Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Основания генезиса русского социально-философского дискурса 17
1. Предпосылки формирования русского социально-философского дискурса: начало саморефлексии русской нации 17
2. Предмет коммуникации социально-философского дискурса и среда зарождения субъекта социально-философской рефлексии: общество второй половины XVIII в. - начала XIX в 30
3. Субъект социально-философской рефлексии: дворянство как выразитель общественного мнения 35
4. Формирование сообщества участников социально-философской коммуникации 37
4.1. Литературные кружки и салоны первой половины XIX в. 37
4.2.Филологическая рефлексия как выход к социально-философской проблематике: обозначение контуров историософских моделей в рамках языковой полемики Карамзина и Шишкова 41
4.3. Историческая рефлексия как выход к философскому осмыслению социальной действительности 47
Глава 2. Формирование контекста русского социально-философского дискурса 53
1. Первый этап формирования контекста русского социально философского дискурса: два направления оформления предметного содержания социально-философской рефлексии 54
1.1. Опыт философского обоснования социально-политической программы: деистическо-материалистическое направление русского Просвещения (И.П. Пнин и А.П. Куницын) 54
1.1.1. Основные идеи социально-политической доктрины деистическо-материалистического направления русского Просвещения (И.П. Пнин, А.П. Куницын) 55
1.1.2. Философское обоснование социально-политической программы русского Просвещения 58
1.2. Выработка философского способа мышления через восприятие западных образцов: от общетеоретической философии к философии общества и истории (школа диалектического идеализма в России в начале XIX в.) 62
1.2.1. Общая характеристика направления диалектического идеализма в России в начале XIX в 63
1.2.2. Первый этап деятельности школы: рецепция западных образцов 64
1.2.3. Второй этап деятельности школы: первые опыты оригинальных интерпретаций западной философии 67
1.2.4. Выработка философского способа мышления через восприятие западных образцов: внутренняя эволюция школы русского шеллингианства 73
1.3. Два направления оформления контекстного поля русского социально-философского дискурса:, от философии к теоретической социологии; от социально-политических программ к их философскому осмыслению 75
2. Оформление полюсов контекстного поля: выработка завершенных концепций 78
2.1. Консервативная стратегия исторического развития, ориентированная на возрождение национальных начал: абстрактные принципы новой идеологии (формула «самодержавие, православие, народность» С.С.Уварова) 79
2.2. Концепция исторического развития, основанная на идеях прогресса и интеграции русской нации во всемирно-исторический процесс: философия истории и начало тенденции самокритики культуры (первое «Философическое письмо» П.Я. Чаадаева) 84
3. Концептуальное оформление социально-философского дискурса: две модели идеального русского общества и их философско-историческое обоснование 89
3.1. Полемика 40-х гг. XIX в. как диалогическое единство: синхронные и диахронные связи 90
Глава 3. Код социально-философского дискурса 96
1. Базовый слой кода русского социально-философского дискурса: становление представлений о русской государственности (XI - XVII в.) «государство» «государь» 96
2. Трансформации общественного лексикона в эпоху модернизации русского общества 102
2.1. Дифференциация поля политических представлений в XVIII в.: «государство» - «государь» - «подданные» 102
2.1.1. Выделение аспектов значений в понятии «государство» 103
2.2. Осмысление феномена власти в отрыве от персоны правителя: становление понятия «суверенитет» 107
3. Вершинный пласт кода социально-философского дискурса: новые представления о социальных общностях 111
3.1. Саморефлексия «русского общества» в контексте мировой культуры: «нация» - «национальность» - «народ» - «народность» 111
3.2. Саморефлексия русского общества в рамках русского государства: разграничение понятий «государство» - «общество» «общественность» - «народ» 119
3.3. Формирование иерархии понятий: «цивилизация/культура» «общество» - «личность» 124
3.3.1. От теоретических конструктов, описывающих общности («общество»), к понятиям, характеризующих их элементную базу («личность») 124
3.3.2. От теоретических конструктов, описывающих общности («общество») к их более глобальным объединениям («культура», «цивилизация») 128
4. Формирование кода социально-философского дискурса в русской культуре первой половины XIX в 132
Заключение 135
Список литературы 143
Приложения 161
- Предмет коммуникации социально-философского дискурса и среда зарождения субъекта социально-философской рефлексии: общество второй половины XVIII в. - начала XIX в
- Философское обоснование социально-политической программы русского Просвещения
- Полемика 40-х гг. XIX в. как диалогическое единство: синхронные и диахронные связи
- Саморефлексия «русского общества» в контексте мировой культуры: «нация» - «национальность» - «народ» - «народность»
Введение к работе
Актуальность темы исследования, посвященного анализу процесса формирования социально-философского дискурса в отдельной национальной культуре, где дискурс понимается как комплекс социокультурных условий и социальных практик, сложным образом обуславливающий систему речи, действия и письма определяется тем, что в современных условиях глобализации в связи с интеграцией национальных культур в мировое сообщество наблюдается процесс внешней унификации культурных различий национальных социальных дискурсов, который обостряет их внутренние различия. В мировом поле коммуникации оказываются стертыми национальные особенности социальных дискурсов локальных культур, что порождает конфликты интерпретаций высказываний вызванных тем, что они воспринимаются вне социокультурного контекста их породивших.
В данных обстоятельствах необходима выработка нового подхода к осмыслению национальных аспектов отдельных социально-философских дискурсов, учитывающего как универсальный характер когнитивной эволюции человеческого сообщества, связанной с появлением новых отвлеченно-философских форм осмысления социального бытия; так и способного охватить специфические национальные черты, обусловленные культурно-историческими условиями формирования социально-философского дискурса в конкретной национальной культуре.
Социально-философское изучение феномена генезиса социально-философского дискурса позволяет учесть оба этих аспекта, так как, с одной стороны, представляет возможности для установления всеобщих закономерностей социального бытия, условий и факторов его развития, с другой, - позволяет выявить культурные стимулы появления новых рефлективных форм постижения жизни социума в системе социальных, исторических, культурных и языковых факторов определенной национальной среды. Кроме того, тело дискурса представляет собой множество высказываний, комплекс коммуникативных событий, социокультурные механизмы производства которых возможно выявить только в рамках социально-философского подхода, располагающего познавательными возможностями как для анализа динамического аспекта производства
PDF created with pdfFactory trial version
социально-философской коммуникации, так и для выявления социокультурных констант, позволяющих реконструировать процесс формирования социально-философского дискурса в отдельно взятой национальной культуре.
Такими измерениями дискурса, на основе которых можно судить о национальных особенностях производства социально-философского дискурса в конкретной культурной среде, являются тексты, представляющие собой, зафиксированные высказывания, а также культурно-исторические условия (определяющие текст и детерминированные текстом)1. Эти компоненты конкретизируются на основе социально-философской интерпретации схемы членения коммуникативного акта, предложенной Р. Якобсоном, согласно которой коммуникация предстает как система пяти элементов адресант, посылающий сообщение; адресат, получающий его, контекст, обеспечивающий единство коммуникации; код, полностью или хотя бы частично общий для участников общения, предмет сообщения'. В рамках социально-философского исследования генезиса социально-философского дискурса, как специализированного по методу и предмету типу коммуникации, данные элементы трансформируются следующим образом: 1) субъекты социально-философской рефлексии, производящие и воспринимающие высказывания социально-философского дискурса; 2) контекст, понимаемый как семиотическая среда существования дискурса, в которой выстроены связи между «философским» как методом осмысления и «социальным» как объектом этой рефлексии3; 3) код, система понятий, язык, с помощью которого происходит передача информации.
Применение данной схемы в социально-философском исследовании позволяет, в отличие от традиционного подхода, рассматривать развитие общественной мысли не само по себе, а в контексте развития самого общества, что не только расширяет
Сішрбекк Г., I илье Н- История философии: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений і Пер. с англ. В.И. Кузнецова; Под ред. СБ. Крымского, М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2003, С 17.
" Якобсон Р. Лингвистика и моэтнка/У Структурализм «за» и «против» М 1975 С. 193-230.
1 Карпов А.О, Дискурс: классификация контекстов Ц Вопросы философии 2008 Х« 2 С 84.
PDF created with pdfFactory trial version
горизонты социально-философской ретроспективы, но и, кроме того, актуализирует исследование в русле тенденций развития философского знания в XX в., связанных с лингвистическим поворотом и философским переосмыслением таких понятий как «дискурс», «текст» и «язык».
Степень разработанности проблемы. Проведенный анализ научной литературы показывает, что отдельные вопросы, связанные с феноменом становления рефлективных форм постижения социальной действительности в различных социокультурных условиях являлись предметом рассмотрения таких авторов как Э, Дюркгейм. К. Ясперс, Ф. Теннис, К. Скиннер, К.С. Иигерфлом.
В рамках проблематики нашего исследования особое значение
имеют материалы историко-философского характера, касающиеся
изучаемой культурной среды и периода. Обзор исследований,
посвященных изучению становления новых форм социального
мышления в русской культуре показывает, что в работах по истории
русской философии, репрезентированной в виде истории идей, у таких
авторов, как Э.Л. Радлов, Г\Г, Шпет, А.И. Введенский,
В,В, Зеньковский, А.Ф.Лосев, С.С. Хоружий, В.М. Мапельлан,
В.Н.Лавриненко, В.С.Никоненко и др., проблема формирования
социально-философского мышления в русской культуре представлена
в связи с вопросом концептуальном статусе и истоках русской
философии. В данном корпусе работ представлены два диаметрально
противоположных подхода, поскольку философия рассматривается
либо 1) как особый вид систематического знания, либо 2) как общее
мировоззрение; в соответствии с этими подходами и интерпретируется
роль и статус русской социально-философской рефлексии. В первом
случае (А.Ф. Лосев; Г.Г. Шпет), в качестве критерия определения того,
что есть философское знание, используется тот уровень развития
философии, которого она достигла в своих лучших образцах, в
сравнении с этим эталоном и происходит отбор материала. При таком
подходе, социальность русского философского мышления является
аргументом, свидетельствующем об отсутствии в русской культуре
философии в собственном смысле слова. Ориентированность русского
философского мышления к проблемам общественного бытия
трактуется как специфическая особенность, детерминированная
конкретными культурно-историческими, политическими,
PDF created with pdfFactory trial version
экономическими условиями становления философии в России, но не как черта, конституирующая феномен русского философского мышления.
Во втором случае, авторы (ВЖ Мапельман; В.Н. Лавриненко, B.C. Никоненко) также основываются на некоем общем представлении о философии, однако допускают, что в реальном развитии некоторые черты этого представления могут отсутствовать или заменяться другими. Тогда понятие философии расширяется до понятия мировоззрения, и фактически любое житейско-абстрактное суждение, которое можно вычленить из религиозно-этического, художественного, юридического, публицистического произведения признается философским. В таком случае, феномен социально-философской рефлексии растворяется в нефилософдких формах познания социальной действительности.
Отличительной чертой работ, находящихся между крайностями этих двух подходов, является то, что при наличии подробного анализа условий становления социальной мысли в России, ее основных представителей и их концепций, вопрос о концептуальном статусе русской социальной философии остается открытым. Ее границы сдвигаются в зависимости от авторских методологических установок, что порождает определенное противоречие: с одной стороны, утверждается, что русская философия первоначально социальна и насквозь историософична (С.С. Хоружий, В.В. Зеньковский, С.А. Левицкий), с другой - русская философия общества и истории оказывается дефрагментированиой совокупностью идей, разрозненных суждений (Л.И.Новикова, ПН. Сиземская, Н.Г.Плещеева), но не представленной в виде единого непрерывного развития мысли, что ставит под сомнение ее онтологический статус как особой формы рефлексии. Таким образом, общий тезис о существовании русской социальной философии при рассмотрении его в приложении к конкретному историческому материалу теряет свою правомерность вследствие того, что различия между социальным, публицистическим, литературным, социально-философским и идеологическим оказываются стертыми в условиях неопределенности концептуального статуса русской социальной философии.
PDF created with pdfFactory trial version
Среди работ историко-философского плана особый пласт составляют исследования, посвященные анализу отдельных направлений и школ4 Общественная проблематика, в целом не является основной в данном виде описаний, однако обстоятельный анализ фактов и событий, лежащий в их основании дает более глубоким и детализированным представление об эволюции и истоках социального мышления в России, о внутренних связях между социальной проблематикой и генезисом русской философской мысли.
Далее, формирование корпуса отвлеченной лексики для выражения абстрактных понятий нового мышления и изменение системы концептуализации понятий в системе русского языка XIX в. являлись предметом рассмотрения в исследованиях представителей филологического сообщества. В работах В.В, Веселитского, А.А. Алексеева, В.В, Виноградова, А. Золтана, были определены значимые понятия социального словаря русского языка и их трансформации в процессе эволюции. В связи с осмыслением проблемы становления социально-философского мышления путем филологической рефлексии, следует также указать на ряд работ, представляющих новое методологическое направление в постижении проблемы концептуализации социальной рефлексии в русской культуре. Исследования А.И. Миллера, Д.В.Тимофеева, ОА. Донских, MB, Ильина, Т.Ю. Борисовой, О. Хархордина Е.Н. Рощина нацелены на системный анализ культурных и исторических изменений в жизни общества через призму трансформаций семантических структур политических понятий и предлагают новое видение процесса формирования социально-политического мышления в России. В то же время, ориентированность данных исследований на конкретные формы выражения социально-политических смыслов - понятийные структуры, не позволяет создать целостную реконструкцию общего процесса генезиса социально-философской рефлексии в русской культуре.
'Такие работы как: Философия Шеллинга в России /В.Ф. Пустарнаков. З.А. Каменский І.В. Смирнова, А.И. Абрамов / под общ, ред. Пустарнакова В.Ф СПб РХГИ 1998 Каменский З.А. Московский кружок любомудров. М.: Наука, 1980. Каменский З А Философия славянофилов Иван Киреевский и Алексей Хомяков СПб РХГИ 2003' Цимбаев НИ. Славянофильство (из истории русской общественно-политической мысли XIX века). М.: Изд~во МГУ, 1986, И др.
PDF created with pdfFactory trial version
Систематизируя все вышесказанное, необходимо отметить, что в современном научном дискурсе отсутствует подход, предлагающий определенный логический инструментарий для анализа феномена становления социально-философской рефлексии в конкретной национальной культуре, с учетом исторических условий, культурных стимулов ее генезиса, и форм ее концептуализации. Исследование данной целостности в виде коммуникативного единства, описываемого понятием дискурс, позволяет снять существующее в настоящее время объективное противоречие между необходимостью переосмысления проблемы формирования русского социально-философского мышления и ограниченностью отдельных дисциплинарных подходов к исследованию динамических изменений социокультурного массива. Это общее противоречие находит выражение в ряде частных противоречий, среди которых наиболее существенны следующие:
между необходимостью постижения культур но-исторических стимулов трансформаций когнитивных потенций общества в описании социальной реальности и недостаточной разработанностью методологического аппарата для учета данного соотношения;
между диалогическим характером культурных взаимосвязей, порождающих рефлексивный тип осмысления социальной действительности, и ограниченностью классической традиции интерпретации феномена становления социально-философского мышления, раскрывающей его как стадиальную последовательность развития социально-политической мысли.
Учет указанных противоречий позволяет сформулировать проблему, которую можно представить как ограниченность познавательных возможностей двух подходов, когда социально-философский дискурс в его становлении берется либо а) в качестве зависимого от комплекса факторов, связанных с определенными культурно-историческими условиями социального бытия этого общества, либо б) в качестве самостоятельно и относительно независимо развивающейся социально-философской рефлексии с ее концептуализацией в сфере символического пространства, что не отражает специфику процесса формирования социально-философского дискурса, представляющего собой сложную систему взаимосвязей культурно-исторических условий, социальных практик и их понятийной концептуализации, которые должны рассматриваться в комплексе.
PDF created with pdfFactory trial version
В этой связи, гипотеза исследования заключается в
предположении о том, что формирование социально-философского
дискурса в конкретной национальной культуре предполагает
следующие трансформации на различных ее уровнях: во-первых,
появление сообщества, способного к рефлексивному осмыслению
социальной действительности; во-вторых, формирование
концептуальной основы коммуникации, обеспечивающей
взаимопонимание между участниками сообщества; в-третьих, складывание системы понятий, способной выражать отвлеченные социально-философские смыслы.
Цель исследования. Реконструкция процесса становления социально-философского дискурса как коммуникативной системы, специализированной по методу и предмету коммуникации в системе исторических, языковых, культурных, социальных условий.
Для реализации данной цели в диссертации поставлены следующие исследовательские задачи:
1. Охарактеризовать подготовительный период, в течение
которого происходит формирование культурной почвы для появления
социально-философской рефлексии, характер его внутренней
эволюции и область проблематизации зарождающегося социального
мышления.
Установить характерные черты общества первой половины XIX в. как предмета коммуникации и как среды, порождающей субъекта социальной рефлексии.
Определить особенности процесса формирования сообщества, способного к производству социально-философского дискурса и к коммуникации на социальные темы на уровне философского обобщения.
Выявить основные зтапы и особенности складывания контекстного поля социально-философского дискурса, в котором социальное осмысливается с позиции философской рефлексии.
Исследовать структуру системы концептов русского социально-философского дискурса, охарактеризовать ядерные значения понятий социально-философского дискурса и их трансформации в связи с переходом к модерным значениям.
Объект исследования - социально-философский дискурс в русской культуре первой половины XIX в.
PDF created with pdfFactory trial version
Предмет исследования - становление социально-философского дискурса в русской культуре первой половины XIX в. как определенного вида коммуникации.
Теоретико-методологические основания работы. Поскольку проблема носит комплексный характер, при написании работы, использовалась совокупность методов. Основным и интегрирующим выступает социально-философский подход, ориентированный на выявление культурных оснований формирования социально-философского дискурса. Благодаря данному подходу удалось установить связь между трансформацией типа организации человеческого сообщества и появлением нового типа личности, способного к рефлексивному осмыслению общественной жизни. В рамках данного подхода были применены классические концептуальные модели идеальных типов Э. Дюркгейма и «общности» и «общества» Ф. Тенниса. Посредством этого подхода в исследование были введены такие категории как «субъект социально-философской рефлексии», «среда зарождения социально-философской рефлексии».
Помимо этого в диссертационном исследовании был применен метод истории понятий (BegrifTsgeschichte) в трактовке Р. Козеллека и его последователей, как один из подходов в рамках социальной истории. Центральный тезис данного направления о том, что понятия являются не только фиксатором определенных взаимосвязей, но и фактором, устанавливающим определенные горизонты в осмыслении реальности, позволила реконструировать пласты концептуальной системы русского общественно-политического лексикона в период кристаллизации в нем корпуса понятий с модерными значениями, принадлежащим к языковому коду русского социально-философского дискурса. Выдвинутая данным направлением идея о необходимости чередовать семасиологический и ономасиологический подходы, позволила выявить присутствие в русском общественно-политическом дискурсе первой половины ХГХ в, понятий, слова, для обозначения которых принадлежат более позднему периоду. Эти методологические установки позволили представить такие категории как «концептуальное ядро», «коннотации понятия», «семантический пласт», осмысливаемые традиционно в русле лингвистической парадигмы, как философские и выявить возможности их корректного применения в социально-философском исследовании.
PDF created with pdfFactory trial version
Также был применен историко-философский подход, с его помощью был реконструирован процесс формирования социально-философского дискурса в русской культуре, определены его основания и этапы развития в конкретной национальной культуре. Применение данного подхода позволило проанализировать роль феномена рецепции идей западноевропейской философии в формировании русского социально-философского дискурса, и разграничить различные формы преемственности в приложении к конкретному историческому материалу. Вспомогательным выступил историко-культурный подход, ориентированный на выявлений трансформаций пространства культуры, стимулировавших изменение социально-политического сознания и переход его к новым рефлексивным формам.
Эмпирическую базу исследования составили источники социальной, политической, философской тематики, содержащие элементы социальной рефлексии: художественная публицистика, трактаты, государственные документы, литературные произведения, Отбор материала проводился с учетом отличительного признака, конституирующего феномен дискурса как коммуникативного единства, а именно: все произведения, или их идейное содержание, исследуемые при реконструкции процесса формирования социально-философского дискурса в русской культуре первой половины XIX в. должны быть реальными участниками процесса письменного или устного общения данного хронологического периода. Таким образом, из области источниковой базы были исключены произведения, написанные в указанный период, но по каким-либо причинам изъятые из реального процесса коммуникации, но в нее были включены произведения, которые были опубликованы в более поздний период, однако их концептуальное содержание широко обсуждалось в первой половине века.
Научная новизна исследования заключается в применении
схемы членения коммуникативного акта для реконструкции процесса формирования социально-философского дискурса как специфического по методу и предмету вида коммуникации на материале русской культуры первой половины ХГХ в. и конкретизируется в следующих основных положениях, содержащих элементы научной новизны:
PDF created with pdfFactory trial version
Выявлено, что факторами, обуславливающими образование социально-философского дискурса в национальной культуре, являются: I) формирование сообщества участников социально-философской коммуникации; 2) образование контекста смыслов, предлагающего философскую интерпретацию социальной проблематики; 3) организация системы понятий, способных выражать социально-философские смыслы.
Определено, что завершение подготовительного периода формирования культурной почвы социально-философской рефлексии в русской культуре связано с изменением статуса государственной идеологии.
Установлено, что фрагментированность русского общества первой половины XIX в, на множество инертных страт с правовой, имущественной и культурной дифференциацией определила отличительные черты общества в указанный период как предмета социально-философской коммуникации и как среды формирования субъекта социально-философской рефлексии.
Определено, что появление субъекта социально-философской рефлексии связано с формированием нового типа личности, обладающей способностью к рефлективному анализу социальной действительности и правовыми возможностями для ее трансформации,
Выявлено, что формированию сообщества участников социально-философской коммуникации предшествует образование объединений, чьи интересы лежат в области общегуманитарной проблематики, в процессе обсуждения которой, происходит концептуализация проблем, актуальных для национального сознания.
Определены этапы процесса формирования контекстного поля социально-философского дискурса, в рамках которого изучено влияние феномена рецепции на национальные формы осмысления социального бытия и установлено, что на этапе ассимиляции идей в рецепиентной среде, когда обращение к традиции происходит согласно логике авторского интеллектуального поиска, феномен заимствования философских идей, принадлежащих другому культурному контексту можно рассматривать как определенную форму философского творчества.
Представлена система концептов русского социально-философского дискурса, основные смыслы понятий и их трансформации, определено, что к концу XIX в., понятия,
PDF created with pdfFactory trial version
принадлежащие к позднему пласту понятийной системы русского социально-философского дискурса приобрели модерные значения, сохранив при этом и более архаичные коннотации.
На защиту выносятся следующие положения:
Примененный в работе метод реконструкции генезиса социально-философского дискурса с точки зрения организации коммуникативного процесса позволяет осуществить системную реконструкцию процесса формирования социально-философского дискурса в конкретной национальной культуре с учетом внешних культурно-исторических условий и фактов внутреннего развития общества.
Областью проблематизации нового типа социального мышления в русской культуре являлся дискурс власти, осмысливаемый в период становления русской социально-философской рефлексии, в рамках государственной идеологии.
Существование в русском обществе начала XIX в. множества социальных групп с различными субкультурами обусловило отсутствие единого представления о русском обществе как о предмете социально-философской коммуникации; неравномерность в распределении экономических и политических прав между этими группами определило локализацию среды формирования субъекта социально-философской рефлексии.
Становление рефлективных форм осмысления социальной действительности предполагает формирование сообщества, способного к осуществлению социально-философской рефлексии, производству интеллектуального продукта по результатам этой рефлексии, к коммуникации в данной предметной области на необходимом уровне философского отвлечения.
Образование сообщества способного к производству социально-философского дискурса связано с появлением субъекта социальной рефлексии обладающего как когнитивными способностями к социально-философской рефлексии, так и внешними потенциями для реализации себя в качестве действительного субъекта социальных преобразований и общественного мнения.
PDF created with pdfFactory trial version
Установление связей между социальным как предметной области и философским как методом ее постижения формирует контекстное поле социально-философских смыслов, на основе которых устанавливается социально-философская коммуникация. Организация связей между этими сферами может происходить под влиянием образцов иной культурной среды, освоение которых на определенном уровне качественных трансформаций форм преемственности должно рассматриваться как форма оригинальной национальной философской мысли.
Основой возникновения национальных форм социально-философского рефлексивного осмысления бытия общества является формирование системы понятий со значениями, способными задавать новые горизонты осознания социальной реальности. Система смысловых оппозиций национального социально-философского дискурса и вектор проблематизации социально-философской рефлексии закладываются в период господства нефилософских форм постижения социального бытия. Архаичные коннотации, унаследованные от этого периода сохраняются в базовых значениях понятий социально-философского дискурса.
Теоретическая тачимость исследования состоит в том, что предложенный метод анализа формирования социально-философского дискурса позволяет раскрыть культурные основания появления новых, рефлексивных форм осмысления и описания социума. Кроме того, проведенное исследование позволяет сформировать представление о генезисе социально-философского дискурса в русской культуре во взаимосвязи культурных, исторических, социальных и языковых факторов.
В исследовании уточняются понятия «государственная идеология» и «социально-философская рефлексия» как стадиальные формы постижения социального бытия, осмысливаемые в параллелизме с категориями «миф» и «логос», применяемыми для анализа феномена генезиса философии. Также в работе сформулированы понятия «код», «контекст», «предмет сообщения» применительно к социально философскому дискурсу, введена концепция членения дискурса как определенного вида коммуникации, предложен принцип систематизации концептов общественно-
PDF created with pdfFactory trial version
политического дискурса, позволяющий разграничить дорефлективные и рефлективные формы постижения общественной реальности на понятийном уровне.
Результаты исследования открывают дополнительные возможности для дальнейших теоретических работ в области социальной философии и истории философии.
Практическая значимость работы определяется
возможностью применения данной модели для реконструкции процесса формирования социально-философского дискурса в других национальных культурах. Также материалы исследования могут использоваться при проведении занятий по дисциплинам «Социальная философия», «История философии» и «Культурология». Отдельные разделы диссертации были использованы автором при проведении семинаров по дисциплине «Философия».
Апробация работы. Результаты работы докладывались и обсуждались на нескольких региональных, всероссийских и международных конференциях. Отдельные результаты исследования использовались при проведении семинаров по дисциплине «Философия» в Новосибирском государственном университете экономики и управления. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философии
(
Новосибирского государственного университета экономики и управления.
Публикации. Основные положения диссертационного
исследования отражены в пяти публикациях, в том числе 2 работы в
изданиях, рекомендованном ВАК, 2 в иных журналах, 1 работа в сборнике трудов международных конференций. Общим объемом: 2,1 печатных листа.
Структура работы была определена целью и основными задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников из 205 наименований и 6 приложений. Основное содержание диссертации изложено на 160 страницах основного текста, включая список литературы.
PDF created with pdfFactory trial version
Предмет коммуникации социально-философского дискурса и среда зарождения субъекта социально-философской рефлексии: общество второй половины XVIII в. - начала XIX в
В данном разделе общество конца XVIII - первой половины XIX вв. рассматривается во взаимосвязи двух аспектов. Во-первых, дается краткая характеристика структуры общества и социальных процессов в нем для того, чтобы определить значимые признаки общества как предмета коммуникации социально-философского дискурса. Во-вторых, на основе разграничения идеальных типов общности и общества, предложенного Ф. Теннисом, производится анализ русского общества конца XVIII - первой половины XIX вв. как среды, порождающей субъекта социальной рефлексии и участников социально-философской коммуникации с тем, чтобы установить наличие в русском социуме в указанный период условий для появления нового типа личности, способной к философскому осмыслению социальной проблематики.
Окончательное юридическое оформление в качестве сословного русское общество получило лишь в Своде Законов Российской империи, опубликованном в 1832 г., вошедшим в силу лишь в 1835 г. В нем были определены следующие сословия: дворянство, духовенство, городские обыватели, сельские обыватели. В целом, они обладали основными признаками сословия: их сословные права были закреплены законом, являлись наследственными и безусловными, они также имели право на сословные организации, могли пользоваться правом самоуправления и имели внешние признаки сословной принадлежности. Однако в реальности каждое из четырех сословий, как оно определялось в законе, не составляло единого целого, данная парадигма является идеальной конструкцией, позволяющей условно провести теоретические границы.
Российское общество было фрагментировано, разделено на множество социальных групп и подгрупп. Дворянство, духовенство, городские обыватели были разделены на страты, отличавшиеся в имущественном положении, уровень неравенства между отдельными стратами этих трех сословий постоянно возрастал, в особенности, среди городского населения. В результате, город, где сосредоточивалось дворянство и городское сословие, а также находилась значительная часть духовенства, крестьянства и военных, представлял собой поляризованную структуру, в которой с одной стороны выделялась малочисленная привилегированная, состоятельная верхушка и огромная масса бедного, малообразованного люда. Существование страт с различными, а иногда и враждебными субкультурами, с огромной имущественной дифференциацией затрудняло формирование не только среднего класса и гражданского общества, но также и единой российской нации с единой культурой, системой ценностей, законом.
Также следует учитывать, что скорость изменения социальной структуры в рассматриваемый период была низкой, хотя в целом в XVIII - первой половине XIX в. уровень социальной мобильности дворянства, духовенства, городских обывателей и разночинцев был достаточно высоким. Все виды межсословных социальных перемещений, иногда значительные по абсолютному числу, охватывали незначительную долю населения, около 10% каждого поколения1. Следует иметь в виду, что интенсивность межличностных культурных контактов между представителями разных сословий превосходила уровень межсословных перемещений благодаря горизонтальной социальной мобильности и матримониальным отношениям, поскольку миграции и брак в XVIII - первой половине XIX в. не являлись каналами межсословной мобильности: переселенцы, как правило, оставались в прежнем сословии, а сословная принадлежность женщин и детей определялась по мужу. Горизонтальная социальная мобильность, которая, казалось бы, охватывала большие массы населения (в среднем 30 тыс. человек в год на период 1678-1858), при переводе в относительные показатели оказывается также незначительной — 2-3% от численности каж-дого поколения . Тем не менее, в первой половине XIX в. возникают новые возможности для изменения сословного статуса. С развитием образования социальное происхождение перестало быть определяющим в карьерном росте. Анализ факторов социальной мобильности чиновников в первой половине XIX в. показывает, что карьера (при устранении влияния возраста) приблизительно на 31% зависела от образования, на 18% - от социального происхождения, на 12% - от богатства и на 39% - от других факторов: здоровья, национальности, родственных и личных связей, активности, благоприятного стечения обстоятельств1.
Итак, в развитии общества во второй половине XVIII в. — перв. пол. XIX в. можно выделить как прогрессивные, так и регрессивные тенденции: с одной стороны общество структурируется, качественно переходя на новый этап развития, с другой — происходит его своеобразное «застывание», тормозящее дальнейшее развитие.
При наличии механизмов преодоления сословных границ и предпосылок для движения (с развитием профессионализации) в сторону классового общества, принцип сословного деления сохраняет свою действенность на протяжении длительного периода. Даже попытки верховной власти объединить сословия городской общины в единое городское общество не увенчались успехом, о чем свидетельствует неэффективность магистратской реформы (1724) и реформа городской общины (1775), направленных на создание всесословного городского общества и представительных органов2. Однако неспособность представителей всех групп населения преодолеть сословную парадигму и несовершенство самих реформ свели на нет прогрессивный потенциал преобразований. В итоге, городское самоуправление к середине XIX в. не стало ни общесословным, ни чисто элитарным, так как дворянство, разночинцы и духовенство отказались участвовать в нем, а крестьянство и военные были лишены избирательных прав .
Далее, руководствуясь идеально типическими понятиями «общность» и «общество», сформулированными Ф. Теннисом, можно проследить, насколько по-разному сословия русского общества эволюционировали от корпораций общинного типа к общественному. Идеальный тип «общности» (Gemeinschaft) базируется на «естественных отношениях», основанных на семейном родстве, общности традиции и религии. Ему соответствуют особые антропологические представления, согласно которым человек является индивидуальным носителем социальной роли, а не индивидом среди равных ему индивидуумов.
В противоположность «общности» идеальный тип «общества» (Gesellschaft) основан на индивидуализме, где индивидуумы разобщены и настроены друг к другу враждебно, отношения в «обществе» регулируются принципами договора и обмена. Резкая противоположность между этими понятиями прослеживается только на теоретическом уровне, в исторической реальности они часто выступают в смешениях, что, однако не исключает возможность выделения доминанты. В каждой конкретной исторической ситуации характер государственно-политической системы определяется преобладанием одного из типов. При доминировании «общности» образуется иерархическая государственная система, монархия или подобный ей тип правления, при доминировании «общества», целью является достижение равенства, чему соответствуют формы демократии.
Первоначальные формы политической совместной жизни основываются на корпорациях, члены которых связаны естественными отношениями, «совместной сущностью» (Zusammenwesen), кровнородственными связями, или же отношением к земле. В процессе эволюции сообщества рано или поздно ее члены сталкиваются с необходимостью сохранять или устанавливать внутренний порядок, что ведет к образованию политической общины (politisches Gemeinwesen). С развитием индивидуализма и качественным изменением общинной социальной жизни связана следующая стадия развития общества - гражданское общество (burgerliche Gesellschaft), о его возникновении можно говорить тогда, когда превалирующим типом отношений становится взаимодействие, происходящее из потребностей и решений действующих личностей1.
Если рассматривать русское общество XVIII—XIX вв. в терминах теории Ф. Тенниса, то становится возможным определение хронологических рамок различных стадий модернизации русского общества. Согласно выводам Б.М. Миронова, в период с XVIII — вплоть до 1861 крестьянская община развивалась преимущественно как общность, сохранив ее основные черты и в пореформенный период. Устойчивость общинной формы социальной организации крестьянства объясняется тем, что она долго соответствовала представлениям русского народа о правильной и справедливой организации социальной жизни людей, а существовавшие в ней межличностные отношения - религиозному идеалу человеческих отношений, которые поддерживала православная церковь и патриархально-авторитарная модель составной семьи1. Посадская община до конца XVII в. также являлась общностью, но уже к началу XIX в., она трансформировалась в общество. Дворянство не знало отношений общинного типа, в XVI - XVII в. его корпорация (служилый город) обладал лишь некоторыми элементами организации типа общности. Свобода дворянского общества от элементов общности, явилась важной предпосылкой, как для его европеизации, так и более раннему в его среде проявлению индивидуализма2.
Философское обоснование социально-политической программы русского Просвещения
В основе социально-политической программы русского Просвещения лежала просветительская теория общества, разработанная в более ранний период западной традицией. И хотя в первой четверти XIX в. в Европе уже сформировалась в своих существенных чертах антипросветительская философия истории, в России проблемы теории общества по-прежнему решались в рамках просветительских концепций, так как общественная потребность полностью удовлетворялась данными теоретическими построениями. Даже негативный пример Французской революции не привел к дискредитации просветительства, как это произошло на Западе, для этого требовался собственный опыт, каковым и стало восстание декабристов в 1825 г., после которого западная теоретическая оппозиция Просвещению, привлекла внимание русских мыслителей. Система философских идей данного направления организуется по логике восхождения от конкретного к абстрактному: социально-политическая программа получила свое обоснование в теории общества, которая, в свою очередь, нашла продолжение в определенном комплексе общефилософских идей1.
Теория общества деистическо-материалистического направления русского просветительства базировалась на концепции «естественного права» и «общественного договора», в основе которой лежало натуралистическое представление о человеке. Представление о человеке как о творении природы, подобном другим ее произведениям, отличающимся лишь по организации, но сходным по материальности, определяло причину происхождения общества: под влиянием природной необходимости удовлетворения собственных нужд, люди соединились в общество.
Однако это представление содержало в себе скрытое противоречие, а именно: с одной стороны, утверждалось, что человек в естественном состоянии одинок, а с другой, выявлялось, что в таком природном состоянии он не мог благополучно существовать, удовлетворяя свои потребности. В таком случае, получалось, что индивидуальная природа человека не является его истинной сущностью, что ставило вопрос о необходимости рассматривать природу человека как общественную. Тезис о дуальности природы индивида требовал уточнения теории происхождения общества и государства, осознания связи единичного и общего - индивида и его потребностей с потребностями общества. Эта концепция общества также включала в себя важную идею природного равенства и естественной свободы людей, что в социально-политической программе формулировалось как требование юридического равенства, в радикальном варианте - экономического.
В теории общества эта социально-политическая концепция получала обоснование посредством утверждения естественности свободы и равенства людей, что вытекало из идей естественного человека и рационально устроенного общества: если все люди по рождению равны и свободны и, организуясь в общество, они стремятся лишь улучшить, а не ухудшить свою жизнь, то нет никаких оснований, чтобы в обществе они утрачивали природное равенство. В отношении свободы действовала та же система аргументации, с той лишь разницей, что, свобода индивида, включенного в общество, может быть ограничена ровно настолько, чтобы его личные интересы не противоречили общественному благу1.
Третьим основанием просветительской теории общества является комплекс идей, в который входят: идея об объективной обусловленности общественной жизни, мысль о прогрессивном развитии общества и о роли географических и хозяйственных условий в его жизни. Здесь социальная теория Просвещения соприкасается с общефилософской проблематикой, потому что мысль об объективной обусловленности и законосообразности общественной жизни являлась логическим продолжением утверждения о том, что люди организовали общество с тем, чтобы избежать опасностей дикого существования, что оно правильно организовано и живет по этим разумным законам. С тем, чтобы определить, в чем состоит разумность этих законов, необходимо принять как предпосылку, что человек как субъект познавательной деятельности способен познать объективный закон и, руководствуясь им, принимать практические решения. Тогда критерием разумности закона оказывается то, что он установлен не произвольно, а в соответствии с познанным объективным законом природы. В такой формулировке юридический закон выступал как выражение объективного закона общественной жизни.
В тесной связи с этой идеей стоят идея прогрессивного развития общества и значение географических и хозяйственных условий в его жизни. В связи с усилением внимания к таким условиям как географическая среда, формы производственной деятельности, материальные нужды человека, выяснялось, что общество первоначально не обладало достаточными возможностями для удовлетворения «естественных нужд» человека, которые являлись ключевым моментом в просветительской социологии.
В этой связи возникло представление о том, что хотя общество и было организовано на разумных основаниях, сам разум, по мере своего совершенствования более не считал его идеальным и стремился улучшить его, и способы удовлетворения естественных потребностей. Кроме того, общественный прогресс понимался также как совершенствование юридических, общественных законов, которые являлись для просветителей отражением законов природы, поэтому, в связи с углублением знания о природе, улучшались и законы. Эти два условия (развитие способов производства орудий труда и законодательства) служили основой концепции прогресса общества, которая получала свое конкретное выражение при обращении к вопросу о периодизации истории человечества1.
Так вкратце можно охарактеризовать основы теоретической социологии русского просветительства. Этот комплекс идей требовал обоснования в гносеологии и онтологии. Одна из базовых идей теории общества заключалась в убеждении о необходимости познания объективных природных законов с целью устроения общества на разумных началах, что закономерно приводило к обсуждению вопросов теории познания (возможно ли познание человеком этих объективных законов и каковы формы и методы этого познания). Постановка гносеологических вопросов приводила мыслителей русского просветительства к онтологической проблематике: просветительская гносеология исходила из противопоставления субъекта и объекта, доказывая, что субъект постигает объект и это субъектно-объектное отношение рассматривалось в определенном плане, но в онтологическом плане принималось за аксиому существование объекта, независимого от постигающего субъекта. Будучи основным для гносеологии, это теоретическое положение становилось предметом специального обсуждения в онтологии, где данное направление предлагало два варианта решения вопроса - деистический и материалистический2.
В завершении анализа первого направления складывания контекста русского социально-философского дискурса необходимо отметить две важные тенденции: Во-первых, в первые десятилетия XIX в. наблюдается процесс выхода из сферы социально-политической практики в область теоретического осмысления социального бытия и развития русского общества посредством научной рефлексии. Благодаря научной концептуализации социологического учения русского просветительства, формируется обобщенное представление об обществе как таковом и о закономерностях его существования и развития, что в дальнейшем стимулировало развитие социально-философской рефлексии.
Во-вторых, во внутренней эволюции деистически материалистического направления русского просветительства наблюдается сближение двух предметных областей: учения об обществе, первоначально интерпретируемого как набор практических приемов по улучшению общественной жизни, и философии. Необходимость в обосновании некоторых положений теоретической социологии русского просветительства способ ствовала установлению связей между «учением о правилах общежития» и общефилософской проблематикой, что приводило способную к рефлексии часть общества к мысли о том, что жизнь и развитие социума не является лишь предметом рассмотрения политики, экономики и юриспруденции, но тесно связана с постановкой антропологических, онтологических и этических вопросов.
Полемика 40-х гг. XIX в. как диалогическое единство: синхронные и диахронные связи
Полемика славянофилов и западников разворачивалась вокруг единого для них тезиса о противоположности развития России и Европы. В процессе обсуждения этого положения.решались как общие вопросы (философия всемирной истории, соотношение общества и личности, веры и атеизма), так и более частные (русская история, народность, значение петровских реформ в истории России, оценка западной истории и культуры). Этическая подоснова является связующим звеном западнических и славянофильских теорий, и в этом отношении они являются продуктом сознания эпохи 30-40-х гг. В фокусе социально-философской рефлексии ранних западников находятся, те же вопросы, что лежат в центре интересов славянофилов: философия всемирной истории и поиск оснований идеальной организации человеческого сообщества, что обеспечивает синтетические связи в полемическом единстве моделей западничества и славянофильства1.
Кроме того, несмотря на диаметрально противоположные модели общественного идеала, они практически едины в том, что касается социально-политической программы. Славянофильская программа практических действий, вне связи с историко-философской схемой, имеет много общего с программой политических преобразований западников. Оба направления провозглашают необходимость социально-политических преобразований в России. Программа политических реформ, предлагаемая славянофилами, если рассматривать ее в отрыве от историко-философской модели, продолжает традиции русского либерализма2 и практически совпадает во всех пунктах с программой западников: грамотность и организация в селах; городской порядок; распределение должностей между гражданами; заведения, которые бы облегчали доступ низшим к «высшим судилищам»; суд присяжных, словесный и публичный суд; отмена крепостного права; ра венство почти совершенное всех сословий, в которых люди могли бы переходить все степени службы государственной и достигать высших званий и почестей; представительство депутатов от всех сословий для решения важных государственных вопросов.
Таким образом, в практическом социально-политическом аспекте различия двух историко-философских схем стираются. Данное наблюдение важно в контексте общего процесса становления социально-философского дискурса, ибо на протяжении конца XVIII в. - первой трети XIX в. социально-философская рефлексия была растворена в социально-политическом дискурсе. В 40-е гг., во время выступления старших славянофилов и ранних западников, социально-политический и социально-философский дискурсы представляют собой самостоятельные сущности, что и делает возможной ситуацию сосуществования напряженной полемики и конфронтации на уровне историко-философских обобщений, и одновременного тождества в отношении программы социально-политических преобразований русского общества.
Далее, рассмотрим концепции данных направлений в виде диалогического единства. Следует заметить, что к необходимости анализа их взаимодействия в коммуникативном аспекте подводит и предшествующая традиция изучения общественной жизни 40-50-х гг., осмысливаемая в понятиях, подразумевающих прямое общение, таких как «спор», «полемика», «дискуссия». Кроме того, общие и различные черты в теориях западничества и славянофильства, обращают нас к вопросу о предпосылках складывания этого коммуникативного единства, которое в исторической перспективе является продуктом процесса складывания контекста русского социально-философского дискурса.
Как уже было показано, с одной стороны, разность концепций западников и славянофилов определяется различием философско-исторических моделей обеих групп и в этом отношении они оппозиционны друг к другу. С другой стороны, в силу хронологического опережения и большей теоретической проработанности, концептуальная схема старших славянофилов является доминантной и детерминирующей1: предложив определенное философское видение истории, она тем самым, задала те формы и контекст, в которых был выражен ответ лагеря западников.
Кроме того, тождественность социально-политических программ объединяет обе группы в единство умеренной либеральной общественности, взаимодействующей с официальной идеологией. Поле общения по этому направлению обеспечивает общая проблематика, заданная противопоставлением России и Европы, укоренившейся в общественном сознании в результате воздействия официальной идеологии николаевского времени. Старшие славянофилы, Киреевский и Хомяков по ряду пунктов теории были близки к официальной идеологии, хотя в некоторых ключевых моментах, таких, например, как интерпретация понятия «народность» они коренным образом расходились с позицией власти.
С точки зрения взаимодействия содержаний двух концепций, сходства обеспечили общий контекст полемики, расхождения — предмет дискуссии. В отношении формальной стороны взаимоотношений с официальной властью, обе группы квалифицировались как политически неблагонадежные, следовательно, формы презентации и распространения их идей типологически схожи. Повышенное внимание власти, цензурные запреты, ограничение преподавательской и общественной деятельности некоторых членов обусловили то, что большая часть идей раннего западничества и славянофильства распространялась в кружках и салонах, а в печати - в виде публицистики, кратких заметок, переводов, критических статей, что препятствовало выработке национальных жанров научно-философской литературы. Итак, в функциональном отношении, социально-философский дискурс, продуцируемый западническим и славянофильским направлениями имел одинаковые формы бытования и единое сообщество распространения -либерально настроенную общественность.
При рассмотрении данной диалогической структуры в боле широком историческом контексте, высвечиваются новые содержательные аспекты комплекса идей славянофилов и западников и их связи с предшествующей традицией. Появлению этих двух теоретических конструкций предшествовали несколько этапов, каждый из которых в снятом виде, присутствует в диалогическом поле полемики 40-х гг.
Прежде всего, «многое из того, что передумали, перечувствовали ... Белинский, Грановский, Герцен, К. Аксаков, Ив. и П. Киреевские, Хомяков было как бы «ответом» на вопрос, поднятый Чаадаевым»1. На каждое из направлений чаадаевская мысль оказала собственное влияние, и была по-своему переработана. Так, Кавелин явился прямым продолжателем мысли Чаадаева, что история движется там, где есть развитая личность, что только при этом условии страна становится цивилизованной1. В то же время он в значительной мере преодолел концепцию Чаадаева, дав оптимистическую версию русской истории2.
Взаимоотношения Чаадаева со славянофилами были сложны и многосторонни. Его значение в формировании славянофильства нужно понимать не только как роль катализатора, который, запустив реакцию, устраняется из процесса, но как деятельного участника. Ряд идей, которые разрабатывались славянофилами, принадлежит Чаадаеву. Такова, например, идея самобытности России, ее истории и роль относительно Западной Европы, некоторые характеристики русского национального характера, утверждение о необходимости выработки национального самосознания.
Эволюция Чаадаева как мыслителя в 40-50-е гг. совершалась в полемике со славянофильством. Несмотря на то, что им были критически восприняты некоторые историко-философские идеи Киреевского и Хомякова, их концепции во многом схожи в том, что касается общефилософских постулатов. В-качестве причины сходства систем Чаадаева в период написания «Философических писем» и ранних славянофилов в том, что обе они явились определенным критическим реагированием на неудачу реализации программ русской дворянской революционности. Соотношение декабризма и идейной полемики 30-40 гг. выводит нас в поле взаимосвязей диалогического единства концепций 30-40-х гг. и комплекса идей деистическо-материалистической школы русского просветительства 20-30-х гг.
Программы политических действий, предложенные западниками и славянофилами являются развитием того комплекса идей, который был сформулирован Пниным и Куницыным в 20-30-е. гг. Следует отметить, что для оформления социально-философского дискурса в 40-х гг., значим не столько эта связь на уровне содержания на основе общности политических убеждений, сколько наследуемый опыт философского обоснования социально-политической программы. Важную роль в этой когнитивной эволюции сыграло восприятие европейской философии, которая составила тот общий теоретический фон, который имманентно присутствовал в построениях графа Уварова, Чаадаева, славянофилов и западников.
Саморефлексия «русского общества» в контексте мировой культуры: «нация» - «национальность» - «народ» - «народность»
Возникновение нового круга понятий связано с изменением концеп-" ции общества и самого общества в петровское время, что также стимулировало и активное пополнение политического словаря2. Концептуализация новой формы государственности происходила в непосредственной связи с понятием «нация», восходящим к лат. natio - «происхождение», «род», «племя»3. Согласно наблюдениям М.В. Ильина, активизация использования этого слова в новоевропейских языках была связана с образованием лексикоконцептов и обобщающего понятия «нации», получившего распространение в Западной Европе в эпоху Возрождения. Выбор именно этого слова для концептуализации новых представлений об исторических обществах, исследователь объясняет этимологической связью natio со словами «рождаться», «происходить» (nascor ( gnascor)), эта первобытная, перво-начальная и простейшая идея порождения и лежала в основе первых европейских наций-государств.
Здесь же проходит семантическое различение единства происхождения (natio) в условиях новоевропейского развития от первобытного порождения этносов, формулируемого в терминах «род» и «племя». Для консолидации и самоосознания этнической общности важно их буквальное и биологически наглядное родство и популяционное единство, следствием чело является и культурное, хозяйственное и политическое единство общности. В свою очередь, для, образования новоевропейских наций основой объединения служила не столько биологически-популяционная общность, сколько общий язык, культура, вера1. Эти различия и определили предельно обобщенный смысл понятия «нация» в европейской культуре, включающего в себя все аспекты существования людей2.
В своем политическом проявлении «нация» представляет собой сложное соединение государства-механизма управления и гражданского общества. Оно образуется благодаря политическому объединению этнолингвистических, культурных и территориальных субстратов и их институциона-лизации, заключающейся в формировании единого правового режима для гражданского общества, создания административного аппарата и пограничного режима для государства.
Таким образом, в основе новоевропейского понятия «нации» лежит вторичное семантическое развитие ставшего доминантным смысла политического и культурного возникновения и наследования, тогда как первоначальный смысл, связанный с биологически-натуралистическим порождением стал периферийным3.
На русской почве, на раннем этапе функционирования понятия «нация» эти смыслы оказались смешанны, однако постепенно и в русской культуре кристаллизуется представлении о нации, как о единстве на основе естественного воспроизведения искусственных основ человеческого единства (литература, искусство политика, экономика).
Слово «нация» входит в лексический запас русского языка в первой половине XVIII в. и первоначально означает как государственную принадлежность, так и форму государственного устройства, оба эти значения сопровождаются этническими коннотациями. Трактовка нации как народа согласуется и с выражением этого понятия в славянских языках, где оно описывается при помощи слова «народ»: польск. Nacja (но чаще narod); словенск. Narod; чешек. Narod. Эта множественность значения сохранялась на протяжении всего XVIII в. о чем свидетельствует практика употребления этого слова в международных договорах Российской империи.
Так, например, в русской версии Кючук-Кайнарджийского мирного договора с Османской империей от 1774 г., слово «нация» употребляется синонимично с понятиями «империя» и «держава», сохраняя при этом этническое значение1. Сопоставление русской и французской версий договора показывает, что употребление слова «нация» в обоих языках в этот период несимметрично. Там, где во французском варианте стоит «toutes les nations Tatar», в русском ему соответствует «татарские народы», а слову «нация» соответствует «etat politique et civil» (политическое, гражданское состояние), что означает, что при внешней идентичности иностранного и русского вариантов, русский эквивалент по смыслу ближе к понятиям «государство» - «империя» - «держава», нежели к общности на основе этнического единства, формулируемой в понятии «народ».
На рубеже XVIII — XIX вв. политическое содержание понятия «нация» проблематизировалось в сознании российской элиты в связи с Французской революцией. В первые десятилетия XIX в. слово «нация» проникает в язык писателей и журналистов, но остается редким и сохраняет оттенок заимствования3. Оно довольно долго сохраняет «смешанное» значение, что на практике выражается в иногда синонимичном употреблении слов «народ» и «нация»4. В тоже время можно указать на один нюанс: если слово «нация» могло означать также и государство, то слово «народ» в этом значении - только население государства5. «Народ» также означал этническую группу без политической автономии и традиции государственности - «жители страны, говорящие одним языком»1. В таком значении синонимами для него выступали слова «племя», «язык». Окончательное смешение значений и сращение смыслов понятий «нация» и «народ» происходит в их отвлеченных словообразовательных дериватах, означающих свойство/качество «нации» и «народа» - в словах «национальность» и «народность». Слово «народность» было изобретено в первой четверти XIX в. и довольно быстро получило распространение.
Это слово было предложено П.А. Вяземским, которого интересовала проблема подбора адекватных средств при переводе европейской лексики на русский язык. Стараясь сохранить разумное равновесие между прямыми заимствованиями и эквивалентными понятиями русского языка, в качестве перевода французского термина nationalite он предлагает слов «народность», руководствуясь словообразовательной моделью польского языка2. Как человек, прекрасно владевший французским, он хорошо понимал напряженность и неоднозначность, которую порождала двойственность значения этой «народности», ибо в русском варианте оказались объединены два значении, которые во французском языке были разнесены по разным лексическим единицам3.
Неопределенность понятия «народность» первоначально служила предметом полемики в литературно-критических кругах. Так, дискуссия между Н.А. Полевым и Д.В. Веневитиновым по поводу народности в романе «Евгений Онегин» демонстрирует конфликт интерпретаций, порождаемый отсутствием точного определения данного понятия4. Эта внутренняя напряженность чувствовалась и самим А.С. Пушкиным, который не любил слово «народность» из-за размытости его значения, которое охватывало слишком широкий диапазон реалий. Сам же он понимал «народность» как «образ мыслей и чувствований», привычки и обычаи, принад лежащих народу, определяемые совокупностью факторов: климатом, образом правления, верой народа1.
В 1830-е гг. из понятия, лежащего в области литературной полемики, «народность» превращается в одно из центральных понятий политико-идеологического дискурса, в связи с тем, что оно стало одним из членов триады С.С. Уварова, где оно также сохранило многоплановость. Уваров использовал во французском оригинале своего меморандума французское слово «nationalite», что на русский язык было переведено как «народность», однако в ряде других схожих контекстах, это же понятие было переведено уже как «национальность»2.
При внедрении внутренне дуального концепта «народность/национальность» в политический дискурс, оно обросло еще большими противоречиями. С одной стороны, его появление в триаде сигнализировало, что часть государственной бюрократии осознавала необходимость внедрение элементов националистической политики для стабилизации империи, которая в начале ХГХ в. столкнулась с рядом вызовов. Этническая и религиозная гетерогенность империи, прецеденты гражданского неповиновения начала века, война с Наполеоном; которая заставила переосмыслить собственную идентичность в отношении Европы, а также требовало выработки нового политического курса - все это требовало предприятия активных действий для национальной консолидации.
