Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Субъективация авторского повествования 19
1. Общие проблемы анализа языковой композиции художественного произведения как объекта лингвостилистического исследования 19
2. Образ автора - организующее начало в композиции художественного произведения 27
3. Видоизменения авторского повествования (в «едином и качественно новом целом», тексте). Понятие авторского повествования. Авторская многоликость 37
4. Субъективация авторского повествования. Подходы к изучению. Группировка приемов субъективации 54
Выводы к первой главе 59
ГЛАВА ВТОРАЯ. Словесные и композиционные приемы субъективации авторского повествования в прозе В.Распутина 61
I. Словесные приемы субъективации авторского повествования в прозе В. Распутина 61
1. Прямая речь как изменение способа авторского изложения в языке произведений В. Распутина 61
2. Несобственно-прямая речь. Ее характеристика и применение в прозе В.Распутина 90
3. Внутренняя речь в прозе В. Распутина как прием развития внутреннего монолога 104
II. Композиционные приемы субъективации авторского повествования в прозе В. Распутина
1. Приемы представления. Их общая характеристика и применение в прозе В.Распутина 110
2. Изобразительные приемы субъективации. Их характеристика и варианты применения в произведениях В.Распутина 116
3. Монтажные приемы субъективации авторского повествования. Их общая характеристика, классификация и применение в прозе В. Распутина 123
Выводы к второй главе 132
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Способы языкового выражения соотношений «автор -рассказчик - персонаж» в языке произведений В.Распутина 140
1. Параллелизм словесного выражения образов автора и персонажей 140
2. «Эхо народное» 165
Выводы к третьей главе 172
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 174
БИБЛИОГРАФИЯ 179
- Общие проблемы анализа языковой композиции художественного произведения как объекта лингвостилистического исследования
- Словесные приемы субъективации авторского повествования в прозе В. Распутина
- Параллелизм словесного выражения образов автора и персонажей
Введение к работе
Актуальность и новизна темы нашей диссертации проявляется в двух планах. Во-первых, в плане лингвостилистического анализа художественного текста как единого целого. Во-вторых - в плане конкретного исследования одной из важнейших, но очень мало изученных, сторон языковой организации художественных произведений В. Распутина - субъективации авторского повествования, то есть смещения с помощью определенных языковых средств точки видения из авторской сферы в сферу персонажа, субъекта.
В последние годы изучение художественного произведения как единого словесно-художественного целого, к сожалению, стало меньше привлекать внимание отечественных филологов, хотя несколько десятилетий назад оно было популярным и казалось перспективным. Труды Л.В. Щербы, В.В.Виноградова, Г.О. Винокура, Б.А. Ларина, A.M. Пешковского, Г.А.Гуковского, Б.В. Томашевского, М.М. Бахтина Л.С Выготского и др. обозначили в свое время предмет стилистики и направления лингвостилистического анализа художественного текста как феномена употребления языка.
Хотя сейчас о тексте много говорят и пишут, анализ текста включен в школьную практику и в программы высших учебных заведений, однако нередко он сводится лишь к изучению «инвентаря» языковых единиц на уровне лексики, фразеологии, фонетики, морфологии, синтаксиса, словообразования, а изучение теста как явления, феномена употребления языка, организация
языковых единиц в одно и качественно новое целое (что должно быть главным в лингвостилистическом анализе текста) остается невыясненными.
Г. О. Винокур писал: «Непосвященные нередко называют филологов «буквоедами», «гробокопателями» и сходными другими нелестными именами и, надо сказать, иной раз вполне справедливо. Это бывает справедливо в применении к таким филологам, для которых буква есть буква и ничего сверх этого. Со всей возможной тщательностью и аккуратностью они переписывают или воспроизводят в печати изучаемые ими рукописи и сопоставляют сводки из чужих комментариев, причем нередко приносят этим посильную канцелярскую помощь науке, но смысл (курсив мой Э.П.) сообщаемого в рукописи остается ими совершенно неразгаданным и полностью сливается с внешней формой самого по себе сообщения. Это не подлинные филологи, не мастера, а подмастерья. Однако история филологической практики знает не мало примеров совершенно иного рода, и именно примеров такого умения читать буквы, что эти буквы наполняются живым и трепетным человеческим содержанием и обнаруживают за собой бездны мысли и чувства».1
Несмотря на то, что филологический, лингвостилистический анализ текста привлекает внимание ученых-языковедов уже давно, приемы, методику и конкретные направления такого анализа пока нельзя признать достаточно разработанными. Одна из причин этого в том, что сами подходы к изучению текста художественного произведения до сих пор различны.
1 Винокур Г.О. Введение в изучение филологических наук. - М. 2000. С.56-57.
В нашей работе мы будем опираться на учение академика В.В. Виноградова, который выделил как определяющую категорию текста образ автора. А также выдвинул понимание композиции текста художественного произведения как системы «динамического развертывания словесных рядов в сложном словесно-художественном единстве»,2 в котором динамически развертывающееся изображение мира раскрывается в «смене и чередовании разных форм и типов речи, разных стилей, синтезируемых в образе автора и его создающих»3.
Еще менее до настоящего времени привлекала внимание ученых — филологов проблема субъективации авторского повествования как элемента языковой композиции художественного текста, хотя основные контуры этой интереснейшей проблемы были намечены еще в книге В.В. Одинцова «Стилистика текста», вышедшей в свет в 1980 году.4
Поэтому есть основание считать, что разработка общих вопросов лингвостилистического анализа художественных текстов и исследование конкретных текстов на основе изучения языкового воплощения таких категорий, как образ автора, словесная композиция произведения, словесные и композиционные приемы субъективации авторского повествования и т.п., -является в настоящее время одной из самых актуальных задач отечественной лингвостилистики.
2 Виноградов В.В.. О теории художественной речи. - М. 1971. С. 181.
3Тамже. С. 181.
4 Одинцов В.В. Стилистика текста. - М. 1980.
При этом языковой аспект субъективации повествования выступает едва ли не как самый актуальный в ряду перечисленных проблем. Поскольку общее движение русской повествовательной прозы от «объективированного авторского» к различными языковыми средствами субъективированному, «перемещенному» в сферу сознания персонажей или изображаемой среды изложению очевидно.
В этой связи представляется вполне правомерным обращение к творчеству В. Распутина.
Широта и богатство идейного содержания, глубокое авторское проникновение в мир персонажей, яркий и точный язык повествования позволяют видеть в произведениях автора не только материал для конкретного изучения их языка, но и материал для общего изучения композиции текста художественного произведения.
Творчество В. Распутина изучалось главным образом в литературоведческом плане. В лингвостилистическом же аспекте его произведения изучены недостаточно. Этим также определяются актуальность и новизна темы нашего исследования.
Степень разработанности темы. Можно указать лишь несколько работ, посвященных изучению «языка» В. Распутина, в которых из отдельно взятого произведения вычленяются определенные слова, словосочетания и предложения, которые группируются по тем или иным признакам, в отрыве от общего контекста произведения, то есть анализируются вне целостной
композиции художественного текста, как языковые единицы, встречающиеся в повестях и рассказах писателя.
Проблемы же языкового употребления в таких работах совершенно не затрагиваются. Однако, как в каждом детальном и добросовестном труде, в них можно найти немало ценных и тонких наблюдений, касающихся темы представленной диссертации.
К таким работам можно отнести, например, статью «Внелитературная лексика в драме В.Распутина «Последний срок» Т.С. Коготковой5, которая особое внимание в своей работе уделила использованию В. Распутиным в пьесе для театра местных говоров, просторечных и диалектных элементов, характерных для речи его персонажей.
Другая сторона изучения творчества В. Распутина в его историческом развитии - литературоведческие исследования его произведений, где естественно содержится совсем иной подход к их анализу, который, в отличие от подхода лингвостилистического, не учитывает такие категории текста как образ автора, точка видения, словесный ряд и т.д.
Большая часть из них - рассуждения по поводу произведений В. Распутина или его биографии. Отметим, что в этих работах не различаются категории реального автора и образа автора в конкретном произведении. Здесь реальный В. Распутин и авторская позиция в повестях и рассказах почти одно и то же.
Коготкова Т.С. Внелитературная лексика в драме В.Распутина «Последний срок». // Культура речи на сцене и на экране. - М. 1986.
К сожалению, приходится признать, что прозаическое творчество писателя в аспекте лингвостилистического анализа еще не достаточно изучено, если вообще изучено. Из наиболее заметных трудов литературоведческого плана можно выделить книги Семеновой С.Г. , Панкеева И.А. и др.
Но существует также и несколько работ, посвященных стилю В. Распутина, где уже присутствует категория образа автора. Но и в этих работах понятия автор и образ автора продолжают вольно или невольно смешиваться. К таким работам можно в частности отнести статью Н.В. Баландиной «Синтаксические приемы организации авторского повествования в очерках и рассказах о Тофаларии В.Г. Распутина», в которой автор анализирует ранний период творчества писателя, пытаясь подойти к нему при помощи лингвистического
анализа творчества Распутина. Целью статьи данного автора было «показать стилеобразующие приемы авторского повествования в сборнике «Край возле самого неба» и зависимость их от художественной задачи, стоящей перед автором»9
И далее автор статьи рассуждает, оперируя категориями образа автора и субъективации авторского повествования (правда, предпочитая термин «субъективизация») а также термином «точка зрения», когда «выбор формы
6 Семенова С.Г. Валентин Распутин. - М. 1987.
7 Панкеев И.А. Валентин Распутин. - М. 1990.
8 Баландина Н.В. Синтаксические приемы организации авторского повествования в
очерках и рассказах о Тофаларии В.Г. Распутина. // Структурно-функциональный анализ
языковых единиц. - 1985.
9 Там же. С. 84.
диктуется своеобразием образа автора, которого отличает открыто
эмоциональное восприятие реальной действительности. Авторское
повествование в сборнике («Край возле самого неба» - Э.П.) предельно
субъективизировано, главным образом за счет собственно авторского
повествования; субъективной окрашенности способствуют и
немногочисленные контексты, сигнализирующие об эмоциональном настрое персонажей. В произведениях же, написанных после тофаларского цикла, субъективизация будет достигаться главным образом введением чужой, не авторской точки зрения и несобственно-прямой речи: автор становится строже, жестче, сдержаннее в выражении своего отношения к изображаемому»10.
Таким образом, происходит некое смешение терминов при анализе произведения. Выводы автора статьи сводятся в основном к проблемам языкового строя и функциональных возможностей языка: «В произведениях сборника «Край возле самого неба» преобладает собственно авторское повествование. Данный речевой тип конструирует образ автора, которому принадлежит субъективизированное и стилизованное в фольклорном духе повествование, внешними сигналами которого оказываются синтаксические приемы».11
I Баландина Н.В. Синтаксические приемы организации авторского повествования в
очерках и рассказах о Тофаларии В.Г. Распутина. // Структурно-функциональный анализ
языковых единиц. - Иркутск. 1985. С.85.
II Там же С. 96.
Был опубликован и ряд работ, непосредственно касающихся темы нашей диссертации. Это, в частности, статьи Н. В. Баландиной , В.В. Одинцова , СВ. Переваловой.14
При анализе данных работ обнаруживается, что, в частности, в книге СВ.Переваловой анализ соотношений автор — рассказчик ведется с позиций диалогического взаимодействия между этими категориями.
В первой главе книги под названием «Субъекты повествования и взаимодействие «точек зрения» в повести «Прощание с матерой» автор книги в основном анализирует только прямую речь как способ изменения авторской «точки зрения».
Вторая глава книги «Характеры и конфликты в повести «Живи и помни» заслуживает внимания в плане уяснения подходов к понятию автора и образа автора. К сожалению, по нашему мнению, автор книги не разделяет эти понятия и нигде в ней понятие «образа автора» не упоминается.
СВ. Перевалова пишет:
«В повести «Живи и помни» проникновение в авторское повествование просторечных Настениных слов свидетельствует о высокой «степени солидарности» автора с героиней»15.
12 Баландина Н.В. Приемы субъективации авторского повествования в повести В.
Распутина "Деньги для Марии" // Строение и функционирование синтаксических единиц. -
Иркутск. 1983.
13 Одинцов В.В. Субъективация повествования (об изображении "сквозь призму") //
Русский язык в школе. -1980. № 5.
14 Перевалова С. В. Повести В.Г. Распутина: автор и герои («Прощание с Матерой»,
«Живи и помни», «Пожар»). - Волгоград. 2000.
15 Перевалова С. В. Повести В.Г. Распутина... С. 52.
Такая формулировка и понимание соотношений автор-персонаж нам представляется не совсем точной и даже ошибочной. В третьей главе книги еще более усложнена нечеткая позиция автора по поводу таких соотношений:
«Что касается повести В.Г. Распутина «Пожар», то здесь на авторскую речь оказывает активное влияние речь главного героя. Об этом свидетельствует уже первая фраза, открывающая произведение: «И прежде чувствовал Иван Петрович, что силы его на исходе, но никогда еще так: край, да и только».
Уже здесь проявляются особого рода диалогические отношения между автором и героем. Слова: «край, да и только», входящие в объективное авторское повествование, обнаруживают голос самого героя»16.
По существу верное утверждение автора, что некая связь между авторским повествованием и речью персонажа все-таки существует, проигрывают в том плане, что совершенно игнорируется категория «образа автора» и субъективации авторского повествования как смещение точки видения из авторской сферы в сферу сознания персонажа при помощи различных приемов и способов. Конечно, голос героя обнаруживается в объективном авторском повествовании, но обнаруживается не как отдельное самостоятельное высказывание, а, прежде всего, как способ изменения авторского повествования, как проявление авторской многоликости (об этом ниже).
А когда нет четкого разделения и понимания категорий образа автора и образа персонажа, то и возникают утверждения типа:
16 Перевалова С. В. Повести В.Г. Распутина...С. 77.
«Как правило, суждения, оценки главного героя автор «Пожара» не корректирует, не исправляет. Между автором и героем устанавливается согласие, которое ни в коем случае не отменяет понятий диалогичности, взаимодействия, «соприкосновения»».17
Очень четкое понимание категорий образа автора и образов персонажей мы находим в работе Н.В. Баландиной «Приемы субъективации авторского повествования в повести В. Распутина «Деньги для Марии».
В частности, анализируя повесть, Н.В. Баландина пишет:
«Анализ речевой ткани произведения позволил выявить на лексическом и синтаксическом уровнях в качестве маркированных языковых средств книжную, беллетризованную лексику и письменно-книжный синтаксис (например: «среди этого мрака и безмолвия», «откуда-то сверху, как неожиданный дождь, падают свистящие звуки реактивного самолета», «ощущение тревоги проходит не сразу», «снова грезится машина», «не отказывая в помощи», «распорядку следовать было необязательно», «осталось только умудренное с годами, молчаливо-спокойное отношение к близкому человеку» <...> модально окрашенные формы, разнообразные средства синтаксиса, имеющие экспрессию разговорности. Лексика же стилистически окрашенная (разговорная, просторечная, диалектная), сигнализирующая социально-культурный тип ее носителя, используется главным образом в
Перевалова С. В. Повести В.Г. Распутина... С. 78.
случаях несобственно авторского повествования, когда важно отделить восприятие событий автором от восприятия их персонажами»18.
В данной работе автором предпринята попытка классификации в конкретной повести приемов, входящих в понятие «через восприятие персонажа». Н.В. Баландина насчитывает их четыре.
Прием первый. Повествование о событиях ведется в объеме представлений героя, которые содержательно и стилистически соотносятся с его сознанием и лексиконом и оформляются в авторском повествовании вкраплением слов, словосочетаний, частей предложения.
Прием второй. В авторском повествовании отражается видение героя, когда автор указывает нахождение героя в пространстве, текст, следующий за этими указаниями, может не нести отпечатка индивидуальности персонажа ни содержательно, ни стилистически.
Прием третий. «Эффект присутствия». Авторских указаний на присутствие героя нет, текст организован автором, но в нем используются языковые средства, вносящие субъективную тональность: инфинитив с модальной окрашенностью, глаголы в обобщенно-личном значении, усилительные, ограничительные частицы, модальные слова, слова категории состояния.
Прием четвертый. В авторском повествовании описывается эмоциональное состояние персонажа.
18 Баландина Н.В. Приемы субъективации... С.104 - 105.
Статья В.В. Одинцова «Субъективация повествования (об изображении «сквозь призму...») по сути, является одной из глав вышедшей в том же году книги «Стилистика текста».
Цель и задачи исследования. В. Распутину как мастеру слова принадлежит немало произведений, нуждающихся в тщательном изучении со стороны стилистической. А также и в необходимом историческом аспекте, так как его проза есть явление употребления языка на современном этапе его развития.
Особой задачей диссертации является изучение языковой композиции произведений автора, анализ произведений В. Распутина со стороны их единой художественно-стилистической целостности, где каждое произведение рассматривается как единое и своеобразное целое с определенными, только ему свойственными языковыми чертами и стилистическими нюансами.
Естественно, что анализ всех стилистических особенностей прозы В.Распутина, будь то композиция произведения, соотношение образа автора с образами рассказчиков и персонажей или динамика словесных рядов в произведениях автора, займет не один том исследований.
Поэтому в диссертации для детального изучения взят лишь один из важнейших аспектов лингвостилистического строя произведений В. Распутина: анализ композиции его прозы, причем не в полном объеме, а в рамках выявления, описания и попытки уяснения цели использования тех или иных приемов субъективации авторского повествования.
В нашу задачу входит поиск, анализ и классификация в текстах произведений автора как уже известных и описанных в специальной литературе приемов субъективации, так и способов, выходящих за рамки предлагавшихся классификаций.
Одной из главных целей работы является попытка дать объяснение художественного применения автором этих приемов, их роли в произведениях и частотности использования. Это делается в сравнении с объективированным повествованием, когда точка видения находится в сфере образа автора.
Отдельно исследуется взаимодействие приемов субъективации, когда они работают в тексте как взаимодополняющие друг друга компоненты, и отдельно, когда они играют роль самостоятельных элементов композиции художественного произведения, находящихся в тексте.
Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы.
В первой главе диссертации анализируются общие проблемы языковой композиции художественного произведения и главным образом постановка и обозначение проблемы субъективации авторского повествования как одного из элементов композиции произведения. Особое внимание здесь уделяется проблемам соотношения образа автора и персонажей. Приводятся специальные схемы этих соотношений на примерах произведений отечественных классиков и самого В. Распутина. Также приводится наглядная схема лингвостилистического анализа текста художественного произведения с
подробным описанием ее использования на практике. Подробно анализируются композиционные типы художественных текстов.
Вторая глава посвящена анализу классифицированных филологами приемов субъективации авторского повествования в текстах произведений В. Распутина. К этим приемам относятся:
1) словесные приемы субъективации авторского повествования: прямая
речь, несобственно-прямая речь и внутренняя речь и
2) композиционные приемы субъективации авторского повествования:
изобразительные, представления и монтажные.
Важное место в данной главе отводится анализу такого элемента композиции художественного произведения, как прямая речь, присутствующая в текстах произведений В. Распутина, при анализе которой открываются новые взгляды, пути и подходы к изучению этой формы словесного выражения.
Выявляется степень использования тех или иных приемов субъективации повествования, их функциональная роль в тексте конкретного произведения. Также исследуется преобладание тех или иных приемов субъективации авторского повествования в творчестве В. Распутина.
В третьей главе диссертации рассматриваются такие способы субъективации авторского повествования, которые пока не вошли в предложенные исследователями классификации. Отметим, что такой тип способов субъективации авторского повествования свойствен в первую очередь языку произведений исследуемого автора, поэтому мы не делаем здесь каких-
либо выводов в плане языковых стилистических закономерностей общего порядка. Рассматриваемый нами материал лишь обозначает проблему присутствия, употребления и функционирования в текстах произведений автора этих приемов. Возможно, в дальнейшем описательно-сопоставительный анализ этих приемов послужит базой для более глубокого изучения обозначенной стороны субъективации авторского повествования.
В заключении обосновывается необходимость дальнейшего изучения приемов субъективации авторского повествования и предлагаются попытки их классификации, выдвигается проблема взаимодействия приемов субъективации повествования и возможности исследования этого взаимодействия, а также суммируется обозначенный в диссертации арсенал языковых средств, используемых В. Распутиным в плане субъективации авторского повествования.
Список источников включает в себя художественные произведения В. Распутина, опубликованные в собрании сочинений, вышедшем в 1994 году в издательстве «Молодая гвардия», а также произведения, опубликованные в последующем в периодических изданиях, охватывающие период творчества писателя с 1995 по 2004 год.
Список литературы, представленный в диссертации включает необходимые для исследователя данной темы книги, статьи, и диссертации.
Общие проблемы анализа языковой композиции художественного произведения как объекта лингвостилистического исследования
Предлагая определение композиции художественного произведения, В.В.Виноградов отмечал: «В композиции художественного произведения динамически развертывающееся изображение мира раскрывается в смене и чередовании разных форм и типов речи, разных стилей, синтезируемых в образе автора и его создающих. Именно в своеобразии речевой структуры образа автора глубже и ярче всего выражается стилистическое единство сложного композиционного художественного речевого целого»19
Таким образом, перед филологами, приступающими к изучению текста художественного произведения, встает вопрос об исследовании произведения в его единстве, целостности, а не об отборе и сортировке каких бы то ни было отдельных элементов на уровне языкового строя.
«Между тем, - писал В.В. Виноградов, - чаще всего у нас при оценке и осмыслении стиля писателя его элементы, вырванные из контекста, из композиции, целого, рассматриваются крайне субъективно и утверждаются или отрицаются бездоказательно» . Одним из главных аспектов в изучении любого литературного произведения Виноградов считал его композицию, без анализа которой невозможно представить себе само литературное произведение как целостное явление литературы: «В рамках художественной литературы кроме общего ее контекста, главной композиционной формой и семантико-эстетическим единством является структура цельного литературного произведения»21
Художественное произведение рассматривается как единое целое, но при этом, целое, которое состоит из каких-то определенных компонентов. И в «Советском энциклопедическом словаре» и в «Словаре русского языка» С.И.Ожегова дается определение композиции в художественной литературе как определенного строения:
«Композиция (от лат. Compositio - составление, связывание) - построение художественного произведения, обусловленное его содержанием, характером и назначением и во многом определяющее его восприятие. Композиция -важнейший, организующий элемент художественной формы, соподчиняющий его компоненты друг другу и целому. В художественной литературе композиция — мотивированное расположение компонентов литературного произведения; компонентом (единицей композиции) считают «отрезок» произведения, в котором сохраняется один способ изображения (характеристика, диалог и т.д.) или единая точка зрения (автора, рассказчика, одного из героев) на изображаемое. Взаиморасположение и взаимодействие этих «отрезков» образуют композиционное единство произведения. Композицию часто отождествляют как с сюжетом, системой образов, так и со структурой художественного произведения (иногда синонимами понятий композиция и структура служат слова: архитектоника, построение, конструкция)».
«Композиция- 1. строение чего-нибудь...»
При таком (четко структурированном и отвлеченном от единой концепции изучения художественного текста, как единого целого) понимании композиции, есть опасность, что анализ компонентов литературного произведения (единиц композиции) приведет лишь к очередному анализу строя языка, его структуры и системы, что в дальнейшем приведет к еще большему дроблению текста на «компоненты»: фонетические, лексические, синтаксические и т.д.
Словесные приемы субъективации авторского повествования в прозе В. Распутина
В.В. Виноградов, затрагивая вопрос соотношения образов автора и рассказчика, писал: «Для стилистики вопрос о функциях рассказчика проблема семантики ... если сказу легко освободиться от литературных экскурсий по рассказчикам разных жанров, то еще легче затонуть в широкой, не сдерживаемой никакими научными определениями стихии устной живой речи. В самом деле, если исходить из понятия устной речи как данности при построении понятия сказа, то получится неожиданная метаморфоза: устная живая речь бывает там, где сказа нет: где явен сказ, специфических элементов устной речи иногда оказывается необыкновенно мало. И над всеми этими противоречиями гремит лингвистический гром: почти всякая письменная речь заключает в себе элементы устной, а почти всякая устная, если она не сводится к кратким репликам, содержит формы письменного языка».51
Прямая речь занимает значительное место в произведениях В. Распутина, служит для определения характера взаимоотношений между персонажами, их речевой характеристики, однако прямая речь не является приемом субъективации авторского повествования. Прямая речь является приемом субъективации изложения в словесном произведении, но не прием субъективации «авторской речи».
Прямую речь как особый прием субъективации повествования следует изучать, исходя из своеобразных и специфических закономерностей построения монологов, диалогов и полилогов в текстах произведений В. Распутина, о которых речь пойдет ниже.
Особенностью прямой речи как одного из способов изменения авторского изложения, является то обстоятельство, что сфера сознания персонажей, произносящих речи в этих монологах, диалогах и полилогах, подчинена сфере образа автора, и она есть сфера, сотворенная образом автора, но не творящая. Сфера сознания персонажей в прямой речи сотворена, прежде всего, образом автора и в меньшей степени в некоторых случаях и образом рассказчика.
Параллелизм словесного выражения образов автора и персонажей
Изучение языковой реализации всех смысловых составляющих художественных произведений В. Распутина позволило обнаружить несколько характерных особенностей, свойственных стилю писателя, своеобразных способов не только перемещения, но и взаимодействия, параллельного развития авторской сферы и сферы персонажей. Эти способы несут в себе глубочайший художественный смысл, создавая живые образы персонажей и природы, картины тонких психологических переживаний. При описании и анализе таких способов, мы прибегаем к методу сопоставления тех или иных описываемых в произведениях Распутина событий, людей, схожих ситуаций, когда такое сопоставление уместно.
Начнем с такого примера:
«Потом пришли гости, мужики, тоже вернувшиеся с войны, а Василиса сидела на кухне, пока не устала сидеть. Тогда она зажгла лампу, полезла в подполье и стала перебирать картошку.
Мужики пели незнакомыми, приобретенными где-то там, на войне, голосами, приобретенными и в криках «ура», и в криках о помощи, - Василисе казалось, что они собрались только для того, чтобы до конца пропеть и прокричать в себе чужие голоса, вслед за которыми должны начаться их собственные.
Песни были пьяными, но сдержанными, без залихватской удали, и мужики, выводя их нестройными голосами, казалось, все время оглядывались, не случилось ли что-нибудь позади них; казалось, каждый из них приостанавливает себя, чтобы не забыться и не потеряться. И громкий пьяный разговор тоже был сдержанным, он быстро прервался песнями — все это походило на тупую, беспокойную боль, вспыхивающую то в одном, то в другом месте».
Проследим, как в этом отрывке, где налицо авторское повествование, происходит движение точки видения. И есть ли здесь субъективация как таковая? События описываются таким образом, что повествование субъективировано, но ярких сигналов этого нет. Такое слово-сигнал как «казалось», позволяет говорить о композиционном приеме представления, но всегда ли мы можем однозначно причислять тот или иной субъективированный отрывок повествования к какому-то известному приему субъективации? Скорее всего, нет. Такое суждение возникает, если мы более детально рассмотрим этот отрывок.
