Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Современное общество как общество риска ... 8
1.1. Проблема глобального риска в современном обществе. 8
1.2. Анализ и управление ситуативными и статистическими рисками в «обществе риска» 36
1.3. «Коммуникационный риск» в информационном обществе риска ., 67
Глава 2. Роль массовой коммуникации в обществе риска 84
2.1. Принципы и функции сми в обществе риска 84
2.2. Средства массовой информации как инструмент коммуникационного риска
2.3. Оптимизация процесса коммуникации о риске в современном обществе 116
Заключение 131
Библиография
- Анализ и управление ситуативными и статистическими рисками в «обществе риска»
- «Коммуникационный риск» в информационном обществе риска
- Средства массовой информации как инструмент коммуникационного риска
- Оптимизация процесса коммуникации о риске в современном обществе
Анализ и управление ситуативными и статистическими рисками в «обществе риска»
Важно также отметить то, что процесс глобализации сопровождается возникновением противоречий между различными зонами этой системы, в одной из которых люди имеют возможность распоряжаться всеми ее благами и достижениями, а в другой - царят голод, болезни и нищета. Это противоречие является еще одним фактором угрозы для целостности глобальной системы и, следовательно, фактором риска для общества.
Еще одной характерной чертой настоящей эпохи, помимо процесса глобалгоации, является то, что на смену общественной организации индустриального типа приходит новый тип цивилизации, который чаще называется информационным или постиндустриальным. За последние сто лет мир дважды переживал состояние «крутой социальной ломки», качественно изменявшей некоторые фундаментальные принципы его устройства первый раз в 1912-1914 гг., второй раз в 1932 - 1945 гг., когда пик деструктивных процессов пришелся на начало Второй мировой войны. По-видимому, период еще более глубокой глобальной перестройки мы переживаем сейчас. Он начался в середине 1980-х и был обусловлен многими причинами экономического, политического, культурного и экологического порядка. Основание этой глобальной перестройки составляет переход от индустриально-технологического типа развития к иному, более органическому типу, называемому постиндустриальное общество.1 На Западе в 70-е - 80-е годы появилось множество концепций постиндустриального общества, в которых это общество называлось по-разному: супер-индустриальное, кибернетическое, информационное и т.д. Однако во всех концепциях и трактовках имел место тот факт, что появлению этого нового типа общества способствовало новое поколение техники, особенно информационной. Таким образом, термин «информационное общество» вытеснил все остальные.
Машинная, индустриальная цивилизация придала развитию человечества однобокий и даже ущербный характер. С одной стороны, грандиозные достижения человеческого разума в области науки и техники дали возможность радикально обновить предметную жизнедеятельность человека и удовлетворить его многообразные потребности. С другой стороны, массовое производство с его наращиванием темпов, объемов и мощностей привело к разрушению природных балансов и, в определенной мере, способствовало обеднению и омертвлению духовной жизни, а также подорвало здоровье нынешних и будущих человеческих поколений. Этот порядок вещей достиг своего апогея в эпоху НТР и, породив глобальные кризисы, поставил под вопрос само существование человечества в целом.
Следует отметить, что становление и развитие машинной цивилизации явилось закономерным и необходимым этапом в развитии человеческого общества, но к середине 70-х XX века сложившаяся на ее основах система производства и общественной жизни стала контрпродуктивной в ценностном смысле. Появились многочисленные проблемы, ограничивающие дальнейшее развитие по проложенному пути. Одной из таких проблем стал энергетический кризис: дальнейший рост потребления все более удорожавшей нефти грозил подорвать национальную экономику тех стран, которые жили за счет ее экспорта. Однако, кроме нефти, уменьшались и запасы других ресурсов планеты, необходимых для развития производства и общества, в том числе, полезные ископаемые.
Другим фактором, ограничивающим продолжение сложившейся системы развития, стала экология. Массовое производство было дешевым не только в силу своих масштабов, но и потому что в нем не было уделено должное внимание охране окружающей среды и исключению выбросов вредных отходов в атмосферу. Такое отношение к природе, с одной стороны, как к источнику неисчерпаемых ресурсов, а с другой, как к удобному месту сброса отходов, привело к реальной угрозе экологической катастрофы. Эти проблемы, по своей сути, являются глобальными.
Распространив свое преобразовывающее воздействие не только на природу, но и на социальные процессы, люди все чаще стали прибегать к масштабным экспериментам, последствия которых нередко не соответствовали их первоначальным замыслам. Таким образом, само кризисное развитие индустриальной цивилизации поставило под вопрос продолжение этого процесса. Постепенно стал накапливаться потенциал противодействия ему. Это привело к тому, что общество вступило в эпоху смены порядков, в переломную эпоху. Новый порядок является по своей сути отрицанием многих ценностей индустриальной цивилизации; ему присущи многие черты, тенденции и закономерности, которые не только не являются продолжением старых, но и во многом от них отличаются. Поэтому, в социологии и философии появилось большое количество течений, подвергающих критике и отрицанию многие аспекты индустриальной цивилизации и даже ее основы. Более актуальным становится вопрос смены индустриальной парадигмы на послішдустриальную, информационную.
«Коммуникационный риск» в информационном обществе риска
Кросс дальше утверждает, что некоторым из критиков пробабилизма даже хватило храбрости считать, что восприятие риска простыми людьми в некотором смысли «лучше», чем научно обоснованные пробабилистские оценки риска, и они призывают руководствоваться именно общественным мнением, а не научными фактами в процессе принятия решения о риске. С точки зрения Кросса, «защитники» обыденной перцепции риска обычно не уточняют то, какую роль должна играть в процессе принятия решения такая перцепция риска, и тем самим они отличаются от «адвокатов» эмпирических методов оценки риска, которые отдают предпочтение использованию научных данных.
Кросс не исключает возможность того, что авторы идей первичности неэкспертных взглядов на риск сами не хотели говорить категорически, что такой подход «лучше» подходит для выявления уровня риска и не призывали, чтобы слово «лучше» воспринималось буквально. Кросс, однако, уверен, что эти авторы убеждены в том, что массовая перцепция риска и исходящая оттуда оценка, должна играть большую роль и считаться более важной, чем научная оценка вероятности. Он пришел к выводу о том, что такое нападение на традиционный пробабилистский подход к выявлению риска и защита чувственной перцепции, возможно, является результатом постмодернистской мысли, которая ставит под вопрос саму идею существования таких понятий, как истина и объективная реальность. С этой точки зрения реальность - это нечто большее чем чувственная перцепция. В качестве примера раннего признака появления такого постмодернистского подхода в литературе Кросс цитирует американского деконструкциониста Стэнли Фиша, который утверждал, что «эта теория освобождает меня от обязанности быть правдивым... и лишь требует, чтобы я был интересным».39
С позиции Кросса, защитники общественной перцепции риска разделяют взгляды деконструкционистов, считающих, что значение текста зависит от индивидуального читателя. Их постмодернистская критика науки «вышла на уровень так называемых «твердых наук», утверждающих, что законы физики не больше, чем социальное соглашение, результат общественного договора, похожий на правила дорожных движений. Чтобы анализировать последствие чувственной перцепции для поиска истины о риске, Кросс предлагает разобраться в природе и последствиях конфликта между истиной и перцепцией. В каком-то смысле, утверждает он, дихотомия между «чувственным» и «реальным» риском является заблуждением, поскольку все методы оценки риска используют в той или иной мере человеческую перцепцию как мерку. Таким образом, все риски - чувственные, и нет реальной возможности исключить человеческую перцепцию и оценку из процесса выявления риска, В то же время, данная дихотомия полезна для практического разделения двух концепции риска. Главный вопрос в том, какова ценность массовой, неэкспертной или «субъективной» оценки риска в процессе принятия решения.
Как замечает Кросс, предпочтение чувственной оценки риска в противовес научным методам, считается прогрессивным и либеральным действием. В области экологии защитники научных методов обычно считаются «апологетиками больших загрязняющих корпораций», тогда как защитники чувственного риска кажутся защитниками интереса маленьких людей. Хотя о прогрессивном характере предпочтения чувственной оценки риска можно спорить, можно согласиться с тем, что этот порядок вещей имеет много полезного. Однако, политический режим, использующий исключительно массовую перцепцию как основу приятия решения о риске будет более отрыт для нелиберальных, общественных происшествий.
Чувственная оценка риска принципиально отличается от научной оценки тем, что она легко поддается манипуляции. Для того чтобы доказать обществу безопасность того или иного химического вещества, например пестицида, его производителю приходится нанимать экспертов, содействовать поддержке политиков и предпринимать другие меры, чтобы скрывать истинный риск, представляемый данным веществом, чтобы продолжать его производство. Разумеется, объективная истина будет на стороне тех, кто сумеет доказать опасность этого вещества. Строгая система регуляции уровня риска в развитых странах, особенно США, не оставляет возможности для сомнения, что мощные экономические интересы всегда будут проигрывать в борьбе против научных данных. В связи с этим, Кросс отрицает идею о том, что промышленники доминируют в процессе регуляции риска, поскольку в таком случае правительство развитых стран не приняло бы строгих законов, выполнение которых требует многомиллионных затрат со стороны промышленников.
Средства массовой информации как инструмент коммуникационного риска
Средства массовой информации, однако, становятся очень проблематичными на фазе разрешения споров, потому что они подавляют неясные и компромиссные мнения и, следовательно, поляризуют текущие дебаты.
СМИ также способны «соблазнять» социальных субъектов к ведению стратегических коммуникаций, что делает достижение консенсуса или компромисса более трудным. Не принимая самостоятельных решений и не делая конкретных выводов, арена средств массовой коммуникации влияет на процесс разрешения проблем и принятия решений на других аренах и, таким образом, корректирует и исправляет проблемы пристрастия.
Из выше сказанного следует, что средства массовой коммуникации как инструменты коммуникационного риска выступают в качестве средств распространения информационных продуктов, изготовленных в разных коммуникационных контекстах, но при этом они выполняют общие функции СМИ. В зависимости от существующих проблем (которые порой определяют вид коммуникации риска) и имеющихся социальных контекстов, степень важности двух универсальных функций средств массовой коммуникации (информировать и создавать арены для публичной дискуссии) и конкретные информационные требования варьируются так, что удовлетворение конкретных информационных требований и обеспечение общей информации меняются местами. Поэтому, если при популяризации рядовые граждане и эксперты легко находят консенсус по тому, что является самой важной информацией, то в процессе воспитания публики мнения чаще расходятся, а при полемике о безопасности технологий расхождение бывает еще глубже, поскольку специалисты и рядовые граждане подходят к определению рисков, руководствуясь разными критериями.
Во всех случаях, СМИ в процессе коммуникации о риске призваны выполнить общие и конкретные функции. Следовательно, каналы средств массовой информации сталкиваются с разными легитимными ожиданиями разных подгрупп внутри аудитории. Рядовые члены аудитории ожидают, например, понятные и правдивые оценки источников риска и рекомендации для адекватного действия в опасных ситуациях. Субъекты социально-политических отношений (поскольку именно они используют коммуникации как средства воздействия на общество) захотят, чтобы СМИ передали их оценки ситуации с наименьшей журналистской обработкой (или с усилением позитивной доминанты). СМИ, в свою очередь, хотят создать «арену» для публичного обсуждения проблем, разрешения спора вокруг того или иного вопроса риска. Они как бы «руководят элитой и защищают индивидов от технического, экономического и политического рационализма».65 Наконец, экономические интересы каналов СМИ требуют от них создания аудитории, которая могла бы платить за информацию как товар и которую можно продать рекламодателю в виде товара. Все эти ожидания не пассивны по своей природе. И соответствующие субъекты требуют их с помощью экономической и юридической силы, прибегая к стратегиям манипулирования и профессиональным ресурсам журналистов.
Стремление удовлетворить все ожидания сталкивает СМИ и журналистов с трудностями. Существует конфликт между целью обеспечения общества успокаивающей информацией (после аварии, например) и целью критиковать и бросать вызов людям и учреждениям, отвечающим за такие катастрофы. В процессе освещение одной конкретной проблемы риска не может быть одновременно успокаивающего сообщения и критики источников этого освещения. Освещение проблем риска средствами массовой коммуникации, таким образом, можно представить как компромисс между различными, многочисленными ожиданиями и влияниями. Система средств массовой информации решает эту проблему компромисса путем создания своеобразного разделения труда между разными видами и каналами массовой коммуникации, каждый из которых доминирует в разное время и в разных ситуациях.
Иными словами, все нормативные функции СМИ в процессе коммуникации риска конкурируют между собой. И любой из них может доминировать в том или ином периоде в зависимости от социально-политических факторов их детерминирующих. Эти факторы уже рассмотрены в 2.1.
Именно. борьба всех общественно значимых событий за внимания СМИ является главной причиной не долгосрочного и порой поверхностного освещения вопросов риска средствами массовой коммуникации в современном обществе.
Оптимизация процесса коммуникации о риске в современном обществе
Исходя из вышесказанного, новое золотое правило требует, чтобы разрыв между индивидуальньши или групповыми предпочтениями и их социальными обязательствами сокращался путем расширения нравственной ответственности людей. Согласно Этциони, речь идет об ответственности, воспринимаемой как долг, возложенный на индивида, а значит и группу, и совершенно справедливо, в таком случае, что долг не может базироваться на обязательствах, навязываемых силой. Присутствие такого чувства ответственности необходимо для того, чтобы нормативные средства поддержания порядка смогли работать. Граждане должны подчиняться нормативам не принудительно, а потому, что разделяли и верили в ценности этих нормативов. Разумеется, это может произойти только внутри гражданского общества, которому необходимо располагать институтами, выполняющими задачу посредников между его членами и государственными структурами. Одним из таких институтов являются средства массовой коммуникации, с помощью которых можно вести обширный диалог по всем вопросам общественного значения.
До сих пор, однако, средства массовой коммуникации чаще способствовали враждебности между группами и институтам современного общества на фоне растущего недоверия, рождаемого кризисом легитимности социальных институтов.
Чтобы устранить проблемы отсутствия легитимности, мешающие развитию доверия, без которых вопросы риска нельзя решать, необходимо превратить средства массовой коммуникации в средства поддержания диалога между рядовыми членами общества и независимыми учеными, с одной стороны, и государством и его экспертами - с другой.
В своем анализе проблем новых форм самобытности Мануэль Кастелс затронул проблемы отсутствия легитимности социальных институтов, которые оказались далеки от структур и процессов, играющих сегодня реальную роль. В постиндустриальном обществе риска, базовые инстинкты и рычаги власти институтов нацелены на свои собственные интересы.
Разнообразные новые социальные институты (феминистские и экологические движения, например), появление которых характеризует постиндустриальное общество, являются результатом исчезновения «легитимизирующей самобытности», на основе которой в промышленную эпоху было построено гражданское общество. Эти институты лишены легитимности в широком смысле. Таким образом, у них рождается «самобытность сопротивления». Они не вступают в коммутшкацию как таковую, кроме как во время ведения борьбы и переговоров по защите собственных интересов и ценностей. «Самобытность сопротивления» редко вступает во взаимоотношения с другими формами самобытности, поскольку она построена на четком принципе разделения всего на «своих» и «чужих». «Она не может мирно сосуществовать с государственными аппаратами, глобальными сетями и эгоцентричными индивидуумами»
Исходя из рассуждения Кастелса, все может оказаться временным, поскольку эти не легитимные «сообщества сопротивления» могут быть источниками новой самобытности, стремящейся в будущее. Дело в том, что они могут выступать как силы сопротивления против существующей - логики, которая выражает себя в таких явлениях как глобализация, изменение структур капитала, организация сетей и создание культуры виртуальной реальности. Это превращение может произойти, если данные сообщества бз дут с помощью информационных технологий вести горизонтальную коммуникацию между людьми для распространения своих ценностей, тем самим, постепенно устанавливая свою легитимность.
Власть в информационном обществе заключается в информационных кодах и представительских имиджах, на базе которых общество организует свои институты, а люди свою жизнь. Центром этой власти являются умы людей. Как только институту удастся установить свою власть в умах людей, он становится легитимным и может выступать как носитель символики от имени недовольных, которые, тем самим, обретают голос и заставляют властные структуры включать их в систему управления, в нашем случае - управления риском.
Приобретение легитимности сопротивляющими сообществами создаст поле для их конструктивного диалога с властями. К этому диалогу могут подключиться средства массовой коммуникации, представляющие как власть, так и различные организации сопротивления.
Решив проблему отсутствия конструктивного взаимодействия между властью и организациями, представляющими недовольных граждан, чьи жизнь и имущество подвергаются риску, нужно попробовать рассмотреть собственно процесс коммуникационного сообщения о риске и возможность его оптимизации. Из вышеизложенного анализа видно, что процесс коммуникации о риске важен как для правительственных учреждений (представляющих получателей риска), так и для неправительственных, поскольку и первые и вторые должны убеждать публику в существовании опасности, риска, либо - их отсутствия. Таким образом, следует рассмотреть проблемы коммуникаторов, адресантов информации о риске и получателей (адресатов) этой информации.
