Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Знак и его интерпретация 29
1.1 .Отношение «знак - результат интерпретации» 29
1.2. Отношение «знак - результат интерпретации - интерпретатор» 39
1.3.Уровни интерпретации 42
1.4.Инвариантная интерпретация и инвариант 55
1.5.Система интерпретаций и система языка 68
1.6.Текст как модель системы интерпретаций 77
1.7.Выводы по главе 1 89
Глава 2. Научный термин как знак и как результат интерпретации 93
2.1. Понятие научного термина 93
2.1.1. К вопросу о свойствах научного термина . 93
2.1.2. К вопросу об онтологической сущности понятия 98
2.1.3. Выраженность, разноименование и гипотетичность понятия 111
2.1.4. К вопросу о понятии «значение термина» . 121
2.2. Научный термин как материализованная гипотеза 128
2.2.1. Характер отношений между знаком и результатом его интерпретации 128
2.2.2. Нечёткость описания как лингвистическая проблема 136
2.2.3. Виды гипотез о лингвистических объектах 144
2.2.4. Проблема оценки правдоподобия гипотез о лингвистических объектах 148
2.3. Специфика лингвистического термина в акте интерпретации 160
2.3.1.Предметная отнесённость лингвистического термина 160
2.3.2. Участие лингвистических терминов в моделях интерпретации 168
2.3.3. Классификация И-актов с участием лингвистических терминов 187
2.3.4. Классификация текстовых моделей И-актов с участием лингвистических терминов 192
2.4. Выводы по главе 2 196
CLASS Глава 3 Термины «часть речи» и «морфема» как знаки и как результаты интерпретации CLASS 200
3.1. Основные черты методики анализа интерпретации 200
3.1.1. Термин как средство описания в научной и научно-информационной деятельности 200
3.1.2. Цепочки интерпретаций с использованием терминов «часть речи» и «морфема» 202
3.1.3. Модели структуры терминологических словосочетаний 204
3.1.4. Гипотеза о связи частотности употребления терминов с их ролью в выражении содержания текста 211
3.2. Понятие «часть речи» 215
3.3. Понятие «морфема» 222
3.4. Научные тексты, интерпретирующие термин «часть речи» 226
3.5. Формальное описание текстов, интерпретирующих термин «часть речи» 231
3.6. Научные тексты, интерпретирующие термин «морфема», и их формальное описание 248
3.6.1. Термин «морфема» и текст из энциклопедического словаря 248
3.6.2. Термин «морфема» и текст из учебника . 253
3.6.3. Термин «морфема» и текст из академической грамматики 258
3.6.4. Инвариантные свойства текстов, интерпретирующих термин «морфема» 262
3.7. Некоторые перспективы и проблемы использования лексических повторов при анализе интерпретаций 267
3.8. Выводы по главе 3 269
Заключение 273
Список литературы 281
Приложения 327
- Отношение «знак - результат интерпретации - интерпретатор»
- Выраженность, разноименование и гипотетичность понятия
- Модели структуры терминологических словосочетаний
- Инвариантные свойства текстов, интерпретирующих термин «морфема»
Введение к работе
В последние десятилетия XX века научно-техническая терминология привлекала пристальное внимание исследователей языка. Это связано с решением практических задач компьютерной обработки языковой информации и с теоретическими проблемами языкознания. Актуальность данной проблематики определяется, во-первых, началом нового технологического цикла в общественном развитии, который основан на информационных технологиях. Осуществляется переход к качественно новому типу социальной организации - «информационному обществу» (Симоненко 1994: 6). Информационно-коммуникационные технологии - один из наиболее важных факторов, влияющих на формирование социума XXI века. По этой причине необходимо обращение к гносеологическим и когнитивным аспектам, термина, к его участию в интеллектуальных информационных системах, к его роли в информатизированном мире. Во-вторых, для-последних десятилетий-характерна тенденция к гуманизации научного знания. Отсюда проистекает интерес исследователей к когнитивным аспектам языка. Это приводит к осознанию ограниченности изучения термина только внутри терминосистем, к необходимости выявления места и функции термина в лингвомыс-лительной-деятельности человека (Мишланова 2003: 96 - 97).
Ситуация, складывающаяся^ обществе и науке, требует обращения к знаковым аспектам человеческой деятельности. Некоторые свойства языкового знака предстают в терминологии в наиболее рафинированной форме, освобождённой от психофизиологических и других факторов, сопровождающих процесс общения. Это делает терминологию перспективным объектом для» изучения знаковых аспектов человеческой деятельности. Но за время изучения терминоло- гии возникли противоречия и были сформулированы проблемы, которые ждут своего решения: Д.С. Лотте, один из патриархов изучения научно-технических терминов, так описывал их свойства: «Каждый термин имеет вполне определённое место (по соподчинённости с другими терминами) в рассматриваемой терминологической системе, которое зависит от места соответствующего понятия во всей данной системе понятий» (Лотте 1961: 14); «любой научно-технический термин в противовес обычному слову (или словосочетанию) должен иметь ограниченное, твёрдо фиксированное содержание. Это содержание должно принадлежать термину независимо от контекста, в то время как значение обычного слова уточняется лишь в определённом' контексте в сочетании с другими словами» (Лотте 1961: 18): Слово «должен» в русском языке имеет очень неопределённую модальность. Оно может выражать и непреложный закон природы («при температуре 100С и нормальном.атмосферном давлении вода должна закипеть»), и предположение («погода скоро должна улучшиться»), и нравственный* императив, и.юридическую норму. Поэтому не ясно, что такое строгость и точность термина в данном понимании -его природные или желательные свойства или категорическое требование строгого и точного его использования. Эта неясность, на наш взгляд, сохранялась и в последующем изучении термина, ив норма-лизаторской деятельности в этой области. В известной степени сохраняется она и сейчас.
Дальнейшее изучение терминов обнаружило в них те свойства, которые именно сближают их с обычными словами и словосочетаниями, - подверженность семантическим процессам, неопределённость и. размытость семантических границ, зависимость смыслового содержания от условий функционирования. А.А. Потебня так характеризовал семантику слов общеупотребительного языка: «Количест- во отдельных значений, обозначаемых словом; почти неопределённо. Каждый чувствует, что, не образуя нового сочетания звуков и не прибегая к изменению их, он может дать слову иное значение» (Потебня 1981: 119). Интересно также, как А.А. Потебня видел знако-вость языка: «Язык не есть совокупность знаков для обозначения готовых мыслей, он есть система знаков, способная к неопределённому и безграничному расширению» (Потебня 1981: 134). В последние десятилетия эти проблемы всё чаще привлекают внимание исследователей терминов. Асимметрия терминологических знаков, проявляющаяся в их синонимии и варьировании, субъективность выбора признаков терминологической номинации и связанная с этим идиома-тичность терминологических единиц, степень терминологичности как градуированное свойство, нечёткость терминологической семантики отражены в работах Б.Н. Головина, Р:Ю; Кобрина, В.М. Лейчи-ка, В.Г. Гака, В.А. Гречко, В.Н. Немченко, С.Д. Шелова; М.Н. Володиной, А.В. Лемова, М.В. Косовой и других учёных. Если термин — единица языка, имманентно обладающая размытостью семантики, гибкостью в употреблении^ вариативностью структуры, то надо учесть все эти свойства в теоретическом описании. Асимметрия обозначающего и обозначаемого в термине, уже признанная исследователями, требует дальнейшего изучения.
Тематическая принадлежность данной диссертации - проблемы семантики терминов. Но номинативные единицы "семантика", "значение" не входят в состав используемого нами основного терминологического аппарата, потому что не ведут к уточнению предмета и методик исследования. В современной лингвистике нет более широкого и менее определённого понятия, чем семантика (Уфимцева 1976: 31). Но когда термин имеет слишком много значений, он перестаёт вообще что-либо значить. Явления, описываемые номинатив- ными единицами «значение», «семантика», не являются элементарными, очевидными, подлежащими лишь адекватному описанию и терминологическому фиксированию. Реалии; обозначаемые данными номинативными единицами, требуют объяснения, которое отчасти даётся в диссертации в разделах о значении термина (раздел 2.1.4) и об онтологии понятия, рассматриваемого многими исследователями как основа терминологической семантики (разделы 2.1.2 - 2.1.3).
Процесс исследования определяется тремя ключевыми понятиями - «методология», «метод», «методика» (Степанов 2001: 3) . Методология - «применение принципов мировоззрения к процессу познания» (Степанов 2001: 3),. «совокупность исходных принципов, которыми* руководствуется учёный на различных этапах исследования, начиная с определения- его целей и кончая формированием получаемых в егоъ результате выводов» (Методологические проблемы языкознания 1988: 4). Перечислим основные м ет о д о л от ичес-кие принципы, положенные в основу данного исследования'.
Принцип^ объективности исследования предполагает существование его объекта вне сознания-исследователя и независимо от него. Понятие объективности близко к понятию реальности. Но реальность - бытие вещей в его сопоставлении с небытием, а также с другими формами бытия, а объективность предполагает не только существование вещей, но и их противопоставленность субъекту, су-ществование вне его и безотносительно к нему, независимо от субъекта. Противопоставленность объекта изучения субъекту познания (исследователю) является существенным для дальнейшего изложениям потому что одно из важнейших положений работы - обоснование того, что понятие может изучаться как сущность, не зависящая от исследователя. В процессе изложения мы всё время стремимся разграничивать деятельность исследователя и языковую, речевую, семиотическую деятельность, входящую в объект исследования. Независимость от субъекта исследования не противоречит наличию субъективных моментов в исследуемой деятельности, которые в таком случае являются одной из форм проявления объективного (обсуждение субъективных аспектов понятия содержится в разделе 2.1.3). Объективность отражается в понятии онтологии, которую можно определить как знание о бытии вещей безотносительно к познающему субъекту, «вещей как таковых». Объективно существуют язык и его единицы, знаки, включённые в человеческую деятельность. Вообще, объективируются любые объекты, порождённые человеком. «Предмет гуманитарного знания генетически зависит от человека, но, будучи создан, он обладает способностью к объективации, может противостоять человеку как вещь, внешняя по отношению к нему (и в этом смысле она ничем не отличается.от природных предметов и может изучаться средствами естественных наук)» (Кузнецов 1991: 129). «...В онтологии сам субъект (человеческое сознание) является объектом, т.е. частью объективного мира...» (Колшан-ский 1990: 12).
Категория существования представляет собой сложную иерархию, обусловленную междисциплинарным характером онтологических проблем и самой природой научного знания в целом (Троицкий 1979: 53). Так, если ставить вопрос о существовании материального и идеального, то объективность материального явно или неявно признаётся многими учёными, в то время как объективность идеального не столь общепринята и нуждается в обосновании. Идеальное может рассматриваться как специфический способ бытия объекта (Булыгин 1988: 8). Об объективных свойствах идеального размышляли, в частности, Платон, Р. Декарт, В. Лейбниц, В. Гегель и другие философы. Г. Фреге отмечал особую реальность мысли (Фреге 1987: 46 - 47).
П.Д. Юркевич писал, что «идею мььдолжны находить в действительности как нечто данное, положительное, открытое и познаваемое» (Юркевич 1990: 67). Объективность идеального признавала марксистская философия, и в понимании этого вопроса марксизм ближе к философии Платона и Гегеля, чем к вульгарному материализму (Ильенков 1979а: 136 - 137). Из признания объективности идеального следует, что можно конкретизировать задачи его научного изучения. В дискуссии между Э.В. Ильенковым и М. Лифшицем рассматривался вопрос о-том, где существует идеальное - в обществе или «во всём» (т.е. в материальном бытии и в сознании, в природе и в обществе) (Ильенков 1979а; 19796; Лифшиц М. 1984). В данной работе нами принят более общий постулат об объективном существовании идеального (без попыток его локализации где бы то ни было) и рассмотрены свойства одного из видов идеального - понятия (разделы 2.1.2, 2:1.3).
Объективность исследования, не исключает активного характера исследовательской деятельности, вследствие чего объект исследования! не лишён субъективных моментов. Это связано со свойствами языкового обозначения, которое «является активным фактором в процессе формирования или, лучше сказать, переформирования)того, что им обозначается...» (Лосев 1982:. 11). «...Слово... не есть сама вещь, но определённым образом выраженная вещь, определённым образом понятая вещь, т.е. определённым образом'интерпретированная вещь» (Лосев 1982: 98). «Внешнему миру противостоит не сам по себе язык, а субъект, который познаёт этот мир»не только с помощью языка, но и с помощью своих органов чувств и в процессе предметно-практической деятельности. Ограничиваться противопоставлением языка и действительности значит абстрагироваться от основы, и субъекта познания - практики и человека как представителя определённой эпохи» (Никифоров 1984: 163). Выбор предмета исследования предопределён установками исследователя (Гипотеза в современной лингвистике 1980: 9). В связи с этим целесообразно разграничивать объект и предмет изучения. «...Сам акт решения исследователя изучить именно этот, а не другой объект... превращает "объект исследования" в "предмет исследования"...» (Пятницын 1984: 132). «В отличие от объектов, существующих независимо от человека, предмет науки формируется познающим лицом с позиций теоретических знаний эпохи» (Слюсарева 1983: 21).
Принцип наблюдаемости тесно связан с верификацией, установлением достоверности теоретических знаний. Методика наблюдения представляет собой «повторяющиеся действия, операции нашего сознания, направленные на узнавание повторяющихся элементов языка, их признаков и различий» (Головин 1983: 199). «Наблюдение включает в себя отбор фактов, установление их признаков, описание наблюдаемого явления в вербальной или символической форме, в форме графиков, таблиц, геометрических структур и т.д.» (Гируцкий 2001: 269). Общеупотребительные слова «наблюдать», «наблюдение» содержат смысловой компонент «следить глазами, видеть» (Словарь русского языка, т.2, 326). Научное понимание наблюдения отличается от бытового. Какую роль играют в наблюдении органы чувств? Откуда берётся материал, которым оперирует наше сознание? Как появляются факты, из которых происходит отбор? На эти вопросы нет однозначных ответов. Большая часть того, что кажется непосредственным наблюдением, на самом деле есть логический вывод (Рутковский 1956: 325 — 326). Ч. Пирс считал процесс абстрагирования определённой разновидностью наблюдения и, по-видимому, ставил знак равенства между изучением и наблюдением. По его мнению, человек «создаёт в своём воображении нечто вроде схематичной диаграммы... и рассматривает, какие изменения должны быть сделаны в этой картине в соответствии с требованиями гипотетического положения дел, а затем изучает её, то есть наблюдает то, что вообразил» (Пирс 2000: 176). Сводить наблюдение к мыслительным операциям - крайняя точка зрения, но современные научные представления не могут обойтись без признания активной роли субъекта этой деятельности. Так, на уровне непосредственного физического наблюдения лингвисту дан только нерасчленённый звуковой поток, но обычно лингвисты в своей работе в качестве эмпирического базиса имеют дело с текстом, в котором языковые формы известны лингвистам как носителям языка и который служит им контекстом для выявления употребления этих форм и построения на этой основе различных гипотез. Чем дальше эмпирический базис от уровня непосредственного наблюдения, тем более существенными становятся при получении данных эмпирические установки исследователя (Никитина 1987: 21 - 22). В связи с этим ставятся вопросы об уровнях наблюдения (Никитина 1987), «языке наблюдения» как средстве деятельности мышления по обработке данных наблюдения (Ким 1994: 155), «оснащении наблюдателя», включающем не только предпосылки эмпирического или экспериментального характера, но и теоретические предпосылки (Тондл 1975: 293).
С точки зрения проблемы наблюдаемости объект лингвистики чрезвычайно сложен: с одной стороны, такие сущности, как семантические инварианты, значения и нулевые морфемы, ненаблюдаемы в физическом смысле, с другой стороны - «в изучение процессов познания можно ввести методы, аналогичные тем, которые применяются в современных естественнонаучных дисциплинах, если объектом исследования сделать язык» (Налимов 1979: 3). В частности, к таким методам относится эксперимент, позволяющий «делать наблюдае- мыми некоторые предметы, ненаблюдаемые в обычных условиях» (Горский 1987: 98). Будем руководствоваться следующим принципом: чем ближе уровень наблюдения к физическому наблюдению (т.е: чем большую роль в наблюдении играют органы чувств), тем более обоснованными (верифицированными) являются полученные результаты исследования. Разумеется, нельзя свести наблюдение лингвистических объектов к простой регистрации физических фактов, потому что в результате таких процедур возможно получение лишь физической, а не лингвистической информации. Однако в пределах языка как объекта наблюдения исследователь делает выбор, что именно ему следует наблюдать. Так, с точки зрения физического наблюдения следует изучать не идеальные объекты, а их «превращенную форму», т.е. результат непрямого отражения их внутреннего строения во внешних формах (Сорокин, Тарасов, Шахнарович 1979: 94). Например, вербальная форма мышления является превращенной формой мышления. «Превращенная форма может... заменять отсутствующие (ненаблюдаемые) уровни системы сложного явления» (Сорокин, Тарасов, Шахнарович 1979: ПО). В частности, нами изучаются физически наблюдаемые проявления семиотической деятельности - знак и результат его интерпретации (глава 1), а также выраженность понятия в языковых формах (раздел 2.1.3).
Принцип деятельностного характера объекта исследования явно или неявно используется в большинстве современных лингвистических работ. Слово «деятельность» «строгий смысл... приобретает либо как синоним практики, либо как синоним физического действия, поведения» (Булыгин 1988: 48) (первое из этих пониманий философское, второе - психологическое). «...Потребности, интересы, цели, идеалы человека — вот те основные понятия, которыми описывается "спусковой механизм" человеческой деятельности, движущие силы, определяющие активность мышления и поведения» (Видинеев 1989: 22). В философском плане этому понятию много внимания уделял К. Маркс, который анализировал трудовую деятельность. «Во время процесса труда труд постоянно переходит из формы деятельности в форму бытия, из формы движения в форму предметности» (Маркс 1983: 200 ). А.Н. Леонтьев пишет, что в трудовом процессе «происходит опредмечивание также и тех представлений, которые побуждают, направляют и регулируют деятельность субъекта. В её продукте они обретают новую форму существования в виде внешних, чувственно воспринимаемых объектов. Теперь в своей внешней, экстериоризованной или экзотерической форме они сами становятся объектами отражения» (Леонтьев А.Н. 1975: 30). Применение орудий и использование символов — родственные процессы (Выготский 1984: 19 - 20). О.Л. Каменская выделяет три основных вида деятельности: предметно-практическую, познавательную и коммуникативную (Каменская 1990: 10). Т.М. Дридзе выделяет ряд единиц анализа структуры человеческой деятельности: субъекты деятельности (действий, операций); признаки (параметры) и функции субъектов; объекты (предметы) деятельности; признакии функции объектов (предметов) деятельности; мотивы и цели деятельности; процессы, виды деятельности, действия, операции; признаки и« функции процессов деятельности, действий, операций; инструменты (средства) деятельности; продукты и- результаты деятельности, действий, операций; внешние условия* деятельности (особенности природного, техноэкономическогои социокультурного окружения); «внутренние» условия! деятельности (субъективные характеристики личности) (Дридзе 1984: 33). Чрезвычайная сложность изучения деятельности связана с тем, что в науке ещё не выработан достаточно совершенный концептуально-языковой аппарат для описания социальных процессов и идеальных сущностей. Однако то, что деятельность имеет материальную сторону, позволяет исследовать её в этом аспекте, в частности, лингвистическими и семиотическими методиками. Так, знак и результат его интерпретации, изучаемые нами, представляют собой материальные образования, являющимися объектами и результатами интерпретационной деятельности. «Сущностью языка является человеческая деятельность - деятельность одного индивида, направленная на передачу его мыслей другому индивиду, и деятельность этого другого, направленная на понимание мыслей первого» (Есперсен 1958: 15). В полной мере такой взгляд проявляется в функциональном подходе к языку, выдвинутом представителями пражской лингвистической школы P.O. Якобсоном, Н.С. Трубецким, СО. Карцевским в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» (Пражский лингвистический кружок 1967: 17-41). По-видимому, язык выступает как орудие и результат коммуникативной деятельности. «Словесный знак, как никакой другой в языке, является инструментом и одновременно продуктом осознанной деятельности» (Уфимцева 1986: 53). За знаком всегда стоит система процессов оперирования с ним (Леонтьев А.А. 1976: 53). Асимметрия языкового знака может рассматриваться как частное проявление общей специфики орудийной деятельности человека, а именно как асимметрия между орудием и его функцией (Гак 1971: 70). Процесс познания недискретной внеязыковой действительности осуществляется в филогенезе как её языковое оформление - расчленение, структурирование и систематизация (Салмина Л.М. 2002: 113). Основное назначение языка науки — быть необходимым средством объективации предметной и операционной сторон научного знания (Ким 1987: 159 - 160). С учётом разных аспектов изучения языка возможно выделение номинационной деятельности (Данилен- ко 1986: 21), терминотворчества как целенаправленной номинативной деятельности (Володина 1998: 1), текстовой деятельности (Дрид-зе 1984), семиотической деятельности (Глотова 1990: 51). Деятельно-стный подход приводит к новому взгляду на внутреннюю, содержательную сторону языкового знака. Мышление объективно существует как специфическая деятельность (Брушлинский 1979: 3) и требует соответствующего взгляда на формы мысли. «...Понятие не просто совокупность ассоциативных связей, усваиваемая с помощью памяти, не автоматический умственный навык, а слоэюныи и подлинный акт мышления» (Выготский 1982: 188). «Мышление, как и восприятие, состоит... в том, что материал сознания и содержание сознания перестраивается известным образом... Идея или понятие представляют собой именно это перестроенное поле» (Мегрелидзе 1973: 115) (трактуемое таким образом понятие неотрывно от процесса своего создания). «Понятие есть прежде всего понимание, особый вид интеллектуальной деятельности...» (Жоль 1990: 126). Существуют попытки дать деятельностные определения значению (семантике): с психологической точки зрения значение есть система операций, система действий, но не система субстантных элементов (Леонтьев А.А. 1971: 8); значение — деятельность языка как практического сознания (Жоль 1990: 105); «семантика представляет собой деятельность, которая заключается в разъяснении смысла человеческих высказываний» (Вежбицка 2001: 242)(тогда формулировки значений слов - результат этой деятельности, а лингвистическое изучение семантики слова — ретроспективное наблюдение этойдеятельности?).
Утверждение о тождестве между понятием (значением) и-каким-либо видом деятельности является слишком обязывающим для лингвиста, однако глубокая связь между понятием (значением) и деятельностью несомненна и должна быть принята во внимание.
Деятельностью являются понимание и интерпретация, которую В.З. Демьянков рассматривает как разновидность понимания (Демьянков 1983: 58). По-видимому, процесс определения научных терминов является разновидностью семиотической деятельности, в результате которой возникают дефиниции — элементы научного текста, обладающие специфической материальной структурой.
Принцип системности объекта исследования является общепринятым. Поясним, как понимается система и системность в нашей работе. Нами рассматриваются системные отношения между знаками и результатами интерпретаций, между моделируемыми объектами и их моделями, а также между элементами любых из перечисленных образований. Такие системы обладают свойствами объективности, т.е. их существование не зависит от исследователя. Это свойство необходимо подчеркнуть потому, что «за научную теорию обычно выдаются многочисленные конструктивно-нормативные и конструктивно-педагогические системы языка с сопровождающими их практико-методическими и конструктивно-техническими знаниями» (Щедровицкий 1976: 173). В настоящее время такое понимание системы и системности в значительной степени сохраняется. Однако «существует огромное различие между принципами, которые мотивируют или позволяют осмыслить систему, и принципами, которые порождают или позволяют прогнозировать систему» (Лакофф 1988: 17). «В языковых знаках всё стихийно, и их зарождение, и их функционирование, и их законченные структуры» (Лосев 1982: 80). Эта стихийность противопоставляет языковой знак искусственным языкам и механизмам (там же, 72 - 73).
Ещё одно свойство изучаемых системных отношений — их функциональный характер. Эта особенность изучаемого материала коррелирует с психофизиологическими теориями деятельности, с физиологическим пониманием процесса восприятия (Смысловое восприятие речевого сообщения 1976: 8), а также с функциональной лингвистикой в духе пражской лингвистической школы. Подробнее о функциональной системе см. раздел 1.5. Со свойством функциональности тесно связан размытый, нежёсткий характер изучаемых системных отношений. Речевая деятельность слабо структурирована, является вероятностной системой, в которой «всякие "антисистемные" явления органически включаются в ткань системы как целостного образования, обладающего как регулярными, так и нерегулярными (случайными, переходными, вариативными и т.д.) свойствами» (Тулдава 1987: 12 - 13). Для языковой системы (и системы знаково-интерпретационной) характерно то, что В. Матезиус назвал потенциальностью, - «статическое колебание, то есть неустойчивость в данную эпоху, в противоположность динамической изменчивости, проявляющейся во временной последовательности» (Матезиус 1967: 42). «Если мы исходим из данного представления и подбираем для него словесное выражение, то смысловая потенциальность речи предстанет перед нами в виде множественности выражений, то есть возможности выразить одно и то же несколькими способами» (там же, 60 -61). Эта особенность языковой, системы отражена в явлении разно-именования (см. раздел 2.1.3). «Язык - такая система, в которой каждое реальное высказывание... в одно и то же время и утверждает ("проявляет") систему, и изменяет её, пусть и очень незначительно. Отделить друг от друга системоутверждающие и системоизменяю-щие факторы в принципе невозможно» (Hockett 1968: 83). При анализе систем можно выдвинуть правдоподобную гипотезу о том, что любая связь между любыми объектами есть, процесс (Мельников 1978: 35) и рассматривать системы как адаптивные объекты (там же, 54 - 72). Изменчивость системы — ещё одно важное её свойство, ко- торое связано с её функциональным характером и «размытостью». В этом случае возникает вопрос, какую степень изменения системы следует рассматривать как утрату её конституирующих свойств и переход к новой системе (обсуждение проблемы границ знаковой системы см. в разделе 1.5).
Заслуживает внимания положение Ю.М. Лотмана о том, что «минимальной работающей семиотической структурой является не один искусственно изолированный язык или текст на таком языке, а параллельная пара взаимно-непереводимых, но, однако, связанных блоком перевода языков» (Лотман 2000: 151) (под языками здесь понимаются любые семиотические системы). При понимании семиотической структуры как «системы семиотических систем» проблема системного отношения переформулируется как проблема перевода: один элемент «переводится», или перекодируется, с помощью другого. Отношение знака и результата его интерпретации в полной мере соответствует этому представлению. Устройство «блока перевода» представляет собой комплексную проблему, разработка которой требует усилий учёных разных специальностей - философов, психологов, физиологов, логиков, математиков, лингвистов. Изучение «перевода» знака в результат его интерпретации отражено в главе 1, главе 2 в разделах 2.2.1 (характер отношений между знаком и результатом его интерпретации), 2.2.2 (проблема идиоматичности, нечёткость описания), 2.3 (специфика лингвистического термина в акте интерпретации), а также в главе 3.
В процессе исследования осуществлялся ряд разграничений различных аспектов изучаемого материала. Разграничиваемые аспекты не могут существовать один без другого, потому что отражают разные стороны одних и тех же явлений, предполагают друг друга.
Разграничение материального и идеального тесно связано с принципом наблюдаемости и с представлением о различных модусах реальности (см. раздел 2.1.2). К материальным объектам относятся материальная сторона знаков, знаковые модели (см. раздел 1.6), результаты интерпретации, формулировки гипотез. Идеальными являются понятия, гипотезы и иные формы мысли в логическом значении этого термина.
Разграничение социального и индивидуально-г о отражает диалектический характер функционирования языка. Это противопоставление проявляется в ряде используемых понятий: язык и1 текст, язык и идиолект, инвариант и вариант, термин и его употребление, термин языка и термин речи.
Разграничение языка и мышления связано с разграничением материального;и идеального: язык есть, непосредственная действительность мысли (Маркс, Энгельс 1988: 420), не только средство выражения мысли, но и орудие её формирования. На основе изучения языка как наблюдаемого явления выдвигаются июбосновы-ваются гипотезы.о свойствах и закономерностях мысли и мышления. Изучаемыми1 нами языковыми* единицами являются термины и содержащие их тексты как элементы семиотических систем, а единицами мышления'— понятия и иные формы мысли.
Разграничение объекта исследования и средства описания должно производиться с учётом относительного характера того и другого: средства описания (в частности, метаязык науки), в лингвистике являются* объектами изучения. Подробнее об этом см. раздел 1.3.
Разграничение объекта и пред м.е та изучения' определяется тем, что научное исследование является активной деятельностью, в которой, учёный не пассивно регистрирует факты, а делает выбор из сложного конгломерата явлений, определяемый методологическими установками, целями, возможностями и стилем исследователя. «Объект... будь он материальным или идеализированным, существует независимо от познающего субъекта, тогда как предмет познания формируется познающим субъектом» (Слюсарева 1979: 70), хотя в конечном счёте обусловливается объектом познания.
Предметом исследования в нашей работе являются русские лингвистические термины в функции знака и результата его интерпретации. Выбор такого предмета обусловлен тем, что термины в этой функции наблюдаемы в физическом смысле, являются проявлениями семиотической деятельности, играют важную роль в жизни людей (в социальных процессах, в научной деятельности), позволяют использовать апробированные лингвистические методики в качестве исходных инструментов исследования.
Материалом исследования являются научные тексты лингвистической тематики, выполняющие различные функции в системе коммуникации - интерпретируемый текст и текст-интерпретация, комментируемый текст и комментарий, определение, пояснение, текст из вузовского учебника и из популярной энциклопедии и т.д. Некоторые классификации текстов, основанные на этих разнообразных функциях, даны в главах 2 и 3. В главах 1 и 2 рассматриваются примеры употреблений текстов в научных статьях и монографиях в ситуациях научного определения, комментирования, установления тождества понятий и т.д. В главе 3 рассматривается употребление терминов «морфема» и «часть речи» на материале 6 текстов — фрагментов научных произведений разных жанров. Эти тексты подвергаются многоаспектному анализу. При изучении зна-ково-интерпретационных свойств научного текста необходимо де- тальное изучение его структуры с учетом частотности входящих в его состав терминологических и нетерминологических единиц. Общее количество словоупотреблений в этих текстах — около 2500, количество слов и словосочетаний, повторяющихся более двух раз, -более 470, количество употреблений терминоэлемента «морфема» -42, количество употреблений терминоэлемента «часть речи» - 34. Изучению подвергаются таблицы частотности слов и словосочетаний, полученные в результате изучения этих текстов. В процессе исследования привлекаются результаты, полученные на материале текстов различных стилей и тематики и отражённые в ряде статей (Виноградов С.Н. 20066, 2007в, 20086):
Целью исследования явилось изучение языковых единиц в знаково-интерпретационном аспекте, то есть как знаков и материальных результатов их интерпретации, на материале русской лингвистической терминологии. Для достижения этой цели решались следующие задачи: 1) дать характеристику понятию интерпретации и соотношению знака и результата его интерпретации в интерпретационном акте, 2) выявить специфику научного термина как знака и как результата интерпретации, 3) изучить онтологические свойства выражаемого термином научного понятия на основе дея-тельностного подхода, 4) выявить закономерности соотношения между знаком и результатом его интерпретации в научной деятельности, 5) продемонстрировать знаково-интерпретационные свойства терминов на материале русских лингвистических текстов, содержащих термины «морфема» и «часть речи».
В.работе используется описательный метод исследования, составными частями которого «являются наблюдение, обобщение, интерпретация и классификация» (Гируцкий 2001: 272). Вариант описательного метода, используемый в данной работе, предполагает применение методик наблюдения, описания, сопоставления, речевой дистрибуции, количественного описания, структурного моделирования. Разработаны основные черты методики анализа интерпретаций. Новизна работы состоит в анализе малоизученного аспекта знаковой ситуации, в вьщелении и описании такого свойства понятий, как их гипотетичность, в описании структуры составных элементов знаковой деятельности на материале русских текстов и русской терминологии по лингвистике.
Теоретическая значимость диссертации определяется использованием знаково-интерпретационного подхода при изучении термина, что, во-первых, связывает исследование с проблемами семиотической деятельности, во-вторых, обеспечивает наблюдаемую материальную основу для выводов о свойствах плана содержания терминологических единиц, в-третьих, позволяет предложить новые решения некоторых проблем, при разработке которых обычно используются относительно традиционные методы (компонентный анализ, формальное моделирование структуры). Сфера применимости методики анализа интерпретаций шире, чем научные термины, и охватывает функционирование языка в других стилях, жанрах, при решении других прагматических задач (например, интерпретация художественных текстов, анализ политического дискурса, перевод с одного языка на другой).
Практическая ценность работы заключается в том, что её результаты могут использоваться в научно-информационной деятельности, в создании человеко-машинных систем обработки текстовой информации, в учебном процессе. Положения, примеры и выводы данного исследования могут найти применение в курсах по общему языкознанию, терминоведению, семиотике, прикладной лингвистике.
Положения, которые обосновываются в диссертации и служат базой для выводов и рекомендаций, сводятся к следующему.
Интерпретация знаков представляет собой специфическую деятельность коммуникантов, предметом которой являются сами знаки, а в результате возникают материальные объекты различной природы. Так, результатами интерпретации терминов как знаков являются различные экспликации их содержания - экспоненты других терминов, материальная сторона научных текстов, воплощённые в звуковой, письменной или иной форме.
Одним из важнейших видов интерпретации является установление инварианта. В связи с противоречивостью трактовок инварианта в лингвистической литературе это понятие уточнено следующим образом: инвариант носит операционный характер и понимается как выраженный материально результат обобщающей деятельности коммуниканта - не только исследователя-лингвиста, но и рядового носителя языка.
3. Соотношение знака и результата его интерпретации моделируется в тексте двучленной структурой синтагматических последовательностей - предложений, словосочетаний, производных слов и других линейно организованных элементов текста.
4. В связи с тезисом об объективности существования идеального, понятие рассматривается как мыслительное образование, существующее объективно, неразрывно связанное с человеческой деятельностью и участвующее в разрешении проблемных ситуаций. Оно обладает свойствами выраженности, заключающейся в обязательном наличии материального (языкового) средства его выражения, и гипотетичности, обнаруживающейся в наличии разных способов выражения одного и того же понятия, благодаря чему эксплицируются различные суждения о его признаках.
Элементы структуры и содержания интерпретируемого знака-термина частично эксплицируются в результатах его интерпретаций, что делает возможным использовать эти результаты при описании плана содержания терминов.
Повторяющиеся термины выражают основное содержание текста, причём важность этих терминов для выражения текстового содержания находится в прямой зависимости от сложности их языковой структуры. На этих закономерностях основывается методика выдвижения и обоснования гипотез о понятийном содержании и смысловой близости элементов научного текста.
На основании анализа видов деятельности с использованием лингвистических текстовых единиц выделяются следующие структурные виды интерпретаций: лингвистический факт - текст, лингвистический факт - термин, термин - термин, термин - текст, текст - термин, текст - текст, текст - лингвистический факт, термин — лингвистический факт (предполагается, что тексты и термины относятся к сфере лингвистики).
Идеи, которые привели к написанию данной диссертации, возникли у её автора при составлении информационно-поисковых тезаурусов в области производства строительных материалов (Виноградов, Глумов, Ломакина, Максимов, Русова 1981; Информационно-поисковый тезаурус по промышленности строительных материалов 1980). В процессе этой работы пришлось столкнуться с тем, что нечёткость и подвижность — качества, имманентно присущие технической терминологии, её лексико-семантическим отношениям. Этот тезис в дальнейшем обосновывался на материале лексико-семантической парадигматики терминов стекольного производства (Виноградов С.Н. 1985). Под лексико-семантической парадигматикой здесь понимается система закономерного варьирования слов и словесных значений (Головин 19736: 10). Парадигматика предполагает сходство категорий и единиц в одних компонентах значения, противопоставленность по другим компонентам, закономерное чередование парадигматически связанных единиц и категорий в речи и выбор (из числа парадигматически связанных единиц и категорий) только одной из них на каждом шаге развёртывания речи (Березин, Головин 1979: 205). «Единицы, находящиеся в оппозиции друг к другу, или, что то же самое, входящие в один класс, - это, конечно, те единицы, между которыми говорящий должен каждый раз делать выбор для того, чтобы построить нужное ему сообщение» (Мартине, 1965: 455 - 456). Такое понимание парадигматики, классов единиц, оппозиций плодотворно и перспективно благодаря связи с функционированием языка и с языковой деятельностью (Виноградов С.Н. 2009а). При функционировании языковых единиц всегда имеет место их выбор (Виноградов С.Н. 20096). Выбор является активной деятельностью или, во всяком случае, одним из её этапов. Выбор всегда предполагает сомнения, колебания, проблемную ситуацию, бывает окрашен в драматические тона, ведёт к конфликтам, коллизиям. Но описание лексико-семантической парадигматики в виде идеографического словаря - всего лишь модель этого выбора, «превращенная форма» деятельности по использованию лексических единиц. Различение предметов и продуктов такой деятельности, изучение их соотношений придаёт стереоскопичность картине языка и его функционирования. Так, общая идея, выраженная в названии тематического класса тезауруса, интерпретируется словами, входящими в данный тематический класс, а каждое слово такого класса может быть интерпретировано с помощью других слов того же самого класса (ярче всего это проявляется в синонимичных толкованиях, например: рельефный — выразительный, чёткий, ясный; рослый - высокого роста, крупный). Слово и текст можно рассматривать как однотипные явления с точки зрения их существенных функциональных свойств: и слово, и текст являются предметом, орудием и результатом деятельности (Виноградов С.Н. 2009в) (причём деятельности семиотической) в зависимости от того, какое место они занимают в семиотической ситуации, в семиозисе. Эти идеи развивались в разных направлениях - обоснование функционально-идеографического принципа описания лексики (Виноградов С.Н. 19976, 19996, 1999а, 20006), нечёткость и подвижность значения термина (Виноградов С.Н. 19896, 1991, 1993, 1994, 1997а, 2004в, 20046), термин как средство и объект научной, языковой, интерпретационной деятельности (Виноградов С.Н. 1996, 1999в, 2000а, 2001, 2004а, 20046, 2006а, 20086). Перечисленные проблемы докладывались и обсуждались на научных конференциях разного уровня. Предлагаемая диссертация посвящена этим вопросам и носит обобщающий характер.
Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка литературы и приложений. Во введении характеризуются объект и предмет исследования, материал исследования, перечисляются цели и задачи исследования, обосновываются актуальность, теоретическая значимость, практическая ценность и новизна работы, формулируются положения, выносимые на защиту, поясняются методологические принципы исследования. Первая глава посвящена анализу основных понятий работы - знака, его интерпретации и результата интерпретации. Здесь затрагиваются также смежные вопросы ^положение интерпретатора и наблюдателя по отношению к интерпретационному акту, понятие инварианта, системные отношения, возникающие в процессе интерпретации, проблема системности языка с деятельностной и интерпретационной точки зрения, моделирующие свойства текста. Во второй главе рассматривается научный термин в его знаково-интерпретационном аспекте. Анализируются данные исследований научного термина, характеризуются понятие и его свойства - выраженность и гипотетичность, обосновывается положение о научном термине как материализованной гипотезе, рассматриваются вопросы нечёткости лингвистического объекта и его описания, проблема оценки правдоподобия гипотез о лингвистических объектах, предметная отнесённость лингвистического термина. В результате получена классификация интерпретационных актов с участием лингвистических терминов и классификация текстовых моделей таких И-актов. Третья глава представляет собой описание методики использования знаково-интерпретационных свойств терминов «часть речи» и «морфема». Здесь излагаются основные черты методики анализа интерпретаций (термин как средство описания в научно-информационной деятельности, структурно-статистические свойства научного текста и его элементов, гипотеза о связи частотности употреблений терминов с их ролью в выражении текстового содержания). Характеризуются понятия «морфема» и «часть речи». С использованием формализованной методики построены таблицы терминоэле-ментов, предположительно включающие термины, наиболее информативные для исследованных текстов, и даётся содержательная интерпретация табличных данных. Результаты подтверждают предположение о связи структурно-частотных свойств лексических единиц и их информативности для данных текстов. В заключении кратко формулируются результаты и перспективы работы. Приложение содержит научные тексты, которые исследовались в третьей главе.
Отношение «знак - результат интерпретации - интерпретатор»
«Сущностью языка является человеческая деятельность - деятельность одного индивида, направленная на передачу его мыслей другому индивиду, и деятельность этого другого, направленная на понимание мыслей первого» (Есперсен 1958: 15). В полной мере такой взгляд проявляется в функциональном подходе к языку, выдвинутом представителями пражской лингвистической школы P.O. Якобсоном, Н.С. Трубецким, СО. Карцевским в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» (Пражский лингвистический кружок 1967: 17-41). По-видимому, язык выступает как орудие и результат коммуникативной деятельности. «Словесный знак, как никакой другой в языке, является инструментом и одновременно продуктом осознанной деятельности» (Уфимцева 1986: 53). За знаком всегда стоит система процессов оперирования с ним (Леонтьев А.А. 1976: 53). Асимметрия языкового знака может рассматриваться как частное проявление общей специфики орудийной деятельности человека, а именно как асимметрия между орудием и его функцией (Гак 1971: 70). Процесс познания недискретной внеязыковой действительности осуществляется в филогенезе как её языковое оформление - расчленение, структурирование и систематизация (Салмина Л.М. 2002: 113). Основное назначение языка науки — быть необходимым средством объективации предметной и операционной сторон научного знания (Ким 1987: 159 - 160). С учётом разных аспектов изучения языка возможно выделение номинационной деятельности (Даниленко 1986: 21), терминотворчества как целенаправленной номинативной деятельности (Володина 1998: 1), текстовой деятельности (Дрид-зе 1984), семиотической деятельности (Глотова 1990: 51). Деятельно-стный подход приводит к новому взгляду на внутреннюю, содержательную сторону языкового знака. Мышление объективно существует как специфическая деятельность (Брушлинский 1979: 3) и требует соответствующего взгляда на формы мысли. «...Понятие не просто совокупность ассоциативных связей, усваиваемая с помощью памяти, не автоматический умственный навык, а слоэюныи и подлинный акт мышления» (Выготский 1982: 188). «Мышление, как и восприятие, состоит... в том, что материал сознания и содержание сознания перестраивается известным образом... Идея или понятие представляют собой именно это перестроенное поле» (Мегрелидзе 1973: 115) (трактуемое таким образом понятие неотрывно от процесса своего создания). «Понятие есть прежде всего понимание, особый вид интеллектуальной деятельности...» (Жоль 1990: 126). Существуют попытки дать деятельностные определения значению (семантике): с психологической точки зрения значение есть система операций, система действий, но не система субстантных элементов (Леонтьев А.А. 1971: 8); значение — деятельность языка как практического сознания (Жоль 1990: 105); «семантика представляет собой деятельность, которая заключается в разъяснении смысла человеческих высказываний» (Вежбицка 2001: 242)(тогда формулировки значений слов - результат этой деятельности, а лингвистическое изучение семантики слова — ретроспективное наблюдение этойдеятельности?).
Утверждение о тождестве между понятием (значением) и-каким-либо видом деятельности является слишком обязывающим для лингвиста, однако глубокая связь между понятием (значением) и деятельностью несомненна и должна быть принята во внимание. Деятельностью являются понимание и интерпретация, которую В.З. Демьянков рассматривает как разновидность понимания (Демьянков 1983: 58). По-видимому, процесс определения научных терминов является разновидностью семиотической деятельности, в результате которой возникают дефиниции — элементы научного текста, обладающие специфической материальной структурой.
Принцип системности объекта исследования является общепринятым. Поясним, как понимается система и системность в нашей работе. Нами рассматриваются системные отношения между знаками и результатами интерпретаций, между моделируемыми объектами и их моделями, а также между элементами любых из перечисленных образований. Такие системы обладают свойствами объективности, т.е. их существование не зависит от исследователя. Это свойство необходимо подчеркнуть потому, что «за научную теорию обычно выдаются многочисленные конструктивно-нормативные и конструктивно-педагогические системы языка с сопровождающими их практико-методическими и конструктивно-техническими знаниями» (Щедровицкий 1976: 173). В настоящее время такое понимание системы и системности в значительной степени сохраняется. Однако «существует огромное различие между принципами, которые мотивируют или позволяют осмыслить систему, и принципами, которые порождают или позволяют прогнозировать систему» (Лакофф 1988: 17). «В языковых знаках всё стихийно, и их зарождение, и их функционирование, и их законченные структуры» (Лосев 1982: 80). Эта стихийность противопоставляет языковой знак искусственным языкам и механизмам (там же, 72 - 73).
Ещё одно свойство изучаемых системных отношений — их функциональный характер. Эта особенность изучаемого материала коррелирует с психофизиологическими теориями деятельности, с физиологическим пониманием процесса восприятия (Смысловое восприятие речевого сообщения 1976: 8), а также с функциональной лингвистикой в духе пражской лингвистической школы. Подробнее о функциональной системе см. раздел 1.5. Со свойством функциональности тесно связан размытый, нежёсткий характер изучаемых системных отношений. Речевая деятельность слабо структурирована, является вероятностной системой, в которой «всякие "антисистемные" явления органически включаются в ткань системы как целостного образования, обладающего как регулярными, так и нерегулярными (случайными, переходными, вариативными и т.д.) свойствами» (Тулдава 1987: 12 - 13). Для языковой системы (и системы знаково-интерпретационной) характерно то, что В. Матезиус назвал потенциальностью, - «статическое колебание, то есть неустойчивость в данную эпоху, в противоположность динамической изменчивости, проявляющейся во временной последовательности» (Матезиус 1967: 42). «Если мы исходим из данного представления и подбираем для него словесное выражение, то смысловая потенциальность речи предстанет перед нами в виде множественности выражений, то есть возможности выразить одно и то же несколькими способами» (там же, 60 -61).
Выраженность, разноименование и гипотетичность понятия
В связи с особым модусом существования понятия находится вопрос о его наблюдаемости. Понятие не наблюдаемо в том смысле, в каком наблюдаемы выражающие его знаки. Проблема наблюдаемости лингвистических объектов очень актуальна: «...Весьма естественным представляется деление на наблюдаемые и ненаблюдаемые лингвистические объекты и установление степеней наблюдаемости. Основной объект лингвистики - язык - является ненаблюдаемым. Лингвистика во многих своих областях занимается поисками и исследованиями наблюдаемых следов ненаблюдаемых объектов» (Никитина 1987: 22). К этому добавим, что есть ненаблюдаемость двух видов. Существуют объекты, которые пока не наблюдаются из-за их малых размеров, удалённости от наблюдателя и т.п., но которые являются материальными объектами, существуют в физическом мире и подчиняются его законам. И, по всей видимости, существуют объекты, которые не только не наблюдаемы, но и принципиально не могут быть наблюдаемы в физическом плане, т.е. как тела материального, физического мира; ср. определение виртуальных феноменов и процессов, которые принципиально недоступны выявлению, фотографированию, дискретной пространственной локализации (Пивоваров 1986: 45). К таким объектам предположительно относится понятие. Но если принципиально не наблюдаемая сущность входит в объект науки, то такая наука не может рассматриваться как индуктивная, основанная на наблюдении, изучении и классификации опытных данных. В таком случае лингвистика коренным образом — по своей методологической основе — должна отличаться от индуктивных наук (ботаники, геологии и подобных им) и в самом деле сходна с математикой, как мыслили некоторые представители структурализма.
Думается, что и лингвистика, и семиотика остаются в русле индуктивного знания, если считать, что их объектом являются знаки и интерпретации в определённом ранее смысле, так как они материальны и существуют в физическом мире. Чтобы лингвистика могла считаться отраслью эмпирического, индуктивного знания, надо опираться именно на наблюдаемые явления. Ненаблюдаемость в физическом смысле является как будто препятствием к тому, чтобы изучать понятие в рамках индуктивных наук. Однако, по-видимому, всё же есть положительные признаки, присущие понятию и доступные для наблюдения. Все исследования, в которых проводится анализ понятия в аспекте его выражения в языке, опираются на два фундаментальных факта. Одним из них является обязательная выраженность понятия с помощью материального средства - слова, термина, дефиниции, целого текста. Если бы понятие не было выражено в материальных формах, оно было бы «вещью в себе», и его невозможно было бы исследовать. «Абстрактное мышление... может существовать лишь в том случае, если результаты абстрагирующей деятельности человека существуют не только для него, но и для других людей, т.е. в отчуждённой форме. Процесс отчуждения осуществляется в трудовой, практической деятельности человека, в ходе производства орудий труда, а также в ходе общения, в языке, в речи» (Грязнов 1982: 65). «Мысль... другого доступна нам лишь через её внешнее проявление, будь то в слове, технической конструкции, рисунке или в архитектурном произведении» (Мегрелидзе 1973: 131). Выраженность любого понятия является необходимым условием его изучения: «Инвариантом для конкретных лошадей является некоторая абстрактная лошадь - "лошадь вообще". Такая лошадь есть умственный предмет. Она не существует как нечто реально сущее [курсив мой. - СВ.]. Её нельзя пасти, и на ней нельзя ездить, Но она всё же существует в каждой отдельной конкретной лошади как общее свойство "лошадности", демонстрируя диалектику общего и отдельного» (Солнцев 1977: 215). Названия «лошадь вообще», «лошадность» использованы для выражения «несуществующей сущности» и выражают своим появлением некоторую гипотезу о существовании «несуществующего». Оперировать невыраженными «несуществующими сущностями» в речи невозможно. Даже лингвистические теории, которые декларируют описание абстрактных понятий, фактически описывают их средства выражения: «На практике глубинные структуры выступают не как дозвуковые, а стало быть, дословесные, образования, а как уже вполне фонетически интерпретированные образования ...» (Солнцев 1977: 292 - 293).
Другим фактом является разноименование в самом широком смысле слова, включающее языковую и контекстную синонимию, перифразирование, термин и его дефиницию, интерпретируемый текст и текст-интерпретацию. «Первой и самой характерной чертой формирующихся терминологических систем является то, что научное понятие представлено в них, как правило, серией терминов, терминологическим рядом, пучком обозначений-аналогов» (Кутина 1970: 85). Заметим, что такое состояние характерно не только для недавно сформировавшихся систем. Если система является функциональной (см. главу 1, раздел 1.5), то она всегда находится в процессе становления. Само понятие разноименования предполагает, что у носителей языка имеется представление о чём-то общем, которое называется, номинируется. Однако участники коммуникации судят об этом общем по-разному, и эти различия проявляются в различии имён, формулировок, текстов. То, что в структурном плане выступает как разноименование понятий, в логическом плане обнаруживается как гипотетичность понятий, их связь с гипотезой.
В обиходном языке слово «гипотеза» означает «научное предположение, выдвигаемое для объяснения каких-либо фактов» (Гипотеза в современной лингвистике 1980: 3). По-видимому, смысловой элемент «предположение» присущ любому пониманию гипотезы. Однако даже в логической литературе понимание гипотезы не отличается чёткостью. Так, один автор предлагает различать понятия гипотезы и предположения, поскольку предположение основывается на субъективной уверенности, а «в научном отношении нельзя рассматривать как решающий фактор, что некто считает нечто предположением или истиной» (Фогараши 1959: 348). Однако в других работах по логике гипотеза определяется как высказывание или теория, представляющая собой некоторое предположение (Войшвилло, Дегтярёв 1994: 286), научно обоснованное предположение (Гетма-нова 1998: 249), научное предположение (Кондаков 1954: 267), проблематическое предположение (Бочаров, Маркин 1998: 272), предположение, которое мы считаем истинным (Челпанов 1994: 163).
Модели структуры терминологических словосочетаний
Чтобы изучать структуру и отношения терминов как знаков и результатов их интерпретаций, надо обратиться к грамматической структуре терминов. В задачи работы не входит доказательство объективного существования морфолого-синтаксической структуры составных терминов. Отметим лишь, что наличие такой структуры верифицировано в разных видах практической деятельности (задачи и результаты преподавания лингвистических дисциплин, аналитико-синтетическая обработка текстов в научно-информационной деятельности, компьютерный морфологический и синтаксический анализ текстов на естественном языке).
Выше отмечалось, что термином может быть словосочетание (обычно номинативное) на базе подчинительной связи. Вопрос об объёме термина-словосочетания является одним из дискуссионных. В.В. Виноградов считал, что словосочетания, так же как и слова, относятся к области номинативных средств языка и представляют собой грамматические единства, состоящие не менее чем из двух знаменательных слов и служащие для обозначения единого, но расчленённого понятия или представления (Виноградов В.В. 1975: 222). Опираясь на эти положения, Б.Н. Головин пишет: «...Составной термин обладает устойчивой воспроизводимостью своей отнесённости к определённому понятию и определённому предмету, явлению» (Головин, 1973а: 61). По нашему мнению, степень устойчивости этой воспроизводимости может быть разной по причине гипотетичности понятия и его признаков. Однако несомненно, что структура любого терминологического сочетания связана с выражаемым понятием и возникает в результате представлений носителей языка о структуре этого понятия. По этой причине предметом нашего изучения являются номинативные терминологические сочетания любого объёма.
Модель структуры номинативного словосочетания представляет собой граф - математический объект, состоящий из вершин, соединённых рёбрами (Оре 1968: 11). Вершины этого графа интерпретируются как знаменательные слова, а рёбра - как отношения синтаксической зависимости между знаменательными словами в словосочетании. При этом вершины, соединённые каждым ребром, неравноправны: одно моделирует главное слово словосочетания, другое — зависимое. Значит, порядок вершин существен, и рёбра, соединяющие такие вершины, называются ориентированными, а граф, состоящий из таких рёбер - ориентированным графом (Оре 1968: 12 — 13). Ориентированность можно изобразить стрелкой от главного элемента словосочетания к зависимому.
В терминологических словосочетаниях, используемых в научном тексте, активность знаменательных слов разных частей речи весьма различна. Так, по данным Н.Ю. Русовой, в терминологических словосочетаниях текста из области химии более 70% составляют существительные, более 10% - прилагательные, а на долю всех остальных частей речи - глаголов и их форм, наречий, числительных, а также цифровых и буквенных обозначений - приходится менее 20% (Русова 1979: 97) (процентное содержание подсчитывалось к общему числу словоупотреблений знаменательных частей речи, а служебные части речи не учитывались). Эти данные вполне согласуются с представлением о гипертрофированно именном характере научного стиля вообще и позволяют предполагать, что в русском научном тексте любой тематической принадлежности имена прилагательные и существительные в сумме будут активнее, чем все другие части речи.
Теперь охарактеризуем особенности морфолого синтаксических моделей, описывающих знаки и результаты их интерпретаций. Во-первых, такие модели должны отражать как можно большую часть терминологического состава научного текста. Во-вторых, они должны состоять из элементов (блоков), находящихся в отношении взаимозамены, что позволяет сравнивать элементы моделей, устанавливать взаимоотношения между ними. Этим условиям удовлетворяют модели подчинительных словосочетаний, включающих в свой состав существительные и прилагательные. Введём следующие обозначения: С - существительное в любом падеже, С(...) -существительное в том падеже, начальная буква которого стоит на месте отточия (например, С(Р) - существительное в родительном падеже), П - прилагательное, ПС - существительное с зависимым от него прилагательным, — - наличие подчинительной связи (стрелка направлена от главного слова к зависимому). Предлоги и союзы обозначаются прописными буквами алфавита, например В, ДЛЯ, ПО (табл.4).
Инвариантные свойства текстов, интерпретирующих термин «морфема»
Часть речи может определяться как 1) лексическая категория, лексический класс слов, 2) логический разряд слов, выделяемый в основном на основе логических признаков, 3) грамматический разряд слов, выделяемый на основе учёта морфологических и синтаксических свойств слова, 4) лексико-грамматический разряд слов (Лингвистический энциклопедический словарь 1990: 579). На основе этих определений выявляются следующие признаки соответствующего понятия: «быть разрядом слов», «быть категорией», «выделяться на логической основе», «выделяться на основе морфологических признаков», «выделяться на основе учёта морфологических и синтаксических признаков», «выделяться на основе лексических и грамматических признаков». Эти формулировки можно прокомментировать следующим образом. Разумеется, они взаимосвязаны, образуют систему. Эта система отражает модели И-актов, в которых интерпретируются свойства части речи. Так, если нужно охарактеризовать разряд слов (выражение «разряд слов» - интерпретируемый знак), то слова в нём могут иметь лексическую, функциональную или грамматическую общность (выражения «лексическая общность», «грамматическая общность» и т.д. — результаты интерпретаций). Но, разумеется, не может быть и речи об однозначных отношениях между элементами этой системы из-за её нечёткости. Так, термин «категория» может иметь и значение группы языковых элементов, и значение признака, который лежит в основе разбиения обширной совокупности однородных языковых единиц на ограниченное число непересекающихся классов, члены которых характеризуются одним и тем же значением данного признака (Лингвистический энциклопедический словарь 1990: 215). «Категории — это прежде всего основные понятия науки и практики, посредством которых отражаются существенные стороны того или иного явления и закономерности его развития...» (Суник 1966: 23). Грамматические категории - «обобщённые грамматические значения, которые находят выражение в изменениях слов» (Поспелов 1954: 4). Значение, понятие, признак рядоположны в том смысле, что принадлежат плану содержания языковых единиц. С другой стороны, части речи -классифицирующие категории, наиболее крупные классы слов, выделяемые по грамматическим признакам (Касевич 1988: 219). Согласно определениям, элементами объёма понятий «существительное», «глагол» оказываются классы слов, а согласно принятому употреблению этих терминов «классы (части речи) как раз являются не элементами объёмов соответствующих понятий, а самими этими объёмами» (Войшвилло 1989: 97). По-видимому, в этом соотношений значений слова «категория» обнаруживается стандартный метонимический перенос типа «идеальное явление — средство его выражения» (см. о соотношении наименования понятия и его носителя в разделе 2.1.2). Эти значения слова «категория» взаимосвязаны, но задают различные объёмы понятия «часть речи»: часть речи - класс единиц или часть речи - признак, обобщающее значение, понятие. Классификация слов также является нечёткой. Так, в академической грамматике, обобщающей представления о части речи, выделяются следующие её признаки: 1) наличие обобщённого значения, 2) комплекс определённых морфологических категорий, 3) общая система (тождественная организация) парадигм, 4) общность основных синтаксических функций (Русская грамматика 1980, т.1, 457). Однако при классификации частей речи учёт всех этих признаков не всегда возможен (например, для выделения категории состояния значение состояния не помогает при классификации, поскольку может выражаться и другими частями речи). «Яркость» отдельных частей речи неодинакова, что зависит «от яркости и определённости, а отчасти и количества формальных признаков» (Щерба 1957: 66). Возможно выделение основных, ядерных («непроизводных») и «производных» классов слов (Никитевич 1968: 179 - 180). «Сопоставление различных классов слов в плане присущих им морфологических категорий... показывает, что между дихотомически противопоставленными разрядами всегда находятся другие, обладающие смешанным набором категорий» (Петрова О.В. 1989: 105). Части речи имеют полевую природу, лексико-грамматические классы слов имеют центр и периферию (Адмони 1968: 98; Теория грамматики 1990: 32). Части речи являются главной морфологической парадигмой, а парадигматическая структура может выступать в форме полевой структуры (Адмони 1988: 119). Характерны многочисленные переходные явления как между частями речи, так и в пределах одной части речи (Ка-лечиц 1977). Границы между частями речи и принадлежность слов к той или иной части речи носит вероятностный характер (Супрун 1971: 85 - 87). Многие частные проблемы частей речи - можно ли говорить о «смешанных» или «гибридных» частях речи, есть ли в языках слова, которые не могут быть отнесены ни к одной части речи, возникают ли в современных языках новые части речи (Аничков 1968: 117) и другие - свидетельствуют о нечёткости морфологических классификаций.
Проблема определения и классификации частей речи несравненно глубже, чем детальное описание классифицируемых фактов и классификационных признаков и максимальное уточнение оснований классификации. В.М. Алпатов обратил внимание на высказывание Л.В. Щербы о том, что «различение "частей речи" едва ли можно считать результатом "научной" классификации слов» (Щерба 1957: 63), и отметил: «Создаётся впечатление, что часто языковеды не классифицируют слова на основе тех или иных свойств, а, наоборот, ищут свойства, которыми обладают заранее известные классы» (Алпатов 1986: 43). Глубина этих замечаний и наблюдений связана с пониманием того, что особенности психологии познания и отражения познаваемых явлений отличаются от принципов и методов научной классификации.
