Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Нормативность и произвол в социальных коммуникациях. 20
1.1 . Понятие и виды коммуникаций. 20
1.2.Философия манипуляции: реконструкция и критический анализ. 36
1.3. Созидательные философские коммуникации. 77
Глава 2. Философско-методологический анализ деструктивных коммуникаций. 103
2.1 . Структурные особенности коммуникативных отношений . 103
2.2.Субъект и объект манипуляции. 125
2.3 .Провокация как коммуникативное событие. 149
Заключение. 180
Список литературы.
- Понятие и виды коммуникаций.
- Созидательные философские коммуникации.
- Структурные особенности коммуникативных отношений
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Социальные процессы, включающие общественное бытие каждого индивида, в настоящее время все чаще определяются в терминах и понятиях теории и практики коммуникаций. Информационное общество, потоки и каналы социальных коммуникаций, средства массовой информации - эти реалии прочно вошли не только в научный, но и в повседневный обиход. Обществоведческие эмпирические дисциплины: социология, социальная психология, политология - предлагают разнообразные, а порой и противоречивые картины общественного устройства. Сущность процессов, происходящих в сегодняшнем обществе, видятся то в радужных тонах как переход к «мировой деревне», то как деградация самой культуры, проявляющаяся в усилении разобщенности индивидов, фрагментарности, иллюзорности самой реальности.
Современная социальная философия, являясь частью культуры в целом, также переживает этап напряженного поиска концепций, способных адекватно рассматривать встающие перед обществом новые проблемы. Тенденция к узкой специализации отдельных общественных наук выдвинула относительно новое направление исследований - теорию коммуникаций.
Исследование конкретных коммуникативных практик является отправной точкой для формулировки широких философских обобщений, способных предложить обществу рациональное объяснение существующего положения вещей.
До некоторой степени наука, описывающая и проблематизирующая коммуникативные практики, является коммуникацией о коммуникации. Продуцированные в процессе подобных коммуникаций тексты могут стать частью научного дискурса в целом, и не исключено, что в теории коммуникаций заложен мощный потенциал для организации междисциплинарных исследований, выполняющих в свою очередь прагматические задачи.
2 В то же время общественные коммуникации сегодня - это и арена жесткого социального противостояния, реализации властных амбиций и деструктивных задач отдельных общественных образований. Произвол, творимый ими в процессе осуществления определенных коммуникативных практик, в частности, получил название манипуляции общественным сознанием или просто обществом.
В рамках сдерживания подобных практик философия предлагает разнообразные нормативные концепции, которые находятся на острие современных философских дискуссий. В процессе открытого обсуждения деструктивных коммуникаций философское сообщество инициирует конструктивные (созидательные) коммуникативные практики, направленные на преодоление разрушительных последствий манипуляций. При этом философские коммуникации становятся такой разновидностью социального взаимодействия, которые выполняют сдерживающую функцию в полемике с властным произволом. Исследование манипулятивных коммуникативных практик способствует выработке методов активного противодействия им, разработке общественных принципов, а впоследствии и соответствующих институтов, сдерживающих манипуляции и негативные последствия от их применения.
Степень разработанности темы. В качестве самостоятельной философской проблемы теория коммуникаций оформилась только в середине XX века. Эта тема стала самостоятельной областью исследований в связи с бурным развитием кибернетики и современных электронных СМИ. Довольно быстро из вспомогательного термина коммуникация переходит в разряд метафизических и даже экзистенциальных понятий. Так, например, К. Ясперс коммуникацию противопоставляет всем другим методам познания, видит в ней сущностную характеристику осевого времени. "Способность видеть и понимать других помогает уяснить себе самого себя, преодолеть возможную узость каждой замкнутой в себе историчности, совершить прыжок вдаль. Эта попытка вступить в безграничную коммуникацию - еще
одна тайна становления человека, и не в недоступном для нас доисторическом времени, а в нас самих "[Ясперс. 1994. С.48-49].
Однако не следует рассматривать теорию коммуникаций как некую философскую инновацию последних десятилетий развития философии. Современное состояние исследований коммуникативных практик подготовлено всем ходом истории развития гуманитарной мысли. Диалогические жанры философских текстов, начиная с Платона, являются примерами ярких коммуникативных практик, нацеленных на поиск истины. Сам метод платоновских диалогов оказал существенное влияние на развитие и становление культуры и процедуры общения. В них же читатель видит и первые образцы критического анализа неконструктивных коммуникаций, софистических приемов ведения дискуссии. Коммуникативным навыкам Платон придает особое значение, однако красноречие ему представляется не искусством, а некой сноровкой. Философия средних веков, Возрождения и Нового времени преимущественно развивается в рамках монологических форм и содержит лишь локальные замечания относительно социальных коммуникаций.
Современная философская теория коммуникаций, с одной стороны,
развивается в рамках рациональной прагматики (К.-О. Апель, Ю. Хабермас),
а с другой в русле постмодернистской эстетики (Ж. Бодрияр, М. Фуко, Ф.
Лиотар). Довольно быстро преодолев структурный формализм при
рассмотрении коммуникации, разработанный К.Шенноном, К.Леви-
Стросом, философия коммуникаций нагружает процесс интерсубъективного взаимодействия не только функцией обмена информацией, но и норморегулирующим, этическим смыслом.
Переворот в рассмотрении коммуникации был совершен Ю. Хабермасом в работе «Моральное сознание и коммуникативное действие». Разработанная автором книги этика дискурса в современной философии становится отправной точкой в процессе анализа коммуникативных практик. С точки зрения Хабермаса, институциализация коммуникативного обмена - основной
4 показатель демократичности общества, а любая выдвигаемая кем-либо социальная норма должна подвергаться аргументативной проверке.
В данной диссертации автором проведена проверка некоторых коммуникативных практик правилами этики дискурса и выявлены манипулятивные коммуникации - приемы скрытого управления индивидом и обществом. Как показывается в диссертационном исследовании, сама проблема манипуляции обществом становится особенно актуальной в середине прошлого века, когда прямое насильственное осуществление властного произвола при теоретическом и практическом рассмотрении становится для демократических государств архаизмом.
На сегодняшний день определения манипуляции разработаны в американской философии (Г. Фарбер, Г. Шиллер, Р. Гудин), некоторые аспекты этой темы обсужджались советскими учеными (М. Мамардашвили, В. Афанасьевым, В. Копаловым, Г. Андреевой). Всесторонний анализ проблемы манипуляции проведен в докторской диссертации Ю. Ермакова. Ряд исследований по критическому мышлению Г.В. Сориной создают предпосылки для методов противостояния подобным коммуникациям.
Как обосновано в диссертации, работа 3. Баумана «Индивидуализированное общество», содержит положения, выводящие проблему манипуляции на новый уровень. Этот исследователь высказал мысль о злоупотреблении субъекта манипуляции стремлением человека к трансцендентности. Некоторые идеи 3. Баумана автором диссертации положены в основу реконструкции философии манипуляции.
Сегодня вопросу о коммуникативных практиках в целом и о манипулятивных коммуникациях в частности уделяется самое серьезное внимание в научной литературе. Вместе с тем следует отметить, что теория коммуникаций - область, переживающая стремительное развитие, а потому ряд определений, понятий и концепций постоянно нуждаются в уточнении и тщательном критическом анализе. Представляется, что проблеме коммуникации еще недостаточно уделялось внимания как самостоятельной
5 философской проблеме, связанной с фундаментальными философскими вопросами.
Данная диссертация, по замыслу автора, представляет собой систематизацию отрывочных сведений и идей относительно как конструктивных (созидательных), так и деструктивных коммуникативных практик. Конструктивная функция настоящего исследования заключается в критическом рассмотрении теории и практики манипулятивных коммуникаций и разработке принципов противодействия обманным деструктивным коммуникациям.
Методологическая основа исследования. Диссертация представляет собой философское исследование проблемы коммуникации, междисциплинарный статус которой требует совмещения в методологической базе и в категориальном аппарате идей и методов, выработанных как в рамках философии, так и в рамках других наук, вовлеченных в разработку проблематики, близкой к объекту исследования диссертации (социология, политология, семиотика, социальная психология). Для исследования феномена коммуникации используются методы логического и семантического анализа понятий, метод философской рефлексии, метод текстовой реконструкции, сопоставительный анализ. Используются методологические подходы, выработанные в концепциях Ю. Хабермаса, Г. Гайзмана, Л.А. Микешиной, Г.В. Сориной, Ж. Деррида, и Ф. Лиотара.
Важным методологическим основанием диссертационного исследования стали идеи критического мышления, определившие манеру и методологию анализа философского, теоретического и эмпирического материала диссертации. Стилистика и содержание основного объема работы организованы в соответствии с теоретико-практическими рекомендациями, разработанными в исследованиях Г.В. Сориной. Коммуникативная практика самой диссертации автором рассматривается в рамках процедур критического мышления, которому свойственна практическая ориентация.
Теоретическими источниками исследования являются классические и современные работы отечественных и зарубежных исследователей, в которых затронута проблематика общественных коммуникаций и манипуляции. Исследование базируется на классической европейской традиции изучения проблемы коммуникаций и манипулятивного произвола в обществе, развитой в текстах Платона, Ф. Ницше, А Шопенгауэра, И. Канта, и на современной традиции рациональной прагматики Ю. Хабермаса, экзистенциальной философии М. Хайдеггера, критической философии права Г. Гайзмана, а также постмодернистской критики Ф. Лиотара.
Для понимания онтологии манипуляции привлечены теоретические идеи 3. Баумана. Схематизирование коммуникативных практик проведено с помощью методологического аппарата, разработанного Г. В. Гриненко.
Цели и задачи исследования. Основной целью диссертационного исследования является:
- философско-методологический анализ основных тенденций в социальных
коммуникациях, ее конструктивных (созидательных) и деструктивных
разновидностей.
Задачи:
- проанализировать специфику соотношения созидательных и
деструктивных коммуникаций;
выявить формы и виды деструктивных коммуникаций;
найти философские основания для противодействия деструктивным коммуникациям;
- реконструировать неманипулятивные коммуникации;
- проследить процесс становления манипулятивных коммуникаций на
историко-философском материале;
- выявить субъект-объектные связи в процессе манипулятивной
коммуникации;
- исследовать сущность как неманипулятивной, так и манипулятивной
коммуникации с онтологической и гносеологической точек зрения;
- выявить социальную сущность манипуляции, определить подходы к
способам их преодоления в управлении индивидом и обществом;
провести структурный анализ основных типов манипуляции;
проанализировать тенденции к локализации манипулятивных практик в конкретных сферах деятельности.
Научная новизна и теоретическая значимость исследования:
- введена оппозиция деструктивные/конструктивные (созидательные)
коммуникации;
выделены такие виды философских коммуникаций, как рационально-конвенциональная и экзистенциальная;
показано единство рационально-конвенциональной и экзистенциальной коммуникаций в процессе поиска истины, осуществлена реконструкция философии манипуляции, сформулированы основные теоретические положения манипулятивного управления обществом, проведен критический анализ этих положений;
обоснована мысль о том, что философия манипуляции была исторически представлена в философском дискурсе, начиная с античной философской мысли, вводящей как исходные принципы манипуляции, так и конкретные приемы ее преодоления;
- выделен гносеологический аспект философии манипуляции,
заключающийся в негативном воздействии субъекта манипуляции на неявное
знание интеллектуально пассивных индивидов;
- аргументирована мысль о том, что манипулятивные практики,
осуществляемые в процессе социальных коммуникаций, исторически
восходят к диалогу человека и некой трансцендентной силы;
определено понятие «манипулятивный произвол» как частное проявление феномена обмана;
проведен анализ манипуляции, который показал, что это явление - одна из форм властного произвола, существующая как коммуникативный феномен;
- разработано понятие «объект манипуляции», которое определяется как
совокупность интеллектуально пассивных индивидов, построена логическая
схема манипулятивного произвола на основе понятийного аппарата,
разработанного Г.В. Гриненко;
- осуществлен критический анализ феномена провокации;
- выделены способы преодоления социальных манипуляций, которые
базируются на признание автономии личности;
Практическая значимость. Методы анализа коммуникативных практик и манипуляций примененные в данной диссертации могут использоваться при критическом анализе сообщений средств массовой информации, для осуществления образовательного процесса и повышения общей культуры коммуникаций.
Структура диссертации. Исследование состоит из введения, двух глав, заключения и списка цитированной и использованной литературы. Апробация. Результаты исследования получили практическое применение при подготовке ряда публикаций в научных сборниках общим объемом более 2,5 печатных листов, в ходе проведения учебных семинаров на историческом факультете МГУ им. М. В. Ломоносова. Некоторые положения диссертации обсуждены на аспирантском семинаре на кафедре философии гуманитарных факультетов МГУ, а также на конференции, посвященной юбилею этой кафедры, и при подготовке ряда документальных телевизионных фильмов.
Основное содержание диссертации. В центре внимания первой главы диссертации «Нормативность и произвол в социальных коммуникациях» находится проблема власти и человека ее осуществляющего. Эта тема является точкой отсчета, в которой сходятся отдельные философские категории «произвол», «нормативность» и «социальные коммуникации». Коммуникации объединяют некое количество индивидов в общество. Произвол и нормативность в данной диссертации составляют оппозиционную пару, образующую проблемную область настоящего исследования. Категория произвола рассмотрена как
9 интегральное явление, образующее предмет первой главы. Нормативный аспект, включающий в себя совокупность этических, нравственных, логических, правовых представлений является источником понятийного и оценочного аппарата, используемого как методологический принцип в процессе анализа предмета исследования. В первом параграфе «Понятие и виды коммуникаций» введено понятие коммуникации, дифференцированы наиболее обобщенные типы этого явления. Принята коммуникативная теория Ю. Хабермаса как ключевая в понимании нормативности и произвола в процессе социального взаимодействия. Особо отмечена нормативная значимость его этики дискурса. В процессе анализа идей М. Маклюена отмечено, что коммуникации современном мире зачастую превращают человека в средство достижения внешних по отношению к нему целей, что идет вразрез с базовыми этическими ценностями И. Канта и, в конечном итоге, разрушает индивида как личность. Подобные коммуникации предложено называть деструктивными, в оппозиции которым находятся коммуникации конструктивные (созидательные), рассматривающие человека в первую очередь как цель. По наличию дезинформирующей интенции деструктивные коммуникации подразделены в диссертационном исследовании на прямые и обманные.
В основу деления созидательных коммуникаций на философские и
обыденные положен признак наличия/отсутствия научно-методологической
базы в процессе взаимодействия участников интеракций. Отмечено, что
среди деструктивных коммуникаций особое внимание необходимо уделить
обманным коммуникациям как наиболее сложному для последовательной
критики явлению. В сущности, наличие обмана и разрушительность в
результате коммуникации представляются определяющими
характеристиками для феномена манипуляции индивидом и обществом в целом. Представляется, что последовательный критический анализ, а, затем и преодоление манипулятивных действий возможно в процессе осуществления
10 философских коммуникаций, среди которых выделены коммуникации экзистенциальные и рационально-конвенциональные.
В рамках данного параграфа проведен сопоставительный анализ с другими,
близкими по духу типологиями. Отмечено, что оппозиция
конструктивное/деструктивное является более обобщенной, нежели предложенная Ю. Хабермасом дифференциация интерсубъективных действий на коммуникативные и стратегические. Подчеркнуто, что дихотомическое деление политических коммуникаций на эффективные и перераспределительные, проведенное О. Савельзоном, также может рассматриваться как частное проявление созидательных и деструктивных коммуникаций.
Во втором параграфе «Философия манипуляции: реконструкция и критический анализ» проводится текстовый анализ классических философских текстов, раскрывающих наиболее общие принципы манипулятивного произвола.
В параграфе утверждается, что философия манипуляции существует в философском дискурсе, растворена в различных, порой противоположных философских концепциях, вводящих как исходные принципы манипуляции, так и конкретные приемы ее осуществления.
Отмечается, что философское знание, осмысляющее обманные
деструктивные коммуникации дуалистично, обладает и деструктивной, и
созидательной функцией. Деструктивная составляющая названа
«манипулятивной философией», а созидательная - «философией контрманипуляции (философией манипуляции)». Подчеркивается, что теоретические основы обманной деструктивной коммуникации впервые сформулированы А. Шопенгауэром в статье «Эристическая диалектика, или искусство побеждать в спорах». Манипулятивная философия представляется особой совокупностью знаний об обществе, характеризующей, как и почему один индивид осуществляет манипулятивный произвол над другим индивидом. Ее публичное обсуждение обладает контрманипулятивной
функцией и создает предпосылки для развития философии манипуляции. В данной диссертации «манипулятивная философия» и «философия манипуляции» - скорее метафоры, чем исходные термины. При этом, последняя оказывается такой разновидностью философской интеллектуальной деятельности, в рамках которой происходит разрушение первой.
В рамках анализа манипулятивной философии высказывается предположение, что манипулятивные практики, осуществляемые в процессе социальных коммуникаций, исторически восходят к диалогу человека и некой трансцендентной силы. Этот диалог в древности имел определяющее значение в социальном поведении каждого члена общества. Предлагается следующая трактовка: манипулятивная философия как уникальный рациональный дискурс зарождается в результате умышленной подмены трансцендентной силы Богов и Законов на властный произвол авторитета." Коммуникативные действия, нацеленные на подмену трансцендентной силы авторитетом, присутствуют уже в античных философских текстах. Энергией этой силы авторитет на ранних этапах развития цивилизации утверждает безусловность и божественность своей власти и открывает простор для дальнейшего собственного произвола.
Одна из целей параграфа - поиск подходов к воссозданию уже существующей имплицитно философии манипуляции. Генезис этого феномена исследуется на примере отдельных текстов философской классики, оказавших принципиальное влияние на европейскую социальную теорию и практику. В этом параграфе доказывается, что манипуляция - это одна из форм властного произвола, существующая как коммуникативный феномен.
В параграфе приводятся первые примеры манипулятивного управления обществом, содержащиеся уже в софистических коммуникативных практиках, присутствующих в текстах философской классики. Субъект, осуществляющий подобную манипуляцию, исходит из предположения, что человек глуп и поддается лишь на внешние софистические приемы
12 убеждения. Обыденному сознанию манипулятивная философия оставляет лишь возможность верить в простые и незыблемые истины. В своих крайних проявлениях^манипулятивная, философия., не „только __ отказываетрядовому члену—общества в аргументативных способностях, но и презирает его. Адепты манипулятивной философии, воспитанные на ряде классических философских текстов, строго дифференцируют общество на властвующих и подвластных, лидеров и толпу, манипуляторов и манипулируемых.
Теоретические положения рассмотрены на материале диалогов Платона. Подробно проанализированы «Апология Сократа», «Критон», «Горгий», «Государство». Некоторые положения этих текстов находятся во взаимодействии с концепциями Ф. Ницше, А. Шопенгауэра, К. Поппера, Ю. Хабермаса. Отмечается, что этическая оценка истинности/ложности той или иной коммуникативной практики дается именно с той точки зрения, к какому виду коммуникации следует отнести данное интерсубъективное взаимодействие: к действию коммуникативному либо телеологическому. Ряд критических замечаний Дж. Ваттимо, К. Апеля, Ф. Лиотара и других европейских обществоведов в адрес «этики дискурса» Ю. Хабермаса дают дополнительную концептуальную информацию к анализу текстов Платона.
Манипулятивная философия, по мнению автора диссертации, при утверждении собственного содержания является логически аргументированным знанием. В ходе собственной аргументации подобная теория утверждает право трансцендентной силы и ее представителей на манипулятивный произвол. Для эффективной борьбы со встречными властными притязаниями манипулятивный произвол стремится принять форму нормативных, а иногда и законодательных актов, стать безальтернативной, трансцендентной силой по отношению к каждому индивиду. Антитезис манипулятивной -— философии - философия манипуляции, также содержащаяся в текстах философской классики, сопротивляется подобному произволу, используя критический метод мышления.
13 Манипулятивная философия, присутствующая во многих философских концепциях стала неявной мировоззренческой предпосылкой для властно-коммуникативных действий субъектов, претендующих на произвол по отношению к другим индивидам. Основное предположение этой манипуляции заключается в том, что общество само хочет быть\ манипулируемым.
По мнению автора диссертации, проблема манипуляции существует в рамках проблемы властного произвола в социальных отношениях. Основная методологическая сложность исследуемой области социальной реальности заключается в многоаспектности феномена манипуляции.
В третьем параграфе «Созидательные философские коммуникации» утверждается ценность субъекта как этический принцип в философии, который рефлексируется через проблему автономии субъекта коммуникативного действия. Основная гипотеза .этого параграфа заключается, в том, что принцип автономии участников коммуникации как, основа для ненарушенных^ ^крытым,_ ^анипулятивным управлением коммуникативных практик претендует на статус этической нормы, формирует и удерживает в ее основных процедурах большинство из этических норморегулирующих принципов взаимодействия, и обеспечивает ненасильственную аргументативную деятельность ее участников. В коммуникативных практиках, по мнению автора диссертации, принцип автономии участников интерсубъективного взаимодействия имеет особое значение. Пренебрежение этим принципом является одной из качественных характеристик манипулятивного произвола. Философия манипуляции рассматривает основную массу людей как пассивный объект приложения властных полномочий и априори исходит из интеллектуальной ограниченности большинства индивидов.
Однако гуманистическая философская мысль, противостоит манипуляции и проникнута уважением к человеческому достоинству. Признание автономности личности, как основополагающего фактора в
14 коммуникативной стратегии проходит «красной нитью» через большинство философских концепций. В тексте параграфа используются концепции М. Монтеня, Г. Лейбница, Г. Гегеля, Э. Гуссерля, Г. Шпета, М. Хайдеггера. Ю. Хабермаса. Подробно проанализированы экзистенциальные концепции К. Ясперса и Н. Бердяева. Утверждается, что осознание собственной автономии индивидом «требует» автономии Другого, становится предпосылкой для их совместной коммуникативной практики. Автономия «снимает» проблему манипулятивного произвола, т.к. признание автономии исключает обман, отношение к Другому как к объекту управления и властного произвола.
По мнению автора диссертационного исследования, требование автономии Другого в теории и практике осуществляется в первую очередь в процессе коммуникативного обмена. Выделены два на первый взгляд принципиально разных вида философских коммуникаций: рационально-конвенциональная и экзистенциальная. С одной стороны, у философии имеются примеры поиска истины в ходе интерсубъективного диалога, а с другой - христианская и теософская традиции обусловливают методы познания в процессе самоуглубления, исследования бытия-в-самом-себе. В то же время, четко разграничивая эти философские коммуникативные интенции, в параграфе ставится вопрос об их взаимовлиянии и взаимодополнении.
В параграфе утверждается, что экзистенциальные и рационально-конвенциональные коммуникации в глобальном коммуникативном сообществе взаимодополняют друг друга. Для осуществления подлинно философской коммуникации необходимо соблюдать как принципы экзистенциальной коммуникации, так и логические правила рационально-конвенциональной. Даже незначительный дисбаланс между этими сторонами одного и того же явления приводит к нарушению коммуникативной чистоты и к созданию предпосылок для манипулятивных действий, несовместимых с претензией на значимость и всеобщность философских коммуникативных действий.
Во второй главе «Философско-методологический анализ
деструктивных коммуникаций» подробно анализируется современное
состояние практик, нацеленных на разрушение индивида как личности,
выделены субъект подобных коммуникаций, объект, структура и формы.
В параграфе «Структурные особенности коммуникативных отношений» для исследования деструктивных практик принят понятийный аппарат, разработанный Г. Гриненко на основе последних достижений логики и теории аргументации. Предложенные исследователем теоретические конструкты рассматриваются как основополагающие принципы для анализа манипулятивных практик в современной массовой культуре. В тексте параграфа рассмотрен один из методов манипулятивных коммуникаций, который заключается в придании множественности смыслов
внешне однозначным текстам журналистских сообщений. Отмечается, что массовая коммуникация на самом деле, должна избегать двусмысленности, однако сам текст масс-медиа дает возможности разного прочтения в зависти от того, какие коды для его интерпретации используются.
Смысл собственной концепции автора диссертации заключается в том, что субъект-манипулятор активно эксплуатирует одно из свойств текстов массовой коммуникации ,- открытость разным интерпретациям. В
манипулятивных-—текста5Г~этот субъект стремится стать единственным «творцом имен», что дает ему определенные властные полномочия. Поэтому в публицистическом интервью, которое выступает в некоторых случаях как манипулятивная коммуникация, вопрос выполняет прежде всего властно-утвердительную „функцию, при _этом_скрываясь_за^ «внешней» функцией запроса^информации. На эту особенность вопросно-ответной процедуры в российской науке впервые обратила внимание Г.В. Сорина в работах по теории аргументации. Результаты, полученные в диссертации, положены в основу подходов к анализу эмпирического материала современных публицистических коммуникаций.
В параграфе показано, что собственные мысли интерпретатора с самого начала участвуют в декодировке сообщения объектом манипуляции, а текст, высказанный респондентом в ходе интервью, доходит до читателя, пройдя как минимум три этапа интерпретации. Особенности этого процесса составляют гносеологический аспект манипулятивных коммуникаций.
Во втором параграфе «Субъект и объект манипулятивной коммуникации» уточняются определения основных категорий философии манипуляции. По мнению автора диссертации, целерациональная манипуляция_в„пр_инудительном порядке вовлекает- индивида _в некую властную „иерархию_и является особым видом социального влияния. От других видов общественного воздействия манипуляция отличается сокрытием действительных целей манипулятора от других персон, вовлеченных в манипулятивную коммуникацию. Истинное содержание таких целей тщательно завуалировано, а сутью манипуляции является обман.
В параграфе рассмотрены определения манипуляции, разработанные в американской философии (Г. Фарбер, Г.Шиллер, Р. Гудин), а также идея манипуляции, присутствующая в работах советских исследователей (М. Мамардашвили, В. Афанасьева, В. Копалова, Г. Андреевой). Отмечено, что в современной российской философии всесторонний анализ проблемы манипуляции представлен в докторской диссертации Ю. Ермакова. Подчеркивается, что независимо друг от друга ряд современных авторов понимают манипуляцию как разновидность обмана.
По мнению автора диссертационного исследования, представление об обмане как орудии управления обществом теоретически обосновано еще в эпоху Ренессанса Н. Макиавелли. Манипулятивное коммуникативное действие осуществляется осознанно субъектом манипуляции. Как правило^ при осуществлении манипулятивных задач субъект воздействия опирается на эксклюзивные знания относительно - объекта манипуляции. Из анализа некоторых общественных явлений становится понятно, что сфера
17 манипуляции лежит в умелой перетасовке интеллектуального багажа адресатов послания, активного вмешательства в сферу их ^неявного знания. Совокупность индивидов, находящихся под воздействием манипуляции, в диссертации определяется как пассивный ОБЪЕКТ воздействия. В некоторой степени «автором» такого взгляда на общество в параграфе признан Н. Макиавелли. Кроме того в параграфе показано, что сложившееся положение дел субъект воздействия стремится закрепить в правовых документах. Традиция таких инициатив в диссертации отслеживается на примере Римского права, а также на материале современной правовой деятельности.
В третьем параграфе «Провокация как коммуникативное событие» анализ явления провокации проводится на материале римского государственного права и критического разбора феномена политической провокации русским философом И. Ильиным. Отмечается, что в трактовке Ильина провокация выглядит как частное проявление социального конфликта, в своем результативном плане отражающая истинные и ложно заявленные цели субъекта провокации. В параграфе дано еще одно определение провокации в контексте обращения к онтологии События Мартина Хайдеггера. С точки зрения структуры провокационной коммуникации предлагается схематизированная версия анализа провокации как частного коммуникативного явления, разработанная на основе понятий и терминов, предложенных Г.В. Гриненко.
Этико-философская трактовка анализируемого явления в данном исследовании базируется на теоретико-правовых представлениях И. Канта, Г. Гайзмана и дискурсивной этики Ю. Хабермаса. Провокация в данном параграфе рассматривается как особая коммуникативная практика, претендующая на значимость и, в терминологии Хабермаса, являющаяся действием телеологическим, т.е. целерациональным. При этом провоцирующий субъект сообщает объекту провокации не столько какую-либо информацию, сколько транслирует определенную ценностно-
18 нормативную установку. Так или иначе, провокация, какую бы благородную цель не ставил перед собой ее активный субъект, является коммуникацией, нарушенной с точки зрения этики дискурса Хабермаса.
Провокация рассмотрена как событие в процессе осуществления более широких манипуляций. В параграфе показано, что самые грубые и неконструктивные провокации являются обманом, а иногда частью глобальной манипулятивной стратегии. Существуют и созидательные провокации, например, в научной полемике. Понятие «дружеская провокация» использует Ю. Хабермас при критическом разборе взглядов Д. Ролза. Обычно созидательные провокации не имеют скрытых целей для решения операционных и локальных задач, скрывают процедурные вопросы интерсубъективного взаимодействия.
В диссертации показано, что провокационные коммуникации, в частности, могут быть игровыми и целерациональными. В тексте параграфа предложено деструктивные провокации подразделять на законодательные и военно-политические. Особо выделены созидательные игровые провокации. Такова, например, провокационная психотерапевтическая коммуникация. Известны также творческие провокации и провокации как прием в аргументированной полемике, получившие такое название по аналогии, в силу в высокой степени конфликтной напряженности в коммуникативном акте. В параграфе подчеркивается, что игровые провокации реанимируют традиционную для этики проблему лжи во благо, в рамках которой происходит движение к конструктивному использованию локальных манипулятивных практик.
«Заключение» диссертации определяет перспективные направления исследования коммуникативных практик. Отмечается, что подобная работа может быть осуществлена в рамках концепций постиндустриального общества. Перед дальнейшим исследованием коммуникаций в целом и прежде всего деструктивных манипулятивных практик встает вопрос, каким образом в будущем будут трансформироваться подобные явления, что с ними
19 произойдет в результате информационного и технологического прорыва. Исследование деструктивных манипуляций представляется автору диссертационного исследования такой разновидностью созидательной философской коммуникации, в рамках которой происходит разрушение концептуальных предпосылок для осуществления этих явлений в обществе. Широкое обсуждение стратегии и тактики субъектов деструктивных коммуникаций позволит усилить противодействие подобным феноменам.
Автор диссертации предполагает, что формы и методы манипулятивного произвола подхвачены разнообразными субъектами рыночной экономики. Высказывается мнение, что современный индивид некоторыми субъектами экономики рассматривается всего лишь как потребитель их продукции. Такое отношение характерно для процесса завоевания рынков сбыта транснациональными компаниями. Подобные манипуляции можно рассматривать как побочные эффекты широко обсуждаемого сегодня феномена глобализации. С другой стороны, некоторые виды взаимодействия внутри узких предпринимательских сообществ сложились как устойчивые формы манипуляции. Методы «регрессивного» управления персоналом, рекламные технологии, манипуляции на рынке ценных бумаг уже являются обыденными практиками и описаны в учебной литературе. Отмечается, что с изменением конфигурации коммуникативного взаимодействия в целом, политические манипуляции постепенно теряют своего заказчика -национальные государства. Как показывает 3. Бауман, эти субъекты власти все больше устраняются от управления обществом и уступают место глобальным институтам регулирования. Эти процессы происходят на фоне эксплуатации субъектами манипуляции чувства одиночества и разобщенности современного индивида.
Понятие и виды коммуникаций.
В центре внимания первой главы диссертации находится проблема власти и человека, ее осуществляющего. Эта тема является точкой отсчета, в которой сходятся отдельные категории «произвол», «нормативность» и «социальные коммуникации». Коммуникации объединяют некое количество индивидов в общество. Произвол и нормативность в данной диссертации составляют оппозиционную пару, образующую проблемную область настоящего исследования. Категория произвола, на мой взгляд, является интегральным для многих феноменов, образующих предмет данной главы. Нормативный аспект, включающий в себя совокупность этических, нравственных, логических, правовых представлений, здесь является источником понятийного и оценочного аппарата, используемого как методологический принцип в процессе анализа предмета исследования.
Основной объект исследования в целом заявлен в заголовке диссертации -коммуникативные практики. Э. Гидденс дает такое определение: "Коммуникация. Передача информации от одного индивида или группы к другим. Коммуникация является необходимой основой для всех видов социального взаимодействия "лицом к лицу". Коммуникация осуществляется посредством использования языка, жестов, движений тела, благодаря чему происходит понимание того, что люди говорят и делают. С развитием письменности, а затем с появлением средств массовой коммуникаций, таких, как телевидение, радио, компьютерные сети, коммуникация в некоторой степени утратила характер непосредственного социального взаимодействия" [Гидденс. 1999. С. 666-667].
Определений термина коммуникация существует сотни, а в науке сложилась новая область междисциплинарных исследований: теория коммуникаций. Объем диссертации и ее специфические задачи не позволяют подробно охарактеризовать все направления в исследовании этого явления, поэтому в данном параграфе предлагается принять коммуникативную теорию философа и социолога Юргена Хабермаса как ключевую в понимании нормативности и произвола в процессе социального взаимодействия.
По мнению Ю. Хабермаса, социальное пространство человека структурировано только нашим общением между собой безотносительно от его форм. "Мы либо говорим, что имеет или не имеет место. Либо говорим что-нибудь кому-нибудь другому, так что последний понимает, что говорится... Для того, чтобы понимать, что говорится требуется участие в коммуникативном действии" [Хабермас. 1999. С.39]. Процесс понимания — основной отличительный признак коммуникативного действия Хабермаса от социального действия Макса Вебера. Последний активное действие нагружал целерациональностью, ценностнорациональностью, аффективностью и традиционностью. Хабермас несколько сужает это понятие: "Коммуникативными я называю такие интеракции, в которых их участники согласуют и координируют планы своих действий. При этом достигнутое в том или ином случае согласие измеряется интерсубъективным признанием притязаний на значимость" [Хабермас. 1999. С.91].
Теория Хабермаса наделена мощным этическим смыслом. По его мнению, институциализация коммуникативного обмена - основной показатель демократичности общества, а любая выдвигаемая кем-либо социальная норма должна подвергаться аргументативной проверке, и только так могут быть признаны ее притязания на значимость. В этом смысле коммуникативное действие противостоит действию стратегическому, которое стремиться утвердить норму в обход обсуждения эмпирическим путем, угрожая применением санкций или рисуя перспективы вознаграждения. В коммуникативном действии все равны и берут на себя релевантные для последствий обязательства. Коммуникативный проект Хабермаса состоит в том, чтобы предложить обществу индуктивные правила достижения истинного согласия между собой. Таким образом, логические и познавательные операции приобретают у Хабермаса силу этического императива. "Аргументативные моральные дискуссии служат улаживанию конфликтов на базе консенсуса. Конфликты в области, регулируемой нормами интеракции, бывают напрямую вызваны нарушениями нормативного согласия" [Хабермас. 2001. С. 106].
Хабермас предлагает новое понимание критической теории, которое связано с перспективой участников социального процесса и реально существующей жизненной борьбой. Этот подход позволяет обнаружить возможность сопротивления попыткам установления тоталитарного господства в общественном сознании. "Коммуникационные структуры общественности, находящиеся во власти средств массовой информации, - пишет он, - поглощены ими, настолько ориентированы на пассивное, развлекательное и приватизированное использование информации, что когерентные, т. е. целостные образцы толкования, просто не могут больше сформироваться. Фрагментаризованное повседневное сознание располагающих досугом потребителей препятствует образованию идеологии, но ведь оно само стало господствующей формой идеологии" [Хабермас. 1992. С.93-94]. И там же Хабермас утверждает: "Я доверяю производительной силе коммуникации, которая наиболее отчетливо проявляется в борьбе за социальное освобождение" [Хабермас. 1992. С.85]. Таким образом, теория коммуникативного действия ориентируется на принятие практических решений, выдвигая стратегию перманентного достижения консенсуса в ходе коммуникативного дискурса.
Созидательные философские коммуникации.
Ценность субъекта как этический принцип, на мой взгляд, в философии рефлексируется через проблему автономии субъекта коммуникативного действия. В философских коммуникациях признание автономии субъекта приводит к двум формам общения: рационально-конвенциональному и экзистенциальному. Рационально-конвенциональные философские коммуникации, на мой взгляд, являются методологической базой для исходной критики деструктивных коммуникаций. Стиль платоновского диалога, этика дискурса Ю. Хабермаса уже подробно рассмотрены в предыдущем параграфе и могут рассматриваться как исходный материал для контрманипулятивной критики, противопоставляющей манипуляции, прежде всего, аргументативную процедуру. В этом параграфе предлагается подробно остановится на экзистенциальных коммуникациях, а также на перспективах существования созидательных коммуникаций в массовом порядке.
В рамках созидательных коммуникаций, правоспособный индивид способен на самостоятельное принятие решений в процессе общественного регулирования. Его автономный разум в нормативном аспекте не должен подвергаться манипулятивному произволу и является активным актором в коммуникативном действии, направленным на поиск истины и на достижение согласия относительно базовых принципов общественного устройства.
Основная гипотеза этого параграфа заключается в том, что принцип автономии участников коммуникации как основа для ненарушенных скрытым, манипулятивным управлением коммуникативных практик претендует на статус этической нормы, формирует и удерживает в ее основных процедурах большинство из этических норморегулирующих принципов взаимодействия, и обеспечивает ненасильственную аргументативную деятельность ее участников. В коммуникативных практиках, на мой взгляд, принцип автономии участников интерсубъективного взаимодействия имеет особое значение. Пренебрежение этим принципом является одной из качественных характеристик манипулятивного произвола. Субъект манипуляции рассматривает основную массу людей как пассивный объект приложения властных полномочий и априори исходит из интеллектуальной ограниченности большинства индивидов.
Однако гуманистическая философская мысль, начиная с Сократа, противостоит манипуляции и проникнута уважением к человеческому достоинству. Признание автономности личности как основополагающего фактора в коммуникативной стратегии проходит «красной нитью» через большинство философских концепций.
Философ французского Возрождения М. Монтень в «Опытах» одну главу назвал «Об уединении», а другую — «О трех видах общения». Говоря о себе, как о человеке, рожденном для общества и дружбы, Монтень отмечает, что толпа заставляет его замыкаться в себе, но именно уединение выводит его за пределы своего «Я». «Мы обладаем душой, способной общаться с собой; она в состоянии составить себе компанию; у нее есть, на что нападать и от чего защищаться, что получать и чем дарить. Нам нечего опасаться, что в этом уединении мы будем коснеть в томительной праздности» [Монтень. 1991. С. 181]. Самодостаточность души, по Монтеню, в чем-то созвучна учению Лейбница о монадах как автономных, замкнутых системах. Их определение исключительно внутреннее, и жизнь — только внутренняя. Отсюда, по основному предположению философа, каждая монада представляет собой весь мир, «являясь живым зеркалом вселенной». Человек относится к высшему классу монад, т. к. обладает разумом, и только он есть дух в земном мире [Лейбниц.1982].
Тема автономии, намеченная в эпоху Возрождения, получила развитие в солилоквии (беседа с самим собой, самодиалогичность: Я - другое Я) английского просветителя XVIII века А.Э.К. Шефтсбери в книге «Характеристики людей, манеры поведения, взглядов, времен». Согласно Шефтсбери, человек как бы сложен из двух половин, его душа заключает в себе два «Я», из которых одно олицетворяет в себе добродетель и мудрость, а другое - порок и болезнь. В уединении человек раздваивается, призывая себя к ответу и ни в чем, даже в самом малом, не щадит себя» [цит. по: Апресян. 1986]. Проблема уединения и одиночества непосредственно связана с проблемой межличностной коммуникации. На первый взгляд, понятия одиночества и взаимосвязи кажутся полярными, но они взаимно дополняют друг друга, помогают полнее раскрыть свою сущность.
Индивид, погруженный в себя, созерцающий себя, саморефлексирующий, в философии воспринимается как нечто самодостаточное. Кант рассматривал понятие автономии как этическую категорию, основным содержанием которой является способность к самоопределению на основе собственного разума и собственной силы в соответствии с собственной природой. «То обстоятельство, что человек может обладать представлением о своем Я, бесконечно возвышает его над всеми другими существами, живущими на земле. Благодаря этому, он - личность, и в силу единства сознания при всех изменениях, которые он может претерпевать, он - одна и та же личность, т.е. существо, по своему положению и достоинству совершенно отличное от вещей, каковы неразумные животные, с которыми можно обращаться и распоряжаться как угодно» [Кант. 1994. С. 357]. Иными словами, Кант говорит о человеке как о субъекте, способном понимать себя самого как сущее (соразмерное своей природе), отличном от Другого сущего, умеющим и имеющим что сказать ему о себе и своем мире.
Структурные особенности коммуникативных отношений
Структурный анализ коммуникативных отношений в данном параграфе рассматривается как следующий шаг в рациональной критике конкретных манипулятивных практик. Философ, осуществляющий работу по анализу коммуникаций, на первоначальном этапе, может только предполагать к какому виду относится та или иная практика: созидательному или деструктивному. В условиях ограниченной информированности, либо непредсказуемости результата коммуникативного взаимодействия, на мой взгляд, только структурный анализ может выявить некоторые характерные черты манипулятивных коммуникаций. Некоторая совокупность признаков определенных коммуникаций позволяет говорить о принадлежности разбираемого явления к деструктивному классу феноменов еще до появления видимых результатов разрушения. В данном параграфе предложена конкретная философская методика пошагового критического анализа обманных деструктивных коммуникаций.
Эта технология мне представляется возможной в рамках понятийного аппарата, разработанного Г.В. Гриненко на основе последних достижений логики и теории аргументации. Предложенные исследователем теоретические конструкты являются основополагающими принципами для анализа пограничных и прежде всего манипулятивных коммуникаций. В тексте параграфа будет рассмотрен один из алгоритмов манипулятивных коммуникаций, который заключается в придании множественности смыслов внешне однозначным текстам журналистских сообщений.
Открытость разным интерпретациям — свойство текстов массовой коммуникации. Это свойство активно используется некоторыми субъектами коммуникаций. В манипулятивных текстах такой субъект стремится стать единственным творцом «имен», что дает ему определенные властные полномочия. Поэтому в публицистическом интервью, которое выступает в некоторых случаях как манипулятивная коммуникация, вопрос выполняет прежде всего властно-утвердительную функцию, при этом скрываясь за «внешней» функцией запроса информации.
Будет показано, что собственные мысли интерпретатора с самого начала участвуют в декодировке сообщения объектом деструктивной коммуникации, а текст, высказанный респондентом в ходе интервью, доходит до читателя, пройдя как минимум три этапа интерпретации. Особенности этого процесса составляют гносеологический аспект манипулятивных коммуникаций.
В данном параграфе предлагается рассмотреть коммуникативные отношения как процесс протяженный во времени. Исследователи Бергер и Лукман в работе «Социальное конструирование реальности» отмечают, что темпоральность — это важнейшее свойство, присущее сознанию. Темпоральность происходящих вокруг событий ощущает каждый индивид и соотносит свое субъективное время с повседневностью других индивидов. Темпоральность обеспечивает и является одним из условий совместных коммуникативных действий в процессе социализации.
В рамках темпоральной структуры ежедневные действия рассматриваются индивидом как ритуал, который характеризуется разнообразными предписаниями. Каждое из этих предписаний имеет свое значение, систему символов и знаков, а значит, может быть структурировано и осознано с помощью логико-семантических схем.
Логико-семантическую модель структуры коммуникаций представляется возможным построить на основе теории Г.В. Гриненко. Автор развивала свои представления и определения при анализе сакральных коммуникативных актов. Однако предложенные ей определения и схемы, на мой взгляд, применимы к любой коммуникативной практике. Индивидуальным коммуникатором данного коммуникативного акта Гриненко называет того единственного субъекта, который выполняет роль коммуникатора в этом коммуникативном акте. Коллективный коммуникатор
- это множество из двух и более субъектов, каждый из которых выполняет роль коммуникатора в этом коммуникативном акте. Индивидуальный коммуникант — единственный субъект, который выполняет роль коммуниканта в этом коммуникативном акте. «Коллективным коммуникантом данного коммуникативного акта я буду называть множество из двух и более субъектов, каждый из которых выполняет роль коммуниканта в этом коммуникативном акте» [Гриненко. 2000.С.169]. По аналогии можно говорить об индивидуальном или коллективном субъекте манипуляции, а также об индивидуальном или коллективном объекте манипуляции. В манипулятивной коммуникации могут принимать участие оба типа актантов и оба типа акторов в разных сочетаниях. Сущностные характеристики манипуляции, на мой взгляд, от количественного состава манипулятивной практики не меняются. Однако Г. В. Гриненко коллективного коммуниканта отказывается понимать как некого «усредненного» субъекта. Коллективный коммуникант - это всегда множество отдельных субъектов. Для меня же, индивид, подвергшийся результативному манипулятивному воздействию, — скорее объект коммуникации. С точки зрения структурной модели, результат манипуляции не зависит от численного выражения этого множества.
