты патриотические чувства немецкого философа поражением и теми унизительными условиями, навязанными от стран-победительниц Германии в Первой мировой войне, так и россияне не могут смириться с положением их страны, наступившем после развала СССР в 1991 г.: «....Тогда устами Бжезинского России давали понять, что как проигравшей «холодную войну» стране ей нечего надеяться на особые симпатии победителей, устами Фукуямы предлагали усомниться в наличии у нее своих «национальных интересов» и передоверить защиту русскоязычных меньшинств в ближнем зарубежье компетентным специалистам из «мирового цивилизованного сообщества»»2.
Значит внимание к идеям Шмитта в России - результат мировой утраты политического. По мнению А. Магуна, «Шмитт смог в 1940-х годах описать положение вещей, которое ясно вырисовалось только в 1990-е годы. [...] Больше нет двух локализуемых инстанций, ведущих войну, а есть мировой порядок государств и корпораций, с одной стороны, и террористы или (используя более традиционный термин) партизаны - с другой. [...] Этот культ мира, к сожалению, способствует распространению и обострению войны, поскольку не признают её»3.
Кроме того, необходимо отметить, что в сфере «политического» остаётся малоизученной такая область, как этнополитика, рассматривающая проблемы взаимоотношений этнических тел. Здесь «политическое» (субполитическое) описывает этническое размежевание «свой/чужой» у народа, нации, государства. Обращение «политического» к этнополитике позволило бы решать проблемы иммиграции, культурной и расовой ассимиляции, а также отношений титульного этноса, образующего нацию и государство, и малых этносов.
Исследуя отношение политического и этнополитики, заочно можно утверждать следующее: «...бурное размножение и рост субполитического свидетельствует об известной узости институционального политического. [...] Отсюда следует, - пишет Никитаев - что наилучший, пожалуй, способ борьбы с эскалацией субполитического заключается в диверсификации и развитии внеэт-нически ориентированного политического»1.
Наряду с этим, немецкий философ усматривал гибельную тенденцию в тоталитаризации отношений на стратегическом, военном и дипломатическом уровнях в планетарном масштабе (создание универсального мира). Такой мир следует назвать «военным», точнее, по Шмитту, это — «воинственный мир», который в традиционном понимании не обозначает ни мира, ни войны (тотальность). В нем нет политической теологии, а есть теология партизан. Этим миром движет только одно стремление: партизаны или террористы ведут войну до полного уничтожения с новым мировым порядком, который, в свою очередь, пытается уничтожить их самих.
К. Шмитт считал, что современный курс истории с неизбежностью движется к тому, что он называл «тотальной войной».
